Текст книги "Таннер (ЛП)"
Автор книги: Кэти Регнери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5
Таннер
Я прислушиваюсь к ее шагам на крыльце, затем к тому, как она быстро спускается по ступенькам. Когда я больше не слышу под ее ногами хруста гравия, которым выложены дорожки к коттеджам, я выхожу из транса.
На секунду – всего на долю секунды, пока я смотрел ей в глаза, – меня накрыло волной возбуждения.
Черт.
Откуда, блин, такая реакция?
Она не в моем вкусе. Не говоря уже о том, что я не заинтересован портить отношения с женщиной, которая здесь только для того, чтобы спасти мою задницу. Никоим образом. Ни за что.
Однако, меня вдруг осеняет – впервые с тех пор, как я решился на эту уловку, – что если я не стану встречаться с МакКенной этим летом, то не стану встречаться ни с кем другим. По крайней мере, не в Скагуэйе, где меня могли заметить или узнать.
Черт.
Как я не понял этого, когда вместе с сестрой планировал найти себе фиктивную невесту? У меня есть потребности. Нехилые такие потребности. Потребности, которые удовлетворяются каждое лето сезонным персоналом, таким как Рамона, или экскурсантками с круизных лайнеров, которые останавливаются в Скагуэйе. Что мне теперь делать? Обходиться без секса все лето?
Я с громким скрежетом отодвигаю свой стул от стола и хватаю бокалы с вином так резко, что они ударяются друг о друга и разбиваются.
– Твою мать! – выкрикиваю я.
– Следите за своим грязным языком, молодой человек, – говорит бабушка, распахивая кухонную дверь и заходя в обеденный зал. В руках у нее большой поднос, уставленный тарелками, чашками, столовым серебром и салфетками. – Я воспитывала тебя лучше.
– Мне жаль, бабуль.
– Не сомневаюсь. – Она ставит свой поднос на барную стойку и забирает сломанные ножки от бокалов у меня из рук. – Сходи за метлой и совком для мусора.
Когда я возвращаюсь с инвентарем через секунду, бабушка уже успела выбросить самые крупные осколки стекла в мусорное ведро и закупорить то, что осталось от вина. Я сметаю мелкие осколки и добавляю их в мусорное ведро.
– Что довело тебя до ругани? – спрашивает она, протягивая мне стопку салфеток и начиная накрывать на стол. Я следую за ней, кладя салфетку, вилку и нож слева от каждой тарелки.
– Женское общество, – бормочу я.
– Я познакомилась с твоей спутницей на лето. Она мне понравилась.
– Она не... Короче, она просто... Бабуля, ты же понимаешь, что она просто выдает себя за мою невесту? Я едва с ней знаком. Она не моя... спутница. Ни в коем случае.
– Никогда не знаешь наверняка, – произносит бабушка нараспев.
– А я знаю, – отвечаю я ей. – Она здесь только для того, чтобы выполнить свою работу. Она ясно дала это понять.
– Эти глаза многое скрывают. Тихие воды глубоки.
– Это не отменяет того факта, что она не в моем вкусе.
– А кто же в твоем вкусе? – спрашивает бабушка, упирая руки в свои пышные бедра. – Та шлюшка с большими сиськами, что приезжала прошлым летом?
– Бабуль!
– С ней была уйма проблем, – говорит бабушка, убирая со стола и торопясь обратно на кухню.
Но она была горячей штучкой! – кричит мое тело. Чертовски горячей, влажной, громкой, нежной и... Черт. Проклятье.
Может я смогу этим летом съездить на несколько экскурсий по Юкону с папой, Сойером или Харпер. В Уайтхорсе есть официантка – Миранда как-то-там, – она работает в “98”. Едва ли кто-нибудь узнает, тем более в полудне езды от Дайи и Скагуэйя, что я участвую в каких-то тайных сексуальных утеках по обоюдному согласию с Мирандой, и, черт возьми, она будет только рада такому вниманию. Каждый раз, когда я бывал там, она ко мне подкатывала. Она не самая привлекательная девушка, которую я когда-либо видел, но, судя по всему, она всегда готова повеселиться без всяких условностей.
Впрочем, как и Рамона.
Я вздрагиваю, беру пустые кувшины, стоящие в ряд на стойке, и один за другим наполняю их льдом и водой.
Завтра около десяти, я планирую отвезти МакКенну в город на встречу с Брюсом Фрэнксом, владельцем “Пурпурного пастернака”. Он проведет с ней краткий инструктаж, и в понедельник она должна быть готова к прибытию в город первой большой волны туристов. Но самое приятное то, что “Пурпурный пастернак” находится всего в двух шагах от King Kone, где будет работать Рамона, – отличная возможность для моей психованной бывшей увидеть, как я привожу и забираю свою очаровательную маленькую невесту.
Я усмехаюсь про себя, пересекая обеденный зал с двумя полными кувшинами воды и расставляя их на столах. Интересно, что Рамона подумает о МакКенне. Интересно, правы ли мои сестры, когда говорят, что она отступит, как только узнает, что я помолвлен. Интересно, станет ли МакКенна ответом на мои молитвы, точно так же, как мое предложение стало ответом на ее.
Помню, она рассказала мне о том, как потеряла работу в Nile.com и ей нужно было быстро найти что-то прибыльное, чтобы свести концы с концами. Она хорошая внучка, что бы она ни говорила. Не так много людей согласились бы работать вдали от дома, только чтобы содержать свою бабушку в лучшем учреждении по уходу за людьми с потерей памятью. Я восхищаюсь ею.
Она мне нравится.
Сегодня, несколькими часами ранее, когда я ждал ее в аэропорту, я надеялся, что она окажется “разумной и невзрачной” – такой девушкой, с которой я бы мог “подружиться”, “без каких-либо сложностей или хитросплетений”. По какому-то невероятному стечению обстоятельств и милости Божьей, мне удалось получить именно то, что я хотел.
За исключением части с “невзрачностью”.
МакКенна Кэбот, возможно, и не в моем вкусе, но с такими глазами, как у нее, никто и никогда не назвал бы ее невзрачной.
***
МакКенна
Я не помню, как заснула, когда вернулась в хижину, но, несмотря на все мои громкие разговоры о чувстве меры в потреблении алкоголя, я моментально вырубилась после того, как распаковала свои сумки. Когда я проснулась несколько часов спустя, громкий звон к обеду – скорее всего, гонга, – призывал гостей к ужину. Вспомнив о приглашении Таннера, я решила присоединиться к ним, сменив бейсболку на заколку с эмалированной птичкой колибри и надев простое хлопчатобумажное платье с белой толстовкой на молнии.
По пути к главному зданию, я миную коттеджи братьев и сестер Таннера – один для двух взрослых девушек, а другой, который он делит со своими братьями, – в дополнение к домикам для гостей, остановившихся на отдых.
Плетясь за большой семьей, состоящей из нескольких поколений, я слышу, как они взволнованно делятся впечатлениями об экскурсии по наблюдению за китами, на которую отправлялись сегодня днем.
– Кормление с помощью пузырьков! Можете себе представить? Это жемчужина в короне наблюдений за китами!
– Я думал, что мы сорвали джекпот, когда мимо проплыла пара косаток – мама и детеныш. Никогда не думал, что мы увидим, как целое стадо горбатых китов будет кормиться с помощью пузырьков.
– Лучшая экскурсия в моей жизни, – произносит пожилая дама. – Я же говорила, что вам здесь понравится.
– Ты была права, мам...
Семья поднимается по ступенькам в главное здание, проходит через входные двери в обеденный зал и направляется к большому круглому столу, накрытому на десять персон.
Для меня нет ничего необычного в том, чтобы чувствовать себя одинокой и покинутой; когда твоя семья – это ты и еще один человек, ты заходишь во множество комнат на протяжении всей своей жизни в гордом одиночестве. Можно убеждать себя, что в следующий раз будет легче, но это не так. Каждый раз я чувствую себя нестерпимо одинокой, обижаясь на сочувственные взгляды и все же мечтаю о том дне, когда смогу сесть за стол с людьми, которые будут знать мое имя и рады меня видеть.
– МакКенна!
Может быть, сегодня тот самый день.
Я поднимаю взгляд и вижу, как Рив бежит ко мне с распростертыми руками. Она бросается на меня и заключает в теплые объятия. Затем, прежде чем я успеваю полностью прийти в себя, она хватает меня за руку и тянет к большому круглому столу в центре комнаты.
– МакКенна здесь! – объявляет она.
Стоя за спинкой свободного стула, я смотрю на лица сидящих за столом, быстро узнавая бабушку и, как я полагаю, Деда, сидящего рядом с ней, его кожа и волосы темнее, чем у всех остальных за столом. Стюарты имеют несомненное семейное сходство. У них глаза разных оттенков зеленого и голубого, а цвет волос варьируется от светло-русого до светло-каштанового.
Рив толкает меня локтем в бок.
– Ты готова со всеми познакомиться?
– Конечно.
– Внимание все, это МакКенна, – объявляет она, лучезарно улыбаясь мне. – МакКенна, ты уже знакома с бабушкой. Рядом с ней Дедуля. Затем папа, Харпер, Паркер и Сойер. Вон там два свободных места для Хантера и Таннера. Они вернутся через секунду. Бабуля отправила их на кухню за тарелками.
Я приветствую всех за столом, затем выдвигаю свой стул и сажусь.
– Рад видеть тебя здесь, МакКенна. Всегда мечтал о невестке, – говорит мистер Стюарт с огоньком в глазах.
Я улыбаюсь ему в ответ.
– Сделаю все возможное, чтобы вы гордились мной, папа.
– Рамона уже вернулась в город? – спрашивает Сойер.
– Думаю, она приедет на этих выходных, – говорит одна из двух старших девушек. Паркер или Харпер? Я еще путаюсь.
Одна из них поворачивается ко мне.
– Как прошла твоя поездка?
– Отлично, – отвечаю я. – Легкий перелет из Сиэтла в Анкоридж, а затем перелет на легкомоторном самолете до Скагуэйя.
– Да. Не так уж плохо.
– Ты покидала пределы Аляски? – спрашиваю я ее.
– Я получила степень в Орегонском университете, – говорит она.
– Я училась в Университете Вашингтона в Сиэтле (UDub).
– О, нет! – Она наигранно прищуривает глаза. – Вперед, Утки! Хаски – отстой!
– Слава Богу, у вас нет сладких косточек!
Соперничество между Университетом Вашингтона и Университетом Орегона хорошо известно студентам и выпускникам. Одна из любимых шалостей жителей Орегона – разбрасывать собачьи вкусняшки на поле, когда Хаски выходят на стадион.
– Не волнуйся, – говорит Сойер. – Ты не одна, МакКенна. Мама училась в университете штата Орегон. Папа и Хантер – в Университете штата Вашингтон (UDub). Каждую осень в нашей семье происходит раскол.
– Кто на чьей стороне?
– Бабушка, папа, Хантер, Харпер и Рив болеют за Университет штата Вашингтон. Таннеру, Паркер и мне нравятся Утки.
– А как насчет вас, Дедушка? – спрашиваю я.
– В этой гонке нет ни одной собаки, – говорит он.
– В буквальном смысле, – говорит Рив. – Деда каждый год болеет за одну из команд Iditarod (прим. гонки на собачьих упряжках), вот и все. Если собаки не участвуют, то это не гонка.
– Ну, между нами говоря, – поправляю я Рив, – я бы сказала, что он большой фанат Хаски!
Все, сидящие за столом, смеются, когда Паркер бросает взгляд на своего дедушку.
– Дедуль, не разбивай мне сердце и не становись на сторону собак.
Старик посмеивается, видя, как хмурится его внучка, и говорит ей, что она самая красивая уточка, которую он когда-либо видел.
– Значит, Таннер фанат Уток, да? – уточняю я.
– Чувствую в семье назревает разлад! – произносит Харпер, подмигивая мне.
Дверь, ведущая на кухню, распахивается, и Таннер с братом входят в обеденный зал, держа в руках, прикрытых кухонными рукавицами, массивные металлические подносы. Они ставят подносы на барную стойку, затем разносят блюда поменьше по столам для гостей. Таннер садится рядом со мной, а Хантер возвращается на кухню за основным блюдом для семьи Стюартов.
– Привет, – говорит он. – Все в порядке?
– Привет, предатель, – отвечаю я, вскидывая бровь.
– Предатель? – спрашивает Таннер, искренне смущенный. – Что я такого сделал?
– Мы все ей рассказали, – говорит Рив.
Он напрягается рядом со мной.
– Рассказали ей что?
– Что ты фанат Уток, – поясняет Паркер.
Таннер закатывает глаза, глядя на своих сестер.
– Фу. Я думал, это что-то серьезное.
– О, нет, – шепчет Рив.
– Ты думаешь, что верность Хаски – это несерьезно? – спрашиваю я Таннера с притворным возмущением.
Он выглядит немного растерянным.
– На самом деле меня не так уж сильно волнует студенческий футбол.
– Предатель! – выкрикивает Паркер. – Ты всегда убеждал меня, что ты фанат Уток!
– Кто тут фанат подлых Уток? – спрашивает Хантер, ставя на стол большое блюдо и усаживаясь между Харпер и Таннером. Он протягивает руку поверх плеча брата. – Привет. Я Хантер.
Еще один бог викингов. Боже милостивый.
– Привет. Я МакКенна.
– Тан не говорил мне, что ты такая красивая.
Очаровательный бог викингов.
– Прекрати, Хантер, – бормочет Таннер, накладывая себе на тарелку мясо с картошкой.
– Она не взаправду твоя невеста, осел, – замечает Хантер. – Нечего вставать в позу.
– Я не встаю, – говорит Таннер. – Просто заткнись и жри свой хавчик.
Мне, как человеку, вышедшему из маленькой семьи, кажется, что сидеть за огромным столом с дружной семьей из девяти человек – просто... здорово. Непривычно, конечно. Но здорово. Я едва успеваю сообразить, кому какой комментарий адресован, но не могу перестать улыбаться их выходкам, и уже чувствую, что мне понравится жить здесь этим летом.
– Итак, МакКенна, – обращается ко мне Хантер, игнорируя просьбу Таннера заткнуться. – Что привело тебя в Дайю?
– Замужество.
– Понятно, – говорит Хантер, и глаза его сверкают так же, как у его отца. – Решила сойтись с этим старым олухом, да?
– На что только не готов пойти человек, когда безумно влюблен, – отвечаю я ему, с притворным обожанием глядя на Таннера.
– У нее так поэтично выходит, – шепчет Рив своей бабушке. – Я же тебе говорила?
– И ты влюблена... в него? – Хантер показывает на Таннера большим пальцем и усмехается. – Это только потому, что ты не встретила меня первым.
– Кончай вести себя, как идиот, – говорит Таннер.
– Прекращай ворчать, – огрызается Харпер. – Он просто шутит.
– Может, ее не интересуют глупые комментарии Хантера.
– Я не против, – отвечаю я, гадая, стоит ли мне обижаться, что слова Хантера о моей красоте, Таннер тоже расценил как “глупый комментарий”.
Мистер Стюарт спрашивает Сойера об экскурсии в Уайтхорс на завтра, а я перекатываю мясо с картошкой на тарелке, пытаясь уследить за несколькими разговорами одновременно.
После ужина Стюарты сначала убирают со своего стола, после чего убирают со столов за гостями, которые уходят, пообещав появиться у костра примерно через час. Хотя темнеть начнет не раньше десяти-одиннадцати часов, разводить костер начнут в восемь вечера, когда будет светло и солнечно, чтобы все могли пораньше лечь спать.
Я пытаюсь помочь убрать тарелки, но бабушка настаивает, чтобы мы со Дедом посидели на крыльце и отдохнули.
– Это твоя первая ночь здесь. Ты все еще гость, – говорит она. – Я пока не могу поручить тебе работу, МакКенна.
Выходя из столовой, я нахожу Дедулю в кресле-качалке на веранде, он набивает трубку табаком.
– Могу я присоединиться к вам?
– Конечно, – говорит он хриплым старческим голосом. – Я собираюсь выкурить трубку.
– Прекрасно, – говорю я ему, усаживаясь в пустое кресло-качалку слева от него и любуясь его трубкой. Чаша для табака представляет собой искусно вырезанную голову животного.
– Я вырезал ее сам, – произносит он. – Из орехового дерева.
– Это традиция тлинкитов?
– Верно.
– Я бы хотела побольше узнать о вашей культуре.
– Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать, Дигития.
– Ну, сначала мне нужно узнать, значение этого слова.
– Дигития? Колибри.
Я касаюсь своей заколки для волос и улыбаюсь ему.
– Прозвище. Мне нравится.
– Прозвища – это хорошо, – говорит он мне, чиркая спичкой о спинку кресла-качалки и раскуривая трубку. Дым сладкий и густой, поднимается над нами серыми клубами. – Они означают, что тебя приняли.
Приняли.
Хорошее слово. Оно дарит намного более приятное чувство.
Я всегда чувствовала себя принятой Мими, Изабеллой и членами ее семьи. Я чувствовала, что меня принимают мои друзья и преподаватели в колледже, а также мой начальник и коллеги в Монтане. Но я никогда не чувствовала себя принятой в семью, и я моргаю, на глаза у меня наворачиваются слезы, когда я обдумываю слова Деда. Тебя приняли. Это, пожалуй, самые приятные слова, которые я когда-либо слышала.
– Жжение в твоих глазах похоже на жжение у меня в горле, – тихо говорит он мне. – После нескольких глубоких вдохов оно проходит.
Я делаю несколько глубоких вдохов, прислушиваясь к окружающим звукам: семьи заходят и выходят из коттеджей, клан Стюартов убирает со столов и моет посуду на кухне неподалеку, рядом со мной тихонько покачивается кресло-качалка.
И он оказывается прав.
Мало-помалу я впитываю происходящее вокруг меня, и жжение в моих глазах сходит на нет.
Глава 6
Таннер
Каждый день после обеда я буду отвозить МакКенну в Скагуэй, а вечером забирать ее оттуда, что будет отнимать у меня около сорока минут от утренних и вечерних дел, но с другой стороны, это даст нам немного дополнительного времени наедине, чтобы ежедневно согласовывать наши версии историй.
Пока мы трясемся по грунтовой дороге из Дайи в Скагуэй, я бросаю взгляд на свою “невесту”, которая этим утром настояла на том, чтобы помочь с завтраком.
Я был удивлен, войдя на кухню и увидев, что она стоит у плиты и готовит на огромной сковороде яичницу-болтунью рядом с бабулей, которая переворачивала ломтики бекона и сосиски. Рив, будучи на дежурстве по выпечке, доставала кексы с черникой из духовки, в то время как Харпер и Сойер были на заднем дворе и подготавливали джип с открытым верхом для семьи, которая после завтрака хотела отправиться на поиски лосей и медведей.
– Ты уже устроила ее на работу, бабуля? – спросил я.
– Она сама настояла, – ответила бабушка с одобрительной улыбкой.
– Где Хантер и отец?
– Ушли рано утром с туристами.
– А Паркер?
– Повезла даму в городскую клинику.
– Что-нибудь серьезное?
– Какие-то укусы. Все опухло и выглядит весьма зловеще.
– Аллергия на комаров? – догадался я.
– Скорее всего, – ответила бабушка.
Комары на Аляске – это не шутка. Их часто называют “вторыми птицами штата”, они огромные и прожорливые, и хотя обычно они не являются переносчиками болезней, если один из них заберется к вам в комнату ночью, к утру вы можете почувствовать себя довольно неуютно... особенно если у вас на них аллергия.
Я встал позади МакКенны.
– Ты не обязана это делать, – сказал я ей. – Это не входит в нашу договоренность.
Она посмотрела на меня через плечо.
– Я не против помочь.
– Вот почему она самая лучшая! – провозгласила Рив с другого конца кухни. – Она уже член нашей семьи, Тан!
Закатив глаза от восторженных возгласов Рив, я собрал стопку чистых тарелок, чашек, столового серебра, салфеток и кувшинов и направилась в обеденный зал, чтобы начать накрывать на столы.
Но пока я работал, мои мысли были заняты МакКенной.
Когда я вчера впервые встретил ее в аэропорту, она не произвела на меня особого впечатления. Она не поразила меня своей внешностью. Она не поразила меня своим юмором или обаянием. Но беседа с ней за бокалом вина позволила мне узнать, как много ей пришлось преодолеть в своей жизни, а наблюдение за тем, как она общалась с моей семьей за ужином, а затем у костра, дало мне представление о ее характере, которым я начинаю восхищаться все больше и больше.
Да, возможно, она не самая сексуальная женщина на свете, думаю я, глядя на нее с пассажирского сиденья своей машины. Но, по-моему, мне повезло, когда она согласилась мне помочь.
– Есть какие-нибудь вопросы ко мне, прежде чем мы приедем в город? – спрашиваю я ее.
– Есть вероятность, что Рамона приехала в город раньше времени?
– Думаю, это возможно, – отвечаю я, – хотя, насколько я понимаю, она приедет только в эти выходные.
– Ладно. А этот мужчина, Брюс, из “Пурпурного пастернака”. Он хороший друг?
– Я знаю его целую вечность, он чертовски экстравагантный, – говорю я, – но при этом хороший мужик. Они с моим отцом вместе учились в старших классах.
– Поняла. И он верит, что мы помолвлены.
– Да. Он настоящий сплетник, так что полгорода уже знает о нас.
Она делает глубокий вдох, затем прикусывает нижнюю губу.
– Ты в порядке? – спрашиваю я ее. – Нервничаешь?
– Немного, но дело не в этом. Я просто... не люблю лгать.
От паники у меня пересыхает во рту.
– Но мы же договорились...
– Я не отказываюсь от нашей договоренности, – поспешила она успокоить меня. – Я обещала помочь, и я не нарушу своего слова. Но ты спросил, нервничаю ли я, и правда в том, что я нервничаю... потому что я не люблю лгать людям. Когда я соглашалась, это казалось простым в теории. Теперь это кажется более реальным.
– Теперь это действительно реально, – говорю я. – Должно быть реальным, иначе Рамона не остановится.
– Я знаю, – отвечает она, протягивая руку, чтобы положить ее мне на плечо. – Знаю, и не подведу тебя, Таннер. Не волнуйся.
После легкого пожатия она опускает руку, и, к моему удивлению, я понимаю, что жалею об этой потере. Мне понравилось ощущать ее ладонь на своем плече. Это странно успокаивало, к тому же я всегда был любителем тактильных ощущений. Кстати, об этом…
– Мы еще не обсуждали, эм...
– Что? – Грунтовая дорога переходит в асфальтированную, а это значит, что мы приближаемся к Скагуэйю.
– Мы еще не говорили о... нежности и ласке. Публичные проявления чувств... ну, ты понимаешь… прикосновения, например.
Она ерзает на сиденье, и, хотя я смотрю прямо перед собой, я чувствую ее взгляд на своем лице.
– Хорошо, давай поговорим об этом. Что у тебя на уме?
– Эм... Мы будем держаться за руки?
– Конечно, – говорит она.
– Я смогу приобнять тебя за плечи?
– Удачи тебе с этим, – говорит она. – Во мне и пяти футов нет. А в тебе...
– Шесть футов и два дюйма, – информирую я.
– На целый фут выше меня!
– Так я могу приобнять тебя за плечи.
– Талия подошла бы больше, – произносит она.
– Ты не против? – уточняю я, полагая, что плечи почему-то менее опасны, чем талия.
– Разумеется.
– Как насчет... – Не хочу испытывать судьбу, но разве жених и невеста не целуются? Чтобы все казалось правдоподобным? – Поцелуев?
– Какого рода? – спрашивает она.
– В щеку? В лоб?
– Я не Рив, – говорит она.
– Я это знаю.
– Тогда, как братский поцелуй в щеку вписывается в план представления меня в качестве твоей невесты?
– Ты сказала, что ударом карате снесешь мне пол-лица, если я только попытаюсь.
– Потому что я не люблю сюрпризов…вот почему мы ведем этот разговор.
– Я все равно сомневаюсь, что ты бы смогла нанести мне удар карате, – усмехаюсь я.
– Хочешь попытать счастья? – спрашивает она, и ее голос звучит как удар хлыста.
– Нет, мэм.
– Я не против, если ты будешь чмокать меня в губы, когда прощаешься, и еще раз при встрече, – говорит она. – Это должно сработать.
– Легкий поцелуй.
– Угу. Если ты засунешь в меня язык, я могу и укусить.
Не то чтобы я собирался целовать ее по-французски, но ее слова удивляют меня, застают врасплох, а внутри все переворачивается, и это так... приятно. Черт.
– Без языка, – бормочу я. – Понял.
***
МакКенна
Еще будучи в Сиэтле, я просмотрела в Интернете фотографии салуна “Пурпурный пастернак”, поэтому знала, что это старое заведение с фасадом в западном стиле, типичное для большинства зданий в хорошо сохранившемся Скагуэйе. Когда-то давным-давно “Пурпурный пастернак” был борделем и танцевальным залом процветающего шахтерского городка, привлекавшим золотоискателей громкой музыкой, игорными столами, дешевой выпивкой и полуобнаженными женщинами.
На пике своего развития в конце 1890-х годов в Скагуэйе насчитывалось не менее семидесяти баров и борделей, расположенных вдоль Бродвея, главной улицы города и дороги длиной около мили. Конечно, здесь находились и универсальные магазины, и магазины одежды, и скобяные лавки, и аптеки, но потворство порокам являлось основным источником доходов, а проститутки – любительницы легкой наживы, которые последовали за шахтерами на север, или жены, потерявшие мужей во время трудного путешествия на Юкон и обратно, – могли заработать кучу денег за короткий срок.
Я заворожена историей проституции в Скагуэйе; во времена, когда у женщин были крайне ограниченные возможности для заработка, они могли зарабатывать до 3000 долларов в год, продавая свое тело. Для ясности, сегодня это более 110 000 долларов. После двух лет работы в Скагуэйе трудолюбивая женщина могла вернуться в любой из 48 штатов, купить землю или бизнес и безбедно устроиться на всю жизнь. Нельзя сказать, что эта профессия была лишена недостатков. Климат был неблагоприятным, свирепствовали венерические заболевания, а клиенты – одинокие, дородные мужчины, разочарованные условиями добычи золота, – могли по своей прихоти прибегнуть к насилию.
“Пурпурный пастернак” одно время был главным борделем Скагуэйя. С танцевальным залом и баром на первом этаже и десятью маленькими комнатами наверху для торговли сексуальными услугами, работающие девушки были в “Пастернаке” более защищены, чем в отдельно стоящих “хлевушках” на проселочных дорогах. По слухам, содержательница борделя, бывшая фермерша из Монтаны по имени Бриллиантовая Лил, общалась с клиентами, нося усыпанный бриллиантами браслет, который покрывал всю длину ее руки.
Сегодня “Пурпурный пастернак” – популярный бар и ресторан на первом этаже, на втором этаже которого находился музей, посвященный истории проституции в Скагуэйе. Ходят слухи, что там водятся привидения. Не могу дождаться, когда начну там работать.
Таннер паркует свою машину перед зданием и выпрыгивает из нее. Я встречаю его на старомодном деревянном настиле и смотрю на фасад здания.
– Вау. Это круто.
Исторический район Скагуэйя, состоящий из девяти кварталов в самом центре Скагуэйя, куда можно дойти пешком от круизного терминала, насчитывает более ста исторически значимых зданий эпохи золотой лихорадки, двадцать из которых находятся в ведении Службы национальных парков. Однако Скагуэй отличается от других тем, что его здания не являются музеями. Большинство из них, как, например, “Пурпурный пастернак”, представляют собой современные и прибыльные предприятия, работающие в исторических зданиях.
Это удивительно.
– Я слышал, как одна дама сказала, что тематика в Скагуэйе лучше, чем в Диснейленде, – говорит Таннер.
Я смотрю на него и улыбаюсь.
– Она была права. Диснейленд копирует детали. Здесь же все по-настоящему.
– Иногда мы устраиваем телевизионные или киносъемки, – рассказывает мне Таннер. – Я здесь вырос, поэтому не всегда вижу в этом “волшебство”, понимаешь? Скагуэй – это просто часть моего дома.
– Уверяю тебя, это место действительно уникально, – говорю я, восхищаясь деталями. Здесь резной деревянный индеец. Там вывеска парикмахерской. Декоративная витрина высотой в три этажа перед одноэтажным магазином. Каждое из зданий окрашено в яркий цвет: желтый, розовый, голубой или фиолетовый. – Единственное в своем роде.
– Пойдем, – говорит Таннер. – Я познакомлю тебя с Брюсом.
Мы входим в вестибюль здания, выкрашенного в сиреневый цвет, и через двери салуна попадаем в главный обеденный зал. Справа от меня бар из темного дерева, занимающий всю длину комнаты, с мутным зеркалом на стене за ним и бутылками со всеми видами алкоголя, которые только можно себе представить, выстроенными в ряд, как солдаты.
В главном зале уже накрыты столы на две и четыре персоны, сервированные фарфором с разномастными бордовыми и белыми узорами и темно-бордовыми салфетками. Доски на полу потертые и старые, настенные светильники выглядят так, словно изначально предназначались для подключения газа, а четыре деревянных потолочных вентилятора лениво вращаются в обрамлении открытого балкона на верхнем этаже. В глубине комнаты стоит старинное пианино, которое, несомненно, создает атмосферу эпохи золотой лихорадки.
Короче говоря, это прекрасно.
– Брюс! – кричит Таннер. – Ты здесь?
– Круизные лайнеры уже начали прибывать? – спрашиваю я Таннера. – Город кажется притихшим.
– Первые корабли начали прибывать на прошлой неделе. Сначала по одному-двум в день. Подожди до следующей недели. Ты глазам своим не поверишь.
Первая волна летнего наплыва туристов. У меня в голове не укладывается.
– Но вы уже забронировали половину мест на турбазе.
– Эти люди приплыли на пароме. Паром курсирует круглый год. Брюс!
– Иду!
– Паромы отправляются из Сиэтла и прибывают сюда?
– Из Беллингема, – уточняет он, кивая. – Из Беллингема, штат Вашингтон, до Скагуэйя можно добраться примерно за шестьдесят часов.
– Шестьдесят часов! Это же два с половиной дня!
– На самом деле это занимает от трех с половиной до четырех дней, в зависимости от того, сколько у тебя остановок, но подумай об этом так: за 500 долларов ты можешь долететь из Сиэтла в Скагуэй за пять часов с остановкой в Анкоридже или Джуно, а можешь совершить живописное и неторопливое путешествие на пароме по той же цене и устроить для себя небольшой отпуск.
– Отпуск? На пароме?
– На самом деле, они неплохие. В некоторых есть отдельные каюты с двухъярусными кроватями и туалетами. Во всех есть гостиные и столовые. К тому же, с палуб можно полюбоваться дикой природой и вдоволь почитать.
– Думаю, звучит не так уж плохо.
– Согласен, – говорит он. – Тебе стоит как-нибудь попробовать.
– Приветствую, усталые путники, и добро пожаловать в “Пурпурный пастернак”! – раздается голос с другого конца барной стойки.
Пред нами предстает мужчина – Брюс Фрэнкс, полагаю я, – в образе великого Натана Лейна, одетый в костюм “старого бармена”: черные брюки, белая рубашка с длинными рукавами и бордовыми подвязками, темно-бордовый, коричневый с черным клетчатый жилет и галстук-бабочка в тон. Он также щеголяет покрученными кверху усами и моноклем.
– Как дела, Таннер Стю?
– Привет, Брюс.
– А это, должно быть, Великолепная Мисс МакКенна! – восклицает Брюс, резко хватая меня за руку и громко причмокивая, целует тыльную сторону ладони.
Я смотрю на него, разинув рот от удивления. Я не рассчитывала на актерскую игру и старинные костюмы, когда соглашалась работать барменом. Во что, черт возьми, я вляпалась?
Брюс засовывает монокль в нагрудный карман и прислоняется к стойке.
– Мы делаем это для туристов, – заговорщически шепчет он.
– Мне придется...?
– Надеть костюм? Обдумать характер своего персонажа? Готовить напитки, как барменша эпохи золотой лихорадки? – Он подкручивает кончик своего уса и хитро смотрит на меня. – Все вышеперечисленое, милая.
– Сбавь обороты, а, Брюс?
– Я просто пытаюсь быть честным, Тан.
– В любом случае, убавь пыл.
Брюс окидывает меня оценивающим взглядом, задумчиво покручивая кончик своего уса.
– Ты маленькая и стройная. Мне нужно посмотреть, что мы имеем сзади. Может быть, шортики и бюстье?
– Как насчет брюк и рубашки? – предлагает Таннер, обнимая меня за талию.
– Брюки и рубашка. Мне нравится. Остается добавить к этому фуражку, и мы получим что-то вроде беспризорного газетчика.
– Она не мальчик, – произносит Таннер стальным тоном, прожигая ледяным взглядом.
Брюс, похоже, понимает, что крепыш Таннер начинает раздражаться, и быстро пытается его успокоить.
