Текст книги "Таннер (ЛП)"

Автор книги: Кэти Регнери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13

Таннер

Аляска отличается ярко выраженным духом независимости, поэтому многих туристов удивляет, что Четвертое июля здесь имеет такое большое значение.

Может быть, это потому, что Скагуэй уже является городом с богатой историей, или потому, что именно его непоколебимая независимость и бесстрашие привели стольких золотоискателей к нашим берегам, а может быть, потому, что, подобно нашим арктическим братьям и сестрам из Скандинавии, которые празднуют Мидсоммар (праздник летнего солнцестояния), дни такие длинные, что мы можем с таким же успехом извлечь из них максимум пользы. Я не знаю точной причины, но Скагуэй, как и вся остальная Аляска, отмечает День независимости с особым колоритом, и мне это всегда нравилось.

В восемь утра состоится веселый забег на 5 км, а в девять тридцать утра начнется детский парад, за которым последует большой парад в честь Четвертого июля в десять утра.

После этого состоится аукцион корзинок для пикника, перед “Пастернаком” будут представлены небольшие сэндвичи с измельченной свининой и холодная “Маргарита”, а перед “SBC” – пивная на открытом воздухе в немецком стиле. Перед зданием исторического общества проведут викторианские игры, в Бухте Контрабандистов устроят метание топоров, возле склада организуют вечеринку квартала, а трубадуры будут повсюду распевать песни в стиле кантри и старые полюбившиеся композиции. В Скагуэйе установлен мировой рекорд Гиннесса по самому длинному броску в метании яиц на Бродвее, который привлекает как детей, так и взрослых, а сразу после этого проводится перетягивание каната. И это все до полудня!

Во второй половине дня начнется настоящая битва. На разных площадках по всему городу вас ждут соревнования по поеданию хот-догов, колке бревен, а также по метанию подков и мешочков, наполненных кукурузными зернами, в специальные лунки. По мере приближения вечера с незаходящим солнцем, найдите местечко, где можно поесть, выпить и послушать музыку, а в полночь над гаванью запустят фейерверк.

Это добрая, старомодная американская развлекуха с раннего утра до поздних сумерек, и я предлагаю любому городу из 48 штатов и Гавайским островам устроить праздник еще грандиознее, чем в Скагуэйе. Но даже если у них это получится, я все равно останусь здесь.

– Так... ты говоришь, что тебе нравится Четвертое июля? – спрашивает МакКенна с абсолютно невозмутимым видом.

Я прыгаю на ее полуобнаженное тело, щекочу ее под мышками, пока она не начинает хихикать и задыхаться.

– Хватит, Таннер! Пре-прекрати!

– Ты такая дерзкая, – говорю я ей, опираясь на локти, когда прижимаю свой член к ее киске и толкаюсь вперед, мои боксеры трутся о ее трусики.

– Тебе это нравится, – говорит она, вращая бедрами.

Думаю, да. Нет, я в этом уверен.

Я наклоняюсь и целую ее, запуская руку под ее майку, чтобы погладить ее маленькую упругую грудь, которой я стал немного одержим. Особенно тем, как твердеют ее соски, когда я посасываю их. Черт возьми, это безумно сексуально.

Она вздыхает мне в рот, что я воспринимаю как сигнал к продолжению. Я провожу губами по ее подбородку и медленно спускаюсь вниз по шее, целуя ложбинку между ключицами, прежде чем стянуть с нее майку через голову. Втягивая в рот один из ее сосков, я ласкаю его языком, пока она не начинает хныкать, затем перехожу к другому, обводя его языком, прежде чем зажать между губами. Ее пальцы зарываются в мои волосы, впиваются в кожу головы, и я опускаюсь ниже, прокладывая дорожку поцелуев от ее груди к бедрам. Она раздвигает ноги, и я встаю на колени между ними под одеялом, стягиваю ее трусики до колен и зарываюсь лицом в ее киску.

Когда она кончает, я слизываю ее влажное тепло, после чего стягиваю боксеры, прикрывающие мою эрекцию, и располагаю свой член у входа в ее лоно. Приблизив свое лицо к ее лицу, я призываю ее открыть глаза.

– Кенна, детка, посмотри на меня.

Ее отяжелевшие веки медленно приподнимаются, открывая вид на ее карие глаза.

– Ты в порядке? – шепчу я.

Я не рассчитывал увидеть слезы в ее глазах, но заметил, что в последнее время это случается все чаще и чаще, и я решил воспринимать это как безмолвный знак того, что между нами зарождается что-то настоящее, необузданное и экстраординарное, всё более захватывающее дух, потому что никто из нас к этому не был готов. Я радуюсь этим слезам – они говорят мне больше, чем МакКенна может или хочет выразить словами. Я благодарен за них.

Она кивает, скользя ладонями по моей спине. Добравшись до моих ягодиц, она подталкивает меня к себе и приподнимает бедра.

Войди в меня.

Я теряю связь с реальностью, когда проскальзываю в нее. Но обретаю себя, когда закрываю глаза. Я чувствую наше с ней единение, когда начинаю двигаться внутри нее, две части одного целого, две несовместимые части, которые просто идеально подходят друг другу.

В тот же самый миг я ощущаю, как мой оргазм достигает своего пика, чувствую, как слова “Я люблю тебя” готовы сорваться с моих губ. Я стону наполовину от удовольствия, наполовину от боли, когда проглатываю эти слова, но чувствую, как мой член внутри нее начинает извергаться.

– Кенна! – кричу я, хватаясь за ее тело, пытаясь прижаться к ней как можно ближе. – Кенна, Кенна, Кенна...

Произнося ее имя, я оказываюсь в шаге от того, чтобы рассказать ей о своих чувствах.

Я начинаю влюбляться в нее.

Это бесспорно и смешно, но это самая простая истина, которую я когда-либо осознавал. Я буду любить ее так же, как люблю свою семью. Как люблю Аляску. Как люблю смену времен года или полуночное солнце. Я буду любить ее, потому что она – часть того, что делает этот мир местом для жизни, страданий и совершенства. И в тот момент, когда она меня покинет, краски вокруг меня померкнут до серого, а сердцебиение земли замрет. В результате я буду удивляться, как я все еще жив.

Она обхватывает меня за шею, крепко сцепляя пальцы. Ее бедра находятся на одном уровне с моими, удерживая мой член глубоко внутри себя, в то время как стенки ее влагалища сжимаются и расслабляются, выдаивая меня досуха и оставляя измотанным.

С прерывистым вздохом я перекатываюсь на бок, увлекая ее за собой.

Я выскальзываю из нее, слегка крутанув бедрами, но прижимаю ее к себе, когда она устраивается в моих объятиях.

– Детка, – говорю я, – ты в порядке?

– Более чем, – бормочет она, целуя меня в грудь.

– Каждый раз лучше, чем в предыдущий.

– Знаю.

– А что, если...

Заткнись, Таннер.

Я останавливаю себя прежде, чем успеваю попросить ее продлить это лето до конца жизни.

– А что, если... что? – спрашивает она.

Я переворачиваюсь на спину, и она устраивается на моей груди, улыбаясь мне так, как это бывает после секса, от чего мне хочется трахать ее снова и снова.

– Ничего, – отвечаю я, поднимая ее руку и целуя ладонь. – Итак, я говорил тебе, что сегодня мы не работаем, да? Несмотря на то, что у нас в домиках гости, они знают, что мы сегодня ничего не готовим. Ничего не убираем. Не разводим костер. Ничего не делаем. Мы предлагаем трансфер до Скагуэйя утром и обратно на турбазу вечером, на этом всё. В остальном они предоставлены сами себе.

– Мне нравится, что твоя семья сегодня не работает.

– Никогда не работала. И никогда не будет. Четвертое июля, День благодарения и Рождество. Это семейные праздники Стюартов. – Я тихо посмеиваюсь, но выходит печально. – Моя мама часто так говорила.

– Как познакомились твои родители?

– Мама была родом из Орегона, – говорю я ей. – Приехала сюда как-то летом, чтобы заработать денег.

– Как и я, – подмечает она.

– Ага.

– А что потом?

– Влюбилась в моего отца и осталась.

– И родила шестерых, – улыбается мне она. – Почему она назвала вас всех в честь здешних работников?

Я пожимаю плечами.

– Не знаю. Жаль, что я не могу ее спросить.

– Что она изучала?

Я потираю лоб.

– По-моему, английский. Но она бросила учебу. Закончила только первый курс колледжа, когда приехала сюда. Так и не вернулась домой. Забеременела Хантером и осталась.

– Боже, это так романтично.

– Ты так думаешь?

Она бросает на меня взгляд.

– Таннер, это безумно романтично. Возможно, это даже более подходящее определение.

Я ухмыляюсь ей, скользя рукой по ее заднице и сжимая ее.

– Мне нравится, когда вы употребляете громкие слова, профессор Кэбот.

– Заткнись, Таннер, – нахально бросает она, вскакивая с кровати и вытягивая руки над головой. Она такая обнаженная, расслабленная и красивая, что я запечатлеваю ее образ в своей памяти, хотя потом мне будет больно его воскрешать.

– Возвращайся в постель, – говорю я, хотя нам нужно вставать, если мы хотим успеть в город к детскому параду.

– Нет, – отвечает она, улыбаясь мне. Ее грудь порозовела от моей бороды, соски все еще алели от моих губ... При виде следов наших занятий любовью на ее теле у меня снова встает.

– Давай же.

– Забудь об этом. Я не собираюсь пропускать лучшее празднование Четвертого июля в Америке, – заявляет она, стоя в дверях ванной. – Я приму душ, потом ты, а потом мы оба оденемся.

– Жестокая женщина, – бормочу я.

Она подмигивает мне и исчезает. Мгновение спустя включается душ. Я снова ложусь на кровать и поднимаю взгляд на ярко-голубое небо. Я счастлив. Боже, она делает меня таким счастливым. Наверное, именно так чувствовал себя тем летом мой отец – охваченный новизной любви и опьяненный ее возможностями. Как ему удалось уговорить мою маму остаться? Надо будет как-нибудь спросить его.

Ха. Я перевожу взгляд, затем прищуриваюсь. Окно в крыше поцарапано? Но оно ведь стеклянное.

Я встаю на кровать, чтобы получше рассмотреть, и, надо же, так оно и есть. Оно довольно сильно исцарапано. Дерьмо. Должно быть, ветка упала на крышу и поцарапала окно. Мне нужно будет придумать, как его отполировать.

Раз уж я встал, натягиваю боксеры и беру на кухне чашку, готовлю кофе в том числе и для МакКенны. Она пьет его со сливками, без сахара.

– Твоя очередь! – зовет она из спальни.

По пути в душ я подаю ей кофе, целую ее блестящий носик и поражаюсь тому, как сильно я люблю нашу совместную семейную жизнь.

Вот бы только это не заканчивалось.

И тут я вспоминаю кое-что, от чего чуть не замираю на полпути. В субботу, когда мы ехали к круизному терминалу на экскурсию по Хейнсу, я сказал, что на Аляске хватает дикой природы, и она ответила: “Но нет Мими”.

Когда я включаю душ, позволяя теплой воде приласкать мою кожу, я снова и снова прокручиваю в голове эти слова. Что, если бы ее Мими можно было каким-то образом перевезти на Аляску? Ведь за человеком с болезнью Альцгеймера можно ухаживать и здесь, а не в Якиме, верно? Не говоря уже о том, что у МакКенны, похоже, нет прочных связей со штатом Вашингтон, а с Аляской она, судя по всему, эти связи налаживает.

Убежденный, что, возможно, наткнулся на что-то стоящее, я мою голову, намыливаю задницу и решаю заглянуть в центры по уходу за людьми с потерей памяти на юго-востоке Аляски.

***

Четвертого июля семья Стюартов не работает, но все остальные заведения в Скагуэйе сегодня срывают куш, а МакКенна работает барменом еще два часа сверхурочно. Я заеду за ней перед фейерверком в десять.

Но в течение следующих двух часов мы можем наслаждаться праздником вместе.

Мы добираемся до города как раз вовремя, чтобы успеть на оба парада, затем направляемся к пешеходному мосту у аэропорта, где МакКенна тормозит нас на секунду, чтобы посмотреть на лосося. Затем мы переправляемся через реку, держа путь в Бухту Контрабандистов на ежегодные соревнования по метанию топора. Мы с братьями участвуем в нем каждый год, и время от времени кто-то из нас даже выигрывает.

МакКенна находит моих сестер, стоящих в сторонке, когда я присоединяюсь к Хантеру и Сойеру за столом для регистрации. Хантер на два года старше меня и профан в колке бревен, так что я должен его победить. Но Сойер, который на десять лет младше меня, уже снял рубашку, и парень выглядит как чертов качок. Черт, я даже немного завидую.

– Черт, Сойер! Чем ты питался?

Он ухмыляется, выпячивая грудь, ему всего двадцать лет, но он безумно самоуверен.

– Ха! Уже не ребенок, да?

– Для меня ты всегда будешь ребенком, – говорю я, взъерошивая его волосы, прежде чем снять свою рубашку и завязать фланелевые рукава на талии.

Я смотрю на МакКенну с сестрами, и мое сердце бьется быстрее. Она выделяется – невысокая и темноволосая, в окружении моих почти двухметровых голубоглазых сестер-блондинок, но мне нравится, что она выглядит по-другому. Ее легко найти. Ее невозможно не заметить. И, по крайней мере, на данный момент, она вся моя.

– Таннер Стюарт, – зовет меня мисс Клируотер, моя учительница во втором классе, – у меня по-твоему весь день впереди?

– Нет, мэм, – отвечаю я.

– С вас тридцать долларов за один вход, молодой человек.

Я достаю из бумажника пятидесятидолларовую купюру.

– Сдачу оставьте себе.

– Большое спасибо, – говорит она.

Половина вступительных взносов будет передана победителю в качестве приза, а другая половина пойдет Традиционному совету Скагуэйя, местной организации, которая предоставляет услуги коренным жителям.

Она вручает мне распечатанный номер и булавку, и я прикалываю бумажку к джинсам, а затем направляюсь к трибунам, чтобы сесть рядом с братьями.

– МакКенна сегодня работает барменом? – спрашивает Хантер.

Я киваю.

– Она должна быть в “Пастернаке” к полудню.

– Как у нее там дела?

– Думаю, хорошо. Она неплохо зарабатывает на чаевых.

Сойер машет кому-то в толпе, и я прослеживаю направление его взгляда, но не вижу, чтобы кто-нибудь улыбнулся ему в ответ.

– Кто-то пришел тебя поддержать? – интересуюсь я у него.

– Возможно, – уклончиво отвечает он.

– У Сойера завелась тайная подружка, – говорит Хантер, задевая Сойера плечом.

– Заткнись, Хант, – бормочет Сойер, но его щеки краснеют, подтверждая слова Хантера.

– Будь осторожен, – предупреждаю я. – Некоторые из сезонных девушек больные на голову.

– Только потому, что в прошлом году у тебя не сложилось, еще не значит, что у меня тоже не сложится.

– Я просто говорю, будь осторожен.

– Эй, Тан, – обращается ко мне Хантер. – На следующей неделе к нам приезжают молодожены, и папа предложил мне организовать для них тур в Уайтхорс с ночевкой, но я подумал, что вам с МакКенной было бы интереснее присоединиться к ним. Возможно, им тоже так будет удобнее. Ну, знаешь, отправиться с парой, а не с одиноким парнем.

– Да, определенно. Давно хотел отвезти ее на север, – отвечаю ему. – Я спрошу МакКенну, в какой день у нее выходной, а там посмотрим, сможем ли мы это устроить.

– Круто. – Хантер откидывается на спинку кресла трибуны, пристально глядя на нее. – Эй... А у нее есть сестры?

Я пихаю его локтем в бок.

– Мечтай дальше, брат.

Он на секунду замолкает, а затем говорит:

– Было бы здорово встретить такую, как она.

– Прекращай влюбляться в мою девушку.

– Я не влюбляюсь, – говорит он, отводя от нее взгляд. – Уууф. Опасность на три часа.

Я перевожу взгляд туда, куда он смотрит, и вижу Рамону, стоящую в стороне, улыбающуюся и машущую рукой кому-то на трибунах. Мы с Хантером отслеживаем ее взгляд, направленный на…

Черт, нет.

– Сойер!

Он улыбается ей, но останавливается и поворачивается ко мне, выражение его лица приобретает что-то среднее между воинственностью и виной.

– Это, блин, шутка такая? – рычу я.

– Сойер, какого хера? Что ты творишь? – требует ответа Хантер.

– Ведите себя прилично. Это пустяк, – говорит Сойер, пожимая плечами.

– Пустяк? – взрывается Хантер.

– Она играет с тобой только для того, чтобы добраться до меня! – объясняю я.

Глаза Сойера сужаются.

– Я знаю, для тебя это будет шоком, но не все вертится вокруг тебя, Таннер!

– Верно, – говорит Хантер, – но не в этом случае.

Сойер закатывает глаза, глядя на Хантера.

– Ничего страшного не произошло. Я помахал рукой в знак приветствия. Вы, ребята, зря выпрыгиваете из штанов.

– Она опасна! Не будь дураком, – говорю я. – Держись от нее подальше. Обещай мне.

– Я почти не общаюсь с ней. Пять дней в неделю я либо в Уайтхорсе, либо на тропе Чилкут.

– Обещай, Сойер, – настаивает Хантер, используя убийственный тон. – Не связывайся с ней.

– Обещаю, черт возьми. – Он встает и пересаживается на другое место, присоединяясь к двум парням, с которыми знаком по старшей школе.

– Что за хрень? – бурчит Хантер.

Я качаю головой. Ничего не понимая. Сойер знает, что она сумасшедшая; какого черта он с ней путается?

Мисс Клируотер подходит к микрофону, чтобы объявить правила и начать соревнование, но мой праздничный настрой сошел на нет. Если Рамона причинит Сойеру боль, я никогда себе этого не прощу. Мне нужно будет присмотреть за ним.

***

МакКенна

На этой неделе у меня в пятницу выходной, и я особенно рада тому, что мы с Таннером отправляемся с молодоженами, Лорен и Джеффом Фридманами, в Уайтхорс, Канада, в место, о котором я много слышала. Это будет моя первая поездка на север, на Юкон, и Таннер обещает, что дикая природа и живописные пейзажи на протяжении всего стомильного путешествия будут незабываемыми.

Мы немного посидели с Лорен и Джеффом после вчерашнего ужина у костра, и они показались мне очень классными. Они родом откуда-то из окрестностей Филадельфии и поженились только на прошлой неделе. Выбрали Аляску для медового месяца, потому что любят активный отдых, и уже посетили Кетчикан, Ситку и Джуно во время круиза. Теперь они приступили к сухопутной части своего путешествия, которая включает Скагуэй, Анкоридж и Фэрбенкс. Какая потрясающая поездка.

Я с легкостью собираю вещи для ночлега – только сменную одежду, ветровку, некоторые туалетные принадлежности и запасную толстовку. Уайтхорс – столица самой маленькой, западной территории Канады, Юкона, и самый большой город, который я собираюсь посетить с тех пор, как покинула Сиэтл шесть недель назад. Не поймите меня неправильно, я действительно не скучаю по городской жизни, но в посещении нескольких музеев и десятка ресторанов, ночевке в 4-звездочном отеле и удобствах Wal-Mart есть своя прелесть. Я буду наслаждаться днями и вечерами, наполненными благами цивилизации (и горячим сексом в отеле!), а затем мы сможем вернуться в прекрасный Скагуэй.

– Итак, – доносится голос Лорен с заднего сиденья, – вчера вечером я так и не спросила, как долго вы двое вместе? – Я смотрю на Таннера и улыбаюсь. На нас снова одинаковые футболки-поло.

– Около, эм... пяти недель, – отвечает он.

– Подождите! – произносит Джефф. – Пять недель?

– Да.

– Кажется, вы вместе гораздо дольше, – говорит Лорен. – Мы думали, что вы тоже молодожены, – хихикает она. – По-моему, у первых недель знакомства и медового месяца много общего.

– Согласен, – говорит Джефф. – И в тот и в иной период вы чувствуете себя окрыленными, сексуально озабоченными и счастливыми. По себе знаю.

– А я по себе, – вторит Лорен, и за этим следуют звуки поцелуев.

Я смотрю на Таннера, который подмигивает мне и беззвучно произносит одними губами: “А я по себе”.

Поскольку он такой милый и очень мне нравится, я тоже произношу одними губами: “А я по себе”.

Примерно через тридцать пять минут после начала поездки мы останавливаемся у водопада Брайдл-Вейл, расположенного вдоль шоссе Клондайк, и делаем несколько снимков.

Лорен и Джефф сначала делают селфи, а потом я предлагаю им сделать несколько совместных фотографий, как пары. Это изумительное место, и когда я заканчиваю, Лорен настаивает на том, чтобы отплатить мне тем же.

Мы с Таннером становимся рядом, улыбаясь, он обнимает меня за талию, и вдруг, когда я меньше всего этого ожидаю, он подхватывает меня, заключает в объятия и целует. Я хихикаю и хохочу, болтая ногами, но когда несколько минут спустя я смотрю на эту фотографию в машине, все, что я вижу, – это счастье…

И это пугает меня до чертиков.

Вы слишком сблизились. Вам нужно притормозить.

Еще через сорок пять минут мы останавливаемся у Изумрудного озера, названного так из-за ярко-зеленой воды, которая кажется практически неземной. Я пытаюсь запечатлеть это на свой iPhone, но у меня не получается. Изображение слишком яркое. Слишком зрелищное. Я убираю телефон обратно в карман и вместо этого любуюсь видом.

Пока я восхищаюсь красотой, Таннер подходит ко мне сзади и обнимает.

– Я не могу решить, что красивее... ты или озеро. Или ты, стоящая на берегу озера. А может и то, и другое, а?

– Почему вода здесь такая зеленая? – спрашиваю я.

– На дне озера есть слой мергеля. Когда на него падают солнечные лучи, он кажется зеленым.

– Что такое мергель?

– Хм. Я думаю, это какая-то разновидность глины с содержанием кальция.

– В этом озере можно плавать?

– Конечно, – говорит он. – Но здесь холодно.

– Всегда? Даже летом?

– Всегда, – подтверждает он.

Я закрываю глаза и прижимаюсь спиной к его груди. Пока солнце согревает мне лицо, а он меня обнимает, жизнь кажется почти... идеальной. И все же именно это чувство заставляет меня отстраниться от него.

– Нам, наверное, пора идти, да?

Он отпускает меня, подходит к Фридманам и делает еще несколько снимков, прежде чем погрузить нас всех в машину.

Почему ты не можешь ему довериться? Почему не можешь позволить себе полюбить его и позволить ему полюбить тебя?

Я бросаю на него взгляд, пока мы продолжаем ехать на север: волевая линия его подбородка, обрамленная светлой бородкой, и футболка цвета морской волны, подчеркивающая его глаза. Он привлекательный и милый, и он искренне заботится обо мне. И все же, каждый раз, когда я чувствую, что теряю контроль, в моей голове звучат тревожные колокольчики, и я отталкиваю его.

Мне становится грустно.

Это выматывает.

К тому времени, как мы добираемся до Уайтхорса и заселяемся в отель, у меня раскалывается голова и я начинаю ворчать.

– Чем я могу помочь? – спрашивает Таннер, который предвкушал романтический ужин. – У меня есть адвил и тайленол. Это поможет?

Я принимаю две таблетки Адвила, надеваю чистую футболку и забираюсь под одеяло.

– Думаю, я просто лягу пораньше, – говорю я. – Прости.

– Не возражаешь, если я схожу куда-нибудь перекусить? – спрашивает он.

– Нет.

– Принести тебе что-нибудь?

Новый мозг. Новое сердце. Мать, которая бы не была наркоманкой. Отца, который не провел бы мое детство в тюрьме. Мужество, чтобы полюбить тебя. Смелость, чтобы поверить, что ты способен полюбить меня в ответ.

– Ничего, – отвечаю я, закрывая от усталости глаза.

***

Ночью я прекрасно сплю, а когда просыпаюсь утром, головная боль проходит, но мои тревоги остаются. Если уж на то пошло, они стали еще хуже, по сравнению с прошлой ночью. Они тяжелые и раздражающие, заставляют меня нервничать и беспокоиться.

Пока Таннер ведет Фридманов завтракать, я долго стою под душем и пытаюсь разобраться в причинах своего беспокойства.

Возможно, из-за слов Таннера о том, что мы вместе пять недель, я поняла, что время, проведенное с ним, пролетело незаметно, или из-за того, что его слова про “пять недель” заставили меня осознать, что нам осталось провести вместе всего шесть недель. Мое лето в Скагуэйе уже наполовину закончилось, и, несмотря на все мои усилия, уезжать будет чертовски больно.

Возможно, всё дело в странном напряжении от общения с молодоженами, которые разобрались в своих чувствах – взяли на себя определенные обязательства друг перед другом и стали невероятно счастливы. Я завидую им, и в то же время, меня пугает то, что у них есть. Ведь это лишь вопрос времени, когда Джефф осознает, что на самом деле не любит Лорен, или Лорен поймет, что совершила ужасную ошибку, и уйдет?

Или, возможно, всё дело в возвращении в город, пусть и меньший по размеру, в отличии от Сиэтла. Как напоминание о том, что ждет меня по окончании лета, наполняя такой меланхолией, что становится больно.

Я не могу точно определить, что именно портит мне настроение, но это не проходит все утро, я становлюсь вялой и молчаливой. Объятия и поцелуи Таннера не помогают. Посещение музеев и культурных центров в Уайтхорсе не помогает. Еда не помогает. Мне просто придется перетерпеть это беспокойство, пока оно не пройдет.

Единственное, что меня успокаивает, – это мысль о том, что позже мне придется идти на работу в вечернюю смену. Возвращение в “Пастернак” поможет мне отвлечься. Само по себе это не поднимет мне настроения, но мысль о том, что я буду бездумно разливать напитки в течение нескольких часов, избавит меня от чересчур глубоких размышлений.

Когда мы подъезжаем к Скагуэйю, мой телефон начинает трезвонить как сумасшедший, напоминая, что со вчерашнего дня, с тех пор как я выехала из Соединенных Штатов, у меня не было сигнала сотовой связи.

Наверное, это Брюс решил напомнить мне, что я работаю с четырех до десяти вечера.

Я буду на месте, Брюс! Во всяком случае, надеюсь на это. Бог ты мой!

Я достаю телефон из сумки, и у меня внутри все переворачивается, когда я вижу, что пропустила четыре звонка из центра Мими в Якиме, по крайней мере три от неизвестного абонента и дюжину звонков и сообщений от Изабеллы.

У меня рука дрожит, когда я подношу телефон к лицу, чтобы разблокировать его, и Таннер, сидящий на водительском сиденье рядом со мной, замечает это.

– Всё хорошо?

– Я так не думаю, – шепчу я, чувствуя, как от жуткой трясучки у меня в горле и челюсти начинает покалывать. Я оглядываюсь через плечо и с облегчением вижу, что Лорен и Джефф спят, прижавшись друг к другу, на заднем сиденье, но все равно тихо говорю. – У меня не подключен роуминг, поэтому я пропустила кучу звонков и сообщений. Наверное... наверное, с Мими что-то случилось.

– Что? С ней все в порядке?

– Я пытаюсь...

– Что говорит Изабелла?

Мое сердце бешено колотится, я чувствую головокружение и озноб. Мои пальцы неуклюже бегают по экрану телефона.

– Понятие не имею! – Я то ли плачу, то ли шепчу. – Ты меня нервируешь! Дай мне секунду!

Я просматриваю первое сообщение Изабеллы, в котором она просто просит меня позвонить ей. После шести одинаковых сообщений, отправленных с интервалом в несколько минут, она пишет еще одно:

Изабелла

Твоя Мими упала сегодня утром. Ее отвезли в больницу, и я сейчас направляюсь туда. Я буду держать тебя в курсе, но, пожалуйста, позвони мне, Кен. Я не хочу принимать никаких решений за нее, не поговорив сначала с тобой.

У меня кровь стынет в жилах, когда я замечаю, что за этим следуют еще три сообщения с просьбой позвонить ей. Изи никогда не пишет смс за рулем, но она отправила три из них между Сиэтлом и Якимой, что говорит о ее панике.

Далее следует еще одно, более подробное сообщение:

Изабелла

Хорошо. Я в больнице Якимы. Мими в операционной. Они не могут до тебя дозвониться. Она поскользнулась в душе, сломала лодыжку, запястье и выбила несколько зубов. Они уже вправили ей запястье, а сейчас занимаются ее лодыжкой. Не знаю, стоит ли тебе возвращаться домой. Может быть. О МОЙ БОГ. ТЫ ДОЛЖНА ПОЗВОНИТЬ МНЕ, КЕН. ГДЕ ТЫ?

Я больше не вижу экран, потому что мои глаза застилают слезы. Я моргаю как обезумевшая, из-за чего они скатываются по щекам, но их сменяют новые слезы, прежде чем я успеваю как следует разглядеть экран. Я вытираю глаза рукавом.

Я набираю номер Изабеллы, чтобы позвонить ей, но сигнал пока недостаточно сильный, чтобы дозвониться.

– Проклятье! – выкрикиваю я сквозь стиснутые зубы.

– Что происходит?

Я всхлипываю, пытаясь сделать глубокий вдох, но не могу.

– Мими уп-упала. Она сл-сломала запястье и л-лодыжку, о-она в оп-операционной, и... и...

Он протягивает руку и кладет ее мне на бедро.

– Изабелла там с ней?

– Д-Да. Н-Но... н-но... – Меня нет. Я нужна Мими, а меня нет рядом. До меня даже нельзя было дозвониться. Я смотрю на свой телефон, желая, чтобы сигнал усилился, но он остается на уровне одной ничтожной полоски. – Когда, черт возьми, вернется сигнал?

– Пока не доберемся до Скагуэйя, – говорит он, сжимая мою ногу. – Просто дыши. С ней все будет в порядке, Кенна.

– Откуда тебе знать! – огрызаюсь я, сбрасывая его руку со своей ноги. Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне сейчас. Мне нужно подумать. – Мне нужно домой. Мне нужно ехать домой.

– Эй. Подожди. Она в больнице, верно? – спокойно говорит он. – И Изабелла там.

– У нее сломаны кости, Таннер! Ей больно, а я так... так далеко! Я здесь. Я, черт возьми, здесь!

Теперь я плачу навзрыд. Когда я чувствую, как чья-то рука ложится мне на плечо, я понимаю, что разбудила молодоженов своей драмой.

– МакКенна, – спрашивает Лорен, – все в порядке?

– Моя бабушка в больнице, – бормочу я, чувствуя смущение и раздражение, страх и ужас.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает Джефф.

– Я просто хочу позвонить своей подруге Изабелле. И в больницу. И... и...

Краем глаза я замечаю, как рука Таннера начинает тянутся ко мне, но я вздрагиваю, отстраняясь от него всем телом. Несправедливо возлагать на него вину. Умом я это понимаю. Но страх странным образом пробуждает в нас нечто иррациональное, и я действительно его виню. Виню за то, что он предложил поехать в Уайтхорс, за то, что он сел за руль машины, которая отвезла нас туда, и пригласил меня поехать с ним.

– Таннер, – подает голос Джефф, – в Скагуэйе сигнал самый сильный, верно? Не вези нас в Дайю. Остановись в Скагуэйе. Мы с Лорен сможем найти, чем там заняться, пока МакКенна позвонит кому нужно.

– С-спасибо, Джефф, – бормочу я.

Быстро пишу Изабелле сообщение, надеясь, что, даже если пока не могу ей позвонить, быть может, до нее дойдет смс.

МакКенна

Мне так жаль, Изи! Мы провели ночь в Канаде и только сейчас возвращаемся в Скагуэй. Я собираюсь тебе позвонить через...

– Как далеко мы от Скагуэйя? – спрашиваю я Таннера.

– Пятнадцать минут. Максимум двадцать.

... 15-20 минут. Большое спасибо за то, что ты там. Не знаю, что бы я без тебя делала.

Текст загружается не сразу, но в конце концов появляется сообщение об отправке. Я пялюсь в экран, молясь, чтобы Изабелла поскорее ответила.

– Что случилось? – осторожно спрашивает Лорен.

– Она упала в душ-ше, – отвечаю я, и слово “душ” прерывается тихим всхлипом. – Она сломала лодыжку и зап-пястье и в-выбила несколько з-зубов.

– О, Господи. Мне так жаль.

– У нее деменция.

– Это паршиво, – говорит Джефф. – Прости, МакКенна.

Сжимая телефон, как спасательный круг, я отворачиваюсь к окну, сквозь пелену слез все за окном расплывается в коричневых, зеленых и синих тонах. Если я вот так потеряю Мими, я никогда себе этого не прощу. Мой телефон звонит.

Изабелла

Слава Богу! Ее прооперировали, и все прошло хорошо. Лодыжка и запястье в гипсе. Хирург-стоматолог приедет завтра утром. Они изготовят слепок для вставных зубов. Ей дают успокоительные, и она чувствует себя комфортно. Врачи считают, что другие органы не повреждены. Она пробудет здесь два-три дня, а потом отправится домой.

МакКенна

Я возвращаюсь домой этим же вечером.

Изабелла

Не надо. Она не испытывает дискомфорт. Худшее позади. Я останусь до завтра, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Но ей понадобится физиотерапия на протяжении следующих нескольких недель, Кен, и это будет стоить $$. Тебе нужно достать эти деньги. Останься. Работай. Я справлюсь.