Текст книги "Таннер (ЛП)"
Автор книги: Кэти Регнери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава 17
Таннер
Мы добираемся до больницы в Якиме чуть позже половины третьего и направляемся прямиком к справочному бюро, где спрашиваем о Мими, полное имя которой Мадлен МакКенна.
– Миссис МакКенна поступила сегодня утром, чуть позже пяти, – объявляет нам администратор в приемной. – Похоже, она в отделении интенсивной терапии. – Она отрывает взгляд от своего компьютера. – Вы члены семьи?
– Я ее внучка, – отвечает МакКенна, – и ее опекун.
– Понятно, – произносит администратор. – Часы посещений вплоть до восьми вечера, так что у вас достаточно времени. Ей разрешено принимать двух посетителей за раз. Вы оба хотите...?
– Да, пожалуйста. Два пропуска, – говорит МакКенна.
– Конечно. Мне нужны ваши удостоверения личности.
Несколько минут спустя мы поднимаемся по лестнице в отделение интенсивной терапии, холодная, липкая рука МакКенны лежит в моей. Она была относительно спокойна во время нашего сегодняшнего путешествия – из Скагуэйя в Джуно, из Джуно в Сиэтл, из Сиэтла в Якиму, – но как только мы приземлились в Якиме, я почувствовал, что ее нервы и страхи начали брать над ней верх. Она не обращает внимания на слезы, которые продолжают катиться по ее щекам, вытирает их и шаг за шагом приближается к кровати Мими.
Нам удалось поговорить с врачом Мими, позвонив из аэропорта Сиэтла, мы узнали, что прошлой ночью она отправилась бродить по центру и в конечном итоге поскользнулась на недавно вымытой черной лестнице. По меньшей мере в течение часа ее никто не хватился, и лишь во время стандартной ежечасной проверки ночная медсестра заметила, что ее нет в постели.
В центре по уходу за больными предполагают, что медсестра во время ночного обхода в три часа ночи, случайно разбудила Мими, когда закрывала дверь ее спальни. Мими проснулась в замешательстве и направилась к двери на лестницу рядом со своей комнатой, которая была не заперта. Они полагают, что она поскользнулась и упала с лестницы вскоре после трех часов, а пропажу обнаружили только после обхада в четыре часа. Сотрудники центра нашли ее незадолго до половины пятого и вызвали “скорую”, которая доставила ее прямо в больницу.
Вот что я неожиданно осознал – хотя не уверен, что это осознала МакКенна, – никто не сообщил нам о травмах Мими и ее текущем состоянии. Поэтому я не удивлен, когда нас перехватывают при входе в отделение интенсивной терапии. У меня сердце замирает. Потому что, когда врач хочет поговорить с вами один на один перед визитом к пациенту, это, как правило, не очень хорошо.
– Вы мисс Кэбот? – спрашивает молодой врач в белом халате. – Внучка миссис МакКенны?
– Да. Вы доктор Сингх?
– Это я, – кивает она. – Я бы хотела сообщить вам кое-что, если вы не против. Не могли бы вы пойти и поговорить со мной пару минут? Потом я отведу вас к вашей бабушке.
Я сжимаю руку МакКенны, когда мы следуем за доктором Сингх в зону ожидания для членов семьи, обставленную виниловыми диванчиками и телевизором с плоским экраном, по которому показывают кулинарное шоу.
Доктор Сингх наклоняется вперед с напряжением в лице, сцепив руки вместе.
– Я не уточнила некоторые детали, когда мы говорили по телефону.
МакКенна тихо сглатывает.
– Какие детали?
– Ваша бабушка перенесла очень тяжелую черепно—мозговую травму, когда упала. На протяжение по крайней мере полутора часов после несчастного случая ей не оказывалась медицинская помощь. К тому времени, когда она прибыла сюда, в больницу Якимы, она была практически мертва.
– Она... мертва? – бормочет МакКенна, покачиваясь рядом со мной.
– Нет. Она подключена к аппарату жизнеобеспечения.
– Значит, с ней все будет в порядке?
Доктор Сингх выглядит огорченной.
– Нет, не будет, мисс Кэбот.
– Извините. Я не могу... – МакКенна начинает нервно моргать. – Что... что вы имеете в виду?
– Когда вашу бабушку доставили сюда, ее сердцебиение было прерывистым и медленным, она бы скончалась – это был вопрос нескольких часов, если не минут. Но когда я услышала от мистера Хаггинса, что вы уже вылетели с Аляски в Якиму, я позвонила, чтобы подключить ее к системе жизнеобеспечения. Я хотела, чтобы у вас была возможность попрощаться, – доктор Сингх прочищает горло. – Чтобы было понятно, ее мозг не проявляет активности... и как только ее отключат от аппаратов, я уверена, что остальные ее органы быстро откажут. Но прощание – это... – Доктор Сингх делает паузу, и что-то мне подсказывает, что она сама пережила такую потерю. Похоже, на более глубоком уровне, она понимает, как важно прощаться с любимым человеком. – Это важно. Я верю в это. И я хотела, чтобы у вас была возможность увидеть ее, поговорить с ней, попрощаться.
– Я просто... значит, ее сердце все еще бьется?
– Пока.
– Но ее мозг... мертв.
– Да. – Доктор Сингх морщится. Ей есть что еще сказать. – Э-э-э, мисс Кэбот... чтобы внести полную ясность, я должна сообщить вам, что ваша бабушка подписала отказ от реанимации несколько лет назад. Технически, я не должна была звонить, чтобы сохранить ей жизнь, но...
– Спасибо, – настойчиво шепчет МакКенна, наклоняясь вперед и накрывая ладонями руки доктора Сингх. – Спасибо, что подарили мне такую возможность. Я так благодарна, доктор Сингх.
Доктор делает глубокий вдох и выдыхает. Мне кажется, я вижу облегчение в ее глазах. Она приняла правильное решение. МакКенна отпускает руки доктора и прислоняется ко мне.
– Сколько у меня осталось времени? – спрашивает она.
– Сегодняшний день, – отвечает доктор. – Мы отключим аппараты сегодня вечером.
МакКенна кивает, вытирая слезы.
– Вы больше ничего не можете сделать?
– Извините, нет. Но, мисс Кэбот, ваша бабушка не чувствует боли, – вкрадчиво заверяет доктор Сингх.
– Ей было... – МакКенна всхлипывает, затем делает глубокий, прерывистый вдох. – Ей было б-больно? Как вы д-думаете?
– Сомневаюсь, – отвечает доктор Сингх. – Думаю, она пошла бродить, вышла за дверь, поскользнулась, упала, ударилась головой, а потом... ничего.
– Ничего?
– Никакой боли. Никакого одиночества. Никакого замешательства.
Я обнимаю МакКенну и притягиваю ее к себе.
– Ты в порядке, детка?
– Могу я быть откровенной? – спрашивает доктор Сингх.
– Пожалуйста, – шепчет МакКенна.
– Для пациента с последней стадией деменции такой быстрый исход – благословение как для самого пациента, так и для его близких. Я сочувствую вам, мисс Кэбот, но не сочувствую ей. Я рада за нее.
– Понимаю, – говорит МакКенна, вытирая слезы и поднимая подбородок. – Могу я ее сейчас увидеть?
– Конечно, – отвечает доктор Сингх, вставая. – И повторюсь, я очень сочувствую вам.
Когда мы встаем, МакКенна снова покачивается, и я понимаю, что она сегодня ничего не ела. Я обнимаю ее за талию и веду обратно к дивану.
– Доктор Сингх, – обращаюсь я, – не могли бы вы принести нам сок? И, наверно, немного крекеров? – Я поворачиваюсь к МакКенне. – Тебе нужно что-нибудь съесть.
Доктор Сингх выходит из комнаты, сказав, что вернется через секунду с провизией.
– Я не голодна.
– Может, ты и не чувствуешь голода, малыш, но твое тело истощено. Поешь и выпей что-нибудь. Потом мы пойдем к Мими.
Она резко выдыхает, глядя на меня красными, слезящимися глазами.
– Она мертва, Таннер. Мими мертва.
– Эй, эй, эй, – говорю я, беря ее за руки. – Ее сердце будет еще какое-то время биться. И это сердце любило тебя всю твою жизнь. Поговори с ее сердцем. Скажи ему, как сильно ты ее любила, как ты была ей благодарна, как сильно ты будешь по ней скучать. Обещаю, она тебя услышит, МакКенна. Я знаю это. Обещаю.
– Ты н-не можешь этого обещать, Т-Таннер.
– Могу, потому что знаю, что моя мама слышала меня, – говорю я, вспоминая тот день, когда бабушка с папой отвезли нас в Уайтхорс Дженерал, чтобы попрощаться с мамой.
Она лежала неподвижно и тихо на белых простынях, во рту у нее была трубка, голова забинтована, а монитор над кроватью издавал регулярные звуковые сигналы.
– Мой папа отвел нас попрощаться. Меня, Хантера и Харпер. Не могу сказать тебе, откуда я это знаю, но я знаю. Она слышала меня. Она знала, что я ее люблю. Она знала, что я буду скучать по ней. Она знала, что она хорошая мать. Попрощаться важно, Кенна. Для нее и для тебя.
МакКенна опускает голову мне на плечо и заливается душераздирающими рыданиями, ее печаль неподдельна, а горе всепоглощающе и говорит громче слов. Ее слезы льются из глаз сломленной, покинутой маленькой девочки, из глаз запутавшегося подростка, из глаз взрослого человека с глубокими шрамами.
Я глажу ее по спине, говорю, что люблю ее, и обещаю, что буду рядом с ней сейчас, потом, всегда и навеки.
Доктор Сингх открывает дверь приемной и аккуратно ставит бутылку апельсинового сока и тарелку с крекерами на диванчик напротив, затем тихо уходит.
МакКенна еще долго плачет, очень долго.
А потом, когда она готова, мы подходим к постели Мими, и она прощается.
***
МакКенна
Доктора Сингх и Таннер были правы – я уверена, что Мими слышала, как я прощалась с ней, и благодарность, которую я испытываю за время, проведенное с ней, никогда не исчезнет.
Я обратилась к ее сердцу, поблагодарив за то, что она любила меня так, как никто другой. Я поблагодарила ее за то, что она приняла меня и позаботилась о том, чтобы я всегда чувствовала себя любимой. Я призналась, что сожалею о двух годах, которые мы потеряли после моего выпускного в колледже. Сказала, что мне бы хотелось провести с ней больше времени вместе, но я буду дорожить каждым мгновением, которое у нас было. Я заверила ее, что она была лучшей бабушкой и матерью, какие только могли у меня быть, и что моя любовь к ней будет со мной до последнего вздоха. Я буду помнить ее уроки и пример, который она подавала, буду чтить ее за то, кем она была, кем я являюсь сейчас и кем стану в будущем.
Я держала ее за руку, когда они вынимали трубку из ее горла и отключали аппарат искусственного дыхания. Мои уши прислушивались к последнему удару сердца, а мои глаза наполнялись слезами, когда гул монитора подсказал мне, что я уже слышала это.
Я поцеловала ее в покрытую синяками и морщинами щеку, в последний раз приложив ее мягкую ладонь к своей щеке, а затем позволила Таннеру увести меня из ее комнаты в будущее, где не будет ее, но будут воспоминания о ней.
Мы организовали перевозку тела Мими в Сиэтл, затем отправились на такси в квартиру Изабеллы, поскольку моя квартира все еще сдавалась в субаренду. Мы с Таннером рухнули на застеленный футон в домашнем кабинете Изабеллы и проспали несколько часов в объятиях друг друга, даже не потрудившись раздеться.
Когда я проснулась десять часов спустя мои глаза были воспалены и устали от слез, но на сердце было на удивление спокойно. Для девушки, которая большую часть своей жизни чувствовала себя нелюбимой, я чувствовала себя окруженной любовью. Благодаря духу Мими. Благодаря дружбе Изабеллы. И сильной, непоколебимой любви Таннера.
И тогда я поняла.
Именно в тот момент я четко поняла, что тоже его люблю.
– Проснулась? – произносит он, кладя свой телефон на стол Изабеллы и целуя меня в лоб. – Как ты себя чувствуешь?
– Устала. Нет. Измотана.
– Понимаю, – тихо говорит он. – Проголодалась?
– Да, – отвечаю я, с удивлением обнаружив, что аппетит ко мне уже вернулся. – Думаю, что да.
– Изабелла на этой неделе работает в летнем лагере, – говорит он мне, – но она сказала, что оставила на кухне коробку твоих любимых пончиков.
– Пончики на дрожжах, – произношу я с подобающим почтением. – Они восхитительны.
– Ты тоже будешь кофе? Я могу заварить свежий.
Он опускает ноги с футона, чтобы пойти и принести нам еду, но я кладу руку ему на спину, останавливая его.
– Таннер. Подожди.
Он смотрит на меня через плечо.
– Ты в порядке?
Я киваю, проглатывая внезапно образовавшийся в горле комок.
– Мне нужно кое-что сказать.
Повернувшись ко мне лицом, он берет меня за руку.
– Что случилось?
Скажи это. Давай, скажи это. Все будет хорошо. В моей голове звучит любящий и уверенный голос Мими, напоминающий о том, что она всегда будет со мной, и подбадривающий в нужный момент, чтобы произнести слова, вертящиеся у меня на языке.
– Я люблю тебя, – шепчу я, глядя ему в глаза, прочищаю горло и повторяю еще раз, на этот раз громче и решительнее: – Я так сильно люблю тебя, Таннер Стюарт.
По-началу его улыбка едва уловима, как будто он не может поверить в то, что я только что сказала.
– Скажи это еще раз.
– Я люблю тебя, – говорю я, и в третий раз слова даются мне легче.
– Еще раз.
– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, – произношу я, ожидая, что молния поразит меня насмерть, и радуюсь, когда этого не происходит. – Я влюблена в тебя, Таннер.
Он издает радостный вопль и смеется, снова ложась и притягивая меня к себе. Он закидывает руки за голову и улыбается мне. – Ты любишь меня?
– Люблю, – повторяю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, – признается он.
– Знаю, – говорю я, осторожно упираясь локтями ему в грудь.
– Когда ты поняла?
– Сегодня утром, когда открыла глаза, это было первое, о чем я подумала. – Я снова целую его, удивляясь тому, что этот красивый, добрый, умный мужчина – мой. – Ты принял меня в свою семью, в свою жизнь. Заботился обо мне и защищал меня. Ты был рядом, даже когда я оттолкнула тебя. Привез Изи в Скагуэй и нашел пансионат для Мими в Хейнсе. Ты поехал со мной в Вашингтон. Бросил все, чтобы быть здесь, со мной.
– Ради того, кого любишь, – говорит он, – ты пойдешь на всё.
– Ты и есть любовь, – отмечаю я. – Ты живешь любовью. Каждый день.
– Кстати, о каждом дне , – говорит он. – Что тебе нужно от меня сегодня?
– Пончики, – отвечаю я. – И кофе.
– Принято.
– И помощь с приготовлениями для Мими.
– Я здесь, Кенна. Что бы тебе ни было нужно.
– Мне нужен ты, – заявляю я, наклоняясь, чтобы прижаться губами к его губам, и оказывается, я кое-что упустила из списка того, что мне было нужно.
Мне нужны его прикосновения, его вкус и твердая, мощная сила его тела, накрывающего мое, двигающегося внутри меня и доставляющего меня до того священного места, где двое становятся единым целым, где Таннер и МакКенна плавно перетекают в “мы”, в “нас”, в любовь, в вечность.
***
Четыре дня спустя, утро похорон Мими выдалось ясным и солнечным, небо было окрашено в поразительно лазурно-голубой цвет, а яркое и теплое солнце пряталось за пушистыми белыми облаками.
Я предпочитаю верить, что причина в том, что Мими сейчас счастлива. Ей не больно. Ее мысли больше не спутаны. Она наконец-то обрела покой.
Небольшая заупокойная служба проходит с участием нескольких друзей Мими из ее старого района, ее двоюродной сестры из Портленда, еще одной двоюродной сестры из Такомы, главного терапевта из пансионата, доктора Сингх, Изабеллы и ее матери, Таннера и меня. Я не удивлена, что Шейла не появляется, и, честно говоря, я рада, что она не приехала. Не знаю, как бы я отреагировала, увидев свою биологическую мать сегодня, в день, когда хоронила свою настоящую мать.
После службы мы собираемся в соседнем кафе, где Таннер и Изабелла договорились, чтобы кофе и выпечка были поданы в небольшом приватном зале с видом на гавань. Друзья и кузины Мими делятся историями на этом скромном, душевном мероприятии, пока я сижу рядом с Изабеллой и Таннером, окруженная любовью, поддерживаемая силой и обещаниями.
После этого мы с Изабеллой отвозим Таннера в аэропорт SeaTac, где он сядет на обратный рейс до Скагуэйя. Мы прощаемся перед залом отправления авиакомпании “Аляска Эйрлайнз”.
– Скоро увидимся? – спрашивает он.
– Я дам тебе знать, когда. Мне нужно сообщить моему домовладельцу, что я не продлеваю аренду. Пансионат отправил две коробки с вещами Мими в квартиру Изабеллы, мне нужно их просмотреть. Хочу заехать в колледж и лично предупредить их об увольнении за две недели. И еще мне нужно забрать свои вещи со склада и упаковать их.
– А твоя машина?
– Думаю, продать ее. Пока не знаю. Я еще не заглядывала так далеко. – Он пытается выглядеть уверенным, но я вижу беспокойство в его глазах, как будто он боится, что в тот момент, когда он улетит на Аляску, я влюблюсь в Сиэтл и решу остаться здесь. – Таннер. Я тебя люблю. Ты – мое будущее.
– Знаю, – говорит он. – Единственная жизнь, которую я хочу, – это та, в которой есть ты, Кенна.
– Я тоже, – соглашаюсь я с ним. – Так что поверь мне, когда говорю, что вернусь в Скагуэй через две недели или даже раньше. И когда я доберусь туда, я останусь. Навсегда.
– Маленькая, но сильная, – говорит он, и его лицо расслабляется, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня. – Это было первое, о чем я подумал, когда увидел тебя. И это оказалось правдой.
– Ты понятия не имел, во что ввязывался.
– Я бы не изменил ни дня, – заявляет он. – Даже ту самую отстойную неделю из всех, я бы все равно не променял, ведь она привела нас сюда.
– Согласна, – подтверждаю я, обвивая его руками за шею. Мы долго целуемся, прежде чем я, наконец, отпускаю его. – Счастливого пути. И напиши мне, когда долетишь.
– Напишу, – обещает он, отстраняясь от меня, но перед тем, как пройти через вращающуюся дверь, оборачивается и беззвучно произносит еще раз: “Я тебя люблю”.
***
Ровно через две недели я следую за ним по пятам, проходя через вращающуюся дверь в зал отправления аэропорта SeaTac. Я готова начать новую жизнь – на этот раз по-настоящему – в Скагуэйе.
Сегодня выходные в честь Дня труда, и люди отправляются в поездки нескончаемым потоком, в последний раз радуясь летним денькам в предверии прохладного дыхания осени. Уладив свои дела в Сиэтле, проведя несколько ночей у Изабеллы и в моем любимом отеле типа “постель и завтрак” на острове Уидби, где немного отдохнула и расслабилась, я приготовилась к следующему приключению в жизни.
Когда я сажусь у окна, направляясь в Джуно, я думаю о разговоре, который состоялся у меня с моей лучшей подругой три дня назад, когда мы отдыхали у бассейна отеля, наслаждаясь последними лучами летнего солнца.
– Итак, ты наконец-то произнесла нужные слова, – отметила Изабелла, улыбаясь мне. – Сложнее или проще, чем ты думала?
– Ни то, ни другое, – ответила я. – Просто... необходимость. Я как будто ничего не могла с собой поделать.
– То есть... проще.
– Вынужденно. Я бы не смогла остановиться, даже если бы попыталась.
Она помолчала несколько минут, потом заявила:
– Мне нравятся Стюарты.
– Да, – сказала я, игриво толкнув ее в плечо. – Знаю.
– Я просто хочу сказать, что они хорошие люди.
– Безусловно. Я согласна...
– Но мы с Хантером решили умерить пыл.
Подождите. Что? Как я могла это пропустить?
– Ммм. Что-то случилось? Вы, кажется, очень понравились друг другу.
– Я не вступаю в отношения на расстоянии, – изрекла она, поправив шляпу от солнца, чтобы не обгорели щеки. – Я уроженка Сиэтла в четвертом поколении.
– Да, знаю. Но...
– Никаких “но”.
Ого. Хорошо.
– Итак... это конец?
– Я сказала ему, что мы можем остаться друзьями. А раз уж ты, скорее всего, выйдешь замуж за Таннера, и через год у тебя появится полдюжины маленьких аляскинцев, которые будут бегать по всему Скагуэйю, уж поверь, Тетя Иза на пороге точно появится.
– Значит... ты оставила дверь открытой? На будущее?
– Нет! Никаких дверей. Никаких проемов. Я не вступаю в отношения на расстоянии, Кен, – повторила она, и тон ее голоса стал раздражительным.
Эх. Хорошо.
– Поняла.
– Так что не надо, типа, передавать ему привет от меня или что-то в этом роде.
– Мне дать тебе знать, если он найдет кого-то другого?
Она глубоко вздохнула и тихо фыркнула.
– Заткнись, Кен.
Ага! Дверь, может, и не была открыта, но и не была заперта на засов. Изабелла становилась раздражительной только тогда, когда что-то оставалось нерешенным и все еще беспокоило ее.
– Я чувствую, как гудит твой огромный мозг, девочка. Перестань подвергать меня психоанализу, МакКенна Диана Кэбот.
Перестань вести себя как идиотка, Изабелла Мария Гонсалес, подумала я про себя, но не стала произносить это вслух.
Я не горю желанием видеть Хантера. Думаю, меня не очень обрадует его депрессивное состояние.
Оказавшись в Джуно, я отправляю Таннеру сообщение о том, что должна быть в Скагуэйе вовремя, в 17:40.
Таннер:
Не могу дождаться встречи с тобой. Счастливого пути, детка. Люблю тебя.
МакКенна:
Я тоже тебя люблю
Мы чертовски сентиментальны, но мне все равно. Это первый и последний раз, когда я в кого-то влюбляюсь; я искренне в это верю, не собираясь убегать от своих чувств.
Когда мой легкомоторный самолет приземляется в аэропорту Скагуэйя, бабочки в животе начинают порхать в три раза чаще. Я хватаю свою сумку и спускаюсь по трапу самолета, увеличивая скорость с каждым шагом, пока не вбегаю в терминал и не прыгаю в объятия Таннера, который меня уже ждет.
Прошло всего две недели, но у меня такое чувство, что прошла целая вечность. Я обхватываю его ногами за талию, сцепляя лодыжки, и мы целуемся в знак приветствия. Мы устраиваем сцену на публике, но мне все равно, и, похоже, Аляске тоже. Когда мы удостаиваемся бурных апплодисментов от ребят, работающих в Skagway Seaplanes, Таннер опускает меня, наши глаза расширяются от удивления, а щеки розовеют, и мы слегка им кланяемся.
– Ты здесь.
– Я здесь, – отзываюсь я, улыбаясь ему.
– Слава Богу, – говорит он, целуя меня в кончик носа.
Он хватает мои сумки, и я следую за ним к машине. Когда он загружает мой багаж в пикап, я открываю дверцу и собираюсь сесть в машину, но он останавливает меня.
– Подожди! Мы еще не едем, – заявляет он.
– Что? Почему?
Он закрывает багажник и протягивает руку.
– Пойдем со мной.
– Куда мы идем?
– Увидишь!
Переплетя свои пальцы с моими, он уводит меня с парковки к пешеходному мосту, который мы пересекали Четвертого июля по пути на соревнования по метанию топора в Бухте Контрабандистов. В тот раз я прервала нашу пешую прогулку, чтобы поискать лосося, но у нас не было времени любоваться видом на мыс Якутания и горы за ним. Сегодня, никуда не торопясь, мы остановились на середине моста. Я стою у перил, ветер дует мне в лицо, такой же холодный, каким он был, когда я только приехала в мае, а Таннер стоит позади меня, защищая от ветра, моя защита от любого шторма.
– Добро пожаловать домой, – шепчет он мне на ухо.
– Как же хорошо, что я вернулась, – признаюсь ему, снимая его руки с перил и обвивая ими свои плечи. – Как здорово вернуться домой.
– Это одно из моих самых любимых мест, – произносит он.
Теперь и мое тоже. Я уже это знаю.
– Помнишь, как ты приехала сюда в мае?
Я поворачиваюсь в его объятиях и улыбаюсь ему.
– Я как раз думала об этом! Сегодня так же прохладно, как и тогда.
Он кивает, ухмыляясь мне в ответ.
– Сезон почти закончился. Скоро осень.
– Кто бы мог подумать, что тот день приведет нас сюда?
– Кстати, к разговору о прошлом и настоящем, – говорит он, и в его глазах мелькает огонек. – Помнишь, какой первый вопрос ты мне задала после того, как мы поприветствовали друг друга?
Я задумываюсь на секунду.
– Эм… Не знаю. Что-то о нашей ситуации? Что она странная?
– Ты упомянула об этом, – говорит он, – да. Но твой первый вопрос был: “У тебя есть для меня кольцо?”
– Верно, – соглашаюсь я, поднимая руку, на которой все еще находится кольцо с опалом, которое он мне подарил в тот день.
Выражение его лица становится серьезным, и он нервно сглатывает.
– Спроси меня еще раз.
– Спросить тебя... – Мой голос затихает, когда он достает что-то из кармана и наклоняется, становясь передо мной на колени. Я прикрываю рот ладонями и ахаю. – Таннер!
– Спроси меня, – повторяет он, улыбаясь мне, его глаза сияют от любви.
Я делаю глубокий вдох и смахиваю слезы, обвиняя в них ветер, а не свои чувства к этому чудесному мужчине у моих ног.
– У тебя есть для меня кольцо? – шепчу я.
Он открывает маленькую черную коробочку, которую держит в руке, и внутри я обнаруживаю кольцо, идентичное тому, что сейчас на мне, за исключением того, что вместо опала по середине сверкающий бриллиант.
– У меня оно есть, – говорит он.
– Таннер.
– Я люблю тебя, МакКенна. И буду любить тебя вечно, несмотря ни на что. Ты мой человек, моя женщина, моя любовь. Ты станешь моей женой?
– Д-да, – бормочу я, когда он надевает кольцо, прижимая его к первому кольцу, которое он мне подарил. – Да, да, да, да, да!
Он встает, заключает меня в объятия и целует, пока у меня не перехватывает дыхание.
– Поехали домой, – предлагает он, и в его глазах миллион обещаний “отныне и вовек”.
Мое лето в Скагуэйе подходит к концу, думаю я, держа его за руку, пока мы идем по мосту обратно к его машине. Но моя жизнь в Скагуэйе только начинается.
КОНЕЦ
