Текст книги "Алмаз"
Автор книги: Кэти Хикман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 9
Той ночью, уже перед самой заутреней, кто-то разбудил Аннетту, тряся за плечо.
– Что?.. Кто это?
– Ты говорила во сне, сестра.
– Евфемия! А ты что тут делаешь?
Не успев толком проснуться, клирошанка узнала маленькую конверсу по запаху немытого тела. В отличие от Аннетты с ее роскошными нарядами, Евфемия надевала прямо на голое тело монастырские робы, нечасто попадавшие в прачечную.
– Наверное, тебе опять кошмарное наснилось. Дай залезу рядышком.
Простонародный говор тоже ни с чем не спутаешь. Не дожидаясь приглашения, девочка забралась под покрывало, улеглась спиной к стене и тесно прижалась сзади. В темноте монахиня различала лишь очертания непокрытой головы послушницы. Темные волосы Евфемии, совсем недавно коротко остриженные, отрастали непокорными вихрами. Иногда девочка напоминала Аннетте забавного взъерошенного птенца.
Ставить замки не разрешалось, поэтому дверь кельи была открыта. В коридоре всю ночь горели свечи. Суора Виргиния, одна из самых кротких, старых и уважаемых монахинь, должна ежечасно обходить кельи, чтобы убедиться: у младших сестер все в порядке. Но вскоре после заката, приложившись к бочонку с вином в своей келье, она обычно засыпала так крепко, что, как говорила Урсия, проспала бы даже Судный день.
– Опять тот сон? – спросила Евфемия, гладя подругу по волосам.
– Не знаю. Наверное.
– Не помнишь?
– Никогда не запоминаю снов. Только вот просыпаюсь с этим… ощущением.
– Каким ощущением?
– Не знаю…
Вглядываясь в темноту, Аннетта пыталась найти слова, чтобы описать пугающее чувство: будто на нее давила черная пустота.
– Словно я… потеряла что-то и не найду больше никогда.
– Все закончилось. Не думай об этом.
– Надо попробовать.
Теплое тело Евфемии приятно грело монахиню.
– Наверное, это все из-за пудинга, который мы ели вчера вечером. Кому угодно кошмары приснятся.
– Я отдала свою порцию суоре Катерине, она любит сладкое.
– А я отдала свою коту сестры Маргаретты, хотя он и так толстый, – с улыбкой призналась Аннетта. – Продолжай, это приятно.
Она потянулась, устраиваясь поудобнее на тонком матрасе.
В темноте девушка постепенно начала различать очертания комнаты. Келья, за которую она заплатила кучу денег, состояла из двух смежных комнат в дальнем конце коридора и уступала по размерам только покоям аббатисы. Беленые стены, темные балки под высоким потолком. На этом сходство с комнатами простых монахинь заканчивалось. У стен стояли два расписных кассоне с одеждой, в углу – высокий деревянный буфет, в котором девушка держала тарелки, ножи, кувшины и собственный запас продовольствия. На подоконнике в крохотной клетке дремал воробушек.
– А там как жилось? Ну, в другом месте? – нерешительно спросила Евфемия.
Аннетта задумалась. Вернувшись в Венецию, она держала свое прошлое в строжайшей тайне. Сначала шок от возвращения в монастырь – хотя она сама так решила – просто не давал вспоминать. Постепенно девушка поняла, что загадочность может сыграть ей на руку. Но сейчас, то ли из-за этого сна, то ли из-за резко нахлынувшего чувства одиночества, бесстрашной монахине вдруг показалось, что маленькая послушница – единственный близкий человек на всем белом свете, и захотелось ей обо всем рассказать.
– В гареме… четыре года… я знала одну девушку. Ты очень похожа на нее…
– А что это была за девушка?
– О… – печально вздохнула Аннетта, – англичанка. В гареме ее называли Кейе, но это не настоя идее имя моей подруги.
Из коридора, где монахини держали клети с курами, доносилось недовольное кудахтанье.
– Когда я была послушницей, как ты, и спала в тесной комнатушке за кухней, я думала, клирошанкам вольготно живется! А сейчас… смотрю на всех этих куриц в коридоре – словно на скотном дворе живешь, – улыбнулась старшая сестра.
– Ш-ш-ш! Старая Виргиния услышит! – Евфемия прижала пальчик к губам.
– Суора Виргиния? Ну и что?! Здесь можно жить, как заблагорассудится.
– Ты мне как-то рассказывала, что в том, другом месте правила построже.
– О да, намного! В присутствии султана или его матери нельзя даже говорить, пока не позволят. Повсюду ходят стражники.
– Кастраты?
– Да, евнухи. Обычные и чернокожие.
Евфемии не терпелось узнать о них побольше.
– Чернокожие кастраты! А какие они? – с замиранием сердца спросила девочка.
Аннетта почувствовала, что подруга вся дрожит от любопытства.
– Мужчины без coglioni? – насмешливо фыркнула бывшая служанка. – В основном жутко толстые: грудь свисает до самого живота. Фу! А еще они очень странно разговаривают, вот так, – пропищала она фальцетом. – Но кое-кто из девушек все равно влюблялся. Одна моя знакомая даже вышла замуж за такого, когда ушла из гарема.
– Ушла из гарема? Но вы же там все были пленницы.
– Да, были. Но если девушка плохо работала или долго не привлекала внимание султана, ее отпускали. Как, думаешь, выбралась я? Не сбежала, нет. Мы все были рабынями, все христианки. У каждой своя история. Например, мы с Кейе плыли на корабле через Адриатику и попали в плен к пиратам. Я вместе с монахинями из Санта-Клары направлялась в другой монастырь, он в Рагузе. Ты, должно быть, слышала о нем?
Евфемия кивнула и теснее прижалась к старшей подруге.
– Так вот. Известный английский торговец взял нас на борт корабля, шедшего в Константинополь, и пообещал отвезти в Рагузу. Но судно атаковали турки. Остальных сестер они выкинули за борт. Корабль напоролся на рифы и начал тонуть, поэтому забрать всех они не смогли бы, даже если бы захотели. Команду перерезали, а нас с Кейе позже продали в дом блаженства, – бесцветным голосом закончила Аннетта.
– Оказаться в плену у неверных! Храни нас Мадонна! Лучше вам было утонуть! – возбужденно пролепетала девочка.
Тон голоса совсем не вязался с ее благочестивыми речами.
– Умереть? Чушь! Быть рабыней в гареме лучше, чем быть послушницей в монастыре, вот что я тебе скажу.
– Сестра!
– Чистая правда. Или даже клирошанкой, несмотря на привилегии. Среди нас были женщины, которые сами захотели стать рабынями, надеясь попасть в гарем к какому-нибудь богачу. Лучше так, чем жить на улице.
– А как тебе удалось бежать?
– Я не сбежала, глупышка. Когда валиде умерла, всех ее личных прислужниц отпустили…
– А кто такая валиде?
– Мать султана.
– Понятно. Что было дальше?
– Ну, одни захотели остаться, другие получили приданое и были выданы замуж. Любая женщина, прошедшая обучение в доме блаженства, – лакомый кусочек, знаешь ли.
– Сестра! – хихикнула Евфемия. – А тебе не хотелось замуж?
– Я похожа на сумасшедшую? Прислуживать обрюзгшему паше? Нет уж, увольте! Когда я была еще совсем маленькой, мать попыталась продать меня дряхлому толстяку, любителю невинных девочек. Отвратительный старый козел!
Аннетта с удовлетворением отметила, что малышку затрясло от ужаса, и, упиваясь собственным красноречием, продолжила:
– Мне было десять лет, Фемия. Совсем дитя, младше, чем ты, но уже достаточно взрослая. После этого я поклялась самой себе, что никогда не буду иметь дела с мужчинами.
– А что ты сделала?
– Что я сделала? Ха! Укусила его так больно, что, клянусь, ему разонравились маленькие девочки!
Евфемия захохотала.
– Я сказала Кейе: если султан хоть пальцем до меня дотронется, сделаю с ним то же самое. Мадонна! Она так разозлилась! Сказала, что нас обеих убьют из-за моего длинного языка…
Аннетта резко замолчала. Евфемия терпеливо ждала продолжения рассказа, но не дождалась и осторожно спросила:
– А что стало с твоей подругой Кейе?
– Не хочу о ней говорить, – процедила монахиня тихо.
Маленькая конверса так и не поняла, чем обидела подругу. Аннетта лежала неподвижно, и девочка подумала, что та заснула.
Но она не спала, а вглядывалась в темноту.
Что случилось с Кейе? Не проходило ни дня, ни часа, чтобы она не задавала себе этот вопрос. Ради спасения подруги она отдала самую большую драгоценность.
По щеке Аннетты скатилась одинокая слезинка. Узнать ответ ей, судя по всему, не суждено: смог ли алмаз валиде спасти жизнь Селии Лампри?
ГЛАВА 10
Аннетта и Евфемия еще лежали, когда в коридоре послышался шум.
Секунду-другую они прислушивались, затаив дыхание.
– Что это было? – наконец прошептала девочка.
– Тише! Не знаю.
– Слышишь? Опять!
Из дальнего конца коридора донесся тихий вздох.
– Мадонна! Это Виргиния! Или сама суора Пурификасьон! Если они поймают меня здесь… Скорей, спрячусь в твоем кассоне…
Евфемия в панике хотела вскочить с кровати, но Аннетта удержала ее и беззвучно прошептала: «Подожди». Велела залезть под одеяло, а сама встала с постели и выскользнула наружу.
Свечи возле кельи почти догорели. В ближнем конце коридора виднелись клети с курами. Оттуда шел привычный резкий запах. Девушка подумала: «Может, просто наседки раскудахтались?» Собралась было вернуться в комнату, как вдруг снова услышала звук потише, больше похожий не на вздох, а на ворчание.
Босиком прокралась по коридору, заглядывая в кельи других монахинь. Все как одна лежали на спине, руки поверх одеял, голова – на набитом соломой валике. Из комнаты старой сестры Виргинии доносился слабый запах прокисшего вина, но в остальном ничего примечательного.
И все же девушку не покидало странное неприятное чувство. Может, еще мучили воспоминания о том кошмаре. Тишина в дортуаре вдруг показалась неестественной. Слишком спокойно. Монахини всегда засыпали в одном положении, предписанном строгим уставом ордена, но ночью ворочались, как нормальные люди. А сейчас они напоминали мраморные статуи на могилах. «Суора Виргиния храпит», – вспомнила Аннетта. Та славилась на весь монастырь: сестры помоложе все время подшучивали у нее за спиной. Сейчас из ее кельи не доносилось ни звука. Девушка еще раз подошла к двери и прислушалась. Тишина.
И тут странный звук раздался в третий раз: вздох, мычание, а потом еще один вздох погромче.
Аннетта вдруг поняла: источник звука – дальняя келья над лестницей. Там селились нечастые гости. Монашка поднялась на три ступеньки и, обнаружив, что дверь приоткрыта, осторожно заглянула внутрь.
Стены небольшого помещения были побелены известкой. Никаких окоп, только простое деревянное распятие. Большую часть комнаты занимала узкая и низкая кровать. На ней лицом вниз лежала женщина. Голова прижималась к валику под странным углом, руки крепко держались за изголовье, словно она пыталась не упасть. Непонятное хныканье вырывалось из ее горла. Бледные округлые ягодицы были приподняты. За ней стоял раздетый ниже пояса мужчина. Ритмично двигаясь, он сжимал ее бедра: пальцы погружались в нежную плоть, словно нож в масло. Незнакомец стоял наискосок от двери, но, даже не видя лица, Аннетта знала, какой у него сейчас взгляд: даже десять силачей не смогли бы его остановить. Движения ускорялись, женщина стонала все громче, и явно не от боли. Сначала ночной гость смотрел вниз, словно на себя самого, по вскоре запрокинул голову и тихо застонал.
Аннетта отпрянула и вжалась в стену. Неужели одна из монахинь только что спаривалась, словно самка животного? Santissima Madonna! [10]10
Пресвятая Богородица! (ит.) – (Прим. ред.).
[Закрыть]Бывшая служанка поднесла руку ко рту и обнаружила, что улыбается. Она не знала, что и думать. Эго просто скандал! Ждала от себя вспышки праведного гнева, но зрелище Скорее заинтересовало, чем возмутило. Сама постоянно нарушала правила, читать морали – не ее дело. Есть и более интересные темы для размышлений. Кто решился пойти на такую непростительную дерзость: принять любовника здесь, под носом у других сестер? Интересная загадка. А еще интереснее, как можно использовать отгадку? Четыре года в служанках у валиде не прошли даром.
Затаив дыхание, девушка стояла за дверью маленькой кельи и прислушивалась: женский голос вообще едва различим, мужской – чуть громче. Она старалась разобрать слова, но понимала только интонацию. Поразительно: незнакомец говорил очень нежно, словно утешая «подругу». Внезапно дверь распахнулась, дерзкий пришелец вышел в коридор и бесшумно сбежал вниз по лестнице.
Заметил ли он Аннетту? Нет, было еще совсем темно, к тому же любовник монашки не подозревал, что за дверью кто-то есть. Казалось, девушка слышит гулкие удары собственного сердца. А в дортуаре царила тишина. Узнать, кто из монашек сейчас в келье, несложно. А вот кто ее любовник? Нужно действовать быстро. Бывшая карие тихо сбежала по ступенькам вслед за мужчиной.
Внизу коридор раздваивался: проход слева вел в трапезную и кухню, а справа находились оба зала и главные ворота монастыря. Сначала Аннетта побежала в сторону салонов, а затем через двор к воротам. Этот путь проще всего, особенно если монаркино подкупил привратника и тот не запер дверь. Подбежала, задыхаясь. В боку кололо. Массивные железные двери с хитроумной системой латунных замков были заперты.
Не успев отдышаться, она понеслась обратно через двор, через кованые ворота, отделявшие монашескую половину от зала для посетителей. Повернула по коридору направо, мимо кухни. И вдруг поняла: он проник в монастырь через сад! Как и тот, днем. У входа в кухню суора остановилась. И действительно: дверь во внутренний дворик – нараспашку.
Девушка выбежала в ночь.
Точнее, уже не в ночь. Небо заметно посветлело с тех пор, как она вышла в коридор, чтобы разобраться со странными звуками. Темные силуэты окружавших монастырь тополей, которые были хорошо видны из окон ее кельи, выделялись на фоне уже не черного, даже не темно-синего, а жемчужно-серого неба. Девушка поежилась, вдыхая свежий воздух со сладким привкусом влажной земли и душистых трав. Где-то в листве одинокая птица запела утреннюю песню.
До этого Аннетта никогда не бывала в саду на рассвете. Обычно колокол созывал монахинь к заутрене очень рано, а потом те, кто нашел в себе силы выбраться из постели, с радостью спешили обратно под одеяла (кроткая Виргиния с готовностью верила всему, что ей говорили: «Суора, у меня голова болит», «Сестра, у меня регулы»). За ночь выпало много росы. Капли белой как снег воды покрывали каждый листок, цветок, травинку, превращая знаменитый ботанический сад в странное место, обиталище фей или духов, а не простых смертных.
Аннетта замедлила шаг, наслаждаясь моментом. Безмолвная красота поглотила ее внимание, девушка даже не замечала, что босые ноги окоченели, а подол льняной ночной рубашки насквозь промок. Монахиня, как одинокий призрак, шла по аллее лимонных деревьев, которые сплелись ветвями, мимо спрятавшихся за живой изгородью грядок с лечебными травами. Остановилась около пруда с карпами.
Полупрозрачные клочья тумана неподвижно висели над темно-зеленой водой. В центре озера стоял фонтан: маленький мальчик, чье тело покрыл мох, держал в руках перевернутую амфору. Едва заметная струйка воды выливалась из горлышка и, пузырясь, падала.
Почти рассвело. Небо мягко сияло, отражаясь в далекой лагуне. Сад завораживал. Все больше и больше птиц в кронах деревьев выводило трели тоненькими голосками. Аннетта присела на берегу. И зачем она во второй раз, как оглашенная, носится взад-вперед? Будто поддалась странному безумию. Посмотрела на воду, пытаясь различить темные очертания карпов в глубине, но вместо этого увидела отражение незнакомого лица. Прямо за спиной. Мужчина.
Аннетта так резко вскочила, что чуть не упала в пруд.
– Снова ты!
Взмахнула руками, чтобы удержать равновесие. Незнакомец схватил ее за запястье, прижал к себе одной рукой, а другой закрыл рот.
– Ты?
Теплое дыхание коснулось ее уха.
– Суора, мы знакомы? Что-то не припомню, – насмешливо продолжал он.
«Конечно незнакомы, но я отлично знаю, кто ты такой, – чуть было не сказала девушка. – Ты – монаркино, мужчина с подзорной трубой». Она не смогла вымолвить ни слова. И чем сильнее отбивалась, тем крепче ее прижимали. Попыталась укусить руку, закрывавшую рот, но пальцы так крепко стиснули челюсть, что у девушки ничего не вышло. Какое-то время они беззвучно боролись, а потом мужчина вдруг отпустил ее так же внезапно, как схватил. Аннетта упала ничком на мокрую траву и почувствовала во рту металлический привкус крови.
– Ты зачем это сделай? Я губу поранила.
Быстро взглянула на него и сразу же отвела глаза. Узнала по взлохмаченным волосам и дерзким манерам. Одежда скромная, но из дорогой ткани, ножи на кожаном поясе – наверное, работает на какую-нибудь благородную семью или богатого торговца.
– Поможешь встать? – спросила она.
Но Керью, конечно же, не собирался любезничать. Смотрел на темноволосую женщину у своих ног (ее ночная рубашка намокла и пропиталась грязью), будто ничуть не беспокоился о том, что она заметила его и что надо срочно убегать из сада.
– Нет, а зачем? – холодно произнес он. – Ты же шпионила за мной.
Аннетта с удовольствием плюнула в собеседника. Розоватая от крови слюна приземлилась прямо на его туфлю.
Казалось, выходка не расстроила Керью, но и не позабавила. Он медленно покачал головой, будто порицая непослушного ребенка, и неодобрительно поцокал языком.
– Погоди, я тебя знаю. Это ты гналась за мной вчера. Вот непоседа! Или хочешь получше узнать, кто такой монаркино? Да-да, вижу. Вдруг ощутила непонятное томление, как и та, другая. Что ж, посмотрим…
Он оглядел пустынный сад и снова повернулся к ней.
– Так я и думал. Никого. Совсем никого, – весело подмигнул он. – Ну так что? Вставай, если хочешь.
Керью протянул руку, но Аннетта отпрянула.
– Не прикасайся ко мне, stronzo! [11]11
Дерьмо (ит.) – (Прим. ред.).
[Закрыть]Только попробуй!
– Я не спрашиваю, я приказываю. – Керью с поразительной быстротой вновь схватил ее за запястье и рывком поднял на ноги.
Мокрая монашка оказалась прижатой к мужчине.
– С радостью окажу тебе услугу, если хочешь, – прошептал он ей на ухо.
– Нет! – Девушка сверкала глазами от ярости.
– Но ты хочешь этого.
И начал медленно покачиваться вместе с ней… Аннетта почувствовала нежное прикосновение его бедер.
– Я же знаю, почему ты следила за мной.
Они стояли так близко… Девушка ощутила его дыхание у своей шеи, а потом – легчайшее прикосновение его губ к нежной коже за ухом.
– Нет!
Мужчина замолчал, словно обдумывая что-то.
– Ладно, на этот раз отпущу. Но ты должна мне кое-что пообещать.
– Что?
– Что никому не расскажешь об увиденном.
Сначала Аннетта вспылила. Лучше заживо свариться в кипящем масле, чем пообещать что-то этому уроду! Но постепенно здравый смысл победил. Пожалуйста, она скажет все, что угодно. Вот дурак! А как только окажется в безопасности, всем-всем поведает, что видела. Если надо будет – заберется на крышу монастыря и заорет оттуда.
– Хорошо, – кротко ответила суора, – никому не скажу о том, что видела.
Не успела она закончить фразу, как поняла, что попалась на уловку Керью.
– Значит, все-таки что-то видела!
Stronzo! Она заметила, как поменялся его тон: неужели улыбается, да нет, он просто смеется над ней!
– А вот и нет! Ничего я не видела! – попыталась оправдаться Аннетта, хотя и понимала, что это бесполезно.
– О нет, ты все видела. Опиши мне, что именно.
– Что?
– Догадаться несложно. Я сказал, опиши, что видела.
– Нет!
– О да, продолжай! Что понравилось больше? Просто поцелуи или нечто поинтереснее? Она очень любит доставлять удовольствие, эта малышка. Вообще-то вы все такие.
– Stronzo, stronzo, stronzo!
– Выбирай выражения! – от души рассмеялся Керью. – Бьюсь о заклад, ты не всю жизнь провела в монастыре. В какой сточной канаве тебя подобрали сестры?
Он наконец ослабил хватку и теперь держал Аннетту на расстоянии вытянутой руки, презрительно глядя на девушку.
В этот самый момент из глубины монастыря донесся нестройный звон колоколов.
– Видимо, я никогда этого не узнаю, – весело сказал мужчина.
А потом так же внезапно, как появился, исчез в дальнем углу сада.
ГЛАВА 11
Растрепанная Аннетта потащилась обратно в келью. Босые ноги покраснели от холода, сорочка насквозь промокла, покрылась пятнами от сока листьев и травы.
Она с ужасом услышала колокольный звон, непохожий на обычный сигнал монахиням собраться в капелле. «Интересно, кто-нибудь заметил мое отсутствие?» – подумала девушка. Внутри все похолодело. Судя по тому, что лучи солнца уже проникли за стены, миновала не только заутреня, но и утренний молебен. Раньше ей всегда удавалось оправдать отсутствие в капелле, но сейчас Аннетта испугалась, что не сможет убедительно объяснить, чем занималась в саду так рано, да еще и в промокшей ночной рубашке.
Она пробралась через двор кухни и обнаружила, что в монастыре царит невообразимая суета. Монахини в кое-как наброшенных на голову покрывалах носились туда-сюда по коридору, словно за каждой гнался осиный рой. На лестнице, ведущей в дортуар младших сестер, Аннетта столкнулась с суорой Пурификасьон. Та была полностью одета. Суоре захотелось развернуться и убежать куда глаза глядят, но за ней поднимались другие монахини. Девушка смирилась с неизбежным. Но, странно, Старая Фурия ничего не сказала по поводу ее неприличного внешнего вида. Посмотрела холодно, словно на пустое место, и пошла мимо в направлении залы для монахинь, постукивая серебряным наконечником трости о каменный пол.
Вернувшись в дортуар, Аннетта увидела, что Урсия мечется по келье, тщетно пытаясь закрепить на голове монашеское покрывало.
– Что тут происходит?
– В смысле? Мы проспали, вот что, – широко зевнув, ответила монахиня. – Уже так поздно! Ну-ка помоги, у меня сегодня все из рук валится.
– Проспали? Все?
– Похоже на то. И кто бы говорил, ты сама еще в ночной рубашке!
Урсия села на кровать, повернулась к Аннетте спиной и застонала:
– Господи, да что со мной такое? Клянусь, все бы отдала, только бы лечь обратно в постель.
Аннетта быстро помогла Урсии закрепить покрывало, а потом помчалась в свою келью в дальнем конце коридора. Захлопнула дверь. Дрожа, переоделась в сухое, достала из сундука стопку шалей и соболиную пелерину – самое дорогое, что у нее было, – завернулась поплотнее и забралась в постель. Немного пришла в себя. Встала с кровати, села на пол, уперлась ногами в тяжелый деревянный кассоне и подвинула его к двери. «Теперь сюда никто не войдет», – подумала Аннетта. Залезла обратно под одеяло и стала напряженно размышлять.
Даже под тяжелой пелериной ее еще трясло от холода.
Кто же тот незнакомец из сада? Наверняка мужчина, которого она увидела в подзорную трубу в день свадебного визита, а потом попыталась выследить. Тот, кто потерял туфлю на клумбе.
Монаркино, как сказала суора Пурификасьон. Тогда Аннетта притворилась, что слово ей незнакомо, но слегка покривила душой. Конечно, монахини рассказывали об «искусителях» множество захватывающих историй.
Говорили, что половина женщин Венеции живут за монастырскими стенами. Господи, среди них всегда находились желающие рискнуть! Плотские отношения. «Что ж, – подумала Аннетта, – кем бы ни был этот незнакомец, у него получилось». Она вспомнила две обнаженные фигуры. Странная геометрия цветов, будто на картине. Похожие на полную луну приподнятые бледные ягодицы женщины. Поразительно чувственное выражение лица мужчины, запрокинутая голова и звук, словно тихое рыдание, будто от горя, а не от наслаждения.
«Это… было красиво», – подумала девушка и поразилась самой себе.
Но тут же встревожилась: пыталась выследить монаркино, а на самом деле угодила в его ловушку. Раз за разом она вспоминала эту сцену: отражение лица в воде, как он схватил ее за запястье, как легко подчинил. К глазам подступили слезы.
Почему она почти не сопротивлялась?
Просто сил не хватило или…
В какой-то момент девушка уснула. А придя в себя, поняла, что уже далеко за полдень: яркое солнце заливало келью. Вдруг раздался настойчивый стук в дверь.
– Суора? Суора!
Ворчливый, скрипучий голос старухи Виргинии. Дверь с глухим звуком ударялась о деревянный кассоне.
– Что случилось? Выходите немедленно!
Аннетта и не подумала открыть. Как она и надеялась, не дождавшись ответа, старая монахиня сдалась и вскоре зашаркала прочь по коридору.
Девушка лежала в постели и смотрела в потолок. Она не смогла бы встать, даже если бы захотела. Нужно обдумать все, что она увидела и услышала. Не подняла тревогу, а пошла за незваным гостем в сад. Беседовала с ним, хоть и против воли. И даже тогда не позвала на помощь. Да, вляпалась…
Аннетте безумно повезло, что утро в монастыре началось с такой неразберихи и никто не заметил, в каком виде она вернулась в келью. Или все-таки заметил? Суора Пурификасьон, кажется, не обратила внимания, будто, как и Урсия, еще не до конца проснулась. Но это не означает, что остальные монахини тоже потеряли бдительность. И по крайней мере одна из них знает, что произошло сегодня ночью: любовница монаркино, кем бы она ни была.
В дверь снова громко постучали.
– Суора Аннетта? Суора Виргиния сказала, что вы нездоровы.
Голос с сильным испанским акцентом. Суора Пурификасьон.
Аннетта молча лежала в постели и думала, что делать.
– Немедленно откройте дверь! Вы прекрасно знаете, что устав запрещает сестрам запираться.
– Мы беспокоимся за вас, – вмешалась суора Виргиния.
«Говор как у деревенской бабы. Беспокоитесь? Ну конечно, две старые клячи, которым до всего есть дело. Не желаю слушать». Девушка отвернулась к стене и с головой укрылась пелериной.
Под покрывалами было темно, мех щекотал нос, но тело наконец-то начало согреваться. Дверь билась о кассоне, но строптивой монашке было все равно. «Да пусть они все повесятся, мне-то что».
Стараясь не обращать внимания на стук и голоса, она задумалась о незнакомце. Почему никак не удается выбросить монаркино из головы? Это поразительно – мужское тело рядом. Худощавое, ни унции лишнего жира. «Странно, – подумала Аннетта, – впервые за долгие годы, практически за всю жизнь, ко мне прикоснулся мужчина».
Той ночью она сказала Евфемии чистую правду: однажды дочь проститутки поклялась себе никогда не иметь дело с противоположным полом. Она вспомнила клиента матери, старика с отвисшим животом. Как гнусно от него воняло! Фу! Никакие помады не могли скрыть запах гниющих зубов и пота. Вспомнила, как он судорожно задышал и трясущимися руками ущипнул ее за соски, как забрался к ней под камизу [12]12
Нижняя полотняная туника с длинными рукавами. – (Прим. ред.).
[Закрыть]и попытался засунуть затвердевшее орудие в ее потайное место – даже сейчас тошнить начало.
Но этот мужчина совсем другой. Суора не могла объяснить, чем он отличался, но все же… «Самое странное, – с удивлением подумала она, – я его совсем не боялась». Даже когда он схватил и удерживал ее против воли, девушка разозлилась, но не испугалась. Она на минуту разрешила себе вспомнить его дыхание около ее шеи, губы, которые целовали ее волосы, его запах, крепкое тело.
Но тревога все же взяла свое. Мужчина посмеялся над монахиней, как будто она – пустое место. А взгляд! Неужели в его глазах действительно плескалось отвращение? Аннетта сжалась, вспомнив об унижении. Он презирает ее. Бешеная ярость поднялась и заклокотала в груди. Это она должна презирать его: всего лишь монаркино, простой слуга, судя по одежде, к тому же иностранец.
На минуту прояснившееся сознание снова угасло, и Аннетта заснула.
