Текст книги "Алмаз"
Автор книги: Кэти Хикман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 25
Керью вернулся в палаццо Констанцы за несколько часов до заката.
Они с Амброзом распрощались у моста Риальто, дальше Джон пошел пешком. После свежего воздуха и бриза на лагуне узкие улочки казались еще теснее и зловоннее, чем утром. Солнце сияло в зените, от домов с обшарпанными стенами шел жар, словно от печки. На веревках в окнах сохло белье. Повар вдохнул вонь канала, запах жареной рыбы, ужина слуг какого-то богача. Мимо пробежали два мальца. Они гнались за собакой, сжимая в руках калач, который у турок называется «симит».
Джон в отличие от Пиндара, который ездил по городу на гондолах, знал эти места как свои пять пальцев: мостики и тупиковые калле с выкрашенными розовой и желтой краской домиками, узкие проходы, арки, потайные дворики и, конечно, вечное зловоние каналов. Но сейчас даже он заблудился.
В руке мужчина сжимал оброненную монахиней бархатную сумочку. Покинув остров, он все время думал об одном и том же: неужели алмаз лежал в такой же? Керью видел драгоценность всего несколько мгновений, да и то в тусклом свете ридотто. Но если даже сумки одинаковые, как такая могла оказаться у монахини? «Неужели, – юноша пораженно провел рукой по волосам, – она и есть та самая дама из гарема?»
В монахине было что-то знакомое, но слуга Пиндара никак не мог понять, что именно, и это тревожило.
Наконец Керью добрался до задней двери палаццо Констанцы. Поднял руку, чтобы постучаться, но с удивлением обнаружил, что железные ворота приоткрыты. Аккуратно толкнул створки и прошел внутрь.
Небольшой двор казался запущеннее, чем раньше. Повсюду раскиданы обычно аккуратно сложенные дрова. У стен валялись обломки старой мебели; плиты и мраморная лестница в пиано нобиле поросли травой. По кирпичной стене упрямо карабкался плющ, свешиваясь на узкую калле по ту сторону.
В центре – старый каменный колодец. Женщина, спиной к Джону, набирала воду. Деревянные башмаки защищали туфельки от уличной грязи, платье подвернуто, открывая нижние юбки. Мужчина даже не сразу узнал ее.
– Констанца? Это я…
Фабия обернулась, устало потерла лоб.
– Джон Керью! – воскликнула она, недоуменно посмотрев на гостя. – Ты меня напугал!
Повар молча взял тяжелое ведро и отнес на кухню. Фабия пошла следом.
На кухне царил такой же беспорядок: изразцовый пол покрыт жирным налетом, повсюду громоздятся грязные тарелки и бокалы, очаг остыл. Джон с первого взгляда понял, что здесь давно никто не готовил.
– Ascoltami… [23]23
Послушай меня… (ит.) – (Прим. ред.).
[Закрыть]– начала было Констанца, но мужчина остановил ее.
– Ты не обязана ничего объяснять.
– Обычно оттуда входят только слуги, – сбивчиво заговорила женщина.
– Где же они? – Керью посмотрел на встревоженное лицо Фабии.
– А бог их знает, – пожала плечами Констанца и оправила юбки. – Помнишь Туллию? Иногда заглядывает, сегодня вот не появилась. Остальных не видела уже месяцы.
Джон не смог припомнить, как выглядит Констанца при свете дня. Они вообще никогда не встречались за пределами роскошной комнаты с видом на канал, где она принимала гостей, раз за разом возрождаясь, как феникс.
Здесь и сейчас куртизанка выглядела иначе: лицо постарело, вокруг глаз собрались морщинки, кожа на шее обвисла. «Наверно, она специально принимает клиентов только при свечах», – подумал Керью. Многим, слишком многим из них вряд ли понравилось бы то, что видел он.
В ушах зазвучали злые слова Франческо: «Что может быть отвратительней старой шлюхи?» Но даже теперь мужчине казалось почти богохульством наблюдать, как она ищет хлеб и сыр на собственной кухне.
Наверху, в полумраке роскошной спальни, Констанца немного успокоилась. Широкая кровать в центре, покрытый турецким ковром столик – комната напомнила Керью огромный пустой храм.
Днем окна занавешивали льняными полотнами, чтобы уберечь покои от палящего солнца. Констанца отдернула занавеси, вдохнула вечерний бриз.
– Che caldo! [24]24
Как жарко! (ит.) – (Прим. перев.).
[Закрыть]– Протерла горло и виски платочком. – Мадонна! Слышал? Летом опять будет чума.
Лучи заходящего солнца отражались от канала, на потолке плясали цветные пятна. Куртизанка отвернулась и посмотрела на воду. Темные волосы заплетены в толстую косу, одета в то же турецкое темно-красное платье без рукавов, в котором Керью видел ее в прошлый раз.
– Как думаешь, – прижалась Фабия лбом к холодной каменной колонне, – он придет?
– По-моему, ты об этом уже спрашивала, – улыбнулся Джон.
– Спрашивала, – закрыв глаза, прошептала Констанца. – И что ты ответишь сейчас?
Мужчина помолчал.
– Надеялся, – произнес нехотя, – ты расскажешь.
– Тоже ищешь? Ну вот, история повторяется. В точности. Мы ждем Пола Пиндара, – тихонько вздохнула женщина. – Ты себе не представляешь, друг мой, как я устала от вечного ожидания.
На шее гадалки сверкала золотая цепочка с красным камнем, который она все время рассеянно крутила в руках.
– После визита этого Амброза Пол провел тут несколько ночей. Но с тех пор я его не видела, если тебе интересно.
Неловкое молчание.
– Он все еще любит ее?
– Кого?
– Эту Селию Лампри.
– Мертвых нельзя любить, – ответил Керью резче, чем хотел. – Это бред.
– А ты уверен, что она не выжила?
– Для него она мертва, – холодно взглянул на куртизанку мужчина.
– Ответ истинного философа. – Констанца повернулась к нему, с усилием отгоняя мрачные мысли. – Браво, Джон Керью! Выпей бокал вина перед уходом! – воскликнула она и подошла к столику возле кровати. Там стоял поднос с хлебом и сыром, кувшин вина. Юбки тихо шуршали по голому каменному полу. – А ты? – Фабия протянула слуге Пола бокал на высокой тонкой ножке. – Ты когда-нибудь любил?
На лице юноши отразилось удивление. Женщина рассмеялась.
– Да-да, наслышана о ночных визитах в конвенты… Не бойся, никому не скажу. Но знаешь, Джон Керью, – одарив его ленивой кошачьей улыбкой, продолжала куртизанка, – горе девушке, которая полюбит тебя!
Керью подошел к столу. Среди бумаг и перьев, чернильниц и канцелярских ножей лежала та самая колода Таро: Маг, Луна, Шут, Повешенный – да, последняя карта будет кстати, если он тут задержится.
– А Пол тоже разрешает без спроса брать свои бумаги? – Констанца попыталась выхватить листок.
– Не знал, что ты пишешь стихи.
– Один из патронов требует этого. Ну и гадания, конечно. Это стихотворение для завтрашнего праздника в его садах на Гвидекке.
Женщина взяла листок и аккуратно отложила его в сторону.
Керью снова посмотрел на карты, разложенные на турецком ковре.
– Помнишь, я пыталась гадать тебе? – спросила куртизанка, заметив его интерес. – Никак не пойму… – Она присела за столик, собрала колоду, перетасовала несколько раз и раскинула веером. – Вытяни одну.
Внезапно игривое настроение женщины показалось Керью неестественным.
– Констанца, моя судьба мне известна.
Но он все-таки вытянул карту, чтобы доставить даме удовольствие. Затем еще одну. Положил их рядом рубашкой вниз.
– Вторая – для тебя.
Констанца взглянула на Джона, потом на карты.
– Желаешь знать, что там?
– Я пришел не за этим. – Керью хрустнул пальцами. – Вообще-то я просто хочу передать кое-что. Для Пиндара.
– Но, как видишь, его здесь нет. – Куртизанка сосредоточенно глядела на Таро, словно не решаясь прикоснуться.
Мужчина достал из-за пояса нож и отрезал себе кусок сыра. «Надо сказать ей, иначе может быть поздно». Аккуратно отправил еду в рот.
– Пол видел алмаз. Я тоже.
Фабия замерла.
– Голубой Султан?
– Точно.
Джон вспомнил потрясающий камень: голубой лед, голубой огонь. Будто из потустороннего мира.
– Видел его? Своими глазами? Значит, все эти истории – правда. Где же? О нет, только не говори, что…
– Именно. Тот парень, о котором ты рассказывала. Меммо, если не ошибаюсь?
– Зуан? Зуан Меммо? – Констанца сжала в руке рубин.
– Там еще был один неприятный тип, Франческо. Похоже, его приятель.
– Франческо, – побледнела женщина. – Франческо Контарини?
– Знаешь его?
– О да, как и Пол. Все хуже, чем я думала. Пиндару от него ничего хорошего ждать не стоит, помяни мое слово. Но они же, – привстав, воскликнула Констанца, – не уговорили его играть?!
Играть на алмаз? Нет. Пока – нет.
– Слава богу! Франческо и Зуан! Господи, ну почему я не остановила безумца, пока была возможность?! – простонала Фабия, опускаясь в кресло.
– Не обольщайся. Пиндар собирается участвовать, – с горечью оборвал ее Керью. – Как только найдет деньги.
– Тогда у нас еще есть время.
– На что?
– Остановить его, конечно.
– Остановить? – Джон посмотрел на собеседницу как на сумасшедшую. – Пола уже никто не сможет остановить.
Керью быстро пересказал Констанце разговор его хозяина с Просперо Мендозой: историю о женщине из гарема, которая распродает драгоценности, слухи о таинственном незнакомце из Константинополя, который проиграл алмаз в карты и бесследно исчез.
– Пол думает, они как-то связаны? – озадаченно спросила куртизанка. – Не понимаю…
– Он не уверен. Как тут можно хоть в чем-то быть уверенным? Но для простого совпадения это чересчур. И есть еще кое-что… Просперо сказал, Голубой Султан обладает магической силой. Пиндар прочитал надпись на камне, которую никто до него не смог расшифровать… Он убежден, что самоцвет приведет его к Селии… Или поможет узнать о ее судьбе.
– Значит, незнакомец из Константинополя исчез?.. – помолчав, спросила Фабия. – А дама из гарема?
– Похоже, она привыкла к уединению и предпочла укрыться в конвенте. Это я и хотел передать Полу. Смотри. – Керью пошарил в карманах рубашки и достал сумочку монахини. – Думаю, я нашел ее.
– Вы разговаривали?
Куртизанка внимательно осмотрела крошечную сумочку из розового бархата, расшитого серебряной нитью в оттоманском стиле. Сверху затягивается на веревочку, подкладка из черного шелка, длинные ручки, чтобы прикрепить к поясу Ткань очень жесткая, будто подбита бумагой или пергаментом.
– Не совсем.
– Знаешь хоть, как ее зовут?
Джон уставился в пол.
Аннетта. Он запомнил имя, но почему-то не смог произнести. Беседа в саду… Сколько раз он вспоминал? Темный локон, мушка на скуле. Что на него нашло? Почему он просто стоял и смотрел, как девушка навсегда исчезает из его жизни?
– Джон Керью, ты меня слушаешь? – Голос Констанцы вырвал его из-под власти грез. – С чего ты взял, что это она?
– Сначала сам не был уверен.
Он осторожно понюхал сумочку. Зачем? Надеялся, что там остался ее запах, аромат ее духов?
– Уверен, – разочарованно протянул мужчина, – Меммо хранит алмаз в такой же.
– И все? Да таких вещиц сотни!
– Еще… Я не сразу понял… Ее походка.
– Походка? – Фабия уставилась на повара как на умалишенного. – Что такого особенного в ее походке?
– В Константинополе я однажды видел наложниц султана. Через отверстие в стене. Это долгая история…
– Мадонна! – Констанца откинулась на спинку кресла. – Так ты уже тогда был монаркино? – весело спросила она, но, увидев выражение лица Керью, посерьезнела. – И что, эти женщины как-то по-особенному ходят?
– Да. Они так покачивают бедрами… Сложно объяснить, но, если увидишь, на всю жизнь запомнишь. Я заметил еще в монастыре, но только потом понял, в чем дело.
– Доказательств все же маловато.
– Да, мало. Но Пиндар может заинтересоваться. Отвлечем его, выиграем немного времени. А то он окончательно свихнется.
– Ты действительно думаешь, он не совладает с собой?
– Видела, как мой дражайший хозяин играет в карты?
Констанца коротко кивнула.
– Как одержимый. Это болезнь, – продолжил Керью. – Не может остановиться, пока не проиграет все, что принес. Так что если он до сих пор не разорен, то шанс не упустит.
Куртизанка встревоженно подошла к окну, словно не зная, куда деться.
– Я во всем виновата. Не надо было отпускать его той ночью…
– Ему бы все равно рассказали и об алмазе, и об игре…
– Ты не понимаешь. – Она повернулась к Джону. – Я могла рассказать ему… Если бы подумала хорошенько…
– Что рассказать?
– Один из моих патронов, тот самый, любитель поэзии… питает страсть еще и к картам – примеро, бессано… Мужчины иногда… как бы это сказать… засыпая, выдают секреты, – робко улыбнулась женщина. – Он сказал, что не станет играть даже на Голубой Султан. У Зуана не самая хорошая репутация, знаешь ли. А у Франческо и того хуже, – всплеснула руками куртизанка. – Недавно на его так называемых играх кого-то убили.
– Но почему?
– Слишком много чужестранцев.
– И что это означает? – удивился Керью.
– Что игрока легко обмануть.
– Хочешь сказать, они мошенничают?
– Не думаю, – нахмурилась Фабия. – Это было бы не так просто скрыть. Слишком много свидетелей. Но, помяни мое слово, так или иначе, Пола обманут.
Джон посмотрел на свои испещренные серебристыми шрамами и ожогами ладони.
– Если расскажем, Пиндар решит, что это просто ложь во спасение. Чтобы отговорить его от игры. Ему нужен алмаз, Констанца. Теперь Пола ничто не остановит.
Женщина печально посмотрела на товарища по несчастью. Carissime Керью. С ним не поспоришь…
– И что ты собираешься делать?
Теперь Джон отошел к окну. Сколько времени прошло с той бесконечной ночи, когда они ждали здесь Амброза? Надо признать, попытка пристыдить Пиндара не увенчалась успехом. Какие злые силы ополчились на него? Может, спросить Констанцу, что за карты он вытянул? Внезапно Керью охватила усталость. Он не собирался ничего говорить куртизанке, но все же…
– Через неделю в Англию отплывает торговый корабль.
– Уезжаешь?
– Да.
– Не бросай его сейчас!
– Пиндар сам приказал оставить его. – Повар задумчиво поглядел в темную воду канала. – И вообще, я уже сделал все, что в моих силах.
– Съезди в монастырь! Поговори с той монахиней, может, она что-то знает!
– Не могу, – сдавленно прошептал Керью.
– Что?!
– Я не могу вернуться туда.
– Но почему?
Мужчина не ответил.
– Боишься? Не похоже на тебя, – поддразнила его Констанца. – Знаю, для монаркино у нас предусмотрено суровое наказание, но никогда бы не подумала, что…
– Боюсь? Я? – сердито оборвал ее Джон. – Конечно, не боюсь. Просто… сложно объяснить… Пусть Амброз съездит. Он знает одну из монахинь. Сегодня мы были там, и он собирался расспросить ее…
Керью вдруг спохватился: он позабыл выведать у Амброза, что тот узнал от сестры-художницы.
– Амброз Джонс? – воскликнула Фабия в изумлении. – Это надутый индюк в желтом тюрбане, этот… павиан! Ты правда думаешь, что ему можно доверять?
– Джонс мне нравится не больше твоего. Но оказывается, он собирает информацию для Левантийской компании. Они с Пиндаром давно знакомы. Помочь Полу – в его интересах, – объяснил юноша, хотя ему до сих нор было нелегко вспоминать об унизительном промахе.
– А ты уверен, что правильно разгадал синьора Амброза? – процедила женщина. – Можешь доверять ему, а я не собираюсь. Поверь, я знаю таких мужчин. Им интересна только avarizia. Жадность. Для кого еще он собирает сведения? И что он собирает, кроме сведений? Подумай об этом! Наверняка не только для Левантийской компании или старого друга Пола.
Она взволнованно схватила Керью за руку.
– Ты должен поехать, Джон! Должен вернуться на остров и поговорить с монахиней!
Тот молча отдернул кисть, но куртизанка поняла, что своего добилась.
– Только пообещай, что не полезешь через стену, – смягчилась Констанца. – Ради всего святого, Джон Керью, войди на этот раз через ворота.
– Через ворота? – натянуто улыбнулся монаркино. – Я сам найду способ попасть в конвент, а ты пока…
– А я пока поеду в Гвидекку и тоже постараюсь что-нибудь разузнать.
– И если получится…
– Пришлю посыльного.
Джон ушел. Констанца молча смотрела ему вслед. Вдруг почувствовала себя одинокой. Подошла к столику налить вина и заметила нетронутые Таро. Одна для него, другая – для нее.
По спине куртизанки пробежал холодок. Она замерла.
Встряхнулась. Глупая женщина! Это же просто забава! Детская игра.
Фабия не помнила, которая из карт предназначалась ей, поэтому быстро перевернула обе. Снова они.
Ни с чем не спутаешь.
Любовники.
Смерть.
Какие любовники? И чья смерть?
Констанца содрогнулась и снова перетасовала колоду.
ГЛАВА 26
– К вам посетитель, суора.
На следующий день Аннетту пригласили в салон. Странно, что не привратница. Оторвавшись от мытья кисточек суоры Вероники, девушка с изумлением увидела сестру Катерину. За глаза она таких называла «графинями»: аристократка без малейшей склонности к духовной жизни. Недавно бывшая наложница узнала, что такова и сама аббатиса Бонифация. К этой же группе относилась суора Пурификасьон и еще с полдюжины монахинь.
Красота ботанического сада, относительная мягкость, если не сказать распущенность управления делали конвент очень популярным среди благородных семей Венеции.
Когда Аннетта вернулась в монастырь, суора Катерина, почти ее ровесница, роскошно одетая, вечно в золоте, благородная до кончиков ногтей, поразила девушку. Как и другие монахини-аристократки, Катерина обращалась к себе подобным – среди которых были ее тетка и несколько кузин – «синьора» или «моя дорогая», а не «суора» или «сестра». Никто из них не носил монашеские одеяния из общего гардероба, как требовал устав. Всю одежду Катерина привезла с собой в кассоне: шелка, кружева и превосходное белье, украшенное монограммами и достойное приданого невесты.
Но Аннетту удивляло не столько качество ее одежды, сколько то, как «графиня» ее носила: черное покрывало сдвинуто на затылок, личико обрамляют светлые локоны; башмаки на высоком каблуке; глубокий вырез платья подчеркивает округлости небольшой груди; на поясе – украшенный изумрудами и рубинами крест.
Увы, в первые дни после возвращения из Константинополя бывшая конверса совершила непростительную ошибку: не только почти затмила Катерину (кружева, башмаки, шелковые чулки с непростительной золотой нитью), но еще и хотела с ней подружиться. Дворянки дали ей понять, что такой выскочке не место среди клирошанок, не то что в их благородной компании. Даже самое большое за всю историю конвента пожертвование, три тысячи дукатов, не изменило их отношения к девушке. Поэтому она научилась не замечать безжизненных глаз, в которых плескались гордыня и вздорность.
Но сейчас «графиня» неуверенно застыла на пороге комнаты суоры Вероники.
– К вам посетитель, суора.
Гордячка придерживала двумя пальцами подол платья, чтобы не испачкать его в пыли, а другой рукой прижимала к носу кружевной платочек, чтобы не вдыхать запах краски. Мастерскую разглядывала с таким любопытством, будто впервые видела. Аннетта иногда по вечерам замечала, что Катерина гуляет по аллее лимонных деревьев под ручку с какой-нибудь кузиной, но в гербарии и уж тем более в мастерской Вероники клирошанка не появлялась никогда.
– Вас ожидают, сестра, – повторила она. И добавила, заметив недоумение во взгляде Аннетты: – Есть известия от некоего Просперо Мендозы.
Катерина была на полголовы ниже Аннетты, но всегда умудрялась смотреть на девушку сверху вниз. Под черными одеяниями богатой клирошанки тихо шуршали отделанные кружевами шелковые нижние юбки, волочась по каменным плитам. «Даже в такую жару на ее платье ни пятнышка, – с завистью подумала бывшая наложница, – будто тело постоянно обдувает бриз с лагуны».
Следуя за провожатой, Аннетта удивлялась, почему ее позвала на встречу не привратница суора Кьяра. Обычно «графини» считали такие мелкие поручения ниже своего достоинства и всеми правдами и неправдами старались от них отделаться. Богачки посещали обязательные молитвы в капелле, а остальное время проводили, нанося друг другу визиты: сидели у кого-нибудь в келье, кушали фрукты и сласти, присланные родственниками с материка. Их совершенно не интересовал сад, а сестер вроде Вероники и Аннунчиаты, с огрубевшими от земли руками и испачканными краской платьями, «графини» открыто презирали. Устав конвента соблюдать они даже не пытались, и все это знали.
Девушка не имела ни малейшего понятия, кто такой Просперо Мендоза, но интуиция подсказывала, что другим об этом знать необязательно. Монахиням позволялось принимать гостей, но в глубине души Аннетта была уверена, что привратница визит бы не одобрила.
– А где Кьяра? – Суора скромно опустила глаза, чтобы не встречаться с Катериной взглядом.
– У нее лихорадка, – процедила та, – как, впрочем, и у синьоры Бонифации. Ты разве не слышала?
Они свернули на узкую тропинку.
– А что понадобилось от меня Просперо Мендозе?
– Понятия не имею. Это же ювелир из гетто? – «Графиня» окинула Аннетту ледяным взглядом. – Ты, наверное, продала драгоценности, чтобы насобирать денег на пожертвование?
Язвительное замечание прозвучало небрежно, но попало в цель. Бывшая служанка склонила голову и дальше шла молча.
Ювелир? Аннета встревожилась. Что ему нужно? Если бы суора Катерина вдруг смогла прочитать мысли девушки, то ее ждало бы разочарование. Бывшая конверса сохраняла непроницаемое выражение лица.
Но «графиня» права: когда-то у нее было много драгоценностей. Кое-что досталось от валиде, которая всегда щедро одаривала верных слуг. Но большинство украшений досталось ей после смерти хозяйки.
Все богатство Аннетта продала через надежного посредника, которого нашел архиепископ Торцелло. Бывшая служанка валиде никогда не оплакивала потерю драгоценностей. Она любила роскошь, но золото и камни были ей ни к чему. Айше (тогда – Айше) презирала насельниц гарема, для которых каменья были вечным поводом к раздорам и интригам. Дурочки были готовы потратить все заработанные тяжелым трудом деньги на сверкающие безделушки – единственное утешение. Венецианка же столько лет пробыла доверенным лицом Сафие-султан, и рубины, топазы, бирюза, жемчуг оставались для нее лишь средством достижения цели, своеобразной валютой гарема. На них можно было купить сведения и власть.
Аннетту интересовал лишь восхитительный алмаз, Голубой Султан. Но он бесследно исчез. Девушка отдала за самоцвет слишком много: человеческую жизнь. Но что может о нем знать простой венецианский ювелир? Такое совпадение просто невероятно.
Просперо Мендоза. Что же ему надо?
К счастью, суора Катерина, по-видимому, не ждала ответа на вопрос. До полудня оставалось еще несколько часов, но на улице уже стояла жара. «Графиня» будто источала прохладу, как листья кувшинки в прудах ботанического сада. Она так быстро шагала по вымощенному темными камнями коридору, придерживая юбки, что Аннетта практически бежала следом.
Миновали гербарий, вдохнув экзотические ароматы трав и цветов, затем прошли через внутренний дворик кухни. В одной из арок – грядки с лекарственными травами. У стены – алые и оранжевые тыквы размером с колесо повозки. На лестнице, как всегда, Толстуха Анна лущила горох. Из кухни пахло луком и мясом.
Подошли к боковой двери салона. У Аннетты от яркого света болели глаза, и она с трудом различила силуэт мужчины по ту сторону решетки.
– Этот глупец настаивает, что должен передать послание лично тебе. Что ж, иди. – Катерина подтолкнула сестру в спину. – Только смотри, чтобы это не заняло целый день.
Клирошанка медленно подошла к незнакомцу. После уличной жары воздух в салоне казался прохладным. Таинственный посетитель стоял в тени, девушка не видела лица, но чувствовала на себе его взгляд. По напряженной позе мужчины Аннетта поняла: боится, что она поднимет тревогу. Если выдавать его, то сейчас. Перед ней стоял незнакомец из сада, монаркино, который потерял туфлю на клумбе. Даже за попытку соблазнить монашку сорвиголову ожидало суровое наказание. Одно ее слово – и ему конец.
– Сестра, все в порядке? – донесся с противоположного конца салона голос Катерины, которая выполняла обязанности компаньонки в отсутствие привратницы. Аннетта открыла рот…
– Не беспокойтесь, суора, то есть синьора, уже иду!
И все же девушка не могла сдвинуться с места. В полумраке постепенно проступили черты лица посетителя. Мужчина был бледен, взгляд лишился привычной жесткости. Аннетта вдруг поняла, что до сих пор его не рассмотрела: ни в подзорную трубу, ни в темных коридорах конвента, ни по отражению в пруду. Даже вчера, когда они шли по саду и юноша пытался завязать разговор, она отводила глаза. А теперь они стоят лицом к лицу.
Вспомнив о Катерине, Аннетта поняла: кто-то из них должен заговорить.
– У вас для меня послание? – Слова гулко отразились от стен.
– Да, леди. От моего хозяина, Просперо Мендозы.
Оба прекрасно знали, что это ложь.
– Думаете, я в это поверю? – понизила голос Аннетта. – Вы приходили к суоре Веронике с тем коллекционером из Англии, а это не Мендоза, насколько мне известно. Но все же кто такой этот Просперо?
– Торговец драгоценностями, – быстро зашептал мужчина. – Простите, но это лучшее, что я смог придумать за столь короткий срок.
– Не понимаю. Вас сюда не звали. – Девушка сделала шаг назад. – Кто вы? Что вам нужно?
– Подойдите ближе, и я все объясню.
– Почему я должна вам доверять? Если есть что сказать, говорите так.
– Воля ваша. – Он быстро взглянул на монахиню в противоположном углу салона. – Меня зовут Джон Керью. А вас – Аннетта.
– Я и без вас знаю, как меня зовут, – отрезала суора, отметив про себя, что голос у монаркино приятнее, чем казалось.
Внезапно девушка разозлилась. Неужели он думает, что ее так легко завоевать? Захотелось плюнуть собеседнику в лицо, но она сдержалась. Есть и другие способы отомстить. Можно позвать на помощь и рассказать всем о его ночных похождениях. Клирошанка не стала этого делать просто из любопытства. Безумие какое-то… Что заставило Керью пойти на такой риск? Точно не дешевая попытка соблазнить ее.
– Ну что ж, Джон, – холодно процедила Аннетта тоном «графини», заметив, как он смотрит на «графиню», которая, в свою очередь, разглядывает свои пальчики, – объясните, в чем дело, и уходите.
Мужчина отошел от решетки и грустно уставился в пол. Но триумф бывшей наложницы продолжался недолго. Керью прочистил горло.
– Что ж, леди, будь по-вашему, – ответил он громко, чтобы Катерина расслышала. – Хозяин приказал передать, что у него, похоже, есть нечто, принадлежащее вам.
– Глупости! Никогда не слышала о вашем хозяине. У него не может быть ничего интересного для меня.
– Уверены? – выдержав паузу, спросил Керью.
– Совершенно, – ответила Аннетта. – Думаете, я не понимаю, – добавила она шепотом, – что это очередная ваша глупая шуточка!
– То есть вы не хотите получить обратно эту вещь? – Повар достал из кармана вышитую сумочку.
Монашка тут же просунула руку сквозь прутья и попыталась выхватить ее.
– Ladro! [25]25
Вор! (ит.) – (Прим. перев.).
[Закрыть]Откуда она у вас? Отдайте!
Джон ловко убрал розовый бархат так далеко, чтобы Аннетта видела, но не могла дотянуться.
Катерина услышала возню и привстала со скамьи.
– Суора? Что случилось?
Собеседники замерли.
– Все в порядке, синьора! – крикнула бывшая карие, не оборачиваясь.
– А почему так долго?
На лице «графини», обрамленном черным покрывалом, была написана крайняя скука. Казалось, дама не знает, что делать. Аннетта решила, что Катерина не должна слышать их разговор.
– Дело запутанное, насчет моих драгоценностей. Вы были правы, синьора. Пожалуйста, еще минутку, мы почти закончили.
Природная лень компаньонки победила: она снова села на скамейку.
– Прекрасно, суора, но поторопитесь, не могу же я потратить на вас целый день!
Керью протянул Аннетте сумочку.
– Вы обронили ее вчера в саду. И так быстро убежали, что я не успел вернуть.
Девушка молча взяла «сувенир» из гарема, погладила вышивку, поднесла сумочку к уху, словно морскую раковину.
– Я ничего не брал, там было пусто, – поспешил оправдаться Джон, заметив ее выражение лица.
– Пусто? Плохо искали. – Аннетта с трудом развязала шнурок дрожащими пальцами и растерянно взглянула на Керью. – А я весь монастырь вверх дном перевернула!
Потянула за нитку, вытащила шелковую подкладку, двумя пальцами достала сложенный в несколько раз крошечный листок бумаги и показала мужчине.
– Бумажка…
– Не просто бумажка. Стихотворение.
– Стихотворение?
И все эти хлопоты – из-за клочка бумаги с несколькими строчками на нем?! Керью разглядел бисерный почерк, будто пером водило бестелесное существо. Но промолчал, чтобы не тревожить девушку. Времени в обрез, еще надо успеть выведать то, за чем пришел. Вернуться в конвент среди бела дня, да еще под столь неубедительным предлогом – затея рискованная. Вторая «сестричка» могла в любой момент узнать монаркино. Джон в панике пытался придумать, что сказать, лишь бы еще немного побыть рядом с Аннеттой.
– Это вы написали?
– Нет. – Девушка вздрогнула.
– Позволите прочесть? – Керью чувствовал себя полным идиотом.
Суора поднесла листок к губам и аккуратно убрала в тайник за подкладку. Джон не мог оторвать от девушки глаз: лебединая шея, крошечная родинка, похожая на мушку, изгиб скул. Необычный разрез глаз: чуть раскосые, почти миндалевидные.
– Похоже, эти стихи вам очень дороги.
– Их написала подруга, которую я потеряла навсегда. И просила сохранить.
– Она тоже была монахиней?
– Ну что вы, – съязвила клирошанка, склонив голову набок. – Я должна была передать стихи ее возлюбленному.
Она говорила так, словно никогда раньше не думала о подобном.
– Но вы храните их?
– Пока. Он живет очень далеко. А я…
Аннетта многозначительно положила руку на разделявшую их решетку. Керью не сдержался и накрыл ее ладонь своей. Девушка будто со стороны услышала свой собственный резкий вдох.
Они молча смотрели друг другу в глаза.
Аннетта знала, что надо убрать руку, но не смогла. Его взгляд ласкал ее… щеки, волосы, слегка приоткрытые губы.
– Прекратите!
– Что?
– Просто перестаньте, – зажмурилась она.
А когда размежила веки, Джон не отвел взгляда. В его глазах – голод и нежность.
– Клянусь, я не причиню вам вреда… ни за что на свете.
Они стояли так близко, что клирошанка чувствовала его дыхание кожей. В дальнем углу зашуршал соглядатай. Аннетта подпрыгнула, будто ее ужалила оса. Суора Катерина, снова на ногах, спиной к ним, беседовала с кем-то, стоящим за дверью.
– Мне надо идти…
Аннетта обернулась и увидела очертания двух фигур. Появление второй монахини, тихое перешептывание встревожило девушку.
– Нужно уходить…
– Подождите, прошу! – Керью понял, что упускает последний шанс. – Позвольте задать один вопрос…
– Нет времени. Пожалуйста, уходи, пока тебя никто не заметил. – Суора отвернулась.
– Алмаз, Голубой Султан, – вырвалось у Джона.
Вообще-то он собирался спросить, не мог ли видеть ее в гареме в Константинополе. Аннетта резко обернулась, глядя на него широко открытыми глазами.
– Что тебе известно о Голубом Султане? – Она обеими руками вцепилась в решетку, аж костяшки пальцев побелели.
Но, увы, было уже поздно. Вдалеке раздался скорбный звон колоколов капеллы.
– Суора! – зашуршала накрахмаленными юбками Катерина.
Девушка даже не обернулась.
– Суора Аннетта! – резко повторила монахиня. – Звонят к молитве, вы что, оглохли?
Но подруга Селии не отпускала решетку. «Это она, – подумал Керью. – Но откуда ей известно об алмазе?»
