Текст книги "Алмаз"
Автор книги: Кэти Хикман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 32
Ворота церкви были наглухо закрыты.
Держа под мышкой крошечный гробик, Мариам била в дверь кулаком.
– Откройте! – кричала она. – Мы всего лишь просим, чтобы вы помолились за душу умершего.
Ответа не последовало.
– Только благословение, святой отец! – Великанша постучала еще раз. – Для умершего ребенка!
Из церкви послышался тихий голос, но дверь так и не открылась. По толпе пронесся шепоток.
Мариам возмущенно взглянула на высокие створки.
– Бесполезно, Елена, – сказала она подруге, – нам не откроют.
– А чего ты ожидала? – раздался знакомый мужской голос за ее спиной. – Это же не человеческое дитя.
К женщинам подошел спутник Амброза. Великанша отшатнулась, словно увидела привидение.
– ?! – Силачка закрыла своим телом Елену и девочек. – Во имя Господа Бога, что ты тут делаешь?
Мужчина довольно приосанился и, нагло улыбаясь, подошел ближе.
– Говорил же вам, сударь! – со смехом обратился он к Амброзу. – Страшная, как гиппопотам! Усы и все дела! А я уж и забыл эту красавицу!
– Бочелли! – К силачке вернулся дар речи.
У нее в груди все сжалось. Значит, подонок все же был в деревне. Плохо, очень плохо.
– Что тебе нужно?
– Что, не любишь ходить вокруг да около? – рассмеялся он, показав почерневшие обломки передних зубов. – Сама-то как думаешь? – Бочелли указал на гробик, а потом громко добавил: – Я пришел забрать то, что принадлежит мне.
– В каком смысле? – не поняла Мариам.
– Слышала, что я сказал? – надменно произнес синьор. – Он мой.
Великанша попыталась собраться с мыслями. Вокруг накапливались зеваки. Она слишком хорошо знала, что такое толпа, поэтому отступила к Елене и девочкам.
– Не понимаю, о чем ты, Бочелли.
– Ты доставила содержимое этой коробки в Венецию, а теперь я забираю его.
– Неправда! – Мариам изо всех сил старалась сохранять спокойствие, хотя стук сердца гулко отдавался в ушах. – Ты просил забрать их. Дал мне за это лошадь. Двух лошадей. Помнишь?
– Да, я щедро заплатил. – Бочелли взглянул на Амброза и подошел к великанше поближе. – Чтобы ты заботилась о нем всю дорогу до Серениссимы.
– Нет! Мы так не договаривались!
– Ты сказала, что вы собираетесь в Венецию и готовы доставить его сюда живьем. Сама подумай, смог бы я ухаживать за младенцем? Я видел, что матери осталось недолго, – равнодушно заметил мужчина. – А потом встретил вас в Мессине. Мало того что женщины, так еще и уроды! Такие же, как он! Идеально! Да ладно, ты сама сказала, что он вам пригодится для представлений.
– Я такого не говорила. – У Мариам начало покалывать в ладонях, и она крепче прижала гробик. – И ни за что не поступила бы так.
– Слушай сюда, уродливая кобыла! – заорал Бочелли, которого толпа напугала гораздо больше, чем хотелось показывать, и подошел так близко, что женщину окутал запах лука. – Пока оно было живо, вы отлично делали на нем деньги, – яростно зашептал он. – А теперь оно умерло, и на нем заработаю я, capito? Отдай, оно – мое…
Мужчина потянулся, но Мариам, выше на три головы, не позволила даже притронуться к ящику. По толпе пробежал вздох. Зеваки еще не решили, смеяться над чудовищем или злобно улюлюкать.
– Оно? – глухо прорычала акробатка.
– Ты знаешь, о чем я. Не делай из себя большую идиотку, чем ты есть! – взвизгнул Бочелли и едва заметно мотнул головой в сторону Амброза. – Видишь того, в тюрбане? Он щедро заплатит. Очень щедро. Я могу раскошелиться еще за всю эту мороку. – Он почти умолял Мариам, в отчаянии пытаясь дотянуться до гробика. – Ни тебе, ни мне не будет лучше, если он начнет разлагаться, capito?
– Синьор Бочелли! Что этот человек собирается сделать с нашим мертвым малышом? – выкрикнула она, с отвращением глядя на охотника за наживой.
– Да-да, с мертвым ребенком! – подхватила фокусница, обращаясь к растущей толпе. – С крошечным младенцем, да упокоится его душа с миром!
Малышка Лейя расплакалась.
– Мы принесли его сюда для последнего благословения, – продолжала Елена, – чтобы похоронить как положено. Отпустите нас с миром!
– Позор! – крикнула из толпы женщина в зеленом платке, показывая пальцем на Бочелли.
– Да-да, отпустите несчастных, дайте им спокойно похоронить ребенка! – Из окна высунулась прачка с загрубевшими красными руками.
Кто-то кинул в Бочелли гнилым яблоком.
– Стойте!
Все это время Амброз молчал, держась подальше от толпы, не скрывая отвращения к грязным оборванцам. Он прижимал к носу саше, льняной мешочек с сушеными травами, которые, как считалось, помогали отвадить болезнь. Только блеск голубых глаз выдавал напряженное внимание к происходящему.
– Стойте! – Его голос громко и бесстрастно, как всплеск от брошенного в воду камня, прозвучал над заросшей травой площадью. – Достойные жители Доросдуро, какое вам дело до этих бродяжек? Они ничуть не лучше цыганок, а мы-то с вами знаем, кто такие цыгане!
Несмотря на английский акцент, он говорил почти как итальянский аристократ. Ледяной голос заворожил толпу.
– Это лгуны и мошенники, – продолжал охотник за редкостями. – Они крадут…
– Крадут детей! Это все знают! – крикнул из толпы мужчина с огромным нарывом на шее.
– Вот именно. – Джонс едва заметно растирал между пальцами саше. – Не удивлюсь, если они крадут даже младенцев!
Он помолчал, давая толпе время понять ход его мыслей.
– Откуда вам известно, – продолжал Амброз, – что младенец – если в ящике действительно младенец – не краденый?
Он снова поднес к лицу саше и замолчал. Толпа зашумела, но крики быстро стихли.
– Кто из вас мать ребенка? – Джонс смерил Елену и Мариам пронизывающим взглядом.
Зеваки буравили взглядом женщин, которые молча сбились в кучку на ступеньках церкви. Амброз медленно покачал головой.
– Боюсь, что никто… – с притворной грустью вздохнул он.
Толпа зароптала, на этот раз с плохо скрываемой злостью.
– Цыгане разносят грязь и заразу! – вскричал коллекционер. – Кто знает, может быть, даже… чуму!
– Мадонна!
– Что он сказал?!
– Чуму?
– Да-да, чуму…
Людей переполняли страх и ярость. Мариам чувствовала ее запах, ощущала ее всем телом. Едва дышала, так сдавило грудь.
– Да, они разносят чуму! – Амброз чувствовал близкую победу. – Разве эти дикарки достойны жалости?
Джонс почти кричал, упиваясь собственным красноречием.
– Цыганки? – Из-за его плеча неожиданно прозвучал знакомый голос с английским акцентом. – Они совсем не похожи на цыганок, мистер Амброз.
Тот обернулся и застыл от удивления, узнав Керью.
– Ты шпионил за мной! Вечно лезешь не в свое дело!
– Вот-вот, вам я как раз хотел сказать то же самое.
Джону была глубоко безразлична судьба незнакомок и их умершего ребенка, но он прекрасно понял, куда клонит информатор Левантийской компании.
– Эти женщины не цыганки! – закричал Керью. – Разве они хоть чуточку похожи? Посмотрите же!
Чернь дрожала от ужаса.
– Кого вы слушаете? – Слуга Пиндара показал пальцем на Амброза. – Он же иностранец, чужак! Может, это он привез в город чуму?
– Керью! – вытаращился на него Джонс. – Ты что, с ума сошел? Похоже, что да!
Дорогая одежда и аристократическая уверенность Амброза, бесспорно, внушали толпе уважение, но Джона они принимали за своего. Оборванцы вновь беспокойно загудели. Джонс явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я знаю этого человека, – провозгласил Керью, – он сам лжец и мошенник!
– Молодой человек, – торопливо зашептал коллекционер ему на ухо, – ты что творишь? Они же разорвут нас!
Джон понял, что Амброз изрядно напуган.
– Что же, – прошептал повар ему на ухо, – если тобой не займутся они, займусь я, не сомневайся.
– Что? Ты переходишь все границы! Придется рассказать Пиндару! Да тебя выпорют! Четвертуют! Я прикажу…
Керью не обратил на его слова никакого внимания.
– Почему ты не передал послание?
– Какое послание? – недоуменно воззрился на него Амброз. – О чем ты?
– А мне кажется, ты прекрасно знаешь, – безжалостно отрезал Джон. – Констанца с самого начала была права на твой счет. Торгуешь чужими тайнами, и непонятно, на чьей ты стороне.
Керью так разозлился, что едва сдерживал желание свернуть Джонсу шею. Но если уж лишаться удовольствия разбить огромный нос пройдохи или размозжить его лысую голову, то только для того, чтобы подвергнуть его куда более мучительному наказанию.
Джон уже понял, почему Амброз так отчаянно хотел получить гробик: там тело детеныша русалки. Значит, надо действовать быстро.
– Я догадался, кто в этом гробу. От вас останутся рожки да ножки, мистер Джонс, – прошипел повар на ухо интригану, – но сначала я сделаю кое-что еще похуже…
– Подожди, не так быстро… Ты не понимаешь. Не представляешь, чего мне стоило доставить это сюда! – Коллекционер взглянул на трясущегося от ужаса Бочелли. – Это самая настоящая русалка! Чудо! Детеныш стоит кучу денег! – Лицо Амброза исказили страх и алчность. – Больше, чем Голубой Султан!
– А на остальное, мистер, вам наплевать? И что же вы собирались делать с мертвым ребенком?
– Каким ребенком? О чем ты? Там всего лишь уродец, ошибка природы…
– Эти несчастные считают иначе! – Керью указал на женщин, которые жались друг к другу у дверей церкви. – Они хотели достойно похоронить его. А вы чего желаете? Засунуть малыша в банку, как маринованный огурец? Закоптить, как свиной окорок? Может, засолить? Интересно, что об этом скажут достойные горожане? Не думаю, что им известно о ваших странных коллекциях и необычных пристрастиях. О! А давайте спросим у них!
– Не смей! – закричал Амброз дрожащим голосом, будто гусь загоготал.
Но Джон уже быстро зашагал к церкви. Коллекционер понял, что может потерять сокровище, и встрепенулся, словно на него вылили ведро холодной воды.
– Видишь того человека? – спросил он у ошеломленного Бочелли.
Тот кивнул.
– Избавься от него!
– Но, синьор…
– Без разговоров! Все равно как, – прошипел Амброз. – Можешь даже убить.
Мариам с недоверием смотрела на стремительно приближавшегося Керью. Силачка пыталась следить за перепалкой, но мужчины говорили на непонятном ей языке.
Она насторожилась, крепко прижимая к себе гробик. Хотя деревянный ящик весил не больше мешка с зерном, держать его было почему-то труднее. Плечо и пальцы занемели. Елена дергала ее за рукав, но Мариам не обращала внимания. Попыталась заговорить – язык не слушался. В ушах гудело.
Кампо заполнилась людьми: уродливые лица, глаза горят от страха и злости, губы кривятся, на шеях бугрятся жилы. Акробатке казалось, что ее окружает тяжелая, зловещая тишина.
Когда корабль причалил в лагуне, Мариам поразило это странное безмолвие. После стольких недель в открытом море неподвижная вода напоминала зеркало. Низкие берега островов походили на плоты. И ни ветерка. Паруса обвисли, тишину нарушали лишь мерные всплески весел.
Ребенок умер уже на подступах к городу. Рано утром она со спящим русалчонком на руках стояла на палубе, любуясь поразительным рассветом. Малыш проснулся. Женщина нежно укутала его в пеленки, неуклюже провела огромным пальцем по головке, по тонким, словно пух одуванчика, волосикам. Младенец повернул голову, пытаясь найти материнскую грудь. Он не плакал, лишь едва слышно посапывал. Великанша с болью посмотрела на маленького, чувствуя, как горло сдавила горечь.
– Смотри, Αγάπη μου [32]32
Любовь моя (греч.). – (Прим. перев.).
[Закрыть], смотри же, – зашептала она, – мы уже почти добрались. Скоро найдем тебе доктора… Один из моряков знает такое место…
Мариам изо всех сил пыталась не вспоминать слова Елены: «Ты должна быть готова. Младенец слаб, не может есть. Ему недолго осталось». Фокусница, сама потерявшая двух детей совсем маленькими, говорила с такой грустью… «Не вини его мать. Больна знать, что твой ребенок умрет, даже если он… такой. На все воля Божья. – Она положила руку подруге на плечо. – Это не последний».
«Но не для меня! – хотелось закричать Мариам. – Бог не вспоминает о таких, как я! И других детей у меня никогда не будет!»
Неужели она действительно произнесла вслух эти ужасные богохульные слова? Возможно. Ей было все равно, услышал ли кто-нибудь. Пускай смеются, пускай! Силачка видела, с каким отвращением они мыли и пеленали ребенка, чувствовала, с каким ужасом смотрели на его ножки. А Мариам замечала лишь красоту: чудесные пальчики с перламутровыми ноготками.
Только вот младенец, казалось, совсем ничего не весит.
– Потерпи немножко, милый, скоро мы найдем помощь, вот увидишь… Я не сдамся, никому тебя не отдам…
Поднесла к малышу палец – и вокруг него тут же сомкнулся крошечный кулачок. За всю свою жизнь Мариам никогда не испытывала подобного.
Она едва могла вынести столько любви, столько боли.
Один из моряков что-то крикнул остальным и указал на горизонт. Женщина посмотрела туда же, но не смогла толком ничего разглядеть. Вдалеке, словно суровые стражи, возвышались заснеженные горные вершины. Но впереди висел плотный туман. Спокойная вода лагуны – одного цвета с небом. Моряк закричал еще раз. Стая птиц с криками пролетела мимо и заскользила над голубой бездной.
Внезапно туман рассеялся, и великанша наконец увидела легендарный город в золотых и розоватых лучах рассвета. Казалось, его населяют ангелы.
Посмотрела на ребенка. Он уже не дышал. Открытые глазки остекленели. С помощью четырех матросов Елене едва удалось забрать мертвого малыша.
Только сейчас, глядя на толпу, великанша поняла, как устала.
А она-то думала, что провела Бочелли, выторговав двух лошадей! Все слишком удачно складывалось. Неожиданно подвернулся корабль, моряки без разговоров доставили женщин в Венецию. Они же посоветовали отнести мертвого малыша в Ospedale degli’ Incurabili. Все это время Мариам была пешкой в чужой игре.
Керью спешил к ней, а несчастная видела перед собой мужчин, которые много лет назад мучили ее.
Акробатка бросилась бежать.
Через толпу, вслепую, прижимая к себе детский гробик. Мужчины и женщины разбегались в панике. Мариам видела, как двигаются их губы, напрягаются желваки, но ничего не слышала – мир словно онемел. Только сердце гулко ухало в груди.
Она скрылась за церковью, пытаясь найти дорогу к больнице, но не там свернула. Пронеслась по мостику через канал и очутилась на какой-то развилке. Помедлив, свернула налево, в арку. Тупик!
Впереди плескалась широкая полоса воды. А погоня была уже в нескольких шагах. Бежать некуда. Ловушка! Мариам обернулась и увидела: в руке Бочелли сверкнул кинжал.
Великанша знала, придется драться. За ней пришли с собаками? Где-то поблизости наверняка есть псы. Странный привкус во рту. Кажется, сейчас вырвет. На нее словно опять нацепили коровьи рога. Несчастная беспомощно помотала огромной головой, словно раненое животное.
Малыша спасти не удалось. Он прожил короткую и полную мучений жизнь. Но великанша решила все равно защищать его до последнего вздоха.
Они не заберут моего ребенка. Клянусь.
Жизнью своей клянусь.
Но скоро Мариам поняла, что борьба бесполезна. Она сильнее прижала гробик – и прыгнула. Камнем упала в зеленые воды, погружаясь все глубже и глубже.
ГЛАВА 33
Керью очнулся. Звонили колокола. Он лежал на влажной земле в тупиковом переулке. Отвратительно воняло застарелой мочой. В затылке пульсировала ужасная боль.
Сначала Джон не мог вспомнить, как тут очутился. С трудом привстал. Нащупал сквозь спутанные волосы стремительно распухающую шишку размером с яйцо.
Рядом кто-то заплакал.
Женщина, которая вглядывалась в воды канала Гвидекка, услышала шум и обернулась.
Мужчина вдруг понял, что не может произнести ни слова. Они молча смотрели друг на друга, как пассажиры погибшего корабля, которые только что очнулись на чужом берегу.
Незнакомка опустилась на землю и спрятала лицо в ладонях.
Керью с трудом сел. Одежда насквозь промокла и пропиталась грязью, в ушах звенело.
Постепенно он вспомнил маленькую кампо, ворота церкви, женщин, жавшихся к стене, неожиданное появление Амброза и его спутника – или подельника. И уродливую великаншу, которую принял за мужчину. Она убежала, сжимая гробик.
– Что с ними? – крикнул он скорбящей, но она не ответила.
Джон попробовал встать. Поморщился от боли в затылке и ребрах. Похоже, ему здорово досталось.
– Как тебя зовут?
– То yνομά μου είναι Ελένy [33]33
Меня зовут Елена (греч.) – (Прим. перев.).
[Закрыть], – послышалось сквозь всхлипы.
Ну и что с этого толку? Джон припомнил, что там, на кампо, с ней были двое детей.
– А где твои малыши?
– Послала в больницу, сообщить матери, – беспомощно развела руками Елена.
– Чьей?
– Умершего малыша.
Некоторое время Керью пытался понять, что она имеет в виду.
– Она не может ходить… Ноги… Уже кое-что вспомнила… но не об этом…
Женщина замолчала, не в силах продолжать.
Господи Иисусе! Джон прикрыл глаза. Что он, избитый до полусмерти, делает в каком-то богом забытом проулке? «Ничего удивительного», – зазвучал в ушах голос Пола.
Но надо выбираться. Какое ему дело до этих женщин и их мертвого малыша? Надо ехать в конвент. Джон уже давно был бы там, если бы Амброз передал послание! Попытался шевельнуться – сразу накрыло ошеломляющей волной боли.
Амброз! Русалка! Теперь пройдохе до нее не добраться. Керью вспомнил гримасу мистера Джонса, когда тот все понял. Засмеялся, но тут же скорчился от невыносимой боли в ребрах. Решил еще немного отдохнуть.
– Те двое… – спросил у женщины, не открывая глаз. – Видела, куда они пошли?
Ответа не последовало. Джон разомкнул веки и встретился взглядом с Еленой. Лицо искажено горем и отчаянием, но она явно не дура. Они молча сидели, глядя в серо-зеленую маслянистую воду.
– Бочелли пытался убить тебя.
– Тот, с кожаным мешком?
– Да.
Значит, его зовут Бочелли.
– Ему приказал другой, в желтом тюрбане. Я наблюдала за ними. Бочелли ударил сзади, ты упал в канал. Он уговаривает Мариам не прыгать.
Амброз пытался убить его. Почему?
– Уверена, что меня приказал убить именно человек в желтом тюрбане?
– Да. Толстяк дал Бочелли нож. Я его стащила, поэтому он просто ударил тебя палкой.
Елена достала из складок странного платья с длинными рукавами небольшой кинжал с костяной рукояткой, показала его Керью, а потом едва уловимое движение, и оружие исчезло. Джон потерял дар речи.
– Как ты это сделала?
– Прости. Старая привычка. – Женщина слабо улыбнулась, повела ладонью, и кинжал опять появился словно из ниоткуда. – Это моя работа.
– Работа? Не понимаю.
– Мы с подругами – труппа бродячих акробаток. Хотя теперь, без Мариам… не знаю, что с нами будет… – Голос надломился, казалось, Елена вот-вот заплачет. – Я фокусница. – Она постаралась взять себя в руки. – Показываю трюки на ярмарках. Однажды мы выступали перед самим султаном в Константинополе, – слабо улыбнулась Елена.
– Правда? – без особого интереса переспросил Керью.
Морщась от боли, он опустил голову на колени. «Константинополь! Ненавижу этот город, даже одно название!»
– Тебе надо перевязать голову.
Повар дотронулся до кровоточащей шишки на затылке.
– Ну, я все-таки жив?
– А что у тебя с ухом? – нахмурилась акробатка.
Ухо. Господи! Джон уже и думать забыл.
– Хочешь, пойдем в больницу, – предложила Елена, словно прочитав его мысли. – Там есть вода, я промою тебе раны.
– Спасибо, но, пожалуй, нет. Я живу тут за углом…
Керью собрался с силами и встал. Меньше всего на свете ему хотелось впутываться в дела этих женщин. Но закружилась голова, и Джон схватился за стену, чтобы удержаться на ногах.
– Что ж, прощай. Мне жаль твою подругу.
Слуга Пиндара хотел было расспросить фокусницу об их выступлении в Константинополе, но вспомнил, что хозяин сделал с его ухом, и не стал.
Гарем. Драгоценные камни. Селия Лампри. К черту все! К горлу подступила тошнота. Какое ему вообще дело? Да катись оно все куда подальше! Пусть Пол сам разбирается!
– Прощай. – Джон с трудом махнул женщине рукой.
Та словно не слышала. Вглядывалась в воду, как будто ожидая, что Мариам вынырнет оттуда. Вытянутое бледное лицо опухло от слез.
«Что станет с ней и девочками? – подумал Керью. – Развалится ли труппа? Смогут ли они прокормиться, показывая фокусы, или Елене придется заняться другим ремеслом, чтобы выжить? Но, как бы там ни было, меня это не касается». Путешествуя по Европе, он видел много таких женщин и прекрасно понимал, какая судьба ее ожидает.
Надо в последний раз попробовать пробраться в монастырь. А через несколько дней торговый корабль увезет его домой. Вдали, на другой стороне канала, виднелись церкви и сады острова Гвидекка. «Интересно, – подумал Керью, – там ли сейчас Констанца? Увидимся ли мы когда-нибудь?» По тесному фарватеру одна за другой проталкивались гондолы и лодки. Жизнь шла своим чередом.
Джон развернулся, и медленно побрел по безлюдному переулку в сторону церкви.
– Κύριος! [34]34
Господин! (греч.) – (Прим. перев.).
[Закрыть]– вдруг крикнула женщина. – Пожалуйста, господин… Бочелли…
Керью нехотя остановился.
– Что?
– Где его найти?
– Судя по твоему рассказу, от него лучше держаться подальше.
– Он обманщик и вор, – едва слышно пробормотала Елена.
– Мягко сказано, – сухо подтвердил повар.
– Мать малыша…
– Что – мать малыша? – нетерпеливо переспросил повар.
– Он украл у нее эту вещь! – с неожиданной яростью воскликнула женщина. – Это он, я знаю, это он!
Англичанин не нашелся что и сказать.
– Она никак не может вспомнить, что это за штуковина, но постоянно ищет, – грустно покачала головой бледная как привидение фокусница. – Называет ее странным словом… Непонятным…
– А я вообще ничего не понимаю, – проворчал Керью под нос, – совсем ничего.
И зашагал дальше по переулку. Аннетта… Только бы увидеть ее еще раз! И забыть обо всем этом.
– Κύριος! – слабо крикнула ему вслед Елена. – Пожалуйста, сударь, подождите!
Джон притворился, что не услышал, и пошел своей дорогой.