Текст книги "Успокоительное для грешника"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Как вы говорите, это не свидетельство, но все-таки важно.

– Ваше Преосвященство, как брат Жуакин пришел к вам, в монашеской одежде?

– Да, благодаря отзывчивости несчастного Гвалтера Гутьерреса. Это было незадолго до конца зимы, – заговорил епископ. – Кажется, в феврале. Гвалтер рассказывал, что он укрывался от сильной метели в какой-то таверне в Фигуересе, и туда вошел, пошатываясь, молодой монах. Ступни его были обернуты тряпьем, ряса была грязной, рваной, ноги были мокрыми до колен, и он дрожал от холода или лихорадки.

Гвалтер говорил, что этот несчастный молодой монах, стоявший у двери, напоминал своим видом утонувшую крысу. Он предложил парню войти и сесть поближе к огню, чтобы согреться. Затем, – продолжал Беренгер, – заказал тарелку хорошего супа для несчастного брата и чашу вина. Когда монах сказал, что не сможет заплатить, Гвалтер велел хозяйке приписать это к его счету и найти монаху постель с теплыми одеялами. Вы помните, каким он был щедрым, – добавил епископ.

– Да, в самом деле, – сказал дон Видаль.

– Гвалтер решил выяснить у молодого человека, откуда он и как оказался там.

Беренгер сделал паузу и отпил глоток вина, чтобы смочить горло.

– Гвалтер пострадал из-за своего неумеренного любопытства, – сухо сказал дон Видаль.

– Да, – сказал епископ. – Но тут хозяйка поставила перед молодым человеком тарелку супа и положила большой кусок хлеба. Тот потерял всякий интерес к Гвалтеру и принялся есть, как в конец изголодавшийся человек.

Гвалтер попытался заставить молодого человека остановиться на минуту – «пока он не навредил себе», по его словам, – и сказать откуда он. Сделал ли он это по доброте или из неумного любопытства, не знаю, – продолжал Беренгер, – но, видимо, снова потерпел неудачу.

Монах отправил в рот еще кусочек хлеба, проглотил его, а затем повернулся к своему благодетелю.

– С гор, – ответил он, сказав чистую правду.

– Значит, у тебя был тяжелый путь, – сказал еще один человек, сидевший поблизости. – Буран еще не кончился.

– Он застиг меня, – сказал брат, откусивший еще кусочек хлеба. – Он был сильным, но я оставался в лесу.

– Значит, ты заблудился, – сказал третий. – Все ясно.

Молодой человек покачал головой.

– Нет. Я шел по течению реки. Но поскользнулся, упал и потерял обувь.

– Значит, идти босиком в такую погоду тебя заставила не вера? – спросил Гвалтер.

Гвалтер говорил, что, видимо, этот вопрос только смутил молодого человека, – сказал Беренгер.

– Видимо, он не понял, о чем говорит Гвалтер, – сказал настоятель.

– Очевидно, вы правы, дон Видаль. Так и не узнав, откуда этот несчастный молодой монах, он спросил его имя и предложил привезти его сюда, заверив, что вы с удовольствием приняли бы его в свой монастырь.

– Конечно, – негромко произнес настоятель.

– Гвалтер решил, что молодой человек – в горячке, с поврежденными ногами – идти дальше не в состоянии, и предложил подвезти его. В благодарность за его доброту молодой монах сказал, что его зовут Жуакин, при этом смотрел на свои ступни так, словно видел их впервые. Хозяйка приготовила ему теплую постель у камина, видимо, решив, что холодный воздух на чердаке убьет его до наступления утра.

– Но в конце концов, – продолжал Беренгер, – Гвалтер привез несчастного Жуакина к себе в дом. Его поместили в комнатке возле кухни, хорошей, теплой, где спал мальчишка-истопник. Когда жена торговца запротестовала против чужака в доме, муж заметил, что, возможно, этот монах из того монастыря, где спасли от смерти их сына, Марти. Кроме того, они послали за врачом.

Исаак рассказывал мне, что едва вошел в комнату к пациенту, в ноздри ему ударил печально знакомый запах гниющей плоти, и он немедленно послал за хирургом, сказав Гвалтеру, что у Жуакина началась гангрена.

– Видимо, на ступнях, – пробормотал торговец. – Он бог весть как долго бродил по лесу без обуви, ступни были обмотаны тряпками.

– Он наверняка их отморозил. Нужно посмотреть, как далеко зашла гангрена. Я могу вылечить его от лихорадки и других болезней, но ему потребуется хирург.

Одного взгляда его дочери оказалось достаточно, чтобы найти гниющие пальцы на левой ноге, четвертый и пятый. К счастью, ничто больше еще не было поражено.

– Ножи хирурга были острыми, – продолжал епископ, – глаза зоркими, руки очень быстрыми. Пальцы оказались отрезаны, рана зашитой и забинтованной чуть ли не раньше, чем молодой человек, уже дремавший от притупляющего боль средства, которое дал ему врач, ощутил это.

Хирург и врач пошли сообщить о результатах своих усилий отзывчивому торговцу, тот уплатил им гонорар. Врач, как только счел подобающим, пришел ко мне, и я распорядился доставить молодого человека в ваш монастырь. Видимо, дон Видаль, вы тогда были в Барселоне.

– Видимо, да. А молодой человек не говорил вам, что монах? – спросил настоятель.

– Нет. Если он убил брата Виталиса…

– У нас нет ни малейших подтверждений этому, – перебил дон Видаль. – Однако, если он не монах, это не наша проблема. И все же, если кто и нуждается в нашей защите, то этот молодой человек. Я расспрошу его, на сей раз более подробно. Меня сильно отвлекли от моих обязанностей государственные дела и разъезды. Как и вас, дон Беренгер. Оставлю вас наслаждаться отдыхом и покоем на те несколько дней, что вы отвели себе.

Позднее в то же утро, впервые после пятницы, врача позвали к ложу Беренгера. Исаак пошел во дворец своим обычным быстрым шагом. Он почти ничего не говорил по пути в спальню Его Преосвященства, но те, кто прислуживал – и подслушивал, стоя в дверях – говорили, что врач казался озабоченным или даже встревоженным. «Он был сам не свой, – сказал привратник. – Обычно он обращается ко мне с добрым словом. На сей раз – как воды в рот набрал. Он был очень обеспокоен».

Исаака проводили в спальню Беренгера с большей поспешностью, чем всегда. Едва дверь за ним закрылась, многие во дворце нашли срочные дела неподалеку от апартаментов епископа. «Раз там столько людей, – сказал человек, подметавший в коридоре, имея в виду Берната, Франсеска и слугу, а также Исаака и Юсуфа, – мы знаем, по крайней мере, что Его Преосвященство не спит. Мне не нравилось подметать эту часть коридора с тех пор, как он заболел».

Несмотря на все усилия, они слышали только неразборчивые голоса за толстой дверью.

Глава пятнадцатая

– Как чувствуете себя, Ваше Преосвященство?

– Я в недоумении, сеньор Исаак.

– В недоумении? – переспросил врач.

– С какой стати юный Даниель тайком ходил по монастырю, шпионил за братьями? В частности, за братом Жуакином. Вот что вызывает у меня недоумение, – сказал епископ.

– Буду благодарен, если просветите меня в этом вопросе, – добавил он с сарказмом.

– За Жуакином?

– Исаак, для человека, который не носит меч, вы искусный фехтовальщик, – сказал Беренгер. – Вы прекрасно знаете, о каком Жуакине я говорю. Это тот молодой монах, который потерял два пальца на ноге, обморозив их в зимний буран. Вы лечили его, Исаак. Он был вашим пациентом.

– А, да, – спокойно сказал врач. – Я его хорошо помню.

– Хорошо? Что делал Даниель в монастыре?

– Полагаю, доставлял туда пару перчаток, – ответил Исаак. – Но пока Ваше Преосвященство не вышли из себя, что для вас было бы вредно, признаюсь – узнав, что Даниель собирается туда, я попросил его узнать о состоянии здоровья этого молодого человека. Мне было интересно.

– Если не считать чистого добросердечия, почему?

– В этом случае было много интересного, – ответил Исаак и умолк.

– Обмороженные зимой пальцы на ноге? Для хирурга простое дело. Я не верю вам. Ну-ну, признавайтесь.

– Согласен, Ваше Преосвященство, само по себе это интересным не было. Но разложение зашло далеко и вызвало сильный жар. Он бредил. Был без ума от горячки, когда я оставил его с моей дочерью, а сам обсуждал дела с хирургом и сеньором Гвалтером.

– Рассказ об этом у вас получается дольше болезни, – раздраженно сказал Беренгер.

– Простите, Ваше Преосвященство. Буду краток Он много раз повторял, что красть дурно, а красть священный предмет – еще хуже. Но прошу иметь в виду, Ваше Преосвященство, что человек в бреду не отвечает за свои слова. Зачастую он говорит о чем-то в далеком прошлом.

– Исаак, для далекого прошлого он слишком молод, – холодно сказал Беренгер.

– Возможно, некто, кого он уважал, похитил какой-то священный предмет.

– Верно, – заговорил Беренгер. – Это бы его расстроило. Он глуп, но, кажется, чувствует, что хорошо и что дурно. Исаак, что вы хотите мне сказать? Что не станете придавать значения тому, что Жуакин говорил в бреду?

– Совершенно верно, Ваше Преосвященство. Но я подумал, не знает ли он – или не слышал ли – как выглядит эта проклятая чаша в Жироне.

– Знает или нет, – сердито заговорил Беренгер, – это не ваше дело. Вы мой врач, Исаак, а не архиепископ, архидиакон или капитан моей стражи. Ваше дело – заботиться о моем здоровье, а не о духовном здравии епархии. Почему вы продолжаете заниматься этим?

– Потому что это важно, Ваше Преосвященство.

– Если это так важно, Исаак, то лучше всего предоставить это другим. Из-за вашего вмешательства дон Видаль провел утро здесь. Один из его монахов обнаружил Даниеля в монастырском саду, Даниель серьезно и долго говорил с Жуакином, и теперь дон Видаль думает, что я мог послать шпионов в его монастырь, выяснить, что на уме у его монахов.

– Я бы ни за что на свете не хотел этого, Ваше Преосвященство.

– Исаак, мы говорим о доне Видале. Знаете, что это означает? Хотя время от времени у нас случались разногласия, дон Видаль всегда был сильным союзником – и пока Его Величество не возложил на него дополнительной обязанности, одним из немногих людей, которым я мог доверить дела епархии. Дон Видаль и я многим обязаны друг другу, Исаак. У меня нет желания ссориться с ним.

– Понимаю, Ваше Преосвященство. Я не собирался раздражать его.

– Собирались или нет, он раздражен, – Беренгер с усталым вздохом откинулся на подушки. – Жуакин и так представляет для него проблему.

– Если кто-нибудь сможет выяснить, из какого монастыря он ушел, его следует отправить обратно, – сказал Исаак. – Потому что, если Даниель может найти путь к нему в саду, значит, может кто угодно.

– Совершенно верно, Исаак, но вы не ответили на мой вопрос.

– Какой вопрос, Ваше Преосвященство?

– Сейчас уже не знаю.

– Я боялся, что, повторяясь, рассержу вас еще больше, а для вас это было бы не особенно полезно.

– Исаак. Я хочу услышать не это.

– Прошу прощения, Ваше Преосвященство. Сеньор Гвалтер был моим пациентом. Иногда он совершал глупые поступки, но, в сущности, был хорошим человеком, его жена и сын – по-своему замечательные люди. Допустив, чтобы его лишили почти всего, что он имел, сеньор Гвалтер оставил обоих этих хороших людей в ужасном положении. Возможно, у его вдовы единственный выход – продать дом и с этими деньгами уйти в монастырь.

– Тогда пусть так и поступает. Это хорошая жизнь для женщины. По своим наблюдениям могу сказать, что жизнь в монастыре лучше многих – возможно, большинства – браков.

– Возможно, для нее это наилучшая жизнь. Не знаю. Но лучше бы она избрала ее по доброй воле. У сына Гвалтера ничего не осталось, кроме огромного долга, который он твердо решил выплатить. Их деньги находятся у кого-то в городе. Обладание ими не вернет мужа и отца, но даст им обеспеченную жизнь.

– Конечно. Все это правда, и я не оспаривал этого. Но дело это нужно предоставить гражданским судам, – твердо сказал епископ.

– А что они делают? – упрямо спросил врач.

– Исаак, эта вещь, этот предмет – наверняка еще одна подложная реликвия, как ноготь, срезанный у мертвого нищего и выдаваемый за ноготь несуществующего святого, какой-нибудь странствующий проповедник использует его, чтобы ослепить своих слушателей, прежде чем пустить по кругу суму для пожертвований, – с презрением сказал Беренгер. – Но гораздо более опасный. Не могу передать, как глубоко я взволнован мнимым появлением Грааля в Жироне.

Словно демонстрируя свое волнение, Беренгер резко сел в постели. Слуга поспешил накинуть шаль на плечи хозяина.

– Этот Грааль, видимо, подложный, – продолжал епископ, раздраженно сбрасывая шаль с плеч, – и в таком случае представляет собой глумление над верой, мерзость – в сущности, орудие дьявола.

– В моей общине много людей, которые согласятся в этом с вами, Ваше Преосвященство, и которые сердятся на меня так же, как вы, за попытки найти эту чашу. В том числе и философ Шальтиель.

– Рад это слышать, – с мрачным видом сказал Беренгер. – Существует другая, незначительная возможность, что Грааль подлинный. Если так, то этот предмет настолько священный, что я недостоин коснуться его.

– Почему вы не передали решение этой проблемы архиепископу или папе римскому? – спросил Исаак.

– Передал, – раздраженно ответил епископ. – Я тут же сообщил об этом архиепископу. Сегодня получил его ответ. Он хочет, чтобы мы сами разобрались с этим делом, пока оно не привело к хаосу.

– Хаос, – сказал Исаак, – сильное слово, Ваше Преосвященство.

– Он употребил его, – сказал Беренгер. – И я не могу не согласиться с ним.

– Ваше Преосвященство, покой важнее истины? Или даже справедливости?

– Вы сомневаетесь в моем повиновении церкви, сеньор Исаак? В вопросах веры и этики? – спросил Беренгер. – Клянусь Пресвятой Девой, на сей раз вы зашли слишком далеко. Переступили границу свободы, которую я отвел вам.

– Я не сомневаюсь, Ваше Преосвященство, – спокойно ответил врач. – Только спрашиваю, что важнее.

– Я терплю то, что окружен глупцами, не понимающими, что делают, сеньор Исаак, но вы неглупый человек. Теперь я вижу, что вы укрылись за моей спиной, чтобы действовать. И клянусь Богом, я именую это предательством.

– Ваше Преосвященство прекрасно знает, что я не предатель, – сказал Исаак.

– А как еще я могу это назвать, – заговорил епископ, повысив голос, – если не предательством? Вы говорите о справедливости, но заинтересованы только в том, чтобы найти деньги Аструха и вернуть их ему. А почему? – он ударил кулаком по постели. – Это не имеет никакого отношения к понятию справедливости. Дело в том, что он еврей, и вы нарушите любой зарок, чтобы помочь ему.

Произнося эти слова, Беренгер увидел побледневшее лицо врача и резко втянул воздух.

– Оставьте нас, – махнул он рукой остальным. – Ждите снаружи, пока я вас не вызову.

С бессвязным бормотанием Бернат нырнул в кабинет, слуга отправился в сторону кухни, а Франсеск Монтерранес – в сторону коридора, взяв с собой Юсуфа. Твердо закрыв дверь, Франсеск остался неподвижно стоять перед ней.

Епископ поднялся с постели. Мягко положил руку на плечо врача.

– Исаак, я бы отдал многое за то, чтобы эти слова не были произнесены. И еще больше за то, чтобы вы смогли их забыть.

– Не беспокойтесь, Ваше Преосвященство, – сказал Исаак дрожащим голосом.

– Видите, Исаак, – спокойно заговорил Беренгер, – эта чаша – поистине орудие дьявола. Это подложная реликвия, и она сеет раздор на своем пути. Я с дрожью думаю, что едва не отправил вас в дворцовую тюрьму.

Он сел на край кровати.

Врач подошел к окну, сделал глубокий вдох, потом вернулся к постели.

– Я очень виноват, Ваше Преосвященство, – заговорил он наконец негромким голосом. – У вас есть причина для гнева. Я позволил себе увлечься заботой о других. Погрузился в водоворот интересов, входящих в противоречие с вашими. Это было бы неоправданно в любое время, но когда Ваше Преосвященство больны, это очень дурно.

– Исаак, давайте не спорить о разделении вины, – мягко сказал Беренгер. – Но проблема у нас остается.

– Думаю, Ваше Преосвященство правы, говоря, что эта чаша, что бы она собой ни представляла, окружена злом. Но сама по себе она просто металлический предмет, сделанный из серебра, добытого из Божьей земли. Она безобидна.

– Совершенно верно, – сказал епископ. – Это люди делают ее приносящей добро или зло. В этом мы полностью согласны. Вопрос в том, что мы пытаемся сделать?

– Кто-то, – ответил Исаак, – должен найти золото сеньоры Сибиллы и сеньора Марти и вернуть его им. Его похищение было очень серьезным преступлением против них.

– И с обнаружением золота будет арестован убийца. Кроме того, я хотел бы, чтобы подложный Грааль был найден и уничтожен в топке серебряных дел мастера.

– Его необходимо найти и уничтожить?

– Да. Иначе он по-прежнему будет источником духовной заразы для города.

– Для того чтобы найти его, – негромко сказал Исаак, – сперва нужно сделать несколько дел.

– Ну, вот, Исаак, – сказал Беренгер обычным голосом, – вы опять наставляете меня, как руководить епархией.

– Прошу прощения, Ваше Преосвященство, но поскольку все во дворце уже-наверняка знают, что мы поссорились, мне пришло в голову, что можно использовать нашу ссору для того, чтобы помочь устроить ловушку убийце.

– Как она может помочь?

– У меня зародилось несколько идей, Ваше Преосвященство. Одна из них может спугнуть его.

– Изложите их, – сказал Беренгер.

Оба отошли в дальний от трех дверей угол спальни. Сели и погрузились в долгий, негромкий разговор.

– Испробуем это, – сказал наконец Беренгер, поднимаясь. – Но, думаю, вас не должны здесь видеть. Сможете выйти через задний ход?

– Конечно, Ваше Преосвященство. Пусть только Юсуфу скажут, чтобы не ждал меня в коридоре.

Исаак открыл узкую дверь, ведущую на кухню, и стал бесшумно спускаться. Через двадцать ступеней слева оказалась еще одна лестница, ведущая в сад епископа.

Юсуф догнал врача, когда тот шел через площадь к воротам еврейского квартала.

– Господин, – негромко сказал он. – Я не могу поверить в то, что произошло.

– Прекрасно. Иногда в сомнении лежит начало мудрости, – ответил Исаак.

– А как с моей лошадью? – обеспокоенно спросил мальчик. – Как я смогу приходить и ездить верхом?

– Юсуф, епископ на тебя не сердится. Веди себя, как всегда.

– Господин, как я могу? После того, что услышал?

– Послушай, Юсуф. Ты должен вести себя с Его Преосвященством так, будто этим утром ничего не произошло. Понимаешь? Завтра утром пойдешь во дворец и будешь делать то же, что всегда.

– Нет, господин. Не понимаю. Но раз вы говорите, что я должен, значит, буду.

Глава шестнадцатая

Слухи о близкой кончине епископа быстро распространялись с воскресного утра. В понедельник вызвали другого врача, но Его Преосвященство не захотел, чтобы тот его обследовал. В городе также поговаривали, что умную дочь сеньора Исаака видели входящей во дворец и выходящей оттуда, что она заботится о здоровье Его Преосвященства.

Тем временем Баптисту похоронили, его никто не оплакивал, кроме сеньоры Аны Родриге; городские стражники расспрашивали всех встречных, не знают ли они кого, внезапно приобретшего много золота. Но в последнее время на рынке никого не видели с кошельком, полным золотых монет, никто не видел сундуков с золотом в домах соседей.

– Чего эти глупцы ожидают? – сказал Бернат. – Что похититель будет разбрасывать золотые монеты на ступенях собора на глазах у всех? Тот, кто похитил деньги Гвалдреса, надежно припрячет их до тех пор, пока не сможет найти правдоподобное объяснение своему богатству.

– Бернат, не жалуйся на стражников, – ответил епископ. – Они выполняют важную задачу.

– Какую, Ваше Преосвященство?

– Убеждают горожан в том, что делается что-то полезное.

Стражники не преминули зайти во двор сеньора Висенса. Когда торговец вышел поговорить с ними, они стояли, неловко уставившись на вымытые булыжники.

– Прошу прощенья, сеньор, – сказал командир. – Можете вы объяснить происхождение этого пятна? Мы слышали…

– Знаю, что вы слышали, – раздраженно сказал Висенс. – Жена говорит, что об этом все знает привратник.

– Можно нам поговорить…

– Конечно, – сказал Висенс. – Мне сказали, он слег в постель, но, думаю, не настолько болен, чтобы не мог поговорить с вами.

Висенс хлопнул в ладоши, из кухни вышел, сутулясь, мальчик-слуга.

Молодого стражника отправили расспросить привратника. Стражник вышел покрасневшим и что-то прошептал на ухо командиру.

– Что? – выкрикнул командир.

– Он клянется в этом, – ответил несчастный юноша. – Собака поймала крысу и, терзая ее, обрызгала кровью камни. Привратник отогнал собаку и отбросил крысу пинком. Говорит, что сможет найти ее труп, если это важно.

Стражники ушли с извинениями.

– Все равно, – сказал командир, – он слишком богат и значителен, чтобы можно было бросить его в тюрьму.

Во вторник, после ссоры Исаака с епископом, врач сидел с Юсуфом и Ракелью.

– Если кто-нибудь спросит, что сегодня произошло между мной и Его Преосвященством, вы…

– Ответим, что ничего об этом не знаем, – твердо сказала Ракель.

– Ни в коем случае, – сказал ее отец. – Вы пожмете плечами, огорченно покачаете головой и ответите, что вам очень мучительно говорить о разрыве между врачом и пациентом.

– Так надо, господин? – спросил удивленный Юсуф.

– Да. А я, со своей стороны, постараюсь помочь вам с отговорками и полуправдами. Это одно.

– Но зачем? – спросила Ракель.

– Скоро увидишь, дорогая моя, – ответил отец. – Кроме того, у меня есть особые задания для каждого из вас. Слушайте внимательно.

Ракель и Юсуф вышли из восточных ворот еврейского квартала вместе с Лией, служанкой. Лия выглядела очень довольной, так как считала задачу нести корзинку с лекарствами для своей юной госпожи большим шагом вверх по сравнению с обычной работой по дому. Она надеялась, что они с достоинством войдут в парадную дверь дворца. К ее разочарованию, они обогнули площадь, подошли к дворцу епископа сзади и вошли на кухню.

– Привет, Юсуф, – сказал главный повар, – привет, сеньора Ракель. Мы рады видеть вас, несмотря на все неприятности.

И даже его первый помощник сменил улыбкой обычно мрачное выражение лица, приветствуя их, так как они стали общими любимцами в окружении епископа за время недавней долгой поездки в Таррагону и обратно.

– Я принесла корзинку с лекарствами. Папа не хочет, чтобы у Его Преосвященства кончилось что-нибудь необходимое.

– Предусмотрительно с вашей стороны, сеньора, – сказал повар. – Их лучше всего положить в кладовую вместе с остальными. И скажите брату Как-бишь-его, как их применять.

Пока Ракель с Лией выполняли эту задачу, Юсуф отправился поболтать с тем, кто временно окажется без дела. Он подсел к столу в дальнем конце кухни.

– Мой учитель расстроен, – признал Юсуф после недолгих вкрадчивых расспросов. – Очень расстроен. А все этот Грааль. Вот что встало между ними.

– Не представляю, как, – сказал слуга, заглянувший немного перекусить. – Мой хозяин говорит, что этот Грааль определенно подложный, и нечего о нем думать.

– Мой учитель думает иначе, – сказал Юсуф. Подался вперед и зашептал: – Этот Грааль убивает епископа. Вот что он думает.

– Каким образом? – спросил один из заинтересовавшихся конюхов. – Грааль не у Его Преосвященства, так ведь?

– Не у него, – сказал Юсуф. – Граалем владеет один из его врагов и колдует с ним. Если преуспеет, то наверняка убьет епископа.

– Мой хозяин ничего об этом не говорит, – сказал слуга, – а он, скорее всего, будет очередным епископом – он понимает эти дела.

– Или думает, что понимает, – с презрением сказал другой конюх.

– Кто еще, как не дон Рамон? – сказал слуга. – Все остальные слишком стары или слишком незначительны.

Сидевшие молча согласились. На взгляд дворцовых слуг, Рамон де Орта был первым кандидатом на должность епископа.

– А твой учитель, правда, думает, что Его Преосвященство умирает?

– А тогда почему он ведет себя так странно? – ответил Юсуф. И снова понизил голос до шепота: – То, что он отказался от услуг врача, когда болен – верный признак. Даже я видел это в самых серьезных случаях.

– И это еще не все, – сказал второй конюх. И тут началась долгая, подробная болтовня о дворцовых делах.

– Да, господин, – сказал Юсуф. – У меня был долгий разговор со слугой этого каноника. Похоже, он стремится прийти к власти вместе со своим хозяином. Те любопытные сведения, что я сообщил ему, станут, наверное, известны отцу Рамону задолго до вечера. А всем во дворце к завтрашнему утру, если не раньше.

– Хорошо, – сказал Исаак.

– Господин, мне всегда нравится бывать в дворцовой кухне, – сказал Юсуф. – А теперь я пойду, поищу сеньора Марти.

Пока мальчик искал Марти, Ракель и Лия старались сочетать обычную врачебную практику с распространением слухов.

Первым делом они отправились в дом сеньора Понса, торговца шерстью, в настоящее время председателя Совета и одного из самых признательных пациентов сеньора Исаака. Жена его посылала за кое-какими лекарствами и встретила Ракель с обычным спокойным дружелюбием.

– Сеньора, что вы думаете об этой истории с Граалем? – спросила Ракель, неторопливо ища в корзинке два пакетика.

– Это слухи и ничего больше, – оживленно ответила жена Понса.

– Многие люди верят им, – сказала Ракель. – Говорят, Грааль сейчас у одного из богатых горожан, – продолжала она, усилив поиски, чтобы не поднимать глаз. – Один из отцовских пациентов клянется, что у сеньора Понса.

– Боже упаси! – воскликнула его жена. – Чтобы Понс покупал такую вещь? Притом у жулика, у мошенника! Уверяю вас, сеньора, это неправда. У нас достаточно хлопот в жизни и без этих махинаций.

– Сеньора, я и не думала верить этому, – сказала Ракель. – На сеньора Понса это не похоже.

– Позвольте сказать вам, сеньора Ракель, мой муж – честный человек, и голова у него очень ясная. Он не увлекается мимолетными фантазиями и не тратит золото на воров и жуликов.

Щеки ее порозовели от негодования.

– Я никогда так не думала, – сказала Ракель. – Но мне любопытно, у кого в городе хватит глупости тратить золото на жулика?

– Это важно? – задала серьезный вопрос жена Понса.

– Кажется, важно, – ответила Ракель. – Грааль причиняет большой вред городу, разве не так? Две смерти свидетельствуют, что он находится здесь.

– Или слухи о том, что он здесь. Его же никто не видел, правда?

– Одна женщина – только одна, насколько мне известно – говорит, что видела. Точнее, видела то, что ей назвали Граалем. Это была простая серебряная чаша, помятая и потускневшая. Женщина коснулась ее, и чаша не причинила ей никакого вреда.

– Значит, она не увидела в чаше никакой волшебной силы, – сказала жена Понса. – Этой женщине показал ее тот человек, который говорил, что владеет Граалем?

– Да, – ответила с беспокойством Ракель, не зная, какого ответа ожидал бы ее отец.

– Только ребенок или тот, кто доверчив, как ребенок, способен думать, что такой священный предмет может находиться здесь, в этом городе, – сказала жена Понса. – Это в нынешнее-то время. Хотя в городе много таких глупцов, – добавила она.

– Настолько богатых, чтобы ввести в соблазн жадного мошенника?

– Да. Конечно, достаточно богатых, чтобы ввести в соблазн любого жадного человека.

Жена Понса ненадолго задумалась.

– Самый доверчивый человек, какого я знаю, это сеньор Хуан, торговец зерном. Но у него выдался скверный год, и я сомневаюсь, что сейчас у него достаточно средств – или хотя бы кредита – чтобы ввести в соблазн кого бы то ни было.

– Сеньора Гвалтера было легко обмануть?

– Бедняга… Да, он бы легко поддался на обман. Но его жена – нет. Сеньора Сибилла знает цену деньгам, она всегда пристально следила за ним и его сделками. Не представляю, как она прозевала эту.

– Она очень страдает.

– Но если человек, похитивший золото несчастного сеньора Гвалтера, тот самый, у которого находится Грааль, то стражникам нужно искать его.

– Должно быть, – сказала Ракель.

– В таком случае вы ищете жадного человека, сеньора Ракель, а их здесь так много, – со злобой заговорила жена Понса, – что я не смогу всех перечислить. Но ведь Его Преосвященство епископ должен знать об этих делах больше, чем все остальные? Не может сеньор Исаак спросить его…

Она не договорила.

– К сожалению, – сказала Ракель и задумалась, подбирая слова. – К сожалению, папа и епископ…

– Значит, правда то, что все говорят, – сказала жена сеньора Понса. – Дорогая моя, мне очень жаль. Надеюсь, они смогут помириться. А Его Преосвященство, говорят, очень болен.

Ракель в замешательстве кивнула и решила, что она не мастерица тонкого обмана такого рода. Ей нравился этот торговец шерстью и его семья, и попытки оказать влияние на жену Понса мучили ее. Она попрощалась, послала за Лией, которая сплетничала на кухне, и отправилась дальше, узнав лишь еще одно имя для своего перечня.

Ракели предстояло нанести еще один обоснованный визит в дом сеньора Себастьяна. Идти туда ей не хотелось. Она неожиданно вспомнила, что обещала сеньору Эфраиму принести фляжку укрепляющего настоя сеньоре Дольсе, чтобы предотвратить возврат болезни. Отправила Лию за фляжкой, а сама неторопливо пошла в направлении лавки перчаточника.

Поднявшееся солнце уже освещало улицу. Когда Ракель открыла дверь лавки, глаза ее еще плохо видели после яркого июньского света. В дальнем конце помещения, у двери в мастерскую, она увидела что-то светло-голубое и услышала знакомый голос Даниеля.

– Сеньора Лаура, – произнес он тоном, который был для нее внове.

Ракель помигала, и ее зрение прояснилось. Там, шагах в пяти от нее, Даниель обнимал Лауру Висенс. Голова ее запрокинулась, светлые волосы рассыпались над маленьким прилавком. Даниель, стоя спиной к двери, склонялся над ней.

Ракель повернулась и вышла, щеки ее горели.

Из-за угла появилась запыхавшаяся от быстрой ходьбы Лия.

– Сеньора, я принесла фляжку.

– Хорошо, – сказала Ракель. – Зайди, отдай ее сеньору Даниелю, если у него найдется свободная минута.

Лия быстро вошла в лавку и через несколько секунд вышла.

– Сеньор Даниель говорит «спасибо» и спрашивает, не задержитесь ли вы на несколько минут, пока он не обслужит покупательницу.

– Думаю, у него достаточно дел и без нас, – холодно бросила Ракель. – У нас есть еще вызовы.

– Я сказала ему, что нам нужно к сеньору Себастьяну, – печально сказала Лия.

Ракель некогда было думать о сцене в лавке перчаточника. У Себастьяна, даже несмотря на то, что рядом была Лия, ей приходилось быть начеку, разговаривая с хозяином дома, под его острым, пылким взглядом она чувствовала себя неловко.

Сеньор Себастьян жил в постоянном страхе болезни и близкой смерти. Бледный, рыхлый, он походил на человека, который мало двигается. Но, как, к своему смущению, знала Ракель, в этих вялых руках была сила. Однажды он ухватил ее за запястье, когда Исаак вышел из комнаты дать экономке указания относительно диеты пациента, и она, хоть и была сильной, здоровой, не могла вырваться.

В тот раз, после молчаливой борьбы она позвала: «Папа!» Себастьян одарил ее понимающей усмешкой и выпустил руку.

Поэтому теперь Ракель пошла прямо на кухню в поисках экономки, в надежде не встретиться с хозяином. В корзинке у нее было снотворное для сеньора Себастьяна и несколько травяных смесей, чтобы улучшить его пищеварение.