Текст книги "Успокоительное для грешника"

Автор книги: Кэролайн Роу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава седьмая

Ранним утром следующего дня Марти Гутьеррес сел за стол с приказчиком отца и принялся неторопливо, методично разбирать отцовские бумаги. И через час или немного больше обнаружил помету, которая заставила его замереть.

– Что это? – спросил он приказчика, указывая на недавнюю запись.

– Не знаю, – ответил приказчик, подняв взгляд от бумаг, которые разбирал. – Это его личные финансовые сделки. Я никогда не занимался ими.

Марти негромко выругался, связал бечевкой пачку бумаг, с которыми работал, запер на ключ и вышел за дверь.

– Сеньор Аструх, – произнес Марти сдавленным, нервозным голосом, – очень любезно с вашей стороны, что согласились принять меня.

– Ну, что вы, сеньор Марти, – ответил Аструх, отходя от окна, чтобы приветствовать гостя. Указал на стул возле круглого стола, стоявшего посередине кабинета, и сам сел на другой, напротив.

Кабинет представлял собой уютную комнату, гораздо более приятную, чем загроможденный кабинет отца Марти. Все в нем находилось в гармонии с владельцем, словно выросло вокруг него. Здесь приятно пахло кожей, воском и деревом. Стол, за которым они сидели, был темным, отполированным, украшенным по краям затейливой резьбой. На его гладкой поверхности стояли пюпитр с раскрытой книгой, перья, чернильница, изящная песочница из дикого камня, лежали перочинный нож и лист бумаги, на котором Аструх писал до появления гостя. На двух полированных полках возле стола стояло впечатляющее собрание книг – Марти решил, около тридцати. За спиной Аструха висел на стене гобелен с мавританским узором, яркий, но не вызывающий. Не успел Марти оценить окружающую обстановку, как вошли слуга и мальчик, принесли подносы с закусками и напитками. Поставив их рядом с хозяином и гостем, тихо вышли.

– Я заметил, вы оглядываете мое скромное убежище от мира, – сказал Аструх. – Критически? Или восхищенно?

– Восхищенно, сеньор Аструх, – ответил Матри. – Кабинет производит на меня впечатление скромно обставленного, но уютного почти до роскоши.

– Это хорошая похвала, сеньор Марти, – сказал Аструх. – Здесь много вещей, переходящих из поколения в поколение. Даже песочница моего прадеда, – он любовно положил на нее руку. – Он держал в ней песок, которым посыпал пергамен, когда писал много лет назад. Он хранил ее с самого детства. Но, прошу вас, угощайтесь. День жаркий; это будет кстати.

Но бледный молодой человек отказался от предложенных закусок и напитков.

– Прошу прощенья, – сказал он, – но я не могу думать ни о чем, пока не поговорю с вами.

– В таком случае, если это облегчит вам душу, – сказал Аструх, – прошу вас, говорите свободно.

– Утром я разбирал бумаги в отцовском кабинете. Необходимо знать положение дел, чтобы привести их в порядок.

– Разумеется, – сказал Аструх. – Прекрасно понимаю. Задача печальная, однако необходимая.

Марти махнул рукой, словно отвергая всякое сочувствие.

– Я обнаружил в бумагах отца запись, сделанную пять дней назад. Там указан долг – расписка находится у вас, сеньор Аструх – в пять тысяч золотых мараведи.

– Да, такая расписка существует.

– И погасить долг требуется через двадцать пять дней.

– Как будто бы, – сказал Лструх. – Если позволите…

– Прошу вас, дайте мне договорить.

Аструх с серьезным видом кивнул.

– Не знаю, что вам известно об обстоятельствах гибели моего отца, но при этом у него была похищена крупная сумма денег – настолько крупная, что нам будет трудно собрать пять тысяч за двадцать пять дней. Но мы соберем их, уверяю вас. Я принес залог в знак серьезности моих намерений.

Марти развязал шнурки кошелька и достал два мараведи.

– Понимаю, это очень мало, но в настоящее время это все, что у меня есть.

– В таком случае, – сказал Аструх, – это слишком много.

Он придвинул одну из монет обратно.

– Пожалуйста, возьмите ее. Ваш отец, бедняга, уже заплатил кровью за это золото. Я получу то, что мне причитается, с похитителей, а не с вас и вашей матери, вы оба невиновны. Но поскольку вы предлагаете, я возьму один мараведи в качестве процента. Верну его, когда получу свои деньги с других.

Онемевший от удивления и смятения Марти взял золотую монету, поклонился и быстро пошел к выходу.

– С какой стати я это сказал? – произнес Аструх, глядя ему вслед. – Нужно будет спросить врача.

В то утро Беренгер де Круильес еще лежал в постели, когда его размышления прервали Франсеск Монтерранес и Бернат са Фригола.

– Доброе утро, Франсеск, Бернат, – сказал он. – Я ждал обещавшего навестить меня сегодня утром врача, а не вас.

– Сеньор Исаак уже здесь.

– Почему никто не сообщил мне об этом? Пригласите его, – сказал епископ. – Если только вы не принесли настолько важных и секретных новостей, что врачу не нужно их слышать.

– Нет-нет, Ваше Преосвященство, – сказал Франсеск. – Моя новость лишь несколько странная.

– Отлично. Приведите врача и говорите, в чем дело.

Пока Исаак вновь прослушивал грудь Беренгера, Франсеск описывал вечернюю встречу с Рамоном де Орта.

– Словом, Ваше Преосвященство, Рамон, видимо, считает, что неважно, подлинный Грааль или подложный, и даже существует ли, собственно говоря, здесь или где-то поблизости чаша, которая может оказаться Граалем. Он думает, что, если мир будет убежден, будто Грааль находится здесь, это будет замечательно для всех нас. Я редко видел его таким воодушевленным.

– Франсеск, – сказал епископ, – я не нахожу это странным. Рамон де Орта – честолюбивый человек. Он видит выход своему честолюбию в этой истории с Граалем.

– Кроме того, по его словам, он слышал, что Грааль все еще предлагают на продажу.

– Если вспомнить, что произошло с последним предполагаемым претендентом, только очень смелый человек станет теперь покупать его, – сухо сказал Исаак. – Или тот, кто располагает сильной личной охраной. Думаю, для большинства условия продажи не будут привлекательными.

– Утрата денег и жизни? – сказал епископ. – Думаю, что нет.

– Но у человека, который похитил золото Гвалтера, – сказал Франсеск, – Грааля, возможно, и не было.

– Как это понимать? – спросил Бернат.

– Гвалтера могли обмануть, – ответил Франсеск. – Ничто не помешает любому из нас предложить на продажу то, чего у нас нет.

– Разумеется, – сказал Бернат. – И этот человек вполне мог предложить то, чем не обладал, если собирался убить покупателя, когда тот придет в условленное место.

– Не представляю, чем могут помочь нам эти размышления, – епископ закрыл глаза и отвернулся от стоявших у кровати. – Пожалуй, вернусь ко сну, который вы прервали. Желаю вам успеха, отцы, с этими размышлениями. Мы нисколько не продвинулись вперед, поскольку не знаем, кто этот продавец.

– В груди у вас стало лучше, Ваше Преосвященство, – сказал врач.

Беренгер открыл глаза.

– Сеньор Исаак, и это все, что вы можете добавить к этой дискуссии? Я разочарован.

– Нет. Могу кое-что добавить, – сказал Исаак. – Это касается моего друга Аструха де Местра.

– Каким образом? – спросил епископ.

– Пять дней назад Гвалтер взял у него в долг пять тысяч золотых мараведи.

– И они похищены? – спросил Бернат.

– Похищены, – ответил Исаак. – Было бы замечательно для всех, если б обнаружили, у кого находится это золото.

– Конечно, – сказал Бернат. – Вдова и сын Гвалтера вряд ли могут надеяться выплатить столь большую сумму, если похищенное золото не будет найдено.

– Я думал обо всем этом деле, – сказал Беренгер. – О слухах относительно Грааля, смерти Гвалтера и похищении денег. И в конце концов, после долгих размышлений и молитв о наставлении, пришел к выводу, что было бы в высшей степени неразумно вмешиваться в это. Поэтому передадим это дело городским стражам, предоставим им искать местонахождение золота.

– Но, Ваше Преосвященство! – воскликнул Бернат. – Это же безнадежно. Они не найдут даже собаку, которая спит у вас во дворе. Почему вы думаете, что они смогут найти деньги вдовы?

– Я очень хочу спать, – сказал епископ, опуская голову на подушки. – Скажу вам после.

Он закрыл глаза и жестом велел всем удалиться.

– Ваше Преосвященство, – обратился к нему Франсеск, – прошу вас. Еще несколько минут. Поделитесь с нами хоть какими-нибудь соображениями об этом деле.

Беренгер открыл один глаз.

– Ну, ладно, – сказал он. – Помогите мне сесть.

Ему под спину подложили еще подушек, дали чашу вина с медом для смягчения горла, и он начал говорить.

– Мне это не нравится, Франсеск. Совершенно не нравится. В городе уже и без того, судя по вашим сообщениям, растет истерия, и если мы начнем искать золото и убийцу Гвалтера, то дадим подтверждение слухам. Я подозреваю, что это дело никак не связано с церковью. Это связано с обычной алчностью, присущей всем людям, и изобретательностью одного, очень порочного и корыстолюбивого. Поэтому предоставим дело властям, которые больше пригодны для этой задачи. Пусть рассматривают его как обыкновенное убийство с ограблением. Пятнадцать тысяч мараведи – большое количество золота, даже городская стража должна быть способна найти его. А теперь, как уже было сказано, я устал и не хочу обсуждать дальше эту проблему.

Николау Мальол, один из соборных писцов, муж Ребекки, дочери Исаака, принявшей христианство, увидел своего друга Марти в таверне у собора, когда проходил мимо, и, будучи в участливом настроении, решил присоединиться к нему. Но вскоре пожалел о своем решении. Марти горбился за столом, явно выпив больше, чем следовало.

– Николау, что он имел в виду? – повторил Марти в четвертый раз.

– Да, Марти? – отозвался его друг, охваченный раздражением: он старался и прислушиваться к собеседнику, и ждал звона колоколов к вечерне. До возвращения домой ему предстояло сделать несколько дел, и он уже опаздывал.

– Что он мог иметь в виду?

– О ком ты, Марти?

– Об Аструхе. Что он мог иметь в виду, говоря, что отец уже расплатился с ним кровью и что получит деньги с похитителей?

– Думаю, сеньор Аструх имел в виду, что твоя семья и так сильно пострадала и что он попытается получить деньги с преступников, когда их схватят. Спрятать так много золота нелегко. Оно будет найдено, и тогда он потребует то, что ему причитается.

Николау старался говорить спокойно, скрывая раздражение.

Марти покачал головой.

– По-моему, нет. Николау, Аструх, в сущности, признался в том, что нанял убийц. Он собирается вернуть свои деньги с процентами – даешь в долг человеку пять тысяч, убиваешь его и получаешь их обратно с еще десятью тысячами за хлопоты. Иначе почему он отверг мои попытки расплатиться с ним?

– Марти, думаю, ты составил неверное мнение об этом человеке, – сказал Николау, теперь его внимание было полностью обращено на друга. – Твой отец доверял ему…

– И смотри, чем это для него обернулось.

– Мой тесть о нем высокого мнения, а отца моей Ребекки нелегко провести. Аструх пользуется высокой репутацией в своей общине.

– Ты прекрасно знаешь, он не первый, чьи наружные добродетели и высокая репутация скрывают глубины зла, – сказал Марти, старательно произнося каждое слово.

– Может, и так. Ты не обязан доверять ему, – сказал Николау. – Я только прошу не сообщать другим эти твои мысли. Этот слух тут же разойдется по всему городу. А я искренне полагаю, что ты ошибаешься в Аструхе.

Марти, не отвечая, поднял свою чашу с вином и уставился в нее.

– Уже говорил, да? – сказал в раздражении Николау. – Говорил об этом с каждым встречным, не только со мной. Иногда ты бываешь сущим глупцом. Задумываешься ты, хоть на секунду, перед тем как что-то сказать?

– Боюсь, нечасто, – ответил Марти, виновато улыбаясь.

Во второй половине того жаркого дня таверна Родриге начала затихать. Мальчик-слуга собирал тарелки и чаши, большинство посетителей допили вино и жаловались друг другу на свою работу, налоги и дороговизну. Матушка Родриге ходила с кувшином по залу, подливая вина самым заядлым пьяницам. Родриге окинул зал наметанным взглядом и скрылся, предоставив жене заниматься засидевшимися посетителями.

Баптиста сидел один, уставясь в чашу с вином. Время от времени поднимал голову, прислушивался к жалующимся посетителям, а потом снова принимался смотреть в чашу.

Проходя по залу, жена Родриге остановилась у столика Баптисты.

– Чего ты там ищешь? – спросила она.

– Ответов, – признался Баптиста. – Признаюсь, я все больше и больше недоумеваю.

– Из-за чего?

– Послушай, Ана, моя умная красавица. Если ты войдешь в кухню, готовясь стряпать вкусное блюдо из бычьих хвостов, и увидишь, что на плите тушится баранья шея, ты не удивишься?

– Я бы задумалась, кто из этих ленивых олухов заходил в кухню, – ответила она. – Да, удивлюсь.

– Так вот, любовь моя, – негромко сказал Баптиста, – в моей кухне кто-то повозился. Я бы хотел знать, кто.

– Никаких ответов не нашел?

– Пока что нет, – ответил он. – Только возникло еще несколько вопросов.

– О чем? – спросила она и села напротив него, чем вызвала переполох среди своих посетителей. – Помимо бычьих хвостов и бараньей шеи.

– О покойнике возле собора.

– О том, которого убил священный Грааль? Считается, что случилось именно это.

Баптиста покачал головой.

– Грааль не может убить человека таким образом.

– А кто ты такой, – спросила Ана с прежней грубостью, – чтобы знать, может или нет? Священник?

– Кто, я? – ответил Баптиста. – Похож я на священника?

Она откинулась назад и оценивающе оглядела его.

– Не все священники выглядят одинаково, – сказала она и засмеялась. – Я повидала здесь многих священников.

– Скажем так, что, не будучи священником, я знаю, что если он держал чашу в руках, она бы его не убила. И я знаю, что в руках он ее не держал.

– Откуда знаешь?

– Я обычный человек, сеньора, но смогу распознать разницу между морковью и гранатом, хотя они оба красные, – Баптиста доверительно подался вперед. – Тут просто здравый смысл. Что мог делать этот человек с таким священным сосудом?

– Тогда чего ты беспокоишься?

– Беспокоюсь? – спросил он. – Да, пожалуй.

Он пристально посмотрел ей в лицо и положил ладонь на ее руку, словно удерживая ее.

– Ана, ты странная женщина.

– Не более странная, чем большинство, – ответила она, не убирая руки.

– Откуда у меня такое сильное желание сказать тебе, в чем дело – что меня беспокоит? Помогла бы ты мне, если б я попросил?

– Наверное, – ответила Ана. Задумалась на несколько секунд. – Да, помогла бы.

Баптиста встал и поманил ее.

– Хочу показать тебе кое-что – пошли ко мне в спальню.

– Оно там? – саркастически спросила она. – Интересно, что это может быть?

– Господи, Ана, я совершенно серьезно.

– Если я оставлю этот сброд больше, чем на минуту, они меня дочиста ограбят, – сказала жена Родриге.

– Клянусь, это не займет больше минуты, – сказал Баптиста.

Глава восьмая

Среда, 4 июня

Следующее утро выдалось солнечным, ясным, с редкими высокими облачками, лениво плывущими по небу. К тому времени, когда колокола собора зазвонили к заутрене, тучки исчезли и солнце слепило глаза. Едва Исаак и Юсуф вошли в еврейский квартал, возвращаясь из дворца епископа, их остановил молодой человек, немногим старше тринадцатилетнего Юсуфа.

– Сеньор Исаак, – сказал он, тяжело дыша, – я разыскивал вас. Прошу, будьте добры, пойдемте к моему хозяину. Боюсь, он болен, очень болен.

– Это юный Ави, так ведь? – спросил Исаак. – Который служит Шальтиелю?

– И набирается у его ног великой мудрости, сеньор Исаак.

– Конечно же, мы придем. Немедленно.

Исаак направился к дому философа, известного в еврейском квартале и на много миль за его пределами своей великой ученостью и пониманием тайн Каббалы. Он ускорил шаг.

– Юсуф может сбегать домой за моими скромными лекарствами, которые, возможно, потребуются твоему хозяину.

– Бегу, господин, – сказал Юсуф.

Исаак несколько удивился, когда мальчик повел его не в спальню философа, а в кабинет.

– Сеньор Исаак, – сказал Шальтисль. – Благодарю, что пришли навестить меня.

– Я пошел к вам, как только услышал, что вы больны, сеньор, – сказал Исаак. – Но в таком случае вам нужно лежать в постели, отдыхать.

– Предпочитаю встретиться с вами здесь, – ответил каббалист. – Нам нужно обсудить кое-какие дела.

– Вот как? Разговор с вами всегда просвещает ум, сеньор Шальтиель. Хотя, послав за мной таким образом, вы напугали своего ученика Ави, он, кажется, счел, что вы находитесь в когтях смерти, – заметил Исаак. – Но вы не похожи на умирающего.

– Я болен, сеньор Исаак. Легкое несварение и небольшой жар. Я бы не подумал беспокоить вас из-за такого пустяка, но это дало мне удобный повод и увидеться с вами, и расшевелить юного Ави: он зачастую витает в облаках. Хоть я и твержу ему, что величайшие умы должны быть постоянно загружены монотонным учением и весьма усердной работой. Но он хороший парнишка.

Шальтиель сделал паузу.

– Я отвлекся от темы. Прошу вас, Исаак, присаживайтесь. Стул рядом с вами.

Юсуф придвинул своему учителю стул, и Исаак сел.

– Обследовать вас, сеньор Шальтиель?

– Не сейчас, Исаак. С этим можно повременить.

Он побарабанил пальцами по столу, а потом, уже другим голосом, более громким и уверенным, заговорил:

– Я не вижу ничего дурного в том, что вы посвящаете так много времени лечению епископа. Я думал об этом и решил, что тут нет ничего дурного.

– Благодарю, сеньор Шальтиель, – учтиво сказал Исаак.

– Однако меня очень беспокоит, что вы помогаете ему в поисках идолопоклоннического символа – этого орудия зла – которым он хочет украсить свой храм.

– Я не делал этого, сеньор Шальтиель, – сказал врач.

– Пожалуйста, позвольте мне высказаться, а потом можете отвечать.

– Конечно.

– Кроме того, сеньор Исаак, вы втащили в это болото свою простодушную семью, в том числе и Юсуфа.

– С чего вы взяли? – спросил Исаак. – Это неправда.

– Мне сказали, что ваша дочь Ракель и ваша жена помогают вам, как и ваш ученик. Этим вы подвергаете их и нас серьезной опасности. Говорят, из-за этого предмета в городе пробудилась сильная ярость. Связь вашей семьи с ним означают, что эта ярость вполне может обратиться против нашей общины и привести к ужасным последствиям. Если уж не можете держаться в стороне от ложного бога, то старайтесь уничтожить его, а не спасти от забвения.

Исаак сделал пять глубоких вдохов, чтобы подавить нарастающий гнев. Через несколько секунд он перестал гневаться на человека, у которого на каждую минуту слушания праздной болтовни приходится десять часов размышлений на пути к мудрости, и гнев его обратился против тех, кто исказил действительность и наполнил слух ученого ложью. Исаак не отвечал, пока не почувствовал, что сможет сдержаться.

– Сеньор Шальтиель, – заговорил врач, – я не сомневаюсь в вашей учености. Вы росли под руководством великих учителей, кое-кто из них учился вместе с самим Нахманидесом. Я не сомневаюсь в вашей мудрости, но прошу подумать, верны ли ваши сведения.

– Если что-то в данном вопросе может быть сказано в вашу пользу, сеньор Исаак, – произнес ученый холодным голосом, в котором звучало сомнение, – буду рад это услышать.

– Позвольте мне сказать, что, на мой взгляд, я делаю, и если вы обнаружите в этом зло, я выслушаю вас и…

– И прекратите?

– И подумаю, – ответил Исаак.

– Вы всегда были упрямы. Но я готов выслушать вас.

– Один человек – из числа моих пациентов – был убит.

– Все говорят, чарами и волшебством, – сказал ученый.

– Нет, сеньор Шальтиель. Кинжалом в сердце. Тут нет никакого волшебства. При этом у него была похищена крупная сумма в золотых монетах, треть которой принадлежит человеку, обладающему высокой репутацией и большим авторитетом в нашей общине.

– Дорога к мудрости не выложена золотом.

– Да, сеньор. Согласен. Но Аструх де Местр использует свое золото и для помощи бедным. Будет печально, если он не сможет больше этого делать. Дурное последствие дурного поступка, – Исаак сделал паузу. – Вы наверняка скажете мне, что бедным помогают и другие, и я признаю, что вы правы.

– Вы верно читаете мои мысли, сеньор Исаак.

– Что еще более важно, я стараюсь предотвратить самое дурное последствие этого поступка. Слухи о смерти Гвалтера разбудили неистовство страха и алчности, прикрываемых верой, которое может вызвать большую беду. Кто-то должен найти человека, который совершил убийство лично или подослал убийц, и золото, ради которого совершено это преступление. Кто-то должен показать испуганным толпам, что здесь действовала не волшебная сила, а человек. И что тут не божественное или дьявольское возмездие, а обычная алчность.

– Полагаете, вы сможете это сделать?

– Вы сомневаетесь в способности слепого найти убийцу?

– В этом я не сомневаюсь, Исаак. Все знают, что вы можете найти путь там, где зрячий не сможет. Меня беспокоит не физическая, а духовная ваша слепота. Вы слишком упрямы и не видите опасности вокруг, идя с полной уверенностью по лабиринту.

– Я вижу опасность, Шальтиель, – сказал Исаак. – Но иногда она кажется мне не достаточно важной, чтобы обращать на нее внимание.

– Будьте осторожны, Исаак. Те, кто грешит, должны нести кару за свои прегрешения.

Исаак медленно шел от дома философа, беспокойно хмурясь.

– Исаак, друг мой, – сказал Аструх, – я снова в вашем доме, чтобы поделиться своими тревогами. Не будь утрата всего этого золота уже достаточной неприятностью…

– Неприятностью? – переспросил Исаак.

– Я стараюсь убедить себя, что это лишь неприятность – со мной и моей семьей могло случиться много гораздо более плохого.

– Совершенно верно, – сказал Исаак. – И это похвальная точка зрения.

– Но теперь, – заговорил снова Аструх, – произошло нечто худшее. Юный Марти явился ко мне обсудить долг, о котором я вам рассказал. Принес два мараведи, чтобы начать выплату той суммы, которую одолжил у меня его отец. Исаак, не будь это так душераздирающе, я бы рассмеялся. При таком уровне выплаты наши внуки – мои, ваши и даже юного Марти – успеют умереть до погашения долга. Он сказал – это все, что у него есть. Я поверил ему, Исаак. И верю до сих пор. Я взял одну монету и вернул другую, сказав, что намерен возместить свою утрату, когда золото будет обнаружено и возвращено, не раньше. А теперь – несколько человек сказали мне об этом – он говорит всем в городе, кто готов его слушать, что это я убил его отца.

– Собственноручно? – спросил изумленный Исаак.

– Считает ли он, будто я совершил убийство сам или подослал убийц, этого я не знаю. Но это нелепо. Фантастично.

– И притом очень опасно, – сказал Исаак. – Я знаю молодого человека, который знаком с юным сеньором Марти. Поговорю с ним об этом деле.

– Даже будь я кровожадным – хотя, видит Бог, я не такой, Исаак – с какой стати мне совершать такую нелепость? Ссудить человеку пять тысяч золотых монет, а затем через несколько дней убить его, чтобы забрать их?

– Ради других десяти тысяч монет, Аструх. Ради остальных денег. Вот почему это очень опасный слух.

– Знаю, Исаак. И знаю, что это дело будет рассматриваться в христианском суде. Поэтому и пришел в ужас.

В то время как Исаак с Аструхом обсуждали в саду проблемы, вызванные смертью Гвалтера, Беренгер надевал самую простую черную рясу для встречи со своими канониками.

– Ваше Преосвященство, – сказал Бернат, – вам не следует подниматься с постели. Врач сказал, что завтра, если все будет хорошо, вы можете подняться и походить по дворцу, только не утомляясь. Это не значит созывать каноников для заседания, которое обещает быть нелегким.

– Если сеньор Исаак хочет, чтобы я провел в постели еще день, он знает – нужно сказать, что я обречен проваляться в ней еще неделю, – ответил Беренгер. – Я хорошо себя чувствую, очень устал от лежания, и мне нужно поговорить с канониками.

– Придут не все.

– Тем хуже для тех, кто не придет. Их голоса не будут услышаны. Пошли, – сказал епископ, – позаботься о том, чтобы писец был там и его перо было хорошо очинено.

– Я вас долго не задержу, – сказал Беренгер собравшимся. – Мне нужно сказать только одно. Никто из повинующихся мне не должен говорить о священном Граале. Даже между собой. Те, кто хочет высказаться на эту тему, могут сделать это сейчас.

– Но почему, Ваше Преосвященство? – спросил один из молодых каноников.

– Эта история уже возбудила слишком много страха – и алчности – чтобы допускать дальнейшее разрастание слухов, – ответил епископ.

– Как же нам быть, когда нас спросят о ней? Сейчас эта тема у всех на устах, – сказал Пере Виталис.

– Гвалтер взял с собой большую сумму денег, чтобы купить серебряную посуду редкого, изысканного мастерства, – ответил Берангар. – На него напали грабители и убили.

– Звучит не особенно убедительно, – послышался неуверенный голос.

– Если часто повторять, будет убедительно. Или слишком скучно, чтобы продолжать интересовать.

– Ваше Преосвященство, я возражаю.

На громкий, внезапно прозвучавший голос все, кроме Беренгера, повернули головы.

– Я хочу заявить, что против ваших попыток замолчать этот вопрос.

– Да, отец Рамон? – произнес Беренгер, глядя на своего возмущенного каноника. – Почему?

– Для секретности уже слишком поздно, – ответил тот. – Это одна причина. Все в городе знают, что Грааль здесь, и, отрицая это, мы лишь будем глупо выглядеть.

– А у вас есть и другая причина? – спросил Беренгер. – Потому что я не знаю – и не верю, – что Грааль находится здесь.

– Другая? Да. Его местонахождение в Жироне может значительно содействовать возрастанию репутации и значительности этого собора, что в свою очередь прибавит славы церкви повсюду.

– Орта, если это действительно священный сосуд, то нам бы пришлось иметь дело с похищенным, – заговорил Беренгер. – И с грабителем, который завладел этой вещью. В таком случае эта история навлечет позор на всех нас. Я не допущу этого. Не говорите на эту тему больше ни с кем.

Заседание закончилось ожесточенным спором, вызванным замечанием Рамона де Орта. Беренгер в гневе вышел из комнаты, но едва они оказались за пределами слышимости, Бернат сказал:

– Ваше Преосвященство, я думаю, он прав. Уже поздно делать вид, что ничего не случилось.

– Неужели весь мир сошел с ума? – вопросил епископ. – Неужели вы не понимаете, чему дадите волю, если мы не прекратим эту болтовню? Подумайте, друг мой, – сказал он, крепко стиснув плечо Берната.

– Я согласен с отцом Бернатом, – сказал Франсеск. – Нужно было заглушить эту тему, сразу как она возникла, но мы тогда еще не поняли необходимость этого. Теперь уже слишком поздно. Я совершенно уверен, что врач тоже старается выяснить, кто или что стоит за всем этим. Он боится, что в городе вырвется на волю еще большая сила.

– Как он может так говорить? – спросил Беренгер, ни к кому не обращаясь. – Поистине я окружен глупцами и сумасшедшими.