Текст книги "Королева карантина (ЛП)"

Автор книги: Кэролайн Пекхам

Соавторы: Сюзанна Валенти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 39 страниц)

Рядом с ними сидел Дэнни в элегантных кремовых брюках и белой рубашке, его глаза перебегали с меня на Милу, которая стояла впереди с другими подружками невесты. Они были влюблены друг в друга больше, чем когда-либо, и маленькая птичка сказала мне (ОНА ЖЕ Блейк), что Дэнни планировал вскоре сделать предложение. Это было так чертовски волнующе.

Все лица людей, которых я любила, были обращены ко мне, когда я подходила к арке из нежных розовых цветов, под которой стояли мои мальчики. Рядом с ними стоял маркизец в белых одеждах и доброжелательно улыбался мне, когда я приблизилась. Я была настолько готова вот так присоединиться к ним, что меня практически распирало от возбуждения.

Киан отпустил меня и сжал мою руку на прощание, прежде чем отойти и встать рядом с Ночными Стражами. Мое горло сжалось от эмоций, когда я смотрела на каждое из их лиц, не в силах поверить, что мне посчастливилось заполучить одного из этих мужчин, не говоря уже обо всех них.

Мы вместе сражались в битвах, проливали кровь друг за друга, и я знала, что мы пересекли бы любой океан в любой стране, чтобы быть вместе, если бы пришлось. Мы доказали, что в этом мире нет силы, которая могла бы разлучить нас. Так что теперь нас ждала целая вечность жизни, чтобы прийти и заявить на нее свои права. И мне не терпелось ответить на ее зов.

ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ СВАДЬБЫ

– О, черт, черт, Иисусе, черт, – пробормотал Блейк, запустив руки в волосы, когда акушерки замахали на нас руками и в сотый раз заставили убраться с их гребаного пути. Они были недовольны тем, что нас здесь четверо, но каждый раз, когда они требовали сказать, кто из нас отец, мы непреклонно отвечали им, что все мы были.

И, конечно же, гнев Сэйнта Мемфиса обрушился на них во всей своей красе, настаивая, чтобы они позволили нам остаться под угрозой разрушить их карьеру и личную жизнь. Хотя я должен был признать, что акушерка, принимавшая роды у Татум, была самым близким человеком, которого я когда-либо видел, к тому, чтобы сравниться с Сэйнтом по размеру гребаных яиц, когда она посмотрела на него сверху вниз и велела ему убираться. На самом деле он уже это сделал, хотя явно не хотел, чтобы его выгоняли из комнаты, но он был готов позволить ей командовать здесь, помимо этого.

На этот раз, когда остальные были вынуждены отступить, я был единственным, кто остался рядом с Татум, убирая волосы с ее вспотевшего лба и крепко сжимая ее пальцы, пока она тяжело дышала и стонала на кровати.

Акушерка провела осмотр за несколько секунд до схваток, и, клянусь, мое сердце билось даже быстрее, чем у ребенка, которого мы могли слышать по монитору, проводами от которого они обвязали раздутый живот Татум.

Мы были здесь уже шестнадцать часов, и я никогда в своей жизни не волновался так чертовски, как сейчас. Я не знал, что делать или что правильно сказать, и каждый раз, когда кто-нибудь из нас пытался пошутить, чтобы поднять настроение, Татум бросала на нас сатанинский взгляд, и мы резко затыкались.

– Мне жаль это говорить, милая, но ты все еще не готова тужится, – объявила акушерка, и Татум застонала от боли, раздавив мои пальцы, когда очередная схватка захлестнула ее.

– Хочешь воды? – Предложил Нэш.

– Или холодный компресс? – Добавил Блейк.

– Или булочку? – Предложил Сэйнт.

– Нет, я не хочу гребаную булочку! – завопила она, и я был почти уверен, что она сломала мне палец, когда ее хватка невероятно усилилась.

– Может быть, тебе стоит пересмотреть свое решение об обезболивающем? – любезно предложила акушерка. – Нам придется долго ждать здесь и делать эпидуральную анестезию…

– Да, – выдохнула Татум, кивая головой. – Это. Сделай это…

– Ты уверена? – Спросил я, наклоняясь, чтобы прошептать ей на ухо. – Потому что, когда мы посещали все эти занятия, ты была чертовски непреклонна, ты хотела делать это естественно, без лекарств и…

Татум схватила меня за ворот рубашки и потащила вниз, так что мы оказались нос к носу, и она смотрела мне в глаза с яростью самого дьявола.

– Не смей говорить мне о естественных гребаных родах, когда ты просто стоишь и смотришь, как это происходит! – прорычала она. – Татум, которая говорила эти глупые вещи, была гребаной идиоткой, которая понятия не имела, что это будет за ад. Она была наивной сукой, и теперь она мертва, точно так же, как будешь мертв ты, если снова попытаешься отговорить меня от обезболивающих. Когда тебе придется выталкивать арбуз из своей гребаной вагины, ты можешь вернуться ко мне со своей чушью о запрете анестезии, но до тех пор просто заткнись нахуй и помоги женщине дать мне обезболивающие.

Я тяжело сглотнул и кивнул, отчасти опасаясь демона, который жил внутри моей жены, и задаваясь вопросом, может это действительно ребенок Сэйнта, потому что внутри нее определенно было чистое зло, которого раньше не было.

– Да, хорошо, все, что тебе нужно, – быстро согласился я, и она отпустила меня, откинувшись на подушки.

– Хорошо, милая, я позову анестезиолога и он быстро все сделает, – громко сказала акушерка, игнорируя нас, как будто мы не были вовлечены в это. И поскольку у меня не было влагалища, я мог признать, что, вероятно, не мое дело начинать спор, поэтому я сделал, как меня просили, и заткнулся нахуй.

Акушерка вышла из палаты, а Татум бросилась вперед так внезапно, что мне пришлось подхватить ее, чтобы она не упала с кровати. Она посмотрела на меня так, словно я должен был догадаться, что она собирается это сделать, и я извинился, переглянувшись с Блейком поверх ее головы и одними губами сказав ему «срань господня».

– Может, тебе лучше остаться в постели? – Предложил Блейк, потянувшись к ней, но тут же отстранился, словно не был уверен, как помочь.

– Я не могу лежать. Будет хуже, если я опять лягу, – выдохнула она, протягивая руку к Нэшу и впиваясь ногтями в его бицепс, стиснув зубы от боли при очередной схватке, а он просто позволил ей пустить кровь из его плоти, не говоря ни слова. Возможно, это и к лучшему.

Сэйнт замер, не сводя с нее глаз, как будто оценивал все, прикидывая шансы и пытаясь решить это, как математическую задачу. Но то, как он застыл, сказало мне, насколько сильно он волновался внутри, и я знал, что он был на грани срыва из-за того, насколько бесполезным все это заставляло его чувствовать себя.

– Нет, – рявкнула Татум, указывая на него. – Ты не можешь сегодня потерять свое дерьмо. Дело не в тебе, так что запри это дерьмо поглубже. Либо убирайся к чертовой матери.

– Я никуда не собираюсь, – прорычал Сэйнт в ответ. – Я просто пытаюсь подумать обо всем, что могло бы тебе помочь.

– О, ты собираешься залезть в мое влагалище и вынуть из меня этого ребенка красиво и нежно? – она спросила, и да, я официально был в ужасе от нее. И впечатлен. И вроде как возбужден для нее. Не то чтобы я осмелился предложить что-то сделать с моим членом прямо сейчас, но Татум, ставшая такой крутой, просто сделала кое-что со мной, и я увидел, как она близка к этому психованному дерьму типа «мама медведица»… Да. Я был здесь ради этого. Напуганный, но готовый к этому.

– Почему бы тебе еще раз не попробовать посидеть на надувном мяче? – Предложил Нэш, и она бросила на него хмурый взгляд, которым можно было резать стекло.

– Тебе очень нравилось делать это на четвереньках, – добавил Блейк, подходя к кровати и запрыгивая на нее на четвереньках. – Знаешь, как та женщина с занятий говорила о том, что гравитация помогает и все такое. Вроде как это помогает животным в…

– По-твоему, Блейк, я выгляжу как дикое животное? – Татум зашипела, ее пальцы снова сжали мои, когда у нее начались очередные схватки.

Мы вчетвером посмотрели на нее, одетую только в растянутую мужскую футболку, с босыми ногами, с торчащими во все стороны светлыми волосами и пугающе дикими голубыми глазами, и мы все покачали головами.

– Ни хрена, – сказал Нэш. – Ты выглядишь сногсшибательно.

– Великолепно, – добавил Блейк.

– Красиво, – сказал Сэйнт.

– Свирепо, – добавил я, и мне было приятно видеть, что она восприняла это как комплимент.

Она на мгновение перестала скалиться.

– Извините, я веду себя как полная задница, – выдохнула она. – Я просто… Мать твою, кто бы из вас ни засунул в меня эту гребаную штуку, он будет получать по члену каждый день в течение гребаного месяца!

Ладно, да, она была сумасшедшей, я боялся за все наши жизни, но я все равно оставался здесь, рядом с ней, пока все это не закончится.

Я не слишком ловко прикрыл свои яйца свободной рукой, и, к счастью, нас спасла акушерка, появившаяся снова вместе с анестезиологом.

Сэйнт оттолкнул меня в сторону, когда они с Блейком помогали ей забраться на кровать, и Нэш хлопнул рукой по моему плечу, резко выдохнув и посмотрев на меня с выражением «какого хрена», и я определенно ответил ему тем же. Они не упоминали об этом на дородовых занятиях. Может быть, мне стоит попросить их добавить это – Урок девятый: как справиться, когда в твою жену вселяется дьявол во время родов, а ты превращаешься в бесполезную боксерскую грушу, которая ничего не может сделать, кроме как оставаться сильным и позволять ей издеваться над тобой столько, сколько ей захочется, в надежде, что это немного поможет.

Я просто надеялся, что эта эпидуральная анестезия будет похожа на чертово волшебное зелье, потому что я не был уверен, что смогу долго наблюдать за такой ее болью. Черт, как кто-то осмеливается завести еще детей после того, как пережил это? Я пережил смертельную игру, вирус «Аид», уничтожил элитную организацию, сбежал от своей семьи ирландской мафии и пережил огнестрельное ранение, несмотря ни на что, и я не думал, что смогу пережить то, что чувствовала сейчас Татум. Она была гребаной богиней, и я собирался говорить ей это каждый день до конца жизни, чтобы она никогда этого не забывала.

Блейк подошел и встал перед Татум, держа ее за руки и бормоча о том, как удивительно она справляется, пока анестезиолог проводил ей эпидуральную анестезию.

Акушерка в сотый раз отослала всех нас обратно в угол, и я неохотно согласился с этим, встав рядом с Нэшем и Сэйнтом, пока мы смотрели.

– Почему никто не сказал нам, как это чертовски ужасно? – Пробормотал Нэш, проводя рукой по лицу и переводя взгляд с одного на другого в поисках реального ответа.

– Эта сумасшедшая сука на уроках дородовой подготовки произнесла это как волшебный опыт, – прорычал я, задаваясь вопросом, не стоит ли мне прокрасться к ней ночью домой и хорошенько напугать ее, чтобы преподать ей чертов урок. – Это примерно так же волшебно, как Техасская резня бензопилой.

Сэйнт ударил меня по руке, и я не стал отвечать, потому что, вероятно, мне не следовало говорить это так громко, чтобы Татум могла услышать. К счастью, она, казалось, была полностью сосредоточена на Блейке и своем дыхании, так что мне, похоже, это сошло с рук.

– Что мы в конце концов решили по поводу теста на отцовство? – пробормотал Нэш, и я пожал плечами.

– Мне насрать на него. Я буду любить это одинаково, независимо от того, есть в этом моя кровь или нет.

– Ты не можешь называть ребенка «это», – прошипел Нэш, но мы вели этот разговор с тех пор, как он был зачат, так что ему нужно было забыть об этом.

– Ну, пока я не узнаю, мальчик это или девочка, я буду продолжать это делать. И учитывая, что вы, придурки, все проголосовали вместе с Татум против выяснения пола…

Татум издала болезненный рык, и мы все остановились, чтобы посмотреть на нее, каждый из нас наклонился вперед, как будто хотел подбежать и обнять ее, но Блейк справился, а врачи все еще занимались своим делом, поэтому мы заставили себя остаться в стороне.

– Мы можем сделать тест на отцовство, прежде чем решим завести еще одного ребенка, – сказал Сэйнт. – Таким образом, мы сможем убедиться, что у каждого из нас будет ребенок с нашей генетикой и…

– Ты серьезно думаешь, что после этого сможешь убедить ее завести еще детей? – Нэш зашипел, и Татум повернулась, чтобы посмотреть на всех нас, ее глаза сузились, как будто она знала, о чем мы говорим. Черт, она была пугающей прямо сейчас.

Сэйнт тяжело сглотнул и пожал плечами.

– Может, и нет, – признал он.

– Я больше беспокоюсь о том, чтобы она пережила это, – прорычал я, задаваясь вопросом, какого черта мы вообще решили завести ребенка. Я имею в виду, да, я был чертовски взволнован тем, что у меня есть маленький чувак или принцесса, с которой можно бегать и попадать в неприятности, но если бы я знал, что будет происходить с нашей девочкой, попав сюда, я не был так уверен, что согласился бы на это. – Черт, этому малышу лучше быть действительно чертовски крутым, иначе, думаю, я никогда не прощу маленького бастарда.

– Мы все женаты на ней, – ответил Сэйнт. – Значит, это не будет баст…

– Ну вот, скоро подействует, – объявил анестезиолог, и мы выбежали из своего угла, чтобы первыми подойти к Татум.

Она снова опустилась на кровать, часть боли, казалось, уже исчезла с ее лица, когда она переводила взгляд между нами четырьмя с намеком на улыбку на лице.

– Я больше никогда не буду заниматься сексом, – прошептала она, и смех сорвался с моих губ, когда я наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

– У тебя все получится, детка, – прорычал я, зная в глубине души, что это была самая правдивая вещь, которую я когда-либо говорил ей. – Ты гребаная королева. Ты сможешь это сделать. И мы будем рядом с тобой все это время.

***

После паники, вызванной родами, в комнате воцарилась тишина. Это странное спокойствие овладело всеми нами под тяжестью этого события, полностью меняющего жизнь.

Что-то изменилось во мне в тот момент, когда родился ребенок, появилось чувство целеустремленности, которого у меня раньше не было. Я не знал, как правильно выразить это словами, но я просто чувствовал себя ошеломленным всем этим.

Татум лежала в своей постели, нянча здорового мальчика и наблюдая за ним с таким безмятежным выражением лица, которое я просто не мог не нарисовать. Нэш и Блейк уже сделали около миллиона фотографий их двоих за те двадцать минут, что прошли с тех пор, как он появился на свет, вопя, как банши, и готовый принять все, что попадется ему на пути. Но мне просто нужно было запечатлеть это чувство. И когда наброски сложились воедино, я не мог не гордиться своей работой.

Моим любимым был фрагмент, который я как раз заканчивал, Татум сидела в постели между нами четырьмя, когда мы смотрели на нее сверху вниз, с ребенком на руках и этой долбаной улыбкой на ее лице, которую мне просто хотелось съесть. Это почти наверняка стоило всех тех мучений, которые потребовались, чтобы произвести его на свет. Во всяком случае, она, похоже, так думала, и поскольку именно она пережила это, я был готов поверить ей на слово.

– Ты хочешь подержать его, Киан? – Татум выдохнула, и я поднял глаза, закончив свой набросок, облизал губы и отложил альбом в сторону.

Я был единственным, кто еще этого не сделал, но по какой-то причине я колебался. Дело было не в том, что я не хотел этого, скорее, я не был уверен, что создан для того, чтобы взять в руки что-то столь ценное и хрупкое, не запятнав его. Мне уже пришлось смириться с тем, что я развратил Татум, но ребенок был таким чистым и невинным, а я был всем, кроме всего этого.

Я даже ни капельки не разозлился, когда по тону его кожи стало ясно, что я не биологический отец. Потому что в глубине души я не мог отделаться от ощущения, что моя кровь – это разновидность яда, и дать ее ребенку было бы сродни проклятию.

Оглядываясь назад, я должен был прекрасно понимать, что у этого ребенка будет генетика Сэйнта. Этот ублюдок спланировал романтический уик-энд для себя и Татум именно тогда, когда понял, что у нее будет овуляция, а затем провел все это время внутри нее, чтобы быть уверенным, что именно он оплодотворит ее первым. Я даже не думал об этой долбаной поездке, пока его самодовольство не заставило его признаться в этом через десять минут после рождения Цезаря.

Блейк ударил его, Нэш обругал, но я только рассмеялся.

Мне было все равно. Это было чертовски в его стиле. Конечно, он знал менструальный цикл Татум лучше, чем она. У нас был совершенно нормальный разговор на тему «может быть, нам прекратить использовать контрацепцию и попытаться завести ребенка», и мы были довольны, позволив природе идти своим чередом. Он составлял графики менструаций и вычислял даты, пока не узнал точный период, когда она выпустит чертову яйцеклетку. Мудак.

На самом деле, я знал, что никому из нас не было дела до того, у кого общая ДНК с маленьким существом, которое только что стало центром нашей вселенной. Это не имело ни малейшего значения. Мы бы любили его в любом случае. Так было заложено в нашей семье.

– Он выглядит счастливым с тобой, – медленно сказал я Татум, закрывая свой альбом для рисования и кладя его на маленький столик рядом со мной.

– Он хочет обнимашек со своим папочкой, – настаивала она, как всегда видя меня насквозь, и я ткнул языком в щеку, глядя на крошечное создание в ее руках, одновременно страстно желая взять его на руки и боясь все испортить, если сделаю это.

– Я почти уверен, что я его папочка, – поддразнил Блейк, наклоняясь над плечом Татум и целуя крошечного человечка в макушку его мягких темных волос.

– С чего ты это взял? – Спросил Нэш.

– Потому что я определенно самый веселый. Так что я буду папочкой, ты папой, Нэш. Киан – это папа, а Сэйнт – это… Отец.

Я фыркнул от смеха, когда Сэйнт нахмурился, скрестив руки на груди.

– Почему это меня нужно называть так официально? – спросил он с той ноткой богатого мальчика в голосе, которая ясно давала ответ на его чертов вопрос.

– Осторожно, отец снова не в духе, – прошептал я, прикрыв рот рукой, как будто пытался убедиться, что Сэйнт не услышит, хотя он явно мог.

– Отвали, – пробормотал он, нахмурив бровь так, что мне стало немного не по себе. Я знал, что меньше всего он хотел быть олицетворением страха для нашего сына и что он беспокоился о том, что в нем слишком много от своего отца, чтобы помешать этому случиться.

– Хорошо, – сказал я, вставая и хлопая рукой по его плечу, оставляя угольные следы на его коже. – Как насчет того, чтобы ты был папой? Это мило. Большой старый папа-медведь.

Я подтолкнул его локтем, и улыбка тронула его губы.

– Я не испытываю к этому ненависти, – признался он, и Татум просияла, глядя на меня. Может быть, я уже разобрался с отцовскими штучками «я разнимал драчунов и делал Сэйнта счастливым», с ребенком было бы не сложнее справиться, чем с ним… верно?

Я придвинулся ближе к кровати, и Татум поудобнее переместила малыша, пододвигая его ко мне, завернутого в мягкое голубое одеяльце – Сэйнт упаковал целых две сумки для ребенка, одну на случай, если родится мальчик, другую – на случай, если родится девочка. Не то чтобы я позволил бы ему выбросить это розовое одеяльце. Цезарь был достаточно уверен в своей мужественности, чтобы укрыться розовым.

Я протянул руку, чтобы провести пальцами по головке ребенка, но Сэйнт поймал меня за локоть прежде, чем я успел это сделать.

– Вымой руки, – процедил он, и я мог бы обидеться, если бы мои пальцы не были в черных пятнах от набросков, которые я делал, поэтому я просто закатил глаза и пересек комнату, чтобы выполнить его указания.

Я повернулся обратно к кровати и обнаружил, что Блейк стоит у меня на пути, хватая за край моей рубашки и дергая.

– Тебе нужно прижаться к нему кожа к коже, – сказал он. – Это связь и прочее дерьмо.

Очевидно, он залпом прочитал гребаное руководство, которое нам дали на тех дородовых занятиях, и теперь собирался контролировать на микроуровне все, что мы делали с Цезарем, чтобы убедиться, что мы все получили полноценный опыт общения с ребенком, чтобы у него был наилучший старт в жизни. Я действительно не мог высказать никаких претензий по этому поводу, поэтому просто стянул рубашку через голову и бросил ее на стул, на котором ранее сидел, прежде чем снова подойти к Татум в постели.

– Почему даже после всего, что мы пережили, я чувствую себя совершенно не в своей тарелке рядом с этим крошечным человечком? – Пробормотал я, подходя и становясь над ней, проводя пальцами по ее волосам и целуя в макушку.

– Я думаю, мы все очень перегружены, – сказала она, устало улыбаясь. Она была чертовым воином на протяжении двадцати семи часов, которые потребовались Цезарю, чтобы прийти в этот мир, и я никогда этого не забуду. Эта женщина, лежащая прямо передо мной, была намного больше, чем королева. Она была чертовой богиней. На самом деле, я был почти уверен, что все женщины были такими. Они могли создавать жизнь и выжить в процессе создания совершенного маленького творения в этом мире. Между тем, я был здесь с членом, который, по сути, просто посадил семя, а затем завис там в ожидании следующего раунда посева семени. Почему мужчины думали, что они правят миром? Мне было совершенно ясно, что женщины заслуживали эту награду. – Но я знаю, что ты будешь потрясающим отцом, Киан. Все вы будете. И представь насколько Цезарю повезло, что у него нас так много?

Я чувствовал, что остальные наблюдают за мной, когда Татум откинула с себя одеяло и поднесла ко мне маленький комочек неприятностей. Я потянулся к нему, обхватив его маленькую головку одной рукой и заключив в свои татуированные объятия, позволив ему отдохнуть у меня на груди, пока я просто смотрел на него.

Что-то в моей душе расширилось, когда он пошевелился и издал негромкие звуки, его рот открывался и закрывался, как будто он надеялся получить еще молока, и я слегка побаюкал его, чтобы успокоить.

Я отвернулся от наблюдающих глаз остальных и подошел к окну, двигаясь так, чтобы мягкий солнечный свет падал на нас, и улучил момент побыть наедине с нашим сыном, когда мое сердце наполнилось эмоциями и любовью, и все как-то изменилось в моем сознании.

– Привет, маленькое адское создание, – пробормотал я, поглаживая его мягкие волосы и наблюдая, как он приоткрывает глаза. Я знал, что он еще не мог разглядеть меня как следует, но когда я посмотрел в эти знакомые голубые глаза, а он обхватил своей крошечной ручкой мой большой палец, я понял, что готов разорвать мир на части ради него. Он был чем-то совершенно чистым, нетронутым и более любимым, чем он мог себе представить.

Но он все поймет. До этого момента я беспокоился о судьбе ребенка, которого вырастят монстры, но когда я посмотрел вниз на нашего мальчика с его теплой коричневой кожей и самым симпатичным носиком пуговкой, который я когда-либо видел, я понял, что это было так глупо с моей стороны. Он только что родился в семье без ограничений, которая могла предложить ему весь мир и защитить его от тьмы. Он познает больше любви, чем сможет вынести, и будет сильным во всех отношениях, которые имеют значение.

Возможно, мы были немного ненормальными, но это было хорошо. Потому что наша форма хаоса была самой лучшей. И мы были готовы пуститься в величайшее приключение, которое когда-либо могли себе представить.

– Ты видишь это там? – Спросил я Цезаря, когда он просто продолжал смотреть на меня. – Это мир, которым ты был рожден править. Ты будешь расти, процветать и научишься владеть этим. Ты будешь королем среди масс. Не волнуйся, мой мальчик. У тебя это чертовски врожденное. И если кто-нибудь когда-нибудь попытается причинить тебе вред, за твоей спиной будет стая монстров. Что может быть для тебя лучше, чем эта жизнь?

ААААА И ЕЩЕ ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

– Цезарь Донаван Риверс! – закричала я, когда мой маленький пятилетний монстр столкнул своего младшего брата в море и сел на него верхом. – Киан! – Крикнула я в отчаянии, вставая с Бо, прижатым к моей груди, пока он кормился. Одеяло, прикрывавшее его, слетело на ветру, обнажив миру вторую грудь. К счастью, остальные гости вечеринки еще не прибыли, так что прямо сейчас видели это только мои дети и муж.

Хаос. Моя жизнь была хаосом. И это было чертовски прекрасно.

Киан выскочил из-за стола с коктейльной сосиской во рту, бедняга отвел взгляд всего на десять секунд, чтобы подкрепиться, но эти десять секунд были слишком долгими. Потому что Цезарь мог сойти с ума меньше чем за три минуты.

Киан поднял обоих мальчиков в воздух, Цезаря за ногу, и прижал Роуэна к груди, проверяя, что с ним все в порядке. Парнишка хохотал во все горло, когда намочил красивую голубую рубашку своего отца и также запачкал ее песком. Он был таким же выносливым, как и его татуированный папочка. На днях Роуэн получил сильный удар прямо в лицо от Цезаря и начал смеяться. Было немного страшно от того, насколько густая кровь Киана текла в его жилах. Ему было всего три года, и он уже заставлял Цезаря побегать за своими деньгами.

Я вздохнула с облегчением, опускаясь обратно в шезлонг в тени зонтика, как раз в тот момент, когда Блейк выбежал из дома.

– Все в порядке? О черт, ты же знаешь, что у тебя торчит грудь, да, милая? – Он встал передо мной, и я посмотрела на него с усмешкой.

– Я в курсе, золотой мальчик, – промурлыкала я, и он долго смотрел на мою обнаженную грудь, прежде чем наклониться и поцеловать своего сына в волосы цвета воронова крыла.

– Разве это странно – ревновать к собственному ребенку? – пробормотал он, поднимая голову, чтобы тоже поцеловать меня.

– Странность – это вроде как наше второе имя, так что я бы не беспокоилась об этом. – Я ухмыльнулась, и он отправился за одеялом Бо.

Киан опустил Цезаря на песок у буфетного стола и указал на него.

– Пять минут в углу для непослушных, адское создание.

– Это нечестно! – Цезарь завопил, в ярости ударив кулаками по песку.

– Ты чуть не утопил Роуэна, это чертовски справедливо, – предупредил Киан, и Цезарь театрально ахнул.

– Папа выругался! – Он обвиняюще указал на меня, ожидая справедливости. И я, черт возьми, уверена, что добьюсь ее.

– Ну, тогда тебе лучше присоединиться к Цезарю в уголке для непослушных, Киан, – сказала я с улыбкой, игравшей на моих губах, когда Блейк снова появился с моим улетевшим одеяльцем, накинув его на меня, и я накрыла им Бо, прижимая его ближе. Малыш любил поесть так же сильно, как и Блейк. Он не оторвался бы от моей груди, даже если бы это одеяльце улетело во время снежной бури. Меня бы это вообще не беспокоило, если бы не то, что Купер должен был приехать с минуты на минуту, и он всегда пользовался боковыми воротами, так как Блейк дал ему код. Я не хотела показывать ему свою грудь; это было неподходящее приветствие для моего тестя и его новой жены.

Блейк сел в шезлонг рядом со мной, запустив пальцы в свои темные волосы и поигрывая своими великолепными мышцами. Он выглядел немного уставшим, учитывая, что несколько раз вставал ночью. С самого первого дня, когда мы привезли Цезаря домой, мои мальчики помогали, как могли, в ночные смены, кормили наших малышей моим сцеженным молоком и укачивали их, когда они не желали успокаиваться. Сэйнт разработал распорядок дня, который означал, что все мы впятером будем хорошенько высыпаться и никто не будет слишком измотан. Когда мы впервые приехали домой из больницы с Цезарем пять лет назад, я никогда в жизни так не радовалась его организаторским способностям. Или готовности моих мальчиков делать все, что в их силах, чтобы и я, и наш малыш были довольны. И с тех пор они ни разу не пожаловались на это.

Киан посадил Роуэна на колени Блейку, прежде чем подойти и сесть рядом с Цезарем на песок, одежда моего мужа была официально испорчена для вечеринки. Но когда он снял рубашку и солнце заиграло на его покрытой чернилами коже, я не подумала, что это так уж плохо. И я даже не собиралась утруждать себя переодеванием детей, потому что они все равно были только в пляжной одежде.

– Итак, почему ты пытался утопить своего брата? – Киан зарычал на Цезаря.

Цезарь бросил на него возмущенный взгляд, достойный Сэйнта.

– Он был акулой. Мне пришлось убить его до того, как он съест мамочку.

– Акула, акула! – Роуэн ухмыльнулся, когда Блейк усадил его на колени, очевидно соглашаясь с историей Цезаря.

– Ты не можешь убивать акул, – предупредил Киан, на что Цезарь закатил свои глаза.

– Он же не на самом деле акула, па, – сказал Цезарь, как будто Киан был единственным, кто верил в это. – А что, если бы настоящая акула попыталась съесть маму? Тогда я могу ее убить?

Киан обдумал это, нахмурившись, а я подавила смешок, наблюдая за ним и ожидая его ответа.

– Что ж, это сделают твои папаши, – решил Киан.

– А что, если никого из вас там не будет? – Цезарь бросил в ответ. У него на все был ответ, как и у его папы. – Я самый старший. Я бы убил акулу, если бы никого из вас там не было.

– Нет, потому что тогда твоя мамочка убьет ее. Она дикарка. – Он мрачно ухмыльнулся мне, и я прикусила губу.

– Ну, а что, если акула связала маму? – Настаивал Цезарь. – А что, если его друзья-акулы забрали моих братьев? Это тоже значит, что мне нельзя убивать акул?

– Это непросто, брат, – хихикнул Блейк, прежде чем пощекотать Роуэна и заставить его дико захихикать.

Киан обдумал это, затем вздохнул, взъерошив волосы Цезаря.

– Прекрасно, тогда ты можешь убить акулу.

– Ура! – Цезарь вскочил, и Киан поймал его сзади за шорты, дернув обратно на песок, прежде чем он успел убежать.

– Еще одну минуту. И тебе также нужно извиниться перед Роуэном, – строго сказал Киан, от этого свирепого выражения его лица у меня все затрепетало внутри.

Цезарь застонал, бросаясь на песок. Я подумала, что наше семейное фото сегодня будет интересным. Я не думала, что у нас была хоть одна, где мы бы все выглядели презентабельно. Сэйнт ненавидел это, но мне это чертовски нравилось. Мои дети выглядели дикими, как волчата, которыми они и были. И я гордилась этим больше всего.

Бо заснул, и я стянула с него одеяло, уложила в кроватку, которая стояла в тени рядом со мной, и обнаружила, что мое платье теперь было мокрым от молока.

– Черт возьми, – пробормотала я, пытаясь вытереть это, но это было бесполезно. – Мне лучше переодеться.

Блейк кивнул, когда я встала.

– Позови именинника, раз уж ты здесь. – Он ущипнул меня за задницу, когда я проходила мимо него, и Роуэн потянулся, чтобы попытаться сделать то же самое.

– Ты прививаешь ему дурные привычки, – пропела я, и Блейк ухмыльнулся, наклоняясь, чтобы прошептать ему на ухо.

– Давай я расскажу тебе о маленьком словечке под названием «согласие»… – Прошептал Блейк.

Роуэн наклонил голову вперед и ударил его головой в лицо, а я фыркнула от смеха, оставив его разбираться с этой драмой, и вошла в Храм через широко открытые стеклянные двери.

Я взбежала наверх и схватила белый сарафан, сменив им свой испорченный синий, прежде чем спуститься обратно на кухню. Звук открывающейся входной двери заставил мое сердце подпрыгнуть, и я побежала трусцой по коридору. Из его музыкальной комнаты до меня донеслось позвякивание пианино Сэйнта, прекрасное произведение наполнило дом.