Текст книги "Кошачье шоу"

Автор книги: Кэрол Нельсон Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

 Глава 22 Рассдрашшающие вопросссы

Дверь кухни отворилась, и из-за нее выглянуло морщинистое лицо.

– Эй! – окликнула Мэтта и Темпл сестра Святая Роза Лимская довольно громко, чтобы перекричать греющийся чайник.

Бесстрастная спина Пилар так и осталась неподвижной: в кране шумела вода, над раковиной туда-сюда ходили локти монахини. Явно грязная посуда не гремит дольше колокола, призывающего на молитву. Темпл оплакивала последние сладкие капли сиропа на своей тарелке. Затем она исчезла в таинстве ее омовения в намыленной воде, которая оставила ее чистой (до скрипа) и совершенно невинной, в отличие от всех них, за исключением, разве что, сестры Святой Розы Лимской, чей акцент и детское выражение лица выдавали ее и без того неприкрытые мысли…

Темпл и Мэтт тихо поднялись и пошли к двери, где им прошептали, что сестра Серафина хочет встретиться с ними в доме священника, пока леди-лейтенант – сестра Роза произнесла это с трепещущей точностью – задает вопросы мисс Вильгельм в монастыре.

Темпл и Мэтт обменялись многозначительным взглядом и вышли, не говоря ни слова до тех пор, пока яркий день не пролил щедро на их головы сияющий ореол света.

– Похоже, что сестра Серафина доставляет лейтенанту Молине столько же проблем, сколько и я, – размышляла Темпл. – Я думала, монахини клянутся уважать власти.

– Власти уже не так безусловны, как раньше, – сказал Мэтт. – Ни религиозные, ни светские. Было грустно узнать, что лейтенант Молина – местная прихожанка. У нее может создаться предубеждение.

– Относительно преследования преступника?

– Относительно преследования моего прошлого.

– Почему ты думаешь, что ей было бы это интересно?

– Сама по себе она любопытна, как и ты, и у нее всегда под рукой официальные средства, чтобы выведывать информацию. Так почему не обо мне?

– Послушай, Девайн, от тебя одни проблемы, но у тебя самого их нет.

– Мне казалось, что из нас двоих я учу самозащите.

– В средствах физической отваги – да. В криминальных делах эксперт – я. Почему «отвага» мне представляется чем-то относящимся к львице в африканской саванне, но не ко мне?

– В тебе много отваги, – заверил он ее, – в самых неожиданных местах.

Мэтт остановился у входа, затем сильно рванул кованную ручку так, будто знал точный вес двери и уже заранее был готов к тому, как тяжело она открывается.

Они снова погрузились в прохладную тень помещения, мирно пахнущего лимонным маслом, свечным воском и пьянящим ароматом ладана. Из тишины медленно появлялись чьи-то голоса, точно пловцы, выплывающие на пустынное мелководье, спорящие друг с другом голоса, мужской и женский.

Шаг Мэтта ускорился в направлении кабинета отца Эрнандеса. Уже у самой двери он повернулся к Темпл с выражением абсолютного сожаления.

– Лучше я войду один.

– Она звала нас обоих.

– Да, но…

За дверью повышался в гневе голос отца Эрнандеса, Темпл это показалось знакомым на причитания по умершему, на бдение, только с ирландским акцентом. Но ничего другого об Ирландии не напоминало: ни время, ни действующие лица, хотя бдение было бы очень уместным, ведь Бландина Тайлер легко могла быть его объектом.

Мэтт скользнул за дверь без особых усилий, словно ему не пришлось даже открывать ее. «Волшебник!» – прошипели ее возмущенные мысли ему вслед.

Проницательность и собственное «я». Осмотрительный мужчина. В ее сознании волнами поднимались еще более жесткие словечки.

Макс никогда ничего никому не доверял, не рассказывал, если на то не было острой необходимости, закрывал и запирал за собой двери, чтобы никогда уже не вернуться и не открыть их. Слишком многие из таких дверей отгораживали эмоциональность Темпл.

Так она и ждала возле очередной закрывшейся перед ее носом двери, не имея возможности даже подслушать обрывки разговора, а, значит, и понять происходящее.

Голос отца Эрнандеса становился все громче, глубже и бесконтрольнее, словно сошедший с ума орган, бушующий в минорной тональности. Темпл представляла, как он меряет шагами пространство, как его почти театральная, драматичная ряса натягивается при каждом широком движении прямой, как струна, фигуры, и это несмотря на все беды. Он не выглядел, как человек, готовый прогнуться в любом смысле этого слова. Однако слова произносились не слишком четко, будто он их проглатывал, голосом, тронутым текилой, густым и раздраженным.

Миссия Серафины была очевиднадля Темпл, пригласили ее или нет: восстановить здравомыслие, если не трезвость, отца Эрнандеса перед тем, как лейтенант Молина посадит его на стул и пропарит ему мозг, окислит его, точно мякоть сладкого винограда заграничным крепким напитком.

– Я потерпел неудачу, – ревел он голосом из дешевой оперы, звучным, подходящим для проповеди, а теперь и направленным на самого себя, точно порицающий происходящие события греческий хор, который можно расслышать даже сквозь сотни закрытых дверей. – Змея прокралась в наш маленький Эдем, в наш Гефсиманский сад.

Змея прокралась. Как в раю. Похоже, в Гефсиманском саду она чувствовала себя более привольно, ведь это место олицетворяло человеческое предательство.

Спокойное бормотание Мэтта – треклятый священник – разобрать было сложнее. Может быть, было слишком непочтительным думать такое, а может, это было вообще неважно и необязательно – думать, что она думала слишком непочтительно. Темпл застыла на секунду, прежде чем припасть к двери, виноватая, но решительная. Мэтт был ядром ее переживания: что этот разрушительный опасный путь беспокойного католицизма делает с ним?

– Ошибочно обвинен! – кричал отец Эрнандес своим лучшим проповедническим голосом. – Среди нас – Иуда.

Как он шипит, когда вменяет в вину! Ошшшибоччччно осссужден. Ссссреди насссс.

– Скандал! – выл пьяный голос. Сссскакдал, – услышала Темпл.

– Свой человек! Сссвой чщщщеловек.

Могли отец Эрнандес быть тем шипящим незнакомцем? Определенно, его густой испанский тон, размытый выпитым и безумием, напоминал шелест в трубке, который старушка могла спутать с шипением.

– Змеи! – напыщенно декламировал он.

Змеи. В телефонной трубке. В приходе. В реве священника.

Неожиданно голос Мэгга стал четким и уверенным; он являл равновесие, контроль, непреклонность, изгонял дурную полудрему. Или воспоминания? Отец Эрнандес хранил плохие воспоминания о старой прихожанке с нервно-психическим срывом, которая в итоге умерла до того, как успела изменить свою волю и оставить хоть что-нибудь церкви. Это как спелая слива, обреченная увянуть на папской виноградной лозе.

Священник, который убил? Как же? Когда он тонул в текиле и собственной паранойе?

Темпл не могла вынести этого. Подслушивание не было ее козырем – ни червовым, ни крести, даже когда дело дошло до пикового туза в рукаве. Она должна была противостоять своим подозрениям, которые появились, разумеется, из-за исчезновения Макса, что так смутило ее. Рука Темпл потянулась к темной железной ручке, а затем повернула ее.

В тот момент, когда она вошла в темное помещение, оживленный диалог вдруг стал ясным. Она чувствовала себя так, словно ворвалась в середину постановки, где актеры представляли шедевр театрального искусства, от которого у нее должно было захватить дыхание. Действительно, сцена была поразительной.

Отец Эрнандес смотрел на Мэтта, мрачный и погруженный в раздумья, как трагический герой в своем колорите, в своей старомодной черной рясе, в своей вымученной священнической страсти.

– Некоторые священники уходят, – сказал он. Горечь и сожаления сквозили в его обвиняющем тоне. – Но я не могу.

«Ссссвящщщщенники…» Это шипит змея в Эдеме.

Мэтт, точно только что причастившийся невинный семилетний ангелочек в белом костюме, поднял голову и произнес:

– Иногда, оставаясь, некоторые священники учиняют больше разрушений, чем если бы они ушли.

Эта мысль заставила отца Эрнандеса отпрянуть и упасть в одно из оббитых кресел, созданных для комфорта овец из его стада. Пастор спрятал свое лицо в ладонях.

В наступившей тишине сестра Серафина заламывала старые свои руки и глядела то на одного мужчину, то на другого.

– Нам следует дать друг другу кредит доверия, – обратилась она к ним с призывом. – Нам следует поддерживать друг друга, и идти каждому своей дорогой.

Отец Эрнандес убрал от лица руки и с покрасневшими от боли, совершенно пустыми глазами повернулся к миротворцу.

– Наши дороги такие разные. Не беспокойтесь, сестра. Я соберу все силы для полицейского лейтенанта, – он улыбнулся и потряс головой, словно хотел освежить ее. – Она всего лишь прихожанка, в конце концов. Я слышал покаяние, – это признание заставило Темпл часто заморгать от удивления. Она хотела бы услышать – или лучше даже подслушать – покаяние Молины. – Я всегда умел успокоить своих прихожан, – затем священник добавил не без тени надменности: – За исключением мисс Таил ер.

– Роль священника не в том, чтобы успокаивать, – заявил Мэтт.

– Влезь в мою шкуру, рыбак! – черные кораллы его глаз загорелись. – Кто не успокаивает, так это Сатана. И он среди нас, будьте в этом уверены.

Влезссссь в шшшшшкуру. Уссссспокаивает. Ссссатана ссссреди насссс.

Темпл слышала шипение, но рядом никого не было, никого, кроме приходского священника с разрушенной моралью. Приходсссской ссссвящщщщенник. И сссессстра Сссерафффина. И Мэт Девайн, который, сссскорее вссссе-го не был часссстью их празднования горессссти и сссомнения.

– Ты выглядеть усталой, дорогая моя, – сссказала ссссессстра Ссссерафина Темпл.

Она действительно устала, никто не отрицает. Она даже начала заглядывать в сссследующщщщую ссссцену пьесссы-допроссса Молины. Мой мозссг, думала Темпл, заполняют подозрения, которые шипят сквозь каждое даже самое бессознательное слово. Пардон, она снова каялась, потому что почитала религиозное окружение, в котором находилась. Валаамова осссслица.

Через десять минут их нашла лейтенант Молина. Нашла, разумеется, без проблем, даже в доме священника. Она скептически оглядела собравшуюся четверку, а потом обратилась к отцу Эрнандесу:

– Мне нужно задать вам несколько вопросов. Наедине.

Остальные трое вышли, даже не пытаясь скрыть свое неудовольствие: никаких «приятного дня» или «до свидания». Потому что день уж точно не был приятным, и они совершенно точно еще увидят друг друга.

– Мне надо поговорить с Пегги, – пробормотала сестра Серафина больше самой себе, чем Темпл и Мэтту. Они были на пути в монастырь.

– Мне тоже, – сказала Темпл. А потом добавила, чтобы подбодрить Мэтта: – Нам тоже.

В конце концов, он в большей степени был вовлечен в смерть мисс Тайлер, чем она. Темпл только покормила ее кошек – всего один раз. Мэтт же совершил последнее таинство.

– Зачем? – спросил он с далеким, озадаченным взглядом.

– Она – единственная, кто расскажет нам, что действительно случилось с мисс Тайлер. Молина не скажет.

– А Пегги откуда знать? – спросила сестра Серафина, приподняв бровь.

– Она знает ровно столько, сколько Молина считает приемлемым для рассказа единственному родственнику жертвы. Я надеюсь, что придет время, и все будут умирать моментально, без мучений. Может, появится какой-нибудь метод с обсуждением мотива.

Во время этих слов сестра Серафина и Мэтт обменялись горящими взглядами. Последнее время это происходило часто, как заметила Темпл. Ей было интересно, не те же ли самые подозрения, которые теперь танцевали польку в ее разгоряченном воображении, исполняли медленную вынужденную сарабанду в их сознаниях: отец Эрнандес потерял бы очень много, если бы Бландина Тайлер осталась жива и успела изменить свою последнюю волю – вычеркнуть церковь Девы Марии Гваделупской из завещания. Это опасение и могло привести его к бутылке. Могло ли оно также побудить его на неразумные действия – мучить монастырь и соседние с ним дома: грубые звонки, полуночные бурчания и шипение, жестокое нападение на Петра? Могло ли его беспокойство заставить убить старушку-прихожанку до того, как она выполнит свою угрозу?

Сестра Роза впустила их в монастырь. Они вновь оказались в общей комнате, где над чашкой чая, пахнущей яблоком и миндалем, сидела Пегги Вильгельм. Он давно остыл, а если б был горячим, то, возможно, едкий травяной пар выпарил бы складки беспокойства с миловидного круглого лица Пегги.

При их появлении она засуетилась.

– Я должна связаться с местным похоронным бюро «Лопез энд Келли», так? – сестра Серафина молча кивнула, и Пегги продолжила: – Я не знаю, когда полиция… отдаст тело, но несомненно, бюро проконтролирует это. Мне надо идти к ней домой, собрать одежду для похорон и покормить котов.

– Я пойду с тобой, – немедленно предложила сестра Серафина.

– Я покормлю кошек, – вызвалась на подмогу Темпл. – Я знаю, как.

А Мэтт промолчал. Практическая сторона смерти всегда была женской заботой. Так полагала Темпл. Ему назначили заглянуть попозже, в рясе и при полном обмундировании, отпеть, благословить и похоронить, только он больше такие вещи не делал. Отец Эрнандес должен, и неважно, в какой кондиции или зависимости.

– Что известно по поводу… убийства? – спросилаТемпл: она не могла больше сдерживать себя.

Глаза Пегги были такими же холодными, как и ее чай, – поддернутые пеленой горя и шока. Их выражение убивало на месте:

– Причину смерти установит судмедэксперт в морге. Я нашла ее у подножья лестницы, со сломанной шеей, многочисленными синяками и ушибами. Она могла споткнуться об одну или нескольких кошек, но лейтенант Молина сказала, что ей не нравятся следы на голове и вокруг горла. Ее трость была сломана на несколько кусков. Думаю, убить тетю было проще простого, да и от несчастного случая легко могла умереть. Должно быть, это случилось после полуночи, так лейтенант сказала. Я спала на первом этаже, в задней спальне дома. Монастырь ведь совсем рядом, но никто ничего не слышал.

– Чьи комнаты самые ближние к дому Тайлер? – спросила Темпл.

– Только сестры Марии-Моники, – ответила Серафина неуверенным голосом.

Мэтт устало подтвердил, кивнув:

– Она практически глухая.

– Удобно, – мрачно заметила Темпл. – Если это убийство, то похоже, что приступите хорошо знает район. Но был ли он, или она, тем же, кто названивал и покалечил кота?

– Павел у нас бродяга, – неожиданно сказала Серафина, кивая на неподвижную, точно статуя, фигуру кота, который сидел на подоконнике. – А Петр выходил редко. Он очень домашний.

– Значит, кто-то зашел в монастырь и забрал его, – понял Мэтт. В нем возрастала тревога. – Тот, кто легко и беспрепятственно может попасть сюда.

Они обдумывали это без дальнейших комментариев. В производимый в уме список возможных убийц Темпл включала отца Эрнандеса, верную но ограниченную Пилар, даже Пегги Вильгельм, которая часто бывала в доме тети и навещала местных сестер: они порой кормили за нее котов. И она была на месте преступления в момент его совершения, но якобы спала. Ну а если подозревать отца Эрнандеса, то почему не подозревать монахиню, любую из них? Даже практически глухую сестру Марию-Монику?

– Мотив кроется в завещании, – сказала вполголоса Темпл. – Молина говорила что-нибудь по этому поводу?

– Она спрашивала, – призналась Пегги. – И не слишком по-доброму. Отметила, что разницы нет, оставила ли тетя Бландина все свое имущество котам или церкви, мне она все равно ничего не оставила.

– Тебя это беспокоит? – спросил Мэтт.

Пегги застыла на мгновение, а потом покачала головой:

– Почему мне надо беспокоиться? Я – разводчица кошек. Это означает, что я немного сумасшедшая в отношении животных. Я очень рада видеть, что у такого количества брошенных животных есть шанс на защиту и хорошую жизнь. А что до церкви, я действительно не так много общалась со своей тетей. И не заслужила места в ее завещании; если она хотела все отдать церкви – хорошо. Просто я надеюсь, что она полностью не обошла стороной своих котов. Но тетя бы так не сделала, что бы ни случилось.

Это было все, что знала Пегги, все, что они могли выяснить. Когда сестра Роза прибежала сказать, что полицейский хочет видеть мисс Вильгельм, все напряглись.

Это была не Молина, а другой детектив – жилистый мужчина с роскошными усами, который назвался детективом Сэнгером. В доме были криминалисты. Мисс Вильгельм может, конечно, собрать одежду для похорон тети, но вообще заходить в спальню или на лестницу все еще запрещено.

– Так как насчет котов? – спросила негодующе Темпл. Детектив Сэнгер закатил глаза. Ну что опять с этими кошками?!

– Их нужно кормить и поить дважды в день.

– Ну, так делайте, – сказал он ей. – Только оставайтесь внизу.

– А как быть с кошками на втором этаже? – поинтересовалась Пегги.

– Им просто надо спуститься вниз и поесть, – ответил детектив. – Они тут были все время, не думаю, что они еще как-то смогут испортить место преступления.

– Значит, все-таки это было… убийство? – спросила сестра Серафина.

Детектив посмотрел на ее честное лицо.

– Мы пока не знаем точно, – его голос был по-полицейски грубоватым. – Сделайте только самое основное и уходите отсюда.

Они почирикали, точно птички в своих маленьких гнездах, и договорились согласиться, а когда детектив ушел, уставились друг на друга. Может быть (думала за всех Темпл), они смогут найти какую-нибудь незамеченную улику в этом хаосе.

Темпл, Серафина и Пегги пустились в поход по дому Тайлер с большой охотой, предварительно распределив задания. Куда пошел Мэтт, он не сказал, но на его лице читались какие-то отвлеченные мысли.

Женское трио встретила стая кошек – тринадцать пар глаз, как старые монеты золотого, зеленого и медного цвета, глядели вверх, вглядываясь в лица людей, ждали небесной манны и «Мням-ням-нямы». Это была грязная, местами вонючая работа с нагибанием и скручиванием, но Темпл была рада, что сумела сосредоточиться и накормить массы, пока Пегги и сестра Серафина отправились выкапывать на втором этаже одежду для похорон. Она распознавала их медленные шаги у себя над головой по неприятному скрипу половиц, а потом остановилась с полуоткрытой банкой корма «Финники фист», который вонял просто в высшей степени отвратительно.

Этот старый дом производил больше звуков, чем его многочисленные мяукающие обитатели, а Бландина даже в маленькой степени глухотой не страдала. Можно предположить, что она услышала шаги в холле на втором этаже и вышла проверить? Трость могли выхватить у нее из рук и потом избить ей же так, что мисс Тайлер упала с лестницы. Жертва, несомненно, отвратительного несчастного случая.

Как Молина могла доказывать или исключать возможность убийства при таких туманных обстоятельствах, с двусмысленными синяками и ступеньками, что могли стать орудием преступления? Как и трость… которая теперь сломана и хранится у полиции. Была ли трость орудием убийства? Темпл с удовольствием взглянула бы на нее еще раз, теперь уже для обнаружения куда более интересных вещей, чем засохшая грязь на наконечнике.

Пронзительное мяуканье напомнило ей, что стоять с открытой банкой кошачьей еды в руках и с двумя дюжинами открытых, пустых ртов где-то возле ног – не самое безопасное предприятие. Буме. Это большой коричневый с белым котяра запрыгнул на сервант. Он сказал: «Мяяяу».

Кот не был так убедителен, как порой Луи, но заставил себя понять. Темпл вывалила в форму из фольги внушительную массу, похожую на рубленый угорь. В мгновение ока рядом возник мистер Шоколадный Пирожок, как и тощие грациозные коты, которые присоединились к его пиршеству прямо на серванте.

Темпл размышляла: теперь, когда их благодетельница мертва, будут ли их выселять из переполненного жилища. Смерть мисс Тайлер всем принесла кучу проблем. Лейтенанту Молине пришлось расследовать подозрительную смерть чуть ли не в своем дворе. Мэтту – встретиться лицом к лицу со своим прошлым и бороться с ним на кулаках до последнего. А на отца Эрнандеса, скрывающегося то ли от прошлого, то ли от будущего, теперь направлено абсолютно все внимание. Сестра Серафина принимала удар непристойных звонящих и хлопотала повсеместно, тогда как у Пегги Вильгельм на руках оказалась побритая кошка и покойная состоятельная тетка, чьи коты и деньги, несомненно, были яблоком раздора в равной части для городских властей и дешифровщиков законодательной путаницы.

Лодыжки Темпл неожиданно обвернуло дрожащее меховое боа. Возле ее ног крутились кошки, заставляя ее пошатываться на своих обычных каблуках, погружая ее еще глубже в мирный поток размышления и анализа, делая из нее пленницу их бесконечных потребностей и желаний.

Темпл задумалась, чувствовала ли то же самое Бландина Тайлер хоть когда-нибудь.