Текст книги "Короли Падали (ЛП)"

Автор книги: Кери Лэйк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 12

РЕН

Она вполне могла лгать. Мы ничего не знаем об этих людях! Шесть шагает по маленькой пещере, его руки приглаживают коротко подстриженные волосы.

– Не позволяй ее словам задеть тебя.

– Меня задевают не ее слова, Шестой. Я видела, как у женщина истекала кровью а ее сын… Я видела, как эти твари цеплялись за разорванную плаценту. Как будто они уничтожили его изнутри. Я почувствовала острую боль в животе, которая заставляет меня задуматься, не делает ли что-то именно это со мной.

– Я сделал это с тобой. Руки у его черепа, он падает на колени, его грудь расширяется и сжимается слишком быстро из-за неглубоких вдохов.

– Я не могу позволить тебе вынашивать этого ребенка, Рен. Я не могу потерять тебя таким образом.

Я пересекаю маленькую пещеру, направляясь туда, где он остается на коленях, и провожу рукой по его волосам.

– У нас нет выбора. Я не откажусь от этого ребенка, Шесть. Не в этот раз.

Его глаза полны слез, челюсть сжата в жесткую линию.

– Если я потеряю тебя … От меня останется лишь малая толика мужчины.

– Тебе нужно будет оставаться сильным, на случай, если со мной что-то случится во время родов. Этот ребенок наш. Я не хочу видеть, как его уничтожат.

– Скажи мне, что делать. Я умоляю тебя. Я сделаю все, что потребуется.

Стук в перегородку пещеры прерывает мои мысли, и я обращаю свое внимание на импровизированную дверь.

– Кто там?

– Кали. Эмм. Тот, кто…

– Да, я знаю. Входи.

Барьер отъезжает в сторону, и девушка стоит в дверном проеме, выжимая ткань своей изодранной рубашки. Нервничает, я бы предположила, особенно когда Шесть медленно поднимается на ноги рядом со мной.

– Я хочу извиниться за… то, что я сказала ранее. Это было … если бы я знала, что ты… —

Рычание в груди Шестого– это иррациональный гнев отчаявшегося мужчины, неправильно направленный на девушку, которая не имеет никакого отношения к моей окончательной судьбе.

Я протягиваю руку за спину и предупреждающе сжимаю его руку.

– Ты говорил свободно, и если ты здесь не для того, чтобы сказать мне, что все это было ложью, мне нужно было это услышать. Чтобы знать, с чем я столкнулась.

– Судьба женщин в наши дни, похоже, всегда находится в руках мужчин, хотим мы этого или нет.

Я оглядываюсь на Шестого, который остается разочарованным ее присутствием, когда он стоит, ссутулив плечи и сжав руки в кулаки.

– Я выбрала именно эту судьбу. И я не жалею об этом. Независимо от результата.

– Это не обязательно должна быть смерть.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду… есть лекарство. Один доктор, о котором говорил Эрикссон.

Я усмехаюсь над этим и качаю головой.

– Доктор Эрикссон был одержимым маньяком. Единственным лекарством, которое они изготовили в той больнице, был цианид, которым я накормила его сына, прежде чем оба были разорваны мутациями.

– Он мертв.

– Да. По кусочкам.

– Кадмус… тот, с кем я путешествую, он был отправлен в те туннели. Во всяком случае, мы так думаем. Трудно сказать, что было реальным, или галлюцинация, в том месте.

– Именно, именно поэтому я задаюсь вопросом, к чему ты клонишь с этим.

– Потому что он говорил об этих недоразвитых зародышах два месяца назад, после того как потерял рассудок. Они были привязаны к женщине, которая умоляла об исцелении.

Малейший проблеск интриги танцует на ее лице, прежде чем быстро исчезнуть.

– Ты только что сказала что у него были галлюцинации. Откуда ты знаешь, что им не манипулировали, заставляя поверить в это.

– Я не знаю. На самом деле, он не знает, было ли реальным то, что он видел. Но разве у тебя есть другой выбор?

– Я нахожу удобным, что вы появляетесь, рассказывая о женщинах, умирающих при родах. Младенцев держат в воде. Шесть стоит позади меня, и я должна отдать девушке должное за то, что она выдержала его взгляд. Особенно без компании ее Альфа-компаньона, который, как я предполагаю, расхаживает где-то за пределами этой пещеры.

– А теперь ты говоришь о возвращении в Калико в поисках какого-то гребаного лекарства, о котором тебе рассказал один полоумный два месяца назад.

– Я тоже их видела, Шесть. В ту ночь, когда я пришла за тобой. Альберт провел меня мимо отделения в больнице, где страдали женщины. Умирающие. Их младенцев держали в резервуарах. Она не лжет об этом.

– Вы не обязаны мне верить. Вызывающе вздернув подбородок, она смотрит на нас двоих.

–Так или иначе, я попаду в эту больницу. Мне не нужна твоя помощь.

– Ты гоняешься за человеком, о котором даже не знаешь, что он все еще жив, – говорит Шесть, усиливая ее разочарование.

– И чем дольше ты ждешь, тем больше ты обнаружишь, что гоняешься за лекарством, в котором даже не уверен, что оно подействует. Ни у кого из нас нет времени размышлять о результате.

Однако у меня что-то не складывается, чего-то не хватает.

– Если лекарство существует внутри больницы, почему Эрикссон не извлек его сам? Почему он посвятил так много своей жизни мучению стольких подданных?

– Наслаждение, во-первых. Но также и потому, что оно находится далеко под поверхностью, как я понимаю. Внутри ранних лабораторий. Где мутации более жестокие, чем те, что происходят сейчас.

Тяжесть риска давит на мои плечи, и, как будто мои кошмары оживают, я оглядываюсь на Шестого, вспоминая, как он боролся с мутациями в нашем стремлении к свободе.

– Нет. Я не позволю ему сделать это.

– Если это означает спасение тебя и ребенка, это уже решено, Рен. Нет такого места, куда я бы не пошел, чтобы гарантировать, что ты останешься в живых. Даже там.

– Ты гонишься за теориями, Шесть! Ничего, кроме догадок, которые могут оказаться пузырьками с цианидом.

– Это риск, на который я готов пойти. Ради тебя. Он кладет руку мне на живот.

– И ребенка внутри тебя. Моего ребенка.

– Мы даже не знаем, как попасть внутрь. Оно запечатано. Мои аргументы, какими бы сильными они ни были, слабеют перед решимостью, которую я вижу, крутящейся в его голове.

– Кенни знает компьютеры вдоль и поперек, – говорит она.

– Он может найти способ провести нас внутрь.

Конечно, у нее есть ответы на все аргументы. Почему бы и нет, когда она так много выиграет от этого начинания?

– Он не может. Он сказал мне, что такое невозможно.

– Если бы я верила каждый раз, когда мне говорили о невозможном, я бы не стояла сейчас здесь. Судьба привела меня к тебе, Рен. Мы оба стоим на пороге потери чего-то, что невозможно постичь.

Я бы все отдала, чтобы прямо сейчас побыть одной, где я могу разобраться в мешанине мыслей в своей голове, не беспокоясь о том, что мне придется контролировать выражение своего лица. Как бы я ни ценила то, что она предлагает, я отказываюсь стоять в стороне и смотреть, как Шестого разрывают на части безжалостные звери, которые, несомненно, стали голоднее и свирепее за последние два месяца. Я бы скорее постигла ту же участь, что и Мара, чтобы этого не случилось. К счастью, несмотря на ее веру в судьбу и невозможное, Кенни уже заверил меня, что ни внутрь, ни наружу не попасть.

– Мы начнем с Кенни, – предлагаю я.

– Если он думает, что есть отдаленный шанс открыть эти двери, мы поговорим. Если нет, мы оставляем эту безумную идею позади и занимаемся этой беременностью, независимо от исхода.

Девушка кивает, не говоря больше ни слова, в свою пользу, потому что прямо сейчас она ничего не может мне сказать, чтобы убедить меня, что эта идея того стоит.

– Я позову Кенни, и мы решим, что нам делать дальше. Я протягиваю руку Шестому, хватая его за руку.

– Обещай мне. Что, если у него возникнут хоть малейшие сомнения по этому поводу, ты откажешься от этой идеи.

Его глаз со шрамом дергается, как будто я оскорбил его пощечиной.

– Я обещаю. Обойдя девушку, он выходит из пещеры, оставляя нас двоих.

– Он сделал бы для тебя все, что угодно, – говорит она.

– Какой бы глупой ни была идея. Да.

– Валдис бы тоже. Уголки ее губ приподнимаются в легкой улыбке.

– Он назвал мою идею с побегом глупой. Но он все равно это сделал.

– И это он заперт в больнице? Как только слова бездумно слетают с моих губ, я вздрагиваю и качаю головой.

– Прости. Забудь, что я это сказала.

– Нет, ты права. Я каждый день наказываю себя за это. Я бы не задумываясь поменялась с ним местами, если бы могла.

– Если он любит тебя так сильно, как ты говоришь, у него нет ни малейшего шанса позволить тебе.

– Он бы не стал. Ты права. Но я все равно сделала бы это. Слезы наворачиваются на ее глаза, и она оглядывает пещеру, как будто пытаясь предотвратить их.

– Я… в любом случае, чувствую, что умерла вместе с ним. Свобода, которая у меня есть. Воздух, которым я дышу. Для меня это не имеет значения. Без него все это не имеет значения.

Я пытаюсь взглянуть на ситуацию с ее точки зрения. В конце концов, она не злодейка, а влюбленная молодая девушка, и мотивы не становятся чище этого.

– Кали, я понимаю твои причины вернуться. Но то, что ты предлагаешь, это… то, чего я боюсь каждую ночь, когда закрываю глаза. Я вижу, как эти мутации оживают в моей голове, и я слышу, как начинается обратный отсчет последних шагов к этим дверям.

– Тогда ты можешь представить мои кошмары, зная, что тому, кого я люблю, не так повезло сбежать.

– Я могу. Но это не значит, что я готова отправить того, кого я люблю, обратно внутрь, в гонюсь за тем, что, по моему мнению, на самом деле не существует.

– Как, по-твоему, ты переживешь беременность без этого?

– Я не хочу. Расправив плечи, я не могу унять змеящийся страх, который поднимается по моему позвоночнику при мысли о родах после того, чему я была свидетелем.

– Если мы недостаточно эволюционировали с этой болезнью, чтобы выжить, то с этим последствием мы сталкиваемся.

Дверь отъезжает в сторону, чтобы показать Шестого, Кенни, и двух мужчин, которые прибыли с ней, одного из которых, как я узнала, зовут Кадмус. Другой носит поношенную форму солдата Легиона, и его роль во всем этом для меня загадка. Его союз с ними не кажется вынужденным или под каким-либо принуждением.

Более крупным самцам тесно, но я приказываю им сесть вокруг незажженного кострища. Разговор мог бы состояться за пределами пещеры, но я надеюсь избежать паники среди остальных, которые по-прежнему надеются на наше будущее на востоке.

Я без колебаний проверяю то, что мне уже известно после моего предыдущего разговора с Кенни. Чтобы покончить с этой безумной идеей и положить конец любой возможности того, что мы вернемся в то здание.

– Кенни, каковы шансы вернуться в Калико? Открыть эти двери?

– Мы… все еще обсуждаем эту тему? Его взгляд перебегает с меня на вновь прибывших, а затем на Шестого.

– Это вообще невозможно. Внутрь не попасть.

– Ты разбираешься в компьютерах. Ты разработал систему, – настаивает Кали, и по отчаянию, сквозящему в ее голосе, становится ясно, что основной ее мотив – найти своего Альфу. Не то чтобы я винила ее, конечно. Если бы в больнице был заперт Шестой, я вероятно, была бы такой же долбанутой сумасшедшей, чтобы разрабатывать подобный план. Но я не заинтересована в том, чтобы отправлять моего человека обратно в эту адскую дыру.

– Компьютеры доступны только изнутри. Это непроницаемая печать. И на то есть веская причина! Эти мутации уничтожили бы все, что от нас осталось.

– Я не верю, что есть что-то абсолютно непроницаемое, – возражает девушка.

– Вы могли бы въехать танком в эти стальные двери, и они не сдвинутся с места, – бросает Кенни в ответ, плотно сжатые челюсти выдают негодование, которое он питает к девушке.

– Они были разработаны военными задолго до столкновения с Драгой, чтобы эффективно блокировать любую угрозу. Туда нет ни входа, ни выхода. Все, что осталось внутри, мертво.

Молодой мужчина, сидящий рядом с Кадмом, опускает взгляд, его глаза широко раскрыты от тревоги.

– Мой брат был заперт внутри. Вспышка гнева искажает его лицо, и прежде чем кто-либо успевает его остановить, он прыгает на Кенни.

– Ты, блядь, убил моего брата! Ему удается нанести Кенни один удар в лицо, прежде чем Кадмус оттаскивает его в сторону.

– Ты не дал им достаточно времени для эвакуации!

Глаза дрогнули, Кенни вытирает окровавленную губу, останавливаясь, чтобы осмотреть кровь на костяшках пальцев, когда он садится.

– Всем успокоиться. Окидывая их взглядом, я ловлю убийственный взгляд, все еще прикованный к лицу солдата, когда его взгляд направлен на Кенни.

– Мы здесь, чтобы обсудить, что возможно, а что нет.

Кенни фыркает, откидываясь к стене, подальше от группы.

– Им дали стандартное время. Еще немного, и мы бы рисковали, что мутации третьего уровня вырвутся наружу. Вы, конечно, знаете, что живет под этим сооружением.

– Лекарство. Разве это не так? В голосе Кали слышится нотка сарказма.

– Ходили разговоры, что образцы с ранних стадий заболевания могут содержать белки, которые делают организм менее… вирулентным. Патогенным. Что-то, что можно использовать для разработки вакцины. Я с этим не знаком, но у докторов, похоже, были теории, что они могут производить ослабленный вирус.

– Что, черт возьми, это такое? Шестой скрещивает руки на груди, не сводя глаз с другого Альфы в комнате.

– Вирус, который не вызывает болезни, – отвечаю я за Кенни.

– Используется для создания вакцин.

– Больше я ничего не знаю. Пожав плечами, Кенни качает головой.

– Только то, что я подслушал на собраниях.

– Значит, это действительно существует. Интрига в голосе Шестого, кажется, становится все гуще с каждым кусочком информации, которую он собирает.

– Никто не знает. Лаборатория соединена с подземными туннелями, которые стали населены более жестокими Рейтерами. Ранние мутации. Даже если бы вы смогли взломать двери, чего вы не можете, вам пришлось бы преодолеть мутации. И кто знает, в каком состоянии находится эта лаборатория? К ней не обращались почти тридцать лет.

– Как они выживают? Эти мутации? Я не могу представить, на что сейчас должно быть похоже то место. И живы ли еще эти твари? Они наверняка не стали послушными.

– Как что-либо выживает? Эволюция. Природа находит способ.

Я снова смотрю на Шестого, чьи нахмуренные брови говорят о мыслях, бурлящих в его голове. Планы, которыми он не осмелился бы поделиться со мной.

– Вот оно. Твой ответ. Внутрь не попасть.

Шестой поднимает на меня взгляд, и я клянусь, в его глазах читается вызов. Горящее пламя, которое не погасят ни мои заботы, ни аргументы Кенни. Если есть хоть малейший шанс вернуться внутрь и найти это лекарство, я знаю, он, не колеблясь, попытается.

– Вы ошибаетесь, – огрызается Кали.

– Вы все ошибаетесь! Я найду путь внутрь. С вами или без вас.

В тот момент, когда девушка вскакивает на ноги, укол боли пронзает мой живот. Острый и пронзительный, такое ощущение, что лезвие проникает в мои внутренности, и я вскрикиваю, падая на колени.

– Рен! Шестой бросается в мою сторону, его глаза расширены от страха.

Склонившись над собой, я хватаюсь за живот, в то время как остальная часть группы стоит поодаль. Пульсация за агонизирующей пульсацией проходит по моему животу, и я чувствую, как мои органы смещаются под моей ладонью, лежащей там.

– Она беременна. Твоим ребенком?

Я поднимаю глаза и вижу, что Кенни смотрит на Шестого сверху вниз, на его лице отражается такой же серьезный взгляд, как у Шестого и Кали.

Все они.

Они стоят вокруг меня, как будто наблюдают, как сам жнец крадет еще один кусочек моей души.

– Ей будет хуже. Голос Кали отражает тот же мрачный тон, что и выражение ее лица.

– По мере того, как ребенок растет, ты становишься на шаг ближе к собственной кончине.

– Заткнись! Мне удается закричать, прежде чем очередной приступ боли пронзает мой желудок.

– Убирайтесь отсюда к черту! Все вы!

ГЛАВА 13

КАЛИ

Проводя руками по волосам, я устраиваюсь у огня, предварительно проверив, как там Титус. Альфа продолжает спать, что, как я предполагаю, является результатом того, что дала ему знахарка – Хесайя, как я узнала. Пули, очевидно, прошли не слишком глубоко, благодаря плотности его мышц, которые, должно быть, действительно стальные. Она говорит мне, что после еще немного отдыха он поправится настолько, что сможет снова путешествовать, и я надеюсь, что это правда, потому что не думаю, что нам здесь будут рады еще долго.

В любом случае, я не собираюсь долго бездействовать. Каждый день, который я трачу на их невозможности, – это еще один день, когда Валдис остается в ловушке за этими дверями.

Кадмус спит позади меня, его большое тело заслоняет мое, пока я смотрю в огонь. С момента моей течки он из кожи вон лез, чтобы прикоснуться ко мне, и не избегал меня. На самом деле, он пристально наблюдал за мной, по какой-то причине всегда охраняя меня. Я благодарна, поскольку это помогло моему разуму и сердцу осознать, что мы не пострадали от того, что произошло между нами.

При звуке шороха мы с Кадмусом резко выпрямляемся, поворачиваемся и видим, как Кенни плюхается рядом с нами. Недостаток знаний о том, как проникнуть внутрь больницы, сделал его практически бесполезным для меня.

– Чего ты хочешь? Спрашиваю я, ложась обратно на спальный мешок. Позади меня Кадмус тоже ерзает, как будто его присутствие не интересует.

Он достает из кармана сигарету и наклоняется вперед, чтобы прикурить от ее кончика в костре, украдкой делая несколько затяжек, чтобы разжечь ее.

– Она была беременна.

– Прошло всего пару месяцев, как я понимаю.

– Не Рен. Роз. Его слова ударили, как молния, в мою грудь, раздвигая ребра.

– План состоял в том, чтобы вытащить ее оттуда. Чтобы она могла быть свободна. Чтобы ребенка не забрали. Дрожащим от слез голосом он прочищает горло.

– Если бы они нашли ребенка, она была бы убита. Они бы изучили это. Вероятно, хранили его для своих экспериментов или продали семье в Шолене. В любом случае, результат был бы тот же.

– Она никогда не говорила мне. Пламя костра тускнеет, когда мои мысли возвращаются к тому моменту, когда мой друг, возможно, пыталась довериться мне, а я не слушала.

– Прости. За все, Кенни.

– Рен была добра ко мне. Добра. Многие выжившие вначале относились ко мне как к Легионеру, но не она. Он шмыгает носом и подтягивает колени к груди.

– Я хочу помочь ей.

– Ты сказал, что не можешь.

– Возможно, есть способ.

Я заставляю себя подняться и осмеливаюсь взглянуть ему в глаза, чтобы увидеть, есть ли хоть какая-то вероятность того, что он может лгать, хоть какой-то шанс, что он может напрасно обнадеживать меня, но все, что отражается в его глазах, – это печаль.

– Как?

– В Шолене есть человек. Он спроектировал здание. Спроектировал туннели и подземную лабораторию. Он – разум всего сообщества. Если есть кто-то, кто может провести нас внутрь, то это он.

Мое сердце оживает так быстро, что я едва могу вдохнуть.

– Добраться до него будет непросто. То, что осталось от Шолена, тщательно охраняется. И я не уверен, что он согласится на встречу с нами.

– Мы не будем просить об этом. Мы войдем и выйдем. С ним.

– Ему семьдесят лет, Кали. Если он все еще жив, он физически не способен войти в эту больницу. Раздраженно он хватает веточку и роется в грязи.

– Наверное, было ошибкой говорить тебе это.

– Спасибо тебе, Кенни. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки, но он отшатывается, его глаза холодны и сердиты.

– Я делаю это не для тебя. Или Валдиса. Если бы это зависело от меня, он был бы казнен расстрельной командой. Только ради Рена я стал бы рассматривать такую глупую идею.

Возможно, его гнев по отношению ко мне оправдан, но я не забыла, что именно он отправил Валдиса обратно в это заведение. Я уверена, что именно он привел их к нашему укрытию.

– Ты должен знать, что Роз с нетерпением ждала возможности снова увидеть звезды. Мы обе бесконечно говорили об этом, пока были заперты в том месте. Мне все равно, прощаешь ты меня или нет, Кенни. Факт в том, что я любила ее. Она была всем, что у меня было как сестра, когда эта дыра украла у меня мою.

– Я никогда не познаю любви, как с ней. Больше никогда.

– Поскольку и я никогда не полюблю другого так, как я люблю Валдиса.

Его глаз дергается, и я знаю, что это обида, которая горячит его кровь.

– Я поговорю с Рисом. Чем скорее мы попадем внутрь, тем быстрее сможем спасти Рена.

– Ты, должно быть, очень заботишься о ней. Пытаясь не разжигать его гнев по отношению ко мне, я пытаюсь успокоить его более мягким разговором о ней. У меня такое чувство, что я ей тоже не очень нравлюсь, но я здесь не для того, чтобы заводить друзей.

– Ты хоть знаешь, кто она? Ты хоть узнаешь ее?

– Должна ли я?

– Она девушка, которая сбежала. Единственная девушка из Калико, которая сбежала и выжила. Его глаза оценивающе оглядывают меня.

– По крайней мере, до тебя.

– Я слышала, что ту девушку съели Рейтеры. Очевидно, Рен была родом из Калико. Я видела, как ее Альфа пронес ее через те двери, но я никогда не связывала это со слухами, которые я слышала о сбежавшей девушке.

– Конечно, ты это думала. Почему кто-то в Калико хотел заставить других поверить, что побег возможен. Это порождает надежду. Щеки надуваются от долгой затяжки сигареты, он щурится и на секунду задерживает ее в легких.

– Два Альфы. Они оба в деле?

Оглядываясь на Кадмуса, чья спина расширяется и сжимается от легкого дыхания, без сомнения, уже спящего, я киваю.

– Хотя я не собираюсь лгать. Наша единственная цель… моя единственная цель – спасти Валдиса.

– Тогда, это понятно. Ни у кого из нас нет общей цели делать это.

– Думаю, что нет.

По моей коже пробегает холодок, когда я иду по темному туннелю. Звуки впереди, мучительный вопль, подобного которому я никогда раньше не слышала, заставляют меня приблизиться, несмотря на страх, пульсирующий в моих венах. Все внутри меня говорит вернуться, отказаться от этой идеи, но я не могу. Я должна знать, откуда доносятся звуки. Когда я приближаюсь к воротам, расположенным прямо в центре туннеля, я замечаю черепа, сотни из них, лежащие грудой. На них лежит мужчина, его руки раскинуты, ногти впиваются в кости, когда его тело погружается в них. Я не вижу его лица, но я уверен, что это Валдис.

– Нет! Подожди! Кричу я, колотя в ворота.

– Валдис!

Он тянется ко мне, прямо перед тем, как черепа похоронят его заживо, кости поглотят блеск его рабского ошейника.

– Валдис! Я кричу, резко выпрямляясь.

Тяжело дыша через нос, я оглядываю маленькую группу, спящую вокруг костра, в котором все еще мерцают оранжевые угли. Один мужчина сидит в стороне, прислонившись к большому валуну, откуда он ведет наблюдение. Его глаза встречаются с моими, всего на минуту, прежде чем он потирает их и зевает, возобновляя наблюдение.

Услышав ворчание и стенания, я поворачиваюсь и вижу Кадмуса, бьющегося в конвульсиях во сне, как он иногда делает. В течение нескольких недель я избегала утешать его, я полагаю, из чувства вины.

Его тело дрожит, когда он лежит, свернувшись калачиком, и звуки, которые он издает во сне, напоминают мне о тех днях, когда мне делали уколы, как раз перед тем, как мое тело смилостивилось и я теряла сознание от боли.

Я придвигаюсь ближе к нему, прижимаюсь к его массивной спине и обнимаю его.

– Все в порядке, Кадмус, – шепчу я.

– Я прямо здесь.

Прижимаясь щекой к его широкой спине, я любуюсь упругой текстурой его кожи, где шрамы превратились в многочисленные глубокие порезы.

Он хватает мою руку, прижимая ее к своей груди, где я чувствую, как его сердце колотится о ребра, которые содрогаются от его прерывистого дыхания. Мне неприятно видеть этого человека, это грозное человеческое существо, ставшее таким уязвимым из-за воспоминаний, запертых в его голове. То, что я хотела бы стереть ради него, чтобы положить конец страданиям, которые он переносит каждую ночь. Те же образы, которые подталкивают его к употреблению наркотиков, которые каким-то образом стирают для него суровые черты реальности.

Я не знаю, что они сделали с ним там, в больнице, но что бы это ни было, должно быть, это было ужасно – превратить сильного, если не самоуверенного мужчину в испуганного мальчика, который дрожит в моих объятиях.