Текст книги "Рикошет (ЛП)"

Автор книги: Кери Лейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Да начнется охота.

Не имею ни единого понятия, почему я улыбаюсь каждый гребаный раз, когда собираюсь спустить ад на их мелкие рандеву. Я оставил немного налички на столе, прежде чем последовал за парочкой.

Джелен повел ее к ржавой старой модели «Тахо», оставленной в углу парковки, на заднее сидение которой они оба взобрались. Как только дверь за ними закрылась, из-за темных окон стало почти невозможно увидеть, что происходит внутри, только некоторые резкие движения.

Мне понадобилось всего мгновение, чтобы опустить черную маску на свое лицо.

От машины донесся звук шлепка, после которого последовал вскрик женщины и выкрикивание Джелена:

– Тупая сука! Испорченная сучья задница!

Натягивая капюшон на голову, я проверил оружие. Может, голый зад парня и был вздернут в воздух, но это не означало, что он не трахал ее с пистолетом в руках.

Не церемонясь и не тратя времени на вежливый стук в окно, я дернул дверь на себя. Мои губы скривились от звука шлепков, которые стихли, как только мужчина с девушкой увидели меня.

Женщина закричала, как и ожидалось.

– Какого… бл*дь… хера? – Джелен потянулся за пистолетом, но остановился, когда я поднял лезвие вверх.

Исключительное лезвие, зазубренное с одной стороны, с жутким на вид крюком для вспарывания. Я не смог не представить ущерб, который оно сможет нанести, если бы оно зацепилось под кожей – мысль, которая, скорее всего, появилась в голове Джелена, потому что он отполз назад по сидению.

– Убирайся, – сказал я женщине, дрожащей под ним, и мой взгляд тут же метнулся к Джелену.

Немедля ни секунды, она выкарабкалась из-под него, собрала свою одежду, не сводя глаз с лезвия и сорвалась прочь.

Я бросил Джелену:

– Садись за руль.

Словно тупорылый, он дернулся и вытащил свой пистолет из кобуры, но я взмахнул ножом по задней части его лодыжки, дергая крюком и вырывая добрый кусок плоти из раны.

– Ублюдок! – Он схватился за свою покалеченную ногу, и я снова замахнулся лезвием. – Нет! Нет! Ладно, ладно, ладно! – Протискиваясь между двумя сидениями, он упал на водительское место.

Я открыл пассажирскую дверь и занял место рядом с ним, пока Джелена била дрожь. Окровавленной рукой он повернул ключ в зажигании, и машина вернулась к жизни.

– Док Старого Боблоу, – я с улыбкой приставил нож к его яйцам, пока Джелен покидал парковку.

Блондинка вырвалась из бара в сопровождении двух амбалов, и указала на нас, пока мы проезжали мимо них. Для ровного счета я поднял лезвие выше, насмешливо улыбаясь от хныканья, которое вырвалось у Джелена.

Было больно думать, что, если бы у меня был подготовка, условия и уравновешенность, которыми я мог бы овладеть, как много я мог бы сделать. Пришлось оттолкнуть эту мысль в сторону – у меня будет много времени позже на саморазрушение. До тех пор будем это праздновать, чтобы перейти к большим и лучшим убийствам.

– Кто ты такой? – Джелен продолжал бросать взгляды, пока я решительно подпирал ножом его яйца.

– Всему свое время, – вот и все, что я ответил, наблюдая за проносившимся в окне городом.

– Т-т-ты хочешь денег? Наркоты? У-у меня есть связи. Все, что хочешь.

– Твои связи хотят убить тебя так же сильно, как и я, Джелен. – Я откинул голову назад и, ухмыляясь, повернул ее в его сторону. – Подумывал сунуть твой член в банку и выставить у себя на камине.

Дрожь пропитала его смех, и боковым зрением я заметил, как метался его взгляд между мной и дорогой.

– Ты парень с юмором? Шутник?

– Нет. Не шутник.

Спустя несколько минут мы достигли дока, где я заранее позаботился о замке на заборе. Он припарковался там, куда я указал, у заброшенного здания. В такой же степени, в какой город утопал в мусоре, Детройт мог похвастаться количеством заброшенных зданий.

– Останавливай здесь. – Я указал на место, где трава проросла сквозь щели в дороге, рядом с моим «Мустангом». Я прошел от дока к решетке, планируя отсечь ублюдков, которые могли преследовать нас по улицам в этой убогой поездке. – Вылезай. И даже не задумывайся о побеге.

Он выбрался с водительского места и дернул свои свободно свисающие штаны вверх, пока, прихрамывая в направлении забора, пустился в жалкое подобие бега. В принципе, как я и ожидал.

Идиот. Подняв пистолет, я выстрелил ему в лодыжку, попадая в кость, куски которой полетели на брусчатку.

Он рухнул на землю, сжимая ногу.

– Бл*дь! Ааааа, бл*дь!

– Я же говорил, – я покачал головой, приблизившись к нему. – Никакого побега.

Ухватив за воротник, я потащил его через парковку, не обращая внимания на крик и попытки отбиться здоровой ногой. Никто бы его не услышал. Даже если бы кто-то услышал, всем бы было плевать.

Я открыл пассажирскую дверь «Мустанга» и бросил парня на сидение, презирая идею о том, что позже придется отчищать машину от крови. Обогнув капот, я плюхнулся на водительское сидение и вывел «Мустанг» с парковки.

Джелен рыдал возле меня, дрожал, сжимая свою изувеченную конечность, доводя меня почти до грани от желания вырубить козла на месте.

– Ты же не диабетик, да? А то рана выглядит, словно в фильме ужасов.

– Пошел… нах*й. – Я не смог сдержать улыбку от хиленькой угрозы в его голосе. Еще больше рыдания, и черт меня дери, если мои руки не сжались в кулаки. – Что… я тебе… сделал?

Я посмотрел прямо на него, чтобы увидеть, как он согнулся над своими ногами, поддерживая рукой голову.

– Так смешно, что ты спрашиваешь.

Он поднял на меня взгляд, и его брови сошлись на переносице.

– Что? – Он просканировал салон машины. – Я знаю тебя, чувак?

– Я бы не сказал, что ты меня знаешь. Не сказал бы, что любой из вас, ублюдков, знает меня. Или мою жену. Или сына. – Мои губы инстинктивно скривились от упоминания о них. – Но это ведь к лучшему, не так ли? Ты можешь убивать без разбора, совести или забот. – Я поставил локоть на сидение, осторожно, словно мы вели обычный разговор, который не закончится его смертью. – Ужасная черта, эта совесть, не находишь? Продолжает напоминать нам, что хорошо, а что плохо. – Я похлопал его по спине, и он прищурился. – Хорошо, что у меня ее больше нет.

Он раскачивался на своем сидении рядом со мной, мотая головой вперед-назад, вперед-назад, пока городской пейзаж Детройта пролетал мимо нас размытой картинкой. Ему не понадобилось много времени, чтобы обдумать свой следующий предсказуемый шаг. Он схватил за дверную ручку, но она отломалась, оставшись в его руках. Джелен хныкнул, когда она выпала из его раскрытой ладони.

– Изнутри не работает, – вздохнул я. – Я знаю это чувство.

Он закричал. Как сучка.

В так называемый момент безумия, он ринулся через консоль, возясь с ножнами для моего охотничьего ножа.

Я схватил его запястье и ударил локтем в скулу, задевая по пути еще и нос.

Парень упал назад на сидение.

– Ты сломал мне нос!

– Прошу прощения, если не дал тебе понять то, что планировал причинить тебе боль.

В течение пары минут мы прибыли к заводу по чеканке металла. Не спеша, я провел пальцем по капоту машины, огибая ее и приближаясь к пассажирской стороне. Открыл дверь.

– У меня для тебя сюрприз. – Сжав его затылок, я выдернул его с сидения, и он рухнул на землю. Черт с два мне придется нести его. Вместо этого я выудил кувалду из багажника и наставил пистолет на его целую лодыжку, ухмыляясь, пока он корчился, словно червяк, поддетый крючком.

– Да ладно, чувак! Да ладно!

– Вставай. Или я заставлю тебя ползти с двумя раздробленными лодыжками.

Хрип от паники завершил протяжное рыдание, но Джелен упал вперед и оттолкнулся, поднимая свой вес на здоровую ногу. Оказавшись в вертикальном положении, он похромал передо мной, и я ухватил его за руку, указывая путь через поломанные камни, прижав пистолет к черепу. С некоторым усилием он взобрался на обуглившийся камень и обломки, насыпанные кучей у черного входа, пока я с легкостью шагал позади него.

Я также удосужился поставить стул рядом с огромным гидравлическим прессом в задней части завода, и после моего кивка Джелен упал в него. Его окровавленные руки дрожали, когда я связывал их цепями у него за спиной, и он брыкался, пока я надежно закреплял повязку у него на глазах.

– Какие ощущения от пули? – Я опустился на колени перед ним и изучил дыру в его теннисной туфле, ударив ладонью по икре. Я рассмеялся, когда он поджал пальцы на ноге под стулом.

– Не прикасайся к ней!

– Болит, не так ли? – Я встал перед ним. – Чувак, подожди, пока увидишь, как будет ощущаться пуля, застрявшая внутри черепа.

Его щеки приподнялись, пока он поморщился под повязкой.

– Послушай, что бы там… что бы я не сделал…

– Если ты думаешь, что выиграешь у меня со своими безмозглыми фальшивыми извинениями, ты ошибаешься, – я пожал плечами. – Тебе повезло. Мы здесь всего лишь чтобы… увечить тебя, пока ты не сдохнешь. Без разговоров.

Он выпустил долгий и протяжный крик, который эхом прокатился по окрестностям, рикошетя от цементных стен.

Через черный туман я слышу крик Лены, но не вижу ее саму. Не знаю, отключился ли я, ослеплен или нахожусь на краю смерти с билетом в ад, где моим страданием будет слышать ее боль на протяжении вечности.

– Боже, пожалуйста, нет!

Потрескивание следует после запаха горелой плоти.

Проснись, проснись! Не могу пошевелить конечностями. Словно меня закопали заживо. Лена! Лена!

– Ник! Пожалуйста! – Она кричит мне, и это один из тех моментов, когда осколки агонии впиваются в мое сердце, угрожая затащить за грань сумасшествия.

– Он не слышит тебя, – дразнит мужской голос. – Так что кричи, маленькая свинка, кричи!

Прикладывая костяшки к вискам, я расхаживал перед Джеленом, останавливаясь лишь, когда крик замолкал. Языки яростного пламени взмыли вверх по моему телу, оставив волну адреналина, нужду в жестокости и боли. Боли Джелена.

– Кричи, маленькая свинка, кричи. – Я вколачиваю кулаки в его лицо, сбивая костяшки о его скулы с брызгами крови, отправляя его голову дергаться в сторону. После очередного удара из его рта вылетели зубы. Поднимая один с пола, я повертел его в руке и бросил ему в лицо.

Его мышцы дергались с каждым моим движением.

– Тебе страшно? – спросил я.

– Пошел… на хер.

Хрящ хрустнул под кулаком, который я обрушил на его нос.

– Тебе страшно?

– Да! – Он выплюнул кровь мне на сапог. – Ты конченый урод! – Слова, произнесенные в нос, вызвали улыбку у меня на лице.

Я сдернул повязку с его глаз и поднял маску, открывая свое лицо.

Он стрельнул взглядом вверх. Всегда интересно, когда на них снисходит понимание. Иногда мне хочется записать на камеру эти моменты, чтобы снова и снова проигрывать, давясь со смеху.

– Т-т-ты. Я подстрелил… мы убили… и сожгли дом.

Идя против своих лучших суждений и совета своего психотерапевта, я спросил:

– Ты помнишь, что с ней сделал?

Джелен просел на стуле и рьяно закачал головой, словно находился на краю рыданий.

– Мне жаль, чувак. Я… прости…

– Я не спрашивал, что ты сейчас чувствуешь. Откровенно говоря, я бы трижды насрал на то, насколько тебе жаль. Я спросил, помнишь ли ты, что с ней сделал.

Покатывая головой по плечам, он прохныкал:

– Это… было не тем… что ты думаешь. Я не делал… ничего. Она дразнила нас, чувак. Она была… стриптизершей, так ведь? Снимала… одежду. Предлагала отсосать…

Ярость выстрелила по моим венам, словно огненными пулями, и я обрушивал кулаки на его лицо снова и снова, пока его глаза не распухли от ударов.

Прекрати. Хватит. Я мог услышать слова Алека, словно он стоял у меня за спиной, и мне пришлось уговаривать себя прекратить избивать этого жалостливого отморозка.

Он должен умереть медленно. Безжалостно. По правде говоря, я уже знал, что он сделал. Знал, что Джелен изнасиловал ее не только своим членом, но и дулом пистолета. Знал, что он тушил о нее свои сигары. Резал ее. Бил. Пока, наконец, они не пристрелили ее. И все это происходило пока я лежал, истекая кровью, находясь в полусознательном состоянии буквально в той же комнате.

Одних этих образов хватило, чтобы забросить меня в больницу из-за передозировки. Не будь я таким трусом, ввел бы себе серную кислоту в вену, чтобы выжечь эти воспоминания изнутри. Вот только это даст возможность ублюдку передо мной сбежать и жить дальше.

Мне все еще нужно было сделать свою работу.

Разминая шею, хрустя ею и поворачивая головой из стороны в сторону, я сделал глубокие вдохи.

– Мне… мне жаль из-за того, что я сделал. – Его слова слетели с хрипом, словно кровь стекала ему в горло.

– Я тебе не сраный священник. Всем жаль только перед смертью. Сколько раз она молила тебя сжалиться? Сколько раз просила прощение?

Его губы скривилась.

– Мне жаль, чувак.

Злость спиралью курсировала по моему телу, словно ураган, я схватил его лицо с рычанием и достал свой нож. Почувствовав нахлынувший адреналин в венах, я отрезал его ухо, сильно напрягая мышцы, так как он дергался в моей хватке. Я хотел бы сказать, что убийства хоть как-то задевали меня. Что пытки затрагивали какую-то часть моей души, насколько бы темной она не была. Но этого не было. Я отключался, наблюдая за убийствами, словно пассивный убийца. Внутри меня не было ничего, кроме пустоты, и чем скорее он умрет, тем быстрее я смогу заполнить эту дыру алкоголем, в котором так отчаянно нуждался.

Как быстро мужчину можно превратить в животное. В психопата, отключившего чувство морали.

Пришлось приложить некое усилие, но его ухо все-таки осталось у меня в руке, и я поднял его как трофей, пока гортанные крики рикошетили от стен здания.

– Ты, наверное, не слушаешь меня, Джелен. Мне трижды насрать на то, что тебе жаль.

Кашель и икание прорывалось сквозь его крики, и я бросил окровавленное ухо ему в лицо. Три года назад я бы побелел от страха, услышав о таком зверстве. Меня бы стошнило.

Но прямо сейчас я не чувствовал ничего. Кроме ненасытности.

Невмоготу было смотреть на парня, не видя свою жену, не видя слезы, стекающие по ее лицу. Не слыша мольбу, чтобы они остановились. Беспомощность узлами связала мой желудок, и руки сжались в кулаки по бокам.

Я сделал несколько глубоких вдохов. Добей его до конца. Его смерть должна была быть медленной и безжалостной, как и многие часы, на протяжении которых он пытал ее.

Не могу. Я сжал зубы так сильно, что почувствовал, будто они крошились у меня во рту.

Я снял цепи, а затем поднял его руки, удерживая наручники на руках и натянул его руки через плоскую поверхность, пока огибал гидравлический пресс, становясь напротив того места, где сидел Джелен.

– Когда-нибудь видел, как делаются пули?

Мой вопрос встретила интенсивность его скуления.

– Я всегда думал, что их выплавляют из свинца и придают им форму пули. – Сильный рывок за наручники прекратил его жалкие завывания. – А это не так! Тяжелый свинцовый брусок загружается в пресс, и используется херова куча давления, пока они формируют пули, сжимая металл. – Я сжал ладони с хлопком, и когда цепи зазвенели, Джелен поморщился, прежде чем его губы задрожали, а затем пролили на этот свет еще больше рыданий. – Интереснейшее дерьмо.

Возвращаясь на его сторону, я опустился на пол на колени.

– Так ты у нас поставщик оружия, а? Когда-нибудь задумывался, как они станут называть тебя, если у тебя не будет рук, чтобы делать поставки? – Под аккомпанемент его рикошетящих во мраке криков я улыбнулся, купаясь в его видимом страхе – том самом ужасном звуке, который разорвал мою грудь за мгновения до того, как в мою жену и сына были выпущены пули. – Гребаная ирония, не находишь? Ты бы мог стать безруким поставщиком после этого, – мой смех эхом разносился от стен.

– Пожалуйста, не… делай этого, мужик. Все, что хочешь…. Я дам тебе, все, что ты захочешь.

– В ту ночь, когда ты ворвался в мой дом, у тебя был выбор. Хорошее или плохое, – я схватился за рукоять пресса. – Ты выбрал неправильно.

Закрывая глаза, я призвал тьму из непроглядных теней своего разума. Его крики сотрясли мои мышцы, и я нажал на кнопку «пуск».

Глава 27

Шеф Кокс

– Ну и? Кто позвонил на этот раз? – Кокс обошел мужчину, пристегнутого к стулу ремнями, лоб которого был прижат к гидравлическому прессу. Как и на двух первых местах преступления, возле жертвы было написано: «Око за Око», в этот раз сверху на прессе.

– Первая смена. Его нашел один из работников завода. – Берк опустился на колено рядом с жертвой, когда коронер откинул голову мужчины назад. – Похоже, его не слабо избили. Лицо вздулось, словно воздушный шар. Ухо отрезано начисто.

– Вздутости по всему его телу, – произнес следователь, продолжая свой осмотр. – Синдром сдавления. Часто бывает при переломах.

Берк уставил на пулевое ранение как раз над местом, где было ухо парня.

– Пулевое ранение в голову. Что скажите, двадцать второй калибр, шеф?

– Скорее всего. – Кокс повернулся к менеджеру и владельцу здания, пока оба они удерживали дистанцию за полицейской лентой. – Нам можно это включить? Мы хотим приподнять пресс. Увидеть, что под ним.

– Да, вот включатель. Сбоку пресса.

– Готовы? – Кокс адресовал вопрос следователю, который все также вертел лицо мужчины в руках в перчатках.

– Да.

С этим Кокс подал сигнал о том, что запускает аппарат, и взрыв сдавленного воздуха заставил пресс подняться вверх.

– Ах, бл*дь! Бл*дь! – Берк крутнулся на месте, прикрыв рот рукой, когда стала видна запекшаяся кровь под ходовой частью пресса. – Какого хера?

– Если тебя вырвет на моем месте преступления, я отправлю тебя работать парковщиком, пока ты, мать твою, не выйдешь на свою гребаную пенсию, – рыкнул Кокс.

– Переломы обеих рук и кистей, – следователь продолжил свою оценку, цитируя замечания во время осмотра жертвы. – Кости полностью раздроблены. Осколочный перелом, и я бы сказал, что фрагменты кости не больше дюйма. Кожа потрескалась, открыв плоть мышц изнутри. Суставные капсулы и связки порваны, отчего сустав оказался полностью вывихнут.

Кровь покрывала поверхность пресса, стекая с нее через бортики и на пол, собираясь лужицей возле раздробленной руки под выкрученным в неестественном положении толстым пальцем. Взгляд Кокса привлек белый клочок.

– Дай мне пинцет, Берк, – натянув пару перчаток, он поднял белый клочок, словно в игре «Операция».

Развернув его, он увидел цифру три.

Глава 28

Обри

Крики выдернули меня из сна, и я подскочила на кровати: голова качалась вперед и назад, вдохи и выдохи словно старались перегнать друг друга, а мышцы дрожали. Я впитала тишину своей комнаты, темноту, которую, казалось, не нарушало ничего, кроме трепета штор, танцующих в ритм бризу, доносившемуся из моего разбитого окна.

Всего лишь сон.

Ложась назад на подушку, я прильнула к теплоте своего одеяла, когда еще один душераздирающий крик, на этот раз пронизанный мукой и болью, эхом отбился от моей двери.

Ник.

Я выпрыгнула из кровати, шлепая ногами по полу и направляясь к двери, прикладывая ухо к деревянной панели.

– Лена! Лена! Нет! Проклятые отморозки! Нет! Мы убьем вас! Мы всех вас убьем!

Мы?

Я открыла дверь, находя Блу с тревожно торчащими ушками, словно он спрашивал: «Ты слышишь, что происходит?». Его скуление сказало мне, что он переживал о своем хозяине, и рычал не так сильно, как обычно, когда я на цыпочках прошла мимо него к приоткрытой двери в комнату Ника.

Сжимая дверной косяк, я наблюдала за тем, как Ник всем телом метался в кровати, которая ударялась при этом о стену. Простыни превратились в белый комок вокруг него. Ник выгнул спину, создавая идеальную арку агонии, а мышцы были настолько напряжены, что выглядели, словно порвутся под кожей. Его удары в воздух и рычание сдавливали мое сердце, пока я смотрела, как он страдал во сне.

Порыв ринуться к нему и успокоить, заставил меня толкнуть дверь и увеличить щель.

Нет. Не делай этого.

– Не делай этого! Джей! – Его локоть отскочил от стены при ударе и прервал мои шаги.

Что за имена он выкрикивал в сне? Почему он звучал, словно вовлечен во что-то реальное, словно по-настоящему терпит боль и мучение?

Блеск капель пота, покрывающего его кожу, был заметен в свете луны. Его брови сошлись вместе под тяжестью боли, а тело тряслось, как и мое.

– Ник, – прошептала я. Порыв лечь рядом с ним и успокоить тянул меня вглубь комнаты, словно инстинкт манил меня пойти к нему и унять его агонию.

Мужчина обмяк на кровати и воздух пронзил поток ругательств.

Пятясь назад к двери, я выскользнула из комнаты в момент, когда его глаза распахнулись. Сердце грохотало о ребра, и я ахнула, чуть не промахнувшись дверным проемом.

Из коридора я заглянула в щель, наблюдая, как он вертикально уселся на самом краю кровати, удерживая голову руками и раскачиваясь вперед и назад. Его частое дыхание прерывалось хныканьем, и я уловила блеск чего-то, что он вытащил из тумбочки рядом с собой.

Его рука дрожала, пока, ровно удерживая длинное лезвие, Ник надрезал свою кожу.

Чуткий голос выкрикивал откуда-то изнутри меня – я укоренила его там в раннем возрасте, чтобы излечивать других, благодаря моей прекрасной матери. Именно он стал причиной, по которой я решила работать психотерапевтом – чувствовала желание помочь чьей-то боли. Видение Ника таким, хоть он и был моим похитителем, вызывало во мне не меньше сожаления. Боль раскрылась внутри моего сердца, словно цветок, когда он принялся встряхивать свою покрытую шрамами руку.

Каким бы жестоким или доминирующим он не казался, этот мужчина был сломлен. Терзаемый чем-то. Разрушенный неведомой болью.

От чего?

Это был вопрос, который подобно чуме, заполнил мой разум, пока босые ноги несли меня назад в свою комнату.

***

Закрыв книгу, я отложила ее на кровать рядом с собой и уселась прямо, когда Ник появился в дверном проеме моей комнаты с примерно дюжиной пакетов в руках. Войдя, он поставил их все на пол, вышел, взял коробки с обувью и коробку молочно-голубого цвета, внося все это и ставя в центре комнаты.

Хоть содержимое и оставалось неизвестным, я не могла перестать пялиться на руку, где, я знала, начал формировать новый шрам.

Я скользнула ногами с края кровати, до сих пор неуверенная, что, черт возьми, происходит, но любопытство взяло верх, и с легким кивком от Ника, дающим мне разрешение, я подползла к коробкам.

В каждой я нашла изобилие платьев, рубашек, джинсов, маек, трусиков и туалетных принадлежностей. Две коробки с обувью – пара кедов-чаксов и берцы, обувь именно того стиля, который я предпочитала до встречи с Майклом. Словно Ник каким-то образом выдернул их из моего прошлого.

– Я не… выбирал это, – Ник нарушил тишину.

– Нет, это… вещи классные, – мой взгляд бы приклеен к пакетам с одеждой, и я подарила ему полуулыбку. – Спасибо… за то, что делаешь это. Я соскучилась по обычной одежде.

Я чертовски сильно хотела спросить его о прошлой ночи, о кошмаре и порезе, об именах, которые он выкрикивал. Благодаря длинному рукаву его куртки, я поймала лишь малюсенький кусочек кожи, исполосованный шрамами.

– Ты носила такую одежду?

– Ага, до того, как стала женой политика, после чего мой гардероб изменился на кашемир и шелк. И жемчуг, – я покачала головой от этой мысли. – Двадцать четыре года, а уже жемчуг. Единственная женщина в моей жизни, носившая жемчуг, была моя бабушка.

Сунув руки в карманы джинсов, Ник пожал плечами.

– Не знаю, кажется, соответствует работе жены богатенького политика.

Я принялась играть шнурками чаксов.

– На самом деле, это не соответствовало ни одной из моих работ. Особенно не той, для которой одеваешься, чтобы упасть и вываляться в грязи.

– Кем же ты, бл*дь, работала? Борцом в грязи?

Смех вырвался из моей груди, и звук показался таким странным. Я не смеялась так долго, и по хмурому выражению на лице Ника, он тоже чувствовал себя странно.

– Нет. Я была психотерапевтом. Мне нужно было выходить на работу раз в неделю, и обычно это было во время одной из встреч Майкла за городом. Каждую среду мне давалось ровно три часа блаженства.

– Что ты там делала? Передавала фото своего мужа молодым впечатлительным будущим избирателям.

Я опустила взгляд, и моя улыбка померкла.

– Кажется, я обманом заставила всех думать, что я всего лишь кукла, – притягивая колени к груди, я обняла их руками. – Хорошо для меня. Важнее всего, как именно ты выживаешь. Мне нравится думать, что в некоторые дни за те три часа я делала больше добра, чем за всю свою жизнь.

– И что заставило тебя пойти в психотерапевты? – Он скрестил руки на груди и оперся о стену.

– Ну… – Из меня вырвался смешок, похожий на икоту. – Внутри каждого психотерапевта живет пациент, – я пожала плечами, до сих пор играя со шнурком. – Мне сначала самой нужно было разобраться с несколькими вещами, так что я думала, что помощь другим научит меня, как это сделать.

– Поэтому ты порезала себе вены? Пытаясь разобраться?

«Зачем ты порезал себя?» – хотелось спросить мне. Прошла неделя с тех пор, как он увидел шрам на моем запястье, и я думала, что он забыл о нем.

– Ты первый.

Он покачал головой.

– Нет. Рассказывай. Почему ты пыталась наложить на себя руки?

– Какая разница? – Парой дней ранее он спросил меня, чем отличался мой шрам от других. – Это вставляет палки в колеса твоих планов, или что-то в этом роде? Почему ты кипятишься по этому поводу? Это делает меня испорченным товаром для какого бы там ни было плешивого толстозадого отморозка, которому ты собираешься меня сбагрить?

Подергивание на его щеке дало мне понять, что он хотел засмеяться, хотя мудро сдержался, отчего мои мышцы окатило злостью.

– Я не говорил, что кипячусь. – Ровный, полный серьезности тон его голоса когтями вцепился в мое терпение. Мне хотелось узнать его секреты, а не раскрывать свои. – Я сказал, что хочу узнать, почему ты это сделала.

Нет. Это был ящик, который я так прекрасно умудрялась оставить закрытым, и не намеревалась открывать его кому-либо. Особенно ему. Будучи психотерапевтом, ранимость – была вещью, которую я научилась держать при себе. Одно дело – рассказывать студенту на лекциях что и к чему, но другое – выпустить секреты из темного ящика. Это был мой ящик. Он мог получить любую другую историю, любой другой ящик из моей головы, кроме этого.

– Спроси о другом. Я не хочу говорить об этом.

– Хорошо. Как насчет того шрама, что на твоей спине? – Всего лишь одна рана, нанесенная с неестественным зверством, хоть и несущая в себе больше злости, чем боли.

– Я ушла на похороны отца и не сказала Майклу.

Ник кратко нахмурился, отчего кожа на лбу собралась складками.

– Он шрамировал тебя потому что ты пошла на похороны своего отца?

– Нет. Он шрамировал меня за то, что я нарушила одно из его правил. Не сказала ему, куда собиралась, поэтому он привязал меня к столбу в подвале и отхлестал. – Садясь на задницу, я прижалась спиной к стене у кровати недалеко от места, где он поставил пакеты с одеждой. – Он оставил меня там на три дня. Врач приезжал к нам домой, чтобы проверять раны и не допустить обезвоживание организма.

– Врач приезжал к тебе, а ты ни разу не заявила о том, что Каллин сделал с тобой?

– Кому, Ник? – Я машинально потерла внутреннюю часть ладони большим пальцем. – Ему принадлежит полиция. Врач не сказал бы ни душе, не рискнул бы, потому что, после такого его язык отрезали бы и выбросили в сточную канаву. Некуда было бежать. У него везде связи. – Жизнь с Майклом походила на ловушку, в которую тебя поймал диктатор в чужой стране, где ты окружен людьми, которые не говорят на твоем языке.

– Какого хера ты вообще влюбилась в этот кусок дерьма? Зачем вышла за него замуж? – спросил Ник.

– Люди вступают в брак по разным причинам. Моя не имела ничего общего с любовью. Я потеряла веру в романтическую любовь.

Ник ничего не ответил, просто уставился на меня.

– Теперь ты.

Его взгляд скользнул в сторону от меня, и я ожидала, что он проигнорирует вопрос, так и останется козлом и оставит меня здесь сидеть с открытой раной, пока будет уходить. Удивив меня, он провел рукой по голове, поверх шрама.

– Я получил пулю в череп. Провел год на физиотерапии, психотерапии и еще хер-знает-какой-терапии. Иногда у меня все еще случаются проблемы со словами, и я больше не могу выполнять тяжелую работу правой рукой. Поэтому пришлось научиться стрелять левой. – И словно он смог предвидеть мой следующий вопрос, Ник покачал головой. – Это все, что я тебе скажу.

Маленькими шажками. Со временем я, может, и разберусь, что преследует его во сне, но на данный момент я узнала немного больше о нем. Он узнал немного обо мне, что, я надеялась, поможет изменить его какие бы там ни было предвзятые мысли, составленные о фальшивой персоне, в роли которой он видел меня по телевизору. Я не была той женщиной. Черт, я бы чувствовала к ней отвращение, если бы не знала благородного человека, скрытого где-то под поверхностью.

Опуская взгляд, я уставилась на молочно-голубую коробку и мои глаза расширились. Книги лежали в ней одна на одной, и, изучив каждую обложку, я не смогла не улыбнуться. Фолкнер. Шекспир. Теннесси Уильямс. Харпер Ли и мой любимый По. Даже несколько романов вдобавок. Я снова подняла глаза на Ника.

– Ты принес мне книги?

– Было местечко, в которое я часто заглядывал давным-давно. «Кингстонс Бук». У них есть много старой классики.

Я подняла голову.

– Ты зависал в книжном магазине? Я в шоке.

Его глаза метнулись в сторону от моих, и ямочки заплясали на его щеках.

– Я заходил туда не только за книгами, – улыбка на его лице увяла, превратившись во что-то более серьезное. – Там мы встретились с моей женой.

Попытка не пялиться на его безымянный палец, должно быть, заставила мои глаза бегать во все стороны, словно у наркомана.

– Ты… женат?

Он фыркнул и прочистил горло.

– Она… мм… умерла.

Это была Лена? Имя, которое он выкрикивал во сне? Я никогда не ладила со словами, так что сфокусировала взгляд на книгах на коленях, поджимая губы прежде, чем наконец сказать:

– Ник, мне жаль.

– Так или иначе, владелец магазина сказал, что эти книги были одними из его любимых, так что я прихватил их все.

– Я люблю их. Спасибо, – и снова наши взгляды столкнулись, и я почувствовала что-то другое в Нике – любопытство, горящее в моей голове. Мертвая жена? Получил пулю в череп? Вопросы начинали накапливаться, что означало, я начала собирать кривой пазл в своей голове, сначала складывая угловые и боковые фрагменты в надежде, что в итоге доберусь до центра. – Ты долго собираешься меня удерживать, да?

– Столько, сколько потребуется.

Конечно, его холодное и отстраненное поведение сделает этот пазл одним из самых запутанных, что мне приходилось складывать.

– Для чего именно?

Его брови взлетели вверх.

– Если бы я тебе сказал, мне пришлось бы тебя убить. Давай останемся в хороших отношениях.

Глава 29

Обри

Неделя пролетела незаметно, и Ник оставался отстраненным, появляясь лишь, чтобы принести мне еду. Он не прикоснулся ко мне с тех пор, как я принимала душ, и говорил не особо много. Я держала свои мысли при себе, когда он находился рядом, рисовала в своем альбоме или читала большую часть времени и бродила по дому, как только он уходил. Пока я оставалась подальше от входной двери, Блу, казалось, был не против того, что я исследую дом.