Текст книги "Рикошет (ЛП)"
Автор книги: Кери Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Затем на меня снизошло понимание. Вывернуло наизнанку, болью сжало душу. Такой болью, от которой ныла каждая кость в моем теле, каждая мышца при новой попытке сделать вдох. Такая боль, которая заставит человека запереться в себе и умереть.
Я не могла произнести вслух слов, которые врезались мне в грудь, словно груша для сноса зданий, сокрушая мое сердце. Он мертв. Он умер.
Нет. Невозможно.
Мне хотелось побежать за ним прямо в здание. Другая часть меня жаждала смерти, которой под силу обнять и забрать с собой. Раздвоение парализовало.
Нет. Не может быть, чтобы настолько сильный человек встретил такой бессмысленный конец. Он заслужил большего.
Офицер, вцепившийся в меня, когда прогремел первый взрыв, стоял в стороне, разговаривал с медиками, излагая ответы, которые в своем сердце я не могла принять.
– Сколько из них было внутри?
– Похоже, многие из истсайдских и вестсайдских банд. Я бы сказал, около двух десятков убитых на первом этаже. В подвале? Двое, это точно. Подкрепление только прибыло, когда прогремел первый взрыв, и они не видели никого с западного или южного выхода, поэтому, насколько я знаю, Майкл Каллин и Николас Райдер были единственными на нижнем уровне. Туннели вывели туда, и мы не видели, чтобы кто-то вышел. Поэтому мне... смею предположить, что они мертвы.
Мертвы.
Это слово повторялось в моей голове, бесконечная агония когтями сжимала живот. Он не мертв. Он не может быть мертвым.
– Вы чувствуете какую-нибудь боль? – голос медика резко прозвучал над моим ухом, и я повернулась к ней лицом. Она выглядела усталой, с морщинами в уголках глаз и темными кругами под ними.
– Что? – слово слетело непроизвольно, когда я переваривала вопрос. Чувствовала ли я боль? – Да.
– Вы можете сказать мне, где именно больно?
Жжение укололо нос, и я зажмурилась, когда ее облик размылся за пеленой слез.
– Везде.
Глава 53
Обри
Если я не думала о нем, то это было в те краткие моменты забытья. Моменты безумия, когда чему-то в мире удавалось отвлечь меня. Я стала сломленной женщиной, которая могла лишь двигаться. Пустой внутри.
Прошла почти неделя с момента пожара, а я все еще не могла функционировать.
Даже так, я все равно смотрела на серые стены маленькой комнатки, которая каким-то образом оставляла металлический привкус в моем горле, вероятно, из-за всей стали в таком маленьком пространстве. Стол. Оружие. Мои нервы.
Я должна была упиваться своей новообретенной свободой.
Вот только мой мир был похож на клетку, в которой я стала добровольным пленником.
Он был мне нужен. Я могла почувствовать призрачные ощущения на моей коже всякий раз вспоминая первую ночь, когда мы занимались любовью. В течение многих лет я носила свою броню, отбивая боль, но стала ничем иным, как пустой раковиной, на грани того, чтобы быть разбитой на миллион осколков.
– Вы сказали, что человек, который вас похитил, утверждал, что его звали Николас Джеймс Райдер? Тот самый Николас Джеймс Райдер, который якобы погиб в пожаре три года назад?
Следователь, имя которого я не могла вспомнить, сидел напротив меня в комнате для допросов. Я сидела там часами, словно преступник.
– Да.
– И он признался, что был убийцей Око за Око, а также Ахиллесом Х, вроде средства возмездия за то, что было сделано с его семьей?
– Да. – Я давала короткие ответы, как и натренировал меня мой адвокат.
– И именно ваш муж якобы отвечал за убийство всей его семьи?
– Это то, что он сказал.
Он сделал паузу, записывая.
– То, что сказал кто?
Я изучала рубцы на его лице и заметила, что пот обильно стекал под воротник его рубашки. Хлопья перхоти усеивали его темно-серый пиджак, и мой взгляд взметнулся к неопрятной копне жирных каштановых волос. Рядом с ним стоял картонный стаканчик, от которого доносился запах дешевого кофе. Я стала сосудом, впитывающим наблюдения, сохраняя мысли и беседы. Немой коробкой секретов.
– Ник.
Телевизор, висящий в углу комнаты позади него, показал Ахиллеса Х, его лицо в маске говорило безмолвно, так как звук был выключен. Текст большими буками бежал по экрану и нес то же самое мучительное сообщение, которое слышалось последние два дня, поскольку репортеры новостей сложили историю:
«Жители Детройта. Если вы смотрите это видео, значит, я уже мертв. Ваш мэр нарушил очень торжественную клятву защищать вас и служить вам. Он убийца, вор и лжец. Я собирался раскрыть себя, но Ахиллес Х больше, чем то, что скрыто под этой маской. Больше, чем плоть и кость. Неважно, кто я. Я всего лишь раковина для вмещения веры, разделяемой всеми нами. Speramus meliora resurget cineribus . Детройт восстанет из пепла (прим. пер. – девиз Детройта). Операция «Отбор». Операция «Дьявольская ночь». Завершены».
– Это не имеет смысла, – следователь покачал головой, отвлекая мое внимание от экрана. – Существует две совершенно разные личности, когда дело доходит до этих преступлений. Моя теория по-прежнему заключается в том, что Ахиллес Х и убийца Око за Око – два человека, работающих вместе.
– Она сказала вам то, что сказали ей, – мой адвокат сидел рядом со мной, перелистывая заметки, которые сделал во время допроса. В отличие от следователя, Майлз был чисто выбрит, с ухоженными ногтями и носил очки в тонкой оправе, которые придавали умный вид. – Мы будем сидеть здесь и продолжать повторять одни и те же вопросы? Моя клиентка пережила очень тяжелую неделю.
– Еще один… вопрос. Есть кто-нибудь, у кого могло бы быть недовольство вашим мужем? Вендетта? Помимо Николаса Райдера, который, по вашим утверждениям, был Ахиллесом Х?
Не давай им больше, чем необходимо. Оттолкни правду. Не позволяй им увидеть ее на своем лице. Я чувствовала себя преступником, но единственный настоящий преступник умер в том огне.
Я не могла сосчитать количество людей, которые могли захотеть отомстить моему мужу, всех этих призраков, шепчущих мне на ухо в тот момент. Я бы не позволила, чтобы Майкла считали жертвой, когда он сам превратил в жертв стольких людей. Я могла бы предоставить список имен. Людей, которые стали жертвами насилия Майкла, включая нашу собственную горничную, Элизу, которой отрезали язык, когда она спросила о фотографиях, найдя их во время уборки его кабинета. У полиции были улики. У них были доказательства. Все, что еще может привлечь к ответу не того человека и неизбежно заставить их боготворимого политика выглядеть мучеником.
– Мой муж нажил множество врагов в этом городе. У вас есть признание Юлия.
Губы следователя сжались в жесткую линию, он отвел взгляд от меня и резко кивнул.
– Если у нас возникнут другие вопросы, мы свяжемся. Приношу свои соболезнования по поводу вашей потери.
К черту Майкла. Я ненавидела принимать любое выражение сочувствия к нему, но это была игра, в которую я должна была играть.
– Спасибо, – я кивнула, чувствуя головокружение, когда встала со стула.
С момента взрыва у меня часто кружилась голова. Часть меня задавалась вопросом: обрету ли я вновь связь с миром? Смогу ли когда-нибудь ощутить себя цельной?
Вторую часть меня это просто не волновало.
Глава 54
Обри
С пристани я смотрела на океан, который окружал остров Бока-Чика – небольшой кусочек рая недалеко от Тихоокеанского побережья Панамы. Красные и оранжевые цвета испещрили полосами спокойную поверхность, отражающую небо, когда солнце начало заходить позади меня. Я никогда не пропускала закаты.
Получив страховку Майкла после его смерти, я смогла купить за наличные великолепную виллу, расположенную на более чем семидесяти акрах джунглей и фруктовых деревьев, с видом на крепость Ислита Кастильо на расстоянии. Я сочла это заслуженным удовольствием после пары месяцев изнурительных допросов и судебных процессов, на которых я играла лишь небольшую роль как жертвы похищения, так и скорбящей вдовы.
Имена были предоставлены подельниками Майкла и обменены на помилования и уменьшение срока заключения. Сделки Майкла были расследованы, его священный офис был разнесен в пух и прах. Самая душераздирающая часть всего этого всплыла во время признания Брэндона Мелоуна, который подробно описал жуткое и ужасное нападение на Ника и его семью. Он рассказал о жестоких пытках, которым его банда подвергла жену и сына Ника в ночь их убийства, и мое сердце сжалось, когда он рассказал, каким образом они избавились от них в конце по приказу Майкла.
От порыва ветра записка в моей руке зашелестела – та самая, которую я закопала в пепле в ночь, когда проснулась от наркотика. Последняя частичка, оставшаяся от мужчины, которого я любила.
Или мужчин, как оказалось.
В ней говорилось о месте, которое он видел однажды. Острове, что был слишком совершенным, чтобы быть правдой, и был расположен недалеко от побережья Панамы. В моем новом доме я нашла густые мангровые заросли, пушистый белый песок, нетронутые коралловые рифы и скрытые пещеры.
Мой собственный рай.
Я никогда не планировала быть окруженной тем, чего боялась, но такова была жизнь. Утопление и воскрешение каким-то образом успокоили мой страх воды – достаточно, чтобы я продолжала погружаться в тишину океана по ночам, когда чувствовала себя одинокой, мечтая о том, как руки Ника приведут мое тело к оргазму. Мое сердце ощущалось пустошью, но было дома в частном и уединенном стеклянном сооружении, среди густых вековых деревьев манго и экзотических существ. Днем я собирала авокадо и бананы. Ночью наблюдала, как луна поднимается над спокойными, умиротворенными водами.
Через пару недель после взрыва на заводе, когда я еще не перестала быть под пристальным взглядом следователей и специалистов или телохранителей, защищавших меня от возмездия, я вернулась в тот заброшенный особняк, где меня держали в плену. Я не ожидала найти конверт. Разумеется, они наверняка нашли бы его, когда обыскивали дом. Но он лежал там, спрятанный в пепле камина, где я его и оставила. Когда суета вокруг меня наконец утихла, я спокойно прочитала его. Каждое слово.
Ник оставил мне номера своих банковских счетов – доступ к миллионам долларов, которые я действительно никогда не потрачу на себя. Я пожертвовала часть денег местным школам и организациям Панамы по исследованию сердца. Ник также оставил мне указания в том, что говорить следователям и адвокатам во время судебных процессов.
Флешка содержала величайшие секреты. Я потратила время, чтобы изучить медицинские записи и выворачивающий наизнанку диагноз его диссоциативной личности, считающейся результатом травмы и посттравматического стресса.
Также я нашла два билета на самолет, словно он мог передумать и поехать со мной.
Тьма украла свет дня, и я потянулась к животу, потирая там, где маленькая выпуклость становилась заметной под моим платьем.
Частичка человека, которого я любила, росла внутри меня.
Я свистнула Ахиллесу – моему черному кане-корсо, который мчался через пляж и вилял хвостом, последовав за мной. Улыбаясь, я прижала письмо к груди и снова направилась к большому дому, крытому соломенной крышей, расположенному всего в нескольких ярдах от пристани.
Оказавшись внутри, я оставила письмо на гранитной столешнице кухни для гурманов. Пространство было спроектировано с самыми современными удобствами – современной мебелью, смешанной с классикой острова. Мебель была завезена с Бали, и повсюду были развешены захватывающие картины, предоставленные местными художниками. Такое странное противоречие цивилизации в древнем мире.
Я направилась к спальне, где королевского размера кровать ручной работы от плотников Панамы стояла пустой, убранной служанкой, которая приезжала на лодке каждое утро и делилась историями о своей семье. Она была доброй, пожилой женщиной, которая часто приносила мне вкусности. Я никогда столько не баловала себя латинской кухней, пока не приехала сюда, и после первого укуса я не знала, как я так долго жила без нее. Это была пища для души.
Одну из шести спален в доме со слишком большой двухместной кроватью я превратила в художественный уголок. Там я провела несколько часов, пытаясь уловить его лицо – тени и впадины на его выдающемся подбородке и выточенных щеках, и глаза, которые вырывали мое сердце, когда оживали на холсте.
Стянув волосы назад в хвост, я стояла перед огромным зеркалом, глядя на свои затвердевшие соски. Тонкое красное шелковое платье, которое я носила, свободно висело спереди, позволяя половине каждой груди выглядывать из-под широкого выреза. Я стала существом простоты, и если бы не сторож, который жил всего в нескольких сотнях футов от дома, я бы, наверное, ходила обнаженной большую часть дня, потому что могла.
Затылка коснулся слабый ветерок.
В отражении зеркала мои глаза зацепились за маленькую щель между толстыми двойными дверьми позади меня. Взяв пистолет в верхнем ящике комода, я развернулась, наклоняя голову, чтобы убедиться, и пересекла комнату, где толкнула дверь, чтобы выглянуть на улицу. На палубе гамак очень быстро раскачивался на ветру, но все, казалось, оставалось безмятежным.
«Ахиллес залаял бы», – напомнила я себе.
Единственным другим человеком на восточной стороне острова был Матэус, землевладелец, которому принадлежали целые кварталы. На самом деле преступность не была проблемой, но расследование дел Майкла привело к тому, что были замешаны и арестованы известные члены банд и политические деятели. Иногда я тревожилась о том, что они пришли за мной в поисках возмездия.
Закрыв дверь, я быстро, но с опаской прошлась по дому и как только осталась довольна поиском, отложила пистолет на тумбочку и нырнула в кровать.
Из ящика тумбочки я взяла книгу – «Заклеймить Спящую Красавицу» А. Н. Роклора.
Скользнув под край своего платья, я читала, молча покатывая пальцами между бедер, пока Принц продолжал клеймить Красавицу. Я находила какое-то извращенное наслаждение в одиночестве, ночь за ночью, фантазируя о Нике. Мое сердце отказывалось двигаться дальше.
Минуты шли, веки тяжелели, мозг погружался и выплывал из состояния бодрствования и сновидений. Тепло пульсировало по моему телу, согревая кожу, и мышцы стали мягкими, продолжая дрейфовать и дрейфовать.
Призрачное прикосновение дотронулось моей тазовой кости, пока я лежала на боку в постели. Я вздохнула и подняла руки над головой, сдавшись фантазии, проникающей в мое сознание. Пальцы скользнули между бедер, отодвигая трусики, и я не могла сказать, были ли это мои пальцы или принадлежали моей иллюзии Ника.
Удовольствие исходило из моего лона, направлялось к пальцам ног и рук восхитительными волнами, на которых мои бедра покачивались медленными, мучительными кругами. Боже, это было так чертовски хорошо. Я не хотела просыпаться. Я хотела остаться во сне, навсегда в состоянии экстаза, с призрачными пальцами Ника, входящими и выходящими из меня в идеальном синхронном движении на пике моего оргазма. Как будто он знал мое тело лучше, чем я.
– Ник, – прошептала я. – С тобой так... хорошо. – Я ласкала свою грудь, мой язык скользил по губам, в то время как жар охватывал мое тело.
– Я смотрел, как ты трогаешь себя. Ты такая чертовски влажная, такая узкая.
О, боже, его голос был таким отчетливым, таким ярким в моей голове, что один только его звук чуть не толкнул меня к краю, но его пальцы снова замедлились, и меня окутало туманом сонливости. Отчаявшись, я сосредоточилась, не желая терять момент.
Нет, пожалуйста. Позволь мне это! Мне нужно это освобождение!
Мои глаза открылись. Я подняла руку, но ощущения продолжались, и мои мышцы сжались от мгновенной паники. Ни одной из своих рук я не касалась себя между ног. Одной рукой я ласкала свою грудь, другая оставалась над головой, и что-то сжалось вокруг моего запястья.
Тем не менее стенки моего влагалища все еще захватывали то, что казалось длинными пальцами внутри меня.
Я резко выдохнула.
– Кончи для меня, Обри.
Этот голос! Такой насыщенный и хриплый, он щекотал мою грудь. Неповторимый голос Ника.
Это он. В моей постели. Он настоящий. Не сон.
Извиваясь под ним, я боролась с нарастающим давлением, жар внутри меня пульсировал, закручиваясь, обещая самое изысканное освобождение.
Нет! Нет! Мой разум протестовал, желая убедиться, что человек действительно был им.
В отчаянном метании между разумом и телом я попытался оттолкнуть неизбежное напряжение внутри живота, но трение по моей неукротимой и голодной плоти и напряженность в моих мышцах заявили, что сопротивление бесполезно. Мои мышцы стали жесткими, задрожали от воздержания, борясь с возбуждением. Я хотела повернуться и посмотреть на его лицо, чтобы убедиться, что это не какой-то долбаный псих с предсмертным желанием, но оргазм обрушился на меня, и все, что я могла сделать, – это лежать там, позволяя ощущениям парализовать меня, утащить меня под поверхность.
Волны экстаза гудели в моем теле, распространяясь, точно пламя, по моим мышцам, преследуемые покалыванием и провоцирующие головокружение. Сжав простынь свободной рукой, я вцепилась зубами в руку, выругавшись в свою же кожу. Спина изогнулась, мышцы туго натянулись, тело действовало по своей воле, переживая самый интенсивный оргазм, который был у меня за последние пару месяцев.
Пока мой разум задавался вопросом «Какого хера?», я закричала, сознаваясь в том, что он уже знал, так как его пальцы неумолимо вели меня ко второму оргазму, быстро и влажно скользя, отчего при каждом движении их втягивало в себя мое тело. Его большой палец ласкал мой клитор, погружаясь во влажность, затем размазывая ее по чувствительному, и к тому же предательскому, маленькому бутону. Мой собственный стон гудел в моей голове, и я извивалась, судорожно напрягаясь от пламени внутри моих мышц.
Пошел ты! Пошел ты! Мое сознание закричало внутри своей клетки, пока очередной оргазм взорвался в моем теле, посылая вспышки света под моими веками.
– О, боже, Ник. Я ненавижу тебя. Я, бл*дь, ненавижу тебя, – я хотела рыдать в подушку и выть от предательства, которое я вдруг почувствовала, но эти выстрелы удовольствия пронзали мои вены, взрыв холодным покалыванием тушил пламя в импульсах, которые заставили меня улыбаться вместо того, чтобы нахмуриться – истинное противоречие абсолютного блаженства и ярости, танго внутри меня.
– Даже выразить не могу, как меня волнует, когда ты снова произносишь мое имя, – его пальцы выскользнули из меня. – Я скучал по твоему вкусу, – в его груди раздался рык, и когда меня схватили за горло, я взяла пистолет с тумбочки, перекрыла рукой свое тело, вжав дуло в то, что я считала подбородком.
– Ахиллес Х?
– Привет, револьверные губки, – его хватка ослабела, и перекатившись на мужчину, я оседлала его тело, отчего его эрекция прижалась к моей заднице. Я наставила на него пистолет.
Когда он стянул лыжную маску, его губы, которые так чертовски сильно хотелось поцеловать, растянулись в ухмылке.
– Разве родители не учили тебя запирать двери?
Великолепные голубые глаза, которые я никогда не думала, что увижу, снова заставили сердитую тираду разгореться внутри меня, только она умерла на моих губах. Ник. Ахиллес. Алек Вон. Один и тот же человек, смотрел на меня с таким выражением, от которого трусики на мне становились влажными, и задница упиралась в его член. Тот вид волнения, который приходит только с мечтами, потому что как еще можно объяснить, почему я не превращаюсь в месиво из горя и слез при виде его?
– Что... что ты такое? – Слова скатились с языка, когда я мысленно искала связь. – Понятно. Я рехнулась, – я провела рукой по волосам, приступ паники пополз по моему позвоночнику. – Вот, дерьмо, я сошла с ума. Я вижу призраков.
Игнорируя пистолет и мое расстройство, он протянул руку, кончики пальцев протанцевали вдоль хребта по моему платью.
– Черт… никогда не видел тебя в красном, но теперь не могу представить тебя в каком-нибудь другом цвете. Ты всегда спишь в платье или знала, что сегодня я приду за тобой?
Этот голос. Его голос. Словно дрессированная собака, мои бедра сжались от волнения, поразившего мое сердце. Мой желудок стянуло в узел, когда холодок поднялся по моему позвоночнику, умоляя о повторении того, что он совершил всего несколько минут назад.
Конечно, я, должно быть, сплю. Мне снился этот сценарий, по крайней мере, раз десять, как днем, так и ночью – фантазия, в которой он приходил ко мне, держал меня в плену и ласкал мое тело часами. Я превратилась в странную девушку с извращенным фетишем быть похищенной, которая засыпала от эротических историй о том, чтобы быть сметенной, заключенной в темные фантазии, о которых я никогда не думала до появления Ника.
Его прикосновение задержалось на моей щеке, и если бы не его взгляд, я бы накрыла его руку своей, чтобы сохранить ощущение. Если бы он был там, на самом деле там, то:
– Почему Ахиллес не залаял?
Его брови взлетели.
– Ты назвала свою собаку в мою честь? Я польщен. По-видимому, он не обучен убивать злоумышленников, особенно тех, кто вооружен угощениями для него.
– Хитро.
По телу пробежал новый порыв гнева, в противовес которому стало возбуждение от того, что он был в моей спальне, где я планировала взять его в плен, если он не убьет меня первым. Я ненавидела его за то, что он заставлял меня чувствовать то, что я ощущала в течение стольких месяцев, но, черт возьми, если бы мое тело могло сердиться на него. Часть меня хотела прыгнуть в его объятия.
– Я думала, ты умер.
Его взгляд задержался на моих губах, когда челюсти напряглись.
– Я выбежал. Дверь в подвале привела меня в туннель, который выходил через заброшенное здание в двух кварталах ниже, – он взглянул на пистолет, который я направляла на него, как доказательство недоверия того, что он был жив. – Собираешься меня пристрелить?
Он выжил. Был жив все это время?
Путаница внутри моего тела вращалась, как торнадо, изгоняя случайные эмоции, которые не имели смысла. Такие неуместные, влияющие на мои слова и реакции. Счастье. Печаль. Злость. Неверие. Абсолютный хаос, скручивающийся под моей кожей.
Я хотела кричать на него, но смогла только улыбнуться. Хотела поцеловать его, но палец дернулся к курку. Мое сердце похолодело от жалости и недоверия перед тем, что я проснусь от разочарования. Руки жгло от пощечины, которая так и хотела сорваться по его щеке.
Я опустила пистолет, ощутив боль стольких ночей, когда я думала, что потеряла его. Почти потеряла себя.
– Твое тело радо меня видеть, – он сунул два пальца в рот и облизал их, заведомо провоцируя во мне дрожь от позвоночника к киске. Ему хватило наглости снова улыбнуться. – Все еще сладкая, как и всегда.
Ярость и волнение горели в моей крови.
Стремление ударить и поцеловать было слишком велико! Резкое жжение царапнуло по черепу, когда я заскрежетала зубами. Часы боли, слез, неверия, горя, гнева, восприятия. Ради ничего. Ничего.
– Все это время ты... и ты не...
Онемение перелилось от моего сердца в конечности, покалывая в кончиках пальцев, и я почувствовала свет – такой, какой вы чувствуете во сне. Спала ли я? Я все еще не знала точно. Слезы грозились политься из глаз, чтобы прорвать чертову дамбу, которую я строила так долго. Когда я плакала после взрыва, мне приходилось притворяться, что это были слезы по моему ублюдочному мужу.
– Козлина! Ты знаешь, что это со мной сделало? – Я ударила его кулаком в грудь и наклонилась, чтобы оттолкнуться от него.
Ник подскочил в сидячее положение и схватил обе мои руки.
– Отпусти меня! – Я выкрутила запястья, чтобы освободиться, разочаровавшись, когда его хватка усилилась.
– Я не могу сказать, сколько раз я хотел украсть тебя, чтобы ты поехала со мной.
Тяжело дыша, я замерла, молча глядя на него.
Он отпустил мои руки, игривый блеск в его глазах превратился в отрезвляющий взгляд.
– Я должен был держаться подальше. Я хотел, чтобы ты была в безопасности. Но, что еще более важно, я должен был знать, что... то, что ты чувствовала ко мне в те недели, не было какой-то извращенной Стокгольмской хренью. Каждый день я придумывал новые оправдания, почему должен держаться подальше, – его взгляд пронесся по моему телу, пока его ладонь скользила вверх и вниз по моему бедру. – У меня кончились оправдания, – от моего молчания уголок его губы дернулся вверх. – Я сказал тебе, что ты уничтожишь меня, Обри. Ты моя боль и мое удовольствие. И укол иглы, и зуд, притупляющий боль. Моя зависимость. Я не могу держаться вдали от того, что мне нужно, – он сжал мое бедро, пристально глядя на меня. – Я больше не могу держаться от тебя подальше.
Сердитый шторм внутри меня успокоился.
– Я читала медицинскую карту. Итак, ты… ты...
– Да, – его теплые ладони продолжали массировать мои бедра. – Имею два разума, так сказать.
– Ты представляешь для меня опасность?
Его рот скривился в улыбке, взгляд опустился вниз.
– Только когда ты так одета.
Я проигнорировала мурашки, появившиеся на моей коже, и опустила взгляд от его глаз к моему животу, где под кончиками моих пальцев ощущалась всего лишь маленькая выпуклость. Слезы наполнили мои глаза, когда его рука накрыла мою, и я подняла взгляд на него.
Его брови сошлись вместе. Оглушительная тишина затянулась, казалось, на вечность, прежде чем его челюсть дернулась от улыбки, а глаза наполнились блеском.
– Черт возьми, Обри, – он притянул меня к своему телу, сжимая так сильно, что я едва могла дышать в его объятиях. Его губы сокрушили мои в поцелуе, таком сладком, таком страстном, что он украл мое дыхание. – Ребенок. Мой ребенок, – благоговение в его голосе ослабило напряжение в моем животе.
Через улыбку и слезы я кивнула.
– Никого, кроме тебя, Ник.
– Для меня есть только ты, револьверные губки, – потирая затылок, он улыбнулся. – Я не знаю, какого хрена я так долго выживал без тебя. Я терял рассудок, пытаясь держаться подальше.
Прижавшись к его груди, я уселась на нем, уставившись на линии на его лице, темные круги под глазами, которые говорили о бессонных ночах. Я провела пальцем по его губам, и он поцеловал его.
– Я рассказала им все, что ты просил. Об Ахиллесе.
– А об Алеке?
– Они ничего не знают ни о каком Алеке. Это ни разу не всплыло. Ни в расследовании, ни в судебных процессах.
– Хорошо. ДеМаркус, должно быть, оставил эту информацию при себе, – его взгляд упал на мои бедра, когда он гладил их, отвлекая мои мысли. – И насколько они знают, я погиб в том пожаре.
– Почему ты не рассказал мне об Алеке?
– Потому что ты уже показала мне, что хотела любить темную сторону меня. Всего меня, – его челюсти сжались, и он покачал головой. – Если я бы все тебе рассказал, в итоге это не позволило бы мне пройти до конца.
– Вот почему ты не говорил мне, почему похитил меня. Почему ты удерживал меня?
– Я боялся тебя, Обри. Ты свидетельство моей боли. Боли, которую мне нужно было изгнать из себя. Алек хотел тебя спасти. Я хотел тебя уничтожить. Мы видели тебя в разном свете. Он видел правду, в то время как я был слишком ослеплен болью, чтобы увидеть что-то большее, чем ложь.
– Но... ты один и тот же человек. Как можно чувствовать две разные эмоции?
– Это было безумие, которое я проживал ночь за ночью, а моя кровать оставалась пустой без тебя рядом со мной. Как я мог ненавидеть тебя и любить одновременно? Это было раздвоение, которое сводило меня с ума, – мягкий свет его глаз говорил о внутренних мучениях. – Я решил оставаться в отрицании, даже когда ты была у меня там, зная, что есть что-то более глубокое, чем моя ненависть к тебе. Это было безумие, – он покачал головой. – Прости, если я причинил тебе боль, Обри. Я не могу изменить то, кто я есть, и то, что мне пришлось сделать, чтобы справиться с этой болью. Я не мог представить себе жизнь без Лены и Джея. И не хотел. Ты заставила меня увидеть будущее, выйти за пределы моей мести. И я сражался с этим каждый проклятый день, когда смотрел на тебя с Каллином, создавая причины ненавидеть тебя, пока больше не мог отрицать того, что я должен был спасти тебя, – его пальцы сжались на моих бедрах. – Хотя влюбиться в тебя в планы не входило.
– Я должна тебе кое-что показать.
Его хватка исчезла с моих бедер, и я выскользнула из постели, быстро махнув ему рукой, чтобы следовал за мной в соседнюю комнату.
Оказавшись в коридоре, я остановилась и повернулась к нему лицом. Взглянув ему в глаза, я поднесла ладонь к его щеке, провела пальцами по щетине и поцеловала его.
– Я хочу помочь исцелить твое прошлое, Ник.
Глава 55
Ник
С исполинским терпением я последовал за Обри, когда она потащила меня к двери в соседнюю комнату.
Стоя там в этом красном платье, она издевалась над каждым слоем сдержанности, который только можно было обнаружить у меня внутри. Я знал, что поначалу мне не стоит спешить, что она, скорее всего, ненавидит меня, поскольку думала, что я мертв.
При виде ее, темное желание, которое, пока я жив, никогда не будет насыщено другой женщиной, воззвало из глубины души. Я был благословлен любовью на всю жизнь два раза, и ни в жизни Тот, что На Верху, не даст мне еще один шанс, если я облажаюсь.
Пока она стояла, глядя на меня с легкой кривоватой усмешкой, мои нервы были на грани. С щелчком она открыла дверь и отошла в сторону, позволив мне пройти.
– Это первый шаг к исцелению твоего сердца, Ник.
Мое дыхание застряло в горле.
Стены были из стекла, как и остальная часть дома, но в отличие от бамбука, покрывающего потолки в других комнатах, черная вздымающаяся ткань висела сверху, с крошечными шариками света, которые, казалось, были вшиты в нее, как яркие звезды, сверкающие в ночном небе. По стеклу всей комнаты черным были выведены слова:
Звезды под покровом неба
Не скрываются в ночи,
Души тех, кого мы любим,
Нас ведут, а мы молчим.
Но приходит луч рассвета,
Неся свет, родной и прыткий.
Он согреет наше сердце,
Затмевая все ошибки.
Под ним серебряным курсивом на черном пятне читалось:
«Увидимся в ночи».
– Я не поэт... Я просто... взяла мысли из того, что ты говорил мне, и...
– Ты сделала это? Для... – Мое горло сжалось намертво, и мне пришлось приложить усилия, чтобы проглотить комок. Черт, я едва мог сдержать слезы.
– Думаю, часть меня надеялась, что ты вернешься. Я молилась о чуде, чтобы ты остался жив. Даже если бы ты не выжил, я подумала, что это хороший способ почтить их. Дать понять, что им всегда рады в этом доме, – взяв мое лицо в руки, она украла мое внимание своей улыбкой. – Я не боюсь разделить с тобой твое сердце, Ник. Если это означает, что я могу разделить твою жизнь, я приму каждую ее часть. Все части тебя. Даже твою боль. Ты исцелил меня, убив Майкла.
– Ты зажгла пламя внутри меня, револьверные губки.
– Пламя? Что это значит?
– Ты воскресила мою душу. Вырвала меня у смерти и снова наполнила жизнью. Заставила меня заботиться о большем, чем только о себе. Это означает, что ты никогда не познаешь этой боли снова. Ты никогда не узнаешь страха. И если что-нибудь попытается затащить тебя во тьму, я буду рядом. Ты никогда не будешь одна, – я провел пальцем по щеке Обри и поцеловал ее, вкладывая в поцелуй все, что у меня было. Сжав затылок, я притянул ее лоб к своему. – Ради тебя я прошел бы через пламя ада, Обри. Сгорел бы ради тебя, – опустив руку на живот, я скользнул кончиками пальцев по ее маленькой выпуклости, где внутри нее расцветало мое будущее, – ради вас обоих.