Текст книги "Рикошет (ЛП)"
Автор книги: Кери Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
– Ооо! Нахрен трусы в горошек! Бери съедобные трусики! – вступила Джейд.
– Да ну хватит, – я сунул кошелек обратно в карман и потер подбородок. – Слушай, если ты не хочешь делать этого…
– Ооооооу, я просто дурачусь, остынь нахрен. Черт возьми, а ты чувствительный, когда речь заходит о киске, – она покачала головой. – Эй, и какой размер одежды мне искать?
Бл*дь. Я забыл об этом.
– Пришлю размер в эсэмэс.
– Не заставляй меня ждать.
Я зашагал к двери, замечая на стене фото Джейд топлесс в черных кружевных трусиках. Оглядываясь назад, я поднял большой палец вверх, но гром смеха обрезал все мои вопросы на корню. Я покачал головой.
– Я сваливаю.
– Дерьмо, а мне понравилось его троллить, – услышал я голос Лорен, когда вышел в коридор.
Образ Обри неожиданно возник перед глазами. А точнее ее черные кружевные трусики, висящие в ванной. Я провел рукой по лицу при мысли о ней, сидящей на краю кровати, без трусиков под платьем.
Не лезь на эту территорию, – вторил голос разума в моей голове.
Глава 23
Обри
Положив голову на лапы, Блу лежал снаружи моей комнаты. Несмотря на то, что дверь была широко распахнута, собака не сдвинулась с места, и даже не попыталась пересечь невидимый барьер и войти внутрь. Если бы я не увидела его в действии и не ощутила на собственной шкуре его скорость и силу, подумала бы, что это воплощение лени.
Я приблизилась к двери, видя, что его глаза следят за каждым моим шагом и остановилась весьма близко к дверному проему.
Его взгляд скользнул в другую сторону от меня, словно что-то говорило ему: «Не смотри на нее, и, может быть, она уйдет».
Я потянулась рукой к дверному косяку, и из глотки собаки донеслось низкое гортанное рычание. Когда я оттянула руку назад, рычание прекратилось. Естественно, я потянулась обратно, но резко отдернула руку к себе, когда пес поднял голову с лап.
– Ладно, пока я остаюсь в комнате, мы – друзья. Я правильно поняла?
Он уселся, словно отвечая на мой вопрос.
– Расскажи мне кое-что, Блу. Он и с тобой ведет себя, как отморозок? Потому что я согласна относиться к тебе лучше за… свободу? Я не говорю… о побеге или подобном. Может, просто, ну знаешь, отпустишь меня в душ? Я тут умираю. Купаться в раковине – отстой.
Рот пса открылся для зевка, губа натянулась над рядом острых зубов, и внезапно я не могла поверить, что выжила после того, как он поймал мое горло этим безбожным оружием разрушения. Черт. Как в той сцене в «Челюстях», когда Рой Шайдер, повернулся спиной, жуя, и появилась огромная акула.
– Ладно, тогда смотри. В тот день… когда я попыталась сбежать. Знаешь, не было ничего личного. Я бы хотела начать сначала, – я протянула руку, осторожно, чтобы оставаться в пределах комнаты, задаваясь вопросом, откусит ли он ее мне по запястье. – Мир?
Собака подняла лапу, положив ее мне в ладонь, и я пожала ее, давясь смешком.
– Так что, хочешь войти внутрь и побыть со мной?
Его голова склонилась набок.
– Все в порядке. Заходи. Давай.
Опустив голову, он сделал пару осторожных шагов в комнату, словно я подговорила его нарушить правила. Может, так и было.
Оказавшись внутри, он прошел мимо меня, обнюхивая вокруг, казалось, незнакомую ему территорию, судя по тому, как его хвост вилял из стороны в сторону, и сунул нос чуть ли не в каждый угол по пути. Пусть хоть все их обнюхает, мне все равно.
Делая глубокий вдох, я рванула к двери и захлопнула ее за собой прежде, чем зверюга смогла меня поймать.
Пять баллов за гребаную свободу! Ха! Это было почти слишком легко.
Из-за двери послышалось скуление. В буквальном смысле плач пса. Я никогда не слышала ничего подобного, словно ему разбили сердце, и я предала его. Как сумасшедшей суке мне вдруг стало жаль.
Уходи! Уходи! Мысли в голове кричали мне бежать.
Куда, собственно? Если я вызову такси, водитель мог бы узнать меня и вернуть в дом Ада Майкла. Спустя три дня он, скорее всего, уже покрыл всю мебель клеенкой, чтобы по моему возвращению разрубить меня на миллион кусочков.
Кроме этого, у меня не было телефона. Я не знала, где я, черт возьми, находилась. Возможно, в самом центре сраного Детройта, по сравнению с которым воющее создание по ту сторону двери покажется сказкой.
Вздохнув, я открыла дверь, Блу уселся на задние лапы с неким подобием улыбки на морде.
– Прости. Этого больше не повторится, – опустив плечи, я зашагала через комнату и уселась на кровать, опуская подбородок на ладонь.
Блу протопал ко мне, лизнул в щеку и опустил лапу мне на колено. Этот жест вызвал у меня улыбку.
– Так или иначе, как ты вообще здесь развлекаешься?
Я ласкала его добрых пятнадцать минут, пока он в итоге не улегся на полу возле моей кровати. Я взяла книжку и продолжила читать.
Блу вскинул голову, когда щелчок двери внизу привлек мое внимание.
Минуту спустя в дверном проеме появился Ник с коричневым бумажным пакетом в руках, и будь я проклята, если мое сердце не взмыло вверх, как кучка сухих листьев на ветру. С опущенным назад капюшоном, было легко поймать его неумолимый взгляд.
Забудьте. Мужчина выглядел разъяренным, как бык.
– Почему он там?
На этот вопрос я всего лишь пожала плечами.
– Он лежал у двери, так что я спросила не хотел ли он войти.
– Ты разговаривала с моим псом?
– А ты не разговариваешь с ним? Молчание в этом месте, кажется, сводит тебя с ума. – Я почесала Блу за ушами, его напряженную шею и спустилась вниз по лапе, которая потянулась вверх, доказывая, что я попала в яблочко.
– Теперь оставь его в покое. – Ник свистнул, но собака не сдвинулась с места. – Прекрати ласкать его. Блу! Ко мне! – И все равно собака лежала возле меня на кровати, раскрывая мне слабое местечко, которое я нашла под его ошейником.
Рычание доносилось из горла Ника, когда он пронесся к кровати и поддел пальцем ошейник Блу. Собака лениво встала с кровати и пошагала впереди своего хозяина в коридор, занимая свое место снаружи комнаты.
– Прости. Я не знала, что дружба с собакой нарушила твои правила.
Ник повернулся всем телом, опустив руки на бедра.
– Он здесь для охраны и защиты.
– От чего? От меня?
Его челюсти задергались, и я увидела, как что-то тревожило его. Наша сцена днем ранее?
То, как его взгляд скользнул вверх и вниз по моему телу, заставило меня почувствовать себя голой, словно я разделась перед ним, и он смог увидеть каждый мой шрам.
Прежде, чем Ник смог убраться из моей комнаты, дымясь и кипя от злости, я встала.
– Эй… если я… пообещаю носить твою… одежду… ты позволишь мне принять душ?
Каждое слово слетало с языка со жжением. Я ненавидела давать ему что-то, но, честно, его одежда пахла в сто крат лучше, чем моя, и плевать на упрямство. Одежда есть одежда.
Он молча уставился на меня.
– Я готова выбраться из своей собственной кожи, – я подняла спутанный кончик жирного локона, который прилип к моему лицу. – И мои волосы… липкие.
Парень вытащил пакет, который теперь держал под рукой, и бросил его на кровать, содержимое затарахтело при падении.
Я мгновение не решалась посмотреть, прежде чем приподнять уголок пакета. Внутри находились альбом и карандаши.
– Спасибо.
– Идем.
Я подняла его футболку и спортивные штаны со стула, куда бросила их ранее, и последовала за ним по коридору в, как оказалось, его комнату.
Помещение было просторным, по большей части пустым, но аккуратным, и пахло его приятным одеколоном. Мебель здесь была темнее, выполнена в более мужских цветах, коричневом и приглушенном синем. Такие же потрепанные стены, как и в моей комнате, но находиться здесь было комфортней.
Я указала на дверь на другой стороне спальни.
– Предполагаю, это и есть уборная?
– Да, – бросил он через плечо.
Когда он открыл дверь, перед глазами оказалась просторная ванная комната с душевой кабинкой из матового стекла и ванной-джакузи.
Уф, лучше я буду держаться подальше от ванны.
Ничего не имела против маленьких ванн, но перед большими у меня был огромный страх утопления – слабость, которая всегда удерживала меня подальше от больших емкостей с водой. Однажды Майкл связал мне руки и ноги и наполнил ванну водой до подбородка. Задыхаясь, я отключилась, почти утопившись, и он понял, что использование этой слабости не стоило потери его игрушки. Был еще один случай, когда после моей попытки побега, он связал меня по рукам и ногам и погрузил в воду. Я содрогнулась от воспоминания.
Ванная комната была чистой и опрятной, с длинной раковиной с двумя кранами и двумя зеркалами. Боже, я вообще хотела увидеть свое отражение?
Ник вытащил из узенького шкафчика полотенце и мочалку – обычные вещи, по которым я соскучилась за прошедшие дни.
Не сказав ни слова, он покинул комнату, закрыв за собой дверь. Мне не нравилась поспешность и скрытая резкость с его стороны. Постоянный поток напряжения, говорящий мне держать дистанцию. Быть проигнорированной Майклом было даром свыше, но с Ником это ощущалось, как наказание. Только я не сделала ничего плохого. Моя интуиция подсказывала мне, что его что-то тревожило.
Его взгляд на меня изменился, пристальности в нем стало больше, словно он изучал меня при каждой выпавшей возможности. Его глаза заставляли меня чувствовать себя, словно под микроскопом, экспериментом, который для него пошел не так. Наверное, мои шрамы вызвали у него сколько же отвращения, сколько вызывают у меня.
Впервые за три дня я стояла перед зеркалом. Боже милостивый. Как бы сильно мне ни хотелось закричать, я не смогла удержаться от смеха. В своем порванном платье, со спутанными волосами и жирным лицом я выглядела в точности, как женщина из Каменного века.
Я расстегнула платье, но придержала его на мгновение у груди. Что, если у него здесь камеры? Хотя, не все ли равно мне было? Если парень хотел изнасиловать меня, у него было множество возможностей. Мои шрамы не оттолкнули бы настоящего насильника – мне ли не знать, ведь Майкла они не пугали.
Даже с этим я не решалась отпустить платье. Не из-за страха быть увиденной, а из-за страха перед тем, что увижу я. На открытой коже следов не было – безупречная, как и всегда. Майкл всегда был очень осторожен в том, где оставлял раны. Никогда на «горячих зонах», как он называл их – частях тела, которые будут видны даже в коктейльном платье. Шрам на запястье был единственным исключением, и я часто носила браслеты или другое украшение, скрещивала руки на мероприятиях – правило Майкла. Это был шрам, который нанес не он, что всегда беспокоило его больше, чем риск быть раскрытым.
Тело под одеждой рассказывало гнетущую историю моей жизни.
Я позволила платью упасть и уставилась на шрамы, которые пялились на меня в ответ из зеркала. Два на внутренней части бедер, следы от ожогов на животе, порез на бедре, на который нужно было накладывать швы. Повернувшись спиной к зеркалу, я увидела слово, которое остановило Ника – вырезанное над линией трусиков под многочисленными следами долгих и жестоких ударов плетью. Темные фиолетовые синяки, которые обычно покрывали мои ноги, сейчас пожелтели. Заживали. Интересно, как я буду выглядеть, когда они вообще исчезнут. Майкл всегда оставлял после себя синяки. Я больше не знала, как бы выглядела без них.
Странно, что мой похититель, тот, который клялся убить меня в первую ночь, не оставил на мне ни одного. Слезы наполнили глаза, затуманив зрение, и на короткий миг я не могла видеть ни единого шрама до тех пор, пока они снова не пришли в фокус, так как слезы ручейками стекли по щекам. Я плакала, лишь когда получила первые шрамы. Там, стоя под непрощающим светом, некоторые части меня начинали исцеляться, а моя защита – рушиться.
Если и была одна вещь, которую я выучила в политической игре в масках, это то, когда можно сломаться. Не тогда, когда свет бьет тебе в лицо, или когда самые красивые люди этого города спрашивали меня, какие планы были у моего щедрого мужа. А тогда, когда ты оставался один в темноте.
Я выключила свет. Окно возле унитаза смотрело на душевую кабинку, проливая достаточно света, чтобы видеть, пока я прятала то, что хотела.
Было время, когда я боялась темноты, но после я нашла в ней утешение. Почувствовала себя защищенной ею.
Я включила душ, и через секунды по моему лицу хлынул поток, покрывая мою кожу влагой. Внутри я тихо простонала, когда тепло воды, словно кулаками, било по моему телу. Проклятье, может, я жаждала насилия, потому что, черт возьми, жестокость воды была приятной. Колени грозились сдаться, пока тепло окутывало меня, словно одеялом.
В темноте я могла сломаться и распасться на части, но неважно, что случится, я никогда не позволю человеку по ту сторону двери разрушить меня. Пока поток стегал меня по лицу, смывая грязь и порок, я поклялась перед темнотой:
Я больше никогда не стану чьей-то жертвой.
Глава 24
Ник
Мне не нужно было входить к ней в ванную. Я хотел дать ей немного пространства и времени на себя. Увы, но другого способа, чтобы узнать размер ее одежды, не было.
План был простым – проскользнуть внутрь, проверить размер ее платья, затем выскользнуть обратно – и я намеревался сделать именно так. Темнота в ванной стала неожиданностью, но каким-то образом я понял почему. Мне тоже всегда легче в темноте.
Проскальзывая в узкую щель, я закрыл дверь за собой, надеясь, что благодаря свету от окна она не заметит секундную вспышку.
Ранее я был уродом, и теперь хотел сделать что-то хорошее, но вот я стоял, держа ее платье и пялясь на ее идеальные изгибы через матовое стекло.
Что случилось со всей ненавистью и отвращением к этой женщине, которое я испытывал прежде? С каких пор при взгляде на нее мое тело каменело, жар проносился по венам, пока кровь направлялась прямиком к моему члену?
Где-то за стеклом на ее теле слово «ШЛЮХА» навечно клеймило ее кожу. Это заставило меня посмотреть на нее по-другому, потому что шрам на спине Обри ничем не отличался от того, который я носил на голове. Нанесенный одним и тем же человеком, подпитанный одной и той же ненавистью.
Ее мягкие стоны пронеслись по комнате, и я замер, как вкопанный, пока ее руки ласкали тело в сиянии лунного света, пробивающегося через окно. Ее ладони нежно прошлись по предплечьям, по груди, затем по ногам. Ямочки и бугорки появлялись и исчезали в идеальных пропорциях, от большой округлой груди, ее тонкой талии и до упругой округлой попки. Когда она выгнула спину, став под струи воды, тяжесть первого желания наполнила мой член.
«Держись от нее подальше», – звучал голос Алека в моей голове, только в этот раз он больше напоминал мольбу, а не предупреждение.
Я не мог с ним спорить. Мои похождения за женщинами в прошлом не закончились ничем хорошим, а последнее, что ей нужно было, это пережить мое поведение, когда наступала тьма.
Но, бл*дь, ее тело взывало ко мне, словно сирена. Я чувствовал себя гнилым ублюдком за то, что хотел с ним сделать. До чего же отчаянно мне хотелось увидеть, как она извивается от удовольствия, будучи подчиненной моему члену, пока ее крики рикошетом отскакивали от стен маленькой душевой кабинки.
Уходи. Сейчас же.
Бросая платье назад на пол, я попятился из комнаты закрывая за собой дверь, и отправил Лорен сообщением размер Обри.
Она вышла через полчаса, утопая в моей футболке и спортивных штанах, длинные каштановые волны волос спадали по ее плечам. Чтоб. Меня.
Знакомый запах моего шампуня и мыла пропитывал воздух в комнате, смешивался с ее собственным естественным запахом и превращался в опьяняющую смесь, от которой мой рот наполнялся слюной, и хищник во мне срывался с катушек, словно росомаха, готовый разорвать невинного кролика.
Ей, казалось, было неудобно в моей одежде, она теребила полы футболки.
– Я не хотела рыться в твоих вещах, но я не нашла расческу… или хотя бы гребень, – ее голос внезапно стал более робким, чем прежде. Пугливым.
Я встал с кровати, прошел мимо нее и, схватив расческу из верхнего ящика тумбочки, протянул ей.
– Такая пойдет?
– Пойдет, спасибо, – она ухватилась за расческу, и, когда ее мягкие пальцы коснулись моих, я выронил ее. Мы оба присели, чтобы поднять вещицу, и я придержал Обри за плечо, чтобы мы не столкнулись головами, мои пальцы коснулись ее гладкой шеи. Мышцы в моем теле окаменели, и, пялясь на нее, я потер местечко на ее коже большим пальцем.
– Тебе не нужно носить мою одежду, если не хочешь.
– Хочу, – он едва ли подняла взгляд. – Она мне нравится.
– Кажется, что тебе в ней некомфортно.
– Ник, мне некомфортно не из-за одежды. Когда ты… смотришь на меня так, как сейчас… ты… заставляешь меня нервничать. Я не знаю, готовишься ли ты задушить меня, или…
Я быстро схватил ее за руки, поднимая на ноги, снова впитывая ощущение ее кожи на своей. Теплый шелк заскользил под моим большим пальцем, когда я украл возможность коснуться ее, по-настоящему коснуться каждого выступа, каждой клеточки, которая покрылась мурашками под моим прикосновением.
– Прошло три года с тех пор, как я прикасался к кому-либо. Я не хочу причинять тебе боль этими руками. Я просто хочу почувствовать, – я убрал прядь влажных волос с ее лица и провел пальцем по ее щеке. – Ты такая красивая, – прошептал я.
Слегка колеблясь, наклонился вперед, изучая ее взглядом и ожидая первого признака сопротивления.
Я разомкнул ее губы своими, более нежным способом, чем в нашу первую схватку, и попросту изучал ее рот. Тепло, словно перышко, коснулось моей щеки, когда наши выдохи слились в разделяющем нас пространстве, и я вжался своими губами в ее в глубоком поцелуе, таком проникновенном, что с каждым вырвавшимся из меня стоном нити моего контроля рвались одна за другой.
Я отстранился, слеза скатилась по щеке Обри, и ублюдок внутри меня снова вынырнул на поверхность, когда я отпустил ее и сделал шаг назад.
– Почему ты плачешь?
Она покачала головой.
– Я не позволю тебе сломить меня, Ник. Ни поцелуем. Ни прикосновением. Слишком долго я выживала, чтобы позволить тебе в клочья разорвать мою броню. После тебя я тоже выживу, – она долго смотрела на меня грустными глазами, прежде чем развернуться и выйти из комнаты. Блу поплелся за ней.
Я не мог винить ее. Было глупо с моей стороны играть с чем-то, что я не планировал оставлять. Мне нужно было закончить работу, и Обри была инструментом для того, чтобы положить конец. Еще несколько продуманных шагов, и Майкл Каллин будет у меня в кармане, будет ползать на четвереньках, как мелкая сучка, и умолять меня о милосердии. Это было конечной целью, и мне не нужно было отвлечение на моем пути. Тем временем моей целью станет найти себе занятие. Найти что-то, что займет и ее.
Даже если ее прикосновение расшевелило что-то во мне, подтверждение чему можно увидеть, опустив глаза ниже моей талии.
Как бы сильно я не пытался отрицать это, мне нравилось видеть ее в своей одежде.
Слишком сильно. Я проскользнул в ванную, закрывая за собой дверь, и как какой-то извращенный кобель, вдохнул ее запах.
Мне нужно было искоренить Обри из моего организма. Нужно было выбросить ее из головы, но трахнуть проститутку с улицы не казалось хорошим вариантом.
Включив душ, я решил оставить свет выключенным, как это сделала она, и ступил внутрь наполненной паром кабинки.
Вода била по моей спине разозленными вибрациями. Одно прикосновение – и все остальное ощущалось по-другому, более чувствительно. Я ненавидел то, что она со мной делала, ненавидел сладкую пытку, которая сводила меня с ума от похоти, ненавидел все, и знал, что не должен хотеть Обри Каллин.
Жену моего врага. Единственную женщину в мире, которой я должен избегать, словно здравомыслящий человек, попавший в сумасшедший дом.
Прикосновение к ее коже. Поцелуй. Влажные волосы. Ее упругая попка. Идеальная грудь. Я распадался на части.
Борьба между моим разумом и членом набирала обороты.
«Попробовать один раз, прикоснуться один раз, трахнуть один раз», – гласил мой член.
«Придерживаться плана. Отомстить. Никаких отвлечений». – Те же слова от моего разума, которые Алек говорил мне. Только Алека не было рядом, и к нему нельзя было дозвониться. Что означало, я был предоставлен сам себе.
Я прижался лбом к кафелю и бился головой о беспощадную стену, принимая острые уколы боли, проносящиеся по черепу. Крепко связанные узлы смятения тянулись внутри моей головы, и все они были завязаны вокруг Обри. Без макияжа. Без красивого платья и драгоценностей. Обри в моей голове была раздета догола, что делало ее более уязвимой, чем когда-либо.
Пар наполнил мои легкие, от жара пот каплями собирался на лице, когда я сильнее прижался лбом к кафелю и с силой схватил твердый член. Длинными, мучительными движениями в сочетании с визуальной картиной в голове – картиной Обри, привязанной к моей кровати и с повязкой на глазах. Я позволил сценарию проигрываться, пока водил скользкой ладонью по своему члену.
На ней моя футболка, собравшаяся складками на талии, пока она извивается в медленной борьбе. Ее бедра кружат по кровати в медленном темпе, дразня меня, испытывая мое самообладание и напрягая мои мышцы картинами того, как я вколачиваюсь в нее.
– Пожалуйста, – ее мольба слетает с отчаянным придыханием. – Я хочу этого.
Освободиться? Быть оттраханой? Я понятия не имею, о чем она меня умоляет.
– Ник, пожалуйста, – ее стоны становятся громче, грудь поднимается вверх, соски просвечиваются через тонкий белый хлопок, пока она выгибается над кроватью. – Помоги мне.
Стоя у изножья кровати, я пялюсь на нее, пока она борется – за свободу, или от потребности, не могу решить, – но и одно, и второе пробуждает опасные мысли.
Она сдвигает колени, а ее попка скользит по матрасу. Мягкие стоны превращаются в мяуканье, а голова нетерпеливо мечется по подушке, пальцы сжимаются и разжимаются в своих оковах, пока она рьяно пытается освободиться, но не может.
– Пожалуйста! – Агрессивный рев рикошетит от стен, наконец-то разрезая собой последнюю нить контроля, за которую я держался.
Я забираюсь к ней на кровать и раздвигаю ее колени, пока она поднимает бедра вверх, предлагая мне киску, словно угощение. Хватая ее задницу, я опускаюсь головой между ее бедер и провожу языком по ее блестящей от влаги щели, улыбаясь, когда она кричит в ответ.
– Пожалуйста, Ник. Трахни меня. Заставь меня кончить. Я в агонии.
Вставая на колени, я размещаюсь у ее входа и скольжу в нее. Она опускается на кровати и издает мучительный вздох, в котором смешивается боль и удовольствие. Я знаю это, потому что тоже это чувствую, пока вхожу и выхожу из ее тугой киски, понимая, что не хочу, чтобы эта пытка заканчивалась. Я хочу остаться внутри нее, чувствовать ее теплое, шелковистое тело вокруг своего члена, и слышать ее нежные слова в своей голове, шепотом сообщающие мне, насколько хорошо это ощущается.
Я ненавижу себя за то, что хочу ее, желаю с такой силой, что убил бы, лишь бы услышать, как она выкрикивает мое имя.
Я ускоряю темп, и ее пальцы сжимаются на оковах. Она кусает губу, выгибаясь мне навстречу, и «О» в ее стоне в сочетании с дрожью говорит мне, что она близка.
Падая на нее сверху, я довожу дело до конца.
Ее крики эхом отдались в моих ушах, перед глазами пронеслась вспышка, когда горячее семя пульсирующими струями брызнуло в закручивающуюся на полу кабинки воду, стекая вниз по сливу.
Обри. Я выжал из себя остатки своего оргазма, прижавшись лбом к кафелю, сжав ладонь в кулак, пока легкое покалывание проносилось по всем моим мышцам, принося с собой слабость.
Потирая лицо рукой, я выровнялся, стряхивая мимолетное головокружение. Ради всего святого, бл*дь. Я только что кончил, фантазируя об Обри Каллин.
Глава 25
Обри
Я перевернула чистую белую страницу альбома, которая чуть ли не светилась в полумраке моей комнаты. Как всегда закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, ища в своих мыслях ту странную сказочную женщину, в клетку, слишком тесную для ее тела, отчего согнутые крылья истекают кровью. Развалившись на кровати, приступаю к работе, пытаясь перенести так много деталей из мыслей на бумагу, сколько могу.
Время прошло, словно в тумане, как часто и бывало, когда я бралась за дело. Я сфокусировалась на линиях ее лица, тенях, омрачающих глаза, боли, отточившей ее тело. Детали, которые я вижу в себе каждый раз, когда смотрюсь в зеркало.
Пальцы сжались вокруг прутьев клетки, она сидела на корточках, голова опущена взгляд уставился на что-то на дне клетки – что-то взывало к ней, призывая не сдаваться, бороться за свободу.
– Вижу, пригодилось.
Моя рука дернулась от голоса Ника, который прервал мое занятие, и на спине женщины появилась серая полоса от карандаша, напоминающая шрам.
Я замерла, чтобы изучить ее, выдохнула и подняла взгляд туда, где он стоял у дверного косяка. Никогда не видела его – или другого мужчину, раз на то пошло – в кожаных штанах, но, черт, как же свободно они свисали по его ногам и облегали пах, от чего в горле у меня пересохло. Цепи свисали с петель штанов, а в кобуре, прикрепленной к бедру, виднелся пистолет. Черная майка только пробудила мой горящий интерес в том, чтобы узнать, как же, черт его дери, выглядел этот мужчина без нее. Мускулатура на руках и груди давала мне весьма яркое представление о том, что под тканью находится чертовски хороший наработанный набор кубиков пресса.
Пистолет привлек мое внимание во второй раз. Если он носил оружие постоянно, то раньше я не видела его.
– Ты меня напугал.
Ухмылка заплясала в уголке его рта.
Мои плечи дернулись от наполовину смелого пожатия.
– Ты у нас художница.
– Думаю, только когда у меня есть вдохновение.
Взгляд Ника переместился на мои колени, поперек которых лежал набросок.
– Так что там?
– Личное.
Он скрестил руки, мышцы выпирали в складках, и это разозлило скорпиона, который пялился на меня с его кожи.
– Это изображение, которое несколько раз появлялось в моей голове. Я всего лишь пытаюсь передать его.
Прищуренный взгляд сказал мне, что Ник изучал набросок, может, находя сходство между мной и женщиной в клетке. Жар в моих щеках повысился до максимума, а торчащие соски на рисунке в точности напоминали мои.
– Значит, это твоя клетка, а? – Его бархатистый голос воздействовал на мои чувства, и часть меня возжелала, чтобы он сказал нечто совершенно ошеломляющее, абсолютно неподходящее, только чтобы услышать еще раз его звучание.
– Крылья согнуты и кровоточат. Не сломлены?
– Еще нет, – прошептала я.
– На что она уставилась?
Я посмотрела прямо ему в глаза, мой взгляд не дрогнул.
– На надежду.
– Значит, вот так ты справляешься с неволей? Рисуешь себя в роли жертвы?
Прочищая горло, я крепко сжала карандаш, проглатывая острое желание выколоть им его глаза.
– Она помогает очистить эти образы. Дает мне краткий миг, чтобы сфокусировать мысли, – переворачивая страницу, я протянула ему альбом и карандаш. – Тебе стоит попробовать.
– Нет, спасибо. Я не художник.
– Тебе и не нужно им быть. В этом красота сотворения искусства. Подумай о своем прошлом, настоящем или будущем. Нарисуй то, что тебя беспокоит. Это может быть лицо, место, в любом рисунке может заключаться целая история. – Я кладу альбом и скрещиваю руки, прищуриваясь. – Подожди, ты же занимался графикой для компьютерных игр. Не поверю, что ты не умеешь рисовать.
– Я никогда не говорил, что не умею. Я писал графику для игр, а не кучку бестолковых аляповатых картинок для какого-то высокомерного дебила.
Проглотив смешок, я постучала карандашом по альбому.
– Нарисуй что-то из своей игры.
Челюсти Ника сжались.
Давай, дай же мне хоть что-нибудь.
– Никто не станет его изучать. Тебе даже не нужно показывать его мне, когда закончишь. Оставь себе. Сожги, в конце концов, если тебе станет от этого легче.
По тому, как дернулось его лицо – глаз, в первую очередь – и челюсть скользнула в сторону, я не могла сказать, хотел ли он ударить меня, или, может, раздумывал над предложением. Он фыркнул и расслабил руки.
– Продолжай рисовать свои красивые картинки. Продолжай лелеять надежду. Ну, а я? У меня было достаточно сраных шарлатанов, пытающихся забраться ко мне в голову, и тебе нехер в ней копаться.
Он развернулся и вышел из комнаты.
Глава 26
Ник
Я верчу пулю со словами «иди нах*й», придерживая за ее широкий край и вращая на деревянной поверхности стола, пока сам развалился на стуле напротив напившегося в хлам черного парня – Джелена Уоллеса, который пытается подозвать официантку. Бар – одна из тех забегаловок вдоль Вернор Хайвей – уже давно обладает плохой репутацией, будучи горячей точкой перестрелок и нелегальных сделок. Гребаное место воняет дешевым пивом и жиром.
Спрятавшись в задней части бара, вне поля зрения посторонних, я пялюсь на него в течение последнего часа.
Джелен шлепнул женщину по заду, и она, спотыкаясь, сделала два шага вперед, схватившись за край столика и разразившись смехом. Когда его рука скользнула под стол, декольте перед моими глазами преградило мне вид.
– Эй, милый. – То, как пышногрудая рыжая перегнулась через мой столик и лопнула надутый из жвачки пузырь, заставило меня захотеть нырнуть пальцами в ее рот, достать эту дрянь и втереть ей в ее намалеванное лицо. – Боже мой, ты выглядишь так, что я готова тебя съесть.
Ответа с моей стороны не последовало. Я заметил, что людям быстрее становится неуютней, если я молчу с каменным выражением лица. Словно естественный ответ хищника. Как я и подозревал, девушка попятилась от стола, прикрывая глаза в подчинении.
Как только она отошла, мое внимание вернулось к Джелену.
Уловкой уличных банд было то, что их ничего не связывает между собой. Нет ни верности, ни единого задания, которое объединяло бы их. Они были хрупкими, и их легко можно было сломить. Когда команда «Миля-7» обрела власть, выстроила ее, банды начали рассыпаться, ломаться под натиском собственного стремления.
Джелен «Малыш» Уоллес был прекрасным примером этого. Из всей команды выследить его было сложнее всего. Несколько неудачных сделок забросили его в черные списки, и многие из его клиентов принадлежали тем бандам, которые держатся вместе по определенной причине. Религия. Политика. Они принимают любое действие, вызывающее недоверие, за причину убить, и в результате Джелену пришлось пасть на самое дно. Его связи с командой «Миля-7» были отрезаны, когда он не доставил партию самозарядных автоматов нескольким пресловутым боссам. Лидер команды – Брэндон Мелоун – не мог рисковать и стать целью большой рыбки в океане, так что он вытолкнул Джелена из своего окружения, забрав с собой покровительственную защиту, которой Джелен однажды так наслаждался.
Когда он потянул официантку за запястье, она наклонилась, и он прошептал ей что-то на ухо. Последовали тошнотворные смешки. Закинув руку ей на плечи и опираясь на нее, он встал из-за стола и направился из бара.
