Текст книги "Король Георг V"

Автор книги: Кеннет Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

Поскольку без денег государство функционировать не может, отклонение бюджета привело к новым всеобщим выборам. Борьба развернулась не только из-за того, должна ли палата общин сохранить абсолютный контроль над национальным бюджетом, но и по более широкой проблеме – в какой мере палата лордов может изменять или отклонять законы, принятые избираемой палатой. Обе крупнейшие партии привычно заявляли, что действуют в интересах народа; при этом одна из них апеллировала к авторитету избирательной урны, отражающему полученное в 1906 г. подавляющее большинство, другая – к роли верхней палаты, призванной обуздать демократическую тиранию.

Результаты голосования, состоявшегося в январе 1910 г., не удовлетворили ни ту, ни другую партию. Консерваторы вернули себе 100 мест, однако либералы при поддержке лейбористов и ирландских националистов все же сохранили парламентское большинство, достаточное для того, чтобы убедить пэров принять ранее отвергнутый бюджет. Палата лордов одобрила его без голосования.

Тем временем в палате общин Асквит вынес на обсуждение три резолюции, которые, будучи включены в парламентский акт, навсегда ограничили бы полномочия верхней палаты. Во-первых, лорды не могли бы изменять или отклонять закон о бюджете – каждый подобный случай должен был получить одобрение спикера палаты общин в соответствии с определенными строгими правилами. Во-вторых, лорды не могли откладывать принятие всех остальных законов более чем на два года и один месяц. В-третьих, как в противовес усиливающейся власти палаты общин, срок полномочий парламента сокращался с семи до пяти лет.

Свою программу премьер-министр проводил в жизнь с достаточной осторожностью. Выиграв всеобщие выборы, он обеспечил одобрение бюджета, однако потерю 100 депутатских мест, перешедших от либералов к юнионистам, вряд ли можно было назвать мандатом на проведение радикальных конституционных реформ. Он предвидел, что преодоление вето верхней палаты потребует еще одних всеобщих выборов, не говоря уже о согласии самой намеченной жертвы; если лорды все же не подчинятся, ему придется просить короля дать звание пэра значительному числу либералов, дабы таким образом ликвидировать консервативное большинство. Он также предвидел, что король сочтет подобный шаг оскорблением его достоинства и злоупотреблением королевскими прерогативами, а за пределами Вестминстера такая невиданная прежде пантомима вызовет мало энтузиазма.

И в то же время Асквит оставался заложником хотя и уменьшившегося большинства в палате общин – без поддержки лейбористов и ирландских националистов депутаты-либералы не могли противостоять юнионистской оппозиции. Каждый из этих ненадежных союзников требовал свою цену: устранение права вето, которым обладала палата лордов. Лейбористы вообще отвергали палату лордов и всю ее работу; ирландские националисты во главе с Джоном Редмондом видели в этом вето единственное препятствие на пути к введению гомруля. Всю весну 1910 г. премьер-министр занимался тем, что балансировал между нетерпеливыми союзниками и настороженным сувереном. Внезапная смерть короля Эдуарда VII оставила проблему нерешенной. Таким образом, Георг V с самого начала своего царствования оказался в эпицентре конституционного кризиса, наложившего отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.

«Я дал аудиенцию премьер-министру, – записал король в дневнике 18 мая 1910 г. – Мы долго беседовали. Он сказал, что для предотвращения всеобщих выборов будет стремиться к некоторому взаимопониманию с оппозицией и не станет обращать внимание на то, что скажет Редмонд». Асквит не оставлял намерений ограничить полномочия палаты лордов и при возможности убедить короля присвоить звание пэра достаточному количеству либералов. Однако, принимая во внимание неопытность монарха и только что постигшее его горе, Асквит хотел сначала попытаться разрешить эту проблему в приватных беседах с оппозиционерами. Бальфур охотно согласился с этим деликатным планом.

У премьер-министра были и свои причины искать соглашения с оппозицией: это дало бы возможность избежать новых всеобщих выборов и позволило бы правительству возобновить свою программу законодательной деятельности. Тем не менее от намеченных переговоров – независимо от их исхода – больше всех выигрывал именно король, поскольку это давало ему желанную передышку в дни замешательства и скорби. Его благодарность, однако, ничем себя не проявила. Всего лишь через десять дней после аудиенции 18 мая, которая несколько успокоила ситуацию, он предложил премьер-министру не выносить на его рассмотрение ежегодные рекомендации по назначению в день рождения монарха новых пэров, «так как в том переходном состоянии, в котором находится палата лордов, мне не хотелось бы их одобрять». Когда Асквит стал протестовать против подобного нарушения традиции, Кноллис прислал ему не слишком любезный ответ. «Король, – писал он, – с неохотой согласился, надеясь, что ему будет направлен лишь ограниченный список тщательно отобранных имен». Таким образом, он намекал, что со стороны Асквита было бы нелогично использовать верхнюю палату как политический инструмент, одновременно стараясь ослабить ее роль. Это была ненужная «шпилька» в адрес премьер-министра, который только что проявил по отношению к королю крайнюю предупредительность.

Асквит и Бальфур, каждый в сопровождении трех оруженосцев, начали переговоры относительно конституции 17 июня 1910 г. На следующий день премьер-министр получил от Кноллиса одно из самых конструктивных посланий: «Король надеется, что на конференции может быть поставлен вопрос о пожизненном звании пэра. Он решительно высказывается в пользу этого института, как, наверно, и большинство разумных людей». Это пророческое предложение было реализовано лишь полвека спустя. Начавшиеся во вполне доброжелательной атмосфере дискуссии вскоре осложнились серьезными политическими разногласиями. Призывы Ллойд Джорджа к созданию коалиционного правительства нашли благоприятный отклик у самого Бальфура, но не у его партии. К ноябрю стало ясно, что конференция потерпела крах, натолкнувшись на неприемлемое предложение консерваторов любой билль об ирландском гомруле, дважды отвергнутый палатой лордов, выносить на общенациональный референдум.

Провал переговоров вернул как премьер-министра, так и короля к реалиям политической жизни. После бесплодной полугодовой отсрочки беспокойные союзники Асквита потребовали возмездия для палаты лордов и быстрого продвижения ирландского гомруля. Премьер-министр больше не мог откладывать свое обращение к стране по решающему вопросу о вето. Тем не менее без готовности короля сотнями обращать либералов в пэры капитуляция палаты лордов была совершенно невозможна. Этой дилеммой были омрачены последние месяцы жизни короля Эдуарда; теперь вся тяжесть решения легла на плечи его сына.

11 ноября 1910 г. премьер-министр отправился в Сандрингем, в Йоркский коттедж. Король с облегчением узнал о той чисто формальной роли, которую отводит ему Асквит: от него всего-навсего требовалось согласие на роспуск парламента – необходимый шаг на пути ко всеобщим выборам. В тот день король записал в дневнике: «В 18 ч. 30 мин. прибыл премьер-министр. Имел с ним две долгие беседы. Он сообщил, что конференция провалилась, и предложил провести всеобщие выборы еще до Рождества. Никаких гарантий он у меня не просил». Сэр Артур Бигге – лордом Стамфордхэмом он стал лишь на следующий год – также сделал запись о беседе с Асквитом: «Он ничего не просил у короля: никаких обещаний, никаких гарантий на время работы этого парламента».

Отмеченная курсивом радость была недолгой. Три дня спустя Кноллиса пригласили на Даунинг-стрит, 10, где он узнал, что премьер-министр, очевидно, передумал. «Сейчас он выступает за то, – писал королю Кноллис, – чтобы Вы тотчас же дали ему гарантии для следующего парламента». Эту внезапную перемену Асквит оправдывал тем, что целью его визита в Сандрингем являлось не представление каких-то конкретных предложений, а обзор новой ситуации, сложившейся в связи с провалом конференции. Видимо, из-за врожденной деликатности он просто забыл предупредить короля, что на сей раз лишь в общих чертах напомнил ему о конституционной роли монарха и что неприятное предложение еще будет ему сделано. Более вероятным выглядит предположение, что в период между аудиенцией в Сандрингеме и встречей с Кноллисом, состоявшейся три дня спустя, Асквит подвергся сильному давлению со стороны своих более радикальных коллег.

Шокированный таким резким поворотом, король дал распоряжение Бигге, остававшемуся с ним в Сандрингеме, отправить на Даунинг-стрит следующую телеграмму: «Его Величество сожалеет, что не сможет дать никаких предварительных гарантий, и напоминает господину Асквиту о его обещании не требовать никаких гарантий в течение срока полномочий нынешнего парламента».

Телеграмму Бигге еще не доставили на Даунинг-стрит, а премьер-министр и его коллеги уже подготовили записку, не оставившую у короля никаких сомнений в отношении их намерений:

«Кабинет весьма тщательно рассмотрел создавшуюся в результате провала конференции ситуацию в свете политической декларации, сделанной от его имени премьер-министром в палате общин 14 апреля 1910 г., и считает своей обязанностью рекомендовать Его Величеству следующее:

Немедленный роспуск парламента, как только будет покончено с самыми необходимыми разделами бюджета, законом о пенсиях по старости для бедняков и еще одним или двумя вопросами…

Министры Его Величества не могут, однако, взять на себя ответственность и советовать распустить парламент до тех пор, пока не поймут, что, если политику правительства одобрит адекватное большинство в новой палате общин, Его Величество будет готов использовать свои конституционные права (возможно, включая прерогативу назначения новых пэров), чтобы, при необходимости, гарантировать подобное решение страны.

Министры Его Величества полностью понимают необходимость не связывать имя короля с партийными и избирательными противоречиями. Выполняя свой долг, они принимают на себя полную и исключительную ответственность за ту политику, которая будет проводиться до выборов.

Его Величество, несомненно, согласится с тем, что в интересах государства было бы нежелательно, чтобы любое сообщение о намерениях короны стало достоянием публики до тех пор и в том случае, пока в этом не возникнет действительная необходимость».

Король отнесся к этому документу с тревогой и подозрением, поскольку от него, казалось, требовали вещей, неизвестных британской конституции. В феврале 1910 г., когда еще царствовал король Эдуард VII, Асквит провозгласил в палате общин куда более ортодоксальную доктрину: «Заранее просить карт-бланш на неограниченную реализацию королевских прерогатив с целью обеспечить выполнение мер, не обсуждавшихся и не одобренных палатой общин, – требование, которое, по моему мнению, не должен выдвигать ни один приверженный конституции государственный деятель, и это уступка, которую нельзя ожидать от суверена».

За прошедшие девять месяцев не произошло, однако, ничего такого, что могло бы оправдать отказ премьер-министра от этого принципа. Билль, призванный отнять у лордов право вето, прошел в палате общин лишь достаточно формальное первое чтение; верхняя палата не имела еще возможности даже его оценить, не говоря уже о том, чтобы отвергнуть. Единственный новый фактор носил сугубо политический, а не конституционный характер. В апреле, во время парламентских дебатов по поводу вето, Асквит дал неосторожное обещание, дабы удовлетворить как радикальную оппозицию в его собственной партии, так и союзников – ирландцев и социалистов. Настаивая на проведении вторых всеобщих выборов до вступления в силу парламентского билля, он заявил: «Мы ни в коем случае не станем рекомендовать роспуск парламента – за исключением того, когда необходимо гарантировать воплощение в законе воли народа, выраженной на выборах».

Таким образом, ради того, чтобы Асквит мог сдержать свое опрометчивое обещание, король должен был при нечетко определенных обстоятельствах дать звание пэра неограниченному количеству либералов. Меморандум кабинета от 15 ноября звучал весьма двусмысленно. Что подразумевалось под «политикой правительства» – сам парламентский билль или общие принципы, на которых он основывался? Сколько мест составляет «адекватное большинство»? Что имеется в виду под «действительной необходимостью»? Будет ли король по-прежнему связан обещанием, если в парламентский билль внесут какие-то поправки? Трудно понять, каким образом авторы столь загадочного документа смогли заработать – как в палате общин, так и в адвокатуре – репутацию ясно мыслящих людей.

Само по себе правительственное требование назначить новых пэров отнюдь не было беспрецедентным. Когда в 1832 г. палата лордов отказалась принять закон об изменении парламентского представительства («Акт о реформе»), королю Вильгельму IV пришлось обеспечить соответствующее большинство. Король Эдуард VII также был готов назначить достаточное число новых пэров, но лишь после того, как вторые парламентские выборы создадут соответствующее общественное мнение. Чего он не собирался делать – так это давать какие-то гарантии, что и подтвердил Асквит в своей речи в феврале 1910 г. Теперь же кабинет настаивал на том, чтобы его сын, еще до вторых всеобщих выборов, обещал назначить новых пэров. Королю Георгу V, похоже, не доверяли.

Главная причина, по которой Асквиту понадобилось такое заверение, заключалась в том, чтобы в случае необходимости подтвердить свое апрельское обещание, данное палате общин. Однако он и его коллеги, видно, сомневались, можно ли полагаться на короля, который в бытность принцем Уэльским едва скрывал свое отрицательное отношение к либералам и либерализму. После встречи в доме лорда Лондондерри Эдмунд Гессе характеризовал принца как «переростка-школьника, громогласного и глупого, который не упускает ни единой возможности оскорбить правительство». В официальных кругах принц во всеуслышание пренебрежительно отзывался не только о Ллойд Джордже и Черчилле, но даже и об Асквите. Менсдорф регулярно сообщал в Вену о его консервативных взглядах. А перед первыми всеобщими выборами 1910 г. принц не скрывал свой ужас перед новой победой либералов.

Однако с момента восхождения на трон король старался демонстрировать традиционную беспристрастность суверена. В этом его поддерживали два опытных личных секретаря, Кноллис и Бигге. Никто, однако, не предвидел, что в момент острого кризиса их мнения могут разойтись. Хотя каждый из них имел собственный доступ к королю, Кноллис поначалу обладал некоторым преимуществом. Их обязанности разделялись так, что Кноллис был ответственным за королевскую переписку со всеми правительственными учреждениями, за исключением военного министерства, которое оставалось епархией Бигге. Таким образом, Кноллис мог осуществлять общий контроль над отношениями короля с премьер-министром, что и использовал без особых колебаний. Когда тенденциозный правительственный меморандум от 15 ноября 1910 г. попал в руки короля в Сандрингеме, он сопровождался письмом Кноллиса:

«Я только что закончил беседу с П.М.[56]56
  Премьер-министр.


[Закрыть] и Крюэ, и они показали мне правительственный меморандум, который, как мне кажется, старательно составлен в умеренных выражениях. Я совершенно уверен, что Вы можете без всякого риска и в полном соответствии с конституцией принять то, что предлагает кабинет, поэтому рискну настоятельно Вам предложить так и сделать. То, что сейчас рекомендуется, весьма далеко от любых требований предать гласности Ваше согласие насчет каких-то гарантий. Со стороны кабинета это большая уступка, сделанная исключительно для того, чтобы пойти навстречу Вашим пожеланиям и дать Вам возможность действовать совершенно сознательно.

Одобрите Вы или нет это предложение – суть дела Вам, возможно, не полностью ясна, – но в любом случае, естественно, я буду готов по Вашему требованию завтра отправиться в Сандрингем. Или же, что еще лучше, в случае Вашего несогласия было бы неплохо, если бы Вы приехали в Лондон на встречу с П.М. и Крюэ».

Не довольствуясь столь откровенным одобрением правительственного меморандума, Кноллис приложил письмо, полученное тем же утром от владельца Элибанка, ответственного за дисциплину[57]57
  Буквально: chief whip (англ.) – главный кнут.


[Закрыть] в парламентской фракции либералов. В нем есть такой пассаж:

«Уверен, Вы согласитесь, что премьер-министр в этом году столкнулся с неожиданными трудностями и что при подготовке и проведении конференции он подверг очень большому испытанию лояльность своей партии. Если в стране посчитают, что сейчас, в момент, когда мы снова оказались втянутыми в кризис, он каким-то образом уклоняется от выполнения своих обязанностей, это только сыграет на руку социалистическим и экстремистским силам. В данный момент трудящиеся классы охвачены духом недовольства, и меня особенно беспокоит, чтобы короля ничто не смогло вовлечь в водоворот наших политических противоречий».

В конце письма владелец Элибанка выразил надежду, что удастся найти какую-то возможность, чтобы определить «правильную и строго конституционную позицию короля и вместе с тем защитить премьер-министра». Однако ни письмо Кноллиса, ни письмо Мюррея не смогли убедить короля в том, что он должен согласиться с требованиями кабинета. На следующий день он решил отправиться в Лондон для дальнейших переговоров с Асквитом в Букингемском дворце, предложив Бигге подготовить соответствующий меморандум. В этот момент уже стало ясно, что его личные секретари придерживаются противоположных взглядов. «Я совершенно уверен, что Вы можете без всякого риска и в полном соответствии с конституцией принять то, что предлагает кабинет, поэтому рискну настоятельно Вам предложить так и сделать», – говорил ему Кноллис. Бигге не менее энергично советовал ему отвергнуть правительственный меморандум: «Позиция короля такова: он не может дать соответствующих гарантий. Если он так сделает, то станет приверженцем одной из партий, тем самым вложив мощное оружие в руки ирландцев и социалистов, которые, будучи уверены в устранении права вето палаты лордов, станут доказывать своим избирателям неизбежность максимального самоуправления для Ирландии и полного выполнения социалистической программы. Юнионисты же заявят, что Его Величество благоволит к либералам и ставит их (юнионистов) в неблагоприятное положение в собственных избирательных округах. Есть большие сомнения в том, будут ли конституционными подобные действия короля. В обязанности Его Величества вовсе не входит спасение премьер-министра после неосторожных слов, сказанных им 14 апреля».

Бигге также резко ответил на заявление владельца Эли-банка, что «спасение премьер-министра» входит в интересы короля: «Нужно принимать во внимание и положение короля. Его Величество прекрасно сознает, каким будет окончательное разрешение политической ситуации, если роспуск действительно произойдет и если правительство получит адекватное большинство. Но почему он должен сейчас давать какие-то обещания? Почему его нужно просить хотя бы на дюйм отклониться от строго конституционного пути? Вы отвечаете: „чтобы защитить премьер-министра“, чтобы имя короля не было вовлечено в водоворот политических противоречий и чтобы не давать в руки социалистам оружие для атаки на короля. Но пока Его Величество строго придерживается конституционных норм, он определенно должен быть безразличен к тому, что „социалисты, собираясь вместе, в яростном запале воображают немыслимые вещи“.

Повторяю – король поступит так, как следует».

Правительство, однако, не отступало. Во время встречи в Букингемском дворце, которая состоялась 16 ноября во второй половине дня, сопротивление короля было сломлено пугающими аргументами господина Асквита и лорда Крюэ, лидера палаты лордов. Этим вечером он записал в своем дневнике:

«После длительной беседы я весьма неохотно согласился заключить с кабинетом тайное соглашение о том, что, если правительство получит большинство на всеобщих выборах, я использую свою прерогативу назначать новых пэров, если меня об этом попросят. Все это мне очень не нравится, но я согласен, что это единственная альтернатива отставке кабинета, которая в данный момент была бы катастрофой.

Фрэнсис (лорд Кноллис) настойчиво советовал мне следовать этим курсом, а его советы обычно бывают весьма удачными. Могу только надеяться и молиться за то, чтобы он и на сей раз оказался прав».

Для короля это была унизительная ситуация. Вот что записал его друг лорд Дерби после разговора с королем на охоте, состоявшейся девять месяцев спустя:

«После этого король поехал в Лондон и встретился там с Асквитом и Крюэ. Когда они попросили у него гарантий, он пожаловался, что они приставили пистолет к его голове, и спросил Асквита, что будет делать тот (А), если он откажется. Ответ был таков: „Я немедленно уйду в отставку, и следующие выборы пройдут под крики „король и пэры против народа““. Тогда он обратился к Крюэ, и тот сказал, что поддерживает Асквита и что по этому вопросу у кабинета единое мнение. Далее он заявил, что они не просят у короля ничего антиконституционного. И умолял, чтобы ему дали возможность встретиться с Артуром Бальфуром и Лэнсдауном, но в этом ему было категорически отказано. Так они запугивали его в течение полутора часов, и тогда он сказал им, что даст гарантии на тот случай, если они получат большинство, и просил позволения заявить об этом публично. „Меня заставили это сделать, и я хочу, чтобы страна об этом узнала“, – заключил он. Они отказали, заявив, что обязательство было дано конфиденциально и таковым должно остаться. По сути, они его запугали; на его языке это называется „они бесчестно со мной поступили“».

Проиграв битву за короля, Бигге едва скрывал свою ярость. Желая облегчить душу, он написал язвительный меморандум о поведении своего коллеги:

«Менее чем за 48 часов мнение лорда Кноллиса полностью изменилось; до этого он был непреклонным противником каких бы то ни было гарантий, сегодня же он настоятельно советует королю пойти на тайное соглашение и говорит мне, что, настаивая на отставке и выступая против достижения каких-либо соглашений, я подвергаю короля и монархию серьезнейшей опасности. Он сказал, что посоветовал бы королю Эдуарду то же самое, что ныне советует королю Георгу, и, по его убеждению, покойный король последовал бы его совету. Эта ссылка на покойного мне кажется крайне несправедливой и даже неуместной, особенно в отношении короля, который столь высоко оценивает суждения своего отца. Но разве я не столь же настойчиво уверял, что абсолютно уверен – королева Виктория поступила бы так, как я советовал?.. Я совершенно убежден, что эта колоссальная ошибка допущена из страха, по меньшей мере сильно преувеличенного, перед грозящими короне опасностями, тогда как истинная опасность для нее заключается в позиции П.М. В состоявшемся 16-го числа разговоре для усиления этой угрозы использовали как аргумент неустойчивость тронов за рубежом!

И Его Величество сдался! А как иначе он мог поступить, если П.М., лидер палаты лордов и лорд Кноллис дружно заверяли его, что он поступает правильно и в соответствии с конституцией! Дай Бог, чтобы они оказались правы и чтобы мы не пожалели о предпринятом шаге, вскоре обнаружив, что за этим последуют новые требования, и тогда придется или идти на дальнейшие уступки или столкнуться с сопротивлением, угрожающим трону гораздо больше, чем проведение смелой, бесстрашной и открытой линии поведения в нынешнем кризисе».

Бравада Бигге шла скорее от сердца, чем от рассудка. Любой конституционный монарх рискует, отвергая министерский совет, каким бы неразумным или неприятным тот ему ни казался. Пытаясь отговорить правительство от действий по тому или иному плану, он может использовать весь свой дар убеждения, но если потерпит неудачу, то у него останется только два выхода: принять совет премьер-министра или найти нового премьер-министра, способного создать большинство в палате общин. Если бы король отверг просьбу Асквита о предварительных гарантиях, премьер-министру все равно пришлось бы уйти в отставку: не потому, что тот утратил доверие палаты общин, а потому, что лишился доверия монарха. С этого момента король оказался бы вовлеченным в такой конфликт, который не принес бы никакой пользы ни ему, ни монархии в целом.

Отставка Асквита и его коллег вынудила бы короля искать новую кандидатуру на пост премьер-министра. Единственным возможным кандидатом был Бальфур, лидер оппозиции. Если бы Бальфур отказался от этого назначения, королю необходимо было бы снова обращаться к Асквиту и, уже запятнав свою репутацию, капитулировать на тех условиях, которые предложил бы лидер либералов. В случае согласия Бальфура сформировать правительство отсутствие у него большинства в парламенте заставило бы его просить короля распустить парламент. И тогда наряду с палатой лордов одной из главных тем всеобщих выборов стало бы поведение короля. Либералы стали бы заявлять, что он заключил с пэрами нечестивый альянс против народа; консерваторы – что он защищает конституцию от революционных интриг. При любом исходе голосования король проигрывал. Победа либералов снова отдала бы его, укрощенного и беззащитного, в руки Асквита; победа консерваторов задним числом оправдала бы его сопротивление Асквиту, но при этом он – возможно, навсегда – лишался уважения и доброжелательного отношения со стороны либералов.

Таковыми представлялись опасности, о которых Бигге должен был доложить королю и от которых Кноллис его спас. Личные секретари, стараясь наилучшим образом услужить хозяину, действовали каждый в соответствии с собственным характером. Бигге, который своей всегдашней осторожностью позднее заслужил прозвище Лучше Не Надо, на сей раз действовал на редкость опрометчиво, чего больше не отмечалось в его последующей карьере. Кноллис, на протяжении сорока лет являвшийся близким другом и советником Эдуарда VII, кажется, так и не сумел убедить нового короля в своей правоте, не прибегая при этом к обману. Есть свидетельство, хотя его и нельзя назвать неопровержимым, что письмо Мюррея, призванное укрепить позицию Асквита, было написано по настоянию последнего. Еще большего порицания заслуживает нежелание Кноллиса сообщить королю о том, что в случае отставки Асквита Бальфур готов сформировать правительство или по крайней мере может за это взяться. В том же году, ровно за неделю до смерти короля Эдуарда, архиепископ Кентерберийский доктор Рэндалл Дэвидсон пытался разрешить конституционную проблему на неофициальной встрече с Кноллисом, Бальфуром и Эшером. В отчете о ней, подготовленном Кноллисом для Эдуарда, были и такие слова: «Господин Бальфур достаточно ясно дал понять, что он готов сформировать правительство, дабы избавить короля от положения, при котором тот вынужден был бы решать вопрос о назначении пэров».

Спустя семь месяцев, в ноябре 1910 г., Кноллис не стал показывать этот документ и даже упоминать о нем, таким образом, заставив короля поверить, будто альтернативы требованиям Асквита не существует. О беседе с Бальфуром в апреле 1910 г. король узнал лишь после того, как Кноллис через три года вышел в отставку. Король тогда прикрепил к отчету следующую записку:

«Вышеупомянутые письма и меморандумы оказались в моем распоряжении лишь в конце 1913 г. Если бы я знал их содержание до того, как господин Асквит 16 ноября 1910-го запросил у меня гарантии, это, несомненно, имело бы важное значение.

Георг, 7 января 1914 г.».

Обнаружение этих документов было для короля вдвойне неприятно. С опозданием на три года он обнаружил, что мог, оказывается, пойти наперекор Асквиту, послав за Бальфуром, и что верный Кноллис так мало доверял своему хозяину, что скрыл от него важнейшую информацию.

Теперь, спустя тридцать лет после того, как Гарольд Николсон обнародовал эти факты, опубликовав официальную биографию Георга V, мы можем дать действиям Кноллиса более благопристойное объяснение. Недавно королевские архивы открыли доступ к меморандуму, написанному Бальфуром в октябре 1910 г., всего за месяц до конфликта между королем и Асквитом. Из него следует, что лидер оппозиции за время, прошедшее после апреля, изменил свое мнение и уже не был уверен, что сможет в случае отставки Асквита сформировать альтернативное правительство. Написанный, очевидно, по настоянию Эшера, документ содержит сделанную рукой этого любителя совать нос в чужие дела приписку о том, что он направил его Кноллису.

В своем меморандуме Бальфур заявил, что, «насколько он сейчас в курсе дела», ему не следует формировать правительство в случае отставки Асквита. На первый взгляд это означает, что он изменил первоначальное мнение. Однако как прежнее его мнение, так и последующее глубоко разнятся и по форме, и по содержанию. В апреле Бальфур дал четкий ответ на вопрос, заданный ему личным секретарем суверена; в октябре он просто позволил себе поразмышлять над данной проблемой. Октябрьский меморандум дает представление не только о сомнениях Бальфура в отношении того, должен ли он взять на себя обязанности премьера, но содержит и другие, чисто умозрительные рассуждения относительно возможности приведения к власти переходного правительства во главе с «нейтральным» опытным государственным деятелем или такого же правительства, состоящего из одних чиновников.

Вероятно, Кноллис не придал этому документу особого значения, иначе бы он использовал его через месяц, чтобы подкрепить свои утверждения, будто бы у короля нет другого выхода, кроме как подчиниться Асквиту. С другой стороны, когда Бальфур позднее жаловался, что Кноллис неверно изложил его взгляды королю, становилось непонятно, почему взбешенный личный секретарь не предъявил Бальфуру его же собственный меморандум. Возможно, он его даже не прочитал, а если и прочитал, то, вероятно, решил, что это чересчур расплывчатый документ, чтобы принимать его всерьез. Вновь обнаруженный октябрьский меморандум позволяет интерпретировать поведение Кноллиса в более благоприятном для него свете: он скрыл от короля высказанное в апреле мнение Бальфура только потому, что знал: в октябре Бальфур уже передумал. Тем не менее, для того чтобы целиком принять эту гипотезу, имеющихся доказательств все же недостаточно.

Но даже если Кноллис сознательно обманывал своего хозяина, с нынешних позиций становится ясно, что он проявил больше мудрости и осторожности, чем король или сэр Артур Бигге. Как записал в дневнике всезнающий Эшер всего через три дня после того, как король с неохотой дал Асквиту тайное согласие назначить новых пэров, «у молодого монарха есть только один благоразумный выход – строго соблюдать конституцию и следовать официальным советам своих министров». Эшер совершенно справедливо мог бы добавить: даже в том случае, если этот официальный совет беспрецедентен, неясен и призван защитить его министров от последствий неосторожных обещаний.