Текст книги "Преступник"

Автор книги: Кемаль Орхан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

7

А Шехназ лежала и думала об Адеме. Вот таким должен быть муж! Такому и душу можно отдать. Если бы они были всегда вместе…

По ее телу пробежала дрожь.

Как это быстро произошло, за каких-то два-три дня. И она совсем не виновата. Вчера вечером муж сам предложил посидеть вечерком с Адемом. Вот дурак! «Этот Адем давно пристает, разреши нам немного выпить!»

Она улыбнулась.

Ну и обвела же она его вокруг пальца! Нарочно принялась ворчать, ругаться. Как раз в это время пришла мать Адема, спросила, чем она так расстроена. Здорово притворилась: «Чем где-нибудь пить, лучше дома, на глазах. А там, чего доброго, уснет, обокрадут еще! И у нас можно посидеть. Ну, как знаете, я не хочу вмешиваться в ваши дела. Мой сын уважает Ихсана-эфенди, только и говорит о нем…»

Шехназ повернулась на другой бок.

…Адем без конца подливал ракы. Старый дурень, желая показать, как он умеет пить, какой он крепкий, хватал, не разбавляя, одну рюмку за другой.

Все шло так, как она хотела. Если бы не этот дьяволенок… Никто и не заметил, как он пролез в дом.

Она нахмурилась.

Наверняка от соседки. Шехназ не любила тетушку Зехру. Та дружила с покойной хозяйкой.

Шехназ даже слышала однажды, как Зехра сказала ей: «Зачем ты взяла в дом такую молодую красивую служанку? Разве можно доверять мужу!..» «Вот дрянь! – Шехназ поморщилась. – Мало того, что больной женщине все уши прожужжала, так теперь за мальчишку принялась. Ну что ж, старайся! Только посмотрим, что из этого получится! Пусть хоть весь мир говорит, не заставите старика поверить. А впрочем, пусть поверит! Будет сильно приставать, скажу, что это правда».

Она вздохнула.

Спать не хотелось. Почему Адем ушел так рано? Лучше бы не уходил! Мот бы даже ночевать остаться.

Проклятый мальчишка! Если бы не он!

«…Пусть старик только попробует что-нибудь сказать. Устрою скандал, осрамлю на весь квартал. Но лучше все-таки без этого. А вдруг Адем испугается? Самое лучшее…»

Она легла на спину, сбросила одеяло.

«Адем!.. Ну, а пасынок?» Она сделает все, чтобы он не проболтался отцу.

Утром она встала раньше мужа, спустилась вниз. Джевдет одевался.

– Ты почему встал так рано? – спросила она с улыбкой.

Джевдет не ответил. Поднял лоток. Направился к двери.

– Тебя спрашивают?

Она не стала его задерживать. Паршивый щенок! Еще начнет кусаться – все может испортить. Мысли ее снова вернулись к Адему. Если бы он сказал ей: «Брось мужа, приходи ко мне!» Но ведь она не нужна ему без денег!

В комнате Ихсана-эфенди зазвенел и сразу же смолк будильник. Значит, муж не спит. Сейчас он спустится на кухню. Станет разжигать примус.

Молнией мелькнула мысль: «Пусть подумает, что я убираю комнату Джевдета».

Она собрала грязные наволочки и простыни, стала снимать пододеяльник.

В чуланчик заглянул Ихсан-эфенди, глазам своим не поверил. Шехназ? Она ли это? Всегда встает не раньше девяти. И вдруг…

– Что ты делаешь, дорогая?

Шехназ обернулась:

– Разве не видишь!

– Белье хочешь сменить?

– А что делать? У мальчика все грязное. Вот если бы вчера гости вошли сюда. Опозорились бы совсем. Что о нас подумают? Перед людьми стыдно!

– Ты сама постираешь?

– Не соседи же! Жаль его. Хоть он и против меня, я не сержусь, что с него взять? Дитя. Был бы помягче, поласковей, видит аллах, любила бы его, как родного. Я к нему всей душой, а он… Как будто я виновата в смерти его матери!

– Что-нибудь случилось? Опять нагрубил? – с беспокойством спросил Ихсан-эфенди.

– Как будто в первый раз! Да вот сейчас только говорю ему: «Сынок, постелька у тебя грязная, сними, я постираю». Отвернулся и даже не взглянул на меня. И что злится?..

Она поднесла руку к глазам.

Плачет… Жалеет мальчишку! Ихсан-эфенди опустился на колени, поднял на Шехназ глаза.

– Спасибо тебе, детка моя! Аллах все видит. Вознаградит тебя за доброту! Спасибо тебе!

Он взял ее руку. Рука была маленькая, пухлая, горячая. Долго целовал и гладил ее, как маленького голубя, потом взял вторую руку, положил одну на другую, сжал и снова поцеловал. Шехназ не противилась.

Аллах милостивый, что это? Никогда еще она не была такой послушной!

– Шехназ, дорогая моя! – умолял он дрожащим голосом. – Прошу тебя, не стирай сама. Я найму прачку. Ты моя госпожа. Для тебя ничего не пожалею. Весь мир бы отдал! Не стирай сама. Мы найдем прачку!

– Вчера ты слишком много выпил…

– Не сердись. Ведь ты же сама разрешила мне, уважила старика.

– Я думаю о твоем здоровье. А так, что же? С порядочными людьми, дома, почему не выпить? Хоть каждый вечер! И мне веселее будет.

– Правда? Ты правду говоришь, Шехназ?

– Ну да! Вот только…

– Что?

– Как бы сплетни не пошли! Этого я боюсь.

– Какие сплетни?

– Будто ты не знаешь наших соседей. Такого наговорят – не обрадуешься!

– Что же они могут сказать?

– Откуда я знаю? Начнут судачить: то да се… Приводит в дом молодого неженатого мужчину, при молодой жене выпивает с ним. А вообще-то тебе виднее…

Ихсан-эфенди вспылил, как в былые дни, когда его называли Бомбой.

– Мне все равно! Кому какое дело! Пусть себе плетут всякую чепуху. Не думай об этом. Лишь бы тебе было хорошо.

Шехназ не слушала его, она думала об Адеме. Пойти к нему? Может быть, он еще не ушел? Вот если бы не ушел!..

У нее заблестели глаза.

Сейчас же! Она подкрасится, оденется получше… Зачем ей этот противный старик?

Она оттолкнула мужа и поднялась по лестнице.

Ихсан-эфенди вернулся к действительности. Он опять опаздывает, и намного больше, чем обычно. Бухгалтер снова рассердится, а эти молокососы начнут хихикать. «Ну что? Как дела, а?..»

Через четверть часа разнаряженная, накрашенная Шехназ сошла вниз.

– Я пойду к тетушке Мухсине, скоро вернусь…

– Иди, мое золотко, иди, детка!..

Она с раздражением закрыла дверь. «Золотко! Детка!»

Солнце уже поднялось высоко. У «Перили Конака», как всегда, играла детвора.

Звонко, на весь квартал, кричал разносчик кислого молока.

Адем еще не ушел. Он сидел под абрикосовым деревом во дворе и прочищал ножом старые автомобильные свечи.

Старуха принесла скамейку. Шехназ села напротив Адема. Он не обращал на нее внимания, склонился над работой.

– Ну что? – спросила тетушка Мухсине.

– Ничего. – Шехназ пожала плечами.

– Мальчишка не проболтался?

– Еще не видел отца, – вздохнула Шехназ. – Но каков выродок! Утром спустилась вниз, ласково заговорила с ним, а он даже не смотрит.

Адем усмехнулся.

– Меня он тоже недолюбливает.

– Почему?

– Не знаю.

– Невоспитанный грубиян, – сказала Шехназ. – Видеть не могу его морду. Когда-нибудь скажу: или я, или он.

– А старик как?

– Что?

– Не ревнует?

– Что ты! – сказала она с улыбкой.

Адем взглянул на мать. Она поднялась.

– Схожу на рынок за овощами. Вы посидите, я скоро вернусь. Хорошо?

Шехназ покраснела до ушей.

– Только ненадолго.

– Нет-нет, я мигом сбегаю.

Она взяла сетку и ушла.

– А если даже надолго? Тебе-то что? – спросил Адем, не поднимая головы.

Шехназ улыбнулась.

– Отвечай же!

Она встала.

– Не знаю.

Адем полил свечи бензином и зажег спичку. Появился легкий синий язычок пламени.

– Иди в дом, я сейчас. – Он выплюнул сигарету.

Шехназ заложила руки за спину.

– Иди же! – повторил Адем.

Их взгляды встретились. Шехназ снова улыбнулась.

– Что делать в доме?

– Ничего. Посидим поговорим!

Адем вылил из бутылки на ладонь черную жидкость, пахнущую бензином, сильно растер ее, снова полил и растер; вытер руки начисто; подошел к крану, долго их намыливал. Шехназ зашла в дом, подала полотенце.

Адем покосился на нее.

– Вот видишь, какая у нас грязная работа.

– Подумаешь!

– Нет, не подумаешь. Я не хочу всю жизнь жить в грязи.

Он вытер руки и отдал ей полотенце.

– А что ты сделаешь? – спросила Шехназ.

– Что сделаю? Заведу свое такси – вот и будет хорошая жизнь. Куплю машину.

– А деньги?

– Посмотрим… Может, аллах пошлет мне невесту с приданым тысячи так в три-четыре.

Шехназ взглянула на него. Три-четыре тысячи… Это не казалось ей недоступным.

– А хватит столько?

– Ну, тысяч пять.

Адем взял ее за руку..

– Пойдем в дом.

– Нельзя сейчас!

– Почему?

– Мать придет.

– Ну и пусть!..

– Что ты! Стыдно!

– Так ведь мать больше меня для нас старается. Думаешь, она не знает?..

Он поднял ее и внес в дом.

Маленькую комнатку слабо освещало узкое длинное окно, выходящее в темный переулок. В одном углу стояла неприбранная постель Адема, в другом – старая деревянная тахта, накрытая желтым с красными цветами покрывалом.

Он опустил Шехназ на тахту. Сел сам.

– Я знал, что ты придешь.

– Почему?

– Как же не знать?

Он обнял ее.

– Эх, была бы у меня машина! Зашибал бы я в день лир по двадцать – двадцать пять! Да если бы ты была моей женой…

Она обожгла его взглядом.

– Раз ты хочешь, так и будет!

– А старик?

– Ах, боже мой!

– И потом деньги, тысяч пять лир… есть они у тебя?

– Нет… – ответила она со вздохом. – Ох, если бы были!.. Отдала бы тебе все, не пять, а десять… Даже сто тысяч отдала бы!

Адем оживился.

– Ты можешь достать деньги, – сказал он, – если захочешь!

Она прижалась к нему.

– Где я могу достать деньги?

Адем ответил не сразу.

– Где? Очень просто! У твоего мужа, в его черном портфеле!

Шехназ широко раскрыла глаза.

– Разве можно?

– Бери на здоровье!..

– Но ведь деньги казенные, не его!

– Ну и что же! Как будто на них нельзя купить машину? Какая разница: его деньги или не его?

– А старик?

Он оттолкнул ее.

– Ну, раз ты его так любишь, зачем ко мне пришла?

– Его посадят в тюрьму? Да?

– Не на трон же… Конечно, в тюрьму.

– А я? Меня тоже?

– Ты-то здесь при чем? Пусть он отвечает. А ему уже пошло на шестьдесят! Пожил, хватит. А мы молоды. Деньги нам нужны. Я тебя не заставляю. Сама подумай. Только знай: сумеешь умно сделать дело – хорошо, не сумеешь – я тут ни при чем. Поняла?..

Шехназ ушла озабоченной. Вскоре вернулась мать Адема.

– Ну как? – спросила она.

– Закинул удочку, посмотрим.

– Сказал про машину?

– Конечно, чего же ждать? Мы ведь не дети.

– А она что?

– Как будто сообразила, что к чему.

– Что сказала? Да или нет?

– Думаю, найдет деньги. Ну, я пошел…

В кофейне Адем встретился с Демпсеем и Тайяре.

Взяли стулья, сели.

Демпсей заказал кофе:

– Эй, Дазгырлы, приготовь для Адема чашку полусладкого, плачу́ я.

Тайяре не вытерпел:

– Рассказывай!

– Вчера вечером, – Адем закурил, – «подлечились» как следует со стариком Ихсаном, выпили. Дед бывалый, сразу видно, раньше здорово закладывал. Все держался, потом… того, скис. Ну, а я остался с его женой… Молодая, лет двадцать… Утром встал и думаю: «Сейчас заявится».

– Ну и как? – спросил Демпсей.

– Пришла! Чтоб мне провалиться на этом месте! Разряженная. А я в это время возился с этим дерьмом, свечами. Нарочно не смотрю на нее. Зачем лезть?.. Потом закинул удочку: «Знаешь, любовь любовью, одной ею сыт не будешь. Недаром говорят: „Фасоль хороша с луком, а любовь – с мечтой“. Но это не для меня. Мне нужны деньги!» – «Где я их возьму?» – спрашивает. «Где хочешь, мне какое дело!» – Адем не сказал о портфеле Ихсана-эфенди.

– Как думаешь, достанет?

– Не знаю. Не достанет, так только меня и видела. Пусть хоть как пери будет хороша, а не наберет на средненький фордик – всего хорошего!

Демпсей и Тайяре одобрительно закивали.

– Захочет – найдет! Муж раньше служил в почтово-телеграфном управлении. Пенсия у него большая. Да еще на фабрике монету гонит, тысячами лир ворочает. Не может быть, чтобы старик не имел деньжат в запасе…

Адем взглянул на улицу. У газетного киоска стоял с лотком на шее Джевдет. Рядом с ним какой-то мальчик, тоже лоточник. Они словно зачарованные смотрели на цветные обложки журналов.

– Вот только побаиваюсь этого щенка, – показал Адем.

– Какого? А, твоего «приемыша»? Почему?

– Мальчишка подсмотрел за нами вчера. Расскажет отцу, тогда дело дрянь. Шехназ вертит стариком как хочет, но…

– А ты задобри мальца, – посоветовал Тайяре.

– Пойди потолкуй с ним, – добавил Демпсей. – Купи журнал!

Адем бросил сигарету.

– Придется.

Он подошел к мальчикам.

– Красивые журналы, а? Мы с твоим отцом друзья, Джевдет. Выбирай, какой хочешь, я заплачу!

– Мне не надо! Пойдем, Кости! – Джевдет потянул друга за рукав.

Кости ничего не понял.

– Кто это? – спросил он.

– Никто! – угрюмо ответил Джевдет.

Они повисли на трамвае, идущем в Эдирнекапы. Кости уже немного знал друга. Если тот не ответил – как ни расспрашивай, не поможет! Поэтому лучше к нему не приставать.

Джевдет о чем-то напряженно думал.

– Плохо, – наконец проговорил он, – когда ты не такой сильный, как Храбрый Томсон!

Они обменялись взглядами.

– Почему?

– Но кое-что все равно можно сделать!

– Что?..

– Вот только нет пистолета и лошади. Были бы они у меня, я бы сначала отомстил мачехе, а потом… – он хотел сказать: «…шоферу Адему. Ты видел его. Он подходил к нам у киоска».

– А потом?

В этот момент кондуктор стукнул Джевдета сумкой по голове. Мальчик разжал руку и спрыгнул. Больно ушиб ногу. Кости спрыгнул тоже. Они грустно посмотрели вслед трамваю, быстро удаляющемуся в сторону Султанахмеда, мимо парка Гюльхане.

– Вот собака! – с досадой сказал Джевдет.

– Пойдем в кино? – предложил Кости.

Джевдет не слышал. Он жалел, что не запустил в трамвай камнем.

– Ну как? Идем?

– Куда?

– В кино.

– Хорошо, а деньги?

– У меня есть.

– А футбол?

– Потом поиграем.

– Ладно!..

Они дошли до Султанахмеда, вскочили на подножку трамвая «Мачка – Баязит», спрыгнули у Баязита.

– Посмотрим, что идет, – сказал Кости.

Друзья дошли до Шехзадебаши. Здесь, у дешевых кинотеатров, всегда толпились мальчишки, постарше и поменьше; ученики парикмахеров, поварята, лоточники, чистильщики обуви; неизвестно как и на что существующие щеголи с напомаженными волосами; босоногие попрошайки в лохмотьях; размалеванные девицы в широких платьях. У стендов, пестревших афишами, с утра до позднего вечера шел спор о фильмах.

Джевдет и Кости хотели посмотреть какой-нибудь ковбойский фильм или грустный, вызывающий слезы.

Кости любил грустные фильмы. Он мог смотреть их много раз, и они ему не надоедали. А полом несколько дней, даже недель, находился под впечатлением картины. Задумчиво бродил с лотком на шее по улицам. Проходили люди, проносились машины, трамваи. Он смотрел и не видел, слышал и не понимал. Мысли его были с героями фильма.

Кости не мог забыть одного фильма о знаменитом скрипаче. В детстве этот музыкант мечтал о скрипке. Но семья его была очень бедной, не хватало денег даже на хлеб, и о скрипке нечего было и думать. Мальчику здорово доставалось от отца, но ничто не могло заставить его забыть музыку и работать там, куда его отдавали.

Однажды он потихоньку забрался в музыкальный магазин и украл инструмент. Если бы не украл, так и не стал бы великим артистом!

В тот день в Шехзадебаши этот фильм не шел.

Джевдет даже не смотрел на афиши. Грустный, с угрюмым видом, брел он за другом, нехотя отвечая ему.

Они дошли до последнего кинотеатра. Джевдета будто толкнул кто-то в спину.

– Стой, Кости!

– Что ты?

– Посмотри сюда.

Кости поднял голову и взглянул. С большой афиши у входа в кино на них смотрел Билл, герой фильма «Отряд „Красный шарф“», в широкополой ковбойской шляпе, в узких брюках для верховой езды, с длинноствольными пистолетами в руках.

– Я видел эту картину. Уже два раза, – разочарованно проговорил Кости.

– Пойдем еще, а? Ну ради меня!

Джевдет схватил товарища за руку. Глаза у него горели.

– Ну пойдем! В другой раз я тоже ради тебя пойду!

– Хорошо, пойдем.

Джевдет обнял Кости.

– Ты самый лучший друг на свете. Как хорошо, что мы познакомились! Значит, отец Храброго Томсона тоже приходил домой пьяным…

– Не Томсона, Билла.

– Я буду называть его Томсоном! Храбрый Томсон – так лучше.

До начала оставалось еще много времени. Мальчики направились в Фатих, оттуда в Карагюмрюк[42]42
  Фатих, Карагюмрюк – районы Стамбула.


[Закрыть]. Из покосившихся домиков выходили женщины в стоптанных шлепанцах, в туфлях на деревяшках, покупали у них нитки, иголки, булавки, резинку. На площади галдели, гоняя тряпичный мяч, мальчишки. Готовились сразиться две футбольные команды. Джевдет стал судить. Друзья так увлеклись игрой, что забыли о кино.

Джевдет опомнился первым, бросил свисток и побежал. Кости за ним. На Шехзадебаши примчались вспотевшие, запыхавшиеся. Вошли в зал. Показ фильмов давно начался. В полумраке отыскали места. Было душно, стоял тяжелый запах. Они пришли к середине какого-то фильма, спросили у соседа название.

– «Месть ковбоя»! – буркнул тот.

На экране – высокий, стройный, широкоплечий ковбой мчался как ветер по узкой горной дороге наперерез цепочке фургонов. У самой пропасти он спрыгнул с коня и спрятался за скалу.

Подъехали фургоны в окружении двадцати-тридцати всадников с ружьями. Ковбой выскочил из засады, в руках у него пистолеты: «Стой! Руки вверх!»

Фургоны и лошади еще мгновенье продолжали двигаться. Потом они остановились. Ковбой быстро осматривал повозки. В самой последней была красивая высокая блондинка.

Джевдет вспомнил Прекрасную Нелли и сразу же – Джеврие. Когда они приедут в Америку, Джеврие тоже станет такой!

«Вы свободны, мисс, – осклабился ковбой. – Вот мой конь, садитесь, он знает дорогу. А я еще должен поговорить с этими…»

Вдруг раздается выстрел. Мисс с воплем бросается за спасительную скалу. Ковбой пускает в ход пистолеты. Каждая пуля находит цель. Кончаются патроны, схватка продолжается врукопашную. Смелый ковбой сражается один. Сплошная неразбериха. Все смешалось. Публика аплодирует так, что содрогается здание. В зале сплошной рев от выкриков: «Так их!», «Бей!», «Давай!» Это уже не восторг, а сплошное неистовство. Вдруг фильм кончился, вспыхнул свет.

– Ну и ну!

– Вот силач! Правда?

– А как бьет кулаком!

– Вот это Америка!

– Что за воздух, что за вода!

– Э-э, бросьте! Ведь это же кино! Все выдумка! – сказал большеголовый человек с усиками.

Зрители, в том числе и Джевдет с Кости, возмутились. Как так выдумка? Там люди не такие – сильные, высокие. Сразу же исполняются любые желания.

– Кости, – прошептал Джевдет, – вот я стану таким же ковбоем, потом вернусь в Стамбул. Отомщу Эролу и остальным… И не только им.

– А кому еще?

Джевдет не ответил. Он забыл про Эрола, Кайхана, Шинаси и даже Айлу. Он думал сейчас только о мачехе, шофере Адеме да еще об отце. Отец тоже виноват, он погубил мать, но настоящие враги – это Адем и мачеха.

Он не мог забыть тот вечер. О чем-то тихо разговаривали, уложили пьяного отца спать, а потом закрылись вместе в комнате…

Джевдет вздохнул.

Рассказать отцу? А вдруг он не послушает, не поверит? Скажет, сын наговаривает на мачеху. Тогда лучше не жить с ним, убежать. Но куда? А что, если спрятаться в «Перили Конаке»? Там его никто не увидит. Только Джеврие будет знать, где он. Приходить по вечерам и рассказывать…

Свет погас. На экране снова закипела свалка. Но Джевдет уже не кричал вместе с другими. Смотрел рассеянно, думая о своем.

Только когда начали показывать «Отряд „Красный шарф“», он встрепенулся. Действительно, отец Билла был похож на его отца – пьяница, ворчун. И мать была такая же, добрая, ласковая, любящая, только умерла не у корыта с бельем. На глаза вдруг набежали слезы. Как он ни старался сдержаться, не получилось.

Когда зажегся свет, Кости взглянул на него и спросил:

– Ты плакал?

– С чего ты взял?

– Как с чего взял? А глаза почему мокрые?

– Выдумал тоже! – вспылил Джевдет.

– Ну ладно, это я так… – озабоченно проговорил Кости. – Не сердись!

– Я и не сержусь. В глаз что-то попало…

Они чуть не опоздали на матч в Султанахмед.

Джевдета поставили левым полузащитником, хотя он всегда играл в центре нападения. Кости стал левым крайним форвардом. Капитан команды из Султанахмеда плохо знал свое дело. Только суетился и шумел. Веснушчатый паренек, левый защитник, махнул рукой:

– У нашего капитана все наоборот. Меня поставил левым защитником, а я – правый. Ну, ничего, сыграем! Ты смотри в оба, против тебя будет стоять Медведь. Этот парень из Кадырга больше всех мячей кладет. Занимается с тренером на стадионе… Здоровый – настоящий медведь!

Джевдет посмотрел на правого полузащитника из Кадырга. Действительно, здоровяк. На ногах бутсы, красные гетры, наколенники.

Он понял, что не сможет сдержать такого. У парня ноги как бревна. Ему стало страшно.

Прибежал судья. У команды из Кадырга подошли еще три игрока. Матч начался. В лицо дул сильный ветер.

На пятой минуте Медведь пушечным ударом с центра поля открыл счет. Капитан кричал на Джевдета: «Раззява! Спать сюда пришел?»

Игра оживилась. Противники, как назло, все время нападали справа. Джевдет волчком вертелся перед Медведем. И вдруг – ошеломляющий удар в лицо. Мяч отлетел в одну сторону, он в другую. Из носа хлынула кровь.

Качнулся покрытый глазурью голубой купол мечети Султанахмед, закружились минареты Айясофьи, море вдали, игроки. Джевдет упал. Ворота были спасены, но какой ценою!..

Его отнесли на край поля, сняли форму и отдали другому. Потом из пелены тумана выплыло лицо Кости. В голубых глазах друга блестели слезы.

Джевдет пришел в себя.

Кости вытер ему платком нос. Платок покраснел от крови.

– Сможешь дойти до воды?

– Нет, не дойду, – слабо ответил Джевдет.

Кости наклонился, взвалил его на спину и понес.

Через час они сели на катер. Вместе вышли на пристани Джибали.

– Может, вернешься? – спросил Джевдет.

– Нет, провожу до дома.

– Уже поздно, тебя будут ругать.

– Ничего.

– Раньше бы поужинал у нас, а теперь… Плохо без матери!

Они шагали рядом по узким извилистым улочкам, откуда-то доносилась песня. Потом невдалеке заорал пьяный.

Темнело. В домах зажглись огни. А вот и двор квартальной кофейни, освещенный большой электрической лампой. Они поравнялись с «Перили Конаком».

Прокричала сова.

– Вот смотри! – сказал Джевдет. – Помнишь, я рассказывал. Здесь живут привидения, джинны, ведьмы!

Кости с опаской посмотрел на темневшие стены здания.

Мальчики дошли до дома Джевдета. Верхний этаж был ярко освещен. Дверь закрыта.

– Вай, Кости-аби, и ты пришел? – Из темноты вынырнула Джеврие.

– Да.

– Как дела?

– Не спрашивай.

– Что-нибудь случилось?

– Играли в футбол… Один там, Медведь, разбил Джевдету нос.

Джеврие подскочила к Джевдету.

– Правда, Джевдет-аби? Очень больно?

– Нет, уже прошло.

– Много крови было?

– Ерунда! Не знаешь, кто у нас?

– Шофер Адем.

– Пьют вино?

– Может быть… Тебе лучше знать.

Джевдет сжал кулаки. Выбить бы одним ударом ноги дверь, взбежать наверх, перевернуть стол…

Он вздохнул.

Ах, почему он не Храбрый Томсон или хотя бы не ковбой из картины, которую они видели сегодня!

– О чем думаешь, Джевдет-аби? – спросила Джеврие.

– Так, ни о чем.

– В квартале говорят, что Ихсан-эфенди заставляет молодую жену пить ракы с шофером Адемом.

Кости теперь понял, почему друг такой грустный, но расспрашивать не стал: нужно было идти домой.

– Ну, я пошел.

Джевдет стоял в задумчивости.

– До свидания, Кости-аби, – сказала Джеврие, – приходи еще, посмотришь, где я живу. Хорошо?

– Ладно.

Кости скрылся в темноте.

Джевдет не знал, что ему делать. Идти домой или не идти? Может быть, совсем уйти из дома? Но куда? К Кости? Нет, он не должен быть обузой для его матери.

– Джевдет-аби!

Джеврие трясла его за руку. Джевдет очнулся:

– А где Кости?..

– Он ушел… – растерянно ответила Джеврие, – ты даже не попрощался с ним, Джевдет-аби!

Джевдет постучал к тетушке Зехре.

– Ах, сынок, – показалась в дверях соседка, – мне сегодня досталось от твоей мачехи.

– Что ей надо, тетушка? – спросил Джевдет.

– Вот ты вчера вечером прошел через нашу дверь, а ей не нравится. Пусть, говорит, свои двери знает.

– Кто у нас, опять шофер Адем?

– Он… Пришел рано, вместе с твоим отцом. Пели песни, дурачились… Клянусь аллахом, пойдет о вас дурная слава.

– Сегодня мне нельзя пройти здесь?

– Нет сынок, не хочу связываться. С собакой лучше не лезть в один мешок. У твоей мачехи стыда нет, а у меня совесть чиста, я боюсь таких. Постучи, они откроют.

– Хорошо.

– Не обижайся, сынок… Ты для меня как родной, но что поделаешь?

Она вздохнула.

Джевдет подошел к своей двери. Прислонился к стене дома. Напротив мрачно чернела громада «Перили Конака».

Небо было усыпано большими звездами. Вечер спокойный, безветренный. На деревьях не шелохнутся листья. Самая хорошая погода для клопов. В такую жару и безветрие они высыпают целыми полчищами и не дают уснуть целую ночь.

– Поеду в Америку… – проговорил Джевдет. – Обязательно поеду!.. Храбрым Томсоном вернусь сюда, каждый тогда получит свое. Всем, всем отомщу, как ковбои из «Отряда „Красный шарф“».

– Ты видел «Отряд „Красный шарф“»? – спросила Джеврие.

– Да. Сегодня с Кости.

Джевдет долго, с увлечением рассказывал содержание фильма. Потом вспомнил эпизод с высокой блондинкой из «Мести ковбоя».

Джеврие всплеснула руками:

– Я стану такой, как она! Мы вместе поедем в Америку! Как хорошо…

Хриплый мужской голос затянул в доме песню. Шофер Адем…

Джевдет снова помрачнел:

– Ну, иди домой, Джеврие!

Она взяла его за руку:

– Почему Джевдет-аби?

– Иди! Так будет лучше.

– Хорошо, я пойду.

Она растаяла в темноте.

Джевдет постучал. С лампой в руке появился отец. Он с трудом стоял на ногах.

– Почему так поздно?

Джевдет не ответил и проскользнул в свой чуланчик, зажег лампу. Странно: всегда закоптелое стекло блестело. Комнатка тоже преобразилась: пол подметен, книги и журналы сложены в углу. Простыня, наволочка – все чистое.

Отец стоял в дверях.

– Ты не ценишь свою мачеху, – сказал он.

Джевдет едва удержался, чтобы не рассказать о вчерашнем.

– Адем-аби хотел купить тебе журнал, а ты морду воротишь. Ну и ну!..

– Мне ни от кого ничего не надо!

– А-а!.. Три дня всего торгует, и уже нате вам! Важная персона!

– Совсем не важная…

– С таким характером тебе плохо придется…

– Ну и что?

– Хлебнешь горя!

«Мне ведь будет плохо, не тебе! Лучше за собой смотри!» – хотел сказать Джевдет.

Ихсан-эфенди нетвердой походкой направился к лестнице. Сегодня ему не хотелось портить себе настроение. Отколотит паршивца и в другой раз.

Стол ломился от яств: отбивные котлеты, жареные потроха, бутылки с ракы во льду. Адем и Шехназ сидели рядом.

Ихсан-эфенди вошел невеселый. Поставил лампу на деревянный сундук и вернулся на свое место. Лицо его осунулось, побледнело. Он, казалось, ждал вопросов, но жена и гость молчали. Старик потянулся за рюмкой, осушил ее одним духом, запил водой со льдом.

– Не нравится мне этот мальчишка! – тяжело вздохнул он.

Шехназ и Адем переглянулись.

– Очень упрямый, – пробормотал Адем. – Сын пошел не в отца.

– Он и мизинца отца не стоит! – добавила Шехназ.

Ихсан-эфенди совсем опьянел. Кто это? Шехназ? Шехназ, которая годится ему в дочери! Значит, она его любит.

Он снова взял бокал, поднял его.

– Будь здорова, дорогая! Пью за тебя! Целый мир для меня – ничто, ты – все! Ради тебя я готов пожертвовать не только Джевдетом.

Ихсан-эфенди заплакал. Пошатываясь, подошел к жене, обнял ее, стал целовать.

– Ну, хватит, дорогой, хватит! Я отведу тебя в комнату. Стой, а то сейчас упадешь. Не будешь слушаться – я рассержусь!..