Текст книги "Преступник"

Автор книги: Кемаль Орхан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Лицо старухи, освещенное желтым светом уличного фонаря, падавшим через приоткрытую дверь, расплылось в довольной улыбке.

– Посмотрим, – сказала она. – Посмотрим, негодница!

Джеврие снова бросилась к ней на шею и принялась целовать.

Хотя они говорили шепотом, Джевдет все слышал. Он снова надел лоток. Джеврие вошла в комнату и, увидев его с лотком на шее, удивилась:

– Чего же ты не сядешь, Джевдет-аби? Сними лоток.

– Нет, я пойду!

– Куда?

– Сам не знаю.

– Что с тобой, Джевдет-аби? Почему?

– Твоя бабка не хочет, чтобы я здесь оставался.

У Джеврие сердце так и замерло: он слышал их разговор!

Джевдет, воспользовавшись ее растерянностью, вышел из барака и, даже не взглянув на возившуюся в углу двора старуху, выскользнул за ворота.

Луна, еще совсем недавно робко выглядывавшая из-за темной крыши «Перили Конака», теперь неподвижно висела на усыпанном звездами чистом небе. Все вокруг было залито лунным светом. Джевдет медленно поднимался по склону холма к «Перили Конаку». Уже подойдя к старому дому, он вдруг заметил позади себя чью-то тень. Это была Джеврие, она шла за ним. И какой у нее был виноватый вид!

Оба остановились.

– Кто тебя просил идти за мной?

Ответа не было: Джеврие плакала.

– Ну, говори?

– Я пойду с тобой… Куда хочешь пойду. Хоть в ад!

– Нет, нет! Сейчас иди домой, встретимся завтра!

– Разве я виновата, Джевдет-аби?

– Нет. Ты совсем не виновата.

– Где же ты сегодня будешь ночевать?

– У Кости! – бросил Джевдет.

– Правду говоришь?

– Конечно.

– Поклянись, что ты не уедешь без меня!

– Уеду? Куда уеду?

– В Америку.

Джевдет улыбнулся.

– Не уеду, глупенькая, не бойся, никуда без тебя не уеду!

– Скорей бы уж…

Чтобы успокоить Джеврие, он прошел с ней до берега моря. Здесь они распрощались, и Джевдет повернул назад. Он знал, где ему провести ночь. Проходя мимо квартальной кофейни, он остановился. По вечерам еще было прохладно, поэтому окна не открывали. Джевдет долго всматривался в двигающиеся на стеклах тени, но никого не мот узнать: окна запотели.

Неподалеку темнел «Перили Конак». Да, он переночует здесь!

Джевдет не боялся этого мрачного дома. Еще с детства он привык к нему. Его не пугали рассказы о стонущих привидениях, закутанных в белые саваны, не страшили тараканы, скорпионы, сороконожки. «Перили Конак» был ему родным, как и сказки о нем, которые он слушал, сидя у матери на коленях. У розоватых стен «Перили Конака» когда-то он проводил целые дни. В жару прятался в их спасительной тени. «Иди, иди ко мне, дитя мое! – словно призывало его в свои объятия старое, всеми покинутое здание. – Не бойся, я не обижу тебя, как другие. Ты можешь оставаться у меня сколько захочешь. Ведь я тебе как мать!»

Он поднял голову: пустые черные глазницы окон и похожая на огромный беззубый рот дверь мрачно зияли в темноте ночи.

Он медленно вошел внутрь.

20

Всю ночь сон не шел к Джевдету: в его воображении один за другим возникали планы побега в Америку. А когда уже под утро он забылся в тяжелой дремоте, снаружи вдруг раздались звонкие детские голоса: «Хиттин-Саба! Мани-об ка-стари, мы дем-ж!»

Джевдет открыл глаза. Сел. Бок, на котором он лежал, был сырым и даже заледенел. Он потянулся, зевнул. Ребята прокричали опять.

Джевдет улыбнулся.

Раньше товарищи точно так же вызывали его, чтобы не догадался отец, злившийся, когда он, Джевдет, убегал играть в футбол: «Дет-Джев! Мани-об ка-стари, мы дем-ж!» Что в обратном порядке означало: «Джевдет! Обмани старика, мы ждем!»

Отец, грозный и вспыльчивый, – Джевдет помнил, что в те времена сослуживцы называли Ихсана-эфенди Бомбой – приходил домой поздно, пьяный, и избивал мать, его дорогую мать. А он был бессилен защитить ее. В эти страшные минуты никто не решался перечить отцу.

Снова послышались мальчишечьи голоса:

– Мы дем-ж я-теб, хиттин-Саба!

Кто же этот Сабахиттин? Может, и у него такой же непутевый отец и тоже злится, когда сын играет в футбол? Может, и его отец возвращается с работы пьяным и бьет мать?

Джевдет встал. Поднявшись на цыпочки, выглянул в проем окна. Ребят, вызывавших Сабахиттина, не было видно – они, должно быть, стояли внизу, у самой стены. Перед ним был родной квартал. Красные черепичные крыши ветхих домиков, покосившиеся дворовые ворота еще, казалось, спали, залитые ярким утренним солнцем. Взгляд его упал на дорогу. А вот и Сабахиттин, которого звали ребята! Это, оказывается, внук Мюфита-эфенди, бывшего чиновника Управления оттоманского долга. С корзинкой в руке он плелся позади своего отца – огромного человека с усами. Они шли на рынок. Когда Джевдет был уже признанным заводилой в квартале, Сабахиттин был еще совсем маленьким. Так вот кто, значит, занял его, Джевдета, место?

Сабахиттин с отцом скрылись за углом дома, а в памяти Джевдета продолжали мелькать картины прошлого. «Владения» перед «Перили Конаком» никогда не оставались беспризорными. До него здесь распоряжался Зеки-аби – рыжеволосый, голубоглазый парень. Никто не мог так быстро бегать, так высоко прыгать и так ловко дурачить девчонок. Он вырос и поступил в военный лицей Халыджиоглу. Тогда стал верховодить Шадан-аби. Однажды Шадан-аби тоже куда-то пропал, и заводилой сделался он, Джевдет. А вот теперь…

Мысли Джевдета прервал разговор мальчиков, возившихся внизу, у стены, с футбольным мячом.

– Эх ты, не можешь заправить сосок!

– Что-то никак не входит.

– Был бы здесь Сабахиттин…

– Теперь отец его не отпустит.

– Не отпустит? Да будь хоть пятьдесят таких отцов, Сабахиттин все равно убежит!

– Сыграли бы до начала уроков.

– А ты возьми да помоги. Чего стоишь как столб!

Голоса ребят затихли. Джевдет догадался: сейчас все вместе пытаются заправить сосок под покрышку. Точно так же когда-то это делали и они. Ни Эрол, ни Кайхан, никто другой не мог заправить сосок так ловко, как Джевдет. Хуже всех получалось у Эрола! «Не лезет, никак не лезет…» – сокрушался он, весь красный от натуги. Его даже одно время прозвали «Эрол-не-лезет».

– А ну-ка, подержи! Вот так.

– Чего глаза выкатил!

– Получается?

– Сейчас попробую!

«Кто эти ребята? – подумал Джевдет. – Наверное, те самые малыши, которые когда-то бегали за мячом, вылетевшим за ворота, или зашивали у сапожника порвавшуюся покрышку, носили записки с вызовом футбольной команде соседнего квартала, ждали ответа, а получив его, запыхавшись, прибегали назад и кричали: „Джевдет-аби! Они согласились!“»

Джевдет подошел к двери. Осторожно выглянул. Так и есть – это они! Вот внуки парикмахера Лятифа и Хасана Тахсина, сын лавочника, сын мясника, внук ткача… В руках у них был грубо залатанный футбольный мяч. Когда-то эти мальчишки, столпившись на краю поля, с волнением следили за игрой, дрались за право принести попавший за черту мяч; замирали от восторга, слушая, как он читал им какую-нибудь книжку о приключениях.

Значит, малыши выросли? Теперь они завладели этим местом, этим футбольным мячом? Но какие беспомощные! Все еще не умеют заправить сосок под покрышку! Джевдет чуть было не спрыгнул вниз и не крикнул: «А ну-ка, дайте сюда! Вот как нужно! Эх, вы!»

Он снова задумался.

Да, когда-то и они точно так же с утра, еще до начала занятий в школе, собирались на этом же месте, надували мяч и играли. А что было, когда договаривались о матче с ребятами соседнего квартала! В такие дни они и вечером, после школы, дотемна не расставались с мячом. А иногда даже убегали из школы! Особенно если играли на поле противников, в нижнем квартале. Тогда уж никак нельзя было проиграть. А если проигрывали – беда! Болельщики улюлюкали, кидали в них гнилыми помидорами, баклажанами. Другое дело, когда команда возвращалась в квартал с победой! Со всех сторон раздавались возгласы: «Молодцы! Бра-во! Ура-а!» И каждому было уже наплевать, если его поколотит отец и посадит в сарай с углем.

– Эх, никак не получается!

– Может, бросим? Сабахиттин придет, и тогда поиграем!

– Ну, а если бы не было твоего Сабахиттина?

– Все равно никто не может так заправить сосок, как он!

Джевдет не вытерпел и спрыгнул к ним.

– А ну-ка, дайте сюда! Вот как нужно!

Ребята растерялись. Чего-чего, а уж этого они никак не ожидали. Потом, придя в себя, обрадовались:

– Джевдет-аби, Джевдет-аби пришел!

– Да здравствует Джевдет-аби!

– Откуда это ты?

– Когда ты пришел, Джевдет-аби?

Джевдет быстро заправил сосок, выпрямился.

– Видал? Вот как нужно!

Все хором закричали:

– Да здравствует Джевдет-аби!!!

Мяч сразу же был забыт. Мальчики с любопытством разглядывали Джевдета. Со всех сторон сыпались вопросы.

Джевдет, так же как и в далекие дни, снова сидел на камне – на том самом камне, вокруг которого тогда собиралась детвора и слушала затаив дыхание его истории. Он ни на кого не смотрел и не торопился рассказать о том, что с ним произошло: он презирал этих малышей. Ведь он сидел в тюрьме и знал, что такое тюрьма. Не испугался Козявки, убившего человека, который курил гашиш, играл в карты и делал что хотел с такими, как он, Джевдет.

Кто-то из ребят спросил о тюрьме: такая ли она, как в «Кругосветном путешествии двух мальчиков»?

– Нет, совсем не похожа… – насупился Джевдет. – Попробуйте попадите туда и увидите. Клянусь аллахом, и двух дней не сможете вытерпеть!

– А как же ты вытерпел, Джевдет-аби?

Джевдет вспыхнул:

– Чего вы равняете меня с собой? Сосок еще не умеете заправить в покрышку!

– А заключенные, какие они, Джевдет-аби? – робко спросил какой-то малыш.

Джевдет задумчиво смотрел вдаль. Ребята, боясь пошевельнуться, ждали ответа.

– Был там такой Козявка… вожаком себя считал! – наконец проговорил Джевдет. – Скажет чего-нибудь сделать, попробуй не сделай так, как он хочет!

– Козявка? Это жук такой, Джевдет-аби? – спросил курносый мальчуган.

– Какой такой жук?

– Ну страшный… с усами… таракан!..

Ребята покатились со смеху. Джевдет толкнул паренька.

– Авел, ты что, спишь?

– Нет, ей-богу нет, Джевдет-аби!

– Это парень… моего возраста. – Прозвище у него такое – Козявка. Он попал в тюрьму за то, что убил человека. Самые уважаемые в тюрьме люди те, что попадают туда за убийство. Поэтому он ко всем ребятам приставал. И ко мне тоже… Но потом…

Джевдет остановился. Улыбнулся. Он хотел, чтобы его упрашивали. Тогда он будет рассказывать дальше.

– Что было потом, Джевдет-аби?

Джевдет сощурил глаза.

– «…Ах, вот как, – думаю, – значит, и ко мне тоже!» Как дал ему по башке пару раз – и готов!

– Ну и что?

– Как что? Плюхнулся на пол! Если бы его не вырвали у меня из рук – крышка! После этого весь форс пропал. В камере начали над ним смеяться. А мне стало жалко его. И вот я помирился с ним. Друзьями стали…

– Если бы вас не разняли, ты убил бы его, Джевдет-аби?

– Убил бы. И уж тогда не вышел бы из тюрьмы.

– До самой смерти?

На глазах у Джевдета навернулись слезы. Он вспомнил прощание с Мустафой. Сколько ему еще сидеть в тюрьме? Наверно, очень долго.

– Потом мы рассказали о Козявке начальнику тюрьмы. И тот позволил ему работать в столярной мастерской.

– Кто это «мы», Джевдет-аби?

– Я и Хасан.

– А кто такой Хасан? Заключенный?

– Да. Тоже хороший парень, но… В общем потом расскажу…

– Расскажи сейчас, Джевдет-аби!

– Нет, не буду.

– Почему?

Он, конечно, рассказал бы им о Хасане, даже о том, что тот хотел помешать ему уехать в Америку. Но не успел этого сделать. Мальчики разнесли по кварталу весть о появлении сына Ихсана-эфенди, и к «Перили Конаку» уже спешил, опираясь на палку, Мюфит-эфенди. Джевдет встал и, не ожидая, пока старик подойдет, кинулся ему навстречу. Подбежав, он схватил его старческую высохшую руку, поцеловал.

– Будь счастлив, сынок!.. Да убережет тебя аллах от таких плохих дней!

Мюфит-эфенди сильно постарел.

Джевдет и Мюфит-эфенди вместе с малышами, не отстававшими от них ни на шаг, дошли до квартальной кофейни. С наступлением теплых весенних дней старики снова перебрались в садик под большое дерево. Здесь сидели Хасан Тахсин, парикмахер Лятиф и другие жители квартала. Грелись на солнышке, пили чай, кофе, курили наргиле. Все уже знали об аресте Адема и со дня на день ожидали возвращения Джевдета. «Пусть больше этого никогда не повторится, сынок!» – желал каждый Джевдету. Расспрашивали о здоровье, о том, что ему пришлось перенести в тюрьме. Джевдет отвечал спокойно, с большим достоинством.

Перед ним поставили чай, бублики, брынзу. Едва он принялся за еду, как вспомнил о лотке. Эх, забыл! Выскочив из-за стола, он побежал к «Перили Конаку».

– Уж не провел ли бедняга там ночь? – забеспокоились старики.

Джевдет не сказал им правды. Он побаивался, что тогда его начнут опекать и, конечно, помешают уехать в Америку.

– Я ночевал у Кости и жить у него буду, – ответил он. – А сюда пришел рано утром.

– Ну, сынок, – положил ему руку на плечо Мюфит-эфенди. – Что ты теперь будешь делать? Чем займешься?

Не успел Джевдет открыть рот, как послышался голос:.

– Мы поедем в Америку!

Все обернулись и увидели Джеврие.

– В какую такую Америку? Что ты говоришь?

– Врет она, – с гневом сказал Джевдет, – врет!

Джеврие сердито вскинула головку:

– Вру? Ты говоришь, я вру, Джевдет-аби? Значит, ты меня обманывал?

– Замолчи!

Джеврие рассердилась. Почему она должна молчать? Разве они не поедут в Америку? Ведь Джевдет сам говорил, что они заберутся как-нибудь ночью на большой пароход, спрячутся. И когда будут в открытом море…

– Разве мы не поедем? Разве ты не будешь Храбрым…

– Кем? – удивленно поднял брови Мюфит-эфенди.

– Скажи сам, Джевдет-аби!

Сидевшие в кофейне люди с любопытством смотрели на Джевдета. Нет, маленькая цыганка не лжет, здесь что-то есть. Все представления об Америке парикмахера Лятифа ограничивались несколькими виденными когда-то, очень давно, цветными открытками, на которых были изображены высокие (уже и не вспомнить, во сколько этажей) дома, полосатый флаг со звездами и, кажется, высокого роста светловолосые американцы. Хасан Тахсин и Мюфит-эфенди знали немного больше. Хасан Тахсин помнил, что американцы воевали на стороне Антанты, и кое-что слышал о «четырнадцати пунктах» президента Вильсона[63]63
  «Четырнадцать пунктов» президента Вильсона – условия мирного договора между воюющими державами, изложенные президентом США Вудро Вильсоном в его послании американскому конгрессу 8 января 1918 года.


[Закрыть]. Кроме того, была у него книжечка об Америке, написанная еще старым, арабским алфавитом[64]64
  Новый, латинский алфавит введен в Турции в 1928 году.


[Закрыть].

– «Путешествие по Северной Америке»! – пробормотал он и повернулся к Мюфиту-эфенди: – Очень интересная книжка! На галицийском фронте[65]65
  Во время первой мировой войны в Германии и Австро-Венгрии действовали три турецких экспедиционных корпуса.


[Закрыть] мы не выпускали ее из рук. Читал, наверно, раз десять.

Мюфит-эфенди наморщил лоб: «Пошли, аллах, память!» Ну, конечно! Ведь и у него была такая книжка. Вернее, ему дал почитать ее один грек по имени Спиро еще во время службы в Управлении оттоманского долга.

– В ней рассказывалось о приключениях дочери миллионера, – продолжал Мюфит-эфенди, – не могу вот только вспомнить, как ее имя, – и каких-то мексиканских индейцев!

Джевдет не вытерпел.

– У этих краснокожих было два вождя. Одного звали Желтая Змея, другого – Черная Стрела! Желтая Змея был большим негодяем. И если бы не храбрый Буфало Билл… Но самый знаменитый в мире ковбой – Билл из фильма «Отряд „Красный шарф“». Я зову его Храбрым Томсоном!

Джеврие радостно захлопала в ладоши:

– Молодец, Джевдет-аби! И ты станешь таким, как он, правда?

– Да замолчи ты! – прикрикнул на нее Джевдет.

Джеврие нехотя подчинилась. Пусть бы только попробовал крикнуть на нее кто-нибудь еще, она бы ему показала! Силенок у нее не так уж много, зато камни она бросает метко.

Мальчики постепенно разошлись: им надо было идти в школу.

Парикмахер Лятиф пошел брить клиента, Хасан Тахсин отправился на рынок.

Джевдет остался с Мюфитом-эфенди.

– Смотри, не натвори глупостей, Джевдет! – строго сказал старик. – В Америке люди режут друг друга на каждом шагу!

В разговор снова вмешалась Джеврие:

– Нет, мы поедем, Мюфит-амджа! Правда, Джевдет?

– Я все-таки тебя отлуплю… – он сжал кулаки.

Мюфит-эфенди вздохнул и заговорил об Ихсане-эфенди. Хороший был человек, достойный… И, конечно, мальчику сегодня же надо сходить на могилу отца.

– А как я ее найду? – тихо спросил Джевдет.

– Это не твоя забота, сынок. Сегодня пятница, я иду помолиться в мечеть Эйюп. Пойдем вместе.

– Хорошо.

Через час они вышли из кофейни. Время полуденного намаза[66]66
  Намаз – молитва у мусульман, совершается пять раз в день.


[Закрыть] еще не наступило. Поэтому сначала пошли на кладбище. Медленно поднялись по лестнице, заросшей по обеим сторонам высокой крапивой и бурьяном. Мюфит-эфенди, бормоча себе под нос молитву, шел впереди. Наверху он остановился, внимательно вглядываясь в могильные камни.

– Вот она, сынок! Вот здесь…

Джевдет посмотрел в ту сторону, куда показывал Мюфит-эфенди, но ничего не увидел. У других могил, даже если они были разрушены, в изголовье и в ногах лежали камни. На могиле отца надгробия не было.

Джевдет, не отрываясь, смотрел на маленький, едва возвышавшийся над землей холмик и не мог поверить, что там, под ним, лежит его бедный отец. В памяти возникло лицо Ихсана-эфенди. – Улыбаясь, отец смотрел из-за своих овальных очков.

На обратном пути, у мечети, они расстались с Мюфитом-эфенди.

Джеврие поймала Джевдета за руку.

– Почему ты на меня разозлился в кофейне, Джевдет-аби?

Джевдет нахмурился.

– Зачем болтаешь?

– А разве мы не поедем?

– Аллах свидетель, не возьму тебя!

Джеврие остановилась.

– Меня?!

– Тебя!

– Хорошо, а кто же будет Прекрасной Нелли?

– Не ты одна на свете!

Джеврие со злостью отдернула руку и, надув губы, пошла по обочине дороги.

– Значит, не одна я на свете? – немного погодя проговорила она.

– Да!

– Не одна?

Джевдет улыбнулся:

– Если будешь болтать всем – ничего не выйдет! Никуда не уедем!

– Почему?

Джеврие подошла к нему ближе.

– Очень просто. Узнает полиция, и тогда пиши пропало!

– Почему?

– Не пустит!

– А полиции-то какое дело?

– Как какое? Ведь мы поедем без паспорта!

– А что такое паспорт?

– Это такая книжечка, разрешение уехать за границу.

– Мы достанем деньги, Джевдет-аби! Разве мы не сможем его купить?

Джевдет улыбнулся:

– Нет, не сможем. Паспорт не продается на рынке. Ты сейчас брось об этом. Давай-ка лучше перекусим чего-нибудь!

– Хорошо. Но ты не уедешь без меня?

– Если не будешь болтать. Чего купим поесть?

– А где мы будем есть?

– В сквере, у пристани Фенер. Купим хлеба, брынзы, зеленого лука. Согласна?

– И вареных яиц.

– Хорошо…

Через четверть часа они уже сидели на скамейке в сквере у пристани Фенер. Был полдень, вокруг – ни души. Немилосердно жгло солнце. Рядом плескалась грязная вода Золотого Рога. Напротив в легкой голубой дымке возвышалась мечеть Касымпаша. У причалов чернели неподвижные силуэты пароходов и катеров. В воздухе было разлито удивительное спокойствие. Тишину лишь изредка нарушал гудок пароходика, медленно плывшего по серой глади залива. Вскоре пароходик поравнялся с огромным иностранным кораблем, стоявшим на рейде возле Джибали, и причалил к пристани. Высадив пассажиров, он взял на борт новую партию и все так же неторопливо поплыл дальше.

Джеврие задумчиво смотрела вслед уходящему пароходику.

– Когда мы поедем, Джевдет-аби?

Джевдет думал о том же.

– Посмотрим, – неопределенно сказал он.

– Чего же смотреть? Заберемся ночью в порту на какой-нибудь пароход – и до свидания!

Джевдет улыбнулся.

– Не на всякий пароход заберешься!

– Почему?

– Потому, что не каждый капитан добрый!

– А вот те два мальчика… Ты рассказывал о них. Ведь они смогли уехать. Даже с собакой!

– Ага. Жано и Яник!

– Они!

– Жано и Янику помог один добрый капитан. И нам нужно познакомиться с капитаном. Вот тогда уедем!

– А какой он, добрый капитан, Джевдет-аби?

Джевдет вспомнил капитана, о котором читал в «Кругосветном путешествии двух мальчиков».

– У доброго капитана – рыжая борода, голубые глаза и трубка!

– А… Я много видела таких в порту!

Джевдет покачал головой:

– Верно, я тоже видел. Видел, но…

Он замолчал. Сейчас не это самое главное. Сначала надо… Ведь у него, в тюрьме друзья. Мустафа! Как он может уехать, не навестив его, не подарив ему ничего на память, даже не узнав, как он там живет.

Ему казалось это предательством. Ведь навещал же его Хасан, когда вышел из тюрьмы? И не только приходил каждую неделю, но еще и нашел для него адвоката. Вот это по-товарищески!

Джевдет вспомнил свою последнюю встречу с Хасаном. Хасан смотрел на него исподлобья. И расстались они холодно. Ну как Хасан не может понять, что у него другие планы?

– О чем ты думаешь, Джевдет-аби?

– Ни о чем, – вздохнул Джевдет.

Джеврие взяла его за руку.

– Нет, о чем-то думаешь. Скажи!

Джевдет растерянно взглянул на нее.

– О чем, слышишь? – повторила Джеврие.

– Хасана вспомнил… – пробормотал он.

– Ну и что?

– Обидел я его. Как, по-твоему, – тогда ты тоже была там, у Кости, – обидел?

– Подумаешь… – пожала плечами Джеврие.

– Что значит подумаешь? Он сделал для меня много хорошего. Если бы не Хасан, я бы, может, так и остался в тюрьме!

– Но ведь он не хочет, чтобы мы уехали в Америку!

– Верно, не хочет. Ну и пусть! – Глаза Джевдета блеснули. – Мы все равно уедем! Так же, как Жано и Яник, заберемся ночью в порту на огромный пароход…

Он смотрел на другой берег Золотого Рога, но ничего не видел. Перед ним вдруг снова возникли бескрайные голубые просторы океана. Вот они стоят с Джеврие на палубе и наблюдают за акулами, не отстающими от парохода.

Джевдет глубоко вздохнул.

– Когда пересекают экватор, на корабле настоящий праздник. Матросы окунают в воду даже пассажиров!

– Экватор? А что это такое?

– Это середина земли!

Джеврие удивленно раскрыла глаза;

– Середина земли?

– Да. Земля похожа на апельсин. Такая же круглая! Сама вертится быстро-быстро как волчок и еще вокруг солнца вращается.

– Земля?

– Конечно, земля.

– Не смейся, Джевдет-аби. Разве может земля вертеться?

– Ни чуточки не смеюсь я… Честное слово, вертится!

– Тогда почему мы не падаем? – удивилась Джеврие.

– Существует земное притяжение, глупая!

– А это что такое?

Этого не знал и сам Джевдет. Поэтому он сказал:

– Трудно объяснить!

– А… пусть, если хочет, вертится, не хочет – не вертится. Давай лучше подумаем, когда поедем в Америку.

– Не знаю когда, но поедем… Не беспокойся!

– Когда навестим Мустафу?

– Мы не только к Мустафе пойдем!

– К кому еще?

– К маленьким воришкам, которые сдирают свинцовые пластинки с куполов мечетей, потом пойдем к…

– Что замолчал?

– К моей мачехе!

– К мачехе? – изумилась Джеврие. – Да ведь это из-за нее ты попал в тюрьму!

Джевдет не ответил… Да, он обязательно навестит мачеху и даже шофера Адема.

Джеврие не опускала с него глаз.

Джевдет зевнул.

– Хочешь спать? – спросила она.

– Очень…

– Не выспался сегодня?

Джевдет чуть было не сказал: «Разве в „Перили Конаке“ можно выспаться?»

– Да, не выспался.

– Почему?

– Не знаю. Не спалось почему-то…

– Думал о большом пароходе?

– О многом…

Джеврие села на скамейку, поджав под себя ноги.

– Тогда ложись и спи. А голову клади мне на колени.

Джевдет лег на скамейку, положил голову ей на колени и сразу уснул.

Джеврие была счастлива. Она вообразила себя Ульфет, дочерью вожака цыганского табора Ресуля, у которого они с бабкой гостили возле Текирдага. Правда, она, Джеврие, еще маленькая, но вырастет и тоже станет такой, как Ульфет. К тому времени и у нее будет такой же возлюбленный, как Рамазан у Ульфет. И почему бы им не мог стать Джевдет-аби?

Она наклонилась, поцеловала черные завитки волос Джевдета.

Ульфет тоже так делала.

Вот бы никогда не расставаться с Джевдетом-аби! Ей не нужен никто: ни Кости, ни Хасан, ни Козявка, ни воришки, о которых рассказывал Джевдет-аби и которых она и в глаза-то никогда не видела. И уж, конечно, ей совсем нет дела до его мачехи и шофера Адема. Однажды, и это будет очень скоро, они сядут на большой пароход и уплывут далеко-далеко. И тогда уже Джевдет-аби будет только с ней и больше ни с кем!

Конечно, они, может быть, и не встретят в Америке плачущего мальчика, сына миллионера. И потом, разве можно поверить, что земля похожа на апельсин и вертится, как волчок? Но все равно она будет молчать и сделает вид, будто поверила. Ведь это говорит Джевдет-аби! А вдруг это правда? Они услышат плач мальчика и спасут его от кулаков уличных бродяг. Миллионер обрадуется. А когда узнает, что они турки, заплачет… Вот только как они поймут друг друга, ведь ни Джевдет, ни она не знают американского языка.

Это встревожило ее. В самом деле, подумал ли об этом Джевдет-аби?

А большой пароход в порту? Как они объяснятся с добрым капитаном, рыжебородым, с улыбающимися голубыми глазами и трубкой во рту? Все гяуры[67]67
  Гяур – буквально – неверный, здесь – иностранец.


[Закрыть] говорят как-то смешно: «фан-фин-фон», и понимают только тогда, когда им отвечают так же. А может быть, Джевдет-аби умеет говорить по-ихнему?

Джевдет проспал целых два часа, а когда проснулся, Джеврие сразу спросила его:

– Ты умеешь говорить по-гяурски?

– Что?

– Ведь добрый капитан не знает нашего языка. Как мы объясним ему, чего хотим?

Джевдету и в голову это не приходило. Он не мог припомнить, знали Жано и Яник английский язык или нет. Во всяком случае, все капитаны на свете должны знать турецкий!

– Капитаны знают турецкий, – выпалил он наконец.

Джеврие уже думала о другом: согласится Джевдет-аби жить сейчас у них или нет?

Она взяла его за руку.

– Ты что? – спросил Джевдет.

– Я хочу тебе что-то сказать.

– Говори!

– Только не сердись?

– Ну говори, говори!

– Не ночуй больше у Кости…

Джевдет отдернул руку.

– А где же мне спать?

– У нас.

– У вас? А твоя бабка?

– Ничего не скажет. Я ее напугала в прошлый раз, когда ты ушел!

Так оно и было. «Убегу, убегу от тебя! – кричала Джеврие. – Вот увидишь, донесу на тебя комиссару полиции. Засадят в тюрьму!» Старуха перепугалась, как всегда, когда речь заходила о полиции. Девчонка – сущий дьяволенок. А ведь если она пойдет в участок и пожалуется, там, конечно, поверят. Кто не знает, чем она занимается и что у нее за «внучки»? Сколько уже в бараке перебывало таких девочек, как Джеврие. Они считали ее своей бабушкой, хотя на самом деле это было далеко не так… Надо ладить с поганкой, что поделаешь. Пусть парень приходит и живет.

– Говоришь, напугала? Как же? – спросил Джевдет.

– А тебе не все равно? Это мое дело. Теперь она не пикнет. Ночуй у нас. Если хочешь, отдохни. Не торгуй до тех пор, пока мы убежим. Сходи в порт, разузнай про пароход, который нам нужен. Когда приходит, как называется…

Джевдет благодарно взглянул на Джеврие. Да, он не ошибся в ней: она ему ближе, чем кто-либо другой, – как младшая сестра. И товарищ хороший – понимает его с первого слова. Не умничает и не пытается поучать, как Хасан. И никогда ее не надо уговаривать, как Кости. Стоит сказать что-нибудь – сразу с ним соглашается.

– Как же мне жить, если я не буду работать?

– Э-э! Об этом пока не думай!

– Это почему?

– А вот так, не думай об этом – и все!

С этого дня Джевдет и в самом деле ни о чем не думал.

Старуху словно подменили, она не только перестала ворчать, но, казалось, готова была носить его на руках. Старая Пембе успокоилась. В конце концов какое ей дело до того, что мальчишка ночует у них в доме, а по вечерам Джеврие и он до полуночи шепчутся. Главное, чтобы Джеврие, как раньше, слушалась ее: красила губы, надевала туфли на высоком каблуке и ходила с ней в город. Если Джеврие будет садиться мужчинам на колени и танцевать танец живота, то в карман опять потекут денежки, а на остальное наплевать. Чего только тогда она не сделает для Джевдета, даже полюбит его как внука! Но когда старуха намекнула Джеврие о туфлях и крашеных губах, девочка взорвалась, как динамит: «Если ты еще хоть раз заикнешься…»

И все-таки она опять стала ходить в трактиры Эдирнекапы, Едикуле, Саматья, Кумкапы, Еникапы, в кофейни Сиркеджи, Эминёню и даже в Тарлабаши. Появлялась с бабкой даже в уличных кофейнях при домах терпимости в Юксеккалдырыме, где вместе с другими девочками исполняла танец живота, выкидывала всякие штучки, подмаргивала и бросала гвоздики мужчинам, сидящим за столиками. И делала это с единственной целью – собрать побольше денег и заткнуть рот старухе.

Старая Пембе была довольна. Деньги к ней так и текли. Никогда еще Джеврие не приносила столько. Девочка прямо преобразилась, все в ней пело, она словно излучала какое-то очарование. Рядом с Джеврие другие девочки были незаметны, как тени. Ничего подобного не случалось раньше. Старуха чувствовала, что такая перемена неспроста. Девчонка влюбилась в Джевдета!

Старуха не видела в этом ничего необычного. С тех пор как она помнит себя, она тоже много раз влюблялась, и, если ей не изменяет память, даже еще в более молодом возрасте, чем Джеврие. Ну и пусть влюбляется! Чего в этом плохого? Влюбленный человек как огонь, многого добиться может. Где он – там радость и счастье. Да и парень, кажется, неплохой. Ведь как ни уговаривает девчонка, не остается дома, встает так же рано, как и они, и, нацепив на себя лоток, вместе выходит из дому. А вечером возвращается позже их. И никогда не приходит с пустыми руками – приносит каждый вечер мясо, овощи или фрукты.

Джевдет тоже был доволен старухой. По вечерам до полуночи, не замечая даже, что она за ними следит, он рассказывал Джеврие об Америке – истории из «Кругосветного путешествия двух мальчиков», где участвовал в необыкновенных приключениях сам – то как Жано, то как Храбрый Томсон.

За это время Джевдет навестил Мустафу два раза. Мустафа тоже, как Кости и Хасан, вдруг показался ему каким-то чужим. А в последний раз, когда Джевдет был у него, он даже сказал, что ему ничего не надо приносить. Ест он теперь вместе с мастером и подмастерьями и ни в чем не нуждается.

Но больше всего Джевдета расстроили бесконечные и настойчивые расспросы Мустафы о Хасане и разговоры о том, почему он, Джевдет, не хочет работать вместе с ним.

Поэтому дружба разладилась и с Мустафой.

Он продолжал встречаться только с Кости. Да и то только потому, что, как и раньше, приходил за товаром к его хозяину. Они всегда разговаривали, но от прежней искренности не осталось и следа.

Однажды Кости сказал ему:

– Вчера приходил Хасан, спрашивал о тебе.

Джевдет с недоумением посмотрел на него:

– Спрашивал обо мне? Почему?

– Что, говорит, я сделал ему плохого? Почему не заходит ко мне?

– Ну и что ты ответил?

– Да ничего, я сказал, что ты занят, вот и не заходишь.

Джевдет вдруг вспылил:

– Зачем врешь?

– Как это вру? – растерялся Кости.

– Ты не говорил, что я занят! Не говорил! А он сказал, что я неблагодарный, так ведь? Вы называли меня неблагодарным, так, что ли? Я знаю, все вы думаете, что я неблагодарный. А я возьму и докажу вам, что это не так!

Кости застыл от изумления за прилавком. Хозяин лавки смотрел на них из кассы и ничего не понимал.

– Что там у вас случилось? – спросил он.

Джевдет обернулся, зло взглянул на хозяина и выбежал из лавки, даже забыв о своем лотке. Кости взял лоток и помчался за ним. Догнав Джевдета в толпе, он остановил его.

– Что надо? – Джевдет все еще кипел.

– Лоток забыл. Но я тебя не понимаю… – растерялся Кости.