Текст книги "Преступник"

Автор книги: Кемаль Орхан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

16

Шофер Адем появился в Сиркеджи совсем неожиданно.

– Где ты пропадал столько дней, парень? – набросился было на него Тайяре. – Как поживают наши полсотни? А где красный «фордик»? Пришла повестка. Тебя разыскивают!

Адем вытащил из кармана бумажку в пятьдесят лир, протянул ее Тайяре:

– Немного задержал, не взыщи!

Тайяре, получив долг, забыл о своей недавней неприязни и подобрел.

– Отдал бы потом. Куда спешить? – сказал он.

– Ладно, не притворяйся! Ведь ты не миллионер!

Тайяре спрятал деньги во внутренний карман черной кожаной тужурки.

– Где катался, а?

Адем рассказал: сначала возил одного типа в Анкару, потом загнал машину какому-то торговцу из Болу.

– Ну и как?

– Взял почти в два раза больше.

– О-го-го!.. Выходит, дела идут на лад?

– Не так, как тебе кажется. Сейчас уезжаю опять.

– Написал бы хоть письмо Шехназ! Будь человеком!

– А что? – с тревогой спросил Адем.

– Приходила сюда, бедняжка. Искала тебя…

Беспокойство Адема возросло. Что случилось? Уезжая в Анкару, он подкинул ей деньжат. Правда, сказал, что вернется через три дня, а задержался на целую неделю. Наверно, подумала: заимел автомобиль и дал тягу?

– Чего ей здесь было нужно?

– Не знаю.

– Может, хотела занять у тебя денег?

– Нет, что ты!

– Должна же ведь быть какая-то причина!

Тайяре сплюнул сквозь зубы на грязный талый снег.

– Спроси у нее самой…

– Ага, ты что-то знаешь, так ведь?

– Я ведь сказал: спроси у нее!

Они пытливо посмотрели друг другу в глаза. Адема охватил страх.

– Слушай… Мы старые друзья, – проговорил Тайяре. – Не теряй времени, иди и сам узнай, в чем дело!

Адем понял, что речь идет о «деле», которое его все время беспокоило, и тотчас направился к Шехназ.

Не чувствуя холода, Адем стоял на задней площадке трамвая, следовавшего в Эдирнекапы. Из носа и изо рта у него вырывались клубы белого пара.

Может быть, уже начался суд над Джевдетом и выяснилось то, что совсем не входило в его расчеты. Заподозрили его, Адема. Да ведь и Шехназ могла выдать! «Да, да могла! – испугался он. – Подумала: купил машину и сбежал!»

Адем тяжело вздохнул.

Свинцовый груз давил ему грудь, становясь все тяжелее и тяжелее.

«…Шехназ могла так подумать! – размышлял он. – К тому же она трусиха и болтлива… Вдруг сказала в полиции правду? Тогда мне крышка! Зайду-ка я лучше к матери. Не знает ли она чего? Может, полиция устроила у Шехназ засаду? Какой смысл самому лезть в ловушку?»

На остановке «Фатих» он соскочил с трамвая. По переулкам, по тайным ходам, известным только мальчишкам, добрался до своего дома и вошел в него с черного хода.

Мать штопала носки. Увидев бледное, взволнованное лицо сына, старуха тоже перепугалась. А что, если Шехназ и в самом деле по глупости или из страха проболталась?

– Скажи мне, где она живет, я сбегаю к ней!

Адем был в нерешительности. Конечно, можно дать адрес матери, и та сходит к Шехназ. Это было бы неплохо. Но вдруг дом находится под наблюдением? Мать могут задержать, спросить, у кого она взяла адрес.

– Нет, туда идти нельзя, – сказал он.

Старуха развязала под подбородком узелок белого платка и, помешкав, завязала снова.

– Что же ты будешь делать?

– Не знаю, – ответил Адем.

В комнате горел мангал, но было холодно. Адем закурил и, сломав с раздражением спичку, бросил ее в угол.

Он действительно не знал, что делать. Что, если Шехназ и вправду проболталась?

«…Буду все отрицать, – наконец решил он. – Скажу, ничего не знаю. Она, мол, вешалась на меня еще когда был жив старик, только я не обращал внимания. А после его смерти предложила пожениться, но я отказался. За это ненавидит меня. И наговаривает. Пусть бьют, другого ничего не скажу!»

– Вот что, – сказал Адем, – сходи к ней. Что случится – ты меня не видела. Я спрячусь в «Перили Конаке». Никому не говори, где я. Если дела плохи, ворота во двор закрой. Ничего опасного – оставь открытыми. Я увижу и приду. Только не ищи меня. Ну, иди!

Старуха накинула на плечи старенькое черное пальто и, взяв у сына адрес, вышла через двор на улицу.

Мюфит-эфенди, опираясь на палку, медленно брел в кофейню. Заметив бегущую куда-то старуху, он остановился, недоуменно посмотрел ей вслед и побрел дальше.

Мать Адема, изнемогая от усталости, поднялась по улице Хайдар и добрела до памятника Фатиху[54]54
  Фатих (буквально – завоеватель) – так называют султана Мехмеда II, овладевшего в 1453 году Константинополем.


[Закрыть]. Села в переполненный трамвай, шедший к Эдирнекапы. Тревога не оставляла ее ни на минуту. Она даже не стала спрашивать сына, почему он задержался в Анкаре и где его красный автомобиль. Ну конечно, ему грозит большая опасность. Наверное, Шехназ проболталась, и полиция уже разыскивает его. Что тогда будет? Что она станет делать, если Адема посадят в тюрьму? Нет, отвечать должен не только ее сын. Пусть получит свое и эта проклятая баба. Ведь если бы она не согласилась, Адем никогда бы не совершил преступления. Грязная шлюха! Если только она проболталась…

Старуха сошла с трамвая в Эдирнекапы. Долго искала нужную улицу. Наконец оказалась перед старым, почерневшим от времени домом с красной черепичной крышей, поросшей кое-где зеленым мхом.

Увидев тетушку Мухсине, Шехназ догадалась, что Адем вернулся. Только он знал, где она жила.

– Заходите, – пригласила Шехназ.

Они поднялись наверх. Минули переднюю, по которой взад и вперед ходила худенькая старушка, и вошли в небольшую комнату.

Шехназ закрыла дверь.

– Рада вас видеть, тетушка Мухсине!

– Это правда то, что я слышала? – сердито спросила старуха.

«Она, наверное, имеет в виду мой разговор в Сиркеджи с Тайяре и Демпсеем», – подумала Шехназ.

– Что вы слышали, тетушка?

– Ты проболталась приятелям моего сына?

Так, значит, Адем не бросил ее, не убежал? Он приехал наконец!

Шехназ вдруг покраснела до корней волос.

– Я ничего не говорила. Я только спросила у них, где Адем.

– Хорошо… Ну, а как узнала полиция?

– Полиция? – удивилась Шехназ. – Кто же сказал?

– Не знаю, кто сказал! Если ты не заткнешь свой рот и будешь болтать, то так и знай – загремит не только мой сын, но и ты вместе с ним!

Шехназ вспомнила разговор с молодым адвокатом. Может, это он сообщил полиции? А ведь говорил, что не выдаст, что все останется между ними. А если надо будет – защитит. В кабинете были и другие люди. Они тоже говорили, что не дадут ее в обиду.

– Почему не пришел Адем?

– Думал, что полиция устроила здесь засаду.

– Засаду? – Шехназ схватила старуху за руки. – Ты что говоришь, тетушка?

– То, что слышишь!

– Но ведь я тогда ничего не сказала адвокату!

– Адвокату?.. О чем же вы с ним говорили?

– Вот слово в слово! Спрашивает: «Где Адем?» Я ответила: «Не знаю… Бросил меня и убежал». А он: «Весь квартал заявляет, что автомобиль куплен на деньги твоего мужа». Тут уж я не вытерпела: «Откуда им знать, ведь они не пили с ним вместе». Потом он сказал: «Хорошо, ну, а что ты будешь делать, если Адем сюда не вернется?» А я…

Шехназ осеклась, вспомнив свой ответ адвокату: «А я тогда все расскажу и засажу его в тюрьму!»

– Ну? – старуха не спускала с нее глаз.

– Я сказала: «Дай бог ему счастья!»

– Не ври, ишь, покраснела как рак! Если выдала его – сама тоже погоришь. Надеешься, выручит твой адвокат? Все они мошенники. Выудят у человека, что им нужно, и до свидания. Там как хочешь! Аллах свидетель, и ты поболтаешься по тюрьмам, я больше в это дело не вмешиваюсь!

– А за это здорово накажут? – наивно спросила Шехназ.

– Да уж будь спокойна, не поздоровится.

Шехназ тяжело вздохнула, опустила взгляд в землю. Мрачные мысли охватили ее. Теперь она понимала, что выболтала адвокату слишком много, сказала то, чего совсем не нужно было говорить. И потом… Этот разговор происходил в присутствии каких-то посторонних людей, сидевших в его кабинете. А что, если это были переодетые сыщики? В глазах у нее потемнело. Вдруг Адема арестуют? А потом он скажет: «Я не один совершил это преступление. Она тоже кое-что знает!»

Шехназ дрожала от страха.

Старуха не сводила с нее пристального взгляда. Она чувствовала, что Шехназ наговорила много лишнего.

– Погубишь свою молодость в тюрьмах, – причитала тетушка Мухсине. – Я не хочу вмешиваться в это дело. Но попадете вы оба – и Адем и ты! Мы должны знать, что ты сказала адвокату, чтобы найти выход. Говори, не бойся!

Шехназ подняла голову, взглянула на старуху. А что, если и в самом деле сказать ей правду?

– Говори, не бойся. Раз уже беда случилась, что тут поделаешь? Утаишь – еще хуже будет. Ну, конечно, эти пройдохи у тебя все хитростью выудили! Скажи… Ведь Адем должен знать. А то он как слепой, бедняга!

– Что он сделает? Уедет?

– Вот уж этого я не знаю: уедет или останется.

– Возьмет меня с собой?

– Бежать собираешься? Значит, ты рассказала им?..

Шехназ растерялась. Она почувствовала, что не может больше терпеть этой пытки. Она все еще держала руки старухи в своих. Ее руки сразу стали потными. Шехназ заплакала.

– Что мне было делать? Адем обещал вернуться через три дня. Прошло больше недели, а его нет и нет. Дьявол меня попутал… Я не знала, что адвокаты и полиция – заодно. Если б знала, разве бы сказала?

Старуха добилась того, что ей было нужно. Она встала, быстро повязала на голову платок и, даже не обернувшись, пошла к выходу.

Шехназ кинулась за ней и, став в дверях, загородила дорогу.

– Тетушка, тетушка… – взмолилась она, бросившись старухе на шею. – Что бы там ни было, пусть он придет и заберет меня. Мы убежим вместе. Ты знаешь, я без него жить не могу! Скажи, чтобы пришел этой ночью. Я буду его ждать. Хорошо, тетушка? Скажи! Если я умру, то только вместе с ним! Так и скажи!

Старуха что-то пробормотала в ответ и, вырвавшись из ее рук, вышла из дому.

Добравшись до своего дома, мать Адема распахнула ворота и оставила их открытыми.

Тучи заволокли небо. Сразу как-то стемнело. Повалил снег. Большие тяжелые хлопья плавно опускались на землю. Было тихо, безветренно.

Старуха засыпала в мангал уголь. С минуты на минуту она ждала прихода сына. Не теряя времени, он должен куда-нибудь скрыться и даже ей не говорить о своем убежище.

Старуха, нервничая, раздувала мангал. Уголь сгорел, на колоснике осталась кучка золы. Адем давно уже должен был прийти, но его все не было. Старуха снова засыпала уголь в мангал и пошла в комнату. Как раз в это время вошел Адем.

– Какие новости, мать?

Одним духом, взволнованно она рассказала ему о том, что узнала.

Адем слушал ее, не перебивая, затаив дыхание.

– …Говорит, вздумает бежать, пусть возьмет меня с собой, – закончила мать.

Но у Адема созрел другой план, который казался ему наиболее подходящим. Он вспомнил, что хозяйкой дома, в котором жила сейчас Шехназ, была глухая, подслеповатая старуха, в прошлом содержательница публичного дома.

Адем вытащил из кармана завернутые в платок деньги и, отсчитав несколько бумажек, сунул матери. Глаза старухи наполнились слезами.

– Да поможет тебе аллах, сынок!

Адем поцеловал ей руку.

– Прости! Может, не придется свидеться!

– Да поможет тебе аллах, сынок! – повторила старуха. – Да избавит он тебя от бед и несчастий! А к этой потаскухе не ходи.

Адем надел темно-синий кожушок и вышел из дому.

Снег повалил сильнее. В воздухе кружились большие хлопья. Вокруг было бело. В такое время ни возле «Перили Конака», ни возле кофейни никого не бывает. И только в сильно запотевших окнах кофейни дрожали неясные тени людей.

Адем вышел на главную улицу. Сквозь пелену снега смутно вырисовывался акведук Боздоган. По мере того как он приближался, очертания акведука становились яснее. Наконец он прошел между его громадными колоннами и на остановке «Сарачхане» вскочил в трамвай, шедший в Эдирнекапы. Им овладел какой-то непонятный гнетущий страх.

Его пугало, если кто-нибудь смотрел на него. Страх этот был настолько силен, что он чуть не спрыгнул с трамвая на ходу. Но передумал – было еще светло, и идти в такой ранний час по улице рискованно.

Он сошел у мечети Атикали.

Здесь его никто не знал, и все же ему казалось, что он вот-вот с кем-либо встретится.

Он завернул в какую-то битком набитую кофейню. Не слыша криков игравших в нарды, прошел к столику в дальнем углу, пододвинул скамейку и сел.

Да, он совершил ошибку, сказав, что вернется через три дня, а сам не показывался целую неделю. Теперь он это понимал. По крайней мере надо было хоть письмо послать. В этом не было ничего опасного. Шехназ спокойно ждала бы его. Ведь она проболталась его товарищам и адвокату только потому, что ничего не знала о нем. Так или иначе, а, как говорят, «стрела уже вылетела из лука – не поймаешь». Но он не из тех, что попадаются!

«Надо уничтожить улики! – подумал Адем. – Я тут ни при чем. Пусть пеняет на свою глупость. Человек задержался на пару дней. И уже разболтала!»

Шехназ думала о том же. Ну зачем она только помчалась в Сиркеджи к друзьям Адема, болтала что взбредет в голову! И зачем, зачем она откровенничала с адвокатом и теми, кто был с ним?

Она поворошила щипцами угли в мангале.

А что, если Адем не придет? Убежит без нее?

Какую оплошность она совершила! Подумать только! Проболталась, что видела, как Адем выходил из комнаты мужа!

Шехназ вздрогнула.

«Если Адем узнает об этом! Ведь он убьет меня! Ну конечно, убьет. Глупая моя голова!.. Что я наделала! Если бы Адем хотел убежать, разве он вернулся бы в Стамбул? Он мог и не вернуться. Что теперь будет?.. Придет или нет? Захочет он увидеть меня? Если придет, брошусь к нему на шею и покаюсь в своей вине. И мы сразу уедем отсюда. Как-никак у меня два имени: Эмине и Шехназ. Пусть теперь зовут Эмине. И он сделает так же. Наверное, и у него есть второе имя. Мать тоже можно будет взять с собой. Старуха в обиде, но ничего. Еще хорошо со мной разговаривала. Добрая! На ее месте надо было ударить меня или плюнуть в лицо. Я совсем одурела… Стала заодно с адвокатом! Тетушка Мухсине права. Их дело дьявольское – выудить признание, а ты потом как хочешь. Ей-богу, не миновать мне тюрьмы!»

Шехназ показалось, что кто-то постучал в дверь. Она прислушалась: так и есть, опять стучат… Может, Адем? У нее забилось сердце. Прикрутив фитиль лампы, она подбежала к окну. На снегу перед дверью виднелась тень человека.

Он? Неужели он?

Шехназ выскочила из комнаты и тихонько, чтобы не привлекать внимания хозяйки – подслеповатой старухи, сбежала вниз по лестнице. Открыла дверь. Перед ней стоял Адем!

– Пришел? Входи!

В темноте она не могла разглядеть его лица. Но по молчанию поняла, что он зол.

Адем переступил порог и спокойно прикрыл за собой дверь. Стряхнул снег, похлопав руками по грубому кожушку. Ударил кепкой по ладони.

«Почему он ничего не говорит, ни о чем не спрашивает?» Ее это начало пугать.

– Поднимемся наверх? – робко спросила она.

Адем опять ничего не ответил и пошел впереди.

Шехназ последовала за ним.

Они вошли в комнату. Адем снял кожушок, бросил в сторону, потом – кепку. Уперев руки в бока, подошел к Шехназ.

– Ты уверена, что за домом не следят? – со злостью спросил он.

– Уверена.

– Зачем болтала?

Шехназ ждала этого вопроса, она опустила голову.

– Ну, отвечай!

– …

– Все рассказала?

– …

– А если они следят за домом и сейчас схватят нас?

– …

– Засадят меня в тюрьму?

Шехназ не могла больше себя сдерживать. Всхлипывая, бросилась на шею Адему:

– Ты прав, Адем… Что бы ни говорил, что бы ни делал – всегда прав. Хочешь – убей! Я заслуживаю этого. Проболталась по своей глупости. И потому что люблю тебя, очень люблю. Я думала, ты не вернешься. Обманул меня.

Адем, у которого на уме были плохие, очень плохие мысли, почувствовал вдруг, как сердце его защемило от жалости к этой беспомощной, прижавшейся к его груди и дрожащей от страха женщине. И он хотел убить ее!

Они помолчали.

– Хорошо. Что же ты говорила им? – спросил он.

Шехназ рассказала ему все, ничего не утаив.

– Так, значит, ты и адрес свой им дала?

Адем стиснул зубы.

– Да, Адем! Убей меня!.. Я дура, глупая дура! Я заслужила это. Убей меня!

В какой-то миг Адем и на самом деле готов был убить ее.

– Живо одевайся! – приказал он.

Шехназ обрадовалась.

– Мы убежим, Адем? Убежим вместе?

– Не болтай попусту, делай то, что тебе говорят! – резко оборвал он ее.

Ожидая, пока Шехназ оденется, Адем, заложив за спину руки, стоял у окна. Он смотрел на темное беззвездное небо и перебирал в памяти минувшие события. Разве он украл бы деньги у Ихсана-эфенди, если бы не нуждался в них? А если бы не украл, то его бы не разыскивали и он не помышлял бы об убийстве Шехназ.

Он не мог убить ее.

Да, он не мог этого сделать. Это было бы совсем плохо для него. Труп, найденный где-нибудь в ущелье или в море, был бы только лишней уликой. Расследование повели бы еще быстрее и тщательнее. Вот если бы избавиться от крикуна адвоката! Но теперь, когда делом уже заинтересовалась полиция, и это отпадает. Поздно!..

– Я готова, – прервала его размышления Шехназ.

Адем обернулся. Шехназ стояла в пальто, ожидая его.

Они встретились взглядами. Адем старался смотреть на нее с ненавистью, но в душе его ненависти уже не было. Наоборот: глаза говорили о любви, восхищении. Шехназ почувствовала это и снова бросилась к нему на шею. Губы их слились в поцелуе.

– Ты знаешь, зачем я сюда пришел? – спросил он, ласково отстраняя ее руки.

– Зачем?

– Чтобы убить тебя!

Шехназ не удивилась и не испугалась. Еще крепче прижалась к его груди.

– Разве ты смог бы это сделать?

«Потому-то и не убил, что не мог!» – хотел сказать он, но не решился.

– Не болтай ерунды, скорее бежим!

– Бежим!

Старуха – хозяйка дома спала и видела, наверное, уже не первый сон. Они не стали будить ее, вышли на улицу и скрылись во мраке снежной ночи.

Уже рассвело, когда в дверь сильно постучали. Старуха открыла глаза. Снег за окном перестал идти. В комнате было холодно.

Кряхтя и постанывая, она встала с постели. Накинула на плечи ватник. С трудом передвигая больные, разбитые ревматизмом ноги, сошла вниз и открыла дверь. На нее смотрели незнакомые лица.

– Мы хотим видеть Шехназ-ханым.

– Что вы сказали? – не расслышала старуха.

– Она глуховата, – объяснил кто-то.

У дверей собирались жители квартала. Каждый старался крикнуть погромче. – Наконец старуха догадалась, чего от нее хотят.

– Она наверху, спит, наверно.

– А шофер Адем здесь?

Старуха опять долго не понимала.

– Не видела никого.

– Как не видела? – Незнакомец протянул ей разрешение на обыск. – Мы вынуждены обыскать дом!

Они взбежали по лестнице наверх. Тщательно обшарили все углы. Но никого не нашли.

– Даже не знаю… – оправдывалась старая женщина. – С вечера она была здесь. Ума не приложу, куда девалась!

– Может, ее увел Адем?

– Об этом известно только аллаху!

Шофера Адема и Шехназ искали не один день, но так и не могли найти. Были посланы телеграммы с описанием примет даже в самые отдаленные вилайеты[55]55
  Вилайет – крупная административно-территориальная единица в Турции.


[Закрыть]. Были приняты все меры, чтобы задержать преступников, если только они не бежали за пределы страны. В их скором аресте сомнения не было. Тайяре и мать Адема показали, что они виделись с Адемом, разговаривали, а Тайяре даже заявил, что в Сиркеджи Адем вернул ему долг в пятьдесят лир.

Своим бегством Адем и Шехназ выдали себя, тайна преступления раскрылась.

Адвокат Джевдета потребовал освобождения своего подзащитного на поруки,

17

Предстоящее освобождение повергло Джевдета в глубокое раздумье. Куда он пойдет? Где будет жить? В семье Хасана? Или, может быть, у Кости? Ему не хотелось ни к тому, ни к другому. Он хотел бы также, если бы представилась такая возможность, отблагодарить и адвоката. По правде говоря, его начала тяготить чрезмерная забота о нем Хасана. После смерти матери тот привык всех поучать, даже отца. И не может теперь жить без этих нудных поучений.

С какой стати Хасан так печется о нем? Зачем это ему нужно? Какое дело Хасану до того, сдаст ли он экзамены, окончит ли школу? Да и почему он должен быть все это время для кого-то обузой? Разве это не стыдно?

Но ни Хасан, ни Кости даже не думали, что Джевдет будет для них обузой. Хасан! Тот был счастлив при одной мысли, что Джевдет выйдет из тюрьмы. Даже когда отец его был на фабрике, а сам он усердно готовил уроки, Джевдет не выходил у него из головы. Он был вне себя от радости и не мог дождаться того момента, когда Джевдет выйдет из тюрьмы, будет жить у них и они вместе будут заниматься.

Однажды старый отец, всегда одобрявший неистощимое усердие сына помогать другим, заметив, что Хасан только и думает о том, когда выйдет Джевдет, сказал:

– Сынок, все это очень хорошо, но ты не забывай, как мне трудно. Зарабатываю я сейчас плохо… Ты знаешь, что твою мачеху я выгнал из дому ради тебя. Я плачу ей алименты. Чтобы спасти тебя из тюрьмы, я израсходовал все сбережения. Я стар. Долго ли мне осталось жить на этом свете? Пожалей и меня!

Хасан словно впервые столкнулся с действительностью.

– Что же делать? Бросить Джевдета в таком тяжелом положении?

– Ты сделал все возможное и даже больше того!

– Значит, выйдя из тюрьмы, он должен остаться на улице?

– Нет, но…

– Что «но»?

Старик не ответил. В самом деле, если парень останется на улице, какой смысл вызволять его из тюрьмы? И хотя он говорил таким тоном, словно его это мало интересует, в душе бедняга переживал. Ему была известна история мальчика. Он, конечно, мог остаться в стороне. Но ведь мальчишка не виноват.

Хасан тщетно ждал ответа: отец погрузился в свои невеселые мысли.

– В таком случае, отец, – неожиданно сказал Хасан, – я тоже должен работать и помогать тебе!

Старый мастер поднял на сына усталые глаза. Щеки Хасана пылали от волнения.

– Что ты сказал?

– Брошу учиться и поступлю работать!

– ?

– Я не должен больше быть для тебя обузой, отец. Ведь если я окончу школу, это еще не все. Потом лицей, университет. А для этого нужны деньги.

– Ты прав, – пробормотал старик. В памяти его воскресло далекое прошлое. Родительский дом, в котором он жил много лет назад.

Старик вздохнул.

– И я был когда-то мальчиком, сынок. Твой отец не всегда был таким старым. И я играл, смеялся и в любой момент готов был бежать на помощь другу. Был веселым, бойким парнишкой. Таким же, как ты. Да и разве только я или только ты? Все отцы, все деды, все сыновья и внуки такие же, как ты и я, сынок… Когда это возможно, они прощают мелкие ошибки… Это хорошо, они делают доброе дело. Доброта – в самой природе человека, в его сущности! Говорят: земля и небо держатся на молитве, но ты не верь этому. Земля и небо, то есть этот мир, держится на помощи, на доброте, сынок!

– Почему ты не учился, отец?

– Почему не учился? Для того, чтобы учиться, нужны деньги, сынок, а у меня их не было… И ты не обижайся, не сердись на меня. Знаешь, почему еще я не учился?

– Нет.

– Чтобы не быть обузой моему старому отцу, – сказал старый монтер и пристально посмотрел на Хасана.

Мальчик был спокоен. У отца отлегло от сердца. Он уже давно хотел сказать об этом сыну, но все никак не мог выбрать подходящего момента. Ну вот и все! Так же как он в свое время занял место своего отца, сейчас это сделает его Хасан. Он должен это сделать. Алименты жене, постоянная забота о том, чтобы как-то свести концы с концами, хлопоты о сыне, а тут еще его товарищ!.. Нет, все это для него стало слишком тяжело!

Хасан закрыл книгу, которую он держал в руках, встал и, взяв ее под мышку, вышел в другую комнату, где он обычно занимался. Здесь было темно. Мрак рассеивал лишь слабый желтый свет уличного фонаря, падавший через окно. Хасан поцеловал книгу и положил ее поверх других, стопкой лежавших на столе. В этот момент он услышал позади себя сдавленный голос отца:

– И я расстался с книгами так же, как ты, сынок!

Хасан быстро повернулся: отец стоял в дверях. Сердце отца дрогнуло, когда он увидел на глазах сына слезы. Он не выдержал и раскрыл объятия:

– Подойди, сын, подойди ко мне!

Старик немного постоял, потом подошел и крепко обнял вздрагивающего от тихих рыданий Хасана.

– Мужайся, сынок! Чтобы быть полезным миру и людям, совсем не обязательно учиться!

– Хорошо, что же я буду теперь делать?

– Будешь работать.

– Как? Где?

– На той же фабрике, что и я!

– А когда выйдет из тюрьмы Джевдет, мы и его устроим на фабрику?

– Конечно!

На следующий день адвокат спросил Хасана, что будет делать Джевдет после того, как выйдет из тюрьмы.

– Мы вместе будем работать на фабрике, как мой отец, – не задумываясь, ответил Хасан.

– Как? И ты тоже?

– Да, и я.

– А помнишь, ты говорил, что выучишься на адвоката и будешь бесплатно защищать невиновных?

Хасан горько улыбнулся:

– Чтобы быть полезным людям, совсем не обязательно учиться!

Адвокат, который в этот момент писал, склонившись над досье, выпрямился и положил ручку.

– Ах, вот оно что?

– До сих пор я этого не знал, – продолжал Хасан.

– От кого же в таком случае ты узнал об этом?

– От отца!

Адвокат не стал спорить. Его, конечно, огорчило то, что мальчик, у которого он заметил проницательный, живой ум, принял такое решение, но что можно было возразить ему? Он говорил правду.

– А мы с женой придумали для Джевдета нечто другое.

– Что вы придумали?

– Мы возьмем его к себе. Нам нужен такой мальчик. Он будет жить у нас. А если захочет учиться, пусть учится!

Хасан ничего не ответил: это дело Джевдета.

В семье Кости тоже обсуждали, что будет делать Джевдет, выйдя из тюрьмы.

– Если захочет, пусть живет у нас, – сказала мать.

Кости только и думал об этом, но боялся признаться матери. Легко ли ей было, когда ее из-за Джевдета таскали в полицейский участок, потом к следователю, подвергали унизительным допросам. Первое время она не могла даже слышать его имени. И только много позже поняла, что Джевдет не виновен.

Кости бросился ей на шею.

– Мы будем как братья, мамочка! Вот увидишь, заработаем столько, что хватит всем – и тебе, и сестре, и мне, и Джевдету!

Джеврие тоже, повиснув на шее у бабки, умоляла ее разрешить Джевдету после выхода из тюрьмы остаться у них. Старая Пембе была не такой уж плохой и, во всяком случае, не бессердечной. Она была готова согласиться, но боялась, что Джевдет запретит Джеврие красить губы, надевать туфли на высоких каблуках, плясать, садиться на колени к посетителям кофейни и попрошайничать. Если он не будет вмешиваться в их дела, то пусть приходит и живет у них. В их бараке найдется уголок и для него. Она понимала, что девчонка влюблена. Правда, оба они пока еще дети, но что ж из этого? А какой была она сама много лет назад? Она была меньше Джеврие, когда влюбилась в зурниста Джемаля. Разве она не убежала потихоньку ночью из отцовского шатра к Джемалю? Разве не случилось такое, когда табор стоял в одной из деревень возле Эдирне?

Вот только она не была такой непокорной, как Джеврие. Сбежала к зурнисту Джемалю против воли отца, правда, но всегда слушалась старших.

А эта заладила: «Не буду танцевать танец живота и надевать туфли на высоких каблуках!»

– Ну что, согласна, бабушка? Разрешаешь ему жить у нас?

– Хорошо, пусть… Но только так, как я сказала: ты будешь красить губы, надевать туфли на высоких каблуках и танцевать!

Джеврие даже не пыталась возражать.

– Хорошо, хорошо!.. – радостно воскликнула она.

Джеврие всю ночь думала о Джевдете. Они положат свои постели рядом. Джевдет-аби будет рассказывать ей об Америке, о Прекрасной Нелли, о тюрьме. Кто знает, что он испытал в тюрьме! Но прежде всего Америка. Там водятся огромные змеи, которые могут проглотить быка, живут ковбои, быстро отыскивающие похищенных детей, люди с татуировкой на лицах, без конца палящие из пистолетов…

Эх, поскорее бы он вышел из тюрьмы!

Но Джевдета не освобождали. Суд, убедившись в невиновности мальчика, все же счел нужным не освобождать его пока из-под стражи. Никто не сомневался, что истинные преступники, которых усердно разыскивали повсюду, будут схвачены в самое ближайшее время.

Шли дни, положение не менялось, и у Джевдета постепенно исчезала надежда на освобождение. По вечерам он, как и раньше, с нетерпением ждал прихода Мустафы, который целые дни усердно работал в тюремной столярке. Мустафа подходил к нему и, сверкая полными счастья глазами, важно, с достоинством рассказывал о том, что он сегодня делал, как им были довольны мастер и подмастерья. Затем они ужинали. Все, что им приносили Хасан, Кости и Джеврие, друзья делили пополам и всегда угощали маленьких воришек, которым никто ничего не приносил.

Потом обитатели камеры собирались около Джевдета и затаив дыхание слушали истории, которые он им рассказывал. Особенно восхищались малыши.

Вокруг текла обычная тюремная жизнь: курили гашиш, играли в кости. Но те, кто слушал Джевдета, были словно в другом мире и ничего не замечали. Мальчикам казалось, что они вдруг попали в Америку, в один миг стали взрослыми и превратились в разбойников в железных масках или в храбрых томсонов.

Каждый представлял себе, как по условному знаку патрона Микса он входит в трактир «Зеленая обезьяна» на улице Х, дом № 13, выхватывает длинноствольные пистолеты и направляет их на сидящих на высоких табуретках и неторопливо потягивающих пиво разбойников с алыми платками на шее: «Камен! Выходи!»

Все они, конечно, очень хотели бы стать храбрыми томсонами, но этого был больше достоин Джевдет. Вот как здорово он отлупил Козявку, который издевался над ними, отнимал еду, заставлял играть в карты, курить гашиш!..

Как-то вечером Джевдет сказал Мустафе:

– Хасан говорит: «Выйдешь из тюрьмы, оставайся у нас, будем вместе работать на фабрике».

Мустафа удивился:

– Работать на фабрике? Ведь он, кажется, хотел стать доктором?

– Не доктором, а адвокатом, – поправил Джевдет.

– Да не все ли равно? Почему тогда он поступает на фабрику?

– Не знаю… А Кости хочет, чтобы я жил у них. Хасан зовет к себе. Джеврие тоже зовет! Уговорила бабку.

– У кого же ты будешь жить?

– Не знаю. Наверно, у Кости!

– Почему?

Джевдет задумался. В голове его пронеслись воспоминания: Юксеккалдырым, магазин музыкальных инструментов, первая встреча с голубоглазым Кости. Его желтая вязанка, синие брюки, белые тапочки… Он вспомнил, как, устроившись у Галатского моста, они уплетали хлеб с маслинами, а потом долго говорили о фильме «Отряд „Красный шарф“», о Храбром Томсоне. Целыми днями, не расставаясь, бродили они с лотками по Стамбулу, ходили в кино, играли в футбол!.. Чертов Медведь! Джевдет потрогал нос. Ну и здорово же он залепил ему тогда мячом! Так все и поехало перед глазами!.. А как испугался отец, найдя на следующее утро у него в кармане испачканный кровью носовой платок!

Он вспомнил старика отца. Глаза Ихсана-эфенди улыбались за овальными очками. Потом в памяти всплыли безобразные рисунки и надписи на розоватой стене «Перили Конака»: «Рогоносец». Он вспомнил, как подрался из-за этого с Эролом, как отец, не желая даже разобраться, в чем дело, таскал его за волосы… Потом крикливый голос зубного врача, отца Эрола… Полицейский участок… Вспомнил Джевдет и доброго комиссара полиции. «Ну ладно, на этот раз я тебя прощаю. Но смотри…»