Текст книги "Преступник"

Автор книги: Кемаль Орхан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Знаешь, на свете есть хорошие люди, – вдруг пробормотал он, очнувшись от своих мыслей.

– Ты о семье Кости? – спросил Мустафа.

– Нет, я говорю не о них. У нас в квартале есть один такой человек. Комиссар полиции.

Джевдет вздохнул. Снова, как кадры в кино, замелькали картины недавнего прошлого. Вот его выгнали из дому… С тех пор ни разу не удалось поспать в своей постели, а ведь ее сшила мать! «Пусть крепко спит мой сыночек, пусть приснится ему хороший сон!» – говорила она, укладывая его в новую постель. Да, она в самом деле сказала именно так!

На глаза у Джевдета навернулись слезы. Но он даже не замечал этого.

– Что это ты? Почему плачешь? – забеспокоился Мустафа.

Джевдет пришел в себя, смахнул рукой слезы.

– Мать вспомнил… – пробормотал он.

Сидевшие вокруг воришки тоже вспомнили матерей.

– Разве может кто-нибудь на свете быть дороже матери? – промолвил мальчуган, который как-то ночью звал во сне мать.

– Ах, мамочка!.. Если бы ты была жива… – сокрушенно вздохнул другой.

– Ну и что бы было?

– Эх, ты! Чего бы не было – скажи! Разве есть кто-нибудь на свете дороже матери?

– Правильно.

– А на отца наплевать!

Джевдет покачал головой:

– И я одно время думал, как ты, но… У тебя жив отец?

– Жив. Но он плохой. В карты играет, гашиш курит!

– Даже если отец и нехороший, все равно лучше него никого нет. Вот умрет, тогда поймешь это. Я согласен, чтобы отец бил меня каждый день, только бы он был жив. Так когда-то Кости говорил, а я спорил с ним. И даже злился. А на самом деле…

Джевдет хотел было сказать: «Дороже отца никого нет». В этот момент ночную тишину тюрьмы нарушил глухой шум, по коридорам забегали надзиратели, потом послышались душераздирающие крики, свистки охраны.

Ребята повскакивали с постелей. Но дверь камеры была на запоре, и узнать, в чем дело, было невозможно. Мальчики бросились к окнам. Джевдет тоже подбежал. Широко раскрыв глаза, они с напряжением вглядывались в полумрак тюремного коридора, прислушиваясь к доносившейся ругани, крикам и пронзительным свисткам надзирателей.

– Драка! – сказал Мустафа.

Глаза его горели от возбуждения. Казалось, он видел дерущихся, мелькающие в воздухе кинжалы, ножи.

– Подняли паруса! – снова проговорил он и вдруг вспомнил, как хотел зарезать Джевдета. Украдкой взглянул на стоявшего рядом друга и покраснел. Ему стало стыдно.

Гам, свистки, крики, не затихая, будоражили ночную тюрьму. Никогда еще Джевдет не слышал здесь такого шума.

– Что же случилось? Кто с кем подрался? Кто одержал верх? – спрашивали ребята.

Но узнать было невозможно. Тем более увидеть.

– Ну их! – неожиданно сказал Мустафа. – Займемся своими делами! – и, подхватив Джевдета под руку, потащил от окна.

Джевдет не мог успокоиться:

– Что же там все-таки?

– Сцепились из-за гашиша, а может, и за картами… – махнул рукой Мустафа. Драка его больше не интересовала.

– Это те, кто торгует гашишем, да?

– Ну да.

Мустафа назвал имя отпетого головореза, державшего в своих руках торговлю гашишем в тюрьме. Потом долго рассказывал про организацию дела.

– Знаешь, сколько денег загребают! – заключил он. – Вот и подрались. Каждый хочет побольше сцапать!

– Ты ведь тоже гашиш продавал?

– Да, и много, – нахмурился Мустафа. – Но что поделаешь – тогда была другая жизнь!

На следующий день стали известны обстоятельства драки. Как и предполагал Мустафа, сцепились два арестанта, торговавших гашишем.

Весь день Джевдет в одиночку бродил по коридору. Думал. Лучше всего, конечно, не быть никому обязанным. Убежать в Америку! Кости можно уговорить! А Хасан? Поедет он? Что, если сказать ему: «Знаешь, на пароходах в порту есть капитаны… Рыжебородые, во рту трубка. Заберемся ночью незаметно на океанский пароход, а когда выйдем в море, уговорим капитана довезти нас до Америки. В Америке каждый сразу становится, кем захочет. Я стану Храбрым Томсоном, а ты будешь доктором или адвокатом…» Нет, Хасан наверняка не согласится. Поэтому, пожалуй, лучше всего опять торговать на улице с Кости. И жить у него. Днем они будут ходить с лотками по Стамбулу, а по вечерам допоздна разговаривать.

Перед глазами вдруг встала Джеврие. «А ведь она лучше их!» – подумал Джевдет. Не такая, как этот умник Хасан. И не плакса, как Кости: «Я бы поехал, да мать жалко, расстроится, горевать будет. Ослепнет от слез…» Итак, решено: Хасану он ничего не скажет! «Как было бы хорошо, если бы Кости все-таки согласился… Ну, а если не захочет, тогда убежим одни с Джеврие».

Она ведь всегда понимала его с первого слова. Но, как знать, может, и Джеврие откажется? Тогда он поедет один, другого выхода нет. Но он-то обязательно поедет. Даже если его ждет смерть! Он знал, что как только уедет, все начнут его поносить: «Бродяга! Он никогда не станет человеком, выродок какой-то!» Ну и пусть ругают, ему-то что? Когда он станет самым знаменитым ковбоем в мире, Храбрым Томсоном, и вернется на родину с кучей денег, то все увидят, как они ошибались, и пожалеют, что так плохо думали о нем.

Джевдет злился, вспоминая переданные ему Хасаном слова адвоката: «Нам нужен такой мальчик. Он будет жить у нас. А если захочет учиться, пусть учится». Нет, никто не заставит его быть слугой. Не выйдет. И учеба ему вовсе ни к чему. Пусть Эрол, Айла и другие становятся адвокатами и докторами. Он не хочет. А за даровое ведение дела можно будет отблагодарить и по-другому. Лучше всего убежать в Америку, стать знаменитым и вернуться с деньгами. Вот обалдеет адвокат, когда он появится перед ним в широкополой ковбойской шляпе, в узких брюках, с двумя длинноствольными пистолетами за поясом!

Джевдет улыбнулся.

«Адвокат сразу и не узнает меня. Подумает, что я грабитель. Ну и пусть! Я и виду не подам: „Руки вверх!“ И как только адвокат поднимет руки, прогрохочу: „А ну, выкладывай денежки!“ Пусть только попробует не дать!»

Джевдет быстро нарисовал в своем воображении картину. Он выхватит пистолеты и поднесет их к самому носу адвоката. Тот, конечно, начнет умолять его о пощаде. Но он и слушать не захочет, будет требовать только деньги. Тогда, поняв, что спасения нет, адвокат отдаст ему все до последнего куруша. Он сначала возьмет деньги, а потом рассмеется. Адвоката поразит такая перемена. Тогда он, Джевдет, оглядываясь по сторонам, спросит: «Не узнаешь меня?»

Адвокат удивится еще больше. Внимательно посмотрит на него, но все равно не узнает. Тогда он скажет: «Забирай назад свои деньги и клади в карман! Понятно, что ты меня не можешь узнать. С тех пор прошло десять лет. А теперь слушай! Знаешь, кто я? Джевдет! Но в Америке меня никто не зовет этим именем. Там я – Храбрый Томсон. Обо мне много писали в газетах, ты разве не читал?»

Адвокат, конечно, читал. Он не мог не читать! Известный всему миру Храбрый Томсон! «Да, да… – заикаясь, пробормочет он. – Так, значит, это вы тот самый… Вы турок? Постойте, Джевдет… Вы говорили: ваше настоящее имя – Джевдет?»

Гордо улыбаясь, Джевдет скажет: «Да, мое настоящее имя – Джевдет. Десять лет назад вы спасли меня из тюрьмы и не взяли денег за ведение дела!»

Адвокат сразу вспомнит его. Страшно обрадуется. Удивлению его не будет конца. И не только адвокат, все-все будут поражены. И Эрол, Айла… И остальные…

Джевдет вздохнул. Да, он обязательно поедет в Америку, что бы ему ни говорили, как бы ему ни мешали это сделать, он все равно поедет и вернется оттуда знаменитым ковбоем, которого все будут бояться, который всех удивит. Когда у него будет много денег, он пойдет по тюрьмам, наймет адвокатов для всех ребят, попавших в тюрьму, как и он, ни за что. Будет с форсом вынимать из карманов узких брюк деньги и раздавать беднякам. И, конечно, щедро рассчитается с адвокатом. Отблагодарит не только его, но и Хасана, и Кости, и Джеврие!

Джевдет снова вздохнул.

А сейчас главное – выбраться отсюда. Только вот опять дело затягивается.

Шло время. Джевдет прислушивался к завыванию ветра в карнизах крыши тюрьмы, к пронзительным гудкам проносившихся мимо поездов, к рокоту моря. Ходил взад и вперед по коридору, мечтая об Америке и Храбром Томсоне. А когда сгущались сумерки, с нетерпением ожидал возвращения из столярной мастерской Мустафы.

Так наступил Новый год. В новогодний вечер мальчики «пытали счастье» на игральных костях и веселились кто как умел. А Джевдет не вставал с постели, погрузившись в мечты об Америке и Храбром Томсоне. В последнее время они захватывали его воображение, как огромный разгорающийся пожар. В эти минуты Джевдет забывал обо всем на свете. Для него не существовал никто: ни Хасан, ни Кости, ни Джеврие.

Он не проявлял ни малейшего интереса к столярной мастерской, о которой Мустафа только и говорил, пропускал мимо ушей рассказы о добродушном мастере и его шутках, от которых подмастерья покатывались со смеху. Мустафа считал, что Джевдету совсем не обязательно выходить из тюрьмы. Вот если бы он стал вместе с ним работать в столярной мастерской! Уговорить начальника нетрудно. И не все ли равно, где обучаться ремеслу: на воле или в тюрьме. Самое главное – через несколько лет можно стать настоящим столяром. Эта мысль крепко засела у него в голове. Ведь после выхода из тюрьмы он сможет работать по-настоящему и полную неделю. Мастер увлек Мустафу чтением. Каждый вечер он приходил в камеру с газетой. Ночью, лежа в постели, мальчики прочитывали ее всю, строили разные предположения, волновались. Джевдета больше всего интересовал раздел «Полиция и воры», а Мустафу – спортивная хроника.

Однажды в газете появилось сообщение об убийстве. Неожиданно это преступление начало разрастаться, как снежный ком, и привлекло внимание всей тюрьмы, почти каждого, кто читал газеты. Убийца скрылся! Попытки задержать его до сих пор были напрасны. Преступник уничтожал всех, кто попадался ему на пути, останавливал грузовики, грабил и бежал, бежал…

И вот газеты начали писать о нем, называя его не иначе как «Извергом». Самые фантастические истории об Изверге заполнили столбцы газет.

Джевдет восхищался им. Настоящий Храбрый Томсон! Но сам он никогда не станет нападать на грузовики, грабить и убивать людей. Будет таким же справедливым ковбоем, какого он видел в кинофильме «Отряд „Красный шарф“».

– Ну и человек! – сказал Джевдет. – Если бы я был на его месте…

– Что бы ты сделал? – прервал его Мустафа.

– Что сделал? Уж, конечно, не стал бы разбойничать в горах!

– Сдался бы полиции?

– Что ты!

– Так что же?

– Переоделся бы и – в Стамбул!

– Ну, а потом?

– На американский пароход.

Мустафа засмеялся.

– Ведь не все верят в Храброго Томсона, как ты!

Мечты снова перенесли Джевдета в порт, к огромному океанскому кораблю.

Рыжебородый голубоглазый добряк-капитан с трубкой во рту берет его на борт, и через некоторое время пароход, подавая протяжные гудки, снимается с якоря и берет курс на Америку.

– Опять задумался, – не выдержал Мустафа.

Джевдет оторвался от своих мыслей и посмотрел на него.

– На американских пароходах такие хорошие капитаны…

– Откуда ты взял?

– Я читал об этом в книге «Кругосветное путешествие двух мальчиков». Там рассказывается, что капитаны рыжебородые, голубоглазые, всегда с трубкой во рту… И почему у нас нет таких людей?

– И в нашей стране есть хорошие люди, – сказал Мустафа, вспомнив мастера.

– Кто же, например?

– Наш мастер.

– Да, но у него нет ни трубки, ни рыжей бороды!

– Ну и что! Он все равно хороший человек…

А Изверг, как его окрестили хроникеры, бежал все дальше и дальше, порождая вокруг себя новые слухи.

Однажды газеты сообщили, что он не один. С ним женщина. Интерес к этому необычайному преступлению рос не по дням, а по часам. И хотя в прессе не было ни слова о том, кто эта женщина, воображение людей тотчас превратило ее в необыкновенно красивую дочь крупного помещика, а Изверга – в безумно любящего ее простого батрака, но тоже красивого и стройного, как молодой тополь. Девушка безумно полюбила юношу, несмотря на то, что он был почти нищим, точно как в сказке о прекрасной дочери падишаха, отдавшей свое сердце безродному бедняку. Отец красавицы не дал своего согласия на брак, страшно разгневался и прогнал пария. Тогда храбрец достал кинжал и увез девушку, перебив бросившихся по его пятам преследователей.

Маленькие узники, так же как Джевдет с Мустафой, хотели, чтобы эта история продолжалась бесконечно, чтобы красивый изверг, разбойничавший на дорогах, нападавший на грузовики и убивавший людей, никогда не попался в руки полиции.

Джевдет считал, что Изверг обязательно должен бежать в Америку. Мустафа как-то рассказал об этом в столярной мастерской. Худощавый мастер с черными усами, закуривая, спросил:

– Бежать в Америку?

– Да, Джевдет так говорит. Но разве он сможет?

Мастер вспомнил своих сыновей – ровесников Джевдета и Мустафы. До того как он попал в тюрьму (такая уж беда случилась: убил в гневе заказчика, поспорив с ним из-за долга), мальчики помогали ему в Тахтакале[56]56
  Тахтакале – улица в старом Стамбуле.


[Закрыть], где он торговал ящичками для посылок. Он запрещал им ходить в кино. Особенно на ковбойские картины, которые шли на Шехзадебаши. Ни за что не разрешал!

Мастер не знал Джевдета. По рассказам Мустафы, мальчик был большим фантазером. Вот приходил бы сюда, в мастерскую, работал бы вместе со своим приятелем и перестал бы думать о глупостях!

– Значит, говоришь, выйдет из тюрьмы, заберется на американский пароход – и в Америку?

Один из подмастерьев, молодой рыжеволосый шутник, варивший клей, прыснул со смеху. Мустафа разозлился на себя: и с чего это он рассказал им о Джевдете и об их ночных разговорах? Теперь вот, черти, смеются над товарищем!

– Так, говоришь, он станет ковбоем, заимеет много денег?.. – продолжал допрашивать мастер. – Скажите, пожалуйста, вай-вай! Он будет Храбрым… Как его там?

– …Томсоном! – подсказал некрасивый и давно не стриженный паренек.

Мальчики наперебой выкрикивали под общий смех:

– Он войдет один в трактир на улице Х, дом № 13…

– Подойдет к сидящим на высоких табуретках и неторопливо потягивающим пиво…

– Разбойникам с алыми платками на шее!..

– Погонит их впереди себя!..

– И проведет под окнами дома Прекрасной Нелли!

У Мустафы дрожали от негодования руки. А ребята хохотали, словно заводные. Мастер тоже громко смеялся:

– Значит, под окнами Прекрасной Нелли? Ха-ха-ха!

– Люди, выстроившись по обеим сторонам улицы, рукоплещут. Женщины посылают ему воздушные поцелуи, но он и не смотрит в их сторону! – вставил рыжеволосый.

Стриженный под машинку мальчик бросил свою работу и вскочил с места:

– Ну, а как же иначе! Ведь это сам Храбрый Томсон! Подумаешь, какие-то там девчонки!

Мустафа швырнул на верстак рубанок.

– Довольно! Чего издеваетесь? – Лицо его покрылось красными пятнами. Казалось, он вот-вот заплачет.

Смех как ветром сдуло. Лица стали серьезными. Никто не знал, что Мустафа так любит Джевдета.

– Что с тобой, сынок? – спросил рыжеволосый подмастерье.

– Я тебе не сынок! – сердито ответил Мустафа.

– Ну, не злись! Скажи, почему ты за него заступаешься?

– И буду заступаться! Он мой друг!

Мастер молчал, поглядывая на своих учеников.

– Мустафа, сынок! – вдруг ласково проговорил он. – Ты прав, что заступаешься за своего товарища, но пусть они смеются. И знаешь что – попробуй уговорить Джевдета, чтобы он пришел к нам и стал работать, как ты. А мы постараемся выбить у него из головы эту дурь. Иначе он плохо кончит!

– Что же, по-вашему, с ним будет? – не выдержал Мустафа.

– Как что? В один прекрасный день он попытается осуществить то, что задумал!

Мустафа ничего не ответил. Попытается Джевдет осуществить свою затею или нет – это не его дело, но он не позволит, чтобы над Джевдетом смеялись!

18

А тем временем Изверг, ничего не зная о своих «кровавых преступлениях», сидел в горной пещере, закутавшись в синий кожушок, и, устремив неподвижный взгляд на бледное лицо лежавшей рядом женщины, думал о том, что делать дальше.

Больная спутница мешала ему. Ведь в ту ночь он, кажется, пришел к ней в дом на Эдирнекапы с определенным намерением. Выслушав мать, он тогда твердо решил: схватит ее за горло и…

Адем тяжело вздохнул.

Он весь оброс. Запуганный преследованием, испытывая животный страх, он не мог усидеть на месте и часу. Шея у него стала тонкой, глаза глубоко запали. Он безумно устал от погони, длившейся уже несколько недель, от бессонницы, недоедания и холода. Его терзали голод и страх. Он боялся преследователей: каждую минуту они могли схватить его, разлучить с любимой женщиной и бросить в тюрьму, боялся за больную Шехназ – вдруг не выдержит и умрет?..

Раньше он никогда не предполагал, что так любит ее. Даже твердо решил задушить и был убежден, что сделает это очень легко и быстро, а потом будет жить один. Но так не получилось. Не вышло… А сейчас он не мог допустить и самой мысли о ее смерти.

Слабо застонав, Шехназ очнулась. С трудом приоткрыла веки и, слегка улыбнувшись бескровными губами, прошептала:

– Адем!

Протянув руку, она взяла руку Адема и прижала ее к своей груди.

– Я умру, Адем, оставь меня здесь, беги, спасайся!

– Не болтай глупостей! – рассердился Адем.

– Из-за меня схватят и тебя, бросят в тюрьму. И все это из-за меня, из-за моей болтливости. Беги, спасайся, Адем! Мне уже не жить… Жаль тебя! Обо мне никто не будет плакать. А у тебя есть мать!

«Ужасный Изверг», разбойничавший на дорогах, грабивший и убивавший людей, о котором вот уже несколько недель наперебой кричали все газеты, кровавые похождения которого приводили в трепет не только читающую публику, но и находившихся в тюрьмах преступников, с трудом сдерживал слезы:

– Я ведь сказал, не говори так много!

Шехназ подчинилась, затихла. Из-под длинных ресниц на Адема печально смотрели тронутые нездоровой желтизной глаза. Разве после того, как они ушли из дома в Эдирнекапы, думала она, Адем не убил хозяина дома, в котором они скрывались? Почему же он заодно не убил тогда и ее и не убежал? Она ведь еще и наболтала о нем всюду, за одно это заслуживает смерти. Не мог решиться? Не может убить? Но ведь не пожалел же он того человека… Как у него поднялась рука?

Адем размышлял о том же. Если можно избавиться от обузы, убив эту женщину, если теперь нет другого выхода, почему же он не делает этого? Как мог он без всяких колебаний убить человека, который прятал их за деньги у себя в доме, когда заметил, что тот хитрит?

«Но ведь он мог выдать меня! – пронеслось у него в голове. – А эта… Сейчас она ни в чем не виновата. А то что она болтала лишнее… так ведь это она сделала из страха, что я не вернусь к ней, не со зла!»

Он обернулся и снова посмотрел на нее: глаза ее теперь были закрыты.

«Нет, нет! Это невозможно, я не сделаю этого… Я не могу это сделать!»

Адем поднялся. Взял прислоненный к стене треснутый кувшин. Вода из него вытекла. А как хотелось пить!

– Я схожу за водой! – сказал он, подойдя к Шехназ.

Шехназ открыла глаза, беспомощно взглянула на него.

– Не задерживайся, хорошо?

Адем не ответил. Он осторожно подошел к выходу из пещеры, тщательно замаскированному ветками. Раздвинул их, внимательно осмотрелся. Ласковые теплые лучи солнца золотили скалы. Значит, погода разгулялась. Солнце прорвало темную свинцовую пелену облаков, вот уже много дней скрывавших небо, разогнало, развеяло их.

Придерживая одной рукой разбитый кувшин, Адем лег на землю и ползком выбрался из пещеры. Острые выступы лиловых скал сверкали, переливаясь на солнце. Фиолетовые тени в ущельях исчезли, уступив место голубым.

Адем немного полежал, прислушиваясь. Стрекотали кузнечики, пели птицы, неподалеку слышался шум падающего со скал родника.

Он встал. Сладко потянулся. Долго чесал густую черную бороду. Потом направился к роднику.

Голубая искрящаяся вода, пробиваясь между скалами, собралась в небольшой впадине немного ниже того места, где он стоял. Чистая, прозрачная, стекала она по отвесной скале с красными прожилками и, скапливаясь в другом углублении, еще ниже, падала вниз с тысячеметровой высоты по отвесной скале, поросшей невысокой густой травой, разлетаясь во все стороны тысячами белых брызг.

Адем стоял, любуясь открывшейся его взору картиной, пока его не уколола мысль о Шехназ. «Не задерживайся, хорошо?..» Подставив кувшин под струю воды, он наполнил его. Жадно напился. Выплеснул остатки и снова наполнил сосуд. Как раз в тот момент, когда он собрался было уже повернуть назад, где-то совсем рядом заблеяла коза. Адем застыл на месте, напряженно вслушиваясь. Неужели поблизости пастухи?

Он не хотел с ними встречаться. Даже если эти пастухи не причинят ему вреда, он боялся встреч с людьми.

Снова послышалось блеяние козы.

Он чуть не побежал, но вдруг остановился. Почему он, собственно говоря, должен бежать? Коза где-то близко. Что, если попытаться поймать ее, отвести в пещеру и напоить Шехназ парным молоком?

Мысль эта засела у него в голове. Он спрятался за выступ и стал ждать. Вскоре из-за скалы показалась старая черная коза с огромным выменем. Опа сначала прислушалась к шуму воды, а потом с неожиданной для ее почтенного возраста прытью бросилась к роднику. Припав черной острой бородой к прозрачной влаге, стала жадно пить.

Адем внимательно огляделся еще раз по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, потянулся и быстро схватил животное за заднюю ногу. Коза испуганно подскочила. Попыталась вырвать ногу, боднуть. Но Адем держал ее крепко, а через несколько минут уже втащил в пещеру. Теперь может блеять сколько влезет, а захочет, пусть даже пободается с каменной стеной. Но коза, к его удивлению, вела себя спокойно, обнюхала пещеру и, видимо, смирилась с судьбой.

Шехназ, уловив необычный запах, открыла глаза.

– Что это, Адем?

Адем улыбнулся.

– Коза!

– Коза? Зачем она здесь?

– Вставай погляди. Ее вымя вот-вот лопнет от молока.

Шехназ поднялась со своего ложа из сена. Беспомощно посмотрела на козу, едва видимую в темноте пещеры.

– А ты умеешь доить?

– Попробуем, – ответил Адем.

– А где посуда, чашка? Во что доить?

Адем оглядел пещеру, словно в ней можно было что-то найти. Ничего подходящего. Вдруг од вспомнил о кувшине. Вот тебе на: оставил его там, у родника!

– Я забыл кувшин, схожу за ним.

– А вдруг пастухи хватятся, начнут искать козу?

– Ты права. Надою тебе немного молока и отпущу ее.

Выбравшись из пещеры, Адем пугливо огляделся по сторонам. Подбежал к роднику, взял кувшин и вернулся назад.

– А что, если пить прямо из вымени? – предложила Шехназ.

Адем засмеялся. Ему понравилась эта затея. Он поймал свою пленницу и подтащил к Шехназ. Коза словно поняла, что от нее требуется. Стояла спокойно и даже расставила задние ноги, ожидая, когда ее начнут доить.

– Сначала ты, – сказала Шехназ.

– Нет, ты. Тебе нужнее! – возразил Адем.

Шехназ ничего не ответила. Она была так голодна, так слаба, что, не обращая внимания на исходившую от козы вонь, втиснула голову между ее задних ног, захватила ртом сосок и принялась жадно сосать.

Адем, улыбаясь, смотрел на нее. Он видел белую-белую шею и вздувавшуюся на ней голубую жилку. Всего одно мгновение… Но было ли это возможно? Ведь он никогда не решится на это…

Шехназ сосала долго. Приятное тепло молока, разлившееся по телу, подействовало успокаивающе. Напившись, она легла на свое ложе и быстро уснула. Адем тоже напился молока и вытолкал свою пленницу из пещеры. Ослепленная солнцем коза, оказавшись на свободе, растерянно озиралась по сторонам и, подрагивая острой бородкой, протяжно и жалобно заблеяла. Коза пробежала немного, пометалась в разные стороны, остановилась, понюхала воздух и снова заблеяла. Вскоре послышался голос хозяйки:

– Бонджук, Бонджук, где ты, милая? Провались она пропадом, эта нужда! Целый день не разгибаешься из-за куска хлеба. А ну, гуляйте, гуляйте! – прикрикнула она на коз. – Да не уходите далеко, не пропадайте с глаз, проказницы!

Старушка села под большим деревом, прислонилась к нему спиной и задумалась. Ну ладно, сыновьям хватало только на детей. А внуки? Что с ними? Особенно этот Махмуд. Он учительствовал в касабе[57]57
  Касаба – небольшой городок, мелкий административный центр.


[Закрыть], что на склоне горы, и прилично зарабатывал. Да и холост. Но разве когда-нибудь подумает о бабушке? Она вдруг вспомнила о письме в голубом конверте, которое ей принесли два месяца назад из касабы, и раскаялась в своих словах.

«Спасибо аллаху! И у него, наверное, немало забот! И ему нужны деньги. Скоро парень женится, станет сам хозяином дома. Новые хлопоты прибавятся. Не отнести ли ему парного молочка? Ведь он любит его! Сегодня же вечером пойду в касабу и найду его в школе. Вот обрадуется-то бабушке!»

Старушка погладила подошедшую к ней козу. Взгляд ее остановился на вымени. Что это? Сегодня утром она ее не доила, а козочка как будто подоена?

Старушка потрогала вымя: и в самом деле, выдоена!

– Кто же тебя подоил, доченька?

«Бе-е-е!» – жалобно заблеяла коза.

– Кто выдоил, плутовка?

«Бе-е-е, бе-е-е!»

– Где тебя выдоили?

«Бе-е-е, бе-е-е, бе-е-е!!!»

Она хотела было продолжать свои расспросы, но услышала позади себя шаги и обернулась. Перед ней стояли два жандарма, за плечами у них поблескивали стволы карабинов.

Посмеиваясь, они подошли к ней:

– Что это ты, мамаша? С козой разговариваешь?

– Что поделаешь, сынок, – вздохнула старушка, – выдоили, проклятые, козу!

Жандармы переглянулись.

– Кто же, мать?

– Да уж, конечно, какой-нибудь разбойник, чтоб ему пусто было!

– Ты чужих здесь не встречала?

– Нет, сынок. Меня каждый день об этом спрашивают жандармы, да только я никого не видела. Если бы увидела, разве не сказала бы?

– С ним вместе женщина. Если, случаем, увидишь, сообщи! – сказал черноволосый жандарм с суровым лицом.

– Получишь награду! – добавил другой, небольшого роста, худенький и бледный.

Старушка понимающе покачала головой. И об этом ей уже говорили другие жандармы. Но вот на глаза никто не попадался. Ну, а если попадется…

– Послушайте, уж не того ли проклятого вы ищете, что грабит и убивает на дорогах людей?

– Да, его.

– Говорят, его полюбовница красива, как дочь падишаха.

– Это правда.

– И еще, что парень хотел жениться на ней, а ее богатый отец отказал?

Утвердительно качнув в последний раз головами, жандармы пошли своей дорогой.

Старушка долго смотрела им вслед. Наконец поблескивавшие на солнце стволы карабинов скрылись в голубом мраке узкого ущелья.

В эту ночь она не спала. Не давала покоя навязчивая мысль: кто доил козу? Кто? Уж не беглец ли какой-нибудь? Или, может, попавший в беду человек?

На следующий день она нарочно погнала козу на то же самое место, к роднику.

Коза, как и вчера, подошла к роднику и, макая в воду острую бородку, стала медленно пить. Адем стоял рядом и быстро схватил ее за задние ноги. На этот раз она не была так послушна и начала яростно вырываться, но в конце концов сдалась. Адем крепко обхватил ее и потащил к своему убежищу. Старушка шла за ним по пятам. Спрятавшись за выступ скалы, она видела, как незнакомец скрылся в пещере. Не Изверг ли? Но человек этот совсем не походил на кровожадного убийцу, о котором она так много слышала. «Нет, не он», – решила старушка. У Изверга должно было быть хотя бы ружье. И потом зачем тот, кто грабит на дорогах машины и убивает людей, станет воровать у нее молоко?

Она с любопытством подошла к пещере, раздвинула ветки, прикрывавшие вход, и заглянула внутрь.

Шехназ заметила тень, упавшую на стену.

– Там кто-то есть!

Адем быстро повернулся. Широко раскрытыми от ужаса глазами уставился на выход из пещеры. Там и в самом деле кто-то был. Адем вскочил.

– Кто там?

Старуха недовольно спросила:

– Зачем привел сюда мою козу? Опять доить будешь?

Она тоже испугалась: голос ее дрожал.

Адем выполз из пещеры.

– У меня здесь больной человек, бабуся. А за молоко я заплачу сколько надо, не волнуйся!

Старуха подозрительно спросила:

– Кто у тебя там – женщина или мужчина?

– Женщина. Заходи посмотри!

Старуха задумалась. А не тот ли это тип, которого разыскивают жандармы?

– Заходи, мамаша, заходи. У меня тоже есть мать. Такая же, как и ты. Заходи, не бойся. Вот посмотри. Мы шли в касабу, а вот она заболела в дороге. Что поделаешь?

– А что вам здесь надо?

– Да так, путешественники мы. Туристы в общем, назови как хочешь!

– Меня недавно спрашивали жандармы, не видела ли я мужчину с женщиной! Это не о тебе они говорили?

Адем вздрогнул.

– Кого же они ищут?

– А вот того самого, который разбойничает на дорогах, грабит и убивает людей. Изверга…

Адем побледнел.

– По-твоему, это делаю я? Зачем же мне?

– Ты и есть тот человек. Не хитри, не, выйдет. Ты и есть… Теперь, как придут жандармы…

– Ты выдашь меня? Ради аллаха!..

– Я верю во всевышнего, а ты оставь его в покое. Не божись, грешно!

– Аллах свидетель, бабуся, я не разбойничал на дорогах и не грабил автомобили, черт бы их побрал!

– Не божись, сынок! Конечно, ты не скажешь: «Я грабил и убивал людей»!

– Хочешь, поклянусь на коране, мамаша? У тебя, наверно, тоже есть сын или дочь? Подумай о них. Я тоже сын. И у меня есть мать, которая ждет меня!

Строгое лицо старухи подобрело. Она вспомнила своего сына Эсада. Ей стало жаль Адема. Она захотела взглянуть на больную и вошла в пещеру. На сене лежала молодая женщина и надсадно кашляла. Лицо ее было бледным как полотно.

Старушка сразу забыла о том, что она одна в маленькой пещере с человеком, который разбойничает на дороге, нападает на автомобили и убивает людей.

– Дай бог тебе здоровья, доченька! – сказала она, присаживаясь в изголовье. Ей казалось, что она не в горах, не в пещере разбойника, а в деревенском домике, куда пришла проведать свою больную соседку.

– Спасибо, – пробормотала Шехназ и взглянула на Адема.

Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди. Ему ничего не стоило прикончить старуху, но он прогнал от себя эту мысль. Что его ждет, если он и на самом деле будет оставлять по своим следам трупы? Рано или поздно его, конечно, поймают. Надолго засадят в тюрьму, но по крайней мере он спасется от веревки.

Адем встретился взглядом с Шехназ и покачал головой.

Старуха взяла ее руки в свои.

– Что у тебя болит, доченька?

– Сама не пойму: грудь, спина, бока – все болит. Дышать не могу, колет, как иголками.

Подумав немного, старуха сказала:

– Грудь застудила!

– Мне тоже так кажется. Плохо, плохо!

– Ничего, пройдет.

– Нет, бабушка. Мне кажется, что я так и умру здесь.

– Не приведи аллах, доченька! Что ты говоришь? Ты такая молодая, красивая, еще поживешь! Разве все больные умирают?

«Пусть это будут даже те, кого ищут жандармы!» – подумала старуха и сказала:

– От этой болезни есть только одно лекарство, доченька!

– Какое, тетушка?

– Вепрь. Слышала о вепре?

– Ты хочешь сказать, дикая свинья, – вмешался в разговор Адем.

– Да будет оно проклято, это слово![58]58
  Религия запрещает мусульманам употреблять в пищу свинину.


[Закрыть] Убейте вепря. Сдерите кожу. Разденься догола и завернись в нее – сразу вылечишься. Вытянет из тебя всю простуду, и болезнь как рукой снимет. Когда мой Эсад грудь застудил, как и ты, отец его так лечил. Хвала аллаху, вырос огромный детина. Обзавелся семьей. Скоро дедом станет!