Текст книги "Агнес на краю света (ЛП)"
Автор книги: Келли Маквильямс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
АГНЕС
«Женщины совершенно не способны истолковать слово Божье».
– ПРОРОК ДЖЕЙКОБ РОЛЛИНС
Воскресенье – день отдыха.
Однако, к счастью для жителей Ред-Крика, сам Господь поведал Пророку, что, несмотря на выходной, женщины могут продолжать выполнять домашнюю работу.
Для Агнес это означало горы стирки, за которыми следовала скучная, однообразная работа по глажке одежды. Потом они с Бет пекли печенье на неделю вперед. Если у них оставалось время, то они садились пришивать оторванные пуговицы и рваные подолы.
Сегодня Агнес собиралась, пока печётся печенье, поговорить с Бет. Отец ушел на собрание, посвящённое Священным Писаниям. Если она отправит детей погулять на улицу, то они с Бет смогут по-настоящему поговорить, наедине. Но когда пришло время разжигать в печи огонь, сестры нигде не было видно. Ни в гостиной, ни в ванной (где она часто задерживалась перед зеркалом), ни на лужайке.
Пока Агнес искала её, нервно оббегая весь дом, близнецы, Мэри и Фейт, сидели за дверью, упражняясь в чтении.
– «М» – это Мария, Мать Бога нашего, – читали они из потрепанной тетради. – А «Н» – это Ной, который спас Испорченный мир.
Бет иногда исчезала. Наверное, она сидела на опушке леса и что-то строчила в своём дневнике. Но она никогда раньше не оставляла Агнес в такое напряженное воскресенье. Взглянув на кучу белья на кухонном столе, девушка нахмурилась.
– «А» – это Авдий, – нараспев произнесли близнецы, – который скрывал пророков от Притеснений.
– Ты не видел Бет? – спросила она Сэма.
Он взглянул на нее с озабоченным выражением лица.
– Что-то не так с Иезекиилем.
Паника накрыла девушку с головой.
– Где он?
Мальчик показал пальцем.
– Он сказал, что слишком устал, чтобы подниматься на холм. Я назвал его слабаком, но…
Должно быть, у него снова низкий уровень глюкозы в крови. Агнес порылась в карманах, где хранила леденцы – ровно по пятнадцать хлебных единиц в каждом. Она пронеслась мимо Сэма и выбежала на улицу; кровь стучала у неё в висках, а глюкометр больно врезáлся в бедро.
Она нашла младшего брата под деревом. Вокруг его глаз залегли глубокие тени. Он был похож на марионетку, у которой перерезали веревочки.
– Агнес? – произнес он невнятно.
– Я здесь. – Она протянула ему конфету. – Съешь.
Повернувшись спиной к трейлеру, она сунула руку под юбку и отстегнула глюкометр. Она уже понимала, что уровень будет слишком низким, но всё же выскочившее число её потрясло.
3,6!
Если бы Сэм не предупредил ее… если бы брат потерял сознание в полном одиночестве…
«Постарайся не напугать его, – говорила ей Матильда. – Но пойми, низкий уровень может убить его быстрее, чем ты думаешь».
– Почему ты не съел один из батончиков мюсли?
– Их забрал Томми Кинг, – прошептал Иезекииль.
Агнес передёрнуло от ненависти к этому маленькому хулигану. Но ее чувства были несправедливы. Никто, кроме нее и Иезекииля, ничего не знал о его опасной болезни.
Все началось, когда Иезекиилю было пять лет. Внезапно он почувствовал, что не может напиться. Он весь день ходил в ванную и каждую ночь мочился в постель. А потом похудел и стал тощим, как изголодавшийся ягненок.
– Ты молишься Богу, не так ли? – спрашивала Агнес, затягивая кожаный ремень вокруг его уменьшающейся талии. – Ты просишь, чтобы он сделал тебя здоровым?
Он открыл рот, словно собираясь ответить, и из него выплеснулась вязкая черная рвота. Рвота, которая пахла кислотой… и смертью.
Тогда Агнес охватил ужас. Она закричала, зовя мать, которая, спотыкаясь, вышла из спальни с затуманенными глазами. Она только взглянула на Иезекииля, своего последнего ребенка, дрожащего на руках у Агнес, и сделала то, что могла сделать только женщина, выросшая Извне.
Она позвонила в больницу.
– Не надо вызывать «скорую», – резко сказала она в трубку. – Соседи не должны знать. – Пауза. – Да, мы в Ред-Крике. Нет, нам нельзя уходить.
Матильда – медсестра, ответившая по телефону, – вызвалась приехать сама. Когда она пришла, мать Агнес уже скрылась в своей спальне. Так что именно Агнес узнала, что у Иезекииля диабет первого типа, и что он умрет без инсулина, как бы она ни молилась. Именно Агнес устроила так, что Матильда навещала брата каждый день, когда отца не было дома, пока уровень сахара в крови Иезекииля не стал хорошо контролируемым.
Через неделю Иезекииль снова играл на улице с Сэмом и близнецами, и Агнес поняла, чем она должна пожертвовать, если хочет сохранить ему жизнь.
Она не могла смотреть, как он страдает. С тех пор, как мать бросила его в самом младенчестве, Иезекииль стал для Агнес больше, чем братом – почти сыном.
Агнес стряхнула с себя это мрачное воспоминание и выудила из кармана батончик мюсли.
Иезекииль откусил кусочек, прожевал и разразился рыданиями и всхлипываниями.
– Иезекииль, – сказала она встревожено. – Что случилось?
– Томми Кинг.
Она нахмурилась.
– Не волнуйся. Я поговорю с его матерью. Я…
Иезекииль покачал головой.
– Нет. Агнес, он сказал, что среди Чужаков разразилась эпидемия. Чума!
Оба инстинктивно посмотрели на восток. Там находился Подземный Храм – скрытый бункер, где верующие однажды найдут убежище от апокалипсиса.
Разве Матильда не говорила что-то о болезни? Что у неё будет больше рабочих дней?
Агнес постаралась сохранить спокойный тон.
– А где Томми это услышал?
– Он слышал это от своего отца, – прошептал Иезекииль. – Он сказал, что Чужаки умирают, и мы все скоро укроемся в Храме. – Краска сошла с его лица. – Он сказал, что нам лучше не бояться темноты!
Агнес легонько погладила его по спине.
– Не расстраивайся. Помни, твой уровень сахара в крови…
Он плакал все сильнее, но что она могла сказать, чтобы успокоить брата? Она знала только то, во что верила в глубине души.
– Ты знаешь, почему дед Пророка много лет назад выбрал для нас эту землю?
– Потому что его преследовали, – пробормотал Иезекииль.
– Совершенно верно. Чужаки считают, что многожёнство – это неправильно. Поэтому он нашел землю вдалеке от злых людей, с лесом, защищавшим ее с одной стороны, и каньоном – с другой. И именно здесь мы остались жить.
– За исключением тех случаев, когда нам нужно что-то из «Волмарта». – Он просиял, услышав знакомую историю. – Например, туфли или цветные карандаши.
– Именно. Снаружи полно болезней, Иезекииль. И насилия, и воровства, и прелюбодеяния. Но пока ты в Ред-Крике, Пророк будет охранять тебя.
Иезекииль вытер глаза.
– Обещаешь?
Она прижала к себе брата, вдыхая его запах. Такой маленький, такой доверчивый.
– Вознесение не станет сюрпризом. Пророк предупредит нас, потому что Бог предупредит его. Я обещаю, ты услышишь это не от Томми Кинга. А теперь вставай, пойдем внутрь.
Направляясь к крыльцу, держа Иезекииля за руку, Агнес искренне верила собственным словам. Среди Чужаков всегда царил хаос, потому что они предпочитали жить во грехе. Но в Ред-Крике было всё наоборот: это была страна мира и порядка. Даже если болезнь бушевала где-то еще, Пророк их защитит; в этом Агнес была уверена. Пока они здесь, они в безопасности.
Под широким белым небом Сэм и близнецы кричали и смеялись, весело играя в «Апокалипсис». В игре двое детей – «ангелы» – гонялись за «грешниками». Поймав их, они пронзали их сердца невидимым клинком.
– Пади ниц, богохульник! – взвизгнула Мэри.
Сэм скорчился, схватившись за грудь в воображаемой агонии.
Прозвенел вечерний колокол. Звук распространился, как чернила по темнеющему небу, и сердце Агнес упало. Бет отсутствовала слишком долго. Близился закат, края луга окрасились в красный цвет, и скоро отец вернется домой.
Игра на лугу была в самом разгаре. Агнес не сводила глаз с горизонта, испытывая смутный страх.
Ворона вспорхнула с железной крыши трейлера, царапнув по ней когтями. Агнес сжала руки в кулаки.
«Где ты, сестра? Боже, Бет, куда же ты пропала?»
– 4-БЕТ
«Терпите лишения без жалоб.
Награда ждет вас в конце жизни».
–ПРОРОК ДЖЕЙКОБ РОЛЛИНЗ
Вытерпев самый длинный и скучный урок в воскресной школе, который только можно себе представить, Бет задержалась с семьей в церковном вестибюле ровно настолько, чтобы поймать взгляд Кори Джеймсона.
На ней был её любимый сарафан – бледно-голубой, как небо – и она выпустила несколько прядей волос, чтобы подчеркнуть золотые искорки в глазах. Она также сильно ущипнула себя за щеки, чтобы вызвать румянец. Поскольку формально она не нарушала закон – никаких накрашенных лиц или распущенных волос, – она не испытывала угрызений совести из-за нарушения правил, которые все больше казались ей бессмысленно несправедливыми.
Любопытные матроны бросали на нее косые взгляды, но прихорашивания стоили того: при виде нее у Кори отвисла челюсть. Девушка горделиво распрямила спину – ей передалось редкое ощущение силы, словно фейерверк взорвался в груди.
Кори подмигнул, и она подмигнула ему в ответ.
Это был их сигнал.
Улыбка озарила его лицо, словно луч солнца, пробившийся сквозь разошедшиеся облака. Он был самым красивым мальчиком в Ред-Крике, и все девчонки были без ума от него (кроме Агнес, конечно). Более того, отец Кори, могущественный Мэтью Джеймсон, объявил, что однажды он станет великим главой семьи и наследником земель. Кори был седьмым сыном Мэтью, но, как и Иосиф в Библии, он был самым любимым. И все это знали.
Глядя, как он уходит, Бет улыбнулась, как довольная кошка. Затем она заметила свою о-о-очень послушную старшую сестру, которая показывала юной миссис Херн (четырнадцатилетней молодой матери, которая явно собиралась разрыдаться), как пеленать ее ребенка.
Сердце Бет сжалось, как зернышко граната. По правде говоря, она была в восторге от того, что Агнес тайком сбежала вчера вечером, потому что бунт Агнес означал, что Бет была свободна рассказать ей все – о Кори и о своих собственных мятежных мыслях, – не боясь неодобрения. Она даже позволила себе надеяться, что они снова станут доверять друг другу все-все тайны. Этого Бет хотелось больше всего.
Но Агнес разрушила её мечты.
«Не твое дело, куда я иду», – сказала она.
Что ж. Ее сестра была не единственной, у кого был секрет, и Бет, страдая от отказа, намеревалась сегодня полностью посвятить себя ему.
В конце концов, почему всё удовольствие должно доставаться Агнес?
Кори ждал ее под можжевельником, на краю каньона.
Здесь земля уходила в пропасть цвета заката, образуя зияющий огромный разрыв. Когда его овевали ветры, казалось, будто сама земля ревёт
Большинство девушек боялись каньона, как и обитавших в нем рысей и койотов. Но для Бет это было самым захватывающим, самым романтическим местом, какое только она могла себе представить. Ей здесь нравилось.
Только иногда, как сейчас, вид его необъятности огорчал ее. Заставлял задуматься, как мала ее жизнь. Как душна.
Но Бет никогда надолго не впадала в меланхолию. Она глубоко вздохнула, вдыхая запах теплой земли, и когда Кори появился из-за дерева с широкой улыбкой, она прижалась к нему и крепко поцеловала.
– Ух ты, – сказал он, когда они оторвались друг от друга. – И что это было?
– Наверное, я соскучилась по тебе.
Кори нахмурился, затем яростно выругался себе под нос.
– В какую же чертову передрягу мы влипли!
Бет подняла бровь. Золотой мальчик из Ред-Крика любил сыпать проклятиями, когда они оставались наедине. Он узнал их по телевизору на ближайшей заправке, где хозяин разрешал ему смотреть передачи за четверть доллара. Он часто «одалживал» грузовик отца, чтобы добраться туда.
Бет почувствовала укол ревности, подумав о свободе, которой он наслаждался. Побеги Кори были тайными, но даже если бы его раскрыли… ну, кто бы не простил золотому мальчику нарушение нескольких правил?
Мальчики остаются мальчиками… особенно золотые.
И все же Бет часто казалось, что ее похоронили заживо.
– Значит, ты по мне не скучал?
Его глаза сверкнули так, что у нее ёкнуло сердце.
– Я всю неделю только о тебе и думал.
– Неужели это так плохо?
– То, что мы делаем, неправильно. – Она услышала в его голосе тоску. – Бет, я думаю, нам лучше прекратить встречаться.
Хотя внешне ее лицо оставалось невозмутимым, внутри Бет запаниковала.
Она знала Кори Джеймсона с детства. Он всегда принимал ее, со всеми ее недостатками.
Их поцелуи были прекрасны.
Иногда она прислонялась к можжевеловому дереву, позволяя себя целовать, а он шептал: «Я люблю тебя, Господи, помоги мне, но я люблю тебя». По ночам она записывала все это в свой дневник, который прятала под матрасом, воспроизводя каждый восхитительный момент перед тем, как заснуть.
– Ты же не серьёзно?
– Серьёзно. – Он провел рукой по выгоревшим волосам. – Я не могу продолжать делать то, что считаю грехом. Скоро у меня появятся обязанности.
Она откинула голову назад, чтобы посмотреть на него, чувствуя, как дневной свет красиво освещает ее лоб.
– Мы никому не причиняем вреда. В любом случае, если бы это не было немного греховно, это не было бы так весело, согласен?
Он засмеялся и стал прежним Кори.
– Бет, ты чертовски хороша, – сказал он, явно цитируя какой-то мирской фильм, который видел по телевизору на заправке. – Но самое главное – это загробная жизнь. Мы повеселились и должны начать серьезно относиться к вечной жизни. Пока не стало слишком поздно.
Она выскользнула из его объятий, раздраженная упоминанием о загробной жизни – той смутной концепции, вокруг которой была вынуждена вращаться ее жизнь.
– Если ты так считаешь, тогда зачем я тебе понадобилась?
Он поморщился.
– Нет ничего плохого в том, чтобы грешить, когда ты молод, если это ничего не значит. Но теперь всё по-другому. Мы никогда не должны были выбирать друг друга. Нам следовало бы дождаться решения Бога.
– Решения Бога относятся только к бракам, – сказала она беззаботно.
– Относитесь к другому полу, как к змеям, – парировал он. – И оставайтесь целомудренными.
– Это из-за твоего отца? Он тебе что-то сказал?
Парень нахмурился, пытаясь решить, как много рассказать. Теперь, когда она чувствовала, что вот-вот потеряет его, он выглядел еще красивее, чем прежде.
«Так что не вздумай его потерять», – приказала она себе.
– Ты знаешь, что я должен унаследовать поместье?
Она закатила глаза.
– Все об этом знают.
– Вчера, отец сказал, что Господь непременно благословит меня множеством жен – как только я стану достаточно взрослым для женитьбы. Можешь представить, насколько это большая ответственность? Я буду главой семьи, Бет. И не когда-то там, а очень скоро.
Вспышка боли, быстрой и острой. Девушки выходили замуж в четырнадцать лет, но мальчики, как главы семей, ждали до восемнадцати.
Кори уже было семнадцать.
– Ты этого хочешь? – спросила она. – Быть высокопоставленным главой семьи с десятками тупых, послушных жен?
– Я хочу быть праведным человеком.
Она топнула ногой – ничего не могла с собой поделать.
– Кори Джеймсон, ты просто зануда! Ты достаточно умен, чтобы быть, кем угодно, и делать, что угодно. Ты можешь уйти, если захочешь! Извне тоже есть жизнь.
Эти слова, как затаённые мечты, соскочили с её языка.
– Но тогда я буду проклят, – сказал он. – Между нашим поселением и геенной огненной, я предпочту первое.
Бет скрестила руки на груди и перевела взгляд на каньон.
Что с ней не так, если ей наплевать на то, что она будет проклята?
«Я просто хочу жить, – в отчаянии подумала она. – Целовать парней, увидеть новые места, завести настоящих друзей…»
Горячие слезы внезапно потекли по ее щекам.
В одно мгновение бедный, раздираемый противоречиями Кори заключил ее в объятия.
– Эй, Бет. Не плачь. Пожалуйста, не надо.
Она прижалась щекой к его ключице.
– Надеюсь, ты будешь счастлив со своей дюжиной жен, – с горечью сказала она. – Надеюсь, они будут ужасными клячами.
Он погладил ее по волосам.
– Давай не будем сейчас об этом думать. Пока я свободен, мы можем продолжать встречаться. Но знаешь, если кто-нибудь когда-нибудь узнает…
Бет подумала об Агнес – сестре, хранящей секреты, – и заплакала еще сильнее.
– Ты знала, что это не навсегда, когда мы только начали встречаться, – сказал он. – Так что же тебя на самом деле беспокоит?
– Агнес, – воскликнула она. – Она улизнула тайком!
Он нахмурился.
– А кто из девочек – Агнес?
– Ты на неё раньше не обращал внимание, потому что она неприметная, – сказала она обвиняющим тоном, отстраняясь. – Ты знаешь всех хорошеньких девушек по именам.
Он покраснел.
– Не всех.
Но Бет знала, что она права. Это было самое странное, потому что в её глазах Агнес обладала поразительной красотой. Было что-то в том, как она держалась. В наклоне ее головы. Черты ее лица были, бесспорно, грубыми и заострёнными, и все же иногда Бет ловила себя на том, что не может отвести от нее глаз.
Она всегда думала про себя (и с легким раздражением), что для определенного типа мужчин сестра затмит ее полностью.
– Агнес – моя старшая сестра, – сказала она с иронией в голосе. – Образец добродетели.
– А, понятно. – В голосе Кори звучало удивление. Когда он не включал режим святого, то был очень даже не прочь развлечься. – Значит, у нее есть тайный парень?
– Я так не думаю. – Бет прикусила губу, размышляя. – Не думаю, что она когда-либо грешила даже в собственных мыслях.
– И что же, по-твоему, она задумала?
Девушка закусила ноготь большого пальца.
– Боюсь, она делает что-то благородное.
– Неужели? Например, что? – Как будущий честный глава семейства, Кори всегда интересовался отважными поступками. – Не обижайся, но что может девушка сделать благородного?
– Я не знаю, – отрезала она, слегка обеспокоенная.
Несмотря на то, что верующие восхваляли благочестие Агнес, никто, казалось, не замечал того, что видела Бет… что ее сестра особенная.
Когда она склоняла голову перед молитвой, в голову Бет иногда приходила самая безумная мысль: что Агнес похожа на древнего пророка. Эта мысль захлестывала ее, как туман сверхъестественного облака, затем быстро проходила, и она снова видела свою простую молящуюся сестру. Она старалась забыть тревожное подозрение, что Агнес была обречена на величие.
Настоящее величие.
Бет не возражала бы против того, что ей суждено стать великой, если бы только она поделилась с ней. Но прошлой ночью Агнес захлопнула дверь у нее перед носом.
И почему? Разве она не старалась всегда быть хорошей сестрой?
Бет оторвалась от своих мрачных мыслей и страстно посмотрела на Кори, наслаждаясь тем, как ее взгляд заставил его покраснеть до кончиков ушей.
Несмотря на свои грандиозные намерения, он был не в силах сопротивляться ей.
– Давай больше не будем говорить об Агнес, – прошептала она.
Кори застонал, с лёгкостью побежденный.
Под можжевеловым деревом они целовались до тех пор, пока им не стало хватать воздуха, полностью поглощенные общим огнем на багровом краю земли.
– 5-БЕТ
«Тщеславие со стороны женщины – это распутство.
Оскорбление Бога».
– ПРОРОК ДЖЕЙКОБ РОЛЛИНС
Колокол зазвонил на закате. Бет вспомнила: нужно домой.
Она отпрянула от Кори, чувствуя, как ее охватывает паника.
Дело было не только в том, что отец наказывал, если она опаздывала на молитву. В этот священный день домашних дел была одна задача, которую могла выполнить только она.
Их мать, которая, как объяснил Кори, может быть в депрессии, судя по рекламе, которую он видел, отказывалась принимать пищу от кого-либо, кроме Бет.
– Она умрет с голоду, – пробормотала она себе под нос.
– Кто? – Губы Кори были опухшими от поцелуев.
– Не важно, нам лучше бежать.
Он взглянул на солнце, едва державшееся на лавандовом небе, и побледнел. Они в последний раз обнялись, а затем разошлись в разные стороны.
Бет промчалась через дальние пастбища, где запах навоза ударил ей в нос, и миновала солоноватое крещенское озеро. Она проклинала тяжелую юбку, которую сжимала в одной руке, в то время как на другой стороне города без оглядки бежал Кори. Она решила срезать путь через западные поля, чтобы ее не заметили на Черч-Стрит. Затем она пошла вдоль зеленой лесной полосы к своему лугу и холму, который вел к дому.
Она надеялась, что просто обойдётся побоями от отца, но боялась резкого разочарования в глазах Агнес. Будет ли она ругать ее в присутствии детей? Или вообще откажется с ней разговаривать?
Никто не знал, как тяжело иметь идеальную старшую сестру. Никто этого не знал…
Она замедлила шаг на вершине холма, заметив Агнес на крыльце. Ее сестра обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от холода. Она выглядела изможденной и постаревшей.
Бет поднялась на крыльцо, машинально топая сапогами по коврику. Красная пыль каньона выдавала, где она была. Она застыла на полпути.
Агнес не выказала ни малейшего гнева, разочарования или даже горя. Она добродушно улыбнулась, и в ее глазах промелькнул вопрос. Взгляд, который говорил: «Если хочешь, можешь сказать мне. Если нет, я пойму».
Никакая реакция не заставила бы Бет чувствовать себя еще более грязной. К горлу подступил комок.
– Ужин на плите. Мама ждет. – Агнес колебалась. – Мне так жаль, что эта работа всегда ложится на тебя.
Сетчатая дверь хлопнула за ее спиной, и она исчезла.
Бет согнулась пополам, застонав от разочарования.
О, почему Агнес не может кричать и ругаться, как другие сестры? Почему она должна быть такой чертовски снисходительной?
Невыносимо. Бесит.
Ее сестра, которую она не могла ненавидеть за такую любовь.
Их мать родилась Чужачкой.
Много лет назад она приехала в Ред-Крик в поисках более духовного образа жизни. Ред-Крик обычно не пускал Чужаков на свою землю, но их мать была настойчива. Тогда отец влюбился в нее и поручился за чистоту ее духа. Она уже родила Агнес и Бет, когда стало ясно, что в Ред-Крик ей не вписаться. Теоретически она приняла их законы, но на практике жизнь среди них была для нее пыткой.
– Я всегда думал, что она привыкнет к нашим обычаям, – сказал однажды отец Бет, смущенно потирая бородатый подбородок. – Но у неё так и не получилось. Она считала, что ее мнение должно иметь такое же значение, как и мнение мужчины, и никогда не понимала, что нельзя спорить с Законом Божьим.
Бет поставила на поднос домашние макароны с сыром – любимое блюдо Иезекииля. Только лапша теперь была из цельной пшеницы, что, по словам Агнес, было полезнее. Она была одержима заботой о ребенке в семье. Бет не могла избавиться от изъедавшей ревности, которая терзала ее сердце. В конце концов, Агнес было все равно, что она ест. Даже не потрудилась спросить, где она была весь день.
Не то чтобы Бет была обязана ей что-то объяснять.
Она прошла по короткому коридору в заднюю комнату трейлера, едва осознавая, что ее руки дрожат, гремя тарелками, балансирующими на подносе.
Когда-то Бет нравилось быть любимицей матери. Но с годами ее чувства испортились. Отец утверждал, что Бет была точной копией матери, когда та была моложе, и этот факт глубоко ее беспокоил. Что, если она унаследовала какое-то проклятие Чужаков? Что, если именно поэтому она так несчастна, живя здесь, среди избранных Богом?
Она покачала головой, отгоняя густые, как паутина, сомнения и страхи, поселившиеся в её голове.
«Я не влюблена, и это главное».
Кори не сможет разбить ей сердце, как отец разбил мамино. Она поклялась себе, что никогда не позволит себе полюбить его настолько сильно, что эта любовь ее уничтожит.
Но она любила свою семью.
Даже в самые эгоистичные моменты ее любовь к Мэри, Фейт, Иезекиилю и Сэму оставалась как внутренний океан с приливами и отливами… Всегда. Да и как могло быть иначе? Она помнила детей еще совсем маленькими, когда они бродили по трейлеру, как неуклюжие шмели. Она слышала, как они произносили свои первые слова.
«Мама», – сказал Сэм тогда, когда мама еще была в порядке.
«Мэй-и», – сказала Фейт, и Мэри эхом отозвалась: «Фейт».
«Агги», – угукал Иезекииль.
Но любовь на земле Пророка была коварной и нестабильной, как динамит.
У двери матери Бет глубоко вздохнула и постучала.
Хриплый шепот:
– Бет? Это ты?
Бет оглянулась назад и ее глаза встретились с глазами Агнес. Она ненавидела сочувствие сестры – то, как та кивала, приободряя ее. Ненавидела и нуждалась в этой поддержке, потому что Бет любила Агнес как иссушенная земля, жаждущая дождя. Ее первым словом тоже было Агги.
– Да, мама. Это я.
Бет проплыла сквозь тени к постели матери, ее глаза медленно привыкали к темноте. В комнате было всего два предмета мебели: тумбочка с телефоном – на всякий случай и для отца – и комод с проигрывателем Чужаков. На проигрывателе всегда крутилась «О, Благодать». Ее мать принесла другие пластинки, но отец разбил их о колено, когда Бет было пять лет, потому что их тексты были мирскими.
«Музыка проклятых», – сказал отец. – «Поверь мне, это ранит меня так же сильно, как и тебя».
Ее мать хранила обломки этих дорожек, и проигрыватель балансировал на их острых, похожих на кинжалы останках. Глядя на них, Бет всегда вздрагивала, потому что они выглядели обвинительно.
И горестно.
Подтянувшись, мать села в постели и пригладила свои спутанные, немытые волосы. Бет поморщилась, видя отражение своих собственных, блестящих локонов в настолько запущенном состоянии.
– Знаешь, когда-то я была такой же хорошенькой, как ты, – фыркнула мать, раздраженная голодом. – У меня были самые прекрасные волосы…
У Бет защемило в груди.
Когда-то мама рассказывала истории об Извне.
От нее Бет услышала о чудесах, о которых другие не могли и мечтать: о парках развлечений и торговых центрах с кинотеатрами. Она узнала о телепроповедниках и мыльных операх, об общеобразовательных школах и моногамии. Она даже узнала о других верованиях, которые перепробовала ее мать, прежде чем осесть в Ред-Крике – о мунитах и кришнаитах.
В те дни было меньше историй и больше опасностей. Она должна была быть осторожной. Язык матери, как и ее, мог резать, будто колючая проволока.
– Макароны с сыром.
Мать уставилась на еду пустыми глазами.
Бет отчаянно желала снова очутиться в каньоне. Почувствовать теплое прикосновение Кори и ветер в волосах. Снова почувствовать жизнь.
Войти и выйти. Не стоит задерживаться.
Рука матери вырвалась из темноты, схватив ее за запястье с неожиданной силой.
– Мама! – охнула она.
– Пришло время покинуть это место, дочка. Тебе пора бежать.
У Бет перехватило дыхание от испуга и неожиданности.
– Скоро они захотят тебя выдать замуж. Вероятно, патриарх уже положил на тебя глаз. Не обманывай себя, что это будет какой-нибудь симпатичный парень, которого ты сможешь полюбить – молодым никогда не достаются привлекательные девушки, а если и повезет, то такие парни быстро черствеют. Как твой отец. – Мать стиснула потрескавшиеся губы и принялась их кусать, пока те не закровили.
– Извне намного лучше и безопаснее. Все, чему учил вас Пророк – ложь.
Бет не могла вспомнить, когда в последний раз она слышала от матери так много связных предложений. Так много запретных слов. Пророк бы сказал, что она была змием, шипящим на ей ухо. Пророк бы назвал ее мать демоном.
А Агнес – та бы сказала ей, чтобы она защищалась от этой духовной угрозы молитвой. Но внезапно Бет не смогла вспомнить ни одного стиха или псалма.
Ее мысли метались и путались, и она попыталась отстраниться.
Мать впилась ногтями в кожу на ее запястье.
– Если достанешь немного денег, сможешь поселиться в мотеле в Холдене. Одном из тех, где есть маленькие бассейны. Оставайся там, пока не найдешь работу.
Она отпустила ее руку и Бет попятилась назад.
– Ты полна здоровья, – продолжила мать. – Твоя глупая сестра уже потеряна, но ты все еще можешь обрести себя. – Ее тон стал мрачным и холодным, как лед на дороге. – Беги, моя дорогая. Беги отсюда, пока еще можешь…
Бет вылетела из комнаты, словно за ней гнались, и нашла убежище в объятиях, которые, как она знала, всегда были для нее открыты.
– Боже мой, у тебя сейчас сердце выскочит из груди! – воскликнула Агнес.
– Из-за мамы, – всхлипнула Бет в ее воротничок. Сестра успокаивающе пахла работой – потом и солнцем.
– Что она тебе сказала? – поинтересовалась Агнес.
Бет покачала головой. Слишком болезненно, чтобы об этом говорить.
В трейлере стало непривычно тихо.
Обнявшись, Бет и Агнес были словно путеводные звезды для других детей, которые медленно подошли, чтобы обнять их своими маленькими ручками. Они не понимали всего, что происходило в этом доме – даже Сэм – но впитывали горе, как губки. Сэм прижался головой к груди Бет, а Иезекииль прильнул к ее ноге. Мэри и Фейт тихо плакали, испуганные тем, что их старшие сестры расстроены. Их руки потянулись к поясу платья Бет. Она подавила тщеславную мысль – это мое любимое, не рви! – когда ее окружали единственные люди в мире, которые когда-либо знали, каково это – потерять такую мать, как у них.
Щека Агнес прижалась к ее щеке. Они держались друг за друга, словно выжившие в кораблекрушение, и в это мгновение время растворилось.
Когда Бет отстранилась, ее лицо было влажным.
– Я все еще злюсь на тебя, – прошептала она.
Агнес поморщилась.
– Я знаю.
«Пришло время покинуть это место. Тебе пора бежать».
Извне было так много жизни, о которой она мечтала, но никогда, никогда не могла иметь.
Из-за них. Из-за любви.
Она смотрела, как дети разбрелись к своим книгам и играм, и ее гнев сменился грустью и скорбью. Ее чувства перемежались головокружительным множеством цветов, как слои каньона.
– Бет, мне нужно с тобой поговорить. О Магде. То, что ты говорила о бунте…, – начала Агнес, но отец уже ворвался в дверь, суровый, как Авраам.
Наступило время молитвы.