Текст книги "Агнес на краю света (ЛП)"

Автор книги: Келли Маквильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– 28-

АГНЕС

Ибо пред очами Твоими тысяча лет,

как день вчерашний, когда он прошёл, и как стража в ночи.

– Псалом 89:5.

Пока Матильда укладывала спать Иезекииля (которого она называла просто Зик), Дэнни пояснил, что разболелся где-то посреди ночи.

– Это просто инфекция, которую я, вероятно, подхватил от мамы, – сказал Дэнни. – Она работала в больнице сутки напролет. Так что ничего серьезного, правда.

Хотя в библиотеке было тепло, он кутался в ветровку. Агнес не хотела мучить его вопросами, но кое-что ей нужно было знать.

– Куда все уехали?

– В Калифорнию или Лас-Вегас. – Он поправил очки. – Военные форпосты разбросаны по всему юго-западу.

– Мы все должны быть где-то там, – с горечью вставил Макс. – Мой город отказался съезжать, знаешь, что с ним сделали? Его сжёг «Отряд Гори».

Лицо Джазмин скривилось, словно от боли.

Агнес была не единственной, кто имел дело с призраками разрушенного прошлого, и она упрекнула себя за эгоизм. Это было что-то новое: она испытывала сострадание к чужакам и видела их такими, какие они есть: настоящими, человечными и способными страдать, как и она сама.

– Они убивали людей, этот «Отряд Гори»? – спросила она.

– Они психи. – Макс сунул в рот зубочистку и принялся ее жевать.

– Все началось с выжигания Гнёзд, – объяснил Дэнни. – Правительство санкционировало их сдерживание после эвакуации. Но некоторые из отрядов вышли из-под контроля. Некоторые из них решили, что эффективнее или веселее сжигать целые города. – Он осмотрел свои руки. – Даже с живыми людьми внутри.

Агнес содрогнулась, представив красные языки пламени – Вознесение другого рода.

Дэнни сделал большой глоток воды, и она вспомнила кое-что, что едва заметила во время своего путешествия из пустыни – с высокими соснами и чистым, холодным воздухом – в этот выжженный нижний регион.

– Где все птицы?

Чужаки непонимающе заморгали и она попыталась снова.

– Этим утром не было слышно ни одной птицы. Это нормально?

– Агнес, ты никогда не была… – начала было Джазмин, но Дэнни прервал ее, возбужденно жестикулируя.

– Если в Ред-Крике еще есть незараженные птицы, то это, должно быть, последнее место на земле, – с энтузиазмом сказал он. – Во всем мире птицы сильно пострадали. Ученые говорят, что это начало экологической катастрофы.

– Подожди-ка, – встрял Макс. – Сколько инфицированных у вас в Ред-Крике? Сколько инфицированных людей?

Агнес знала лишь о Магде Джеймсон и Тоби, сыне Пророка.

– Всего двое. И только потому, что Пророк хотел навредить людям.

Макс хлопнул ладонью по столу.

– Если нам придется остаться в Аризоне, – тут он бросил на Дэнни очень злобный взгляд, – то именно там мы и должны быть. В долбаном Ред-Крике, где до сих пор живут долбаные птицы!

Агнес стало холодно. Она взглянула на Дэнни, потому что он это видел. Он знал.

– Поверь мне, Ред-Крик – это последнее место, где мы хотим быть. – Он ответил на взгляд Макса с откровенной неприязнью. – Там командует сумасшедший.

Макс закатил глаза, а Дэнни скорчил такую гримасу, какой она никогда раньше не видела.

Агнес отстранилась.

Он был каким-то иным в Извне.

Пока Чужаки продолжали свой разговор, она пыталась понять, что же изменилось, и решила, что дело было в втом, как он себя вел с другими. Хотя они встретились всего несколько дней назад, у Чужаков уже было куда больше общего друг с другом, чем когда-либо было бы с ней. Она не понимала половины из того, о чем они говорили, поэтому пыталась мысленно составить список новых слов, чтобы проверить их позже. Кто такой Стивен Кинг, где находится город Рино и что такое ноутбуки? Что такое Джонстаун и кто такие вегетарианцы (Джазмин была одной из них?) И что, ради всего святого, означает ЦКЗ и АООС?

Она сказала себе, что не должна надеяться стать одной из них, а только быть среди них. Близко, но никогда не соприкасаясь. И, возможно, это было правильно.

Учитывая, как ее тело реагировало, когда Дэнни был рядом, наверное, это было к лучшему.

Дэнни взял салфетку и вытер пот со лба. Его била дрожь.

Макс это тоже заметил и прищурился.

– Какая у тебя температура?

– Тридцать восемь и восемь, но это не…

Макс отодвинул пустую миску.

– Снимай рубашку.

– Это не Вирус, – сказал Дэнни. – Так что остынь.

Макс неприятно рассмеялся.

– А будь это он, ты бы нам об этом сказал?

– Не все оставшиеся на этой планете эгоистичные засранцы, ты, бесполезный…

– Довольно. – Вернулась Матильда, выглядя измотанной. – Я знаю, вы на грани, но между нами должно быть доверие. Если мы собираемся держаться вместе, конечно.

Она смотрела с вызовом, и Макс долго не отводил взгляд.

Наконец он угрюмо сунул руки в карманы и отвернулся.

Агнес ощутила шок. Она никогда не видела, чтобы женщина обладала такой силой. Дома даже матери мальчиков-подростков в основном позволяли им править. В конце концов, даже подростки были мужчинами.

– Не обращайте на него внимание, – со злостью сказала Джазмин. – Конечно, мы хотим остаться с вами. Куда нам еще идти?

– Вот это мы и должны обсудить.

Макс резко встал.

– Вы все окончательно рехнулись? Было ошибкой оставаться так близко к этому Гнезду. Что-то должно случиться. Любой дурак это видит.

– Макс, а какой у тебя выбор? – спросил Дэнни. – Ты предпочитаешь военные аванпосты? Как ты думаешь, где безопасно?

Макс впервые встретился взглядом с Агнес. Она чувствовала огромную боль, которую скрывал его гнев, страдание, эхом отдававшееся в глубине его души. Трагедия случилась с ним, когда он был еще ребенком, и он чувствовал себя глубоко обиженным.

– Если в Ред-Крике еще водятся птицы, она могла сбежать из последнего безопасного места на земле. Может быть, стоит присоединиться к секте, если это означает, что мы не заразимся.

– Макс, – рявкнула Джазмин.

– Все в порядке. – Агнес могла сказать, что Макс жаждал драки. Любой. – Но у нас там тоже есть зараженные существа. Пекари чуть не напала на моего брата.

– Но отсутствие инфицированных означает, что наши шансы будут…

– Оно того не стоит, – сказала она просто и искренне. – Вы рискуете встретиться с Пророком. Он сумасшедший. Никто не знает, что он может сделать, даже сейчас.

Макс сжал свои идеальные челюсти.

– Пофиг. Я собираюсь пойти спать. Дайте мне знать, что вы, ребята, решите.

– Думаю, так будет лучше. – Холодно произнесла Джаз. – Ты был очень груб.

Он оставил их, и девушка-Чужачка раздраженно закатила глаза.

За шестнадцать лет своей жизни Агнес никогда не видела такого странного взаимодействия между мужчинами и женщинами. Она отбросила его в сторону, чтобы потом прокрутить в уме.

– Послушай, Агнес. – Матильда постучала двумя пальцами по нижней губе – она узнала эту привычку. – Есть вещи, которые ты должна знать.

– Это может подождать? – вмешался Дэнни. – Она уже спит, стоя.

– Боюсь, что нет, – ответила Матильда. – Ты должна знать, Агнес, что в Аризоне почти не осталось людей. Теперь по пустыне бродят только «Отряды Гори». И я не знаю, может быть, мы задержались слишком долго… но тогда, если бы мы эвакуировались, с нами не было бы тебя и Иезекииля.

Рядом с ней вздрогнул Дэнни.

– Водопровода нет, но поблизости есть колодец, – продолжала она, загибая пальцы. – Никаких банд или воров мы пока не видели. Большинство людей думают, что военные убежища безопаснее, но я слышала ужасные истории о насилии в лагерях. Затем нужно подумать о путешествии. Бензина не хватает, а я не хотела бы путешествовать пешком.

– Всё не так плохо, – вмешался Дэнни. – В Гиле не так уж много заражённых, и библиотека плотно заколочена. Думаю, если мы просто останемся здесь…, – он закашлялся. – Простите. Я чувствую себя хреново.

Матильда похлопала сына по руке.

– Наш лучший шанс – пересидеть, пока ЦКЗ не разберется с Петрой. Я слышала, что готовится вакцина, и… ещё что-то…

Ее взгляд заметался, и это совсем не успокаивало.

– Матильда. – Агнес попыталась даже не думать об этом, но страх глубоко вонзил в нее свои когти. – Это что, конец света?

Та резко вскинула голову.

– Нет, дорогая, не говори глупостей. Это эпидемия, и очень страшная, но мир уже видел подобное раньше.

– Как испанка, – хрипло сказал Дэнни.

Отлично. Что-то еще, о чем она никогда не слышала. Но их уверенность придавала ей сил. Какая была бы горькая ирония судьбы, если бы она, сбежав из Ред-Крика, все-таки попала в объятия Вознесения.

– Цивилизация восстановится. Нам остается только ждать. – Матильда улыбнулась ей. – А здесь не хуже, чем в любом другом месте, если мы хотим остаться в стороне – бродягами.

Опять это слово. Бродяги. Неужели они с Иезекиилем теперь такие же?

На лице Матильды промелькнуло выражение, отражавшее всю тяжесть того, что она была единственным взрослым, ответственным за многих детей. Это чувство Агнес хорошо знала.

Ее взгляд остановился на Дэнни.

– Ты. Отдыхай.

Сердце Агнес учащенно забилось, когда она увидела, что он стоит, демонстрируя свой поразительный рост. Она знала, что в следующий раз, когда он посмотрит на нее, она увидит в его взгляде прежнего Дэнни, приходившего в Ред-Крик… а ещё – новую пропасть между ними.

– Я очень рад, что ты здесь, – сказал он.

– Я тоже.

Он открыл рот. Закрыл его. Странно было видеть такого большого мальчика таким неуверенным. Всю свою жизнь Агнес была рабочей лошадкой, но он обращался с ней как с маленьким потерявшимся котенком, хрупким и нежным. Внезапно Агнес захотелось заплакать.

– Я боялся, что…, – он замолчал. – В общем, я боялся.

Джазмин склонила голову набок, насмешливо наблюдая за ними. А затем Матильда сделала Агнес самое выгодное предложение за весь день.

– Держу пари, ты устала, милая. Давай найдём тебе спальный мешок?

Как только слова слетели с губ Матильды, глаза Агнес уже закрылись.

Матильда провела ее между стеллажами в узкую кладовую.

Дверь была приоткрыта, и Агнес увидела Иезекииля, спящего рядом со своим холодильником. Матильда тихонько открыла крышку и положила внутрь несколько синих пластиковых пакетов со льдом.

Все, что нужно было сделать, это щелкнуть их, и волшебным образом они становились холодными.

Она улыбнулась Агнес, стоявшей рядом с широко раскрытыми глазами.

– По крайней мере, тебе больше не придется закапывать его в своем саду. Хорошо отдохни, дорогая.

Спальный мешок, заваленный подушками, был похож на рай. Кто-то оставил свечи и воду в бутылках.

Иезекииль лежал, как младенец, прижав к груди овечку.

Но Агнес заснула не сразу. Она подождала несколько мгновений, прислушиваясь к удаляющимся шагам Чужачки, затем прокралась обратно в вестибюль.

Она хотела взглянуть еще разок на это потрясающее собрание книг.

Она хотела услышать, какие звуки они издают в пространстве молитвы.

Она закрыла глаза, ища то особое место внутри, которое было мудрее, чем она одна. Она нашла его, как драгоценный камень на берегу озера, и позволила его свету распространиться по библиотеке, покрывая рябью. Она долго стояла неподвижно, прислушиваясь к звуку, похожему на переворачивание страниц, хрустящему и осеннему, и к звуку, похожему на пение множества голосов приглушенным хором.

Пророк всегда говорил, что книги Чужаков – это грязь, но для Агнес эта библиотека была как церковь. Место, куда люди приходят в поисках истины.

Она представила себе Чужаков, которые приходили сюда до того, как Петра захватила власть – мужчин, женщин и детей, тихо двигающихся между полками или сидящих с книгами за длинными металлическими столами. Такая радость. Она читала только распечатки проповедей Пророка, две или три книги с картинками, Псалтырь и Библию.

Но здесь были тысячи книг, каждая из которых пела искреннюю мелодию, соглашаясь, противореча и препираясь друг с другом. Все это соединилось в симфонию невообразимой сложности. Паутина знаний и мыслей, как древних, так и новых. Песня, столь же вневременная и столь же обширная, как сам Бог.

«Подумай обо всем, что могла бы узнать, если бы тебя допустили в такое место».

Она попятилась в пропитанные пылью тени, чувствуя, как открывается невидимая рана.

Она не знала и не могла отделаться от ощущения, что выбежала на улицу слишком поздно, и среди шелестящего шепота ей было одиноко, грустно и стыдно. Но у Иезекииля все еще был шанс. Она вложила всю свою веру в то, чтобы представить его ученым Чужаком, как Дэнни с медицинскими книгами.

Она закрыла дверь кладовки.

В Гиле они будут в безопасности. Весь день Иезекииль мог читать и учиться, готовясь присоединиться к миру. Когда все, наконец, уладится, она не просто спасет ему жизнь.

Она даст ему лучшую жизнь.

– 29-

БЕТ

Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы.

– Псалом 90:3.

Из всех мест на свете церковь, где она вышла замуж за Мэттью Джеймсона, была последним местом, которое Бет хотела увидеть. Но это было самое близкое к опушке леса здание, а Кори не мог стоять на ногах. Она тащила его подмышки через подлесок, царапая искалеченной ногой по упавшим веткам и изрытым колеями камням. Это заняло час, который показался ей годами… час, который она никогда не забудет, пока жива, и который был отмечен криками Кори.

Ей ничего не оставалось, как использовать свою больную руку, и каждое движение было для нее пыткой. Боль отдавалась в груди, шее, черепе. В глазах потемнело. Она боялась, что потеряет сознание и оставит Кори умирать от потери крови. Но этого не случилось.

В итоге, ее лицо было в разводах грязи, а свадебное платье превратилось в рванье. С ног до головы она была перепачкана кровью своего парня и все равно продолжала держаться на ногах. Кто бы мог подумать, что у нее была такая сила воли? Всю свою жизнь она была ветреной, хорошенькой Бет. Но по сути, в ней было намного больше, чем казалось на первый взгляд. Больше силы, больше тьмы – и больше ярости.

На заброшенной улице Ред-Крика, тихой, если не считать болезненных вздохов Кори, она смотрела на широко распахнутые двери церкви – в своей адской спешке верующие забыли закрыть их – и дрожала от ярости.

– Ради чего была вся эта чертовщина? – с возмущением обратилась она к церкви. – Что за идиотская причина должна быть, чтобы загнать свой собственный народ в этот ужасный бункер? Какой в этом смысл?

Кори судорожно сглотнул.

– Вознесение…

– Какое Вознесение?! – взорвалась Бет, показывая на безоблачное небо и безмятежную улицу. – Где оно?!

– Пожалуйста, – простонал он. – Я умираю. Я это знаю.

Бет посмотрела в его затуманенные болью глаза и ее гнев поостыл. Кори сбежал не потому что перестал верить в бога Пророка – даже сейчас он продолжал говорить о Вознесении.

Нет, он бежал, потому что любил ее, по-настоящему любил, и доказательством тому было то, что он готов был бросить вызов адскому пейзажу Вознесения ради шанса спасти ее жизнь.

Такая любовь была потрясающей вещью, и Бет подумала, что она, вероятно, никогда не почувствует ее сама. Она была слишком эгоистична. Но она могла отплатить Кори тем, что поможет ему увидеть новый рассвет. И если она хочет сделать это, ей нужно хорошенько подумать, потому что каждый выбор будет иметь значение.

– Бет, я хочу, чтобы ты знала….

– Помолчи минуту, – перебила она. – Мне нужно подумать.

Он замолчал, и она постучала окровавленным пальцем по нижней губе.

В церкви безопасно или нет?

Никто из праведников не заметит их пропажи до утра. А там уже, как карта ляжет – отправят они поисковый отряд или же просто станут молиться о разрушении их душ.

И внутри были припасы. Может быть, бинты в подвале. По крайней мере, у нее будут чистые тряпки и плита, чтобы вскипятить воду.

С болью в сердце она мечтала об Агнес.

«Если ты вернешься, я все прощу. Только не заставляй меня делать это в одиночку».

Но Агнес не собиралась возвращаться.

Потребовалась целая вечность, чтобы переправить Кори через дорогу. Постанывая, он боролся, как рыба на удочке, а она все поглядывала на широко распахнутые двери церкви, которые, казалось, никогда не приблизятся. Ее спина болела, плечо ныло, а платье путалось под ногами. Кори все пытался облегчить душу. Но она отказалась остановиться и выслушать его, потому что это означало бы признать, что у него ничего не получится.

В конце концов, он потерял сознание. Хотя тело его отяжелело, но на сердце у Бет стало легче. Звук его тяжелого дыхания был слишком громким, особенно когда она вспомнила звуки, которые он издавал, когда они целовались на краю каньона. Эти звуки тоже были громкими, но пропитанными удовольствием, а не болью.

«Мой брак должен был состояться вчера вечером, – поняла она, подталкивая его к порогу. – Я должна была стать женой его отца».

Чужая мысль, как воспоминание из жизни другой девушки.

Внутри церкви она заметила пыльные следы верующих, бронзовый крест. Воздух, свистящий в органных трубах, издавал призрачный, неполный звук.

Бет глубоко вздохнула. Кори истекал кровью, во рту стоял привкус пепла, и она не могла заставить себя закрыть за собой дверь. После бункера она, возможно, никогда больше не закроет двери.

Она усадила Кори на третью скамью; его штанина была черной от крови. Ей нужно было что угодно, чтобы остановить кровотечение.

«Хорошенько подумай. Не дай своим чувствам взять над тобой верх».

Она повторяла это про себя, направляясь к лестнице в подвал.

Растерзанная мышца бедра Кори оказалась рваной раной. Пока Бет неуклюже пыталась ее почистить, он с криком проснулся.

– Черт побери! – закричал он. – Господи, дай мне просто умереть.

– Тише. Кто-то может услышать.

Он хихикнул.

– Кто? Все, кого мы знаем, ждут Господа.

У нее чесались лопатки. Она посмотрела на широко распахнутые двери. Снаружи, как и в любую другую летнюю ночь, дул ветер, поднимая ароматы полевых цветов и опунций.

В церковной кухне она нашла полотенца, мыло, нож для чистки овощей, кастрюлю для кипячения воды и клейкую ленту. Промыв рану, она разорвала полотенце на полоски. Кровь маслянистыми струями текла из ноги Кори, волосы слиплись от пота, и, судя по слезливому выражению на его все еще красивом лице, он начинал бредить.

– Я люблю тебя, ты же знаешь? – пробормотал он. – Я влюблен в тебя уже много лет.

– Конечно, я знаю.

Но ее обеспокоило, что ему понадобилось сказать об этом сейчас.

– Я так тебя люблю. Больше всего на свете. Я был так счастлив. – В его голосе послышались нотки упрека. – Но потом ты вышла замуж за отца. Даже не заговорила со мной. А я была готов убежать с тобой.

Бет ничего не сказала, отрывая скотч зубами и выкладывая полоски в ряд.

– Но ты не хочешь уделить мне время, потому что не любишь меня, не так ли? Ты никогда не любила. – Парень всхлипнул. – Господи, не сжимай так сильно, я просто хочу умереть!

Она изучала его лицо, зная, что он хочет услышать от нее. Другая девушка могла бы солгать ему. Черт возьми, Агнес могла бы солгать, так было бы добрее. Но Бет больше не собиралась подчинять свою жизнь чьим-либо желаниям, кроме своих собственных.

– Ты прав, Кори Джеймсон, я не люблю тебя. – Она откинулась назад, держа в руках клейкую ленту. – Но ты мне нравишься настолько, что я никогда тебе не солгу. Это уже кое-что.

Ей показалось, что он улыбнулся, но трудно было сказать наверняка. Она взяла серо-стальную полоску скотча. Глаза Кори закатились. Он снова потерял сознание.

На этот раз Кори не пришёл в себя от боли.

Убедившись, что остановила кровотечение, Бет принялась искать, чем бы занять свои мысли. Если она оставалась неподвижной дольше минуты, воспоминания о бункере захлестывали ее. Она подумывала о том, чтобы попытаться уснуть – видит Бог, ей нужен был отдых, – но это было бы глупо, если бы вообще удалось.

Поэтому она направила всю свою энергию на бесстыдное вторжение в личный кабинет Пророка. А почему бы и нет? Он не заслуживал частной жизни после того, что сделал.

Замок было легко взломать. Достаточно было лишь треснуть деревянной ручкой от метлы.

Внутри все было так удручающе по-мужски. Кожаные книги, запах дыма и в серой дымке рассвета голова оленя устрашающе висела на стене. Мертвые, остекленевшие глаза следили за ней, пока она осторожно передвигалась по комнате.

«Я могу трогать все, что захочу, потому что он не вернется. Скорей всего, никогда».

Стол был завален бумагами – картами, чертежами и десятками газет с заголовками:

ГОРОДУ УГРОЖАЕТ ВИРУС, ВЛАСТИ В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ;

НЕКОНТРОЛИРУЕМАЯ ЭПИДЕМИЯ;

ПРИКАЗАНА ЭВАКУАЦИЯ.

Бет просмотрела бумаги, но они ее мало заинтересовали.

Она хотела знать, что здесь произошло. Почему Пророк обрек свой народ на тьму, а возможно, и на смерть?

Мысленно она слышала Мэри, Фейт и Сэма. Они выкрикивали ее имя.

Она сгорбилась, зажав голову между колен. Через мгновение тошнотворное чувство вины сменилось глухим ревом. Но ее гнев удвоился.

Она яростно распахнула ящики стола Пророка – ножи для писем, использованные обертки от жвачки, пластмассовая мухобойка… и, наконец, обнаружила книгу в кожаном переплете.

Дневник.

На самом деле дневников было два. Красивые, старые на вид тома с размашистым курсивом внутри. Она вспомнила все часы, которые провела, записывая каждую запретную, тайную мысль на страницах своего дневника, и почувствовала прилив возбуждения.

Она нагло уселась в изящное кожаное кресло Пророка. Олень продолжал за ней наблюдать.

Бет читала, затаив дыхание. В этих книгах содержалась история Ред-Крика, и она была удивлена, что никогда не слышала ничего подобного раньше. Но ведь Ред-Крик – это конец истории, а не сама история. Зачем рассказывать истории о прошлом, если оно скоро превратится в дым?

История началась с первого дневника, который принадлежал вовсе не Пророку, а его деду Иеремии. Она читала, сидя на краешке стула, потому что узнала эту историю. Или, во всяком случае, кое-что из нее.

И она нисколько не удивилась, обнаружив, что все дороги ведут обратно к Агнес.

Наконец-то Агнес.

«Меня зовут Иеремия Роллинс, – начиналась книга. – Когда я был маленьким, земля, деревья и даже звезды начали петь…»

Бет замерла, вспомнив далекое детство, когда Агнес рассказывала ей странные истории – о звуках, обо всем на свете. Она часто рассказывала ей о жужжании земли. О том, как камни и валуны поют иначе, чем почва, как почва и вода сливаются в мутный, туманный стон. Как шепчутся облака, и звенит солнечный свет. Она решила, что это игра, сказка, придуманная для развлечения.

И, в конце концов, Агнес выросла… и истории прекратились.

Но какая-то часть Бет всегда задавалась вопросом, действительно ли Агнес могла слышать эти вещи… и если да, то, возможно, все еще слышала.

Бет помнила каждую частичку этих сказок, храня воспоминания, как белка – орехи на зиму.

Теперь пришла зима, и она знала, что каждое слово было правдой.

Агнес была пророком.

Самым настоящим.

И возможно, Иеремия Роллинс тоже им был.

– Твою мать! – Бет выругалась как Кори, теперь уже потерявший сознание; ее руки крепко сжались вокруг кожаного корешка дневника. – Твою мать, твою мать, твою…