Текст книги "Агнес на краю света (ЛП)"

Автор книги: Келли Маквильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– 43-

АГНЕС

Никогда не отрицай Бога, которого считаешь реальным.

Это чувство – твое сердце; это все, что у тебя есть.

АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ

Чужаки не смогли выбраться из ущелья достаточно быстро. На крутом, узком подъеме к дороге Джаз дважды споткнулась, порезав ладонь о камень. Кровь стекала по ее предплечью, завиваясь на запястьях, как браслеты, но она не переставала двигаться, не переставала карабкаться. Матильда неуклюже бежала с винтовкой, но она оказалась проворнее, чем выглядела; Макс нес Зика на руках, как невесту. Один раз Агнес остановилась, чтобы посмотреть на осколки стекла, сверкающие на дне долины, но Дэнни не дал ей остановиться, поддерживая под локоть. В глазах Чужаков Агнес увидела чистый животный ужас.

Увидев красных волков, они все увидели лихорадку, окаменение и неминуемую смерть.

Все, кроме Иезекииля, который слишком доверял сестре.

На обочине дороги Матильда перевязала раненую руку Агнес толстой марлей, обездвижив ее.

– Грязная рана, – продолжала бормотать она. – Это, моя дорогая, очень грязная рана.

Рука Агнес выглядела чужой, распухшей до размеров баклажана и такой же пурпурной. Она была переломана в третьем пястно-фаланговом суставе… точно такая же рана была у нее в детстве. Сквозь тонкую вуаль шока она не чувствовала боли.

Она продолжала думать: неужели Иезекииль действительно потерял его? Весь инсулин? Неужели он действительно исчез?

Агнес оттолкнула Матильду, пытаясь встать, но земля и небо поменялись местами. Она потеряла равновесие и тяжело упала.

Боль взорвалась, как фейерверк, от сустава к запястью и локтю. Девушка прижала руку к груди. Над ней Матильда то появлялась, то исчезала из поля зрения.

В сердце Агнес снова заговорил Бог. Его слова, ясные и чистые, прозвучали у нее в ушах, как раскаты грома.

«Твое испытание окончено. А теперь возвращайся в Сион».

«Сион? – Хотелось ей закричать. – Боже, если бы я знала, где находится Земля обетованная, разве я уже не была бы там?!»

Затем – хлоп – свет погас.

Агнес проснулась в голубой нейлоновой палатке. Она была совершенно новая, и в воздухе пахло пластиком.

Матильда, нахмурившись, склонилась над ней. Пространство молитвы прожгло ее изнутри, как лесной пожар.

Агнес попыталась сесть, но Матильда прижала ее к себе.

– Тебе нужно отдохнуть.

– Л-лекарство Зика, – пробормотала она. – Мы должны… мы должны…

– Зик с Максом. Я только что проверила его, с ним все в порядке. Я больше беспокоюсь за тебя.

Матильда помогла ей проглотить несколько таблеток ибупрофена.

– Похоже на еврейское имя, – прохрипела Агнес.

Матильда усмехнулась. Затем она провела первый в жизни Агнес медосмотр.

В руках Матильды появились странные предметы: стетоскоп для прослушивания сердца и легких, манжета для измерения артериального давления, причудливый термометр. Резиновый молоток и пульсоксиметр, который был прикреплен к ее пальцу. Матильда измерила, нахмурилась, перепроверила, потом записала цифры в маленький блокнотик на проволочном переплете, бормоча результаты.

Агнес услышала смех Зика за палаткой и в панике дернулась.

– Матильда, как он будет есть? Как…

– Тихо. Мы почти закончили. – Матильда сделала последнюю пометку и посмотрела ей прямо в глаза. – Расскажи мне в точности, что там произошло. Ничего не упускай.

Агнес прикусила губу. Она никому не говорила о пространстве молитвы… даже Зику.

– Все в порядке, – успокоила Матильда. – Я никогда не стану тебя осуждать. Ты ведь это знаешь, правда?

Ей очень хотелось верить, что эти Чужаки всегда примут ее, что бы ни случилось. Разве Джаз не чувствовала себя вправе рассказать ей о своих бабочках? Разве Дэнни не признался в своих кошмарах? А Макс – разве он не всегда выражал свою любовь к Джаз, не боясь возмездия?

Агнес искренне верила, что этот мир Извне лучше и мягче, чем тот, который она оставила позади. Но все же она колебалась.

Матильда терпеливо ждала. Совершенная тишина растянулась между ними, как кусок темной ткани. Возможно, они были единственными людьми на земле.

Что-то шевельнулось в груди Агнес. Боже, какое облегчение было бы разделить свой внутренний мир с кем-то другим, избавиться от своей последней и самой тяжелой тайны. Во многих отношениях пространство молитвы было самым важным в ней.

– Я называю это пространством молитвы.

Матильда склонила голову набок.

– Что?

– Я кое-что слышу. Похоже, больше никто не может подобного. Это похоже на молитву, но глубже.

– Что это за звуки?

– Земля гудит. Звезды поют. Я слышу, как бьются сердца людей. Я думаю…

В глазах Агнес блеснули слезы, но разве она не поняла, что лучше всего всегда говорить чистую правду?

– Мне кажется, я открыла для себя собственную религию, – прошептала она. – Или вспомнила о ней. О чем-то. – Ее лицо горело. – Бог, которого я знаю, отличается от того, которого проповедовал Пророк.

Матильда кивнула.

– Расскажи мне об этом.

– Ты клянешься, что не решишь, будто я сошла с ума?

Взгляд Матильды был тверд.

– Я была там, помнишь? Я видела тебя с волками. Я видела… что-то. Мы все так думаем.

В сердце Агнес открылись шлюзы.

– Бог никогда не был тем человеком на небе, которого проповедовал Пророк. – Слова сами собой сорвались с ее губ. – И это определенно не он. Бог – это просто… взаимосвязь. Я слышу, как святость проходит через все. Слышим мы это или нет, но другой мир поет все время. Даже в окаменевших существах. Особенно в них, потому что Бог хочет, чтобы мы это заметили. Научились чему-то. – Она поморщилась, зная, как эгоистично это прозвучало. – Я думаю, что должна выяснить, что это такое. И передать сообщение. Как это делает пророк.

Своенравный ветер трепал палатку и вносил в их молчание жаркий запах пустыни. Агнес представила себе, как пророк насмехается над ее полусырой религией, над ее расплывчатой, неопределенной верой. Что, никаких законов? Никаких правил? Никакой угрозы?

На удивление легко она оттолкнула его образ.

– Я так горжусь тобой, – наконец сказала Матильда.

Агнес вздрогнула.

– Гордишься?

– Когда мы впервые встретились, тебе промыли мозги. Ты знаешь, что это значит?

Она кивнула, вспоминая интернет-статьи, которые читала о Ред-Крике.

– Чтобы оправиться от культового переживания, может потребоваться целая жизнь. Но ты создала для себя новую систему убеждений, и это замечательно. Это поможет тебе исцелиться. Но…

Матильда теребила ручку, и Агнес напряглась.

– Милая, я не знаю, что делать с твоими звуками или с поведением этих волков. Но если ты не будешь осторожна, это пространство молитвы убьет тебя.

Ее слова прозвучали как удар под дых.

– Что?!

– Что бы ни случилось сегодня, это поразило твое сердце до небес и ударило тебя сорокаградусной лихорадкой. Ты чуть не умерла. Агнес. – Матильда не сводила с нее глаз. – Пространство молитвы… что бы это ни было, ты не можешь им пользоваться. Ты должна остановиться.

Стоп. Как она могла остановиться? Пространство молитвы было ее призванием. Божьим даром.

Но что, если это еще и проклятие?

Она читала Библию. Ничто в духовной жизни не давалось просто так. Ной приобрел ковчег, но потерял свой дом; Иеремия желал смерти, а Моисей никогда не увидел земли обетованной. Пространство молитвы могло быть даром, но кто может сказать, сколько Бог ожидает от нее взамен?

«Твое испытание окончено. А теперь возвращайся в Сион».

Она теребила марлю, обернутую вокруг руки, чувствуя несвойственное ей раздражение.

Где же Сион, эта вечная метафора? Это послание было до боли неясным.

– Есть еще кое-что. – Голос Матильды, неожиданно резкий и профессиональный, заставил ее отшатнуться. – Твоя рука. Я должна спросить, есть ли хоть малейший шанс, что ты сделала это с собой сама. – Ее глаза не были злыми, но взгляд был настороженным. – Ты когда-нибудь думала о том, чтобы причинить боль себе или другим? Очень важно, чтобы ты ответила правдиво.

Агнес обмякла.

Значит, Матильда ей все-таки не поверила.

Несмотря на то, что она видела, рациональная часть ее решила, что она бредит. Агнес могла бы попытаться объяснить, как в видении сломали ей костяшки пальцев, но какой в этом смысл? Их мировоззрение представляло собой несочетаемые осколки, куски, которые никогда не сойдутся вместе. Она будет объяснять, пока звезды не упадут с неба.

– Бог испытывал меня, – решительно сказала Агнес.

Лицо Матильды оставалось напряжённым.

– Я думала, что твой Бог был более любящим, более нежным, чем тот, которого ты оставила.

Агнес подавила смешок. Нежным! Да уж…

Но Бог был многогранен… иначе он не был бы Богом.

Она процитировала псалом:

– Он взирает на землю и приводит её в трепет, касается гор – и они дымятся.

– Мило, – наконец произнесла Матильда. – Я верю тебе. Но не заставляй меня разочароваться в тебе.

– Эй? – прокричал Дэнни. – Ты уже закончила? Мы можем узнать как она?

Матильда тронула ее за плечо.

– Ты готова?

Агнес кивнула.

Внезапно в палатке стало тесно. Зик направился прямо к ней на колени, Макс и Джаз, как всегда, сидели почти друг на друге, а Дэнни, скрестив ноги, устроился на земле у ее ног, выглядя усталым и встревоженным.

Она боялась, что напугала его… что она напугала их всех.

– Мне очень жаль, – вырвалось у нее. – Пожалуйста, поверьте, мне правда, правда жаль.

Тишина. Зик замер, обняв ее за шею.

– Жаль?! – рявкнул Макс. – Ты что, издеваешься надо мной? Ты спасла нас от этих волков. Они могли заманить нас в ловушку в этой пещере.

Она моргнула. Макс не рассердился.

Теперь, присмотревшись повнимательнее, она увидела, что никто из них не злится. Не было ни сердитых лиц, ни быстро вспыхивающей ненависти, ни праведного недоверия. Они предоставили ей презумпцию невиновности. Никогда еще она не чувствовала себя в такой безопасности среди других людей. В такой безопасности и в такой любви.

– Я не спасла вас, – сказала она. – А подвергла опасности. Я – причина, по которой эти существа появились рядом. Это было своего рода испытание. – Она посмотрела вниз на свои руки. – Мне очень жаль.

– Агнес, ты можешь посмотреть на меня? – спросил Дэнни. – Какое испытание? Кто тебя проверял?

– Бог, конечно, – сказала Джаз.

Агнес удивленно моргнула.

Дэнни покачал головой.

– Прости. Но я не верю в Бога.

Макс заулыбался.

– Я тоже, но начинаю передумывать.

Матильда вмешалась.

– Почему бы нам не позволить Агнес рассказать все своими словами, с самого начала?

Начало. Казалось, это было столетия назад.

«Не надо ненавидеть меня за то, что я не сказала тебе, Дэнни».

Агнес обнимала Зика, вдыхая его детский аромат и стараясь не думать о будущем; о том, что может означать потеря инсулина. История – вот что сейчас имело значение.

И она начала:

– Когда я была девочкой, я часто слышала, как гудит земля. Когда я смотрела на небо, звезды пели…

– 44-

АГНЕС

Тайна болезни была с нами с самого начала,

но вирус заставил нас посмотреть ему в глаза и узнать его имя.

АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ

Когда Агнес закончила рассказ о том, как Бог пришел поговорить с ней, солнце уже спряталось за горизонтом.

Зик крепко спал у нее на коленях, в то время как Чужаки смотрели на нее с разной степенью недоверия и замешательства. Она старалась не смотреть слишком пристально ни на одного из них; их ошеломленного молчания было достаточно. Она тяжело думала об Иеремии, самом одиноком пророке Ветхого Завета, которому никто никогда не верил.

Но у Агнес уже была большая практика одиночества. Она готова вынести все, что угодно, лишь бы Зик был в безопасности.

Только он больше не был в безопасности. Время ужина давно миновало, и без болюса или базальной дозы она не знала, чем его накормить.

«Его тело не вырабатывает гормонов, необходимых для выживания, – сказала Матильда, когда они впервые встретились. – Молитвы не помогут ему быть здоровым. Без лекарств он умрет».

В палатке воспоминание опустошило ее.

Зик не может умереть. Не может…

– Матильда. – Она почувствовала приближение темноты. – Матильда, что же нам делать?..

Медсестра проткнула Зику палец, пока он спал, а затем показала набор цифр Агнес.

– Смотри, – сказала она. – С ним все в порядке, милая. Он в порядке.

– Рано или поздно ему придется поесть, – пробормотала Агнес.

– Да. – Матильда кивнула. – Мы накормим его протеином. Вяленая говядина не повысит уровень глюкозы в крови. Макс, ты уложишь его спать? Мы проверим его снова через час. И через каждые два часа после этого.

У Агнес закружилась голова. Когда Зику впервые поставили диагноз, ей приходилось проверять его каждые два часа. Она неделями не спала по ночам, крадучись пробираясь через трейлер, чтобы другие дети не проснулись. Сама эта мысль наполнила ее воспоминаниями о панике, чувстве вины и страхе.

Взяв Зика из рук Агнес, Макс одарил ее ободряющей – хотя и озадаченной – улыбкой.

Джаз наклонилась, чтобы прошептать ей на ухо:

– Знаешь, а я верю. Верю каждому твоему слову.

Потом Дэнни, Агнес и Матильда остались в палатке одни.

«Дэнни, посмотри мне в глаза. Дэнни, пожалуйста».

Он посмотрел на свои руки. Инстинктивно она знала, что ее история подействует на него сильнее всего. В конце концов, разве он не хотел её однажды поцеловать?

Она снова сосредоточилась.

– До того, как мы начали вводить ему инсулин, он чуть не умер, Матильда.

– Да, но здесь все по-другому. Мы будем держать его под тщательным контролем. Пока он остается под контролем…

В голову пришла кошмарная идея.

– Его рвет, когда он боится.

Матильда резко покачала головой.

– Очень важно, чтобы этого не случилось. Мы должны предотвратить обезвоживание и минимизировать стресс.

Тут заговорил Дэнни:

– Больница. Разве они не могут прислать скорую помощь?

«Не вызывай скорую, – сказала ей однажды мать. – Соседи не должны знать».

Агнес вздрогнула.

– Я звонила, – сказала Матильда. – Должно быть, их телефоны отключены. Я буду продолжать пытаться.

Агнес выпрямилась, нервы у нее были напряжены.

– Значит, мы пойдем пешком. Мы просто продолжим идти и надеяться, что доберемся туда вовремя.

– Ходьба поможет снизить уровень глюкозы в крови. – Матильда вынула из-за уха ручку и принялась вертеть ее в пальцах. – Послушай, милая, я знаю, что ты боишься. Но нет никакой причины, по которой он не сможет пережить следующие несколько дней.

– Ты действительно так думаешь? – прошептала Агнес.

– Да. Думаю.

– Матильда, – вдруг спросила она. – Ты веришь в Бога?

Дэнни пристально посмотрел на нее.

– Конечно, милая. – Матильда пожала плечами. – Более или менее. Но он нам не понадобится. Только не тогда, когда мы достигнем больницы.

Страх накатывал на Агнес неровными волнами.

«А теперь возвращайся в Сион».

Но где же это?

«Боже. – Она зажмурилась, и в полной тишине ее разум закричал. – Я хочу быть верной, но где это место?»

Агнес проверила уровень глюкозы в крови Зика и отправилась на поиски Дэнни.

В ту ночь он следил за красными тварями, пока угли их костра медленно догорали. Это была одинокая работа, но кто-то должен был ее делать. Они не могли забыть, что пустыня полна опасностей.

– Агнес? – Дэнни сидел на поваленной ветке у затухающего костра, держа на коленях винтовку Матильды и разложив перед собой учебник… читал, чтобы не заснуть.

Когда она приблизилась, он быстро закрыл книгу. Но не раньше, чем она хорошенько её разглядела.

Там было написано: «Введение в психологию».

Агнес догадывалась, что такое психология.

– Тебе не нужно это скрывать. Я ожидала, что ты отнесешься к этому скептически.

Он покраснел.

– Знаешь, есть некоторые свидетельства того, что большинство психических переживаний имеют основу в неврологии…

Она села рядом с ним, баюкая пульсирующую руку.

– Я не знаю, что означают эти слова, Дэнни. Но точно знаю, что мои переживания основаны на Боге.

По крайней мере, это заставило его рассмеяться.

– Помнишь, я говорила тебе в библиотеке, – сказала она. – Я же говорила тебе, что все время слышу Бога.

Он развел руками.

– Я просто подумал, что ты флиртуешь со мной.

Она покраснела.

– И это тоже.

Его взгляд заплясал, изучая ее.

– Почему ты не сказала мне раньше?

Она прислонилась к стволу дерева, шершавая кора которого успокаивающе касалась ее поясницы.

– Наверное, я знала, что ты мне не поверишь, а это так одиноко, когда тебе не верят. – Она изучала его профиль. – Ты действительно думаешь, что все это у меня в голове?

– Нет, – поспешно ответил он. – Конечно, не все. Волки… может быть, у тебя есть какой-то иммунитет… какой-то отталкивающий, противовирусный фактор…

– Или, может быть, – мягко сказала она, – все так, как я сказала: я разговариваю с Богом.

Звезды кружились, кожу покалывало. Он всем телом потянулся к ней… она это чувствовала. Но разве могут два человека столь разных вероисповеданий по-настоящему понять друг друга? Любить друг друга?

– Ты хотел поцеловать меня в библиотеке? – спросила она.

– Ну… – он покраснел. – Да.

– Ты все еще хочешь поцеловать меня?

– Агнес, можно взглянуть на твою руку? – Теперь они стояли нос к носу. – Моя мама не понимает, как он могла сломаться. И я тоже.

Она сглотнула и протянула руку. В тускнеющем свете костра он размотал бинты, обнажив кратер на суставе третьего пальца и синяки, паутинкой разбегающиеся от раны.

– Ох, Агнес. – Его голос сорвался. – Что бы с тобой ни происходило, это уже слишком. Слишком.

Всеми фибрами своего существа она пыталась заставить его понять.

– Это мой путь. Жаль, что ты не можешь идти по нему вместе со мной. – Она помолчала. – Больше всего на свете я хочу, чтобы ты чувствовал себя так же, как раньше.

– Ты не можешь знать, что я чувствую, – упрекнул он ее. – Бог не может сказать тебе этого.

– Ты прав. Я только догадываюсь.

– Не надо, – он обхватил руками колени. – Я сам по себе, а не марионетка в Божьей игре, и ты тоже. Агнес, комплекс мученика – это нехорошо. Это…

– Я никогда не говорила, что я – мученица. Пророк – это совсем другое.

Он раздраженно вздохнул.

– Дай определение «пророка». Ты можешь это сделать?

– Ты думаешь, я претендую на то, чего даже не понимаю?

– Шизофреники часто называют себя мессиями, – сказал он. – Сотни людей каждый год. Но если ты шизофреник, то это не твоя вина. Это болезнь, я все равно буду любить тебя…

Гнев вспыхнул в ее груди от его слепого упрямства.

– Ты что, забыл про волков? Ты забыл… – она внезапно замолчала, голова у нее шла кругом.

«Помочь тебе сбежать – лучшее, что я сделал за всю свою проклятую жизнь», – сказал он ей тогда в библиотеке. И если это не любовь, то что же тогда?

Она снова посмотрела на него и увидела не упрямого мальчишку, а страшно испуганного юношу, чье сердце вот-вот разорвется.

– Пророк – это не мученик и не мессия, – сказала она. – В Библии Бог назначает пророка, чтобы тот истолковывал его слово во времена перемен. Их самая важная работа – поддерживать знания о Боге на протяжении всей истории. Чтобы объяснить, как его учение применять в жизни.

Дэнни уставился на нее с явным облегчением на лице.

– И это все?

Она колебалась, пытаясь найти правду.

– Иногда у них есть и другие задачи.

Он кивнул и глубоко вздохнул.

– Помимо прочих задач, то, что ты описываешь, похоже на проповедника или профессора колледжа.

Она подавила смех, прикрыв рот здоровой рукой. Профессор колледжа? Правда?

Но кого волнует, какие определения он использовал, чтобы понять ее жизнь, пока он действительно пытался?

– Дэнни, я хотела, чтобы ты поцеловал меня в библиотеке. Но тогда я еще не была готова. – Она помолчала, думая об испытании, когда объявила о значении своего Бога для самой себя. – Теперь я готова.

Ее повязка лежала свёрнутой у его ног. Ее рука все еще неловко свисала между ними.

Дэнни склонил голову и нежно поцеловал ее локоть.

У нее перехватило дыхание.

– Это ведь не больно, правда?

– Нет. – Дрожь пробежала через нее. – Это было прекрасно.

– Истолковывать Его слово во времена перемен? – пробормотал он. – Ладно.

Он снова поцеловал ее в локоть, потом плечо, потом шею.

А потом он поцеловал ее в губы, и Агнес крепко поцеловала его в ответ, пытаясь заполнить всё своё одиночество и весь свой страх.

Она не могла обхватить его руками, как хотела, не могла положить обе руки на его широкую спину. Но по мере того, как поцелуй продолжался, боль в ее руке таинственным образом начала исчезать… феномен, которому, она не сомневалась, Дэнни мог дать какое-то медицинское объяснение. И все же, когда она начала прикасаться к нему, обнимать его, она подумала, что их поцелуи делают их более духовными и менее плотскими. Больше дыхания, и меньше равнодушного воздуха.

Помня предостережение Матильды, Агнес не стала заходить в пространство молитвы. Но она верила, что если сделает это, то услышит чудеса в жаре, возникшем между ними.

Когда они слились воедино, она боролась с желанием сказать «Аминь».