Текст книги "Кроссовер масок (СИ)"

Автор книги: Катти Карпо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– А если... – Аркаша сглотнула. Созданные образы оглушили ее словно удар. – Если маленький камень… не направит та рука? Он… и не полетит.

Синева глаз Луми разбавилась голубыми всполохами. Снежный мальчик нахмурился.

– Так и знал. Дело вовсе не в умении?

Аркаша непроизвольно шагнула назад, ощутив касание давящей ауры. Ей никогда не приходилось избегать разговоров начистоту просто потому, что никто и не пытался понять ее. Кроме Коли. Но и он не отличался проницательностью, не углублялся в суть, выискивая потаенные проблемы, а просто разбирался с теми, что лежали на поверхности. Аркаша не врала только Коле, но и не откровенничала с ним. Проще говоря, отвечала искренне на те вопросы, которые он задавал. Не более.

Но Луми принялся углубляться, причем весьма стремительно.

– Не в умении, – спокойно, но твердо напирал юноша, – потому что сколько бы ты ни отрицала, невозможно полностью скрыть способности. Дело в направляющем...

Дернувшись всем телом, Аркаша отчаянно замотала головой.

– Меня вовсе не надо направлять!

– Верно. – Луми наклонил голову, скрыв глаза снежно-белой челкой, будто извиняясь. – Мне следовало выразиться иначе. Дело в стимуле. Его нет. У тебя.

– Есть! Я просто… я всего лишь... – Аркаша начала озиралась по сторонам, как будто обледеневшие стволы деревьев могли подсказать идеальный ответ на этот выпад. – Мне не нравится баскетбол.

– А что тебе нравится? – тут же спросил Луми.

«Не могу ответить… совсем не могу, – запаниковала Аркаша. – В прежние времена такая растерянность тут же пошатнула бы мою репутацию хорошей девочки. Мои ответы всегда выверены и идеальны… но я не могу использовать здесь те ответы, что подходили к таким вопросам в прежней жизни... Ну как же так?! Нельзя спрашивать о таком с бухты-барахты! Нечестно!»

– Эй. – Сквозь челку сверкнули голубые искры глаз. – Я всего лишь спросил, что тебе нравится. Это не баскетбол. Тогда что? Разве это не простой вопрос? Если бы не хотела отвечать, то могла бы сказать что-то вроде «не твое дело», но ты задумалась. Хочешь ответить, но не можешь. Причина в том, что у тебя нет ответа на этот вопрос.

– Прекрати!!! – Аркаша уронила мяч и, качаясь, отступила еще на пару шагов. – Прекрати читать по моему лицу или… мои мысли! Или... или что ты там читаешь?! Хватит!!

– Чтобы иметь стимул и двигаться к цели, нужно хотя бы знать, для чего ты это делаешь. Цели формируются на основе наших предпочтений. У тебя таких предпочтений, похоже, нет. На чем же до сих пор строились твои стремления?

Схватившись за голову, Аркаша присела прямо на лед и уткнулась носом в колени. Как же ей хотелось оказаться где-нибудь в темном месте – совершенно одной. Там, где никому не будет до нее дела. Где не нужно будет размышлять о том, о чем она не привыкла задумываться.

На спину девушки легла ладонь. Ее тепло ощущалось даже через кофту.

– Мои слова расстроили тебя? – Голос Луми прозвучал совсем близко.

– Глупый Снежок. – Аркаша хлюпнула носом и сильнее вжалась щеками в коленные чашечки.

– Наверное. – Луми продолжал держать руку на ее спине. Аркаша чуть сдвинула лицо. В ее поле зрения попали бледные колени, зарывшиеся в снег.

Девушка вскинула голову.

– Не сиди в снегу! Замерзнешь же!

Луми, стоящий на коленях подле нее, качнулся вперед-назад, будто удостоверяясь в удобности своего положения.

– Ты все еще думаешь, что я могу замерзнуть? Я же снежный.

– Просто... – Аркаша дернулась вперед, сбросив его руку со своей спины, и, вцепившись в ворот его футболки, пролепетала: – Не сиди.

Пару секунд Луми внимательно вглядывался в бледное лицо напротив – смотрел, как дрожат девичьи губы, а глаза все больше наполняются отчаянным блеском.

И без того суетливое дыхание на мгновение замедлилось. Аркаша замерла, пораженная внезапным объятием. Луми обнял ее крепко и в какой-то мере даже терпеливо. Одна из его ладоней согрела ее затылок, вторая скользнула по спине. Аркаша не обняла его в ответ, и юноша, словно беря на себя весь труд объятия, прижимал ее к себе, аккуратно удерживая ее голову на своем плече.

– Я знаю, что значит не иметь целей. – Интонации Луми не изменились. Могло показаться, что их близость его ничуть не взволновала. – Бессмысленно двигаться ради того, чтобы просто бессмысленно двигаться. Это пустое существование. Заполнение пространства собой. Не определишься со своими стремлениями – опустеешь как поврежденный сосуд. А пустота имеет свойство становиться частью чего-то, превращаясь в ничто. Если исчезнешь, от твоего существования не останется и следа. Когда-то меня разбудили и сделали это до того, как я – бессмысленный и ни на что не годный – окончательно слился с пустотой. И теперь я могу распознать прежнего себя в других – не всего, только частичку. То, что не позволяло моей личности проснуться. То, что не позволяло мне быть самим собой. Теперь я знаю, чего хочу. Ты тоже должна знать. Но если и правда не знаешь, тогда узнай. Чего. Хочешь. Ты.

Луми отстранился и, качнувшись назад и раскинув руки в стороны, повалился прямо на лед.

– Думаю, ты сегодня не в настроении играть, – заметил он, изучающе глядя в небо. – А трехочковый получился красивым. Жаль, что ты можешь только один раз так бросить. Такой бросок, без сомнения, впечатлил бы всю чарбольную команду Сириуса.

– Часть команды уже впечатлил, – хрипло проговорила Аркаша ради того, чтобы просто что-то сказать, а не оставаться наедине со своими давящими мыслями.

– Да?

– Ты же теперь в команде. И тебя бросок впечатлил. Или нет?

Луми кивнул, белые локоны юноши скользнули по льду, разметая тонкий снежный покров.

– Впечатлил. Хочу играть с тобой. Придешь еще раз в секцию?

– В третий раз? – Аркаша попыталась улыбнуться, но вышло лишь болезненное кривляние. – Это уже будет выглядеть даже не забавно, а жалко.

– Значит, тебя волнует чужое мнение? На этапе выбора жизненных целей учет чужого мнения лишь тормозит. Так ты придешь?

– Не знаю.

– Ты не сказала «нет», значит, я могу ждать твоего прихода?

– Слушай, ты не мой песик, а я не твоя хозяйка, так что не утруждай себя, лады?

– Ты снова не сказала «нет». Категоричность отсутствует. Буду ждать.

Аркаша едва не взвыла.

– Поздравляю, вы достигли наивысшего уровня нудности!

– Спасибо.

– Э, Снежок, это был сарказм.

– Правда?

Девушка с подозрением воззрилась на удобно устроившегося на льду Луми. Тот глядел на нее в ответ, и наивной доверчивости в его взгляде было столько, что хватило бы на десяток младенцев и еще на полусотню дружелюбных собачек.

– Проехали. – Аркаша притворно вздохнула. Тяготившее ее чувство отступило. – Все-таки не стоит тебе долго лежать на голом льду. Я, конечно, знаю, что заболевают не от холода, а от микробов, но все равно не могу спокойно смотреть на тебя.

– Волнуешься за меня?

– Есть такое, – согласилась Аркаша.

– Подойди.

Девушка присела около него.

– И что дальше?

– Дай руку, пожалуйста.

Недоумевая, Аркаша протянула снежному мальчику руку. Тот, сохраняя на лице невозмутимость, водрузил сверху свою руку, потянул ее к себе и, задрав свою футболку до шеи, приложил ее ладонь к своей груди.

Аркашина челюсть ухнула вниз.

– Чувствуешь? Мое тело сохраняет тепло, – пояснил Луми, продолжая прижимать ее руку к своей коже.

Теперь Аркаша обладала знанием о наличии у снежного мальчика пресса. Худощавый, но неплохо сложенный, и... теплый. А так хорошо маскировался под хрупкую снежинку.

– Я это... уже поняла, – пробормотала она, косясь куда угодно, но только не на Луми. – Можно меня уже отпускать.

– Хорошо. – Юноша серьезно кивнул и вернул край футболки на прежнее место. – Гляди. Снег пошел.

Аркаша задрала голову. И правда, с небес к ним опускался полупрозрачный снежный покров. Снежинки медленно парили в воздухе, кружились, сталкивались друг с другом и неспешно встречались со льдом.

– Красиво как. – Аркаша подула на снежинки, мелькнувшие у ее носа, и те слились с соседними, образовав пушистую снежную горсть. – Это ты сделал?

– Я всего лишь снежный человек, а это дары природы. – Луми закрыл глаза и расслабленно выдохнул, позволяя снежному пуху скользить по своему лицу. – Если правильно прислушаться, можно услышать ее дыхание.

Аркаша тоже легла на лед. На кончик ее носа тут же опустилась снежинка и, обратившись капелькой, сбежала по щеке.

– По-моему, я слышу дыхание природы, – поделилась она спустя минуту тишины. – У ее дыхания странное звучание.

Луми повернул к ней голову.

– Это не дыхание природы. Это зубы твои стучат. Хватит с тебя. Пошли греться.

Глава 5. Истины исключительных слабаков

Есть первый день, и я застряла в нем

Среди цветов увядших зимним днем,

Средь льдов слезливых летним утром,

Весной и осенью покрытых перламутром.

Где я? Смешалось все в цветастом блеске

И в океане боли утонуло в громком всплеске,

Пока я гордо шла под каплями дождя,

Единственным путем саму себя ведя.

Кто я? Все просто было до сих пор,

И под ноги направлен равнодушный взор,

Стремление одно, усилия все те же,

Но счастье ощущаю с каждым разом реже...

Впервые четкая направленность в действиях проявилась у Аркаши уже в раннем возрасте. Стремление к идеальности. Это стремление стало целью, которая помогла бы исполнить ее единственное заветное желание...

В тот день в детском саду было особенно суетно. Дети в первый раз в своей короткой, но счастливой жизни пытались рисовать жирафа. Весьма ответственное мероприятие.

Маленькая Аркаша отстраненно разглядывала картинку животного с удивительно длинной шеей, выданной для примера, и тихонько негодовала от того, что воспитательница Варюша рекомендовала начинать рисовать жирафа с тела, а затем уже приделывать шею с головой и остальные конечности. Аркаше же хотелось изобразить сначала голову и шею.

– Ух ты, красотища какая!

Насупленная Аркаша обернулась. Воспитательница Варюша, нагнувшись над столом Борьки-соплежуйки, восхищенно рассматривала его рисунок.

– Жираф как настоящий вышел! Умница. Теперь раскрась его, а вечером покажешь маме, чтобы гордилась. Она похвалит тебя за такую красоту. И любить тебя еще больше будет!

Аркаша навострила уши.

– Похвалит? – с расстановкой произнесла она.

Все еще улыбающаяся воспитательница Варюша повернулась к ней и кивнула.

– Конечно же, похвалит.

– Меня похвалит, – вмешался Борька-соплежуйка и гордо шмыгнул носом.

– Если нарисовать жирафа красиво, то за это тебя точно похвалят, – продолжала размышлять Аркаша. – А обнимут?

– Конечно. Это тоже своего рода похвала.

– И будут любить?

– Ну конечно.

– Точно?

– Конечно!

Аркаша, посерьезнев, кивнула и повернулась к своему все еще пустому листку. Ей необходимо было нарисовать красивого жирафа, чтобы потом показать рисунок тете Оле. И тогда тетя похвалила бы ее. И обняла. И полюбила бы.

Аркаша очень старалась и вечером, полная надежд, продемонстрировала жирафа тете Оле.

– Что за каля-маля? – буркнула Ольга Захарова, отпивая дешевое вино прямо из коробки.

– Жираф. – Аркаша предвкушала похвалу и объятие.

– С кем спарилась жирафиха, чтоб получился такой уродец? – поинтересовалась тетя Оля, нащупывая ногой тапок под кофейным столиком.

Девочка затруднилась с ответом, а потому просто снова указала на сам факт:

– Но это жираф.

Однако тетя Оля не спешила хвалить ее, и девочка никак не могла понять причину.

– Выкинь это убожество, а то оно ночью мне сниться будет.

Обещанной похвалы не последовало, и Аркаша, поразмыслив, пришла к выводу, что ее рисунок был ужасен. За ужасный рисунок тетя Оля не станет ее любить.

Девочка стала рисовать жирафа каждый день – снова и снова. Усердно копировала цвета его шерсти с картинки-примера, аккуратно выводила все контуры и показывала рисунки воспитательнице Варюше, чтобы оценить и ее реакцию. К удивлению Аркаши, та беспрестанно восхищалась талантом девочки, а вот тетю Олю жираф отчего-то по-прежнему не впечатлял.

«Должно быть лучше. Все должно быть лучше», – думала Аркаша, постепенно проецируя эту мысль на каждое свое действие. Ведь то, что не идеально, не может понравиться тете Оле. И она не полюбит свою бездарную племянницу.

Однажды холодным осенним вечером, когда пришедшая в детский сад за своей подопечной Ольга Захарова, сдерживая раздражение, наблюдала за тем, как, стоя у шкафчика, торопливо одевалась Аркаша, ее окликнула воспитательница Варюша.

– Не уделите мне пару минут?

Ольга Захарова мрачно взглянула на улыбающуюся женщину.

– Одну минуту.

Улыбка сползла с лица воспитательницы Варюши. Она была добродушным человеком, всем нравилась и всем старалась угодить, и поэтому грубые интонации, которые прозвучали в голосе высокой светловолосой женщины, каждый вечер самой последней из родителей приходящей за своим ребенком, стали для нее полной неожиданностью.

– Тогда... тогда я подожду вас в игровой комнате группы, – пролепетала Варюша, вцепляясь в подол своего милого, как она считала, платья.

– Зачем меня ждать? – Левый уголок густо накрашенных губ Захаровой пополз вверх, создав такой впечатляющий оскал, что Варюша невольно попятилась, мысленно коря себя за то, что накануне до поздней ночи смотрела фильм про каннибалов.

– Ну... чтобы вы помогли Аркаше одеться.

– Сама оденется. Не маленькая.

«Но она и правда маленькая», – хотела возразить Варюша, но так и не посмела.

– Хотя... – Ольга Захарова воровато оглянулась по сторонам. – И правда, подождите-ка меня в этой вашей группке. Помогу девчонке, а то ведь не справится бестолочь.

Дождавшись, когда так и не посмевшая возмутиться воспитательница скроется за дверью игровой комнаты, Ольга Захарова подскочила к Аркаше. В раздевалке группы они были совершенно одни – остальных детей уже давно забрали, – поэтому женщина, особо не таясь, сунула в руки подопечной пачку ментоловых сигарет.

– Спрячь куда-нибудь, соплячка. Хотела выкурить, как только мы выйдет отсюда, так на тебе – и этой маленькой радости лишают. Лахудры твои, между прочим. Видишь, как юбочка моя плотненько к бедрышкам прилегает – красота! Ни карманов, ничего – некуда убрать. А в сумочке помнется пачка. Так что спрячь. И не мни сама. Поняла?

Аркаша кивнула, послушно пряча пачку сигарет в карман комбинезончика.

– Щас приду. А ты стой тут и изображай пограничный столб. Справишься?

– Да.

Постукивание каблучков передавало все раздражение владелицы. Передумав открывать дверь пинком, Ольга Захарова пихнула ее ладонью и окинула презрительным взглядом вздрогнувшую от оглушительного грохота воспитательницу.

– Помогли? – робко спросила Варюша.

– Чё? – Ольга недоуменно прищурилась.

– Аркаше.

– А... – Захарова похлопала себя по бедру в поисках зажигалки, но тут вспомнила, что она в новенькой юбке без карманов, зажигалка засунута в полупустую пачку сигарет, оставшуюся у соплячки, а сама она пребывает в помещении, в котором витают отвратительные запахи молока и масла и в котором – черти всех побери! – запрещается курить. От этого факта Ольга разозлилась еще больше. – Натянули ей трусишки, да.

Варюша обескуражено уставилась на собеседницу. Присутствие этой дамы в короткой юбке и кожаной куртке, которая не замечала, как ее высокий острый каблук сапога вдавливается в шею плюшевого котенка, лежащего на полу, нещадно действовало на ее психику.

– Ну? Осталось тридцать четыре секунды из той минуты, что вы у меня выторговали, – мрачно заметила Ольга Захарова, вновь привычным движением похлопывая себя по бедру.

– Ох, извините. – Воспитательница постаралась взять себя в руки. – Это насчет Аркаши.

– Да ну? – съязвила Ольга. – А я уж было подумала, что вещать вы будете, по меньшей мере, о выводе человеческого таланта к засорению земель мусором на новые уровни – этак в космические пространства. Так у вас торжественно приглашение на разговор звучало. А все оказывается очень приземлено.

– Извините, – испуганно откликнулась Варюша.

– Ну-ну. Так, прошу прощения за мой арабский, но чё надо-то? От меня?

– Меня немного беспокоит поведение Аркаши! – на одном дыхании выпалила воспитательница, которую этот предварительный разговор уже успел порядком сбить с толку.

– Интересно. – Ольга сложила руки на груди и исподлобья глянула на Варюшу. – Чего она учудила?

– Понимаете, – молодая воспитательница начала нервно массировать пальцы на левой руке, – Аркаша постоянно находится одна. Не подумайте, она хорошая и вежливая девочка, и другие дети к ней тянутся, но она почему-то предпочитает проводить время сама по себе. С другими детьми не играет. И вообще Аркаша совсем… не играет. Она постоянно читает – кстати, ее способности впечатляют. Уже в таком возрасте вполне себе бегло читает. Похоже, вы хорошо с ней занимаетесь дома.

Ольга насмешливо фыркнула, мимолетно вспоминая, как на днях Аркаша попросилась в книжный магазин. Захарова отвела ее туда, только чтобы та перестала пищать своим мерзким голосочком, и скидала в корзину все книги, на которые указывала маленькая пискля. Она даже не смотрела на обложки и цену. Ее ожидания оправдали себя. Соплячка и вовсе перестала доставать ее и тихонько посиживала в своей комнате.

– К чему я это... – Варюша вздохнула. – Мне иногда кажется, что в Аркаше отсутствует беспечность. Та самая детская непосредственность, которая несет в себе радость. От игр, общения, развития. Нет, нет, Аркаша общается и развивается, но как-то… не знаю, как объяснить… по-иному. Я в первый раз вижу маленького ребенка, который... – Женщина мучительно задумалась, подбирая слова. – Который постоянно… находится как бы в напряжении. И даже немного страшно. – Воспитательница нервно хихикнула. – Когда разговариваешь с ней, она смотрит с таким вниманием… не с простым детским любопытством, а она... наблюдает… наблюдает за реакцией собеседника. Ей-богу, наблюдает! Словно оценивает и задумывается, что нужно сказать следующей репликой. Жутковато. Маленькая ведь еще.

– Так... – Захарова наконец обнаружила под своим каблуком котенка и точным пинком отправила его на полку шкафа. – Давайте-ка уточним. Теньковская расквасила нос какому-то спиногрызу?

– Нет, но...

– Огрела кого-то качелями?

– Нет.

– Утопила в манке?

– Нет.

– Значит, проблем с ее поведением нет?

– В этом смысле, конечно, нет.

– Так в другом каком-то смысле она причинила кому-то беспокойство, урон, ущерб?

– Нет, – тихо сказала Варюша.

Ольга сердито дернула края своей куртки, оправляя их.

– Послушайте, дамочка. Я терпеть не могу людей, которые создают проблемы на пустом месте. Проблем нет, вот вы и решили создать их сами. Что за подход нынче в образовательной системе, а? Бардак!

– Постойте! – Варюша дернулась было за развернувшейся к двери Ольгой, но та остановила ее властным взмахом руки.

– Пожалуйста, – процедила Захарова сквозь зубы, – тревожьте меня только в том случае, если девчонка попытается перегрызть кому-нибудь глотку. Или грохнет казенное имущество. Короче, что-то в этом роде. А пустые проблемы оставьте себе. Вечера вам.

Ольга хлопнула дверью, прошла по узкому коридорчику и встала в дверях. Стукнув пару раз кулаком по раме, она угрюмо сообщила:

– Я закончила все дела, соплячка. Собралась? Ну в кои-то веки вовремя. Давай с вещами на выход. У тебя условно досрочное.

Аркаша, поправив шапочку на голове, с готовностью подбежала к тете и протянула руку.

– Чего тебе? Не лапай мою юбку. Топай по лестнице.

– Смотри. – Аркаша раскрыла перед ней свернутый кусочек бумаги с рисунком. – Жираф.

– Опять суешь мне какие-то туалетные бумажки. Фу. – Ольга, даже не взглянув на рисунок, вырвала его из рук девочки и забросила в дальний угол раздевалки. – Реветь собралась?

– Нет. – Аркаша сунула руки в кармашки курточки и стала спускаться по лестнице. – Буду.

– А? – Ольга вцепилась в перила, чтобы не скатиться по лестнице из-за своих высоких каблуков. – Чего бормочешь?

– Буду больше стараться, – прошептала Аркаша и толкнула дверь, ведущую на улицу.

– Ни черта не слышу, что ты там бубнишь. – Захарова благополучно добралась до конца лестницы и здесь уже позволила себе открыть дверь пинком. – Стоять, соплячка! Надеюсь, сигаретки мои не посеяла?!..

Луми покинул Аркашу возле входа в Туманный Лабиринт. Странная юркая снежинка. Она даже не успела вернуть ему одежду. Хотя этому Аркаша как раз и порадовалась – тело все еще требовало тепла.

Возобновлять пробежку уже отпало всякое желание, поэтому девушка побрела по пустынной аллее, вслушиваясь в шорохи, создаваемые осенним ветром.

Боковые дорожки из плиток вели в гущу растительности, и Аркаша, не пылая особым желанием к исследованию, выбрала самую узкую, чтобы уйти с главной дороги и скрыться из виду. Метров через двадцать дорожка плавно преобразовалась в белоснежные каменные ступени, ведущие к белокаменному коридору. Невысокие колонны поддерживали покатую каменную крышу, а сам длинный коридор соединялся вдали еще с несколькими подобными себе. Строение, созданное скорее для кричащей красоты, нежели для цели поконструктивнее. Но для того, чтобы скрыться, например, от дождя, могло вполне сгодиться.

– Нет, Снежок, лучше тебе не ждать меня в чарбольной секции, – пробормотала Аркаша, углубляясь в небольшой лабиринт зарослей у самого входа в белокаменный коридор. – Чарбол не для меня. Займусь лучше... – Девушка остановилась, задумчиво глядя на скамейку у малюсенького фонтана посреди все еще цветущего кустарника. – Займусь... Чем? Надо же, как сложно. – Аркаша плюхнулась на скамью и, вытянув ноги, воззрилась в небеса. – Я не знаю, что мне делать, – четко выговорила она. – Совсем не знаю.

Узнай. Чего. Хочешь. Ты.

– Я не знаю, Снежок.

Узнай...

– Не знаю.

Узнай.

– Я не знаю!!!

Аркаша сорвала с головы шапку и кинула в траву. Аккуратно собранные с утра волосы растрепались окончательно и легли на плечи, словно тяжелый груз. Прикрыв рот ладонью, девушка согнулась, ощущая, как желудок скручивается от спазма. Так тело справлялось со стрессом, компенсируя этим невозможность избавления от негатива слезами.

Кусты на краю пятачка, где расположилась Аркаша, зашуршали. На дорожку неуклюже выкатился черно-белый пушистый клубок.

– Я хоть и выгляжу диковато, но цивилизованность у меня в крови! – ворчливо сообщил невесть кому Гуча, торопливо выдирая хвост из крепкой хватки веток. – Асфальтовые дорожки мне и топографическую карту для чайников! О, доча! – Обрадованный скунс подскочил к девушке и потерся о ноги, точно кот. – Насилу нашел! Повезло, что выбрал это направление и наткнулся на тебя. А теперь мои претензии. Ты пошто папаню с душегубом один на один оставила?!! Я проснулся и тут сразу чуть не помер со страху! Ладно, успел слинять, пока твоя рыбешка глаза продирала!

Аркаша положила локти на колени и водрузила подбородок на кулаки, утомленно рассматривая извергающего цензурные ругательства Гучу.

– Ты же вчера с ним почти час провел, пока уговаривал вернуться. – Она подавила зевок. – Тоже с глазу на глаз беседовали.

– Но-но, различай ситуации. – Скунс дернул хвостом в знак несогласия. – Или разгуливать с твоим шалопаем по открытой местности, или сидеть в закрытом пространстве два на три. При худшем раскладе только в форточку сигать.

– Ты переоцениваешь степень его кошмарности. Он добрый.

– Знай, доча. Лучше перебдеть, – назидательно высказался Гуча.

Аркаша равнодушно пожала плечами. Спорить с ним не было настроения. Как и сил. Вообще ни на что больше не было сил.

– Славно, что ты додумалась одеться потеплее. – Скунс одобрительно осмотрел экипировку, доставшуюся ей от Луми. – Здесь погода то и дело шалит. Сказывается близость четырех зон со своими вечными температурными режимами. Я и по этой причине тоже побежал тебя искать. Ты в следующий раз предупреждай, что любишь с раннего утречка выгуляться, а то я ведь волнуюсь. Нам бы еще тебе одежку поискать, а то не вечно же оголять шалопая по соседству. Мне вот никакой холод не страшен. Я сам себе шерстяной носок. – Гуча скрипуче захихикал.

Аркаша его монолог слушала вполуха. Ею овладела жуткая апатия, и она вкладывала остатки сил в попытки удержаться на скамейке в вертикальном положении.

– Гуч, а ты знаешь, чего хочешь?

Скунс смолк и озадаченно глянул на девушку.

– Прямо сейчас?

– Вообще. Твои стремления.

– Еще бы. У меня такой списочек, что и жизни не хватит на исполнение всего задуманного. Но приоритеты, конечно, расставлены.

– А как ты узнал, чего хочешь?

– Хм-м... – Гуча задумался. – Наверное, все зависит от моих предпочтений, любви к тому или иному занятию, от характера тоже. А откуда вдруг такая заинтересованность?

– Просто... – Аркаша покосилась на шапку Луми, валяющуюся в траве. – По-моему, я застряла на месте. Я не знаю, чего хочу.

– Это из-за Ольги Захаровой? – Гуча сердито засопел. – Брось. Она в прошлом. Ты свободна от нее.

А что это значит? Как понять сущность отличий между той жизнью до «Всеобъемлющего стирания» и теперешней?

Аркаша соскользнула со скамейки на траву, чтобы быть ближе к зверьку.

– Я понимаю, что происходит. – В голосе девушки не было ни капли эмоций. Она проводила обычный расчетливый анализ, вот только объектом была ее собственная жизнь. – Единственное, что я когда-либо хотела, это внимание и любовь Ольги Захаровой – моей родной тети. Я стремилась только к этому, все остальное было лишь способами достижения цели. Мое поведение, мои оценки, мои достижения в спорте, на занятиях в кружках и прочее. Когда наивысшие достижения в чем-либо не приносили ожидаемого результата, я переходила к следующему способу. Бросала все и начинала сначала. Забавно. – Аркаша подняла к лицу собственные ладони, но смотрела как будто сквозь них. – Ничто так и не заставило ее обратить на меня внимание. Я была для нее все той же никчемной соплячкой. А я продолжала искать. Выжимала все из одного способа и переходила к другому. Снова и снова. Я была хорошей девочкой. Самой... хорошей. Для всех. Но не для. – Аркаша повернула голову к Гуче, и скунс невольно попятился – столь диким был взгляд девушки. Глаза, большие от природы, казалось, заняли собой все лицо. – Не для нее.

– Аркаш.

Но девушка не слышала его.

– Я только этим и занималась. Сколько себя помню. Охотилась за ее любовью. Все ради нее. Нет… все ради себя. Опять нет. – Аркаша закусила губу. – Я же хотела этого для себя? И для этого делала все ради нее. Как же запутанно. – Она хихикнула, но в этом не было ни грамма веселости.

«Дело в направляющем, – Аркаша повторила про себя слова Луми. – Тетя Оля была для меня направляющим. Единственным направляющим».

– Тетя Оля была моим направляющим. Точно. Снежок прав.

– Аркаш...

– А теперь ее нет рядом. И снова забавно. Это и был мой смысл жизни?

– Хватит! Прекращай! – Гуча встал передними лапками на Аркашины колени. – Не держись за того, кто недостоин твоего внимания!

Аркаша отвела взгляд от маленьких проницательных глаз Гучи.

– Тетя Оля не очень хороший человек, – пробормотала она.

– Эта женщина отвратительный человек! – Скунс от негодования клацнул зубами. – Но проблема в том, что только она и была рядом с тобой. Черт бы ее побрал... Понимаю, ты ее любила. Это нормально. Ох, знала бы ты, как я ее теперь ненавижу. Что же она сотворила с тобой, детка?

– Ну… – Аркаша дернула плечами, будто это и вовсе ее не волновало. – Она просто была рядом. Всегда.

Гуча тяжело вздохнул и помотал маленькой головкой.

– Одобрение. Мы жаждем его. И сильнее жаждем получить его от кого-то особенного. – Скунс залез на колени девушки и, приподнявшись, уперся лапками в ее плечо. – А когда не получаем от этого особенного для нас существа даже простецкого одобрения, становится больно. Тебе нужно избавиться от этого груза. Оставить позади эти воспоминания вместе с Ольгой Захаровой.

– Но, Гуча, – Аркаша повернулась к скунсу и, улыбнувшись, погладила его, – она ведь и так позади. Она отказалась от меня. Поэтому я здесь. Это все позади. Где-то там, далеко. И тетя Оля далеко.

– Но не для тебя. – Гуча отстранился от ласки. – И прекрати улыбаться, когда тебе вовсе не хочется улыбаться! Ты ас в этом. И если бы мы не разговаривали по душам в эти последние дни, я бы, без сомнения, поверил в искренность твоей улыбки. Потому что, пропади все пропадом, но ты и правда умеешь изображать искренность. Выучила эту науку и пользуешься своими способностями, как истинный профессионал. Но, знаешь, от этого так горько! Ясно?! Это вовсе не хорошо! Это вовсе не здорово, что ты умеешь так искусно врать! Не ври мне. Не улыбайся! Покажи настоящие чувства! Чего ты хочешь?

Улыбка Аркаши пропала.

– Может, не стоило откровенничать с тобой? – сухо спросила она. – И раньше тоже? Теперь ты волнуешься. А так бы ты увидел, как я улыбаюсь, и подумал бы, что...

– Что у тебя все отлично, да? – Гуча разозлено пихнул девушку лапкой. – Вот как всегда было? Для всех?! Все вокруг думали, что у хорошей, замечательнейшей во всех отношениях девочки все здорово?!

– В этом смысл. – Аркаше почему-то захотелось сбросить скунса с коленей, но она сдерживалась. – Зачем окружающим знать о моих проблемах?

– Верно. Слишком откровенной быть тоже не стоит. И нужно знать тех, с кем можно без опаски делиться переживаниями. Но скрывать все ПОСТОЯННО? – Гуча задохнулся, будто сама мысль об этом приводила его в ужас. – Держать боль и переживания в себе долгие годы? Да кто с этим вообще может справиться?

– Хорошая девочка, – холодно сообщила Аркаша.

– Да ну?! Скажи мне, хорошая девочка, когда в последний раз ты плакала?

– Плакала? – Аркаша рефлекторно поморщилась. – Хныкалки под запретом. Так тетя Оля говорила. И я согласна с ней. Бессмысленно тратить время на…

– Когда? – повысил голос Гуча. – Когда ты плакала в последний раз?

Аркаша раздраженно поджала губы, но все-таки задумалась.

– Наверное, когда мне три было. Я вообще при тете Оле никогда не плакала.

– А когда ее не было рядом?

– Хныкалки под запретом, – механическим голосом повторила Аркаша.

Гуча безотрывно смотрел на нее некоторое время, а затем издал тихий вопль.

– Бог мой! – ахнул он. – Последний раз в три года?! Нельзя! Нельзя копить все внутри! Ты же живой человек с чувствами и эмоциями! Как ты вообще жила все это время?

Взгляд Аркаши потускнел.

– А что бы изменилось? – тихо спросила она. – Если бы я рыдала по каждому поводу, кричала от обиды или изнывала бы от ярости? Тетя Оля полюбила бы меня тогда? Она бы говорила, что гордится мной, когда приходила с родительских собраний, где меня постоянно хвалили? Или обнимала бы меня, радуясь моим победам? Или ходила бы гулять со мной в зоопарк и в кино? Она бы. – Аркаша сглотнула, – …похвалила бы меня за рисунок жирафа?.. Бессмысленно. Я уже привыкла скрывать свои чувства.

– Снова таишься? Прячешь все внутри? Но тебе ведь очень хочется заплакать сейчас, да?

Аркаша тряхнула челкой и быстро-быстро заморгала.

– Если бы я начала грустить и плакать… ничего бы не изменилось.