Текст книги "Первая после бога (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Это так, как оно есть, – хмуро буркнул блондин, – чтоб до вас дошло. А там уж сами решайте, что странность, а что нет.
– Пока до меня ничего не дошло, – честно призналась Дира.
– Да что тут понимать?! Рейну всё можно. Всё, понимаете? И он знает, что ему всё можно. Попойки устраивать, кабаки громить, с полицией драться. На ящере гонять, в дымину укуреным. Тут его с тремя девками разом застукали, а та заявила, что от него беременна. Другая на алименты подаёт и говорит, что Рейн её того… против воли. А эту мимо себя пропустил, так она дряни наглоталась. Журналюги хвостом бегают, потому как знают: если братик где появился, то тут же будет и жареное! И ничего! Улыбнётся, повинится, автографы раздаст – и гуляй, дракон вольный! Потому что Рейнер Варос – это победы и морда. То есть много-много денег. Горы просто. Теперь дошло?
– Кое-что, – уклончивость иной раз полезнее правды. – Не поняла только, почему вы так нервничаете?
– Я спокоен, как дохлый ящер! – рявкнул громила. – Достало просто, вот так достало! – Кэп попил себя ребром ладони по могучей шее. – Я при нём с детства нянькой. Угадай, с кого за его выкрутасы спрашивают? Ага! Сначала: «Калеб, ты же старший брат!». А теперь: «Кэп, ты капитан команды!». Я капитан, да. Так что, мне его за штаны держать, когда он с драконов прыгает, перед бабами красуясь? «Держи, говорят!» – и по шее, по шее, – Варос с энтузиазмом похлопал себя по мясистому загривку.
– Сочувствую, – хмыкнула Дира.
– Да пошла ты! – рыкнул бугай и саданул-таки кулаком по столу. – Вместе со своим сочувствием!
Зыркнул ненавидяще, да и вымелся из ординаторской, напоследок хорошенько дверью шарахнув.
Ну и скатертью дорога!
***
Люди уверены, что Близнецы троицу уважают. Но у лорда Солнца, покровителя всея медицины, явно имелись личные предпочтения. Очень уж он любил закон парных случаев. Умер пациент? Жди в это же дежурство второго ушедшего. Начальство втык дало? Тут же получишь новый. И почему-то закон этот подлый работал исключительно на негатив. Вот бы две официальные благодарности или премии получить. Но такого почему-то ни разу не случалось.
Потому Кассел совсем и не удивилась, по самые уши вляпавшись в очередное болото семейных… Ну, неприятностями это не назовёшь. Скорее, доктора против её воли втянули в паутину чужих отношений. Но от этого приятней не становилось. Не любила Дира в замочные скважины подглядывать. Даже за трогательным, милым и в целом невинным не любила.
А начиналось всё достаточно мирно и обыденно. Пропавшие анализы, то есть, выписки с их результатами, дело привычное. Больница огромная, отделений аж двенадцать – и это если дневной стационар с консультационным центром не считать, а лаборатория одна. Тут прихватили, там уронили, здесь сёстры бумажки перепутали. Или не перепутали, а вместо закладки использовали, а в регистрационные кристаллы данные занести забыли. В общем, все люди, все человеки и ничто человеческое нам не чуждо. Даже призракам.
Когда же у пациентов, лежащих в разных отделениях фамилия одинаковая, то ходи, доктор, за результатами лучше сам, иначе неприятностей не оберёшься. Были уже прецеденты. Одного несчастного дядечку чуть не решили коллегиально вусмерть залечить. Хорошо, кто-то вовремя заметил, что согласно анализам он ещё и беременный.
Поэтому Дира ничуть не удивилась, когда из кардиологии примчалась старшая медсестра, а, может, и не примчалась, а на метле прилетела, с неё станется. И набросилась с обвинениями, что нейрохирургия её анализы крадёт. В смысле, не её личные, а больного, у них в отделении здоровье поправлявшего.
Разобрались быстро. В нейрохирургии лежала госпожа Штейлер, а у сердцеведов на излечении господин Штейлер находился. То есть, всё тоже и про то же: перепутали. Ну, как перепутали, так обратно распутали. Но то ещё рано утром случилось. В обед снова скандал: у несчастного Штейлера опять пропали результаты анализа – на этот раз крови. И эти нашлись быстро – на сестринском посту смирно лежали, в стопочке таких же бумажек. А вот когда всё та же ведьма, то есть, сестра старшая, появилась в третий раз – ближе к вечеру – Кассел заподозрила нехорошее.
Отправив кардиологичку пыхать дымом и рыть копытами землю в сторону близлежащего леса и пообещав уточнить адрес, если она орать не перестанет, Дира пошла общаться с собственным медперсоналом. Странно, но персонал с доктором контактировать явно не желал. И только мямлил что-то маловразумительное, вроде универсального: «Всякое случается!». Старшая сестра нейрохирургии – обычно ответственная до фанатизма с заходами в занудство женщина – косила густо подведёнными глазами и тяжко вздыхала. Сестрички мялись и прятались друг за друга – не всегда эффективно. Всё-таки часть из них призраками была. И что самое странное, собственный касселовский интерн, густо покраснев, попыталась смыться с места допроса.
Явный сговор налицо. Оставалось только выявить его цель и вывести зачинщиков на чистую воду.
Дознание прошло гладко, даже к пыткам прибегать не пришлось. Достаточно было пригрозить докладной, которая могла обернуться и лишением премии. Угрозе поверили, в отделении все знали, что самой Кассел на зарплату начхать. А, значит, в данном случае начальственного гнева ей бояться не стоит.
Понятно, что любви к Доктору С такие обещания не прибавили. Но она и так в всеобщих любимицах никогда не ходила. Правда, у самой Диры появилось подозрение, что терпение коллег скоро всё-таки лопнет. И перейдут они от злобных взглядов, да шипения сквозь зубы к активным действиям. Тогда-то и настигнет доктора Кассел тот самый «случайный» кирпич, падения которого горячо, хоть и шёпотом, ей уже давненько желали.
Но история с анализами стоила чужого злословия. Правда, детектива не вышло, зато получилась весьма романтическая история. Оказывается, Штейлеры неспроста носили одну фамилию. А были они ни много ни мало мужем с женой. Причём с очень солидным стажем супружества.
И в один совсем не прекрасный день с женой приключилась такая неприятная штука, как инсульт. Так она и оказалась в нейрохирургии. Кстати, с весьма призрачными шансами на выздоровление: преклонные лета, анамнез, отягощённый возрастными болячками, да и госпитализация не прошла гладко – упустили «золотой час»[1].
Господин Штейлер болезнь супруги принял близко к сердцу и через сутки оказался в кардиологии, тоже не с самым приятным, но гораздо менее фатальным диагнозом. Но дело не в его болезни, а в том, что он непременно желал поддержать жену. И вместо того чтобы лежать и спокойно лечиться, дедушка начал изыскивать способы хотя бы одностороннего общения с любимой. Ведь к жене его, понятное дело, не пускали. Собственно, такого пациента с постели вообще никуда не пускали, даже в туалет.
Но настоящий мужчина выход всегда найдёт. Растопив ледяные сердца сестричек рассказами о долгой и неимоверно счастливой семейной жизни, Штейлер уговорил девушек передать супруге послание. С условием, чтобы оно было зачитано вслух. Вот и…
– С выражением зачитано? – поинтересовалась Кассел, дослушав слёзную историю.
Внятного ответа доктор не получила. Зато заработала несколько весьма неприязненных и очень красноречивых взглядов. Кажется, с диагнозом «сердца нет» тут согласны были все. Хотя это и противоречило медицинским аксиомам.
– Хо-ро-шо, – тяжко вздохнула Кассел, буквально шкурой чувствуя, как её засасывает болото милосердия. Неприятная штука и для карьеры вредная. Но избавиться от неё никак не получалось. – Вы мне одно объясните: почему анализы? Записку передать не проще?
– Это я виновата, – как школьница подняв руку, застенчиво пискнула интерн. – В смысле, это моя идея. Подумала, что если нас застукают, как мы… Ну, то есть, когда мы… Вернее…
– Если вас застукают за выразительным чтением любовных посланий над пациенткой, находящейся в коме? – помогла найти нужную формулировку добрая Дира.
– Ну да, – покраснев, как помидор, согласно мотнула белыми кудряшками диво. – Вот если нас застанут, то… неудобно получится. А так: анализы и анализы, фамилии совпадают. Сестрички в кардиологии, когда их получают, дают господину Штейлеру на задней стороне письмо написать. Потом сюда передают. И мы… читаем. Говорят же, иногда такие больные всё слышат и даже возвращаются.
– Класс! – восхитилась Кассел. – Высший бал за изобретательность.
– Да мы бы вечером всё обратно вернули! – подняв на доктора огромные, синие, как небо и налитые влагой, как переполненный вешними водами пруд, глаза – то есть, собираясь разреветься, поклялась интерн.
– Молодцы! – похвалила Дира сразу всех. – Очень ответственный подход к делу. Так, старшей сестре задание: подробно, просто детально объяснить персоналу, что может случиться, если задержать результаты анализов. Всем остальным: записки из кардиологии передавать разрешаю, читать их тоже. Да хоть псалмы пойте. Но никаких идей с нелегальной доставкой сюда больных из других отделений!
Судя по вытянувшимся лицам, предупреждение оказалось своевременным. Были, были идеи притащить дедушку к жене на свидание!
– Р-романтики! – рыкнула Кассел, разворачиваясь на каблуках.
– А сама-то что? Сама вон парня по ручке поглаживала, да балакала с ним! – злобно прошамкала бабка.
Оказывается, представление без зрителей не обошлось – все пациенты, способные ходить, хоть и в сторонке собрались, но прислушивались жадно.
Дира не сразу поняла, чего это на неё старушка ополчилась. Только в ординаторской до доктора дошло: ведь ещё в реанимации обещала больной взамен возможности наслаждаться голым Варосом бойких и на всё готовых старичков. Получается, обманула. Со старичками, а тем более бойкими, в отделении сейчас наблюдался острый дефицит.
***
До конца смены ещё полтора часа оставалось, и возможность спокойно посидеть на диванчике появилась, а желание послать всё в Хаос становилось почти нестерпимым. Как-то иначе Кассел себе дежурства в отделении представляла. Или забылось за давностью лет? Всё же в операционной и реанимации поспокойнее. А тут вроде ничего толком и не сделала, но устала, как ящер ездовой.
Нет, общение с людьми напрямую явно не её стихия.
– И всё-таки вы неправы! – робко, но решительно подал голос один из тех, с кем Дира предпочитала контактировать исключительно посредством скальпеля.
– В чём? – лениво уточнила врач, привычно сбрасывая тапки и ноги вытягивая.
– Вот в том, что сегодня было, – интерн отодвинула в сторону карты, которые до этого прилежно, а, главное, молча заполняла. Сцепила руки в замок, глядя на Кассел по-птичьи, искоса. – Нам говорили, что врач должен быть человечнее. Что уже при виде жёлтого халата больному должно становиться легче. И я считаю это правильным!
– Если пациенту стало легче при виде жёлтого халата, то он не больной, а симулянт, – едва сдерживая зевоту, проворчала Дира. – Помогать должно лечение. Кстати, меня давно интересует этот вопрос, да всё никак случая уточнить не было: а человечнее – это как? То есть, я должна с каждым посидеть, за ручку подержать, по головке погладить? О здоровье его собачки расспросить?
– Ну не так утрировано, но…
– А без всяких но, – раздражённо буркнула Кассел, осознав, что спокойно ей доработать не дадут. – Выбрось из головы весь бред про «человечность» и «внимательность». Больному человеку плохо и страшно. Ему хочется сочувствия и жажда поведать каждому встречному, как всё ужасно, естественна. Но при виде врача у пациента должна появляться только одна эмоция: уверенность, что всё закончится хорошо. Остальное не наша забота. Если со всеми сюсюкать, то времени на основную работу не хватит. Сваргань-ка лучше чаю, займись полезным делом. И оставь этику в покое. Её, бедную, и без тебя есть кому мусолить.
– Хороший врач найдёт время и на то, и на другое, – упрямо набычившись, заявила чудо. Но всё же встала и коробку с заваркой достала.
– Упёртая – это хорошо, – не столько позицию, сколько действия интерна одобрила Кассел. – Но наивная, а это плохо. Нет, я понимаю твоё желание пациентам нравиться. Чтоб смотрели, как на спасителя, в ножки кланялись и ручки целовали.
– Я вовсе не… – зарумянилась дива.
– Ты вовсе да, – кивнула Кассел. – Но всем понравиться невозможно, заруби это на своём курносом носу. Посиди в очереди к любому врачу, послушай, что говорят. Вот пока приёма дожидаются, главная жалоба какая? Правильно: «Долго как, сил нет!». А когда из кабинета выходят? «И не посмотрел толком, и не послушал, сразу вон выставил, как собаку!». Всё просто, Анет. Идеальный врач – это Бог, который щелчком пальцев излечит, и родная мать в одной упаковке. Ты готова стать Богом и родной матерью?
– Нет, но… – девушка, видимо, ошарашенная тем, что Дира её имя помнит, не сразу нашлась с ответом.
– И если уж говорить о морально-этических проблемах, – доктор села прямо, ногой нашаривая тапки. – То представь, что тебе на стол попала родная мать. Или сестра. Да вот хоть твой дядя. Как ты их резать станешь? Слезами умываясь и причитая? Трясясь от страха, что можешь напороть? Пациент должен оставаться только работой, предметом, телом приложения твоих профессиональных навыков. А будешь его жалеть, наверняка на тот свет отправишь. Слышала байку о том, что если врач родственников лечит, то осложнения гарантированы? Так это – не примета, а следствие эмоций.
– Как же вы живёте-то? – от переизбытка чувств у дивы даже подбородок дрожал, – совсем без эмоций?
– Хорошо живу, с комфортом, – огрызнулась Дира. – И с эмоциями всё в порядке. Например, сейчас я жутко злая. Поэтому пойду лучше, прогуляюсь.
Дверью шибать Кассел не стала, а вот от встречи со старшим звездуном сейчас бы совсем не отказалась. Порвать кого-нибудь на лохмотья и выпустить пар было нелишним. Но как назло, в пределах видимости бугая доктор не обнаружила. Зато под дверью ординаторской маялся Принц, тот самый легендарный возлюбленный Спящей царевны.
Увидев врача, парень глаза в сторону отвёл, как кот нашкодивший. И так сжал форменную пилотскую фуражку, которую в руках мял, что козырёк скрипнул. А, может, и кокарда, но скрипнуло отчётливо.
– Добрый вечер, – очень стараясь не рычать, а говорить обычным, как у всех нормальных людей, голосом, поприветствовала посетителя вежливая Кассел. – Вы что-то хотели?
– Да… – промямлил пилот. Несмотря на общий бравый вид, сейчас он больше на робкого подростка смахивал. – Поговорить.
– Говорите, – смирившись с неизбежным, разрешила Дира.
– Здесь? – удивился Принц.
– Хотите пригласить меня в ресторан?
– Я понял, – день такой был, наверное. А, может, новолуние на людей влияло, но краснели все сегодня подозрительно легко. – Дело в том, – парень откашлялся и, видимо, решил начать заново. – Мы летали туда, в Ир-на-Льене. Грузы возили, раненых тоже. Я кое-что видел, да и слышал. Разное.
– И? – поторопила его Кассел.
– В общем, так говорили, что вы просто чудеса творите, – ещё больше смутился Принц. – Ну, не вы конкретно, но те, кто там были. Врачи.
– И?! – не-рык давался всё труднее.
– Вы ещё разок Элиану не посмотрите? – выпалил пилот одним махом, на выдохе. – Ну, надежда же есть, да?
– Понятно, – протянула Дира. – То есть, вы ни много ни мало от меня чуда просите?
– Но вы же там были, – заторопился парень, – значит, не боитесь ничего. И умений хватает. Ну что вам стоит просто попробовать? Вы же врач, к Хаосу! Спасать должны! Сами же… Бросили всё! Мол, не в наших силах, смиритесь! Там-то наверняка не мирились, а здесь… Да ну!
Пилот махнул рукой, нацепил свою фуражкой с такой силой, будто решил в ней макушкой дырку пробить. И пошёл по коридору, словно сваи вбивая – зло.
Кассел даже попытки остановить его не сделала. Хотя могла, конечно, рассказать и о том, что медицина далеко не всегда всесильна. И о том, что «там» она и трусила, и мирилась. И о том, что с ограничивающим браслетом она к его невесте и близко не подойдёт. Без него, может, и рискнула. Вряд ли конечно. Но сейчас точно не подступится.
В общем, много бы Дира сказать могла. Но промолчала.
***
Никуда не торопясь, Кассел брела к главным воротам больницы. Рядом с ними ящера нанять и днём, и ночью без проблем можно. Спешить же врачу некуда было. Разве что домой для прослушивания очередной лекции, как неправильно она живёт. А это не то удовольствие, до которого секунды считаешь. Тем более что выволочка Дире предстояла грандиозная. С тех пор как она из командировки вернулась, непочтительная дочь так и не дала заботливой матери поучить её жизни. Соответственно, количество претензий леди Ван’Кассель только увеличивалось.
Вот и тащилась уставший доктор, едва за собственные ноги не запинаясь. Лелея дурное настроение и тихо ненавидя весь мир, а, заодно, и свою, совсем пропащую, жизнь. Тут-то её детектив Эйнер и окликнул – негромко так, но настойчиво, не оставляя ни единого шанса призыв проигнорировать.
Следователь, стоящий рядом с потрёпанным, видимо, служебным экипажем пребывал в полном согласии с выбранным амплуа. То есть, был брутален, устал, небрит и ироничен.
– А я вас поджидаю, доктор Кассел, – сообщил сыщик, двумя пальцами приподняв полу мягкой шляпы – приветствие обозначил. – По делам тут был, ну и заметил светило современной хирургии в коридорах богоугодного заведения. Спросил у сестрички, когда ваша смена заканчивается. И вот, дождаться решил.
Уже только за эту шляпу Дира простила ему всё: и то, что дожидался, и то, что остановил, и то, что с ним ещё разговаривать придётся. А за светло-серый пыльник врач даже улыбкой детектива наградила. Уж слишком ей хотелось увидеть его именно таким – в мягкой фетровой шляпе и плаще. Без них образ инспектора всегда казался незавершённым. Зато сейчас хоть в иллюзионе снимай!
А вот велеречивость и словоблудие не шли Эйнеру совершенно.
– Когда вы изображаете деревенского дурачка, выглядите естественнее, – сообщила честная доктор Кассел.
– А сейчас я кого изображаю? – поинтересовался сыщик, небрежно прислонившись к не слишком чистому боку экипажа.
И прикуривая. Всё, Дира была поражена точнёхонько в сердце! Вот этого штришка – горящей в полумраке сигареты – для полноты картины и не хватало.
– Без понятия, – честно призналась врач. – Надеюсь, что не томимого желаниями поклонника.
– А если я того, – мерцающий, как глаз демона, огонёк, описал полукруг, – томим?
– Придётся справляться самому, – разочаровала его Кассел. – К сожалению, в данном случае медицина бессильна.
– Это бесчеловечно.
– Да идите вы с вашей человечностью! – зародыш благодушия испарился, оставив после себя только воняющую гарью злость. И, пожалуй, усталость. – Всего хорошего, инспектор.
Дира двинулась было к стоящим в сторонке таксистам. Но Эйнер её опередил – встал, загородив дорогу. Такого не сразу и обойдёшь.
– У вас что-то случилось? – спросил серьёзно.
Лицо в тени шляпы не разглядеть, но Кассел показалось, что сыщик нахмурился. А ещё руку с сигаретой далеко в сторону отвёл. Нет, доктор ничего против табачного дыма не имела, но полицейский-то этого не знал. Джентльмен, что ли? Такая предупредительность заслуживала вознаграждения.
– Ничего у меня не случилось. Устала просто, – ответила Дира спокойно, старательно утрамбовывая раздражение на самое дно души.
– Это я могу понять, – кивнул Эйнер. – Поэтому предлагаю…
– Нет, – отрезала Кассел.
– Что нет? – удивился сыщик.
– Всё нет. Ужинать, развлекаться, смотреть гравюры в вашей спальне – всё нет.
– Удачно, – хмыкнул детектив.
И замолчал, подлец. Пришлось-таки Дире, продолжения так и не дождавшейся, спрашивать. Развернуться бы да уйти, оставив его наедине с недоговорками. Но тогда всё происходящее слишком сильно на ссору походило. Обязательно ведь найдутся свидетели. Разгребай потом слухи.
– Ну и что удачно? – буркнула Кассел.
– Удачно, что в моей спальне нет гравюр, – охотно пояснил Эйнер. – Если, конечно, не считать пятна на обоях. Оно мне очень парусник в шторм напоминает. Хотя на самом деле просто стена в дождь мокнет. Но плесень в чашках на столе вполне может сойти за инсталляцию. Поедете смотреть?
– Нет!
– Почему-то я так и подумал, – ничуть не разочаровался сыщик. – Поэтому всё-таки предлагаю ужин и одну ночь на двоих. Но не так, как вы это представляете.
– Уже интересно.
Хмыкнула Дира, тихонько недоумевая, почему это она до сих пор тут торчит? По-хорошему, конечно, затрещины сыщик ещё не заслужил. Ничего такого Эйнер не сказал, да и Кассел не институтка, чтобы на откровенные предложения оскорбляться. Но вот развернуться и всё-таки уйти стоило. Зачем в мужчине будить нереализуемые надежды? Расстроится ещё потом.
– А я знаю, что это интересно, – по-прежнему смертельно серьёзно кивнул детектив. – Иначе бы и не предлагал. План таков. Сейчас мы садимся и едем за город. Недалеко, дорога примерно полтора часа займёт, так что вздремнуть вы успеете. Там у моего друга есть домик. Ничего роскошного – простая избушка на три комнаты, зато на берегу озера. И, главное, до ближайшего жилья не меньше получаса пешком. То есть тишина, полное уединение: только вы, я, лягушки и комары. Там мы жарим мясо на углях под бутылочку-другую неплохого вина.
– И что мы станем делать после того, как съедим мясо, выпьем вино и вдоволь насладимся комарами? – усмехнулась Дира.
– Мы будем молчать, – сообщил Эйнер. – Поверьте, средство проверенное. Когда всё достанет так, что первого встречного придавить хочется, только тишина, лес, озеро и костёр! А утром уже готов дальше жить. Правда, обычно я так один расслабляюсь, но, думаю, вы мне мешать не станете.
– А, может, это вы будете мне мешать?
– Не буду, – помотал головой детектив. – Я так за последнее время наговорился, что мозоль на языке набил. Кстати, спален там две. Так что даже повода не будет лечь с вами в одну постель. Ну что, едем?
– Вопрос: зачем так усердно меня уговаривать, если ездите туда один?
– О Боги, Дира! Да потому что на вас смотреть жалко! Легче драконам скормить, чтобы не мучилась. Что вы ломаетесь, как юная дева? Цену себе набивать никакого смысла нет, всё равно не куплю.
От возмущения Кассел не сразу и сообразила, чтобы такое ответить. Ну а дальше уже и смысла отвечать не было никакого. Впору: «Помогите!» – орать. Потому что Эйнер проворчав что-то похожее на: «Да иди ты в Хаос!», как-то на удивление сноровисто и ловко скрутил доктора и сунул в экипаж – Дира и понять толком ничего не успела, как ящер вперёд рванул.
– Ну вот, – облегчённо выдохнул сыщик. – Считайте, что это похищение. От вас больше ничего не зависит. Потому предлагаю расслабиться и получать удовольствие.
– Вас как хоть зовут-то, похититель? – проворчала Кассел, разглаживая юбки.
А что ещё делать? Даже на помощь звать поздно.
– А я уже представлялся, – безмятежно сообщил полицейский, – но вы, видимо, запамятовали. Маем матушка нарекла.
– Вы что, сговорились?!
– С кем?
– Так, ладно! – Дира благонравно сложила руки на коленях и даже глаза пучить перестала. – У вас брата, случайно, нет?
– Брата случайно нет. Две сестры подойдут? – предложил Эйнер. – А имя мне и самому не нравится. К сожалению, когда его выбирали, моим мнением почему-то поинтересоваться забыли. Приходиться жить с тем, что есть.
На это Кассел и возразить-то нечего было. Вот её мнением сейчас тоже не слишком интересовались, предлагая получать удовольствие от того, что есть. Может, к совету и прислушаться стоило?
[1] Золотой час – термин, используемый в реаниматологии для определения промежутка времени после получения травмы/резкого ухудшения состояния больного, который позволяет наиболее эффективно оказать первую помощь.
Глава восьмая
Глава восьмая
Пациент остро нуждается в уходе врача. И чем быстрее врач уйдёт, тем пациенту станет легче
Дира молчала. Правда, сказать хотелось многое. Но как известно, Кангар слезами не убедишь, а завотделением не разжалобишь стонами типа: «За что?!» и «Почему опять я?!». Материться врачу тоже вроде не пристало. Вот и приходилось сверлить яростными взорами любимого начальника в полной тишине. Хотя, конечно, шансов таким способом в нём совесть разбудить не много.
– А ты что хотела, дорогая моя? – хитровато усмехнулся Лангер, поигрывая очками – складывая-раскладывая роговые с серебряной инкрустацией дужки. – Думала, в палатах отсидишься, не работа, а молоко с мёдом? Ну уж нет! Привыкла в операционной мечом размахивать: всё с налёта, да с наскока, никто с тебя, кроме Близнецов, не спросит?!
– Тогда уж скальпелем, – буркнула Кассел, уставившись в окно.
Что на начальство-то даром пялиться? Всё равно толку не будет. А на улице вон весна уже вовсю буянит: листья на ветке липы расправились, потемнели. Сук дрогнул, сбросив каскадик капель, от быстрого утреннего дождя оставшийся. Наверное, птица прыгнула, вот ветка и закачалась. Посмотреть на синичку или там воробья Дира бы сейчас не отказалась. Недаром же умные люди считают, что природа успокаивает.
Вчера так хорошо было: ночь, туман над озером, потрескивающий костёр, застенчивое кваканье лягушек. И тишина вроде не тишина – вон сколько звуков, но безмятежность и умиротворение. Врач даже и не спала почти ночью, покой слушала. А утром всё равно как огурец, только что сорванный.
Но это пока на работу не пришла.
– Да хоть кочергой! – уважаемый доктор Лангер хотел было привычно рявкнуть, да сдержался. Снова съехал на приторно-карамельно-поучительный тон. – Ты, девочка моя, с людьми общаться не умеешь категорически.
Ветка, конечно, привлекательнее завотделением, но тут уж Кассел не сдержалась, снова уставилась на седогривого – с укоризной. Это как так, не умеет? Сейчас же молчит, ни слова поперёк не сказала!
– Нет, не про больных речь, тут претензий никаких. А вот с родственниками и, тем более с персоналом… – Лангер очень удачно сделал вид, что никаких таких взглядов не замечает. А если и видит, то значения их не понимает. – Несдержана, грубишь, к младшему медицинскому персоналу придираешься сверх меры. Мнение коллег в грош не ставишь. Слишком много о себе мнишь!
– Это когда я?!. – задохнулась от возмущения Дира.
– Заведующий отделением такие вольности себе позволить может, – если начальство изволило воспитывать, то подчинённым полагалось внимать и молчать в тряпочку. – А вот рядовой хирург – нет. И твоего мнения тут не спрашивают! – перешёл-таки на рык Лангер. – Я тебе карьеру губить не дам! Ты у меня ещё диссертацию защитишь!
– Так это всё для моей пользы, что ли? – скривилась Кассел. – Ради моего же блага, да? В воспитательных целях?
– А ты как думала?! – рявкнул, забывшись, завотделением. – Зря я, что ли, в тебя столько сил вложил? Изволь долги отдавать!
– Я хирург…
– И я хирург! Знаешь, может, это тебе и странным покажется, но тут все хирурги, – бешеным василиском зашипел, плюясь, Лангер. – И все, представь себе, умеют оперировать! Да, лорд Солнце в лобик чмокнул, но врач из тебя дерьмовый! И лучше уже не станешь. Значит, будешь администратором!
– И когда вам эта истина открылась? – ну случаются же такие моменты, когда язык за зубами удержать никаких сил нет. – До того, как вы этот кабинет заняли или после?
– Ах ты, соплячка! – вызверился заведующий. Между прочим, на совершенно законных основаниях вызверился. – Пошла вон! И изволь мои приказы выполнять! Иначе отправишься в Драконьи Жопки ящерам хвосты крутить! С волчьим билетом и без всякого сертификата!
Да, уважаемый доктор Лангер обычно любил выражаться изысканно и где-то даже чересчур витиевато, пересыпая нормальную человеческую речь канцелярщиной и заумностями. Но случалось и ему использовать обороты, лишённые не только изысканности, но даже к приличным не относящиеся. Для подчинённых это значило лишь одно: немедленно сгребай ноги в руки и топай исполнять приказы. Желательно строевым шагом. Иначе в тот самый, вышеупомянутый населённый пункт и отправишься. Где бы он ни находился.
Может, потом зав поостынет, одумается и всплакнёт над твоей горькой судьбой. Да поздно будет. Найти новое место работы нейрохирургу непросто. Даже расти у тебя из каждого пальца по скальпелю, а ставок для таких узких специалистов удручающе мало – не в каждой больнице и есть. Согласно сертификату ты кто? Значит, аппендициты, например, вырезать права не имеешь. А если хочешь получить такое право, шагай в ординатуру, три года учись заново. Это только в слёзных романах кардиологи, зарезав на столе любимую женщину-папу-хомячка, мигом переквалифицируются в патологоанатомы, а потом с блеском удаляют опухоли мозга. Реальность в такие сюжеты не верит.
Береги, врач, сертификат и категорию смолоду. А о чести твоей пусть супруг думает.
– Ты меня поняла? – гавкнул Лангер, дабы убедиться: вся серьёзность создавшегося положения до доктора дошла.
– Поняла, – не слишком охотно, но всё-таки ответила Кассел. – В общих чертах. Ну, хорошо, острых пациентов сейчас нет. К реанимации я их, ясно, близко не подпущу. Но что делать, если кого нового привезут?
– А вот сама и думай, что делать, – мстительно отозвался заведующий, обеими ладонями приглаживая вставшую дыбом гриву. – Но если появятся жалобы, спрошу с тебя. По всей строгости и согласно трудовому законодательству.
Переводя с начальственного языка на общечеловеческий: с официальными выговорами, с занесением в личное дело и прочими прелестями. А три выговора равняются автоматическому увольнению с волчьим билетом. Такого закона как раз и нет. Зато есть негласное правило.
– Если хотите меня уволить, то могу и сама заявление подать, – буркнула Дира.
– Да не уволить я тебя хочу, – ласково, по-отечески глядя на хирурга поверх очков, заверил Лангер, – а научить. Непослушных детей иногда и пороть стоит. А что делать, коли они собственную выгоду не понимают?
– Не слышала, чтоб педагоги рекомендовали топор, – хмыкнула Кассел вставая.
– Топор, не топор, а деваться некуда, – довольно заключил заведующий, пододвигая к себе стопку бумаг. – Руки я тебе выкрутил, в угол загнал, выбора не оставил. Так что исполняй. К тому же это ненадолго. Дней пять – не больше.
– Пять?! – Дира как вставала, так и плюхнулась обратно. – Вы хотите, чтобы эта орда отделение пять дней разносила?
– Во-первых, не я, а главный врач и попечительский совет нашей больницы. Из департамента письмо пришло, чтоб содействовали и всё такое. С намёком, что и в министерстве за этим делом приглядывают. А, во-вторых, не разносить. Работать будут люди, доктор Кассел, ра-бо-тать. Как и вы.
– Нет, – покачала головой врач, ещё никогда не чувствовавшая себя такой несчастной, – я работать как раз не буду.
– Значит, станешь выживать! – грохнул ладонью по столу Лангер, вмиг растеряв всю свою благожелательность. – Дополнительное финансирование с потолка не сваливается. Всё, пошла вон! И чтоб я тебя не видел! А, главное, чтоб я о тебе ничего не слышал!