Текст книги "Кофе с ограблением"
Автор книги: Катарина Ингельман-Сунберг
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Если же говорить о комнатах подозреваемых, в четырех из них царили чистота и порядок, что значительно облегчило его работу, и кроме старомодной одежды, ортопедической обуви, фотоальбомов и баночек для таблеток, там особенно ничего и не было. А вот пятая напоминала склад с массой инструментов, крепежа, моторов и радиодеталей, однако и там все равно ничего не удалось связать с преступлением, несмотря на все старания Ленберга. Чертовщина какая-то, подумал он, в любом другом случае, если бы кто-то один признался в исторической краже произведений искусства, ее можно было бы считать раскрытой, но сейчас таких имелось целых пять человек, и все стояло на месте. Комиссар вздохнул и за неимением лучшего прихватил с собой расчески стариков. Ведь образцы их ДНК они всегда могли взять, даже если за такие анализы приходилось платить неимоверно дорого.
Когда трое полицейских собрались в офисе, чтобы обменяться результатами своего труда, все они были утомлены и подавлены. Комиссар Петтерсон положил руки на стол перед собой.
– Как вы знаете, картины и выкуп исчезли, и пятеро пенсионеров признались в преступлении. Даже если мы еще ничего не нашли на них, прокурор хочет оставить всю компанию в следственном изоляторе, ведь речь идет о мировых шедеврах на тридцать миллионов, а у нас пока нет иных зацепок.
Стрембек положил ноги на стол и уставился прямо перед собой.
– Я уже представил себе заголовки газет, – сказал он. – «Полиция держит под замком пятерых стариков. У них нет других версий».
Все вздохнули, пожалели себя и решили пойти по домам, чтобы завтра с новыми силами взяться за работу. Ведь сейчас, помимо трудной кражи произведений искусства, они вдобавок получили себе на шею еще пятерых сумасшедших.
38
«Вольво» миновал станцию метро и остановился перед Соллентунским следственным изолятором. Водитель Калле Стрем и два тюремных надзирателя помогли Марте выбраться из машины и позаботились, чтобы она не забыла свою поясную сумку, палку и прочие вещи.
– Странно видеть его здесь, – сказал Калле и показал на выносной велосипедный отражатель на роляторе Марты.
– Никто не хочет, чтобы его сбили с ног, – объяснила она. – Лучше такая штука, чем разбитые колени.
Калле улыбнулся. Он возил самых разных преступников, но эта дама ему особенно понравилась. Пребывание в тюрьме, казалось, вполне устраивало ее, и всю дорогу из Крунуберга она напевала «Скрытого бога».
Марта поблагодарила за поездку, наклонилась к ролятору, огляделась вокруг и покачала головой, увидев серые многоэтажные постройки Соллентунского торгового центра.
– Посмотрите на эти лежащие небоскребы, парни. Хуже не придумаешь. Их создатели должны сидеть в тюрьме, а не я.
– Но это здание ведь получше? – возразил Калле и показал на следственный изолятор. Марта наклонила голову и обвела взглядом фасад. Высотка из стекла и бетона стояла в окружении невзрачных домов и блестела в лучах солнечного света. Конечно, снаружи она выглядела просто здорово, и как глупо, что отныне Марте предстояло находиться внутри.
– Сюда, – сказал один из надзирателей и показал ей на вход.
Сейчас ей следовало оставить все свои вещи и, миновав специальный шлюз, зарегистрироваться «на новом месте временного проживания». Она сразу посерьезнела и вспомнила шок, который испытала, когда констебль в Крунуберге наклонился вперед, обвел их всех взглядом и сказал:
– Мы не размещаем мужчин и женщин в одной тюрьме.
В то мгновение Марта чуть не упала в обморок. Как можно было забыть о такой важной вещи? Она смутилась и подумала, что, если их осудят, им со Стиной придется разлучиться со своими старичками на целый год. Знай она об этом заранее, они, наверное, предпочли бы остаться в своей богадельне, но тогда, с другой стороны, у них не было бы их замечательных приключений. Как обычно, за все в жизни требовалось платить. К сожалению, она не могла встречаться со Стиной и Анной-Гретой.
– Подельников нельзя держать вместе, – объяснил констебль.
– Подельников? – поинтересовалась Стина.
– Когда несколько человек замешаны в одном преступлении, нам необходимо разделять их.
– Вы не можете так поступить с нами, – запротестовала Марта. – Мы ведь как одна большая семья и должны быть вместе.
– Именно этому мы и хотим помешать. Картины и деньги все еще не найдены, и вы можете сговориться между собой.
Пятеро стариков беспомощно смотрели на констебля и даже не заметили скрытую похвалу на свой счет в его словах. А потом их взгляды остановились на Марте.
– Ты же говорила, нам будет лучше в тюрьме, – проворчала Анна-Грета раздраженно. – Подобное никак не входило в наши планы.
– Простите меня, я и представить не могла… – Марта сглотнула слюну и почувствовала, как слезы побежали по ее щекам. Гений, вероятно, увидел это, поскольку обнял ее.
– Дорогая, все могут ошибаться. Не плачь. Мы скоро выйдем на свободу.
Тогда Марта забыла про все свои комплексы, положила голову ему на грудь и разрыдалась.
– Подумать только, и Грабли не придет навестить, – всхлипнула Стина, и у нее тоже слезы полились рекой. А Грабли обнял ее за плечи.
– Но послушай, мне, как моряку, приходилось подолгу плавать, – сказал он. – А тюрьма все-таки на земле, и там без проблем дают увольнительные. Ты увидишь, мы скоро встретимся снова. – Он убрал волосы с ее лица и поцеловал в щеку.
Грабли закашлялся, а Гений несколько раз вытер нос рукой. Все выглядели очень несчастными, а у Марты разболелся живот при мысли о том, что она сотворила. Ведь, в конце концов, все получилось совсем иначе, чем она представляла себе. Признавшись во всем в полицейском участке, Стина и Грабли, например, пожалели об этом. Сейчас они считали, что им следовало остаться в отеле. То же самое касалось и Анны-Греты, которая снова начала мечтать о Гуннаре с финского парома. И они сразу расхотели идти в тюрьму, несмотря на предыдущие договоренности.
– Ты могла бы разузнать все немного лучше, – сказала Стина, которую сильно печалила приближающаяся разлука с Граблями. Но она к тому же беспокоилась по поводу своих детей и о том, что скажут ее старые знакомые из церковного хора в Йенчепинге.
– А вы сами? Разве вы не могли ничего сделать? – защищалась Марта. – Моя голова была забита планированием краж.
– Да, ты заразила нас своими преступными замыслами, – сказал Грабли, и Марта, которая уже закончила плакать, разревелась снова.
– Мне ужасно жаль, – всхлипнула она. – В следующий раз я постараюсь не ошибаться.
– В следующий раз? – включился в разговор констебль. – Неужели все так плохо? Вы еще не попали в тюрьму, а уже планируете новое преступление.
– Нет, нет, я имею в виду в жизни, – объяснила Марта. – Отныне я сначала буду все тщательно обдумывать и только потом действовать.
– Остается пожелать тебе удачи в этом, – сказал Грабли.
Всплакнув еще немного уже всей компанией, они помирились, прежде чем их должны были развести по камерам, и долго обнимались, уверяя друг друга, что скоро увидятся снова. Марта попыталась напоследок как-то ободрить остальных.
– Время летит быстро. Скоро нас переведут в колонию и отпустят на свободу с электронным браслетом на ноге. А потом мы снова окажемся на свободе, – сказала она и понизила голос, чтобы никто посторонний не мог услышать ее: – И послушайте, не забудьте требовать посещения священника. Не только Бог общается с ним, – продолжила она таинственно и подмигнула. А затем быстро пожала их руки три раза, и друзья поняли, что у нее появилась новая идея.
39
В Соллентунском следственном изоляторе все дышало новизной и свежестью, и фактически разлука с обычным миром переносилась легче, чем в более старом и несовременном Крунуберге. Но он в любом случае оставался тюрьмой, и пребывание в нем, особенно в первые часы, действовало удручающе. Марта не стала исключением, и пусть она старалась высоко держать голову и выглядеть спокойной и собранной, на душе у нее кошки скребли.
Прежде всего ее беспокоило, почему полицейские в Крунуберге так недружелюбно отнеслись к ним. Они впятером пришли признаться в своих деяниях, но вместо благодарности столкнулись с иронией и, да, чуть ли не насмешками со стороны господ в униформе. Никакого уважения к старым людям! А ведь когда Анна-Грета расплакалась из-за исчезнувших картин, а Стина рассказала, как она дорисовывала их, констебль, казалось, получил достаточно. Он позвонил прокурору и потребовал задержать всех. А потом их допросили еще немного, и они вполне естественно превратились в подозреваемых в преступлении, в котором сами признались.
– Тебе сюда, – Марта почувствовала толчок в бок, и надзиратель направил ее в комнату, где ей требовалось пройти процедуру оформления. Она попала в чистое помещение, где пахло свежеструганым деревом и пластмассой, и села в кресло в маленьком холодном закутке около стеклянной стены, где ее попросили подождать. А спустя немного времени с другой стороны прозрачной перегородки появились несколько человек в синих свитерах, и Марта вежливо помахала им. Вертухаи, подумала она и заставила себя пробормотать это слово несколько раз. Ведь именно так, насколько ей было известно, надзирателей называли среди заключенных, и сейчас, попав в тюрьму, она хотела показаться своим человеком и легко и непринужденно влиться в местный коллектив. В Крунуберге она слышала разговоры об издевательствах и прочих ужасах, поэтому решила держать ухо востро. Окошко открылось, и один из вертухаев появился в нем.
– Добро пожаловать, – сказал он и, по мнению Марты, это звучало довольно странно, как если бы ее здесь с нетерпением ждали как дорогого гостя и просто хотели поздороваться.
А затем последовал разговор с вопросами о самочувствии, принимает ли она какие-нибудь таблетки, нужно ли ей специальное питание и как она смотрит на будущее пребывание в заключении, и у нее создалось впечатление, что персонал сразу хотел понять, кто является настоящим злодеем, а кто – нет. И в ее случае с этим действительно нелегко разобраться. Она уж точно мало напоминала преступницу, в особенности когда пользовалась ролятором.
Ей пришлось оставить свои часы, портмоне, кольца, браслеты и другие личные вещи и, в качестве последней процедуры, переодеться в тюремную одежду. А потом ее отвели в камеру, одну из многих, выстроившихся в ряд в длинном, широком, покрашенном серой краской коридоре с люминесцентными лампами на потолке, попав в который Марта остановилась и сделала глубокий вдох. Ведь все здесь выглядело точно как в кино.
– Пожалуйста, – сказал вертухай. Он открыл дверь с номером 12, и, войдя внутрь, она почувствовала себя точно как в каюте парома с единственным отличием: здесь, к сожалению, ей достался другой класс. Камера имела площадь не более десяти или даже, пожалуй, шести или семи квадратных метров. В ней, конечно, нашлось место для душа и туалета, но в остальном пространства хватило только для постели, письменного стола, бельевого шкафчика и нескольких хилых пластмассовых крючков, чтобы вешать на них одежду. Клетка, да и только. И Марта сразу же ощутила себя попавшей в неволю птицей. И если раньше пребывание в тюрьме представлялось ей увлекательным отпуском, сейчас она внезапно осознала всю тяжесть такого наказания.
Вертухай закрыл дверь, и ей еще больше стало не по себе. Она огляделась вокруг и обнаружила, что все предметы закреплены намертво, даже полки в шкафчике несъемные, а у унитаза отсутствовала крышка. И все с единственной целью – помешать заключенным поранить себя или повеситься. Марту начали одолевать сомнения. Судя по всему, она попала в самый современный следственный изолятор страны, и вряд ли тюрьма могла оказаться намного лучше… Она изучила мебель и подумала, что на пароме не заметила в ней никаких изъянов, пусть судно и качало, а здесь же, в стационарном помещении, все, похоже, было вкривь и вкось. И это имело много общего с жизнью, поскольку в ней тоже не существовало ничего идеального.
Она попытать утешить себе тем, что находится здесь лишь до суда, а потом ее должны были отправить куда-то далее. Но только не к Гению. Она опустилась на койку, и у нее защемило сердце. Ей так не хватало ее старичка, и она даже не осмеливалась подумать о том, как плохо сейчас Стине. Да и Анне-Грете наверняка тоже было не легче, она ведь так надеялась на своего Гуннара. Марта тяжело вздохнула.
Нет, тюрьма явно проигрывала даже их дому престарелых, и в первый раз после того, как они оставили богадельню, у нее мелькнула мысль о побеге. Заключенным ведь полагались увольнительные… Они же могли просто забрать деньги из водосточной трубы и уехать. Марта представила себе, как она и весь хор улетели во Флориду или какое-то другое место, где тепло и красиво. Там они жили бы в роскошных отелях, играли в казино и питались всякими деликатесами. Подобное, конечно, можно организовать, подумала она, но тогда ей надо взяться за дело немедленно. Если она начнет сейчас, прикинула она, план будет готов уже к ее первому отпуску.
На следующее утро Марта вызвала к себе надзирателя и сказала, что пролежала всю ночь без сна, поскольку ей требовалось исповедаться в чем-то очень важном. Для душевного успокоения она хотела переговорить со священником. Иначе она в своем возрасте может просто не дожить до суда. Надзиратель сразу же позвонил духовнику.
40
В номере принцессы Лилиан известная поп-звезда, покачиваясь, добрался до мини-бара и взял оттуда очередную бутылку виски. Длинные белые волосы певца сегодня явно еще не встречались с расческой, да и джинсы он, очевидно, натягивал в спешке, не позаботившись как следует заправить в них рубашку. Он икнул, посмотрел на этикетку и достал другую бутылку. «Макаллан» 1952 года. Внизу, в баре отеля, она стоила 1199 крон за десять граммов, так что эта его вполне устроила. Он скрутил пробку и сделал пару глотков, прежде чем пошел в спальню и поставил бутылку перед собой, добавив к ней два стакана. Его девица крепко спала, и после недолгих раздумий он решил достать сигарету, и его взгляд упал на ночной столик с бутылкой, оставшейся со вчерашнего дня. В ней еще осталась капелька виски. И она могла стать прекрасным дополнением к его «Мальборо».
Он вышел на балкон и наполнил прохладным воздухом легкие. Стокгольм только начинал просыпаться, солнце медленно поднималось, и темнота постепенно уступала свое место свету. На водной глади около здания парламента одинокий рыбак поднимал свою сеть, и певец удивился, как такое возможно в центре большого города.
Да, он любил Стокгольм, здесь даже в сердце мегаполиса человек чувствовал себя как в деревне. И было просто замечательно выступать в Швеции. Хорошо воспитанные аборигены всегда аплодировали, в то время как в странах вроде Италии и Франции постоянно существовала опасность нарваться на смех и улюлюканье. В Стокгольме он чаще всего получал овации, и при любом раскладе публика встречала его на ура, поэтому не было ничего удивительного в том, что он устроил себе праздник накануне вечером. Ему на глаза попались бутылки из-под виски, которые он и его музыканты выбросили за перила балкона. Сейчас они все лежали на краю плоской крыши, а две скатились к водосточной трубе. Ему не следовало так увлекаться спиртным, ведь вечером его ждал концерт в Осло, и там требовалось быть в форме, но ему понравилась эта девчонка в «Кадиер», а там пошло-поехало. Потом она поднялась к нему в номер, и продолжение оказалось выше всяких похвал. Держа бутылку в одной руке, другой он достал красивую золотую зажигалку, на которой было выгравировано его имя, и наконец затянулся.
Он спокойно курил и провожал взглядом поднимавшиеся вверх кольца дыма, а потом загасил окурок, допил остатки виски из вчерашней бутылки и выбросил ее за перила. Она со звоном присоединилась к другим, и тогда он заметил, что одна из них закупорена. Что за чертовщина? Он хрипло рассмеялся.
Когда-то хождение по краю пропасти служило для него источником адреналина, и однажды он даже устроил вечеринку на крыше. Сейчас же, слава богу, повзрослел и был не совсем трезв. Но, черт побери… Ему ведь требовалось просто спасти бутылку виски, а потом он мог бы запихнуть остальные в водосточную трубу. Ее верхний конец находился ведь совсем близко к балкону, и если лечь и вытянуть руку… Ну да, он дотянулся до пустых бутылок и как раз собирался отправить одну из них в трубу, когда обнаружил, что в нее уходит черный шнур. А вдруг прежний гость припрятал там хорошее шампанское до следующего визита? Или, кто знает, какой-то состоятельный господин засунул туда немного бриллиантов в качестве оплаты за наркотики или нечто подобное?
Его фантазия разыгралась не на шутку и придала ему мужества. Даже не позаботившись о страховке, он перелез через перила и немного прошел вперед. Шнур пах дегтем. Значит, он появился здесь недавно. Певца распирало любопытство, он схватился за шнур и потянул вверх. Тот со скрипом подался, но почти сразу же остановился, поскольку висевший на нем груз, очевидно, зацепился за что-то, но это только подзадорило поп-звезду, и он повторил попытку, приложив всю свою силу. Тогда ему повезло, и из трубы появилась верхняя часть чего-то, упакованного в черный мешок для мусора. Он продолжал тянуть вверх, но, когда процесс снова остановился, он от злости резко дернул за шнур, и тот порвался. Черный мешок с содержимым полетел вниз, пока не застрял.
Черт! Певец выругался про себя и отправил вслед за ним две пустые бутылки. Потом засунул закупоренную бутылку под футболку и осторожно отступил к балкону. Там ему удалось просунуть ее сквозь перила и перебраться через них самому. Он поднялся, отряхнул и изучил свою добычу. Но это был не виски по три тысяи крон за пинту, а всего лишь «Лорд Карвельт» за сто двадцать крон. Ругаясь на чем свет стоит, он бросил ее в водосточную трубу и вернулся в номер, и не напрасно. Поскольку, судя по звукам из спальни, его подруга проснулась, и, вспомнив, как хорошо она проявила себя накануне вечером, он поспешил к ней.
41
Гений попал на самый верхний этаж Соллентунского следственного изолятора, где оказался среди грабителей, воров и мошенников, и его, привыкшего к спокойной обстановке дома престарелых и тихим друзьям, такое соседство особенно не радовало. Но он пытался убедить себя, что нельзя судить других. Что каждый человек хорош по-своему, и у любого найдется, о чем рассказать. От него же требовалось оставаться оптимистом, несмотря на то, что большинство жутких типов из его сегодняшнего окружения запросто могли избить его. В общем, его ожидания также оказались обманутыми, и богадельня уже представлялась ему более приличным место, во всяком случае в плане личной безопасности. Вдобавок камера, куда его посадили, оказалась столь маленькой, что он там едва разместился, и, кроме того, ему не разрешили взять с собой инструменты.
Он подумал о Марте. Она же устроила все это, его старушка. Естественно, с благими намерениями, но сейчас все превратилось в кромешный ад. Ну да, для него стало бы облегчением попасть в тюрьму, где имелись мастерские. Тогда ему не пришлось бы больше сортировать обувные шнурки, которые делали здесь. Измученный, он растянулся на койке, чтобы отдохнуть, когда к нему постучали. В камеру вошел надзиратель.
– Священник ждет тебя в комнате для посетителей, – сказал он.
– Священник?
Гений покачал головой, и, как раз когда он собирался спросить, какого черта этому парню надо, ему вспомнились слова Марты: Не забудьте требовать посещения священника. Не только Бог общается с ним.
– Ага, священник, – сказал Гений, поднялся и проследовал за надзирателем в комнату для посетителей. Здесь явно не обошлось без Марты, подумал он, и у нее наверняка имелось сказать нечто важное. Он улыбнулся сам себе и вежливо поздоровался с духовником. Надзиратель удалился, а Гений и священник сели на диван для посетителей, а потом святой отец достал сложенную бумажку из кармана своего черного пальто.
– У меня с собой стихотворение. Женщина, которую я навещаю, просила передать его вам. Она надеется, что вы увидите свет.
– Свет?
– Да, заключенная по имени Марта Андерсон, похоже, ужасно деятельная натура. Она сочиняет стихи каждый день, и это, конечно, одно из ее лучших творений. И она хотела, чтобы именно вы получили его. – Священник передал белый листок, и Гений сразу узнал почерк Марты, развернул послание и начал читать.
Господь великий волею своей
Дает нам жизнь.
И по его примеру вода в трубе
Подарит нам богатство для свободы.
Мы вместе унесемся вдаль,
Не забывай меня,
И все для нас решится.
Текст озадачил Гения, и он прочитал его еще раз, водя пальцем по бумаге.
– Не понимаю я подобных вещей, – сказал он. – Разве стихотворение не должно быть в рифму? – Он вернул листок, и священник прочитал его содержимое про себя, разгладив несколько раз бумагу тыльной стороной ладони.
– Я думаю, эта женщина любит вас, – сказал он немного спустя. – Посмотрите сюда, мы вместе унесемся и не забывай меня. Это прекрасно. – Он возвратил стихотворение Гению.
– Вы думаете, она любит меня? Но разве нельзя просто сказать это, не заставляя меня разгадывать какие-то шарады. – Гений прочитал стихотворение снова.
– Люди по-разному выражают свои чувства. Она использует такой способ сформулировать их.
Гений покраснел, сложил бумажку и сунул ее в карман. Когда Марты не было рядом, он чувствовал себя одиноким и не ждал больше радостей от жизни. Но сейчас… какое стихотворение! Он снова повернулся к священнику:
– Она прекрасна, можете мне поверить. Мы думали, что будем видеться в тюрьме, но все получилось иначе. И теперь, я надеюсь, мы скоро выйдем на свободу. Граблям, моему хорошему другу, тоже сильно не хватает его женщины.
– Но у него же бывают посетители?
– Нет, его Стина не может приходить к нему. Она тоже арестована.
– Хуже не придумаешь. И вы четверо пенсионеров совершили преступление?
– Нет, пятеро. Анна-Грета, которая поет в том же хоре, тоже была с нами.
– Пять грешных душ. Я скажу тогда так… – Священник незаметно достал Библию. – Вы, пожалуй, должны читать что-то вместе.
– Спасибо, с удовольствием, но сначала я хотел бы ответить на прекрасные слова моей Марты. Вы не сможете передать ей привет от меня?
– Но в каком виде?
– Я не знаю, честно говоря.
– Цитатой из Библии, может?
– Звучит прекрасно, о Моисее, который странствует в пустыне, или мне надо попытаться написать стихотворение самому. Тогда она поймет, что я стараюсь ради нее.
– Очень удачная мысль, – священник достал ручку и вырвал листок из своего блокнота. – Вот, – сказал он и передал все Гению. А пока тот медленно и обстоятельно корпел над своим сонетом, исповедник сидел молча и не мешал ему.
О Марта, моя дорогая,
Надеюсь, ты помнишь меня,
Тайник наш в сердцах вспоминая,
Я жду с нетерпением дня,
Когда унесемся мы вместе,
Вперед к нашей новой судьбе,
Далекой иль близкой – не знаю,
Скажи мне, понятно ль тебе?
Он шифровался как мог и надеялся, что священник ничего не поймет. В отличие от Марты, конечно. Насколько он догадался, она писала о деньгах в водосточной трубе. Тех самых, которые должны были обеспечить им лучшую жизнь, когда они выйдут из тюрьмы. Но, кроме того, имелся еще какой-то скрытый смысл в ее стихотворении. Богатство для свободы, вместе унесемся. Она что-то планировала…
– Как уже сказано, я не большой специалист в стихах, – признался Гений, передавая то, что он написал, – но как, по-вашему, она оценит это?
Священник пробежал глазами его творение и улыбнулся ободряюще.
– Красивые слова. Они тронули мою душу.
Когда святой отец ушел, он оставил Гения в отличном настроении. У него и Марты появился способ связываться друг с другом, и рано или поздно он надеялся узнать, что планирует эта замечательная женщина.