Текст книги "Кофе с ограблением"

Автор книги: Катарина Ингельман-Сунберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Ну? – поинтересовалась она и начала протирать свои новые современные очки, держа их напротив света. Недавно купленные, они шли ей и вдобавок не сползали на нос, а старые, модели пятидесятых годов, она отправила на блошиный рынок.

Сделав несколько глотков чая, Марта и Стина начали рассказывать, и, когда они дошли до эпизода с развалившейся детской коляской, Анна-Грета с восторженной миной вместо смеха издала новый для нее булькающий звук, отчего остальные обеспокоенно переглянулись. Но когда Марта упомянула забытую куклу, она расхохоталась в своей традиционной лошадиной манере, и все вздохнули с облегчением. Однако Анна-Грета была такой уставшей, что ее смех продолжался дольше обычного.

– Графе «Лучшая при тестировании» явно нельзя верить, – заметила она, когда наконец взяла себя в руки.

– В прежние времена существовали магазины с грамотным персоналом, где обо всем можно было спросить, – сказала Марта. – Сейчас же все продается в Сети и любой дилетант дает свою оценку. Лучшие показатели при тестировании – это когда из двух развалившихся колясок одна пострадала меньше? Или как?

– Но общество развивается. Интернет – уже свершившийся факт, – заметил Грабли.

– Не факт, что общество развивается в лучшую сторону, – констатировала Марта. – Во всяком случае, не всегда.

– Началась философия, – проворчал ее оппонент, а потом все замолчали и занялись своим чаем. Но ненадолго, первой нарушила тишину Стина.

– Знаете, по-моему, мы опять допустили ошибку, – сказала она, отставив в сторону чашку.

Все обратились в слух, поскольку, судя по ее специфическому тону, она собиралась сказать нечто важное.

– И в чем именно? – поинтересовался Гений.

– Зачем все эти меры предосторожности с картинами? Марта же заявила на допросе в полиции, что мы хотели похитить их единственно с целью вернуть, как только получим выкуп?

– Конечно, – подтвердила Марта.

– Ну вот. Нам, следовательно, и не требовалось ничего мудрить. Мы могли просто взять картины под мышку и прийти с ними, и обошлись бы без куклы и всего такого. Нельзя наказать человека, если он возвращает что-то. И потом, твой никому не нужный ложный след в Бромме. – Стина хмыкнула и закашлялась. Она сидела на сквозняке и начала заболевать снова. – Мы сделали все это совершенно напрасно, – закончила она, а затем достала носовой платок и высморкалась.

Марта опустила глаза в стол и покраснела, Гений сложил руки на животе, а Грабли отреагировал бессвязным бормотанием. И тогда слово взяла Анна-Грета:

– Но, боже праведный. Любой в нашем возрасте иногда совершает ошибки. Здесь ведь нет ничего страшного?

– Для будущих преступлений нам нужны молодые и сильные люди, которые способны ясно мыслить, – сказала Стина. – Как Андерс и Эмма, например. Когда не справляешься сам, необходима помощь, а мы ведь не молодеем.

– Ах, они не смогут выдержать наш темп, – возразила Анна-Грета. – И потом, разве мы не здорово повеселились, скажем так? Это ведь самое главное. И никто и ничто не пострадало, за исключением коляски, конечно.

Произнеся последние слова, она расхохоталась, и смех ее был громче и радостней, чем когда-либо ранее. Марте захотелось обнять ее, поскольку по пути в аэропорт ей самой пришло в голову, что она облажалась снова – им вовсе не требовалось таиться с картинами. Но она не осмелилась ничего сказать и надеялась, что никто не обнаружит ее промах. Сейчас же она утешала себя тем, что поездка в Бромму стала хорошей репетицией. Она посмотрела обстановку в зале регистрации пассажиров и как обстоит дело с контролем безопасности. Эти знания наверняка могли пригодиться им в будущем.

66

Резкий сигнал телефона в очередной раз нарушил тишину в комнате, и комиссар Петтерсон зло уставился на аппарат. Полицейский сидел около него целый день и не имел никакого желания еще раз выслушивать чью-то болтовню. Вдобавок он ненавидел мелодию, которой тот периодически давал знать о себе. Она напоминала норвежский национальный гимн, так надоевший ему во время последнего чемпионата мира по лыжным гонкам. Петтерсон поднял трубку.

– Что вы говорите, в лифте обнаружены картины? Большая позолоченная рама, два полотна, по-вашему, это Ренуар и Моне… Нет-нет, не трогайте ничего… Нет, АБСОЛЮТНО НИЧЕГО, я запрещаю вам! Мы уже выезжаем.

У комиссара Петтерсона перехватило дыхание. Неужели это правда? По его мнению, картины были давно проданы на международном рынке, но голос дамы в телефоне звучал очень уверенно. Следовало поторопиться.

Комиссар Стрембек сразу понял, что дело серьезное, схватил свое пальто, и они вместе примчались к Национальному музею. Припарковались на набережной напротив Гранд-отеля, и, когда Петтерсон закрывал машину, ему показалось, что он увидел денежную купюру на тротуаре. Комиссар наклонился и поднял пятисоткроновую банкноту, но, оглядевшись, не обнаружил никого поблизости.

– Кто, черт возьми, сорит пятисотками? – пробормотал он и сунул ее в карман пиджака.

У входа в музей их встретил одетый в униформу охранник и провел к тому самому лифту, который преступники вывели из строя в свой прошлый визит, но сейчас на его двери вместо таблички «НЕ РАБОТАЕТ» висела другая с надписью «ОТКЛЮЧЕН». А вокруг толпилась группа пенсионеров, заранее заказавших себе экскурсию по экспозиции «Last and Lust».

– Мы требуем, чтобы вы запустили лифт. Как нам иначе подняться по лестницам? Взлететь, наверное? – начала скандалить пожилая дама, стоило ей увидеть охранника.

– Или вы собираетесь отнести нас на руках? – поддержал ее угрюмый мужчина.

– Спокойно, спокойно, – призвал их комиссар Петтерсон, прокладывая себе путь к лифту. – Мы из полиции. Вам, к сожалению, придется немного подождать.

– Полиция?

Солидная женщина средних лет в очках и элегантном платье протянула вперед руку.

– Директор музея Там, добро пожаловать, – сказала она.

– Комиссар Петтерсон.

– Картины находятся внутри. – Она нажала кнопку, и двери лифта открылись. Одновременно по вестибюлю распространился зловонный запах.

– Это что – шутка? Остатки детской коляски… А что там? Боже праведный, игрушечный младенец в розовой шапочке.

– Нет, разве вы не видите картины? Вы просили ни к чему не прикасаться, поэтому я не сняла бумагу. Но я узнаю рамы, – сказала директриса, указывая на картины рукой.

– Ага, так, значит. – Комиссар Петтерсон наклонился и принялся копаться в коляске.

– Будь осторожен, можно получить по пальцам, – предостерег его Стрембек.

Петтерсон остановился, но только на мгновение. Он слишком долго занимался этим делом и не смог сдержаться.

– Было бы чудесно, если бы нам наконец удалось закрыть эту кражу картин, – сказал он и засунул руки в коляску. – Что за чертовщина? – Ругаясь на чем свет стоит, он сделал шаг назад, вытащил на свет божий использованный памперс и бросил его на пол.

– Мне ужасно жаль комиссар, но картины… – подала голос директор музея.

Петтерсон быстрыми, порывистыми движениями вытер руки и продолжил свои исследования, но немного осторожнее, и, добравшись до позолоченной рамы, достал свой перочинный нож.

– Вы уверены, что это разыскиваемые произведения? – поинтересовался он с кислой миной и начал осторожно разрезать бумагу.

– Как уже сказано, мы ничего не трогали. Насколько я поняла, вы хотите найти следы ДНК, поэтому мы ни к чему не прикасались. Мы же знаем, что у вас проблемы с международными преступными бандами, – сказала директриса.

– Да, именно, – пробормотал Петтерсон и продолжил орудовать ножом, стараясь не повредить картину. Он оторвал большой кусок бумаги, бросил его на пол, услышал громкий стон и увидел, как директриса закрыла лицо руками.

– Боже!

Комиссар Петтерсон сорвал остатки бумаги и сделал шаг назад. Он сразу узнал открывшуюся его взору картину, так как видел ее раньше множество раз. Шикарная позолоченная рама обрамляла хорошо известный сюжет с плачущей девочкой, то самое произведение искусства, копию которого почти каждый швед имел у себя в сортире. Комиссар Петтерсон без слов поставил картину на пол и приступил ко второй. Но сейчас он уже особо не церемонился и после нескольких быстрых надрезов сорвал с нее бумагу.

– Не могу поверить в это!

Полотно представляло шкипера в зюйдвестке и с трубкой.

– Ширпотреб, – простонала директор Там.

– Как вы считаете, у полиции есть дела поважнее? – спросил Петтерсон, и его голос сорвался на фальцет. – Не говоря уже об этом. – Он поднял куклу и посадил ее на раму картины, но с такой силой, что розовая шапочка свалилась с головы.

– Если бы я только знала. Мне действительно очень жаль, – сказала директриса, и ее щеки покраснели. Тут внезапно раздался громкий смех – комиссар Стрембек, который стоял рядом с коллегой и все фотографировал, не мог больше сдерживаться.

– Для расследования, – сказал он и ухмыльнулся. – Я выложу все в Сети.

Комиссар Петтерсон замахал на него обеими руками.

– Не вздумай. Представляешь, что напишут в газетах…

– Именно. Полиция крупно облажалась. Банда пенсионеров нанесла удар снова. – Стрембека прямо трясло от смеха.

– Кончай! – сказал Петтерсон и замолчал. Потом он развел руками. – Помнишь, Марта Андерсон говорила, что она хотела вернуть шедевры, но их украли из апартаментов в Гранд-отеле. Как ты тогда объясняешь это? У нас есть рамы, но нет картин.

– Нам надо посмотреть, кто пришел сюда с коляской. В нашем распоряжении ведь записи с камер наружного наблюдения.

– Опять просматривать их? Только не сейчас, – простонал Петтерсон.

– Нет, знаешь, как мы поступим, – сказал Стрембек серьезным голосом. – Мы сообщим прессе, что нашли шедевры, тогда настоящие похитители почувствуют себя неуверенно. Мы просто-напросто выманим их на свет. Это может дать нам путеводные нити.

– Звучит надуманно. А если журналисты захотят увидеть картины?

– В таком случае мы согласимся, но попросим их немного подождать, сославшись на необходимость провести экспертизу.

– Хм, – Петтерсон задумался, а директор музея была настолько ошарашена, что не могла произнести ни звука. Он попытался поймать ее взгляд.

– И что нам тогда делать с этими? – поинтересовался он и показал на полотно с плачущей девочкой.

Стрембек заискивающе улыбнулся.

– Блошиный рынок?

– Нет, кстати, там можно найти образец ДНК, – сказал Петтерсон.

– Я так и говорила, – заметила директриса. – Тогда мы спустим пока эти картины в хранилище. Но, господа, ширпотреб в Национальном музее…

– Не забудьте коляску, – сказал Стрембек. – Какая композиция! Застывшее мгновение. И интересно, кто мог быть автором?

– У нас не Музей современного искусства. Здесь мы храним только настоящие шедевры, – продолжила директор музея резким тоном.

– Конечно, мы понимаем, – сказал Петтерсон. – В любом случае мы, похоже, не продвинулись ни на шаг в нашем расследовании. Картины по-прежнему черт знает где…

– Именно… их местонахождение неизвестно, и еще многое может случиться, – констатировал Стрембек.

67

Лиза почесала голову, растрепала волосы, посмотрела на себя в зеркало и выругалась. На кой черт причесываться? Она оказалась в Хинсеберге снова. Поэтому, естественно, ее настроение оставляло желать лучшего. Она не успела провести достаточно дней на свободе, прежде чем полиция сцапала ее. И все из-за какого-то позаимствованного у старикашки бумажника. Ну, конечно, она еще подделала подпись в ювелирке и смылась оттуда с несколькими драгоценностями, но их было не так уж много. Но стоило ей ограбить старика, и ее накрыли. Надо же так облажаться. Попасться из-за нескольких жалких сотен, когда она нацелилась на миллионы… Дьявольщина! Будь у нее еще немного времени на поиски картин, она обязательно нашла бы их. Тяжелая вычурная рама вокруг королевского портрета явно шла ему как корове седло, и рано или поздно она добилась бы истины от Петры. Девица наверняка была в теме, кто же иначе? Лиза не сомневалась в причастности кого-то из своих.

Она собиралась снова попытать счастья во Фрескати, но полиция встала на ее пути. Короче, Петра подставила сама себя. Ну, ей оставалось только ждать до следующего отпуска или просто-напросто попытаться сбежать каким-то образом. А не найди она ничего у Петры, ей стоило бы попрессовать Марту. Божья коровка вернулась в свою богадельню, и требовалось всего лишь найти ее там. Марта наверняка знала о картинах больше, чем рассказала. А десять миллионов выкупа, которые заплатил музей, уж точно не могли пропасть бесследно. Лиза вышла в общую комнату сделать себе кофе и увидела, что один из надзирателей машет ей из-за стекла. Он открыл дверь и подошел.

– Да, та еще штучка, – сказал надзиратель.

– О чем ты?

– Помнишь Марту Андерсон?

– Кто же забудет эту тетку.

– Ты разговаривала с ней когда-нибудь о краже картин?

Лиза не ответила.

Надзиратель попытался снова выяснить что-нибудь:

– Она призналась в ограблении музея, но потом утверждала, что картины украли. Ты не в курсе, она подозревала кого-то конкретно?

Лиза проигнорировала вопрос.

– Ренуара и Моне в любом случае вернули в музей. Но никто не знает, почему именно сейчас и где они находились так долго.

– Тогда вы должны выяснить это, – сказала Лиза.

– Я просто подумал, может, тебе еще что-то известно.

– Да мне на это глубоко наплевать, – сказала Лиза и отошла в сторону. Потом она выругалась и крепко сжала кулаки. Значит, картины вернулись! А она так мечтала наложить на них лапу и выжать из Марты миллион или два. И вот тебе подарок!

Остаток дня Лиза проработала, нанося изображение на футболки, но у нее все валилось из рук. Она ничего не видела перед собой и по ошибке умудрилась сделать все слоганы с внутренней стороны ткани.

Петра выключила телевизор, открыла холодильник и налила себе бокал вина. Зачеты закончились, и она размышляла над тем, как ей провести выходные. Она снова поругалась со своим другом, но теперь по-настоящему, и, как ни странно, не жалела об этом, а скорее испытывала облегчение. Наконец они расстались. Но ей не грозило одиночество, несколько парней уже были на примете, так что пока ее мучил вопрос: кого выбрать?

На пути к дивану она остановилась и бросила взгляд на плакаты с видами Стокгольма. Они находились на том самом месте, где раньше висели картины из музея, и сейчас, по прошествии времени, ей даже не верилось, что когда-то ее комнату украшали шедевры мировой живописи за тридцать миллионов. Которые она к тому же чуть не уничтожила.

Все могло закончиться ужасно плохо в тот вечер, когда она выплеснула на них черничный суп. Шла из кухни к дивану и по дороге споткнулась, а содержимое тарелки оказалось на стене. Большая часть попала на картины, и красивая серая униформа короля покрылась синими точками, а лицо Сильвии – лиловыми веснушками. Слава богу, фотографии впитали всю влагу, и находившиеся под ними холсты не пострадали, но портреты королевской четы уже никуда не годились.

Такая вот история, а потом еще этот таинственный визит так называемой кузины. В общем, все факты говорили за то, что пришло время избавиться от картин, пока не случилось ничего серьезного.

В тот же вечер она села и написала послание старикам, исходя из того, что у них остались деньги после кражи из музея, и что «вознаграждение» в сто тысяч крон – приемлемая сумма. Не слишком маленькая и не слишком большая, но вполне реальная. Конечно, она подумывала потребовать полмиллиона, но тогда, в ее понятии, она сама становилась преступницей. А так получала компенсацию за проделанную работу, и что-то ведь все равно ей причиталось за спасение картин в пристройке? В результате она могла бы жить и питаться «бесплатно» весь остаток семестра, а также получила бы средства на одежду и путешествия. Больше ей ничего не надо было в жизни.

Уже на следующий день, прибираясь в Гранд-отеле, Петра все спланировала. Воспользовавшись моментом, когда этого никто не видел, она подбросила письмо к Марте на стойку дежурного администратора.

Но ей следовало еще что-то сделать с шедеврами. Не могла же она оставить забрызганные черничным супом портреты королевской четы над диваном. Решение нашлось на выставке антиквариата и курьезных вещей в Щисте, которую она посетила два дня спустя. Там ей на глаза попались плачущая девочка и шкипер в зюйдвестке и с трубкой, и она сразу поняла, как ей поступить. Придя домой, лишь подрезала немного приобретенные картины под размер рам, чтобы они закрыли настоящие, и на том все кончилось. Какое впечатление ее ширпотреб произведет в Национальном музее, она прекрасно представляла, и сама хотела бы оказаться на месте событий.

Петра села на диван с бокалом вина, взяла газету и снова прочитала статью о картинах. Если верить ей, исчезнувшие полотна Ренуара и Моне вернули в детской коляске вместе с куклой. Она улыбнулась своим воспоминаниям, и ей стало интересно, как выглядел план стариков. Пластмассовый младенец!

В любом случае все, похоже, закончилось хорошо, даже если в описании произошедшего хватало странностей. Самое главное состояло в том, что она получила свои сто тысяч, и пятисоткроновыми купюрами вдобавок. Пенсионеры явно не обидели себя, и теперь она могла спокойно использовать свои деньги, оставаясь полностью вне подозрений. Она подняла бокал, закрыла глаза и выпила. Фортуна явно улыбалась ей.

Комиссары Петтерсон и Стрембек сидели перед компьютером каждый со своей чашкой кофе. Их информация о возвращении картин ушла в газеты и на телевидение, и все подумали, что дело закрыто, но в полицейском участке знали истинное положение вещей. Местонахождение шедевров оставалось неизвестным, и любые попытки проанализировать шутку с детской коляской заканчивались неудачей. Стражей порядка снова обманули.

Комиссар Петтерсон особо не верил, что их уловка позволит выманить преступников на свет божий, но при существовавшем положении вещей они не могли пренебрегать никакой соломинкой. Он бесцельно изучал записи с камер наружного наблюдения, установленных у входа в Национальный музей, когда увидел, как мужчина в капитанской фуражке опустил на землю двойную детскую коляску.

– Смотри сюда. Он бросил ее как мешок с мусором, неудивительно, что она развалилась.

– Но я не понимаю, зачем все это. Вряд ли ведь с целью обрубить концы, – сказал Стрембек.

На экране было ясно видно, как коляска закачалась и завалилась на один бок, а несколько секунд спустя рядом с ней появились Марта Андерсон и ее подруга Стина. На записи же с камеры в вестибюле те же две пожилые дамы вместе с еще двумя посетителями музея, чьи лица не попали в объектив, не без труда втащили коляску в лифт, а потом закрыли его. Затем старушки развернулись и пошли к входной двери. Причем, судя по выражению их лиц, очень довольные. Боже, если Марта Андерсон и ее подруга приложили к этому руку, то речь могла идти только о настоящих картинах.

– Стрембек, – я думаю, нам надо прокатиться в Национальный музей. Поверишь ты в это или нет, но, по-моему, дело можно закрывать.

– Ты считаешь…

– У нас нет времени на болтовню. Поехали.

Немного спустя двое полицейских и директор музея Там стояли в музейном хранилище. Они прямо поедали глазами плачущую девочку и шкипера в зюйдвестке.

– Подумать только, почти у каждого шведа на стене висят такие картины, – сказал Петтерсон и достал перочинный нож.

– Но не у нас, – заметила директриса с презрительной миной.

Петтерсон осторожно сделал надрез в одном углу и через несколько мгновений увидел что-то интересное.

– Теперь и у вас, – сказал он и очень аккуратно продолжил свою работу, пока плачущая девочка не свернулась в трубочку. – Внизу другая картина. Смотрите!

– Моне, – прошептала директриса. – Это не может быть правдой…

Десять минут спустя Петтерсон таким же образом представил им и творение Ренуара.

– Ренуар, – простонала госпожа Там.

– Вот и все. Дело закрыто, – сказал Петтерсон уверенно, выпрямился и сложил нож. – Теперь вам надо как следует оборудовать музей сигнализацией, чтобы избежать подобных инцидентов в будущем.

– Сигнализация стоит дорого, нашего финансирования недостаточно, – пожаловалась директриса.

– Вам надо постараться где-то найти деньги, – ответил Петтерсон.

По дороге наверх все пребывали в приподнятом настроении, но как раз когда двери лифта открылись, директор музея набралась мужества и сказала:

– Да, комиссар, относительно средств. Если бы вся сумма выкупа нашлась, те десять миллионов, я имею в виду, тогда мы смогли бы…

– Выкуп? – Петтерсон резко остановился.

– Да, тот, который музей заплатил похитителям через наших друзей.

– Ага, да, тот, значит…

– Если бы деньги нашлись, мы смогли бы купить новую сигнализацию.

Петтерсон замер в дверном проеме. Боже праведный, он совсем забыл о них. Выходит, расследование необходимо было продолжить.

– Естественно, мы работаем над этим изо всех сил. Извините, но нам пора возвращаться, – пробормотал он и поспешил прочь. По дороге он повернулся к Стрембеку.

– Черт, и понадобилось же директрисе вспоминать про выкуп сейчас. Им никак не угодишь.

– Но фактически она права, Петтерсон. Деньги ведь не найдены.