Текст книги "Кофе с ограблением"

Автор книги: Катарина Ингельман-Сунберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

28

Через несколько дней после исчезновения стариков весь дом престарелых только и говорил о них. И куда же отправился хор? Никто не видел всю пятерку уже давно, и Катя снова попыталась связаться с сестрой Барбарой по мобильному, но опять не получила ответа. Лучше не стало, когда она позвонила в полицию. Комиссар Ленберг ответил ей, повторив, что они не в силах ничем помочь.

– Полиция не имеет никаких полномочий на сей счет, дорогая моя, – сказал он. – Если старики захотели куда-то отправиться по собственной инициативе, это их право, мы не можем вмешиваться. И подумайте о том, что их целая компания. Вам наверняка не о чем беспокоиться.

– Но я беспокоюсь! – воскликнула она.

– Поймите вы, закон есть закон, – продолжил он, и в конце концов она положила трубку. Разговор с ним оказался пустой тратой времени, но что она могла сделать? И ей становилось страшно при одной только мысли о реакции сестры Барбары, когда та узнает о случившемся. Катя отодвинула в сторону чашку кофе и вышла в общую гостиную. Там, как обычно, царили тишина и покой. В углу работал телевизор с выключенным звуком, а двое мужчин, которые традиционно играли в шахматы, спали. Пожилая дама читала, а ее подруга смотрела в окно. Здесь было не просто тихо, а даже уныло. Она как раз собиралась закончить со всеми делами на сегодня и пойти домой, когда дверь открылась и один из стариков окликнул ее:

– У тебя гость.

– Гость? – Катя никого не ждала.

– Здесь спрашивают сестру Барбару, а ты ведь ее замещаешь.

Катя кивнула, поправила юбку и вышла в комнату для посетителей. Там сидел мужчина средних лет с подстриженными ежиком волосами и бородой. У него было кольцо в ухе, кожаная куртка и татуировки на запястьях. Он поднялся, когда она вошла.

– Я – Ниссе Энгстрём и хотел бы встретиться со своим батей.

– Батей?..

– Да, Бертилем Энгстрёмом, у него еще прозвище Грабли, вы знаете.

– Ах, с ним. Я могу ему что-то передать?

– Нет, черт побери, я хочу зайти к нему.

– Его комната находится там, в конце, но…

– Я обещал ему навещать его каждый раз, когда прихожу в порт, и намерен сдержать слово.

Прежде чем она успела что-либо предпринять, он уже шел в сторону комнаты отца. Она поспешила вслед за ним, но не успела помешать ему открыть дверь.

– Что за чертовщина? Где он?

– Я не знаю, но…

– Ничего себе, ты не знаешь, где он. Что тогда, черт возьми, ты здесь делаешь?

Катя покраснела.

– Грабли и остальные из хора уехали на гастроли.

– Ага, значит, вот как, – сказал мужчина несколько спокойнее и сел на стул. – Жаль, что я не застал его. Я так редко бываю здесь, не всегда удается сойти на берег.

– Выходит, ты моряк?

– Да, как батя. Мы жили в Майорне. С горы были видны река и все суда, которые стояли у причала. Батя мне обычно рассказывал о своих морских путешествиях и брал меня в Морской музей.

Катя села на стул рядом с ним. Сын Граблей выглядел довольно бесшабашным, но все равно казался приличным человеком.

– А твоя мать?

– А, их брак оказался недолгим. Батя был ловеласом. Жаль ее, она заслужила лучшего. Так никогда и не вышла замуж снова. Я думаю, она любила папу всю свою жизнь.

– Грабли любят и здесь тоже, – сказала Катя.

– Батя грубоватый, но хороший. Мы обычно рыбачили во рву. Он забрасывал донки, а потом мы сидели и ждали, когда клюнет, и говорили о море. Естественно, я стал моряком.

Катя улыбнулась.

– Нам попадались щука и угорь, а порой и лосось тоже. Но потом вода стала грязной, и все закончилось. Такая вот чертовщина.

Он поднялся.

– Ну, мне лучше уйти. Мы отчаливаем утром. Передавай ему привет от меня.

Катя поднялась и проводила его до входной двери. Там стоял девяностотрехлетний Хенрик, опершись на свою палку.

– Здесь все спокойно, представь себе, – сказал он. – Никого из хора не видно с воскресенья.

– О чем, черт возьми, речь? – Ниссе повернулся к Кате. – С воскресенья. Этого ты не говорила.

– Я пыталась заявить в полицию, но они не слушают. Мне очень жаль. Лучше, если ты, как родственник, позвонишь, – сказала Катя.

– Да, черт, пора подавать в розыск.

Сын Граблей Ниссе вытащил из кармана мобильник и набрал номер службы спасения.

29

– Сестра Барбара здесь, на судне? Неужели? Ничего себе… – Марта расхохоталась так громко, что ее смех перекрыл музыку. Гений инстинктивно взял ее за руку и отвел назад к стойке бара. Там она сообщила все остальным.

– Мы попались, – решил Грабли, но потом заметил, что сестра не одна, а в компании директора Матсона. – А вообще, нет, ничего страшного. Эта парочка видит только друг друга.

Они решили подождать, что будет дальше, и постарались не привлекать к себе внимания.

– Она, пожалуй, не заметила нас, – сказала Стина спустя немного, когда возлюбленные исчезли в направлении кают.

– Они ничего не видели. Даже выпить толком не успели, – констатировал Гений.

– Не для этого они здесь, – заметил Грабли.

– Она так же боится, что ее увидят, как и мы. Теперь мы наверняка знаем об их связи, – сказала Марта.

– Они кувыркаются в койке как обычно. Прекрасный повод для шантажа, – прокомментировал Грабли.

– Кто о чем, а… – начала Анна-Грета, но Марта перебила ее:

– Барбара не должна нас увидеть. Подумайте, а если она вмешается?

– Тогда мы спросим, чем она занимается на пароме с директором Матсоном, – сказал Грабли и ухмыльнулся.

Всех это успокоило, но хорошее настроение пропало. Единственной, кого произошедшее, похоже, особо не тронуло, была Анна-Грета. Краем глаза Марта заметила, как пожилой джентльмен снова увел ее на танцевальный пятачок. Марту это обрадовало, и одновременно она понадеялась, что в результате не произойдет ничего страшного. Бедро Анны-Греты оставляло желать лучшего после притворного падения в Национальном музее. Слава богу, она не завалилась по-настоящему.

– Пожалуй, пора баиньки, я ужасно устала. Увидимся за завтраком, – сказала Марта, которая волновалась за завтрашний день и хотела спать. Остальные кивнули и отправились по каютам, за исключением оставшейся на танцполе Анны-Греты. Подумать только, если бы сестра Барбара вернулась… С другой стороны, увидев, насколько хорошо подруге с новым кавалером, Марта решила не вмешиваться. Анна-Грета сама знала, что ей делать.

На следующее утро Марта с трудом смогла разбудить Анну-Грету, и ей стало любопытно, когда же Анна-Грета легла спать.

– Как будто я думала о времени, – ответила та с горящими глазами, и Марте больше ничего не удалось узнать от нее. Только после утренней встречи в каюте она немного раскрыла душу.

– Мы должны увидеться снова, – сообщила она, покраснев, и как раз в тот момент из громкоговорителя прозвучал голос капитана. Анна-Грета замолчала, и все посмотрели друг на друга, а Марта захлопала в ладоши.

– Итак, друзья мои, мы прибыли в Хельсинки. Пришло время спуститься на автомобильную палубу. Будьте внимательны.

Все молча кивнули в знак согласия, поднялись и оставили каюту. Они присоединились к людскому потоку, направившемуся к лифтам, и когда добрались до перегородки у пандуса, двигатели заработали на повышенных оборотах и судно причалило. Марта и Гений обменялись торопливыми взглядами. Их черные сумки-тележки стояли на месте. А затем, подождав немного, пока паром пришвартовался и персонал начал махать автомобилистам, помогая выехать наружу, они взялись за свои роляторы и двинулись к выходу, в то время как остальные покатили перед собой сумки на колесиках. Никто не остановил их и даже не окликнул, когда они сходили на берег. Хотя Марта заранее приготовилась и к такому, пусть и маловероятному, повороту событий. Тогда бы она потребовала переговорить с руководством и пожаловалась бы на плохое отношение к ним исключительно из-за возраста. А ни одно пароходство не хотело иметь претензий, особенно по причине прямо-таки фашистского обращения со стариками или дискриминации пожилых людей, как это сегодня называлось.

На причале напряжение спало, поскольку все были убеждены, что им не составит особого труда получить выкуп. На рынке Салухаллен они купили местной колбасы, ветчины и финского сыра, а потом на тряском трамвае доехали до центра. В кондитерской «Фазер» выпили кофе, поели бутербродов и набрали пирожных, а закончили вылазку в Хельсинки покупкой лакричных конфет, ирисок и большой бутылки морошкового ликера.

– Мы обязательно должны забрать выкуп сейчас? Может, стоит еще подождать? – поинтересовалась Стина, которая уже начала нервничать. Они собирались получить свои деньги на обратном пути и тем самым превратились бы в настоящую шайку преступников.

– Как уже сказано, в нашем возрасте ничего нельзя откладывать на потом. Для нас такого понятия не существует, – отрезала Марта. Она чувствовала, что надо проявить твердость. Сейчас любые колебания и разногласия могли повредить делу. – Кстати, я видела, на борту есть бельгийский шоколад. Когда вернемся, пойдем и купим немного.

Этого вполне хватило, чтобы отвлечь Стину.

Они поднялись на судно, Марта взяла подругу под руку, и они направились в сторону киоска. Там Марта купила пять коробок бельгийского шоколада для Стины и, стоя в очереди к кассе, продумала все еще раз. Когда паром прибудет в Стокгольм, две сумки-тележки, точно такие же, как у них, должны будут находиться в тайнике на автомобильной палубе. Их требовалось поменять на их собственные… И единственная разница между этими парами состояла бы в крошечном отверстии, которое Гений просверлил в ручках для крепления отражателей, столь малом, что его не заметил бы никто, кроме них.

– Вот, возьми шоколад и пойди отдохни немного, через час мы встретимся в моей каюте и выпьем перед едой, – сказала Марта и передала пакет с шоколадом Стине. Ее подруга прижала подарок к груди, поблагодарила и сделала, как она просила.

Когда Марта и Гений спустя время крались вдоль борта к тайнику, она хотела незаметно взять его за руку для поддержки, но быстро опомнилась. Им ведь требовалось держать и тележки, и зонтики, так что рук просто не хватало. Они медленно и осторожно шли к нише около пандуса и, находясь почти у самой цели, подняли свои зонтики (поскольку, по утверждению Гения, там наверняка находились камеры наблюдения). Около тайника они остановились и перевели дух. Марта едва осмелилась заглянуть в нишу… Там она увидела сапоги, дождевик… и в дальнем углу стояли две новенькие черные сумки-тележки марки «Урбаниста», один к одному как их собственные, сейчас все зависело от того, положил ли в них музей десять миллионов… Приличную добавку к пенсии, как Марта это называла, и одну из немногих выплат, за которую банк не мог взять дополнительный процент.

Она с удовольствием позаботилась бы о тележках сейчас, но, стоило забрать их в каюту, всю их компанию сразу же выследили бы. Поэтому все требовалось провернуть как можно незаметнее. Сумки могли подождать до той поры, когда надо будет сходить на берег в Стокгольме. Но в любом случае ей требовалось открыть их и проверить, что их с друзьями не обманули… Пожалуй, она могла толкнуть немного тканевую стенку сумки? Сначала она лишь чуть задела ее в спешке, потом коснулась основательно. Но стоило ей услышать шелест и уверить себя, что внутри находятся пачки банкнот, она от радости чуть не пустилась в пляс. Гений быстро остановил ее, но она увидела теплоту и радость в его взгляде. Тогда ей захотелось обнять его, но с этим также пришлось подождать. Только поставив собственные сумки-тележки рядом с другими, уже возле лифта, они закрыли свои зонтики и заключили друг друга в объятия.

Снова оказавшись наверху в каюте, Марта и Гений рассказали остальным, чем они занимались, и после непродолжительной дискуссии все разошлись к себе для крайне необходимого отдыха. Марта взяла свое вязанье и села на кровать, подложив под спину несколько красивых мягких подушек. Сейчас музей должен был получить две черные сумки с газетной бумагой, а они – свои десять миллионов. Неплохой обмен. Но сработает ли это? На первый взгляд, размышляла она, все вроде бы получается слишком легко. Но дальше ее мысли не пошли, поскольку она заснула со своим вязаньем на животе и проснулась, только когда Гений постучал в дверь ее каюты.

Вся компания по-прежнему пребывала в хорошем настроении, но на всякий случай они были настороже, опасаясь появления Барбары.

– Они с Матсоном лежат, наверное, и… – начал Грабли, но его перебила Анна-Грета.

– Только не сейчас, – поджала она губы и строго посмотрела на него.

– Но ведь понятно, она лежит на спине в каюте, – не унимался Грабли. От него снова пахло чесноком, и он держал большой бокал пива в руке. Анна-Грета посмотрела на него неодобрительно, а Стина быстро вытянула вперед руку, с целью прекратить начинавшуюся перебранку. Но Анна-Грета внезапно оживилась, и складка между бровей исчезла.

– Знаешь, Грабли, если сейчас сестра Барбара занимается любовью с Матсоном, и бог с ними. Пусть себе трахаются!

30

Уже стемнело, на улице шел дождь, и из-за него огни города за окном кабинета комиссара Петтерсона мерцали, как далекие и таинственные звезды. Он снова работал сверхурочно, поскольку кража картин не давала ему покоя, и пытался найти разгадку головоломки в записях с камер наблюдения Национального музея. Ведь даже если стоявшая в зале импрессионистов камера не работала, имелись и другие. В их поле зрения должны были попасть все, кто находился внутри в тот злополучный день, и среди посетителей ему требовалось вычислить вора или воров. Он просмотрел все материалы, но не обнаружил ничего подозрительного.

На первом этаже, где демонстрировались различные формы современного искусства, вроде бы бесцельно бродили три пожилых джентльмена и семья с двумя детьми. В одном углу экспозиции две женщины лет тридцати рассматривали витрину с цветными бокалами, а пожилая дама изучала фарфор производства Густавбергского завода. Никто из них не выглядел как вор. Посетители медленно двигались и с интересом знакомились с разными стендами.

По широкой лестнице на второй этаж поднимались две девушки в туфлях на высоких каблуках, и он увеличил их изображение, хотя ни о каких картинах в их случае речи не шло, и единственное, в чем их можно было упрекнуть, так это в любви к слишком коротким юбкам. Немного вдалеке три пары средних лет входили в зал искусства эпохи Ренессанса, а у дверей экспозиции французских импрессионистов он увидел пожилую женщину с ролятором, господина примерно того же возраста и маленькую хрупкую даму. Ничего странного и там тоже, за исключением того, что им, наверное, было холодно, судя по перчаткам на руках. Да, старость не подарок, плохая циркуляция крови, вероятно, давала о себе знать.

А как дела в отделении голландской и фламандской живописи? Там ведь висели крайне ценные полотна Рембрандта, но зал был практически пуст, если не считать пожилой дамы с палкой. Нигде на записях он не увидел также ни одного сотрудника охраны, и это показалось ему странным. Коллекции музея стоили много миллионов крон, а может, и еще больше. Другая странность состояла в том, что ему нигде не попался бородатый юнец, о котором говорили пенсионеры. Согласно материалам допросов охранников, две находившиеся тогда в музее старушки видели его, но почему тогда его не зафиксировала ни одна камера?

Комиссар Петтерсон поднялся и открыл окно. Ему требовалось изучить все материалы тщательно и в спокойной обстановке, а не в ускоренном режиме. Он подышал свежим воздухом и налил чашку капучино из кофейного автомата. Затем сел перед компьютером и начал все сначала.

На пробегавших перед его глазами картинках не было ничего примечательного, и ему с трудом удавалось сохранять сосредоточенность. Но, когда он дошел до камер из зала Рембрандта, кое-что вызвало у него недоумение. Он увидел, как пожилая дама подошла очень близко к одной из картин великого голландца и начала размахивать перед ней своей кривой палкой. У него самого была мать примерно того же возраста, и он знал, что старики иногда ведут себя нелепо, но это выглядело немного чересчур, и сейчас, изучая все очень тщательно, он обнаружил и другую странность. Взмахнув палкой, женщина внимательно огляделась, прежде чем осторожно лечь на пол. Когда он перематывал запись на скорости, ему показалось, что она упала, но сейчас все выглядело так, словно она это сделала специально! Этого не могло быть. Нет, немного спустя она приподнялась на локтях и сместилась немного ближе к картине. Наверное, попыталась подняться. Но она положила палку перед собой, словно та оказалась там, когда она упала. Через несколько секунд в зал вбежали охранники и помогли ей встать на ноги. И как раз они же позднее утверждали, что дама видела проходившего мимо бородатого молодого человека.

Кстати, об охранниках. Почему они не находились в залах, когда все произошло? Опять же не укладывалось в голове, почему ни одна из камер наблюдения не зафиксировала, как вор выносит картины из музея. Ни у кого из посетителей не было мешка или сумки, куда он мог бы их спрятать… Единственное, в объективы попали два ролятора, на которые опирались пожилая дама и сутулый господин. Но мужчина явно спокойно вышел из музея с женщиной его возраста, а пожилая дама уж точно не могла иметь никакого отношения к краже. Она сняла свое пальто и положила на ролятор, когда входила в музей, и надела, выходя. И на подносе ролятора ничего не лежало – даже книги или очков. Нет, картины украл наверняка кто-то из своих. Из музейного персонала или охранников. Хотя старушка и ее палка казались немного подозрительными, конечно, но, с другой стороны, она выглядела такой худой и слабой, что ничего не могла унести. Комиссар откинулся назад и провел пальцами по своей шевелюре. Охранники музея, конечно же, не находились в залах, поскольку они готовили преступление. Он присвистнул, и почувствовал удовлетворение. Как он раньше не догадался? Самое время вызвать охранников на допрос.

31

Уже когда они проходили Свеаборг, Марта почувствовала, что ветер резко усилился, но это не вызвало у нее ни малейшего беспокойства. Ведь современные суда были оснащены всем необходимым. Изменение погоды также явно никак не отразилось на ее друзьях. Они наслаждались дарами шведского стола, разговаривали и смеялись.

– Рестораны здесь не так плохи, но каюты не идут ни в какое сравнение с номером принцессы Лилиан, – размышляла Марта.

– Скоро, слава богу, мы вернемся в отель, – сказала Стина. – Там все по высшему разряду и не качает.

– Это зависит от того, к чему привык. Наши каюты тоже класса люкс, но они все равно кажутся убогими клетушками по сравнению с апартаментами в Гранд-отеле, – согласилась Марта.

– Ну, скоро наша кража столетия останется в прошлом, и мы сможем планировать новое дело, – сказал Грабли и обнял Стину. – Почему не остаться в отеле еще немного? В худшем случае мы ведь будем в состоянии расплатиться за себя.

– Но мы же не собираемся платить за отель, – запротестовала Анна-Грета. – И вы ведь не забыли, что нам надо в тюрьму.

– Нет, нет, но когда это произойдет, будет решать полиция, а не мы, – заметил Гений.

– Мы скоро узнаем, привлек их музей или нет, но, по-моему, они не осмелятся. Подумайте о приписке, которую мы сделали в нашем письме: «Если вы обратитесь в полицию, мы уничтожим шедевры», – сказала Марта. – Конечно, у нас и в мыслях нет ничего подобного, но мы ведь так написали.

– В любом случае нам надо соблюдать осторожность, – заметила Анна-Грета. – Деньги уже, считай, наши. Но потом, Марта? Куда мы положим их? Они же не поместятся в банковскую ячейку.

Ее вопросы всех поставили в тупик, поскольку никто не подумал об этом заранее. Слишком много моментов им приходилось учитывать, и сейчас они промахнулись снова.

Марта застонала. В отличие от ее родного Брантевика, где все безбоязненно оставляли двери незапертыми, крупная кража в большом городе была совсем другое дело.

– Нам не о чем беспокоиться, пока существуют матрасы, – ответила она, наконец нарушив затянувшуюся тишину.

– Матрасы – это не выход, – запротестовали остальные, и сразу же возникла оживленная дискуссия о том, как надо прятать деньги. Они так и не пришли к согласию и, когда волнение усилилось, разошлись по каютам. Им требовалось быть в хорошей форме утром, когда придет время забирать сумки-тележки. Перед тем как заснуть, Марта еще раз мысленно воспроизвела весь план, проверяя, не забыли ли они что-нибудь. Она подумала о втором письме, которое сама отправила по почте через день после первого:

Вы должны положить десять миллионов крон в две черные сумки-тележки фирмы «Урбаниста» и оставить их на автомобильной палубе на пароме «Силья Серенаде» в нише для дождевиков у самого пандуса. Не пытайтесь нас обмануть. Никакой полиции. Просто делайте то, что мы говорим, тогда ничего не случится ни с вами, ни с картинами.

Марта вспомнила, как ей нравился предложенный ею вариант, но у остальных возникли сомнения, и в результате разгорелась довольно бурная дискуссия.

– Это звучит ужасно, – сказала Стина.

– Ах, все здесь хорошо. Нельзя быть слишком трусливым, – посчитала Анна-Грета.

– А может, стоит усилить два последних предложения и подписаться «Бандиты»? – размышлял Гений. – Это сразу все расставит по местам.

Они долго обсуждали каждую формулировку и постепенно пришли к компромиссу. Подпись «Бандиты» решили убрать, несмотря на то, что все признали это предложение интересным. Но зловещее заключительное предложение было решено оставить. По-хорошему, Марте оно не нравилось, поскольку звучало слишком безответственно, но она тем не менее прогулялась до почтового ящика и отправила письмо.

На море поднялись волны, и теперь не только мысли, но и качка не давали Марте заснуть. Она снова про себя повторила содержание письма, и ей стало интересно, удалось ли музею собрать десять миллионов крон за столь короткое время. Они, пожалуй, положили фальшивые деньги в сумки-тележки… Музеи обычно не получают средств даже на всякую ерунду. Она натянула одеяло до подбородка и решила не беспокоиться. Ренуар и Моне не имели цены. Значит, по сравнению с этим десять миллионов можно было считать мелочью на карманные расходы.

Ночью ветер усилился, а перед рассветом разыгрался настоящий шторм. В шхерах Обуланда он не так ощущался, но между Мариехамном и Стокгольмом волны кидали судно как щепку, а потом буря достигла своего апогея.

Вся пятерка лежала в каютах, пытаясь держать себя в руках, и дважды за ночь Марту чуть не стошнило. В душе она надеялась, что у остальных дела обстоят лучше, сама же чувствовала себя как разбитое корыто. Слава богу, в стокгольмских шхерах волнение уменьшилось, и, проснувшись где-то в семь часов, она, вопреки всему, смогла одеться и подняться в кафетерий. Остальные также выглядели не лучшим образом и за завтраком ограничились кофе и тостами, а час спустя, когда громкоговорители ожили и капитан призвал водителей спуститься к своим автомобилям, все пятеро уже стояли у лифтов, чтобы быстро спуститься на автомобильную палубу.

И сначала никто из них не заметил ничего особенного, все вроде выглядело как обычно, за исключением небольшого хаоса. Но когда они приблизились к пандусу, там их ждал сюрприз. Вместо четырех сумок-тележек в нише стояла только одна! Марта огляделась, но не обнаружила и намека на остальные. У нее защемило в груди, и стало трудно дышать.

– Гений, ты видел? – прошептала она и от неожиданности забыла открыть свой зонтик. Но Гений сумел сохранить спокойствие, открыл оба зонта, и они осторожно приблизились к тайнику. Он остановился и внимательно осмотрелся.

– Если мы начнем искать остальные сумки, это будет выглядеть подозрительно. Одна полная в любом случае дает примерно пять миллионов. Я считаю, мы должны довольствоваться ими.

– Ты прав. В детективах воры всегда попадаются, когда жадничают в подобных ситуациях. Если мы возьмем эту тележку и оставим судно, словно ничего не случилось, охранники посчитают нас безобидными пенсионерами, какими мы пытаемся выглядеть.

– Единственное, на нас могут повесить исчезнувшие миллионы, когда мы попадемся, – сказал Гений.

– Ерунда, с этим мы попросим Анну-Грету разобраться позднее.

Они улыбнулись друг другу, а когда подошли к сумке-тележке, Гений попытался торопливо найти секретное отверстие в ней, но безуспешно. Значит, перед ними была музейная версия. Они забрали ее, не оглядываясь, и два раза подняли и опустили зонтики, подавая знак остальным, а потом, не спеша, покинули судно и по пандусу попали на причал. Несмотря на случившееся, Марта не волновалась относительно таможни, ее сотрудники обычно не проверяли никого из земляков, и пятерка убогих пенсионеров никак не могла привлечь их внимание. Но когда они приблизились к посту контроля, два таможенника двинулись навстречу и остановили их.

– У нас нет крепкого алкоголя, – сказал Грабли быстро.

– И никаких наркотиков тоже, – улыбнулась Стина и чихнула. Она снова простыла.

– Что у вас в сумке на колесиках? – поинтересовался один из таможенников и знаком попросил Гения открыть ее.

– Она набита банкнотами. Это выкуп, мы получили его за украденные из Национального музея картины, – сказала Марта и дружелюбно улыбнулась. Она была уверена, что, если скажет так, никто не поверит ей.

– Ну, там лежат деньги, которые я выиграла в рулетку, – влезла в разговор Анна-Грета. – Я собираюсь положить их в банк.

Марта одарила ее раздраженным взглядом. Никогда нельзя говорить слишком много, это могло только подогреть интерес таможенников. Так и случилось.

– Играли, значит. Вот как. Будьте любезны, откройте ее, – сказал таможенник и потянул за молнию.

В этот момент Стина упала в обморок. Они вовсе не договаривались об этом заранее, но из-за морской болезни ее рвало несколько раз, и в результате, помимо всего прочего, организм избавился и от таблеток для повышения давления, так что она потеряла сознание от гипотонии. Марта бросилась к ней и попыталась поднять ноги, как она это обычно делала, в то время как другие старались привести Стину в чувство.

– Извините, у вас нет карамельки? – спросила Марта таможенника, и, когда он замешкался с ответом, Анна-Грета ткнула его своей палкой в живот.

– Сейчас мы все должны помочь бедной женщине. Иначе она умрет! – закричала она своим пронзительным голосом, и таможенник ей мгновенно подчинился. Но, пока они пытались вдохнуть жизнь в Стину, за ними образовалась очередь из пассажиров, которая с каждой минутой росла. В конце концов, когда бледная и еще полностью не пришедшая в себя Стина с трудом встала на ноги, терпение таможенников лопнуло.

– Идите отсюда, – приказали они, и хор в полном составе постарался как можно быстрее убраться восвояси. После этого таможенники уже не смогли заниматься другими пассажирами, а вернулись к себе в офис с целью восстановить силы чашечкой кофе. Потом оказалась, что именно в тот день в Стокгольм попало больше контрабанды, чем обычно случалось за целую неделю.