Текст книги "Кофе с ограблением"

Автор книги: Катарина Ингельман-Сунберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

35

Потом наступил день, который они старались отодвинуть как можно дальше, – день, когда им следовало заявить о своих преступлениях в полицию. Марта думала, что они сделают это в маленьком, по-домашнему уютном местном участке, где она в спокойной обстановке могла бы поговорить с каким-нибудь милым констеблем. Но здание полиции в Старом городе с красивым красным фонарем над дверью было закрыто, поэтому им пришлось обратиться в Крунуберг, огромный комплекс на Кунгсхольмене со следственным изолятором и всем таким. И при виде гигантского сооружения из красного кирпича Марта вздрогнула, растерялась, почувствовав себя настоящим преступником, и прошло время, прежде чем она вспомнила, зачем пришла. Со своими подельниками и сумкой-тележкой на буксире она остановилась перед стойкой дежурного, вытаращила глаза на стоявшую там сотрудницу и сказала:

– Я хотела бы заявить о преступлении.

– Ага, вас обокрали?

– Нет, дело касается похищения.

– Похищения? – Девушка побледнела и нажала клавишу прямой связи. Марта не могла слышать, что она сказала, но сразу же появился большой и сильный полицейский. Он выглядел совсем не таким милым, как она представляла себе, и, когда она сделала реверанс, он, похоже, удивился.

– Сюда, – сказал он.

– А как же мои друзья? – запротестовала Марта.

– Неужели вы собираетесь заявить о преступлении все вместе?

– Да, об одном и том же, – сообщила Марта и сама заметила, как по-дурацки это звучит.

– Для начала хватит одного из вас, – сказал полицейский и показал ей путь в комнату для допросов, где сел за свой компьютер.

– Ну?

– Да, я, значит, хотела заявить о краже, – начала она и чуточку покраснела.

– Вот как, и ни о чем больше?

– Собственно, это было похищение.

– Извините, но вы должны объясниться.

– Вы знаете о краже в Национальном музее. Мы совершили ее. Я и мои друзья.

– И вы, выходит, присвоили две самые известные в истории искусства картины? – спросил он с ироническими нотками в голосе. – И при этом не оставили никаких следов?

– Да, фактически, и никто нас не обнаружил.

– Ага, я понимаю, – проворчал полицейский и бросил взгляд на часы. – Но скажите мне, вы говорили о похищении. О чем речь?

– Ну, ничего особенного. Мы похитили картины из Национального музея.

– Вот как, действительно. И как вы это сделали?

– Сняли их и положили на ролятор.

– Ага, да, я понимаю, и потом вывезли их на улицу. Вы хотите признаться еще в каких-то противоправных действиях?

Марта задумалась. Надо ли ей рассказывать о сейфе с ценными вещами? Пусть даже та кража почти ничего не дала и вряд ли могла повлиять на наказание, но в душе она гордилась ею. Кому еще удавалось совершить преступление в банных халатах в Гранд-отеле?

– Собственно, мы не новички на воровском поприще, – сказала она. – До похищения картин мы еще ограбили сейф в Гранд-отеле.

– Ага, и его тоже. Надо же так постараться. А это вы как сделали?

– Мы закоротили проводку к шкафчикам, а потом усыпили всех беленой и коноплей.

– Да, естественно, я понимаю, – сказал полицейский, который пока так ничего и не занес в свой компьютер. – Что вы сделали потом?

– Разделили добычу, конечно.

– Да, ясное дело, и вы занимались этим у себя дома?

– Нет, мы, собственно, живем в доме престарелых «Диамант», но мы сбежали. Сейчас переехали в Гранд-отель, там все и происходило.

– Вот как. Вы, значит, сбежали?

– Да, в богадельне плохо кормили, и потом нас запирали там. Тогда мы взяли такси и уехали оттуда.

– Ага, да, – сказал констебль и почесал лоб. – Когда вас заперли, вы, значит, взяли такси…

– Да, до Гранд-отеля. И там спланировали кражу картин. К сожалению, не все вышло, как мы задумали, – продолжила Марта и немного смутилась, поскольку пришла очередь рассказать, как по-дурацки все получилось. – Перед тем как нам надо было идти за выкупом за картины, разыгрался шторм, и все деньги исчезли. На автомобильной палубе, значит.

– Ничего себе! – воскликнул полицейский и постарался сохранить серьезность. – Деньги исчезли на автомобильной палубе. То есть у стойки дежурного администратора?

Но Марта не слышала его, погруженная в собственные мысли.

– Но, наверное, это была судьба, вы знаете. Не может везти до бесконечности. Поэтому пропажа выкупа выглядит вполне закономерной, но меня беспокоят картины. Они исчезли.

– Какие картины?

– Которые мы украли, конечно. Мы повесили их на стену, уезжая за выкупом, а когда вернулись, они исчезли. – Марта выглядела очень несчастной.

Полицейский вздохнул.

– И что это были за картины?

– Моне и Ренуар, наверное, вы читали в газетах?

– Естественно, я просто хотел проверить, имеете ли вы в виду те же самые картины, – извинился констебль.

– И больше всего меня беспокоит, – продолжила Марта, – что никто, пожалуй, не понимает, насколько они ценные.

– То, что Ренуар и Моне стоят больших денег, знает любой человек.

– Все правильно, но мы нарисовали парусник на пейзаже Моне.

– Вот как, нарисовали парусник?

– Так и есть, и потом мы добавили шляпу и большие усы на картину Ренуара.

– Ничего себе, ага. Да-а, бывает же такое, – сказал констебль и выключил компьютер.

– Но я не закончила, – запротестовала Марта. – Откуда людям сейчас знать, что это ценные картины? Мы собирались вернуть их в музей, как только получим выкуп. Вы должны помочь нам найти их. Они – наше культурное достояние.

– Итак, картины, которые вы похитили, пропали точно так же, как и полученные за них деньги? Удача явно отвернулась от вас, – сказал полицейский. – Знаете, если хотите, я организую, чтобы кто-нибудь отвез вас и ваших друзей в дом престарелых.

– Но мы же преступники! – воскликнула Марта обиженно.

– Да, я понимаю. Но не всегда за это попадают в тюрьму. Я позвоню насчет машины.

Тогда Марта поняла, что он не поверил ей. Ни одному слову. И единственным доказательством их причастности к краже картин были деньги в водосточной трубе, но они же не хотели остаться без них, когда выйдут на свободу. Она посомневалась мгновение, потом взяла себя в руки, открыла портмоне и достала оттуда пятисотку.

– Изучите эту бумажку. У вас есть номера купюр выкупа? Проверьте их. Тогда вы поймете, что мы виновны. – Она бросила банкноту на стол. – То, что деньги пропали на автомобильной палубе, не наша вина. Все из-за качки. Они находились в этой сумке на колесиках, и мы смогли спасти только несколько бумажек. Сейчас она пустая. Посмотрите сами.

Она поднялась, поставила перед собой тележку и открыла крышку так, чтобы полицейский мог увидеть. Ее прямо трясло от возмущения. В собственных глазах она выглядела ловким воришкой, совершившим почти идеальное преступление, и поэтому ей даже отказывались верить.

– Если вы не отнесетесь к моему признанию серьезно, я напишу на вас жалобу и обвиню в халатности, – продолжила она более резким голосом. – Кстати, я подожду здесь, пока вы не проверите номер банкноты. До тех пор я и мои друзья отказываемся покидать это здание. – Она погрозила кулаком, и только тогда констебль поднял трубку и сделал несколько звонков. Связавшись с разными отделами и дважды проверив номер купюры, он положил трубку и удивленно посмотрел на нее.

– Вы правы. Но откуда, во имя всех святых, вы взяли эту пятисотку? Мы вообще думали, что никогда не сможем раскрыть эту кражу. Это ведь было идеальное преступление.

– Вы так считаете? – спросила Марта восторженно. – Идеальное преступление? – И она сразу почувствовала себя просто ужасно счастливой.

36

– Ваша мать сидит в Крунуберге. Так обстоит дело. Я разговаривала с полицией.

К сестре Барбаре в дом престарелых пришли двое взрослых детей Стины, и по их лицам она поняла, что они просто шокированы.

– Мама, наверное, впала в старческий маразм, – сказала сорокадвухлетняя Эмма и вздохнула. Подобно матери, она была хрупкой блондинкой, но с бледно-зелеными и овальными, как мидии, глазами, а не круглыми и голубыми, как у Стины.

– Ах, черт, она, как обычно, решила не отставать от остальных, – сказал Андерс. Он был на семь лет старше сестры и имел курчавые волосы. Он пожал плечами как бы в знак того, что мать вольна поступать, как ей вздумается.

– Или у нее произошло временное помутнение рассудка, – сказала Эмма.

– Ваша мать была в хорошей форме в последний раз, когда я ее видела. Сейчас я знаю не больше, чем написано здесь. – Сестра Барбара передала две вечерние газеты. Кража в Национальном музее занимала первую страницу в «Афтонбладет».

– «Крупная кража произведений искусства – картины исчезли», – прочитал Андерс и покачал головой. – Я поверить не могу, что мать оказалась замешана в подобном.

– Но посмотри, есть даже снимки, – сказала Эмма и подняла свежий номер «Экспрессен».

Сестра Барбара уставилась на Марту, Стину, Анну-Грету, Бертиля и Оскара, которые улыбались со старых черно-белых паспортных фотографий, и у нее возникло странное чувство, что их язвительные улыбки предназначены именно ей. Она перечитывала заголовок над ними снова и снова.

«Они обвиняются в крупной краже произведений искусства!» – кричал он. Но хуже всего, под снимками красовались их настоящие имена, и было написано, что они жили в одном доме престарелых. Слава богу, название «Диамант» там не упоминалось, но стоит ему всплыть, и Барбару, как она сама понимала, ждут ужасные последствия. Ингмар посчитал бы ее никуда не годной и никогда не женился бы на ней, и уж точно никогда не взял бы ее в компаньоны. Он, пожалуй, даже выгнал бы ее. Она пошла в офис за пачкой сигарет.

– А я считала маму трусихой, – хихикнула Эмма, почитав немного. – Но она явно круче, чем я думала.

– Да, женщины на многое способны, – сказал ее брат и перевернул страницу. – И послушай, ни картины, ни деньги не возвращены. – При этом его голос звучал весело и радостно.

– Да, у мамы явно еще есть порох в пороховницах. Подумать только, они смогли получить и выкуп тоже. Просто шайка воров!

– Шайка пенсионеров, – улыбнулся Андерс. – Мать утверждает, что все деньги пропали на одном из ходящих в Финляндию паромов. Якобы их сдуло за борт. В это я ни капельки не верю.

– Нет, они наверняка их спрятали. И маме причитается часть добычи, поверь мне.

– Ты уже подумал о нашем будущем наследстве?

– Ну, фактически она ведь должна поделиться. Несколько миллионов пропало – во всяком случае, если верить газетам.

– Мать вроде бы получит по меньшей мере два года, – сказал Андерс и ткнул в место в «Афтонбладет», где репортер выдвинул именно такое предположение. – Послушай, мы навестим ее в тюрьме и спросим, где находятся деньги. Попросим наследство вперед.

– Но, Андерс, здесь явно что-то не так. Почему они сдались сами? Никто не подозревал их. Сначала они совершают идеальное преступление, а потом идут в полицию и во всем признаются. Словно сами хотели попасть за решетку.

– Вы здесь хорошо относитесь к старикам? – спросил Андерс, когда сестра Барбара вернулась. – Никто ведь не идет в тюрьму добровольно.

– Пожилые – народ своеобразный, – ответила та уклончиво. – С ними ничего не знаешь наперед. Не хотите кофе? У нас есть кофейный автомат.

– Спасибо, с удовольствием, – сказала Эмма.

– У вас есть пять крон? – Сестра Барбара протянула руку.

Андерс и Эмма дали ей каждый по пятерке и, в то время как она ходила за кофе, продолжили читать свежие утренние газеты. Там много было написано о сенсационной краже.

– Меня мучает совесть, нам следовало чаще навещать маму, – сказала Эмма и отложила в сторону последний номер «Дагенс Нюхетер».

– Да, тогда этого, пожалуй, не случилось бы, – согласился Андерс, но запнулся на полуслове, поскольку вернулась сестра Барбара. – У вас есть булочки? Мы не успели перекусить в обед.

– Нет, к сожалению…

– А печенье?

– Я сожалею…

Эмма рассматривала кучу прессы на диване. Рядом с ней лежали два экземпляра вчерашнего выпуска «Экспрессен», она отодвинула в сторону чашку с кофе и взяла одну из газет.

– Мы не успели купить ее вчера. Можно забрать вашу?

– Нет, к сожалению, они принадлежат дому престарелых, – ответила сестра Барбара.

Тогда рассмеялся Андерс.

– Пошли Эмма, нам пора. – Он поднялся и направился к двери.

– Что относительно комнаты? Нам надо договориться сейчас, – сказала сестра Барбара.

– Мы оставляем ее за собой. Мать еще не осуждена, и пока ее здесь нет, мы сэкономим на кофе.

Сестра Барбара вздрогнула. Она сама связалась с детьми Стины в надежде получить помощь, а они с ней обошлись таким образом. В любом случае ей, пожалуй, следовало просто угостить их кофе.

– Тогда так и решим, но есть еще одно дело… – Барбара нервно сжимала руки и не знала, как ей начать. – Ну, я подумала о нашем разговоре. Хорошо, если бы он остался между нами. Я очень не хотела бы, чтобы «Диамант» вообще связывали с какими-то преступлениями.

– То есть вы заинтересованы умалчивать, что наша мама жила у вас?

Сестра Барбара кивнула и поднялась.

– Знаете, что я думаю, – сказал Андерс. – Если бы ей и другим было хорошо здесь, ничего подобного не случилось бы. Вам необходимо пересмотреть ваши правила.

Они направились к выходу, но в дверях Эмма неожиданно остановилась.

– Кстати, на вашем месте я позаботилась бы о тех, кто остался, иначе они тоже могут сбежать, – сказала она. А потом они с братом вышли на улицу и немного постояли перед входом в богадельню.

Андерсу надо было ехать на работу в службу занятости, а Эмме за покупками, прежде чем она поедет домой. Сейчас, когда у нее должен был родиться ребенок, она работала до полудня.

– Маме нелегко жилось здесь, она ведь провела почти всю свою жизнь в большой квартире в Остермальме. Такой поворот в судьбе – сильный поступок, – заметила Эмма.

– Конечно, это круто. Особенно для нее. Когда они жили с папой, она не осмеливалась и слова сказать поперек. Бедняге приходилось только организовывать шикарные ужины и презентации. Веселого мало. Слава богу, они развелись, и сейчас… сейчас она сбежала!

– Наконец мама осмелилась на что-то. Раньше она всегда хотела угождать кому-то, ведь у ее поколения женщин на первом месте всегда стояла вера в бога и курсы домоводства, чтобы заботиться о муже и детях. Не дай бог, папа увидел бы недовольную мину на ее лице.

– Нет, послушай, он думал только о себе, но сейчас она наверстывает упущенное. Знаешь, мне начинает нравиться все это. – Андерс засунул руки в карманы брюк.

– Мама напоминает мне металлическую пружину в старом матрасе, которая долго находилась в сжатом состоянии, но потом распрямилась, и ее невозможно вернуть обратно. – Эмма хихикнула.

– Но преступления, подобного этому, я и представить себе не мог. С другой стороны, ты же видишь, что пишут в газетах: «Одна из крупнейших краж произведений искусства в Швеции». Я чертовски зауважал мать. Она попыталась изменить свою жизнь, а я только хожу по замкнутому кругу и еле свожу концы с концами. Сколько бы я ни работал, все становится только хуже.

– Это касается всех нас, – вставила Эмма.

– Да, но моей зарплаты больше не хватает. После замены проводки и труб они в три раза увеличили квартплату, и сейчас нам с женой надо переезжать. А у меня нет никакого желания жить в пригороде.

– Тогда тебе тоже надо становиться преступником или просить наследство авансом, – сказала Эмма.

– На него я не надеюсь, мама проживет, наверное, еще лет двадцать.

– Ты прав. Вдобавок нам надо заслужить наследство, не так ли? – Эмма закурила сигарету и посмотрела на серое здание, где их мать жила в течение последних трех лет. Она сделала затяжку и медленно выдохнула дым. – Если она отправится в тюрьму, нам стоит навещать ее немного чаще. Заботиться о ней или найти другой способ сразу хапнуть кучу денег.

– А ты ведь сама думаешь как преступник.

– Ах, ничего там особо опасного, конечно, нет, – сказала Эмма, – но нужен хороший стимул.

Придя в пристройку за своим рабочим инвентарем, временно подменявшая уборщицу Петра застыла в недоумении. Ее резиновые перчатки пропали, а картины, которые она взяла из апартаментов принцессы Лилиан, больше не стояли на ее тележке. Исчезла также жидкость для мытья окон, а средство для мытья полов почти закончилось. Она разозлилась на саму себя. Собиралась ведь вернуть тележку на склад и просто остановилась в пристройке, чтобы оставить здесь картины, но как раз в этот момент позвонил ее друг. Он видел ее с незнакомцем в баре и потребовал объяснений. Ей долго пришлось убеждать его, что тот парень и она – просто коллеги. Их разговор полностью выбил ее из колеи, и она совсем забыла про тележку, и только в метро по пути домой вспомнила, что оставила картины в пристройке. Сейчас поезд ушел, кто-то попользовался ее инструментом, и полотна как корова языком слизала. Она поискала их среди других картин, но не нашла. Потом поразмышляла немного, стоит ли уведомлять руководство об этом деле, но испугалась, что, возможно, в чем-то превысила свои полномочия. Она же, что ни говори, действовала по собственному усмотрению и могла лишиться работы. И если сейчас никто ничего не обнаружил, стоило держать язык за зубами, а картины найдутся когда-нибудь.

Она поставила новые моющие средства на тележку, принесла себе новую пару резиновых перчаток и поехала на лифте вверх. Как обычно, у нее было полно работы.

37

Боцман Янсон вел машину между ангарами гавани Вертахамн, остановился перед нужными воротами и открыл их с помощью пульта дистанционного управления. На причале не было ни души. Во всяком случае, кроме дремавшего на грузовом поддоне одинокого портового рабочего, он не увидел никого и, проехав дальше, затормозил перед местом 4Б. Аллансон вышел из машины и привычными движениями направлял своего товарища, когда тот подавал прицеп задним ходом. Потом Янсон заглушил мотор и тоже вылез наружу.

Несмотря на то что они арендовали ангар всего девять месяцев, он уже был прилично заполнен. Вдоль одной боковой стены стояли поддоны, компрессор и автомобильные покрышки, а вдоль другой тянулись стеллажи, заполненные всевозможными вещами. Там лежали автозапчасти, контрабандный алкоголь, медные трубы и самый разный хлам. Но больше всего места занимали велосипеды. Собственно, они давно продали бы их в Эстонию, но кто-то стукнул в полицию, и сделку пришлось на время отложить.

– Сейчас посмотрим, с добычей ли мы сегодня, – сказал Янсон и бросил взгляд на прицеп.

– Ящик финской водки – уже неплохо.

– А автомобильный багажник?

Они попробовали замок. Аллансон достал отвертку и поколдовал над ним немного, потом раздался щелчок, и замок сдался.

– Помнишь тот раз, когда в таком же оказалась куча грязного белья?

Янсон усмехнулся и открыл крышку. Внутри лежала кошачья перевозка, кошачья еда, несколько покрывал и консервы. Две пары лыж с палками виднелись в самом низу.

– Вот черт!

– Будет «потеряшка», – сказал Аллансон.

– Выброси это дерьмо!

– А как насчет сумок на колесиках? – Аллансон сломал замок и расстегнул молнию. – Вот дьявольщина! Бумага… На кой черт набивать ее целиком старыми газетами?

– Под ними, возможно, лежит китайский фарфор или похожая дребедень! – Янсон рьяно полез внутрь, но на полу оказалась только куча макулатуры, и ничего больше. Аллансон наморщил лоб и внимательно изучил сумку.

– В ручке, наверное, наркота, нам лучше соблюдать осторожность. Видел маленькое отверстие в самом верху? Там, вероятно, хранили что-нибудь подозрительное. Мне не нужны лишние проблемы.

– Мне тоже. Давай выбросим ее. А как насчет второй сумки?

– Наверное, то же самое дерьмо, – сказал Янсон, но все равно открыл крышку, заглянул внутрь и простонал: – Тут тоже газеты.

– А в ручке есть дырка?

Янсон пощупал пальцами.

– Да, и здесь тоже.

– А в этой тогда? – Янсон пнул ногой оставшуюся сумку-тележку.

– Хм, в ней нет никакого отверстия, но, черт побери, чувствуешь, тоже бумага шуршит. Я ничего не понимаю, три сумки с газетами. Ах, выбросим их всех. – Аллансон швырнул продукцию фирмы «Урбаниста» на прицеп и окинул взглядом ангар.

– Слушай, пора попробовать продать их. – Он кивнул в сторону стоявших вдоль торцевой стены велосипедов. Три недели назад они сделали вылазку в город с ножницами для перекусывания железных тросов и неплохо поживились.

– На следующей неделе, пожалуй. Субботний тур подходит лучше всего, и я просил эстонцев расплатиться в евро, – сказал Янсон.

Он сел за руль и выехал из ангара. Потом, закрыв дверь и заперев ее на замок, в машину также сел Аллансон. Он достал сигарету, закурил и опустил стекло со своей стороны. Несколько капель упали ему на лицо.

– Черт, дождь начинается, поехали быстрее, – сказал он.

– Послушай, кстати, сумки на колесиках из водонепроницаемой ткани. Давай сохраним их, – предложил Янсон.

– Это дерьмо? Да ну.

– Может быть, одну? – настаивал Янсон, который совершенно забыл про отверстия в ручке.

– Ты собираешься таскать такую за собой, как старуха? – съязвил его товарищ.

Янссон не стал его слушать, а вышел из машины и взял одну из тележек с прицепа. Потом он открыл дверь ангара, поставил ее внутрь на поддон у самого входа и, покончив с этим, снова запер за собой дверь. Теперь дождь пошел уже по-настоящему.

– Такая сумка-тележка – просто клад. Она очень пригодится, если надо сохранить что-то в сухости. Рано или поздно мы найдем ей применение.

– Черт с тобой, но если еще обзаведешься зонтиком и шляпой с вуалью, тебе придется искать другого кореша.

Мужчины подъехали к стоявшему на причале контейнеру и выбросили в него мешки с мусором и две сумки-тележки. А потом отвезли автомобильный багажник и еще несколько мелких вещей в бюро находок. Они иногда так поступали, создавая себе репутацию честных и бескорыстных парней.

Солнце дотянулось своими лучами до каждого уголка кабинета и заставило комиссара Петтерсона прилично вспотеть. Он поднялся и открыл окно, но почти сразу же закрыл его, поскольку ветер сдул бумаги на пол. Тихо ругаясь себе под нос, он поднял их и снял пиджак. Потом сел, вытер лицо носовым платком и взял лежавший сверху документ. Расследование разрослось как на дрожжах! Сейчас по нему работало шесть человек, шесть квалифицированных полицейских, которые пытались найти картины и выкуп. Он вздохнул. Странное получилось преступление, у него лежало пять признаний, но украденное и деньги исчезли. Ничего подобного никогда не случалось в его практике. И хотя суетливая дама размахивала одной из пропавших купюр, этого никак не хватало для обвинительного приговора. Старики ведь порой путали сны и действительность, а пятисотка могла попасть к ней в руки самыми разными путями. Прокурор в любом случае посчитал нужным арестовать их, дав полиции возможность спокойно собирать улики. Но пока им не удалось накопать ничего стоящего, они только отправили отпечатки пальцев подозреваемых и образцы их ДНК в Линчепинг на анализ. Пожалуй, это могло дать результат. Петтерсон повернулся к своему коллеге.

– Послушай, Стрембек, нам надо провести обыск в отеле.

– Знаю, я уже звонил туда. Представляешь, старперы жили в апартаментах принцессы Лилиан. Как кинозвезды! С ума сойти!

– Хм, звучит прекрасно, по-моему. Тогда эта часть их истории соответствует истине. Но в то, что они повесили полотна за тридцать миллионов в комнате, мне трудно поверить, – сказал Петтерсон.

– Картины, которые пропали во время их поездки в Финляндию, – констатировал Стрембек. – Возможно, они насочиняли все, и как нам доказать теперь, что полотна вообще у них были, если они исчезли?

– Вот именно. И потом, по утверждению старой дамы, вся компания плавала в Хельсинки на пароме «Силья Серенаде», – сказал Петтерсон. – Но, согласно бумагам, они находились на борту «Мариэллы» линии «Викинг», и там нашли кое-что из их вещей.

– Они, наверное, называют это судно «Силья Серенаде», потому что они хористы, – попытался пошутить Стрембек. Ему приходилось принимать участие во многих сложных расследованиях, и он знал, насколько важно снять напряжение, когда дело не клеится.

– Уф, даже название судна не сходится, – вздохнул Петтерсон.

– Их комнаты в доме престарелых, пожалуй, могут дать что-нибудь, – вступил в разговор коллега Ленберг из Нормальма, которого прикомандировали в качестве подкрепления. Он уже успел поговорить с персоналом «Диаманта» и имел свежий взгляд на вещи. – Кражи ведь тщательно спланированы. Наверняка где-то есть какие-то наброски. Забытые кем-то записи.

– Ты прав. Возьми с собой двух человек и поезжай туда, – решил Петтерсон.

– Обыск в богадельне, – вздохнул Ленберг и остановился в дверях. – В нашей работе чего только не бывает.

– Не забудь заглянуть и в коробку из-под печенья, – поддел его Стрембек. – И в матрас тоже.

– Мы должны относиться к этому делу серьезно, – сказал Петтерсон резко. – Нельзя расслабляться, даже если пять человек признаются в одном и том же преступлении.

– Ерунда какая-то, не под силу пятерым старикам совершить кражу произведений искусства, с которой ранее не преуспел ни один профессиональный преступник… Такого быть не может… Честно говоря, по-моему, они насмехаются над нами, – сказал Ленберг.

– Да, это видно невооруженным глазом: пусть, по словам пенсионеров, картины и выкуп пропали, речь идет об идеальном преступлении.

Мужчины не могли сдержать улыбок.

– По их словам, они должны были получить деньги в двух тележках на колесиках, которые они собирались поменять на две аналогичные, набитые газетами. Но потом, послушайте вот это… – продолжил Петтерсон. – Они сказали: все деньги, вероятно, сдуло за борт.

– Десять миллионов улетели в море, а сумки остались, – запротестовал Стрембек. – А что показывают камеры наружного наблюдения?

– Не слишком много. После каждого рейса боцман обычно моет палубу из шланга, и, очевидно, грязь и соль забрызгали объектив. Я не понимаю, зачем вообще эти камеры. Как только они нужны, на экране ничего не разобрать. Я просмотрел все записи, толку – ноль. Кое-где видны темные тени с зонтиками. И кстати, Янсон и Аллансон тоже не заметили ничего особенного: ни стариков, ни сумок на колесиках.

– Готов поспорить, что деньги лежат в коробке из-под печенья в их богадельне, – сказал Стрембек с кривой ухмылкой.

– Нет, сейчас мы поедем в отель, – сказал Петтерсон и поднялся. – Но не забудь, что нам надо искать измененную картину Ренуара, где дорисованы шляпа и усы.

– Естественно, в новом варианте, – буркнул Стрембек и тоже поднялся. Они надели пальто и в лифте спустились в гараж. «Вольво» завелся с третьей попытки, а потом, посидев в пробке в центре города, они в конце концов добрались до Гранд-отеля, незаметно предъявили свои полицейские удостоверения и попросили показать им номера, где жили пятеро стариков.

– Вы ищете пенсионеров из апартаментов принцессы Лилиан? – с дежурной улыбкой поинтересовалась девушка за стойкой дежурного администратора. – И по какой причине?

– Этого мы не можем сказать…

– Ах, они были такие милые. Но, к сожалению, уже выехали. Там сейчас живет одна поп-звезда.

– Мы хотели бы осмотреть номер.

– Боюсь, это невозможно. Подобное не в наших правилах.

Петтерсон и Стрембек демонстративно помахали своими документами. Дежурная, похоже, задумалась, позвонила куда-то, и через несколько минут к ним спустилась хозяйка Гранд-отеля. Когда Петтерсон объяснил ситуацию, она кивнула, проводила их к апартаментам, постучала и, не дождавшись ответа, сама открыла дверь.

– Боже праведный, – только и успела она сказать, прежде чем полицейские проникли внутрь мимо нее. На столе стояли бутылки и полная пепельница окурков, на диване валялась небрежно брошенная футболка, а на рояле висели красные трусы. На столе в гостиной стояли три пустые бутылки из-под шампанского, а на одном из стульев стояла тарелка с остатками еды и смятыми салфетками.

– Да, сегодня мы еще не успели здесь убраться, – пояснила хозяйка.

Комиссар Петтерсон заметил прислоненную к дивану гитару, но что делали трусы на рояле? В спальне дела обстояли не лучше. Над незастеленными кроватями наискось висела картина, повсюду валялась одежда, а выходя, Стрембек чуть не запутался в бюстгальтере. В ванной комнате сильно пахло лосьоном после бритья, а на полу валялась куча грязного белья. В левом нижнем углу зеркала красовались несколько следов от поцелуев, а на полочке рядом с умывальником виднелась расческа с застрявшими белыми волосами.

– Род Стюард? – спросил Стрембек.

– Мы не разглашаем имена наших гостей, – ответила хозяйка.

Они остановились около рояля, и комиссар Петтерсон вспомнил, что Марта рассказала на допросе. Ренуар и Моне висели там. Сейчас же их место занимали две пестрые картины, напоминавшие Матисса и Шагала.

– Как давно эти полотна находятся здесь? – поинтересовался Стрембек.

– Мы купили их в 1952 году, но тогда этого номера еще не было. Давайте посмотрим, его открыли несколько лет назад…

– И они висят здесь с тех пор?

– Я так думаю.

– А вы не видели здесь Моне или Ренуара?

– Но, дорогие мои, большим искусством должны наслаждаться все. Именно поэтому у нас есть музеи. Если вы пойдете в Национальный музей, который находится здесь по соседству, то сможете увидеть их и другие прекрасные картины.

Стрембек беспомощно посмотрел на своего коллегу и прошептал:

– Что мы здесь делаем?

– Ищем Ренуара, Моне и десять миллионов крон. Вот и все, – пробормотал Петтерсон.

Они еще немного пошатались по отелю, пытаясь выяснить что-нибудь, но в конце концов сдались. А когда они спускались вниз, в лифте им составила компанию старая уборщица. Спереди на ее тележке лежали метелка для пыли и мешок для мусора, на полочке над ними стояла банка чистящего средства, жидкость для мытья стекол вкупе с тряпками, а также несколько картин.

– А это что такое? – поинтересовался комиссар Петтерсон и показал на них.

– Картины, которые отправятся в Городскую миссию.

– Городскую миссию?

– Да, это же плохие репродукции. Мы должны иметь хорошие произведения искусства в отеле, а не такой хлам, – ответила уборщица и толкнула их метелкой для пыли.

– Я понимаю, – сказал Петтерсон. – А где тогда отель хранит свои настоящие картины?

– На складе. Там стоят и скульптуры. А еще несколько мы убрали в пристройку, пока в ней идет реконструкция.

Немного спустя Петтерсон и Стрембек в сопровождении одного из охранников отеля попали на склад. Вместе они тщательно осмотрели все произведения искусства и полотна, которые находились там и в пристройке, но не обнаружили никаких Моне и Ренуара. Даже измененных, с намалеванными усами и парусниками. А потом, уставшие, вернулись в здание полиции.

У комиссара Ленберга выдался трудный день. Обыск в доме престарелых тоже ничего не дал, а тут еще сестра Барбара все время ходила следом за ним и ныла о необходимости избежать огласки, одновременно успевая покрикивать на стариков. Опять же обстановка требовала вести себя скромнее, что немного давило, и вдобавок – комиссара не покормили. Даже не дали кофе с печеньем.