Текст книги "Том 9. Неуловимая Фламини"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9

Дом на Бель-Эр изображал старинное поместье в представлении торгового банкира. Я оставил машину у ворот, подошел ко входной двери и дернул за шнур колокольчика. Где-то внутри разнесся мелодичный перезвон. Крепко благоухало магнолией.

Через несколько секунд Камерон открыл дверь. За то время, что прошло с нашего последнего свидания, он слегка уменьшился в объеме, серые глаза глубже утонули в орбитах, и стальная седина утратила свой воинственный блеск.

– Входите, Холман.

Он повернулся и провел меня через просторный холл в гостиную, где среди ярких обоев на стенах пряталась дверь в кабинет, обставленный под этакую мужскую берлогу, включая охотничье ружье на стене.

Камерон сел в черное кожаное кресло, кивком предложил мне располагаться и стал неторопливо закуривать, забыв, казалось, о моем присутствии.

– Как бы все это назвать? Должно быть такое слово… – начал я. – Может быть, «ирония судьбы»? Я искал дочь другого человека, которая попала в порнобизнес, так как его тревожило, по собственной ли воле она этим занимается, и вчера отыскал ее. Но к этому моменту я уже узнал о вашей дочери и нашел тело Бонни Адамс.

Он медленно кивнул, стряхивая с сигары пепел.

– Вы послали ко мне Камотта вместо того, чтобы прийти самому, – продолжал я. – Он заявил, что никогда не видел эту девушку, и удалился. Я вышел через пару минут и сделал анонимный звонок в полицию из ближайшей аптеки. Но к их приезду тело исчезло, хотя примчались они быстро. Значит, тело убрал Камотт.

– И он не смог противостоять такому мастеру своего дела, как вы, – негромко продолжил за меня Камерон. – И теперь вы знаете, кто финансировал это предприятие и почему моя дочь покинула меня и разорвала свою помолвку.

– До меня дошло также, что Бонни Адамс была вашей возлюбленной. Можно сказать, предметом вашей привязанности, заместившим Гейл Коринф.

– Я грешен, – глухо произнес он, – и смерть есть плата за грех. Вам это известно, Холман?

– Верю вам на слово, – осторожно сказал я.

– Я совершил невыразимый грех, – так же глухо продолжал он. – Я согрешил против моей родной дочери. Потакая собственной похоти и наживаясь на похоти других, менее удачливых, чем я. Но никогда, ни в каком страшном сне мне не привиделась расплата, которая ожидала меня. – Он тяжело покачал головой. – Я всегда верил, что Господь не посылает испытаний сверх человеческих сил. Я верил в это до сегодняшнего дня.

– Вы получили какое-то известие о вашей дочери? – спросил я.

– Да, я получил от нее известие.

Он замолк, опустив голову на грудь и зажав в пальцах горящую сигару. Молчание стало столь подавляющим, что я не выдержал.

– Что с вашей дочерью, мистер Камерон?

– Умерла, – ровным голосом произнес он. – Она покончила с собой. Из-за меня. Из-за того, что я с нею сделал. Я погубил свое единственное дитя. Не умышленно, случайно. Из-за своей поглощенности похотью и жадностью, из-за неразумной уверенности, что в моей власти скрыть от нее все темное в моей жизни.

– Но ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как она узнала о ваших с Камоттом делишках?

– Так начались скитания во мгле, приведшие ее к гибели, – угрюмо-торжественно проговорил он. – И вела ее моя рука.

– Вы не возражаете, если я закурю? – спросил я.

– Нисколько, мистер Холман. – Он был сама вежливость. – И Бонни Адамс зарезал тоже я. Вы это, видимо, подозревали?

– В некотором роде. А кого еще я мог подозревать? Но мне до сих пор не понятно за что.

– Вы простите меня, но в настоящий момент личное объяснение мне не по силам. После вашего звонка у меня было достаточно времени, чтобы все приготовить.

– Что приготовить? – не понял я.

– Вы найдете все необходимое в цокольном помещении. Пленка уже заправлена в аппарат. На том же столе лежит письмо от моей дочери. Там же подписанное мной признание. Кажется, я ничего не забыл? Я дважды проверил, не забыл ли я кого. Гейл, Бонни, Вилсон, Бридже и Камотт. Просмотрев фильм, прочитав письмо и мое признание, вы поймете, что дальнейших объяснений вам не нужно, мистер Холман. Вы конечно же найдете сами дорогу обратно? Я буду вам очень признателен, если вы час-другой помедлите с вызовом полиции. Впрочем, если вы сочтете это невозможным, я пойму вас.

– Как вам угодно, мистер Камерон, – бесцветно проговорил я.

Я почти дошел до двери, когда меня снова настиг его голос:

– Я до сих пор не понимаю одного, мистер Холман. Бонни объяснила мне, что фильм делался в целях подстраховки, чтобы заставить Трисию молчать и чтобы нажать на меня в случае, если я взбрыкну. Но не ранее. Бонни не понимала, как ко мне попал этот фильм. А я получил его обычной почтой вместе с письмом моей дочери. По какой-то невообразимой ассоциации Бонни это показалось смешным. Если подумать, все решил этот ее смех. Я шел, чтобы убить ее, однако моя решимость совсем ослабла. Но этот звук ее смеха вверг меня в безумие. В тот момент мне только хотелось заставить ее замолчать. Я всаживал в нее нож снова и снова, но – странно, мистер Холман! – даже после того, как я убедился, что она мертва, смех ее все продолжал звучать в моих ушах.

Закрыв за собой дверь кабинета, я спустился в цокольный этаж. Там все было приготовлено, как он и описал. Я включил проектор и стал смотреть, присев на край стола.

Меня ожидало омерзительное зрелище. Мужчина и две женщины. Мужчина, занимающийся любовью – если это можно так назвать – с одной женщиной, потом другая женщина, занимающаяся любовью с той же самой женщиной. Первая женщина – несомненно, Трисия Камерон, мужчина – Билл Вилсон, а другая – Бонни Адамс. Самое невыносимое заключалось в том, что Трисия Камерон явно пребывала в шоке. Я понял это по ее ошеломленному взгляду, по тому, как вздрагивало ее тело. Вилсон вел себя как животное и играл свою роль в своем роде даже мастерски. Причем эта девка Адамс, очевидно, получала удовольствие, что сразу бросалось в глаза. Чем больше рыжеволосая девушка отступала, тем с большим наслаждением эта сука вынуждала ее вступать во все более извращенные сношения. К моменту, когда пленка кончилась, у меня возникло чувство, что мир уже никогда не будет чист.

Я выключил проектор и зажег настольную лампу. Письмо лежало поверх исповеди Камерона. Я начал читать:

«Как я понимаю, ты уже посмотрел фильм. Может быть, ты сочтешь его достаточно увлекательным, чтобы включить в продажу вместе с остальной твоей продукцией? Я даже придумала неплохой подзаголовок: „В главной роли Трисия Камерон, развратная дочь уважаемого гражданина Клайда Камерона“. Можешь разослать объявления в рекламные газеты: „Торгово-банковский трест Камерона счастлив предложить вам мировую премьеру – „Совокупление“! Смотрите, как дочь Камерона делает это с мужчинами! Смотрите, как она делает это с женщинами!“

Так поступили со мной твои друзья, милый папочка. Я умоляла их на коленях, а они потешались надо мной. Они так смеялись, что не сразу смогли начать меня насиловать, но, разумеется, быстро с этим справились. Моя беда в том, что я ничего не могу забыть. Я не могу отмыть эту грязь. Есть только один способ забыть обо всем – навсегда. Поэтому – и я надеюсь, что ты простишь своей дочери ее эмоциональность, – я хочу покончить с собой. Сегодня. Я работаю здесь официанткой, моего настоящего имени никто не знает. Когда они найдут мое тело, решат, что я просто старомодная провинциалка, которая считала беременность слишком постыдной! Но я действительно не могу смириться с мыслью, что ношу ребенка Вилсона, тем более зачатого подобным образом. Уверена, милый папочка, что ты меня поймешь, и надеюсь, не смутишься, даже если будет названо мое настоящее имя. Я словно наяву вижу, как ты восхищенно качаешь головой и говоришь: „Сильна малышка! Как мило с ее стороны избавить меня от хлопот!“

Что ж, прощай, милый папочка! Желаю тебе гореть в аду!»

Под письмом стояла выведенная полудетским почерком подпись: «Трисия».

Признание Камерона, как он и сказал, оказалось весьма полным. Фильм предлагался в качестве свидетельства того, что Вилсон фактически изнасиловал его дочь. Камерон напоминал полиции, что Бридже производил съемку и тоже должен считаться соучастником изнасилования. Камотта он вознаградил за помощь с телом Бонни Адамс тем, что упомянул его весьма осторожно. Гейл Коринф тоже упомянул, и у меня сложилось впечатление, что Камерон с удовольствием втянул бы ее посильнее, но не сумел.

Я вернулся к письму Трисии. Что-то в нем меня настораживало. Чем дольше я на него глядел, тем больше в этом убеждался. Для письма, написанного накануне самоубийства, оно выглядело слишком гладким, слишком красиво составленным. Ни единой опечатки. Безошибочно выбраны упреки. Даже дрожащая полудетская подпись смотрелась как тщательно разработанный завершающий мазок – в расчете на то, что эмоциональность Камерона помешает ему сравнить подпись с настоящим почерком дочери. Это следовало как можно скорее проверить. Камерон не мог оживить Бонни Адамс, но если моя догадка верна и письмо подделано, то это облегчило бы ему чувство вины, которую он на себя взвалил. Я уже находился на середине лестницы, ведущей наверх, когда дом сотряс грохот выстрела. Ноги мои сами собой побежали быстрее, и через пару секунд я уже достиг кабинета. Рванув дверь, я влетел в берлогу мистера Камерона и тут же понял, что спешил зря.

Камерон снял со стены охотничье ружье, поставил его прикладом на пол, зажав между коленями, положил подбородок на ствол и спустил курок. Мощный заряд снес ему полголовы, забрызгав мозгами все стены.

Я ничего уже не мог сделать, и, если бы задержался в кабинете хоть на минуту, меня бы вырвало. Поэтому я вышел и побрел через гостиную к дверям. Солнечный жар ударил мне в лицо, когда я вышел из дома и бережно прикрыл за собой дверь. Цветы магнолии танцевали на легком ветру, и запах стал еще сильнее. Следовало звонить в полицию, но я решил пока подождать. Пленка, письмо и подписанное признание в цокольном помещении вместе составляли бомбу с часовым механизмом, который честно тикает, сколько ему назначено. Можно было не спешить; Клайд Камерон тоже никуда не уйдет.

Я вошел в магазин «Новинки Вилсона» около трех часов пополудни. Парочка юных матрон хихикала над какой-то книжкой – как мне показалось, прекрасным иллюстрированным пособием на тему «Как это делается». За прилавком скучала тощая девчонка в ветхих джинсах и длинной зеленой хламиде. Жесткие, как проволока, волосы в беспорядке падали ей на плечи. Судя по ее виду, она либо умирала от недоедания, либо ее заживо поедали угри.

– Вы что-то хотите? – пискляво спросила она.

– Вилсон здесь? – прямо спросил я.

– Там, – мотнула она головой. – Но он занят.

Я обошел прилавок; она издала протестующий писк, но не попыталась остановить меня. Вилсон действительно был занят: он сидел на пустом ящике со стаканом в руке и на две трети опустошенной бутылкой ржаного виски. Тонированные стекла повернулись в мою сторону, и на губах появилась жесткая усмешка.

– Мы с Лэнни, должно быть, стареем, – лениво произнес он. – Только мы тебя отделали, как ты опять напрашиваешься!

– Помнишь тот фильм, где ты фигурировал вместе с Бонни Адамс и Трисией Камерон? – спросил я. – Когда его сняли?

– Я сегодня очень добрый, – пробасил он, – так что вали-ка ко всем чертям, Холман, пока в госпиталь не попал.

Благодарите судьбу за пустяки! В данный момент я радовался тому, что он сидел, ибо это давало мне прекрасную возможность основательно лягнуть его по обеим голеням. Он заорал от боли и инстинктивно схватился за голени руками, а я поднял почти пустую бутылку и резко ударил его промеж глаз. Он качнулся назад, заливая грудь алкоголем, потом качнулся вперед, словно маятник. Я еще раз хватил его по лбу бутылкой. Завалившись назад, он с тяжелым грохотом шлепнулся с ящика на пол и больше не мог встать. Подойдя ближе, я с чувством пнул его по ребрам, перевалив на живот.

– Не надо! – промычал он.

– Как это! – удивился я. – Я только начинаю, Билли-крошка! Мы с тобой встречались дважды, и оба раза ты лупил меня до полусмерти, помнишь? Пора и мне повеселиться!

Он ухитрился подняться на четвереньки, но я ударил его ногой в живот, и он снова распластался на полу. Я перекатил его на спину, снял тонированные очки и отбросил их в сторону, а потом придавил его горло ногой. На лице у него выступил пот, он обеими руками вцепился в мою лодыжку. Голый ужас в глазах свидетельствовал о том, что он ждал смерти.

– Буду честен с тобой, приятель, – сказал я. – Я бы с большой радостью прикончил тебя. Но мне нужно сначала кое-что узнать. Если будешь хорошо себя вести, я, глядишь, и передумаю. Так ты помнишь, когда вы сотворили свой шедевр с Бонни и Трисией Камерон? – Я чуть-чуть ослабил давление ноги, чтобы он мог говорить.

– Около трех недель назад, – пробулькал он.

Это согласовывалось со словами Маризы.

– Что потом стало с Трисией?

– Мы отпустили ее.

– Шутки в сторону! – Я снова придавил его горло.

– Клянусь! – завопил он. – Мы сняли фильм – страховку против ее папаши и против нее самой. А больше она нам была не нужна.

– И куда же вы ее отпустили? – настаивал я.

– Она хотела только одного: поскорее выбраться из Лос-Анджелеса и никогда не возвращаться обратно, – торопливо прохрипел он. – Мы купили ей билет на самолет до Нью-Йорка и дали сотню долларов.

– Ты занялся благотворительностью? – не поверил я.

Он попытался помотать головой.

– Мы заставили ее подписать контракт. Обычный контракт: что она участвовала в съемках добровольно и получила вознаграждение.

– Сколько вы сделали копий этого фильма?

Вытаращенные глаза секунду смотрели на меня непонимающе.

– Одну, конечно. Я же сказал, это просто для страховки.

– И где же она?

– Дэнни держал ее в студии.

– Трисия действительно села на самолет?

– Стопроцентно. Мы с Бонни отвезли ее в аэропорт и проследили, чтобы она поднялась на борт. Мы даже дождались, пока самолет взлетел, потому что нам тоже чертовски хотелось удостовериться, что она не передумала.

– А что с ней произошло в Нью-Йорке?

– Да откуда же мне знать! – тонким голосом заорал он. – Вы что, думаете, она мне открытку прислала?

– Она говорила, что собирается там делать?

– У нее там есть подруга, – вяло прохныкал он. – Кажется, вместе учились в колледже. Она собиралась пожить у нее.

– Имя?

– Она не называла имени. Вы что, думаете, мы с ней дружески поболтали после того, что произошло?

Я неохотно убрал ногу. Врал ли он или говорил правду – как узнать? Билл хрипло прочистил горло и начал бережно его массировать. На прощанье я с наслаждением наступил на его очки и каблуком растер в порошок тонированные стекла.

– Эй, детка, – подошел я к изможденной девице в зеленой хламиде, – у меня для тебя большая новость. Вилсон хочет снять тебя в главной роли в новом порношедевре.

– Нет, спасибо, – холодно ответила она. – Больше не хочу.

– С катушек слечу! – пробормотал я.

– Это всего одна катушка, – отвернувшись, пояснила она.

Сломанным человеком побрел я к своей машине.

Мариза встретила меня радостно. Было около пяти часов. Ее панбархатное платьице чуть не сверкало, словно только что из срочной химчистки. Тщательно расчесанные золотые локоны мягко светились.

– Я приготовлю что-нибудь выпить, – предложила она, как только я вошел в гостиную. – А ты сядь и расскажи мне, как прошел день.

Она зашла за стойку, а я сел на один из табуретов, почувствовав себя несколько не в своей тарелке.

– А как прошел твой день? – спросил я.

– Кошмар! – Она закатила глаза. – Сразу же как ты уехал, явились Вилсон и Бридже. Я не стала открывать, тогда они попытались взломать заднюю дверь. Вилсон притащил двуствольный дробовик, а Бридже хотел бросить в меня гранату.

Я внимательно осмотрел комнату.

– Что-то не заметно больших разрушений.

– Я им показала, – самодовольно улыбнулась она. – Я выхватила у Билла дробовик, один заряд всадила ему промеж глаз, а другой – Бриджсу в грудь. Он даже не успел выдернуть чеку.

– На улице все чисто. Куда ты дела трупы, а?

– Я зарыла их в подвале, – удовлетворенно ответила она.

– У меня нет подвала.

– Я это уже поняла! – Она мрачно покачала головой. – Столько пришлось копать! Умираю от усталости!

Я попробовал на язык свой бурбон.

– Ну как? – полюбопытствовала она.

– Потрясающе! – ответил я. – У тебя талант на ледяные кубики.

– А как у тебя дела?

– Отвратительно. А поесть ты что-нибудь приготовила?

– Бифштекс. Я подумала, что тебе захочется разнообразия.

– Отлично. – Я отхлебнул еще. – А после обеда мы пойдем в гости.

– К кому?

– К твоему отцу.

Она резко замотала головой.

– Я не пойду!

– Тебе это будет интересно. Я гарантирую.

– Если я даже и пойду с тобой, – упиралась она, – то там не останусь.

– А кто тебя просит?

Синие глаза все еще заливало сомнение.

– Это в порядке воспитания?

– Никакого воспитания. Будешь просто сидеть и наслаждаться.

– Ну хорошо. – Она покрутила стакан. – На этот раз я тебе поверю.

– Сейчас позвоню и предупрежу, что мы придем.

Я пересек комнату и набрал номер.

– Резиденция Клода Варгаса, – ответили мне. – С вами говорит Гейл Коринф.

– Это что-то новенькое, – восхищенно произнес я. – Сексапильный дворецкий!

– Холман! – узнала она. – Ваш подростковый юмор ни с чем не перепутаешь.

– Я бы хотел увидеться с Варгасом – скажем, сегодня в восемь?

– Скорей всего, он к этому времени уже вернется. – Она не скрывала любопытства. – Это важно?

– Думаю, да.

– Мариза?

– Именно так.

– Я собиралась сегодня в театр, но, пожалуй, мне лучше остаться. Вы не возражаете?

– Нет, зачем же мне возражать! – непринужденно ответил я. – Кроме того, это избавит нас от необходимости разыскивать подслушивающие устройства, верно?

Она с грохотом положила трубку. Я вернулся к бару и взял свой стакан.

– Нетрудно догадаться, – холодно посмотрела на меня Мариза, – ты говорил с этой ведьмой Коринф, да?

– Да, – согласился я. – Помнишь, ты вчера рассказывала мне о том, как Трисия Камерон пришла на студию с Биллом Вилсоном?

– Помню, – насторожилась она, – и что?

– Расскажи мне еще раз, – попросил я.

– Зачем? – еще больше насторожилась она.

– Потому что мне кажется, что ты допустила некоторые неточности в первый раз.

Она слегка покраснела.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты говорила – я цитирую, – будто у тебя создалось впечатление, что она не хотела сниматься, но не знала, как отказаться.

– Верно, – кивнула она. – И что?

– А то, что все происходило вовсе не так. Как я понимаю, девушка смертельно испугалась, но они не позволили ей отказаться.

– Ладно! – Она залпом прикончила свой стакан и враждебно посмотрела на меня. – Ты все правильно понял. Бедная девочка чуть не умирала от страха. Когда Бонни содрала с нее одежду, она упала на колени, умоляя отпустить ее. Но они только смеялись.

– А ты что делала?

– А что я могла? – Она в отчаянии пожала плечами. – Если бы я начала с ними спорить, они избили бы меня. Билл велел мне катиться ко всем чертям. Я так и сделала.

– А потом?

– Я вернулась в свой поганый отель.

– Как это ты ничего не могла? – Я смотрел на нее в упор. – А позвонить в полицию и все рассказать? Они бы приехали и прекратили этот кошмар. Тебе даже не пришлось бы называть своего имени!

– Ну а если бы я это сделала, – огрызнулась она, – что бы стало со мной?

Я не сразу понял. А когда понял, то не сразу поверил.

– Ты имеешь в виду, – осторожно произнес я, – что, если бы полиция их разогнала, ты осталась бы без работы?

– Может, это не лучший способ зарабатывать на жизнь, – пожала она плечами, – но я другого не имею.

– Нет, давай разберемся, – пробормотал я. – Если называть вещи своими именами, то, значит, ты предпочла, чтобы Трисию Камерон изнасиловали перед камерой, чем рискнуть потерять свое паршивое занятие?

– Именно так, святоша поганый! – взвизгнула она. – Ты правильно вчера сказал. Я родилась шлюхой! Я не умею и не желаю зарабатывать по-другому! – Она искривила губы в ядовитой ухмылке. – Может быть, я бы повнимательней прислушалась к твоим проповедям, если бы не помнила, как усердно ты меня соблазнял прошлой ночью!

– Похоже, ты права, – ретировался я. – Сделай еще порцию, а?

– Ладно. – Она забрала у меня стакан. – Если тебе интересно, все случилось не совсем так. Я забилась в свою комнату и проплакала все глаза над Трисией, и над собой, и над всем этим поганым миром! Я ничего не сделала, потому что сама до смерти боялась. Они ведь могли убить меня, если бы я вызвала полицию. Я не посмела так рисковать.

– У каждого свои недостатки, – вздохнул я, – только у меня их нет, поэтому я имею право проповедовать. Знаешь, что я тебе скажу? Где-то час назад я явился к Биллу Вилсону, убедился, что он сидит и не чует беды, так что бояться мне нечего, и с наслаждением избил его до полусмерти. Самое неприятное, что пришлось остановиться. О, я был в тоске! Я бы с удовольствием продолжал выбивать из него дух. – Я пожал плечами. – А так всем известно, что я противник насилия.

– Тогда почему бы тебе не заткнуться? – Она пододвинула мне новый стакан.

– Ты права, – признал я. – А почему бы тебе не выпить со мной?