Текст книги "Ловцы фортуны"
Автор книги: Каролин Терри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)
– Слава небесам, да.
У Тиффани мелькнула мысль, что неплохо бы иметь брата, старшего брата, который брал бы ее на чудесные вечеринки, устраиваемые с друзьями. Конечно, пришлось бы поделиться деньгами, но, наверное, их хватило бы на обоих. Но сестра? Нет, хорошо, что у нее нет сестры. Инстинктивно Тиффани знала, что сестра означала бы постоянное соперничество, и все кончилось бы яростной враждой.
– У меня нет родных братьев и сестер, – задумчиво продолжила она, – зато избыток двоюродных.
Тут Тиффани бросила взгляд в сторону Рэндольфа, но Полина приняла замечание на свой счет и вспыхнула.
– Мы видели вашу яхту с берега, и Тиффани сказала, что, должно быть, на ней приплыл обнищавший герцог, – нанесла она ответный укол.
– А в ее глазах герцог ipso facto[1] охотник за приданым? Мне очень жаль, что я разочаровал вас и в том, и в другом, мисс Корт.
– Я вовсе не разочарована, потому что в любом случае не стала бы делиться своим состоянием с каким-то герцогом, – отчеканила Тиффани.
– Да и мне нет дела ни до герцогских титулов, ни до вашего состояния, – с подчеркнутой любезностью ответил Рэйф. – Меня все это мало интересует.
– Мой младший сын сейчас учится в Англии, – вмешалась миссис Уитни, пытаясь сменить тему разговора, начинавшего принимать опасный оборот, – в Оксфордском университете.
– В каком колледже? – спросил Элленбергер.
– Баллиоль.
– Возможно, он знает сына моего работодателя, тот тоже в Баллиоле. Его зовут Филип Брайт.
Лицо Тиффани приняло задумчивое выражение.
Где же она слышала это имя? И тут она вспомнила. Это было то самое имя, которое она старалась припомнить. Филип Брайт был тем самым мальчиком, встреченным ею в Англии, мальчиком, чья мать была похоронена в могиле, которую навестил отец. Тогда она пришла к странному заключению, основанному на туманных воспоминаниях об их давнишнем разговоре, что юный Филип Брайт отличается от других мальчиков. И этот англичанин, этот чертов Деверилл, тоже отличался от прочих мужчин. Может быть, такова особенность всех англичан? Решение Тиффани посетить Европу еще более окрепло.
– Мой брат самый способный в нашей семье, – объяснил Фрэнк Рэйфу. – Он один из первых американцев, удостоенных стипендии Сесиля Родса в Оксфорде, назначенной по условиям его завещания.
– Безусловно, ваш брат заслуживает всяческого уважения, Фрэнк. Но на вашей стороне неоценимый жизненный опыт, полученный в полных риска и трудностей странствиях, – ответил Рэйф.
Смех Тиффани зазвенел, как льдинка в бокале – она почувствовала приближение любимого развлечения.
– После такого замечания вы больше не сможете молчать о своих приключениях в Южной Африке, Фрэнк! Представляете, капитан Деверилл, он отказывается рассказывать о своих подвигах. Какая скромность!
В группе молодых людей, стоявших неподалеку, раздался смех. Они привыкли к постоянным издевательствам Тиффани над Фрэнком, и охотно в них участвовали. Но Рэйф даже не улыбнулся. Увидев побелевшее лицо Фрэнка, он посмотрел на Тиффани тем пронизывающим взглядом, который, казалось, срывал с ее тела одежду и обнажал ее сокровенные мысли – и она сразу же поняла, что совершила ошибку.
– Как, Фрэнк, – тоном огромного удивления проговорил Рэйф, – неужели вы не рассказали своим друзьям, как спасли мне жизнь?
Кромешный ужас, стоявший в глазах Фрэнка, сменился изумлением. Привыкший к насмешкам своих друзей, он был совершенно не способен противостоять разоблачениям Деверилла, единственного человека, который знал всю правду о его участии в войне. Они погубили бы его так же верно, как вода поглотила бы Тиффани, если бы не Деверилл. И когда Фрэнк услышал слова Рэйфа, то был совершенно потрясен.
– Мой лейтенант и я были захвачены отрядом буров, в котором находился Фрэнк, – Рэйф обращался непосредственно к Тиффани. – Обычно буры соблюдали правила обращения с пленными, но для нас их командир, Дани Стейн, решил устроить маленький «инцидент». К счастью, Фрэнк узнал о его замысле и помог нам бежать.
Аудитория, к которой присоединились Джон Корт и Рэндольф, увеличивалась с каждым мгновением и восторженно внимала рассказу. Лишь Тиффани стояла бледная, в неестественно напряженной позе. Ее глаза метали гневные искры, она с недоверием встречала каждое слово Рэйфа.
– Ночью мы выскользнули из лагеря буров, – продолжал Рэйф, – но на следующее утро нам пришлось разделиться, потому что буры настигали нас. Фрэнк и лейтенант Ломбард отправились в одном направлении, я в другом. Фрэнк, скажите, Джорджу Ломбарду удалось провести вас через Лоувельд в провинцию Наталь?
Фрэнк молча кивнул, затем спросил:
– Вы больше не встречались с нашим отрядом?
– Не встречался? Мы уничтожили его – ушел только Дани Стейн, несмотря на то, что его великолепная серая лошадь осталась лежать мертвой.
– А Поль?
– Он был захвачен в плен, – коротко ответил Рэйф.
– Слава Богу! Он был лучшим парнем в отряде.
Фрэнк начал приходить в себя и даже испытывать удовольствие, ловя восторженные взгляды окружающих.
Полина, внимательно слушавшая рассказ о подвиге Фрэнка, спросила Рэйфа:
– После того, как вы разделились, дальше вам пришлось пробираться в одиночку?
– Не совсем так. Из плена мы действительно бежали втроем, – и здесь Рэйф бросил быстрый взгляд на Фрэнка, – но, к несчастью, один бур подслушал наш разговор и отправился вслед за нами. Пришлось взять его с собой. После недели скитаний выяснилось, что это не он, а она.
Он улыбнулся, глядя прямо в лицо Тиффани, и несмотря на свой гнев, она ощутила странное возбуждение. Она завидовала незнакомой женщине, сыгравшей роль мужчины, но что гораздо важнее, ее охватывала дрожь при одной мысли, что можно целую неделю находиться одной в окружении мужчин. Среди прочих леди тоже прошла волна возбуждения; даже те из них, что были шокированы, ощутили в то же время волнение и легкую зависть.
По-прежнему улыбаясь, Рэйф повернулся к Джону Корту и ловко перевел разговор на другую тему, разрядив напряжение.
– И подумать только, мистер Корт, что во время войны я большую часть времени провел в Трансваале всего в нескольких милях от шахты «Премьер»! Будь я удачливее, возможно, обладал бы уже солидным состоянием и не стоял бы сегодня здесь, рассказывая всякие байки о прошлом.
– И я сожалею, что не вы первым нашли месторождение, – заметил Корт. – Уверен, вы повели бы дела гораздо разумнее, чем Томас Куллинан.
– Я слышал, что открытие новых алмазных месторождений зачастую отрицательно влияет на ваш бизнес.
Гости разошлись, разбившись на группы в которых обсуждали скрываемую прежде доблесть Фрэнка Уитни, но Тиффани осталась. Во-первых, она считала, что ее выставили перед всеми в глупом виде, и не хотела слышать, как женская часть присутствующих наслаждается ее поражением, а во-вторых, предпочитала мужское общество.
Когда отец выразил согласие с заявлением Рэйфа, она стала вслушиваться в разговор с неподдельным интересом.
– Давайте, – продолжал Рэйф, – посмотрим, где совершаются новые открытия. Большая часть найденных запасов находится в Южной Африке, и логично предположить, что на таких континентах, как Америка и Австралия тоже могут быть обнаружены алмазные россыпи.
– В подобных изысканиях логика играет гораздо меньшую роль, чем удача, – произнес Корт, – но вы не одиноки в своих предположениях. Сотни энтузиастов прочесывают континенты в поисках алмазов, надеясь обогатиться.
– А вы бы предпочли, чтобы они так и остались бедными?
– Новые находки можно было бы только приветствовать, но, как мы уже говорили с мистером Элленбергером, проблема заключается в должном контроле. Подобные предприятия требуют, чтобы ими управляли сильные и проницательные мужчины.
– Или сильная и проницательная женщина, – перебила Тиффани.
Корт снисходительно улыбнулся и похлопал ее по руке.
– Понимаете, капитан Деверилл, в то время как в Америке и Австралии продолжаются поиски, алмазы могут быть найдены где угодно, да почти везде. Находки в наносных породах свидетельствуют, что реки уносят камни за многие мили от мест их происхождения. Алмазы могут быть найдены в пустыне, если там протекает или много столетий назад протекала река.
– Вы напомнили мне о разговоре, который я как-то услышал в Трансваале. Один немец рассказывал о пустыне в Юго-Западной Африке и утверждал, что там что-то есть.
– Конечно. Нет абсолютно бесперспективных земель. Пески мировых пустынь, даже сама Сахара могут содержать в себе различные минералы. Например, нефтяные месторождения, размеров которых мы даже не в состоянии себе представить.
Тиффани слушала с неослабевающим интересом. Эти люди рассуждали о драгоценностях с таким видом, словно это… картофель! Она давно почувствовала романтическое очарование драгоценностей и силу богатства, которую они дарили, но впервые осознала себя не просто сторонней наблюдательницей.
– Бриллианты предназначены для удовольствия женщин, – с непривычной серьезностью произнесла она, – именно женщины понимают их, ценят и дорожат ими за красоту. Они не станут относиться к ним просто как к товару, который надо продать как можно выгоднее.
Мужчины в молчании уставились на нее. Фрэнк ошеломленно, Элленбергер и Рэйф удивленно и с неожиданным уважением. Джон Корт добродушно улыбнулся. Но Рэндольф отреагировал неожиданно резко, лицо его выражало неодобрение, даже раздражение.
– Конечно, женщины любят бриллианты, но я надеюсь, ты не собираешься углубляться в этот бизнес? – резко заметил он.
– А почему нет? – быстро возразила Тиффани. – Я уверена, что могла бы продавать бриллианты не хуже мужчин и даже лучше, ведь я-то знаю, чего хотят женщины. Когда папа передаст мне «Корт Даймондс», я докажу это.
Корт засмеялся.
– Не глупи, дорогая! Рэндольф прав. Женщины должны носить бриллианты и красивые платья, должны радоваться детям, что вскоре предстоит и тебе. К тому же, по правде говоря, я не планирую передавать «Корт Даймондс» в твою собственность.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Фирма будет твоей, моя прекрасная, но через Рэндольфа. Он будет управлять ею, как и прочими вопросами бизнеса.
Тиффани с недоумением нахмурилась, но Рэйф все понял. Рэндольф наблюдал за Тиффани с почти животным предвкушением, подобравшись, словно кот перед броском на мышь. Интересная, должно быть, получится парочка, сказал себе Рэйф. Он ни на миг не поверил, что Тиффани сдастся без боя. Он почти жалел, что не сможет полюбоваться подобным зрелищем. Очевидно, не все аспекты столь важного заявления Корта были ясны Тиффани, но в данной ситуации ей некогда было ломать над этим голову.
Ее отвлекла компания девушек, остановившихся чуть в стороне от их маленькой группы в надежде привлечь внимание двух героев дня.
– Фрэнк, прогуляйтесь со мной, – ослепительно улыбнулась Тиффани. – Помогите мне выбрать место для бассейна. Вы тоже можете пойти с нами, капитан Деверилл, – любезно добавила она.
– Бассейн? – переспросил Корт. – Я и не знал, что мы его ставим.
– Я еще не успела тебе сказать, папа. Я решила это сегодня утром, – и она сердито глянула на смеявшегося Рэйфа. – Я хочу научиться плавать. Говорят, сегодня ночью чуть было не утонула какая-то девушка.
Рэйф вновь сверкнул белозубой улыбкой, отдавая должное ее нахальству, но Фрэнк был встревожен.
– Да, об этом рассказывали сегодня, – нервно поддержал он. – Кажется, на какой-то яхте была вечеринка.
– Неужели? – Корт неодобрительно нахмурился. – Надеюсь, Рэндольф, это была не та яхта, на которой прибыли вы с Элленбергером?
– Конечно, нет, – не задумываясь солгал Рэндольф. – Наше путешествие прошло безо всяких происшествий и было довольно скучно. Не так ли, Антон?
Вынужденный присоединиться к этому вранью, Элленбергер ответил неопределенным жестом. Светлая кожа Тиффани окрасилась в цвет фуксии от отчаянных усилий сдержаться и промолчать. Фрэнк подхватил ее под локоть и направил к дверям, ведущим на террасу, Рэйф последовал за ними. Очутившись на безопасном расстоянии, Тиффани взорвалась:
– Он был там! Оба они были! Я видела его с девушкой… – и она содрогнулась.
– Вы сами настояли, чтобы отправиться на эту проклятую вечеринку, – успокаивающе сказал Фрэнк. – Я ведь предупреждал, зрелище будет не совсем обычное. Как бы там ни было, Рэндольф лишь поцеловал ту девушку, и я не понимаю, почему это вас так задело.
Тиффани сама не могла объяснить, откуда у нее столь бурная реакция на случившееся.
– Господи, да сходите же за напитками, Фрэнк! – выпалила она. – Должна же быть от вас хоть какая-то польза!
Фрэнк послушно удалился. Она прислонилась к баллюстраде террасы, морской ветерок согнал краску возмущения с ее щек, и она осознала, что осталась с Рэйфом наедине.
– Вы солгали про Фрэнка, – неожиданно объявила она.
– Почему вы так решили?
– Не знаю, – призналась она, – но я уверена, если бы Фрэнк на самом деле совершил все эти героические деяния, он обязательно рассказал бы мне о них.
– Зачем?
Эти нескончаемые вопросы сведут ее с ума. Тиффани вскинула голову, и бриллианты засверкали в ее волосах.
– Фрэнк Уитни готов на все, лишь бы произвести на меня впечатление. Надеюсь, вы понимаете, что он влюблен в меня?
– А вы из тех девушек, что принимают любовь – и многое другое – как нечто, само собой разумеющееся?
– Что же делать, раз все меня любят?
– А вы-то любите кого-нибудь, кроме себя?
– Вы собираетесь ответить на мой вопрос о Фрэнке?! – она повысила голос.
– Я сказал вам правду.
– Но не всю, – настаивала она.
Рэйф, закурив сигарету, задумчиво затянулся. Может быть, она упорствует в силу своего несносного характера? Или… или она намного проницательнее, чем можно предположить.
– Вам ведь совершенно безразлично, что произошло в Южной Африке на самом деле, – произнес он с той ленивой бесстрастностью, которая задевала ее больше всего. – Вы просто недовольны, что я сорвал вам развлечение. Что до меня, то я сожалею совсем о другом: появление прошлой ночью на моей яхте Фрэнка лишило нас удовольствия полюбоваться вами. Мы так надеялись, что вы станцуете и споете.
Тиффани сверкнула глазами.
– Вам следовало бы сразу понять, что я леди, а не трактирная певичка.
– Интересно, каким образом? Английскую леди легко узнать по произношению, но в Америке говорят на таком варварском диалекте, что я совершенно не способен отличить светскую даму от женщины, мм… скажем, не совсем безупречного поведения.
– Ах, вот как?! Вы самый грубый человек, какого я когда-либо встречала. Я думаю, причина заключается в том, что вы, по-видимому, слишком редко общаетесь с порядочными женщинами. Ни одна леди не вынесет вашего общества дольше пяти минут.
– Вы так и не сказали, зачем висели на сходнях, – напомнил Рэйф, игнорируя ее оскорбленный тон, – и что вы намеревались делать на вечеринке. Вы собирались играть в карты, танцевать или… целоваться, как та девушка с вашим кузеном? Расскажите, Тиффани. Я нахожу это интересным.
Он говорил с таким участием, что Тиффани была сбита с толку. Прошлой ночью было то же самое. Суровость сменилась насмешливостью, возникшая, казалось, симпатия – безразличием. Она не могла понять, что же представляет собой этот Рэйф Деверилл на самом деле.
– Не знаю, что вы подумали, но я просто хотела развлечься. Посмотреть хоть в щелку на настоящую вечеринку. Посмотрите вокруг! Эти куклы из папье-маше стараются убедить самих себя, что им ужасно весело. Но я не такая, как они! Девушки на яхте по настоящему развлекались. Они были живыми, и я тоже живая! Я прекрасно справилась бы с ролью… – она остановилась в поисках подходящего слова.
Невероятно, но она была права. Жизненная сила, страстность, жажда действия кипели в ней с буйством урагана, а при таком обворожительном лице и теле она легко могла бы сбиться с пути. Затем Рэйф подумал о Рэндольфе Корте и испытал нечто, похожее на отвращение, представив Тиффани в объятиях холодного и расчетливого кузена. Фрэнк с его мальчишеским обаянием не заслуживал Тиффани, но в той же мере не заслуживал ее и мерзкий Рэндольф. Ей нужен был мужчина, способный противостоять ее сумасбродствам, не ломая характер, мужчина, который мог бы удержать ее в узде и отпускать на свободу когда это необходимо – как при контроле над бриллиантами, с которыми так тесно связала ее судьба.
– Вы хотите сказать «потаскушки»? – подсказал Рэйф. Скорее, ей бы подошло прозвище сплошные неприятности, мысленно добавил он. – Впрочем, такого рода развлечений, которым предавалась компания на яхте, я никогда не мог понять. Смотрите, Фрэнк, похоже, попал в осаду, так что не пора ли нам вернуться к гостям и спасти его?
– Я не хочу туда возвращаться.
– Даже у богатых девочек есть обязанности – иногда следует соблюдать приличия.
– Я не хочу!
– Дело не в том, хотите вы или не хотите. А за экскурсию на яхту вас, моя дорогая, просто необходимо отшлепать по вашей прелестной попке.
Никто никогда не смел говорить с Тиффани в подобном тоне. Ее как громом поразило, и она, онемев от возмущения, могла лишь испепелять Рэйфа взглядом.
Рэйф вздохнул. Пожалуй, он слишком суров к ней, в конце концов, она не так уж виновата. Ее гордыня и самомнение были продуктами раболепного пресмыкательства окружающих, природной красоты и отцовского всепрощения. Тиффани не имела ни малейшего представления о страданиях других людей, никогда не сталкивалась с настоящей болью.
Он притушил сигарету о каблук.
– Мне пора. Нужно готовить яхту к отплытию. Завтра мы отправимся в Европу и продолжим путешествие, которое вы прервали столь экстравагантным образом.
Он направился было к выходу, но остановился – что-то подсказывало ему, что он обязан ее предостеречь:
– Между прочим, в каких отношениях вы с Рэндольфом?
– Он мой брат.
– Двоюродный?
– Нет, кажется, троюродный, – Тиффани вновь пришла в недоумение. Его лицо было серьезным и у нее появилось странное ощущение, что он пытается сообщить ей нечто очень важное. – Наши деды были братьями, ну, я и смотрю на Рэндольфа, как на брата.
– Зато он испытывает к вам далеко не братские чувства, – мягко сказал Рэйф и удалился.
Ни один мужчина не ушел бы от Тиффани вот так, по собственной воле, оставив ее на террасе в одиночестве. Этот человек совершенно невыносим, рассерженно думала Тиффани, но ее мысли тут же приняли иное направление, вернувшись к намеку, сделанному Рэйфом насчет Рэндольфа. Нет, подобное невозможно – и думать об этом не стоит! Да и в любом случае, никто не заставит ее… Тиффани была не в силах сформулировать, что именно, и просто махнула рукой таким жестом, словно отгоняя что-то надоедливое. Слава Богу, заключила она, что папа никогда не заставит меня делать то, чего я не хочу.
Вечер был безнадежно испорчен. Равнодушие Рэйфа Деверилла к ее очарованию, то, как он выставил ее дурочкой перед гостями, рассказав историю про Фрэнка, а теперь еще и опасения насчет Рэндольфа привели ее в мрачное расположение духа. На террасе стало прохладно. Тиффани передернула плечами, но все же помедлила еще немного, любуясь, как лунный свет играет на тихой поверхности океана. Завтра яхта Деверилла покинет эти воды, и очень хорошо, что он исчезнет. Как и множество людей до нее, получивших плохие известия, Тиффани во всем винила вестника.
Глава четвертая
Несмотря на все новейшие веяния, исключительное положение «четырех сотен» сохранилось и в новом столетии, по-прежнему оставаясь вершиной, к которой стремился каждый американец. В ту эпоху, когда актрисы не пользовались большим уважением, интерес американской публики был сосредоточен на блестящей жизни светских женщин. И в этом великолепном созвездии ярче всех сияла Тиффани Корт. Газеты посвящали целые колонки описаниям ее красоты, нарядов и развлечений. Во всех Соединенных Штатах ничьи фотографии не печатались чаще, чем ее. Она была признана самой замечательной невестой на брачном рынке. Причиной тому стала не только ее красота и богатство. Тиффани обладала тем редчайшим качеством, которое в будущем назовут харизмой. Однако, ее успех имел и другую сторону: восторгавшаяся ею падкая до сенсаций публика, затаив дыхание, ждала трагического удара судьбы, который столь часто поражает людей, поднявшихся на Олимп.
Осенью тетя Сара и Полина на время вернулись в Бостон, и хотя Рэндольф старался укротить ее, Тиффани вовсю пользовалась свободой. Круг ее приятелей и мест, где она появлялась, стремительно расширялся. Она, не боясь пересудов, обедала в «Шерри» и «Дельмонико», она прогуливалась у Уолдорф-Астории – и каждое ее появление вызывало гул восхищения среди толпы завсегдатаев, выстроившихся вдоль мраморной анфилады – и посещала огромный зал ресторана в отеле Палм-Гарден. Она не только меняла кавалеров, но предоставила им новые возможности: все еще не расставшись с живыми воспоминаниями о тех девушках на яхте, Тиффани начала свои собственные эксперименты в области чувств. Ее смелость простиралась лишь до одного-двух поцелуев, не больше, и опыт был обескураживающе разочаровывающим. Либо губы мужчины были слишком жестки, и она чуть ли не ушибалась о его зубы, либо они были излишне увлажнены слюной. Как бы там ни было, все мужчины казались неловкими, и опыт не принес Тиффани удовольствия. Когда они прикасались к ней, в них не чувствовалось огня, и хотя Тиффани была новичком в делах любви, она была убеждена, что огонь обязательно должен присутствовать.
Из любопытства она позволила даже Фрэнку поцеловать себя и, к ее удивлению, в длинном ряду исследуемых он оказался чуть ли не лучшим, хотя и был слишком нежен, ошеломленный и потрясенный осуществлением своей мечты. Для Тиффани одно или два объятия, которые она временами позволяла ему, не значили ничего. Он же был уверен, что является единственным мужчиной, с которым она целуется, и, ослепленный свалившимся на него счастьем, за которое благодарил Рэйфа Деверилла, уверовал, что сможет жениться на ней.
Иногда Тиффани выходила в сопровождении своей горничной – преданной ей девушки, гордящейся красотой и статью своей хозяйки, на которую всегда можно было положиться, если обстоятельства требовали тактично исчезнуть, – но временами она отправлялась искать приключений в одиночку. В конце концов Рэндольф, который слишком много работал, чтобы успевать контролировать ее развлечения, не пожелал больше терпеть подобную ситуацию. Как-то раз Тиффани, вернувшись домой поздно вечером, столкнулась в холле с ним и отцом.
– Где ты была? – спросил Рэндольф.
– Не твое дело.
– Именно мое, и я требую ответа.
– А я отказываюсь отвечать!
– Ты где-то шлялась с мужчиной! – Лицо Рэндольфа было мертвенно бледным, на лбу блестели крохотные бисеринки пота. Пальцы неустанно теребили жиденькие усы.
– Полагаю, это Фрэнк Уитни?
– Нет никакой надобности приплетать к этому Фрэнка. Он не ответственен за мои поступки и ничего для меня не значит.
– Учитывая твое поведение в последнее время, найдется множество других желающих присоединиться к тебе в твоем распутстве.
– В чем?
Тиффани не вполне понимала значение последнего слова, но уловила общий смысл тирады Рэндольфа. Она повернулась к отцу, слушавшего их перепалку с явным огорчением.
– Папа, я признаю, что ты вправе задавать мне подобные вопросы. Так почему же ты стоишь и молчишь, позволяя Рэндольфу распоряжаться, как у себя дома?
– Рэндольф говорит за нас обоих и тебе придется это учесть, – с несчастным видом ответил Джон Корт.
– Вот как, папа? – ее охватило нехорошее предчувствие. – Во всем?
– Да.
Губы Рэндольфа скривились в торжествующей усмешке.
– После Рождества моя мать возвращается в Нью-Йорк, чтобы помочь в подготовке твоего дебюта. А до этого либо твой отец, либо я будем сопровождать тебя во всех вечерних прогулках. Более того, мы будем тщательно выбирать места этих посещений и следить, чтобы оттуда ты отправлялась прямо домой.
Тиффани сделала перед Рэндольфом преисполненный презрения реверанс, а затем, не удостоив отца даже взглядом, удалилась к себе. Только в уединении своей спальни она обнаружила, что ее всю трясет. Она улеглась в постель, но сон не шел к ней. Этот Рэндольф! Даже само его имя казалось ей омерзительным, вызывая зловещее предчувствие угрозы.
Но что больше всего выводило Тиффани из равновесия, так это несомненное свидетельство его растущего влияния на отца. Раньше она могла как угодно манипулировать Кортом – он был глиной в ее руках, – и она отчаянно хотела вернуть себе утраченные позиции. Уже засыпая, она наконец придумала, как противостоять намерениям Рэндольфа: если он собирается надзирать за ней по вечерам, она займется своими делами днем, когда он будет в банке. Она пока не знала, что предпримет в ответ на его посягательства, но была уверена, что сумеет поставить Рэндольфа на место.
Тиффани оказалась права – новое развлечение нашлось на следующий же день, а аналогия «глина в руках» оказалась на редкость подходящей к нему.
Она приняла приглашение на ланч, хотя и ожидала найти там довольно скучное общество. Хозяйка была известна, как покровительница искусств, и Тиффани не ошиблась, решив, что разговор пойдет об открывшейся в Национальной академии искусств выставке. Леди, принимавшая их, сказала, что молодой художник, с которым она познакомилась в Париже, выставляется в академии и она очень хочет увидеть его последние работы. Собравшиеся выразили согласие, и было решено немедленно посетить экспозицию. Ноябрьский день был холодным и серым, найти занятие получше Тиффани вряд ли бы смогла, и поэтому присоединилась к компании. Однако пейзажи, натюрморты и копии старых мастеров показались ей малопривлекательными. Успехи Тиффани в рисовании, точно так же как и в музыке, нельзя было назвать выдающимися, а изучение чужих творений казалось столь же скучным, как и создание собственных. Она рассеянно бродила среди картин и скульптур, немного отстав от своих спутников, как вдруг почувствовала, что за ней наблюдает плохо одетый молодой человек, слонявшийся в дальнем конце галереи. А он ничего, симпатичный, снисходительно решила она, заметив густую гриву русых волос и выразительные карие глаза. Ее спутники удалялись, а она, приостановившись, ждала, когда молодой человек приблизится.
– Вы считаете, что они ужасны, верно? – спросил он, с жестом отвращения указывая на картины..
– Я плохо разбираюсь в искусстве, но не думаю, что здесь было бы что-нибудь стоящее.
– Я сам себе за все это противен! Ненавижу мир, который заставляет меня это делать, принуждает уродовать мой талант! – простонал он в отчаянии.
– Так это ваши картины? Значит, вы знакомы с миссис…
– Нет, нет, слава Богу, они не все мои! – яростно воскликнул он. – Есть и другие, продающие свои талант.
– Зачем же вы пишете картины, которые так ненавидите?
– Нужно же что-то есть.
– А-а-а… – Тиффани с любопытством уставилась на художника. Она не привыкла встречаться с бедными, если, конечно, не считать слуг.
– У вас удивительно красивая голова. Я бы хотел лепить ее, но думаю, вы слишком заняты, чтобы утруждать себя позированием, и слишком богаты, – его глаза скользнули по ее дорогой одежде.
– Разве вы не знаете, кто я?
– Нет. Я не появляюсь в светском обществе, а когда человеку не хватает на еду, он не покупает газет, – его голос был полон сарказма, но в глазах светилось восхищение ею.
Тиффани внимательно посмотрела на молодого человека. Даже она проявляла осторожность, завязывая знакомства, но этот художник имел одно неотразимое достоинство – он отличался от молодых людей, которых она знала. К тому же было очень интересно узнать, как живут и работают художники.
– Может быть, я разрешу вам меня лепить, – заметила она. – Завтра я зайду к вам, там и посмотрим.
Художник застыл, разинув рот.
– Давайте ваш адрес, – приказала она.
– Гринвич-Вилледж, – запинаясь произнес он. – Макдугал-аллея, 15. Спросите Джерарда.
Тиффани небрежно кивнула и ушла догонять спутников.
Выкрашенные в белый цвет дома на Макдугал-аллее были перестроены из старых конюшен и помещений для слуг, стоявших на задворках особняков Вашингтон-сквер. Войдя в дом, Тиффани вступила в иной мир, мир богемы, мир облезлых стен, освещаемых газовыми рожками, мир проваливающихся полов и задержанных квартирных плат, но одновременно и мир, богатый красками, дружелюбием и вдохновением. Тиффани провела в нем недолгое время, но на всю жизнь запомнила его своеобразное очарование.
На стук открыл бородатый мужчина и направил ее на верхний этаж. Она спиной чувствовала его изучающий взгляд, пока взбиралась по лестнице. Джерард сонно мигал осоловелыми изумленно-сонными глазами. Было очевидно, что он только-только встал.
– Я не думал, что ты придешь, – извиняясь, пояснил он.
Тиффани с неудовольствием взглянула на его помятое, небритое лицо.
– Я ведь сказала, что приду, – заявила она. – А ты немного создашь картин и скульптур, если встаешь в полдень.
– В постели теплее.
Она была вынуждена признать, что он прав. В студии было ужасно холодно. А еще она была ужасно неопрятна – буквально завалена красками, мольбертами, законченными и незаконченными холстами – и провоняла какими-то химическими составами и запахом пищи, заполнявшим весь дом. Тиффани сморщила нос и поискала, на что бы сесть. Так и не найдя стула, она смело подошла к кровати и опустилась на нее. Джерард смотрел на девушку, ошалев от восторга.
– Как я поняла, торговля копиями старых мастеров не такое уж выгодное дело, – заметила Тиффани звонким, как колокольчик, голосом, – раз твоих средств не хватает на отопление. – Она поежилась и плотнее закуталась в меха. – Забудь о скульптуре, здесь слишком холодно, чтобы я пришла еще раз.
Джерард в раздумье посмотрел на нее. Ему очень хотелось уговорить ее позировать, такой красивой девушки он никогда не встречал. А если к тому же она проявит щедрость, тем лучше.
– Если ты заплатишь хорошую цену за скульптуру, я смогу отапливать студию.
– Это ты хочешь меня лепить, – быстро возразила Тиффани. – Значит, это ты должен платить мне.
На какое-то мгновение он опешил, а затем расхохотался, откинув назад голову.
– На чем твоя семья делает деньги? – спросил он.
– На бриллиантах.
– Неплохо. Это была самая твердая субстанция, известная людям, пока не появилась ты.
Реплика художника понравилась Тиффани гораздо больше, чем все комплименты, которые она привыкла получать.
– Я дам тебе денег на еду и отопление, – объявила она, – и, возможно, я куплю скульптуру, если она мне понравится. Но не очень-то надейся на это. Понимаешь ли, никто не должен знать, что я прихожу сюда.
Джерард кивнул. За ее осторожностью скрывался внутренний цинизм ситуации. Скучающая богатая девочка бродит по трущобам в поисках острых ощущений! Обычно он мало заботился о бытовом комфорте, но эта девушка так ослепительно прекрасна, что придется сделать исключение. При первой же возможности он позаботится об отоплении; должен же он выяснить, что скрывается под этими роскошными мехами. Сердце Джерарда бешено колотилось, пока он размышлял, долго ли она будет приходить сюда, чтобы разогнать скуку.