Текст книги "Морриган. Отраженье кривых зеркал (СИ)"

Автор книги: Кармаль Герцен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Но гораздо больше Морриган заинтересовало то, что Агнес Фитцджеральд практиковала веретничество. Достаточно редкое направление чернокнижия, традиции которого включали в себя практики на местах силы, черные и еретнические молитвы, чернение церквей и храмов.  Веретники обладали редким колдовским талантом подавлять одним взглядом любые функции живых существ – так называемым, одическим взглядом. Если веретник задумает сглазить кого-либо, то может за несколько минут довести несчастного до смерти. Именно поэтому представителей этого направления боялись намного сильнее, чем остальных колдунов и ведьм.

Веретники и веретницы нередко заключали договор с темными силами, становясь «добровольными одержимыми». Впустив в свое тело беса или – если магическая мощь была достаточной – демона, они получали в качестве вознаграждения немалую долю колдовской силы, которая и помогала им в колдовской практике – в наведении изощренных порч и жестких приворотов.

– Говорят, убита не только Агнес, но и Линн, и Оливия – ее дочери, – добавил Доминик.

– И как они убиты?

Глава Дома О`Флаэрти нахмурился.

– Мой осведомитель говорит…

– У вас есть осведомитель в королевской семье? – удивилась Морриган.

Доминик пронзил ее тяжелым взглядом голубых глаз. Ну еще бы – она посмела прервать самого главу, своего, хоть и временного, но покровителя.

– Не в их доме, нет, – с видимой неохотой ответил он. – Мои осведомители – фамильяры Аддас. Благодаря им я узнаю самые свежие слухи Пропасти, но беда в том, что видеть они не умеют. А потому в моем арсенале есть только бессвязные причитания служанки Дома Фитцджеральд о том, что все ее хозяйки погибли. Но, судя по всему, понять, что случилось, она не может.

– Ладно, – задумчиво протянула Морриган. – Мама, можно тебя на минуточку?

Бадб, все это время молчаливо наблюдающая за их разговором, вскинула тонкую черную бровь.

– Ммм… да?

Они перешагнули порог гостиной и прошли вглубь коридора.

– Я могу попросить тебя об услуге?

– Конечно, ты же моя дочь.

Прозвучало пафосно и фальшиво, но Морриган из последних сил сдержала усмешку. Ей действительно нужна была помощь Бадб, и ради этого стоило притвориться примерной любящей дочкой.

– Ты не могла бы слетать до имения семейства Фитцджеральд и взглянуть, как именно мать и дочери были убиты?

Бадб выглядела не на шутку удивленной.

– Я думала, дела Пропасти тебя не касаются.

– Есть просто одна мысль, которую я хочу проверить, – уклончиво ответила Морриган. – Обещаю, все тебе расскажу, но сначала… Мне нужно, чтобы ты взглянула на них. Пока не увезли тела – или не бросили в бездну под город или сожгли. Или что тут вообще делают с телами.

Бадб расхохоталась, неожиданно потрепав дочь по черноволосой макушке.

– Милая, мы не в землях варваров. Здесь с телами поступают так же, как и наверху. Здесь даже есть своеобразная полиция – серая стража.

– У меня не было никакого желания разбираться, как тут все устроено, – буркнула Морриган, недовольно возвращая прическе первоначальный вид. Что это за смехотворные потуги выглядеть настоящей матерью со стороны Бадб? Или просто желание выглядеть таковой в глазах Доминика, который не без интереса наблюдал за ними из кресла у камина?

Впрочем… Не Морриган ее обвинять. Ей и самой ради достижения своих целей приходилось порой притворяться тем, кем она не являлась. Что же насчет материнства… Глупо рассчитывать на то, что легендарная черная ведьма, ставящая главной целью в жизни собственное могущество, будет хорошей матерью, которая возится с детьми, читает им сказки, а ночью, укладывая спать, целует их нежно в щечку.

Возможно, где-то и существовали такие матери, но не в их клане точно. Белые, природные, лесные ведьмы, те же друиды или целительницы – возможно. Но у черных ведьм, к которым принадлежали зеркалицы, веретницы и кладбищенские ведьмы, был только один закон: «выживет сильнейший». Едва повзрослев, дети черных ведьм тут же вступали на тропу войны с недружелюбным миром. Кому повезло больше, те боролись за жизнь, имя и силу под строгим надзором матери: она могла наставлять, но не вмешивалась, если юная ведьма или юный колдун совершали ошибку. Потому что последствия за каждую ошибку дитя ведьмы должен был прочувствовать на себе. Ну а кто-то – как Рианнон и Морриган, и вовсе оказывались предоставлены самим себе.

И вроде бы все привычно и верно, и все же иногда в «Снежной королеве», как называл ее Ник, просыпалась маленькая капризная девочка, которой казалось, что никто и никогда ее не любил.

Морриган ненавидела себя за эти минуты слабости.

Превратившись в чернокрылую птицу, Бадб исчезла. Доминик тоже покинул особняк – отправился в один из районов Пропасти на встречу с одним из своих осведомителей, который мог предоставить ему информацию о произошедшем в Тольдебраль – замке семьи Фитцджеральд. Пропасть наверняка гудела как разбуженный улей, ведь смерть действующей королевы города означала одно: трон был свободен. И вопрос времени, когда за него разразится война.

Морриган вздохнула – как все не вовремя! И она, и Рианнон окажутся в самой гуще битвы, к которой они не имеют никакого отношения. Если, конечно, она до того времени не найдет убийцу, не очистит свое имя перед Департаментом и Трибуналом, и не заберет Риан наверх.

Чтобы скоротать минуты напряженного ожидания, Морриган отправилась изучать особняк О`Флаэрти. Была одна мысль, которая не давала ей покоя, и сейчас, когда Доминик покинул дом, было самое лучшее время, чтобы удовлетворить терзающее ее любопытство.

Титул главы Дома зачастую получали по праву наследования, а значит, все, что для этого было нужно – дождаться гибели действующего главы. Но вот для того, чтобы удержать титул, защитив свой Дом в непрекращающейся борьбе с другими Домами, нужно было обладать не только влиянием, хитростью, дипломатией и прочими необходимыми для достойной конкуренции качествами, но и… той или иной магической силой. Морриган не могла понять, какую из магических практик использует Доминик, а сам он на эту тему не распространялся.

Морриган надеялась, что что-нибудь в доме даст хоть какие-то намеки, но после получаса поисков стало ясно: ее надежды не оправдались. Морриган наткнулась на две комнаты, запертые на усиленную магическую печать. Осторожно «просмотрела» ее отражение на Изнанке: взамен разбитого духом пришлось купить новое зеркало и потратить значительную часть силы на обряд «привязки». Простое зеркало, лишенное частицы души зеркалицы, совершенно для нее бесполезно.

Печать была хитрая, с «ловушкой» – стоит допустить хотя бы малейшую ошибку в комбинации, и печать навсегда изменится, сигнализируя хозяину дома о том, что кто-то пытался взломать магический замок.

Из расположения комнат в доме Морриган сделала вывод, что одна из этих комнат – спальня эмэра О`Флаэрти, а вторая – нечто вроде его кабинета. Или своеобразного храма, где он проводил свои обряды. Раздосадованная, Морриган спустилась в гостиную… и тут же изумленно застыла.

Посреди зала стоял Дэмьен – по всей видимости, только что вернувшийся из путешествия. Рядом, довольно улыбаясь, стояла Рианнон. Морриган впервые за время, прошедшее после воскрешения, видела сестру улыбающейся так искренне, так радостно, так тепло… А на руках у Риан уютно расположилась белая кошка с золотыми глазами.

Вот только глаза младшей сестры по-прежнему были закрыты белой лентой. А это означало, что лесные ведьмы не смогли ей помочь.

Едкое разочарование кислотой затопило сердце. Даже рассудком понимая, что затея Дэмьена обречена на провал, что лесные ведьмы не сумеют помочь в том, в чем белые, целительницы и мамбо потерпели поражение, Морриган все же надеялась до последнего… Надежда – живучая, зараза, вот только сбывается не всегда.

– Милая, ты вернулась. – Морриган поспешила к сестре. – Ты… ммм… решила завести себе фамильяра?

По правде говоря, фамильяр – уже устаревший метод усиления ведьминских чар. Мало кто из ныне живущих ведьм, особенно молодых, не заставших традиции предков, заводил себе фамильяров. Но Морриган готова была выполнить любой каприз Риан. Хочет завести себе кошку – пожалуйста, пожелает двухголового питона, который, по слухам, обитал в пустыне Берагор – она раздобудет его для сестры.

– Не совсем, – поворачиваясь к ней лицом, с улыбкой ответила Риан. – Прекрасно выглядишь. Алый цвет тебе к лицу.

Морриган остановилась на полпути – кто-то словно опутал ее тело цепями, мешая двигаться и дышать. Она действительно сегодня решила изменить излюбленному черному цвету и, стремясь добавить цвета мраку, в котором тонула ее жизнь в последние несколько дней, облачилась в ярко-алое платье довольно откровенного фасона. Бретели спадали на голые плечи, спина прикрыта узкими атласными лентами, вплетающихся в подобный паутине узор.

Взгляд Морриган скользнул по белой повязке на глазах сестры, затем – по золотистым глазам кошки, которая со всей пристальность смотрела на нее.

– Кошка…

– Она не просто мой фамильяр, – тихо сказала Риан, лучась безграничным счастьем. – Она – мои глаза.

Приложив руку ко рту, Морриган несколько мгновений молчала – просто не находила нужных слов. Очнувшись, обняла сестру, смеясь, поцеловала в нос зажмурившуюся от удивления кошку и в порыве благодарности, которую просто невозможно было выразить словами… крепко обняла Дэмьена. Неожиданный для нее самой порыв длился лишь несколько мгновений, но она успела почувствовать, как окаменел берсерк и как его ладонь – машинально, наверное, – скользнула по ее полуобнаженной спине. Кожу обожгло прикосновением, отозвавшимся молниевым разрядом – ошеломляющим, будоражащим. Это привело Морриган в чувство – в смятении она отстранилась, заметив вспышку некоей растерянности в серых глазах.

Подумать только – татуированный отступник-берсерк был смущен. Впрочем, не меньше ее – просто черные ведьмы хорошо умели скрывать смущение.

На губах Риан играла лукавая улыбка. Морриган не удивилась бы, узнав, что за время их недолгого путешествия ее сестренка успела завоевать огрубевшее сердце Дэмьена Чейза. Так и оказалось: перед тем, как оставить сестер Блэр наедине, темноволосый отступник широко улыбнулся Рианнон и потрепал по загривку кошку.

– Ты уже выбрала ей имя? – с улыбкой осведомилась Морриган.

– Я думаю об имени Киара. – Рианнон почесала за ушком замурчавшего фамильяра.

– Как… как вообще все прошло?

– Дэмьен предупредил меня, что это может не сработать. Не всегда между ведьмой и ее фамильяром можно установить такую прочную связь, что она позволит мне видит ее глазами. И, конечно же, я никогда не смогла бы сделать этого без помощи лесных ведьм. Они тепло приняли меня – несмотря на тэну, которая отныне всегда будет меня окружать. Сказали, что сквозь это чернильное облако они видят истинную мою сущность. Сказали, что моя душа чиста, а значит, они готовы мне помочь. Но ведьмы сразу предупредили меня, что родные глаза мне никогда уже не вернуть.

– Они сказали, почему? – тихо спросила Морриган. Фамильяр, позволяющий видеть мир во всех его деталях и красках – это превосходно, но все-таки ей отчаянно хотелось, чтобы Риан стала прежней, вернула настоящее человеческое зрение.

– Черное нельзя закрасить белым, – пожала Рианнон плечами. – Магия, которой вы с Ганджу вернули меня к жизни, слишком сильна. Она выжгла частицу меня, которая теперь потеряна безвозвратно. Но это ничего, Морри, правда ничего. Я была счастлива, когда узнала, как именно лесные ведьмы могут дать мне глаза. Я… я рада, что у меня появилась Киара.

Морриган ободряюще сжала руку сестры. Они помолчали.

– Ты… действительно видишь все, в мельчайших подробностях, как и прежде?

– Не как и прежде, нет. – Милое личико Рианнон чуть потемнело. – Я постоянно стою на месте, потому что пока боюсь… идти. Я все еще не научилась ориентироваться в пространстве. У кошек несколько иное зрение, я всегда знала об этом, но никогда не думала, что придется прочувствовать это на себе. Все кажется более выпуклым, более… объемным. Это удивительно, но ужасно непривычно. – Она рассмеялась. – К тому же, вопреки моим ожиданиям, кошки не видят в абсолютной темноте. Но глаза Киары восприимчивы к свету намного больше, чем мои, а потому даже в сильном полумраке я могу видеть. Правда, хожу я все еще неуверенно и выглядит это наверняка глупо. И поворачиваю голову по привычке – вместо того, чтобы отдать мысленный приказ Киаре.

– Со временем ты научишься, – мягко сказала Морриган.

– Научусь. Правда, не знаю пока, как быть с тем, что… Киара ведь не сможет постоянно находиться на моих руках – ей надо будет и погулять по новому дому, и залезть на какое-нибудь уютное место. Поспать, наконец. А это значит, что я потеряю ориентацию в пространстве и… глаза.

– Она – твой фамильяр, она связана с тобой нерушимыми узами, а потому будет делать все, что ты захочешь и пойдет туда, куда скажешь ты.

– Но я не хочу ограничивать ее свободу! – запротестовала Риан.

Морриган невольно рассмеялась. Рианнон в своем репертуаре. Она заботится даже о тех, кто призван заботится о ней самой. Привязанного к ней фамильяра, который должен обеспечить ее нормальным зрением, она жалеет тоже.

Около получаса они потратили на тренировки: с Киарой на руках Рианнон, еще не рискуя выбираться наружу, бродила по дому. Иногда спотыкалась, когда на ее пути возникало какое-то препятствие – мебель или ступенька, и ей тут же на помощь приходила Морриган. Привыкнуть к новой жизни оказалось для Риан нелегко, но белая повязка была суха – слезы не для ведьм Блэр.

И стоило только Морриган вздохнуть с облегчением, что все понемногу налаживается, и подумать, что раз лесные ведьмы помогли Риан со зрением, то в огромной Пропасти обязательно отыщется тот, кто поможет Морриган развеивать окружающую тело сестры тэну, как вернувшаяся Бадб обрушила на нее известие: три зеркала в доме королевы Пропасти Агнес Фитцджеральд были разбиты, обе комнаты тонули в гуще тэны, а на теле трех жертв – Агнес и ее дочерей – ни единой раны.

А это означало только одно: Морриган собственноручно привела в Пропасть серийного убийцу.

Глава двадцать четвертая

Как только стало известно о деталях смерти Агнес Фитцджеральд, а так же Линн – старшей дочери и Оливии – младшей, Морриган узнала от Бадб расположение имения бывшей королевской семьи – величественного замка Тольдебраль в самом сердце Пропасти, прямо под пятым иллюзорным солнцем. Бадб распирало от любопытства, почему Морриган была так заинтересована убийством семьи Фитцджеральд, но та делиться соображениями не спешила. Сначала нужно было во всем убедиться самой.

Первым делом она разыскала Дэмьена. Берсерк стоял у окна в своей спальне на втором этаже особняка и задумчиво лицезрел проходящих по мосту людей.

– Что делаешь? – спросила Морриган с порога.

– Гадаю, как скоро в Пропасти начнется хаос. Агнес Фитцджеральд держала город в ежовых рукавицах, при ней и слова лишнего пискнуть боялись. Что будет сейчас… боюсь даже представить.

Несмотря на гложущее изнутри любопытство, Морриган понимала, что драгоценное время утекает как песок сквозь пальцы и решила отложить разговор о королеве Пропасти на более подходящее для этого время. Не терпящим возражения тоном потребовала стереть рунную вязь с ее руки, запрещающую ей применять черную магию. Удивительно, но Дэмьен не сказал ни слова – несколько едва уловимых движений, и вязь была аккуратно расплетена, а затем и полностью стерта.

Оказавшись в одиночестве в предусмотрительно закрытой на печать спальне, Морриган сняла с комода зеркало и прислонила его к стене. Зажгла две белые свечи, поставила их на пол так, чтобы зеркало отбрасывало длинную тень. Встала в этой тени и третью зажженную свечу поднесла к глазам.

Дар зеркалицы позволял не только использовать Изнанку, чтобы отыскать скрытые символы, следы и магические знаки, но и чтобы призывать ее на помощь, напитываться ее силой. Это даровало зеркальным ведьмам неоспоримые преимущество. Вот только пользоваться ими постоянно – значит, раньше времени загнать себя в могилу. Хождение по Изнанке выпивало не только магическую силу, но и драгоценную жизненную энергию. Хотя ведьмы по обыкновению жили дольше обычных людей, растрачивать отпущенный судьбой срок понапрасну никому не хотелось. Поэтому Морриган пользовалась чарами «вхождения в Изнанку» только в исключительных случаях. И сейчас как раз-таки был именно такой случай.

Держа свечу в руке, Морриган поднесла ее к поверхности зеркала. Описала в воздухе знак пламенем свечи, и он так и повис застывшими в пространстве оранжево-красными искрами. Прошептала: «Anedoare maes liffede». С каждым сорвавшимся с губ звуком ее тело становилось все более легким, все более невесомым. Борясь с тошнотой, Морриган на мгновение прикрыла глаза. Видеть, как собственное тело распадается на части – зрелище не самое приятное даже для нее, за несколько лет в качестве Охотницы повидавшей немало жутких вещей.

Алое платье, плеть-молния на поясе – все рассыпалось красными искрами, в отличие от знака, тут же растаявшими в воздухе. Через несколько мгновений Морриган полностью слилась с отбрасываемой зеркалом тенью, стала ее частью, ее продолжением. И когда она сделала шаг вперед, то не увидела собственного отражения – лишь собственную тень, скользнувшую по полу спальни.

Это не абсолютная невидимость – невидимой Морриган могла становиться, лишь прячась в других тенях. Да и долго в таком обличье не проходишь – каждая минута, проведенная на Изнанке – в царстве теней и духов, выпивает из смертных жизнь по капле. И тела женщин Фитцджеральд в любой момент могли забрать в Дом смерти – местный аналог морга, а значит, у Морриган было по меньшей мере две причины не тратить время понапрасну.

Невесомая, бесплотная, она выскользнула из окна – быть тенью легче, чем человеком. Скользнула по стене, как удлиненная черная капля, слилась с тенью, которую отбрасывала скамейка в саду, перепрыгнула в тень каменной, увитой плющом ограды. До островка в центральной части Пропасти, где находился королевский замок – единственное здание, удостоившееся отдельного солнца, добралась, не утруждаясь игрой в прятки, но сторонясь случайных – и неслучайных – прохожих. Затем, когда Тольдебраль вырос перед ней погрузившимся в сон каменным исполином, юркнула в тень кустов и так, перебежками, добралась до стены и скользнула в приоткрытое окно.

Пахло смертью, слезами и неизбежностью. Запаха крови не было – дух зеркала убивал бесшумно. Морриган повезло, что осведомители Доминика О`Флаэрти узнали о смерти королевы Пропасти так скоро, а крылья Бадб позволили ей так быстро узнать нужную информации. Совсем скоро сюда слетятся и стражи Пропасти, и местные журналисты – здесь была всего одна, но своя собственная газета, вещающая о самых крупных и громких событиях Нижнего города.

А пока в четырехэтажном особняке находились только плачущие или бледные до синевы слуги. Их жизнь только что развалилась на глазах – неизвестно, как поступит с ними новый хозяин города и замка.

Морриган беспрепятственно проникла в комнату, где обнаружила первое тело. Худое тело в строгом темно-синем платье, пигментные пятна и морщины на коже, волосы – перец и соль, и белого намного больше. По словам Доминика, Агнес Фитцджеральд было не меньше пятидесяти семи лет, и выглядела она даже старше. А ведь веретницы могли потребовать у темных сил и молодости, и красоты. По всей видимости, ни то, ни другое Агнес не интересовало.

Морриган быстро оглядела лежащее на кровати тело. Сейчас она была подобна слабому призраку – могла касаться материального мира, но не могла ощущать его и влиять на него. Правда, гуща тэны, облаком повисшая в воздухе, была видна невооруженным взглядом – как и то, что на теле убитой королевы Пропасти не было ни единой раны. Бадб не соврала и не приукрасила. Морриган сорвалась с места, чтобы изучить треснувшее зеркало в углу спальни, но быстро потеряла к нему интерес – посторонней сущности в нем она не ощутила. Перешагнула книгу – смерть настигла Агнес Фитцджеральд в момент, когда она читала труды Эсекка Брайса – талантливого, но несколько зацикленного на своей магической науке алхимика прошлого века. Неудивительно: женщину с такой суровой, строго-чопорной внешностью не ожидаешь увидеть читающей дешевые любовные романы.

Еще два женских тела обнаружились этажом ниже, каждое – в своей спальне. В каждой – треснувшее зеркало с душой жертвы. Разочарованная, Морриган собралась было покинуть особняк, но взгляд на последнее из зеркал заставил ее замереть на месте. Ведьминское чутье зародило слабую искру сомнения, и стоило только повнимательнее вглядеться в отражение, как стало ясно: ей определенно стоило в этой комнате задержаться. То, что в обличье тени Морриган находилась одновременно в двух мирах – в мире живых и в мире теней, на Изнанке, позволило ей увидеть то, чего не заметила Бадб. Странный рисунок чар – тонкий след, мерцающей паутиной покрывший тело младшей дочери Агнес Фитцджеральд – миловидной девушки лет двадцати пяти с тонкими губами и чуть вьющимися волосами до плеч. Оно тонуло в гуще тэны и Морриган лишь чудом его не пропустила. И, уже приглядевшись, почувствовала биение жизненных токов.

Оливия Фитцджеральд была жива. Пусть и находилась в некоем подобии комы – судя по тому, что прежде дух зеркала действовал только по одной схеме и в его арсенале кроме вытягивания души и вселения в чужие тела, не было других умений, кома – это весьма хитроумные защитные чары, призванные спасти Оливию от насланных на нее зеркальником смертоносных чар.

Разбудить ее Морриган была не в силах – можно попробовать расплести плотным коконом окутавшие молодую имэс Фитцджеральд чары, но легко повредить нити, связывающие разум и тело. А это чревато: Оливия может или умереть, или погрузиться в настоящую кому, из которой ее не вытащит ни один целитель, или же проснуться, но потерять рассудок.

Морриган нужна была Оливия. В отличие от Рианнон, которая явно стала случайной жертвой, Оливия могла знать, зачем зеркальник напал на их семью или кто руководил его действиями, если они имели дело с некоей сущностью, а не бывшим человеком. Это происшествие отличалось от остальных хотя бы тем, что жертв было три. Значит, это целенаправленное нападение на королевскую семью. Оливия могла знать своих врагов. Могла знать тех, кто обладал достаточной силой, чтобы сотворить такое.

К тому же… В каждом из трех зеркал была запрятана чья-то душа. Но если Оливия жива, то чья душа находилась в третьем зеркале? Кого-то из слуг? Гостя? Ответ напрашивался сам собой: третья душа принадлежала человеку, чье тело дух зеркала забрал себе. Надолго ли? Вряд ли. И если Морриган не докопается до истины в кратчайшие сроки, то будут и новые жертвы. А если жители Пропасти прознают, кто – пусть и против воли – пропустил убийцу в тщательно охраняемый от чужаков Нижний город… скажем так – проблем ей не избежать.

Морриган выскользнула из комнаты. На этом же этаже, в общей зале, она обнаружила тех, кого искала – судя по белым балахонам, целительниц Дома Фитцджеральд. Она подкралась к одной из них, стоя позади и слившись с ее тенью, коснулась бесплотными пальцами ее висков. «Etara kamoalas», – сорвалось с губ едва слышное. А затем, наклонившись к самому уху светловолосой целительницы, прошептала:

– Ты сомневаешься, что Оливия Фитцджеральд мертва. Тебе кажется, что ты заметила нечто странное. Тебе нужно вернуться к ней и все проверить.

– Проверить, – эхом отозвалась она.

– Что? – вскинула голову вторая находящаяся в комнате целительница, с тонкой фигурой и заплаканным лицом.

– Мне нужно кое-что проверить, – уже увереннее повторила жертва ведьминских чар.

Она направилась в комнату Оливии Фитцджеральд. Морриган проследовала за ней, сильно нервничая – в любой момент в особняк могли ворваться стражи Пропасти. А значит, действовать нужно было быстрее.

Целительница склонилась над телом Оливии. Морриган шепнула снова:

– Ты не удивишься моему присутствию здесь. Ты сама меня пригласила, знаешь, что я могу помочь. Ты мне доверяешь.

В тот же миг она скинула с себя обличье тени словно полупрозрачную черную кисею. В проявившее, ставшее осязаемым тело вонзились сотни тонких иголок – так происходило всякий раз после изменения. «Шепот темноты» – воздействие на человеческое сознание, когда ведьма пребывала в обличье тени, вновь сработало идеально: на лице целительницы не было ни капли удивления. Вот только Морриган чувствовала себя как выжатый лимон. Страшно подумать, сколько дней жизни она потеряла за недолгую прогулку по Пропасти в теневом обличье. Пора было уже возвращаться домой, но сначала…

Прошептав слова заклинания, она проявила наложенные на Оливию чары – так, чтобы прежде заметные лишь на Изнанке они стали видимы и в мире живых.

– Взгляни сюда – она не мертва, она в коме.

Расширив от изумления глаза, целительница закивала.

– Расплети чары. Только осторожно – ничего не повреди.

Закусив губу, светловолосая принялась осторожно распутывать кружево чар. Как только была расплетена последняя нить, призрачный след растаял… и с губ Оливии Фитцджеральд сорвался вздох. Морриган ликовала: ей удалось спасти уже вторую жертву зеркальника. И, возможно, важную свидетельницу.

– Оливия? – осторожно позвала она.

– Что? Кто вы? – Огромные глаза черного цвета – отличительная черта веретников и веретниц, с изумлением и испугом смотрели на Морриган.

– Я привела ее, – как по команде, отозвалась целительница. – Я знала, что она может помочь. Мы… мы чуть вас не потеряли.

– Оливия, у нас мало времени, – как можно мягче сказала Морриган. – Нужно поймать того, кто это сделал, пока он снова не затаился. Вы можете рассказать мне, что случилось?

Оливия мазнула рукой по бледному лицу. Приподнялась на локтях и, поддерживаемая целительницей, пересела на кровать.

– Я… я не знаю. Я мало что поняла. Просто стояла у зеркала, услышала странный треск, а потом… Я почувствовала, как раскалывается голова. Глаза, казалось, лопнут. Я испугалась и попыталась наложить на себя чары, но, похоже, сделала что-то не так. Они должны были защитить меня, но… кажется, я перестаралась. Мама часто ругает меня, что я не умею контролировать свой дар. То есть я пытаюсь сдерживать его, но…

– Иногда он выходит из-под контроля, – кивнула Морриган. Увы, с веретниками, которые по собственной воле сделали свое тело вместилищем темной сущности, такое случалось нередко. Бытует мнение, что это беснуются их внутренние демоны. – Оливия, вы знаете, кто мог бы это сделать?

Веретница нервно рассмеялась.

– Да кто угодно. У правящей семьи во врагах вся Пропасть. Даже те, кто клянется нам в верности…

– Я не о том, – перебила ее Морриган. – Кто способен применить подобные чары? Это должна быть зеркалица или зеркальник – только они смогут спрятаться на Изнанке. Я не знаю, какие события к этому привели, но он смог не просто находиться в мире теней и духов, но и проникать в мир живых, используя для этого человеческие тела. Он врывается в человеческое сознание, выпивает душу и заменяет ее своей душой. Не у каждого зеркальника хватит на это сил. Точнее… я никогда прежде подобного не встречала. Поэтому я спрашиваю: вы знаете того, кто способен на такое?

– Не знаю, – растерялась Оливия. – Далеко не все ведьмы и колдуны охотно распространяются о том, какую магию практикуют.

Морриган вздохнула. Ее надежды не оправдались. Снова.

– А где Линн и мама? Они наверное чуть не сошли с ума, пока я тут валялась в беспамятстве. – Оливия с видимым усилием улыбнулась.

Целительница опустила взгляд.

– Госпожа, мне очень жаль…

– Что? Что?! – Оливия схватила ее за руку. – Анна, не молчи! Почему тебе жаль? Он напал и на них? Что… Да не молчи ты!

Морриган тихо вышло из спальни, оставив этих двоих наедине с обрушившейся на Дом Фитцджеральд трагедией. Она сочувствовала утрате Оливии – ведь сама едва не потеряла сестру. Но не могла позволить себе тратить время понапрасну – нужно было понять, как выбраться из кровавого лабиринта, в котором, как древний минотавр, главенствовал дух зеркала, и который раз за разом оканчивался для Морриган тупиком.

Глава двадцать пятая

Это был просто вопрос времени, когда Ника вызовут к Виту Ротридену, главе Департамента – с самого первого дня, когда он обнаружил, что его дар следопыта перестал ему подчиняться, вся его карьера висела на волоске. Вопрос времени, когда громовым голосом ему объявят о понижении в должности – самый, пожалуй, унизительный момент за всю его жизнь.

Ничего удивительного в происходящем не было, но оттого оно не стало менее болезненным.

Ник с треском провалил последнее, пустячное дело, когда и надо-то было, что пройти по следу тэны и найти скрывающегося в соседнем здании отступника. Тогда впервые Ник просто не почувствовал разлитой в воздухе тэны. Не почувствовал ее вообще. И Алана, как назло, не оказалось рядом – отец связался с ним и вызвал на другой конец города. Досадное совпадение, ставшее для Николаса Куинна роковым.

Ник провалил дело с духом зеркала, как называла его Морриган. Убийца по-прежнему не найден и, по подозрению главы, попросту исчез из Кенгьюбери. Труп одной из жертв, известной Департаменту как Рианнон Блэр, исчез из морга, и все с облегчением свалили вину за это на изрядно проштрафившегося уже Ника.

Ему пришлось рассказать обо всем случившимся – пусть он лучше будет в глазах других проклятым следопытом, нежели плохим детективом. Последовала новая головомойка: за то, что не сказал об этом раньше, что таким образом подставил Департамент под удар. Ник знал, что Ротриден прав, что он должен был давно во всем признаться вместо того, чтобы маскировать свою беспомощность. Он знал, что виноват, поэтому спокойно принял наказание.

Освобождая стол от своих вещей, Ник пытался прочитать что-то по лицу Алана, чтобы понять, причастен ли он к исчезновению его дара, но… не был до конца уверен в том, что увидел.

Младший агент…

Это означало огромное количество «бумажной» работы – даже после появления лайтопов люди по привычке называли так копание в бесконечных отчетах и документах. Это означало расследование только мелких правонарушений вроде кражи зачарованных вещей, жалоб на неправильные действия одобренных Трибуналом амулетов; проверка лицензий и составление заявлений на незаконное использование чар. Первой в этом списке должна была бы значиться сивилла Аннет Брин.

Как хватающийся за соломку утопающий, Ник попытался использовать полученную от Илэйн Уайтхед информацию о клубе «Дурман» и его владельце. Но и здесь его ждала неудача – клуб был чист. Точнее, Хариед Детран сделал все возможное, чтобы сохранить видимость законопослушного гражданина.