Текст книги "Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)"

Автор книги: Карл Вурцбергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Канат привязали к дереву, росшему возле самого обрыва. Ульф спускался вниз, быстро перебирая канат руками, а ногами отталкивался от скалы. Он ловко и быстро спустился на землю. Отсюда местность шла под уклон до самого могильника.

Ульф держал конец каната в руках, чтобы солдатам было удобнее спускаться по нему. Следующим был Поль, за ним – Кениг, после которого следовал Кольхаз. Последним спустился Раудорн.

– Ну вот, и это препятствие позади, – приободрил командир отделения солдат.

– Продолжайте выполнять задание! – приказал обер-лейтенант Гартман, стоя на скале. – Встретимся у могильника.

Преодолев последний участок, Кольхаз привел отделение на место, расположенное на пятьдесят метров южнее того, куда нужно было прийти. Через минуту к солдатам подъехал на мотоцикле с коляской обер-лейтенант.

Офицер слез с мотоцикла и сказал:

– Допустимо отклонение от указанного пункта до ста метров. Так что поздравляю вас, товарищ Кольхаз, с отличным выполнением задания. Гауптфельдфебель, выдайте ребятам паек!

– Слава богу! А то у меня уже желудок свело от голода, – проговорил Кениг.

Гартман разрешил сделать получасовой привал. После этого Ульф вскрыл четвертый конверт и, прочитав задание, сказал:

– Такого упражнения не было в нашей учебной программе.

– Правильно, не было, – согласился с ним офицер. – Однако мы считаем необходимым отработать и его.

Солдаты уселись под деревьями и начали закусывать. Ульф подсел к Кольхазу и спросил:

– Почему вы не сказали нам о том, что ваши стихи опубликованы в газете?

– О таких вещах раньше времени не говорят.

– А вы довольно смело преодолевали отвесную стенку, – похвалил Ульф солдата.

– Но страху я все же натерпелся.

– Мы не зря проводили беседы о смелости и геройстве.

– А я смотрю, вы все еще не отказались от желания сделать из меня героя?..

13

Последнее задание заключалось в быстрейшем возвращении на заставу. Выполнить его было поручено Кенигу.

Длинноногий Кениг вел отделение довольно твердо и быстро. Выйдя к небольшой речушке и благополучно переправившись через нее, они вскоре увидели зеленые домики заставы.

После обеда к Рэке подошел Раудорн и сказал:

– Надеюсь, ты не забыл о том, что у нас завтра отчетно-выборное собрание. Ну, что ты решил делать с Кольхазом?

– Ты опять о своем…

– Я с тобой о серьезном говорю, – перебил Рэке ефрейтор. – За последние недели никто не работал с таким усердием, как Кольхаз. Тебе следовало бы это заметить.

– Я не слепой. Однако назначать его на должность заместителя командира отделения пока еще рано. Неужели ты этого не понимаешь? И потом я не позволю, чтобы мною помыкали.

– Никто тобой не помыкает. Хорош тот начальник, который прислушивается к мнению коллектива. Ты же сам как-то говорил, что если солдат что усвоил, то он уже не отступит от этого.

Ульф подошел к окну. Упрямство, с которым Раудорн отстаивал свою точку зрения, нравилось ему, и он уже начал подумывать над тем, что, быть может, тот и прав.

«Кольхаз – заместитель!.. В случае назначения на эту должность ему, конечно, многому придется учиться… Риск, разумеется, есть, но больше рискует сам Кольхаз, нежели я. Это похоже на решение уравнения с несколькими неизвестными», – подумал Ульф, а затем громко сказал:

– Рискованный шаг…

– Без риска никогда ничего нельзя решить, – заметил Раудорн. – Подумай хорошенько, в твоем распоряжении шесть недель… Да, как идет подготовка к турниру по настольному теннису?

– Тут все в порядке.

– Прошу тебя, будешь выступать на отчетно-выборном собрании, расскажи об этом.

– Хорошо.

После этого разговора Ульф несколько раз задумывался над предложением Раудорна.

Вскоре настал день проведения теннисного турнира. Среди участников турнира было двенадцать пограничников и восемь парней из села.

Соревнования проводились вечером в спортзале. Ульф пришел туда задолго до начала соревнований и все как следует подготовил. Трау вместе со своим коллегой из школы был назначен судьей соревнований.

Ровно в семь часов провели жеребьевку, и игра началась. Играли по принципу: из игры выбывает проигравший.

Ульф играл против одного школьника и без особого усилия выиграл у него.

Кольхаз играл против унтер-офицера из третьего взвода. Поединок был трудным, но Кольхаз все же выиграл. Ульф с интересом наблюдал за их игрой.

Во втором круге Кольхаз играл намного увереннее, а Ульфу пришлось основательно попотеть, чтобы одержать в конце концов нелегкую победу.

Чем ближе к финалу, тем ожесточеннее становились «бои». В финале Ульф играл против Кольхаза.

В зале собралось человек пятьдесят зрителей-болельщиков, и среди них капитан Куммер и несколько солдат из взвода Альбрехта.

Победителем финальной игры оказался Кольхаз. Ульф поздравил солдата с победой и, вытирая потный лоб, похвалил:

– Чисто сыграл, молодец!

– В тактике такой прием называется «бить противника его же приемами», – усмехнулся Кольхаз. – Я мог бы проиграть, но вот повезло.

– Вы играли лучше меня и потому заслуженно одержали победу. Я от души поздравляю вас.

Под громкие аплодисменты болельщиков финалистам были вручены призы и подарки.

– Пойдемте с нами, – пригласил Рэке Кольхаза.

– На полчасика заскочим ко мне, – предложил им Трау. – Посидим за кружкой пива.

Когда бокалы были наполнены, хозяин обратился к Кольхазу со словами:

– Давай, поэт, выпьем за дружбу безо всяких формальностей! А что касается твоих стихов, то тебе нужно немного познакомиться с теорией.

Кольхаз покачал головой:

– Когда стих льется из души, о стихосложении не думаешь. Известных поэтов форма никогда не стесняла.

– Однако они отлично владели ею, – заметил Трау. Подойдя к полке, он взял в руки маленькую книжицу и спросил: – Знакомо тебе это?

– Нет.

– Написана она давным-давно. Возьми и почитай. Не пожалеешь.

– Хорошо, – согласился Кольхаз, – только писать стихи нельзя научиться по правилам. Стих нужно чувствовать…

– Разумеется, – перебил его Трау. – Тогда воспитывай свои чувства, но только не забудь, чтобы они у тебя всегда были под контролем, а то они тебя бог знает куда могут завести.

– Не пойму, кто из вас с Ульфом больше педагог. Оба вы по-своему…

Ульф засмеялся, а Трау сказал:

– По профессии педагог я, но на самом деле мы с ним оба учителя: я – в школе, он – в армии.

– Извините меня, но я чертовски устал… Столько игр сразу, а тут еще это пиво…

Вместе с Кольхазом поднялся и Рэке.

Трау проводил гостей до двери.

– Заходите ко мне запросто и приносите свои новые стихи, – сказал он, обращаясь к Кольхазу.

Кольхаз и Рэке шли рядом. Вечер был свежий, и они ускорили шаг. У околицы Кольхаз спросил:

– А кто вы по профессии?

– Химик, а разве вы этого не знали?

– Знал, но химия – понятие объемное, а чем вы конкретно занимались?

– Работал начальником смены на химическом заводе.

– Интересная работа?

– Интересная, но не безопасная… все время имеешь дело с веществами, которые могут в любой момент взорваться…

– А чем вы будете заниматься после демобилизации?

– Пойду учиться на инженера, а там видно будет.

– А почему вы сразу не учились: время летит быстро, за пять лет многое изменится. Вам придется все начать сначала.

– Вы и правы и не правы в одно и то же время. Скажу одно: выбор профессии – дело очень серьезное: в нем нельзя ошибаться, особенно когда ты пограничник.

– Это я понял.

– Нам, возможно, следовало бы об этом поговорить раньше, но, как говорят, лучше поздно, чем никогда. Среди книг у Трау я видел одну, с которой вам обязательно нужно познакомиться.

– Что это за книга?

– Воинский устав, который вы должны изучить за четыре недели.

Солдат кивнул.

– Это приказ, – сказал Ульф.

14

В один из апрельских дней Гартман случайно встретился с Альбрехтом перед автопарком. Кивнув в сторону скамейки, стоявшей у ворот, он предложил:

– Давай присядем! Немного солнца нам не повредит.

Альбрехт кивнул. Вид у него был уставший – в последнее время ему приходилось много работать. Они сели. Разговорились.

– Через четыре недели Раудорн и Рэке демобилизуются, а жаль.

– Жаль не только их, но и многих других солдат. А знаешь, кого Рэке предложил на должность своего заместителя? Ни за что не угадаешь!

– Думаю, что Поля, – сказал Гартман.

– Нет. Вчера вечером Рэке подал мне рапорт, в котором он просит назначить его заместителем Кольхаза.

– Вот это да! – изумился Гартман. – А ты что по этому поводу думаешь?

– Я, конечно, вызвал Рэке, поговорил с ним, но, видать, не убедил, так как он настаивает на своем. Он аргументирует тем, что-де Кольхаз за это время научился думать.

– Вот как! – Гартман встал. – Все это, быть может, и неплохо. Не забудь, что послезавтра у наших солдат зачет по специальности. Пусть все повторят. Что упустишь сейчас, позже уже не нагонишь.

– Да, а что тебе врач сказал? Как твой желудок? – спросил Гартман.

– Хорошего мало. Прописал строгую диету, если она, конечно, поможет, – ответил Альбрехт.

– Возможно, тебе придется-таки решиться на операцию. Болезнь не стоит запускать…

* * *

Рэке вернулся в комнату своего отделения. Кениг подал команду: «Встать! Смирно!»

– Вольно! – сказал Ульф и подошел к Кольхазу, который листал какую-то книгу.

Ульф бросил беглый взгляд на обложку.

– «Фауст», – улыбнулся солдат.

– А у меня такой книги нет.

– И вы ее не читали?

– Откровенно говоря, нет… Боялся, что не пойму…

– Почему?

– Слишком занят… Вон роман Шолохова до сих пор в шкафу лежит…

– Вызываю вас, так сказать, на соревнование: вы читаете «Фауста», я – «Тихий Дон». Согласны?

– Согласен.

– И еще одно: вы читаете «Фауста» так же внимательно, как я уставы.

– Ну, знаешь! – удивился Ульф. – Это тебе не одно и то же!

– А вам не приходилось слышать такого выражения? – спокойно перебил его Кольхаз. – «Для того чтобы отношения между властью и духом были плодотворными, коммунисты должны знать Гельдерлина, а поэты Маркса».

– Кто это сказал?

– Томас Манн, и к тому же еще в годы нацизма.

– А почему именно Гельдерлина?

– Да уж так.

– Я понимаю, что немецкая литература не исчерпывается одним «Фаустом», – задумчиво сказал Ульф. – Или вы теперь за меня возьметесь и заставите все читать?

– Точно, точно, товарищ фельдфебель! – раздался задорный голос Кенига. – Меня лично он разбил на Бетховене!

– Просто я хотел доказать тебе, где настоящая музыка, а не буги-вуги.

– Только не лишай меня возможности наслаждаться танцевальной музыкой.

– Давай сравним твою танцевальную музыку с музыкой Бетховена, а?

– Я не против Моцарта и Баха, – не успокаивался Кениг, – нисколько не против, но я и танцевальную музыку люблю.

– А вы что, противник танцевальной музыки? – спросил Ульф у Кольхаза.

– Нисколько, – ответил солдат. – Но музыка, как один из видов искусства, может быть глубокой, содержательной, а может быть и пустой и недолговечной. Большинство из того, что вы называете шлягерами, малосодержательная музыка. Сегодня эти мотивчики напевают все, а завтра их все уже забудут.

– Но ведь без танцев жизнь несколько обеднела бы, как и без музыки.

– Оно, конечно, мое мнение такое: одна музыка – для ног, а другая – для слуха.

– А вы и в музыке разбираетесь?

– Разбираюсь ли я? Это не то слово. – Кольхаз задумался. – По-моему, музыка должна обогащать человека… Об этом можно говорить много и долго…

– Я мало что понимаю в музыке. Лучше скажите, как у вас обстоят дела с изучением уставов?

– Идут полным ходом, хотя у меня к вам накопились кое-какие вопросы.

– Хорошо, завтра утром я вам на них отвечу.

– В девять?

– Да.

15

В течение последних недель Кольхаз и оба новичка по нескольку раз были старшими наряда.

Однажды, когда Кольхаз сменился с наряда в мрачном настроении, к нему подошел Ульф и спросил:

– Что-нибудь случилось?

Кольхаз покачал головой.

– Сколько раз за последние полгода я заступал в наряд и каждый раз переживал по-разному. Но одно дело быть рядовым, когда делаешь только то, что тебе прикажут, другое дело – исполнять обязанности старшего наряда, который отвечает за все.

– Я это понимаю, – усмехнулся Ульф. – Вполне нормальное состояние, так как только исполняя обязанности старшего наряда, начинаешь понимать и то напряжение, и ту ответственность, которая сразу же ложится на тебя.

– И вы считаете это нормальным?

– Да, конечно. Каждый пограничник должен научиться принимать правильные решения и нести за них полную ответственность. Более того, одних знаний в нашем деле мало, необходим еще и опыт, а приобрести и то и другое – дело нелегкое. Но это, мне кажется, нет необходимости вам объяснять.

Кольхаз кивнул в знак согласия.

– Знаете, до сегодняшнего дня все было просто, а вот сегодня, когда я был назначен старшим нашего наряда, а Раудорн оказался у меня в подчинении, то есть мы поменялись ролями…

– Что же, вы неплохо поработали в последние дни, – усмехнулся Ульф. – Вам не следует думать о том, что Раудорн или Шонер разбираются в нашей службе лучше, чем вы. Чувство ответственности, которое у вас появилось, нужно и впредь развивать…

Спустя несколько дней Рэке и Кольхаз получили приказ проверить контрольно-следовую полосу и систему заграждений.

Когда они вышли из казармы, было еще довольно темно. Шли по каштановой аллее. Настроение у Ульфа было невеселое: с сожалением он думал о том, что вот и пришло время расставаться со старослужащими солдатами. Шонер после демобилизации опять уйдет в свою школу, а Раудорн снова будет бригадиром…

На деревянном мостике Ульф вдруг остановился:

– Помните, ровно полгода назад мы по этому маршруту первый раз вышли в наряд?

Кольхаз заулыбался:

– Конечно помню.

– За это время вы сильно изменились… Скоро к вам на заставу придут новички… Нужно будет подготовить их для несения службы.

– Это не так трудно, гораздо труднее подготовить самого себя, побороть собственные сомнения…

– Я об этом уже не говорю… Человек живет в обществе, от которого он не должен отрываться.

– Разумеется. И чем богаче и гуманнее это общество, тем больше возможностей у отдельного индивидуума проявить себя…

– Опять-таки для блага общества, – перебил его Ульф. – Да, я все время хотел вас спросить, почему вы сменили имя Вольфганг на Вульфганг? Если не хотите, можете не отвечать…

– Никакой тайны в этом нет, могу рассказать… Родился я в сорок девятом году. Воспитывался в религиозной семье. Был очень привязан к отцу, музыканту по профессии. Человек он был умный и чуткий. Он-то и привил мне любовь к литературе и музыке. Отец был сердечник и умер от удара, когда мне исполнилось двенадцать лет. Через год мать снова вышла замуж за человека, который не обращал на меня ни малейшего внимания. Когда ему в руки случайно попало написанное мной стихотворение, он вышел из себя, начал ругать на чем свет стоит, обзывал меня тунеядцем и неучем, который не может исправить даже тройки по математике. Постепенно моя нелюбовь к нему переросла в ненависть. Окончив школу, я начал искать себе работу, чтобы поскорее уйти из дому, который стал мне ненавистен…

– Я примерно так и думал, – сказал Ульф, тяжело вздохнув, – но, быть может, вы тогда все же немного поспешили?

Кольхаз отрицательно покачал головой.

– Поймите меня правильно, но даже в этом случав менять имя совсем не обязательно.

Кольхаз долго молчал, затем сказал:

– Сегодня я это прекрасно понимаю, но тогда мне все казалось иначе… Я ведь, собственно говоря, был тогда совсем ребенком… Давайте не будем об этом вспоминать.

Они шли по лесу, внимательно всматриваясь в чащу, тронутую рассветом.

Ничто, казалось, не нарушало тишины леса. Через несколько минут из-за горизонта показалось солнце.

Неожиданно Кольхаз застыл на месте.

– Федеральные пограничники, – прошептал он, – четыре солдата возле машины…

Ульф лихорадочно соображал, что же ему делать: то ли спрятаться в укрытие и ждать, то ли как ни в чем не бывало продолжать выполнять задание.

Решили идти дальше вдоль контрольно-следовой полосы.

– Привет вам, товарищи, с другой стороны! Сегодня неплохая погода, не так ли? В такое время лучше было бы чем-нибудь другим заняться, а? Разве я не прав? – раздался голос одного из пограничников с другой стороны.

Рэке и Кольхаз молча продолжали свой путь.

– Вам, наверное, строго-настрого запретили раскрывать рот, а? За вас говорит ваше начальство?

Ульф и на сей раз проявил выдержку и ничего не сказал.

– Пусть идут, – буркнул другой солдат. – Ну, этот, унтер – красный, от него и слова не дождешься, а ты солдат, у тебя что, головы нет на плечах? Я тебе сейчас загадаю одну загадку. Какое расстояние отделяет коммунистов от предателя?

Кольхаз остановился и ответил:

– В данном конкретном случае расстояние в шестьдесят метров. Понятно?

С той стороны границы послышались ругань и угрозы:

– Ну подожди ты, падаль! Мы тебе зубы пересчитаем, когда придет наш день!

«Посмотрим еще, кто кому зубы пересчитает», – подумал Ульф.

– Пошли дальше, – приказал Ульф и, не оглядываясь, продолжал путь.

Всю дорогу до самого села они молчали, а когда вышли на околицу, Ульф сказал:

– Вы неплохо ответили западным пограничникам, однако в будущем не делайте и этого. Понятно?

– Я понимаю, но уж очень трудно было сдержаться.

– Своим ответом вы все равно ничего не изменили и не измените, каким бы остроумным он ни был.

– Да… но…

– Пожалуйста, безо всяких «но», – перебил его Ульф.

Кольхаз молча кивнул.

16

Весь день был теплым и солнечным. Солдаты построились для того, чтобы проводить своих товарищей, подлежавших демобилизации. Кольхаз стоял в строю и с грустью думал о двух своих товарищах, с которыми он расстается. Он смотрел то на Раудорна, с которым он особенно сдружился в последнее время, то на Шонера, на которого церемония прощания произвела особенно сильное впечатление. Раудорн, хотя у него на душе кошки скребли, пытался шутить, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

Вещи демобилизованных уже лежали в машине. А когда обер-лейтенант Гартман попросил уезжающих занять в ней свои места, ефрейтор Раудорн засмеялся:

– Чего у вас у всех такие физиономии, будто на похоронах? Мы ведь не на другую планету летим.

Сначала Раудорн пожал руки Полю и Кенигу, а затем подошел к Ульфу и сказал:

– Счастливо оставаться. Я тебе за многое благодарен, да ты и сам это знаешь лучше меня. Значит, мы договорились, что ты ко мне как-нибудь приедешь. Так?

– Договорились, – ответил Ульф. – Я у тебя тоже кое-чему научился, так сказать, взаимно обогащались, о чем ты тоже знаешь. Счастливого пути!

Когда ефрейтор подошел к Кольхазу, чтобы попрощаться с ним, у того в горле словно комок появился, который мешал ему говорить.

– Смотри сдержи свое слово, – сказал ефрейтор. – В июле ты приезжаешь ко мне и читаешь свой новые стихи в нашей бригаде. Я же тебе обещаю колоссальный успех!

– Конечно, я приеду, как обещал!

Раудорн несколько секунд не спускал с Кольхаза глаз, затем полез в свой рюкзак и, достав из него тетрадь в зеленом переплете, протянул со словами:

– Возьми мой блокнот, в нем я записывал кое-какие мысли, возможно, они покажутся тебе смешными. Когда приедешь ко мне, тогда поговорим о них.

– Добро. – Кольхаз пожал руку другу, который легко вскочил на подножку машины.

Шонер бросил беглое «счастливо оставаться» и вслед за ефрейтором сел в машину.

Через минуту машина была уже у ворот, а солдаты все махали отъезжающим руками. Долговязый Кениг громко прокричал ефрейтору-земляку:

– Привет родному городу и моим старикам! Передай им, что через полгода я к ним приеду!

Вскоре машина скрылась из виду, оставив позади себя шлейф густой пыли.

Рэке одернул френч и как ни в чем не бывало проговорил:

– Ну, что же, самое позднее через три часа сюда прибудут новички. Товарищ Кольхаз, проверьте еще раз, все ли у нас готово к встрече, вы у нас за это ответственный!

Солдат все еще держал в руках блокнот.

– Слушаюсь! – сказал он и вместе с Полем и Кенигом пошел в спальную комнату, где все с самого утра было в образцовом порядке.

От нечего делать Кольхаз вынул блокнот и наугад открыл его. Поль и Кениг с любопытством заглядывали в него сбоку. «Сегодня мы в первый раз до самой ночи проговорили с нашим фельдфебелем. Разговор был простой и откровенный. Он похож на человека, который не отступает ни перед какими препятствиями. Это мне в нем очень понравилось. Он абсолютно прав, когда говорит, что человек любое плохое дело может сделать еще хуже, а каждое хорошее – еще лучше. Однако любое хорошее дело само по себе лучше не станет. Наше же общее дело станет лучше тогда, когда каждый из нас на своем месте будет делать то, что ему положено».

– Это он написал полгода назад, – заметил Поль. – Он безусловно прав: все зависит от нас самих.

Кольхаз засмеялся и подумал: «Раудорн уехал, и все равно какая-то его частичка осталась здесь». Вслух же он спросил:

– Кто знает, что за новички к нам прибудут?

– Кроме фамилий и профессий, которыми они занимались до армии, ничего не известно… А вот и фельдфебель идет!

Все повернулись к Ульфу, а Кольхаз по-уставному доложил, что в отделении все в порядке.

Ульф все проверил сам и остался доволен.

– Посмотрите еще раз оружие. Пусть для новичков все начнется строго по уставу. Первое впечатление – самое сильное впечатление. Ну, а теперь пошли…

– А как поживает «Фауст»? – спросил Кольхаз фельдфебеля, когда они спустились по лестнице.

– Я еще не до конца его прочел, но мне нравится.

– А как понравился вам монолог Фауста и сцена встречи с Мефистофелем? – поинтересовался солдат.

– Пока затрудняюсь сказать, кое-какие места мне нужно прочесть несколько раз, чтобы лучше понять их.

– Хорошо, позже поговорим.

– Конечно, только сейчас у меня другие заботы.

– Заботы заботами, чтение чтением, – заметил Кольхаз.

– Да, но в данный момент проверка оружия – для меня самое главное.

Около пяти часов вечера было объявлено построение. Кольхаз быстро привел себя в порядок и спустился вниз.

«Какие они, новички? Как они выглядят? С ними придется пробыть вместе полгода. Это время может пройти быстро и незаметно, а может и показаться длинным и нудным…»

– Когда закончится официальная часть, каждый из вас возьмет по одному солдату: вы, товарищ Кольхаз, возьмете Зимлера, Поль – Дуке, а Кениг – Брунера. Все ясно? – распорядился командир отделения.

Солдаты молча кивнули.

С минуты на минуту на дороге должна была показаться машина с новичками. Вскоре она действительно показалась, и гауптфельдфебель, построив пограничников, доложил командиру роты.

Когда машина остановилась, новички спрыгнули на землю и с любопытством начали оглядываться.

Кольхаз всматривался в лица прибывших… В их отделение были назначены педагог из вуза, бригадир из известного кооператива и конюх.

Ульрих Зимлер был худым двадцатилетним парнем, рядом с которым бывший бригадир Эрнст Дуке выглядел коротышкой. Петер Врунер казался на первый взгляд ничем не примечательным, среднего роста, крепко сложен.

Кольхаз смотрел на Зимлера, надеясь прочесть в его взгляде высокомерие, и потому заранее был готов к сопротивлению.

«Лучше всего сначала помалкивать, слушать и наблюдать, что скажет новичок», – решил про себя Кольхаз.

Они поздоровались за руку.

– Кольхаз?! Да еще Кениг! – шутливо воскликнул Зимлер. – Хорошие фамилии! Привет вам!

– И тебе привет! – ответил Кольхаз. – Чем доцента-историка не устраивают наши фамилии?

– Очень даже устраивают, только я занимался не просто историей, а историей искусства, к тому же никакой я не доцент, а всего лишь ассистент.

– Сейчас новичкам следует убрать свои вещи, ровно в шесть – на совещание, после которого вам будет вручено боевое оружие, – серьезно проговорил Ульф. – Затем у вас будет достаточно времени, чтобы познакомиться друг с другом, а завтра утром познакомим вас с нашим участком границы.

– Толковое объяснение, – заметил Зимлер.

– Да, хочу вам сказать, что моим заместителем является рядовой Кольхаз, в мое отсутствие по всем вопросам обращайтесь к нему. Сейчас он проводит вас в комнату, в которой вы будете жить, а через четверть часа я сам вернусь.

– Пошли! – воскликнул Зимлер. – Времени у нас для прохлаждения нет!

Дуке все время молчал, а Брунер стоял немного в стороне и почти с завистью смотрел на Зимлера, который так смело и самостоятельно разговаривал с командиром отделения и его заместителем.

Солдаты забрали свои вещи и пошли за Кольхазом. Зимлер нес рюкзак и чемодан, обклеенный пестрыми картинками.

Когда они проходили мимо домиков, в которых жили пограничники, Зимлер, все время оглядываясь по сторонам, говорил:

– Не плохо, совсем не плохо! У меня были знакомые пограничники, которые рассказывали, что жили в старых бараках, по которым шныряли крысы и малоприятные насекомые. О! У вас и стенная газета есть! Один момент! – Новичок поставил чемодан на землю и стал разглядывать стенгазету. – И Кольхаз пишет в газету?

Кольхаз почувствовал усмешку, но промолчал.

– Чьи это стихи? – спросил один из новичков.

– Мои, – ответил Кольхаз.

– Что? Ты пишешь стихи?! Да ты молодчага, дорогой! – воскликнул Зимлер. – Об этом мы с тобой потолкуем!

– Но только, пожалуйста, не сейчас, – заметил Ульф.

Кольхаз шел рядом с Зимлером и про себя удивлялся тому, как ловко у того подвешен язык.

– Да ты меня совсем не слушаешь, – Зимлер дотронулся свободной рукой до Кольхаза. – Я тебе рассказываю о Гёльдерлине, а ты мечтаешь о чем-то другом! Неужели ты не знаешь этого поэта?

– Почему не знаю, знаю. Если хочешь, я расскажу тебе историю его жизни, только не сейчас.

– Это был человек! – восторженно воскликнул Зимлер. – Как он умел передать чувства словами! Сейчас так уже не пишут!

– Ты думаешь? – удивился Кольхаз. – Я не люблю поверхностных суждений.

Зимлер удивленно уставился на Кольхаза, а затем рассмеялся:

– Извини, друг, я не хотел тебя обидеть! Я вижу, разговаривая с тобой, нужно быть внимательным. Это мне правится! Сейчас такое не часто встретишь!

– Еще как встретишь. – Кольхаз открыл дверь комнаты и пропустил Зимлера. Тот вошел, поставил вещи на пол, осмотрелся. Потом прошел к постели и потрогал руками матрас.

Расположившись, новичок вышел во двор. Дуке начал распаковывать вещи, а Брунер стоял в нерешительности перед своим шкафчиком.

– Пошли, – произнес Брунер.

И только тут Дуке в первый раз открыл рот и сказал грудным голосом:

– Этот говорун сделает нас похожими на попугаев.

– А ты его знаешь?

Дуке кивнул, так как он служил с Зимлером в одном взводе.

– Не беспокойся, – успокоил его Кениг, – мы одного такого уже обломали.

– Он ученый и хочет это демонстрировать, где только может.

– А ты ему лично об этом говорил? – поинтересовался Кольхаз.

– Нет, конечно.

Вскоре Зимлер вернулся в комнату, оживленный и радостный. Вслед за ним появился и Ульф, который, бегло окинув комнату взглядом, убедился, что здесь наведен порядок.

После отбоя, когда все уже спали, Кольхаз долго не мог заснуть.

Он думал о записной книжке Раудорна, в которой он вычитал кое-что интересное. Сейчас же ему захотелось кое-что написать. Он пошел в клуб, где в это время не было ни души. Перелистав несколько страниц, он начал писать: «Что такое слова? Выражение мысли на бумаге. Никогда раньше я не понимал того, как осторожно нужно с ними обращаться…»

В полночь пошел дождь, но к утру небо снова стало безоблачным. Когда Рэке и Кольхаз вывели новичков из ворот заставы, дул легкий ветерок.

– Смотрите в оба и старайтесь как можно больше замечать, – наставлял новичков Рэке, когда они свернули с каштановой аллеи в сторону границы. – Пограничник должен знать свой участок, как свои пять пальцев, знать каждое дерево и каждый куст.

– Все ясно, – согласился Зимлер. – Такое качество нужно не только пограничникам. Что мне здесь у вас особенно нравится, так это чистый воздух и красивый ландшафт. Я люблю природу.

– Жизнь у нас простая и суровая. Не каждое утро бывает таким ясным, а воздух иногда намного свежее, чем хотелось бы.

– Разумеется, жизнь нужно воспринимать такой, какова она есть! – продолжал философствовать Зимлер.

– Жизнь нужно еще и переделывать, – возразил ему Рэке.

– Конечно, я именно это и имел в виду.

– Имели? – удивился Ульф. – А мне показалось, что мы с вами кое в чем не сходимся во взглядах.

– Возможно. Да это и естественно. Одно лицо бывает обычно похоже на другое, но в то же время они в чем-то разные.

Кольхаз шел сзади и, слушая болтовню Зимлера, все больше и больше настраивался против него.

На поле стояли озимые. Дуке сошел с тропы и сорвал несколько колосков.

– Эта зима обойдется нам в несколько миллионов, – пробормотал он. – У нас в районе почти все озимые вымерзли. Я видел это собственными глазами. Придется все перепахивать заново. У вас, правда, этого не случилось. В этом году ни у одного крестьянина не будет никакого отпуска: работы будет по горло!

– Я мало что понимаю в этом, – заметил Кольхаз, – но говорят, что техника может выручить. Жители соседнего села закончили сев за одну неделю.

Дуке засмеялся.

– Мы тоже работали не смыкая глаз семь дней и семь ночей. Машины не останавливались. Ели прямо в поле. Уставали так, что и объяснить нельзя.

– Что ж, в этом году тебе этим заниматься не придется, – констатировал Кольхаз.

Дуке окинул Кольхаза удивленным взглядом и недовольно пробормотал:

– Вы себе не представляете, какое наслаждение испытываешь, когда вспашешь поле и увидишь плоды своего труда…

– Прости, – сказал Кольхаз, – я не хотел тебя обидеть, право, не хотел.

– Ладно, что уж там. Ты член партии?

– Нет. А что?

– Да так просто. Я вчера прочел твое стихотворение в стенгазете. И мне показалось, что ты партийный.

– То, что написал я, может написать не только член партии. – Заметив, что они несколько поотстали от остальных, Кольхаз прибавил шагу.

Когда они вышли к опушке леса, Ульф предупредил солдат:

– Теперь все разговоры прекратить. Мы с вами не на тренировке, а на обходе государственной границы. Вперед!

Они шли по малохоженой тропинке, скрывающейся в зарослях густого кустарника. Фельдфебель показывал солдатам следы зверей, называл их, обращал особое внимание на еле заметные тропки, которые вели от границы в глубь территории: по ним может пройти нарушитель границы.

Через несколько минут они подошли к контрольно-следовой полосе, а затем вышли к наблюдательной вышке.

– Рядовые Кольхаз и Зимлер, занимайтесь наблюдением, остальные – за мной! – приказал Рэке.

Кольхаз спрыгнул в окопчик, отрытый сбоку от вышки.

– Иди сюда! – позвал он Зимлера. – Ты наблюдаешь вправо вплоть до таможенного домика, я – влево.

Зимлер кивнул и, осторожно спустившись в окоп, начал очищать грязь с брюк.

Заметив это, Кольхаз усмехнулся и подумал: «И нужно же было, чтобы мне достался именно он, а не Дуке или Брунер…»

Зимлер с любопытством осмотрелся. Он о чем-то спрашивал Кольхаза, но тот давал односложные ответы.

Вскоре к ним подошел фельдфебель и приказала