Текст книги "Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)"

Автор книги: Карл Вурцбергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Они все сами сделали! – громко сказал Резус. – Нам и делать-то нечего.

Число горящих домов становилось все больше. Фред с ужасом смотрел на эту картину.

– Когда закончится война, нам придется делать из этих дикарей людей, по крайней мере из тех, кто поддается воспитанию. Они будут жить в нормальных домах, как и положено людям, и спать не на печке, а на кровати. Они будут целовать нам ноги из чувства благодарности, – проговорил робко Фред.

– Однако никаких партизан тут нет и в помине. Если бы они здесь были, то давно бы дали о себе знать, – заметил один из солдат.

– Тихо! – прикрикнул на них фельдфебель. – Я запрещаю вам подобные разговоры! Понятно?

Солдаты ответили: «Так точно» – и замолкли. Когда половина села была уже охвачена огнем, на другой половине согнали кучку жителей – детей, женщин, стариков.

– Что с ними сделают? – спросил Бардах у фельдфебеля.

– Их уведут на допрос.

– А потом?

– Я Резус, а не Иисус… Это будет зависеть от результатов допроса и обыска. К слову, Барлах, это дело других и нас с вами не касается.

– Тогда почему же жгут деревню, не дожидаясь результатов допроса?..

– Заткните свою пасть! – грубо оборвал его Резус. – Мы делаем то, что нам приказывают. Ни больше и ни меньше. Понятно?

Фреду ничего не оставалось, как сказать: «Так точно!» – и замолчать.

Он смотрел вслед жителям, которых повели в лес. Туда же поехали машины с эсэсовцами. Вскоре после этого солдат собрали вместе.

Был полдень. Солдаты расположились у подножия холма. Со стороны села несло дым, пахло жженым.

– Вот наконец-то мы можем передохнуть! – воскликнул Резус и, сев на камень, принялся открывать банку с колбасой. – Надо закусить, а то кто знает, когда еще время будет. Барлах, возьмите банку!

Фред подошел к фельдфебелю и взял у него из рук открытую банку. Сам же Резус начал доставать хлеб из ранца.

В этот момент раздались сначала отдельные выстрелы, а затем автоматные очереди.

Фред уронил банку и, делая большие прыжки, бросился к дереву, у которого он оставил свой карабин, однако шарфюрер, сидевший на траве рядом с фельдфебелем, громко рассмеялся и сказал:

– Никаких причин для беспокойства нет! Просто там наши приводят приговор в исполнение! Человекам трем-четырем дадут возможность бежать, чтобы они могли рассказать своим, как мы с ними расправляемся…

Проговорив это, шарфюрер преспокойно сунул в рот кусок мяса и, окинув солдат взглядом, продолжал:

– Если бы это зависело лично от меня, то я бы их всех до одного в землю уложил. Любой русский безопасен только тогда, когда он мертв. Отпускать троих – значит увеличить число врагов.

Резус заметил, что Бардах все еще стоит как пень на одном месте и не спускает взгляда с шарфюрера.

– Куда вы дели мою колбасу, идиот?! – заорал фельдфебель, вскочив с места. – Марш отсюда! Идите смените лучше часового! Марш, да быстро!

Фред щелкнул каблуками и, крикнув: «Слушаюсь!» – побежал к часовому.

– Почему Резус так кричал на тебя? – спросил Фреда солдат, которого он сменил.

– Они расстреляли русских, – выдохнул Фред. – Ты понимаешь? Расстреляли, как бродячих собак!

– Дружище, не раскрывай так широко пасть и не кричи так громко, – испуганно одернул его солдат. – Я тоже как услыхал, так сам не свой стал. Слава богу, что мы к этому не имеем никакого отношения. Меня все это нисколько не касается.

– Там же были женщины и дети. И несколько глубоких стариков…

– Прекрати действовать мне на нервы! – оборвал его солдат. – Ту бабу, что несла под юбкой несколько кило динамита, они, конечно, должны были прикончить. Русские хотели взорвать нашу комендатуру, а может, все наши склады. Им никому верить нельзя.

– Но дети?

– Ты тут ничего не поделаешь. Они попались вместе со всеми! Отмщение, камрад! – Сунув Фреду в руки бинокль, солдат стал спускаться с холма.

«Отмщение?.. Да это безумство, – думая Фред. – За такое они будут еще больше мстить нам, и так пойдет дальше, пока на земле камня на камне не останется».

В селе догорали последние домики. Над холмом стояло густое облако дыма. В лесу стало тихо.

В три часа солдат снова посадили на машины и повезли, но не назад, как надеялись многие, а дальше в северном направлении, в район густых лесов, которые простирались до берегов Днепра.

На каждую машину село по нескольку эсэсовцев.

Барлах примостился возле фельдфебеля, присев на грубо оструганную скамью. Напротив сидел шарфюрер, который время от времени с любопытством посматривал то на Резуса, то на Фреда.

Все устали и молчали. И хотя дорога становилась все хуже, некоторые солдаты умудрились даже уснуть.

Фред чувствовал, как его тело наливалось свинцом, однако уснуть все же не мог. Чтобы не видеть больше несимпатичной физиономии шарфюрера, он оперся на руки, закрыв лицо ладонями.

Когда они миновали цепь невысоких холмов, где в воздухе уже не пахло больше ни дымом, ни паленым, Фред начал постепенно успокаиваться и вновь задумался о своем положении,

Через полчаса после того как он сменил часового, стоявшего на холме, его пришел проверить фельдфебель. Он встал рядом с Фредом и, закурив сигарету, молчал.

Фред растерянно посмотрел на начавшего уже толстеть фельдфебеля и сказал:

– Господин фельдфебель, я прошу вас извинить меня. Когда началась стрельба, я подумал, что…

– Что вы тогда подумали, Барлах, мне и без вашего объяснения ясно, – перебил его Резус. – Да и то, о чем вы думаете сейчас…

– Господин фельдфебель…

– Ради бога, никаких речей! Я и без того знаю, что вы хотите сказать. Но не забывайте, Барлах, что кругом нас враги. Все!

– А дети? И их тоже?

В уголках глаз у Резуса показалась чуть заметная усмешка.

– Мы друг друга поняли, Барлах. В наше время все приказы нужно выполнять, даже если эти приказы касаются ненависти или любви. Германский солдат, Барлах, обязан любить свой народ и фюрера и ненавидеть врагов. И ничего другого, Бардах!

– Господин фельдфебель…

– Момент, я еще не закончил говорить, – снова перебил его фельдфебель и тихо добавил: – Готов биться об заклад, что вы еще полностью не поняли всего того, что здесь происходит. Иногда мне кажется, что у вас перед глазами доска, которая мешает вам видеть, Бардах! Отбросьте вы эту доску, я вам откровенно советую, пока не поздно. И еще одно: в определенной ситуации, Бардах, нет никакого различия в том, сам ли человек говорит или же он безо всяких возражений слушает других. Я надеюсь, что вы, по крайней мере, начинаете понимать, сколько стоит человеческая жизнь в наше время. Я не хочу, чтобы у меня были неприятности, в том числе и из-за вас.

Фельдфебель повернулся кругом и пошел с холма вниз, к месту, где отдыхали солдаты.

«Он, конечно, прав, – думал Фред. – В наше время человеческая жизнь действительно ничего не стоит. Она намного дешевле ящика с патронами, дешевле тарелки супа или куска тряпки. И тот, кто хочет спасти собственную шкуру, тот должен стрелять и убивать, если не хочет сам быть убитым. Нет никакого смысла думать о других, их жизнях, когда твоей собственной со всех сторон грозят опасности. Я думаю о людях, чьи дома в селе сгорели в пламени пожара, так их уже нет в живых, а мертвому никакая крыша не нужна».

В этот момент к подножию холма подъехала машина, и солдатам было приказано садиться в нее. Разморенные сном, солдаты тяжело поднимались с земли.

Фред заметил, что позади их машин, а их было только две, ехала машина с эсэсовцами.

– Что случилось? А где же остальные? – спросил Резус.

Шарфюрер усмехнулся и заметил, что в предстоящей операции они поменяются ролями с теми, кто уехал уже вперед. В остальном все будет проходить точно так же.

Они находились в неглубокой долине, по центру которой текла маленькая речушка или ручей.

Один из солдат подошел к воде, чтобы вымыть руки, но сразу же с руганью отскочил от нее:

– Тьфу, черт возьми! Там валяется дохлая лошадь!

Солдаты захихикали.

– За мной! – приказал Резус.

Они пролезли сквозь густые заросли и увидели невдалеке деревушку, в которой было не больше двух-трех десятков домов. Крайние домики стояли на опушке высокого леса, которому, казалось, нет ни конца ни края.

Командир взвода отдал приказ прочесать все село, задержать всех жителей, а при оказании хоть малейшего сопротивления открывать огонь без всякого предупреждения.

Со стороны леса и с флангов деревню оцепили другие подразделения. Отделению фельдфебеля Резуса было приказано осмотреть дома по левую сторону улицы.

– Остальное доделаем мы сами, – добавил штурмфюрер, стоявший рядом с командиром взвода.

Спустя несколько минут появились связные, которые доложили, что село полностью оцеплено и можно начинать операцию.

Машины на такой скорости подъехали к селу, что солдатам пришлось крепко держаться за борта, чтобы не упасть.

«Сейчас я увижу лица людей, которых через час уже не будет в живых, – с горечью подумал Фред. – Словно скот на бойню, их погонят на верную смерть. И сколько может вынести человек?! А может, в деревне и нет никого? Как было бы хорошо, если бы на нашей стороне улицы никого не было… хотя бы это…»

Резус отдал последние распоряжения: двоих солдат он выделил для охранения тех, которые пойдут по домам. Барлаха он оставил при себе в качестве связного. Улучив удобный момент, фельдфебель шепнул ему:

– Если будет трудно, думай об Лизинге. Все время думай о нем!

Фред удивился, что в тот момент ему показалось: со дня гибели Вернера прошло несколько лет.

В деревне царила тишина. Лишь в одном или двух дворах затявкали собаки.

Солдаты ворвались в крайние дома. Большинство их оказались пустыми, так как с приближением фронта люди, как правило, старались эвакуироваться в тыловые районы страны. Оставались на своих местах немногие. В большинстве это были старики и старухи, которые не хотели уходить из родных мест. Только в шестом или седьмом доме на чердаке нашли дряхлую старуху. Она вся тряслась от страха и постоянно крестилась.

Солдаты, обшарившие дома на противоположной стороне улицы, вытащили из подвалов нескольких стариков. Им было приказано заложить руки за голову, и в таком виде эсэсовцы прогнали их через всю деревню.

Когда солдаты из отделения Резуса дошли до центра деревни, на окраине эсэсовцы подожгли крайний дом. Дым, гонимый ветром, дошел до Резуса. Он закашлялся и начал ругаться:

– Проклятье! Неужели они не могли подождать, пока мы не прочешем все село?!

Огонь тем временем разрастался. Клубы дыма стали более густыми и ядовитыми.

Когда солдаты подходили к крайним домам, из одного дома с противоположной стороны вытащили длиннобородого старика, который упирался руками и ногами. Кто-то из солдат ради смеха ткнул его прикладом карабина. Старик бросился бежать, однако не пробежал и нескольких шагов, как за его спиной раздались выстрелы. Старик упал на дорогу и больше уже не поднялся.

В этот же миг на опушке леса забило несколько автоматов.

– В укрытие! – закричал Резус. – Бегом в ближайший дом!

Сам фельдфебель укрылся за большой поленницей дров, а Барлах, бежавший за ним, залег в канаве.

Воздух становился все хуже: горело уже полсела. Ничего нельзя было разглядеть даже вблизи. Арестованные жители остановились посредине улицы.

Откуда-то со стороны раздавались отдельные автоматные очереди, но никто не знал, кто и откуда стрелял.

Вскочив на ноги, Фред бросился к ближайшему сараю. Перескочил через порог и, остановившись, огляделся. В сарае было полутемно. Дым с улицы проникал сквозь щели и больно щипал глаза.

«Долго я здесь не просижу, – подумал Фред. – Тут чувствуешь себя, как мышь в мышеловке».

Неожиданно где-то рядом раздались автоматные очереди, затем одиночные выстрелы. Несколько пуль попало в бревна, из которых был срублен сарай, и отщепило от них куски дерева величиной с ладонь.

Фред бросился на пол и подполз к двери, но в этот момент кто-то приглушенно, словно накрыв голову подушкой, закашлял у него за спиной.

Фред испуганно вскочил и, прыжком подскочив к балке, спрятался за нее. Он снял карабин с предохранителя и, присмотревшись к полумраку, сделал два шага вперед и отодвинул ногой в сторону доску в перегородке. В образовавшейся дыре он увидел двух детей: маленькую девочку и мальчика-подростка. Девочка лежала на куче какого-то тряпья, уткнувшись лицом в тряпки, чтобы не так сильно был слышен ее кашель. Пареньку на вид можно было дать лет пятнадцать. У него были светлые волосы, цвета ржаной соломы, и испуганные глаза, которыми он уставился на Фреда.

Фред опустил ружье.

«Им нужно немедленно убежать отсюда, – мелькнуло у него в голове. – Каждую минуту их могут тут найти, а через какие-нибудь полчаса огонь доберется и сюда».

Паренек испуганно огляделся, словно ища путь к бегству. Одна штанина у него была разорвана, и сквозь дыру проглядывала голая грязная коленка.

«Что же делать?» Подчиняясь какому-то внутреннему приказу, Фред подскочил к двери и распахнул ее настежь. С улицы доносился шум недалекого боя и треск горевших по соседству домов.

– Беги! – сказал Фред парнишке. – Беги же, тебе говорят!

Однако паренек, испуганно оглядываясь по сторонам, не шевелился. Он не понимал, чего от него хочет немецкий солдат.

Фред схватил его за руку и потащил к двери, но мальчик вырвался и, прижав к себе сестренку, забился вместе с ней в угол. Девочка с перепугу начала плакать.

«Боже мой, да он ничего не понимает!» – подумал Фред и приложил палец к губам, давая понять, что нужно молчать. Затем он показал большим пальцем на открытую дверь.

Отчаянно качая головой, мальчик произнес что-то непонятное.

Фред схватил его за плечо и, подтащив к двери, показал в сторону леса.

Наконец паренек, кажется, понял Фреда. В его глазах мелькнула надежда, вытесняя из них страх и недоверие.

Он шепотом позвал сестренку, не спуская, однако, взгляда с Фреда.

Фред посмотрел на улицу. Разглядеть что-нибудь на ней было трудно, так как дым от горящих домов стал еще плотнее. За двадцать-тридцать метров уже ничего нельзя было разобрать. Солдат, правда, поблизости не было: стрельба и дым, по-видимому, отогнали их в сторону.

«Они должны бежать в лес. Там находятся их люди, Это единственный шанс на жизнь. Может, им и повезет», – подумал Фред, а вслух требовательно зашептал:

– Лос! Лос! Давай-давай!

Снова подтащив парнишку к двери, Фред сказал:

– Беги в лес! Беги! Давай!

Паренек опять что-то сказал сестренке, которая забилась в угол и никак не хотела оттуда, выходить. Дрожа всем телом, девчушка обхватила руками балку и громко разрыдалась.

И тут в голову Фреду пришла отчаянная мысль.

– Побежали же! – быстро прошептал Фред и, обхватив паренька одной рукой, а девочку – другой, потащил их в сторону леса. Девочка мешала бежать: она кулачками упиралась Фреду в грудь и колотила его по животу ногами.

Пробежав несколько сот метров, Фред выпустил девочку из-под мышки, и она упала на землю. Ударившись ногой о пенек, она заплакала от боли.

– Бегите! Быстро! Давай-давай! – тяжело дыша, выпалил Фред.

На этот раз паренек сразу же понял его. Он схватил сестренку за руку и потащил к лесу. Через несколько секунд они исчезли в густом кустарнике.

Барлах устало закрыл глаза, чувствуя, как яростно билось сердце в груди. «Бежать отсюда, как можно скорее бежать!» – мелькнуло в голове. Фред повернулся и сразу же увидел шарфюрера, который подобно призраку выплыл из-за пелены дыма.

– Сюда! Сюда! Они здесь! – закричал эсэсовец, потрясая автоматом.

Двое эсэсовцев пробежали мимо Фреда в направлении к лесу. Шарфюрер вытащил пистолет и, направив его на Фреда, потребовал немедленно отдать ему карабин.

Барлах был ошеломлен. Не думая о последствиях, он молча повиновался эсэсовцу.

В этот момент между деревьями блеснула вспышка, а рядом забили автоматы.

Шарфюрер упал на землю, спрятавшись за небольшой бугорок, залегли и эсэсовцы, преследовавшие детей.

Позже Фред Бардах не раз жалел о том, что он тогда не использовал представившуюся ему возможность.

Вскоре подбежали солдаты и наугад открыли по лесу ожесточенную стрельбу. Стрельба из леса прекратилась.

Шарфюрер, держа левой рукой правую руку, в которую его ранило, приказал солдатам продолжать преследование. Однако солдаты дальше опушки леса не пошли. Начинало смеркаться, а тут еще дым пожарища, так что видимость сократилась до минимума.

Первым к Барлаху подбежал Резус и с облегчением воскликнул:

– Это вы! А я уж думал, что вас убило!

– Этот солдат арестован! – со злостью заявил шарфюрер, целясь во Фреда из пистолета. – Он помог бежать двум русским!

Резус, казалось, окаменел.

– Это правда, Барлах? – спросил фельдфебель. – Это кто-нибудь видел?

Фред все еще никак не мог понять, что в сложившейся ситуации все оборачивается против него.

– Господин фельдфебель, это же были дети, – пролепетал он жалобно. – Они бы сгорели в сарае, если бы я их не…

– Да заткнитесь вы наконец! – гаркнул на Фреда шарфюрер. – Русские есть русские! Вы нарушили приказ! Надеюсь, вы примете по данному поводу решительные меры! – обратился эсэсовец к фельдфебелю.

Резус покраснел до самых ушей. Он приказал Барлаху поднять вверх руки и повел его куда-то.

Логично мыслить Фред начал только тогда, когда часом позже его доставили в штаб дивизии. Везли его в машине под проливным дождем. Справа и слева от него сидело по ефрейтору, которым было запрещено разговаривать с ним или отвечать на его вопросы.

Постепенно до Фреда дошло, что ему грозит за его проступок. И страх за дальнейшую судьбу лег на его плечи тяжелым грузом.

С тех пор прошло два года.

Гитлеровские войска потерпели поражение под Сталинградом и медленно откатывались назад под ударами Красной Армии.

Летом 1943 года советским войскам удалось прорвать линию обороны 8-й немецкой армии и 4-й танковой армии и освободить часть украинской земли.

Однажды вечером, было это в августе, по железной дороге между Житомиром и Коростенём следовал длинный эшелон, состоящий из пассажирских и товарных вагонов. Он двигался из самой Германии. В классных вагонах ехали офицеры-отпускники и группенфюреры недавно сформированного штрафного батальона. Солдаты же этого батальона размещались в товарных вагонах.

В предпоследнем вагоне, снизу доверху разгороженном трехъярусными деревянными нарами, ехали штрафники. Они приникли к щелям и крохотным окошкам, чтобы посмотреть, где они едут.

– Я знаю, где мы находимся! – вдруг воскликнул один из солдат. – Я в этом месте уже был! Поверьте мне, отсюда до Киева километров сто – сто пятьдесят.

Солдаты сразу же зашумели, загалдели, обмениваясь мнениями.

– До Москвы отсюда еще очень далеко, – заметил один из них.

В переднем углу вагона на верхних нарах на жидких соломенных подстилках лежали Фред Бардах и Антон Фюрбрингер. Оба припали к дверям, продырявленным осколками авиабомбы, чтобы рассмотреть, где и почему они стоят.

– Так далеко в Россию я еще не заезжал, – прошептал Бардах. – Однако, если я не ошибаюсь, мы находимся где-то по пути в Коростень.

– Тогда недалеко и до того леса, о котором ты нам рассказывал, – сказал Фюрбрингер. – Я полагаю, что нас бросят на строительство новой оборонительной линии.

Снаружи послышалась команда. Двери вагонов начали открывать. Штрафникам было приказано выйти и построиться. Скромные пожитки солдат были тут же погружены в грузовик, который увез их в неизвестном направлении. Самих солдат построили и, как только начало темнеть, повели по пыльной дороге.

Бардах и Фюрбрингер шли рядышком. У каждого на плече лопата. Шли молча. Все знали друг друга плохо и потому не доверялись соседу, который мог оказаться доносчиком.

Фред Бардах отбыл два года в заключении, где и познакомился с Антоном Фюрбрингером.

Однажды вечером в камеру, где сидел Фред, втолкнули небольшого мужчину. Новичок внимательно осмотрел сидевших в камере и, назвав свою фамилию и имя, полез на свободное место на нарах, которое как раз оказалось справа от Фреда. Несколько дней подряд он вел себя отчужденно, ни с кем не разговаривал, а лишь приглядывался. Но однажды вечером он вдруг рассказал свою историю.

Родом он был из Тюрингии. Солдатом прошел через многие страны Европы. Летом 1942 года в его ранце была найдена листовка с цитатами Сталина. Солдата сразу же приговорили к двум годам заключения, а могли бы и вообще лишить жизни. Хорошо еще, что трибуналу не удалось доказать, что эту листовку он сам подобрал.

Фред с тревогой думал о том, почему солдат вдруг так разоткровенничался с ним. И вообще сокрытие пропагандистских листовок каралось смертной казнью. Да и кто на самом деле этот человек?

– Я с листовками никакого дела не имел и не желаю иметь, – дипломатично ответил соседу Фред.

– Я понимаю, что ты мне не доверяешь, – согласился с ним Фюрбрингер. – Но пойми и ты меня: мне бы хотелось знать, с кем рядом сплю.

Проходили дни, и однажды, когда они остались в камере одни, Фюрбрингер спросил Фреда:

– А тебе известно, что 6-й немецкой армии больше не существует?

– Сунут в то место какую-нибудь новую, – помолчав, заметил Фред. – Потом это только болтают, а точно никто ничего не знает.

Фюрбрингер беззвучно рассмеялся и, наклонившись к Фреду, зашептал:

– Это не болтовня… Русские войска уже подошли к Курску и Харькову. Мы же все время болтаем о сокращении линии фронта. Так, видно, будет до тех пор, пока русские не дойдут до Бранденбургских ворот!

Фред и сам думал нечто подобное, однако вслух делать такие выводы побаивался.

– Да ты сам не знаешь, что ты говоришь! Русские у Бранденбургских ворот?! Да как же это возможно? Уж не коммунист ли ты?

– Носить в рюкзаке листовку или оказать помощь русским – это еще не значит быть коммунистом!

Фред здорово перепугался. Лишь через несколько минут, снова обретя дар речи, он пробормотал:

– Но ведь это были детишки. Потом, откуда тебе об этом известно?

– У тюрьмы есть тысяча ушей и тысяча языков.

Молча они пролежали до полуночи, когда Фред вдруг решился и рассказал соседу свою историю.

Неделя шла за неделей. Днем тяжелая работа, а по ночам тайные доверительные разговоры. Постепенно Фред проникся к Антону, который был старше его лет на тридцать, доверием. Однако он все еще не мог понять, кто же такой Антон. И однажды, когда они заспорили о целях этой войны, Фред не выдержал и спросил:

– Признайся, ты красный?

– Из чего ты это заключил? Уж не из того ли, что я сижу в тюрьме? Или оттого, что я одобрил твой поступок, а? Ни для того, ни для другого не требуется быть коммунистом. Да знаешь ли ты вообще, что такое коммунизм?

– Не знаю и знать не хочу! – вскипел Фред. – Я хочу выйти из этих стен живым, понимаешь ты или нет?

– Я тоже, – сказал Антон. – Но нам нужно думать и о том, что будет после нас.

Долгими томительными ночами Фред думал о том, что же будет потом. Перешептываясь с Антоном, он постепенно просвещался политически. Правда, бывали моменты, когда в нем снова просыпалось недоверие к Антону, тогда он по нескольку дней не разговаривал с ним. Но постепенно у него накапливались вопросы, и он снова обращался за ответом к своему соседу.

– Когда все здесь кончится, мы должны подумать над тем, как мы должны жить после войны. Понимаешь?

– Ты так говоришь, как будто это зависит от меня или от тебя? – с сомнением спросил Фред. – Ничегошеньки от нас с тобой не зависит. Несколько лет назад был у меня друг. Человек он был честолюбивый и потому работал как вол, хотел, чтобы его заметили. Какое-то время все шло хорошо, а потом – все плохо: зарплата постепенно падала вниз, рабочие ругались, ругали прежде всего его, а потом вообще возненавидели…

– Нам нужно научиться думать, – перебил Фреда Антон, заложив руки за голову. – Если мы этого не сделаем и не научимся думать, тогда нам плохо придется… А самое Главное, мы должны научиться любить, да, да… любить. Понимаешь?..

– Ты все фантазируешь, – с усмешкой заметил Фред. – Любить нельзя научиться, как мы учимся читать, например, или писать.

– А разве мы не научились ненавидеть? – заметил Фюрбрипгер. – Не станешь же ты утверждать, что в нас вечно жила ненависть против французов или против русских? Но нам нельзя полностью научиться ненавидеть. Нужно только сделать так, чтобы наша ненависть попала в правильную цель, против тех, кто развязал эту войну…

Так постепенно, день за днем Фред созревал политически.

* * *

Ночь выдалась свежей и ясной. Впереди колонны штрафников и позади нее шло по взводу охраны. Шли молча, лишь иногда позвякивали лопатами.

Вскоре дорога пошла на подъем, который становился все круче и круче. На горизонте кружился разведывательный самолет. Он то приближался, то удалялся, а затем, как только зенитки стали бить по нему, совсем скрылся.

Спустя два часа, когда холмы остались позади, они шли вдоль русла высохшей речушки. Шли до тех пор, пока не натолкнулись на хорошо замаскированную колонну машин. Было приказано садиться по машинам.

Бардах и Фюрбрингер залезли на грузовик. Последними в машину сели два унтер-офицера, которые сразу же устроились у заднего борта. Машина тронулась, подбрасывая седоков на ухабах так, что они могли и вывалиться, если бы не держались.

Отыскав на небе Полярную звезду, Бардах определил, что они едут в северо-западном направлении. Толкнув Фюрбрингера в бок, он сообщил ему эту новость. «Старик» понимающе кивнул. Без единой остановки они несколько часов подряд ехали сначала через густой лес, потом через сожженные деревеньки, затем снова через лес, то на север, то на запад, то снова на север.

Солдаты устали от бесконечной тряски. Кто-то запел себе под нос песню, чтобы хоть как-то скрасить однообразие поездки.

В шесть часов утра им дали горячую пищу и разрешили несколько часов поспать, после чего начался пеший переход.

Фред чувствовал голод, но в ранце был лишь НЗ, дотрагиваться до которого строго-настрого запрещалось.

Вдруг раздался взрыв страшной силы, который разнес в щепки головную машину с охранниками. В колонну полетели ручные гранаты. Из леса их обстреляли из автоматов. Началась паника. Одни машины съехали в кювет, другие пытались развернуться и застряли посреди дороги.

Фред больно ударился о борт головой и плечом, а затем вывалился из кузова в кювет и потерял сознание.

– Ты ранен? – очнувшись, услышал Фред голос склонившегося над ним Фюрбрингера.

Фред покачал головой. Он чувствовал, как Антон вытер ему со лба и щеки кровь. На шоссе велась довольно оживленная перестрелка. Ослабевшие от недоедания и долгой дороги штрафники большей частью попадали на землю и ничего не делали, а унтер-офицеры были вооружены лишь одними пистолетами и, естественно, не могли оказать упорного сопротивления партизанам.

– Нужно бежать подальше от дороги! – решительно заявил Фюрбрингер. – Партизаны будут продолжать обстреливать машины. Подожди меня здесь.

Антон дополз до убитого унтер-офицера и, забрав у него пистолет, дал знак Фреду, чтобы он следовал за ним.

Под прикрытием перевернутой машины им удалось добраться до кустов. Вокруг свистели пули, но, к счастью, ни одна не задела их.

Антон то и дело торопил Фреда, который сильно устал и остановился, чтобы отдохнуть.

– Что с тобой? – нетерпеливо спросил Антон.

– Моя голова… Я, кажется, схожу с ума!

– Подожди… – «Старик» разорвал индивидуальный пакет и перевязал Фреду голову – под левым ухом оказалась неглубокая ссадина. Тут же он сунул ему в руку две болеутоляющие таблетки. – Рана может оказаться опасной, – шепнул он. – Прими эти таблетки: они здорово помогают. Нам нужно попытаться выбраться отсюда. Нельзя упускать такой возможности.

Предложение Антона испугало Фреда. Он даже почувствовал, как учащенно забилось у него сердце. Одно дело думать, другое дело решиться на такое.

– Ты с ума сошел, старина, – прошептал он Антону. – Да наши нас сразу же расстреляют как бешеных собак!

– Если поймают, но мы знаем об этом и не дадимся им в руки.

– Ты даже не знаешь, где мы находимся…

– Это не имеет никакого значения.

Они углубились в лес. Со стороны дороги раздался взрыв, сопровождаемый стрельбой.

– Они же нас искать будут.

– Пока они соберут всех убитых и раненых, мы уже будем за горой.

Фред остановился, лег на спину и уставился на темное небо.

– Фред, – снова зашептал Антон, – мы не должны упускать такой возможности.

– Я боюсь, – признался Фред.

– Я тоже боюсь, но я хочу идти дальше. И если ты наотрез откажешься идти со мной, я пойду один.

Фред смотрел мимо лица Антона. Он понимал, что друг указывал ему путь, с которого уже нельзя свернуть, путь опасный. Этот шаг определит всю его дальнейшую судьбу.

«Мне нужно решать здесь, на этом месте, сейчас… Или вернуться к своим, или же попытаться начать новую жизнь». Фред повернул голову и увидел, что место, где только что лежал Антон, было пусто. Испуганно Фред начал искать друга глазами, но поблизости его уже не было. Наконец он увидел его фигуру, которая вот-вот должна скрыться из виду.

Фред вскочил и как угорелый бросился догонять Антона. Догнав, он дернул его за рукав и спросил:

– Куда теперь? Не можем же мы идти как слепые? Антон, не останавливаясь, ответил:

– Шире шаг! Сначала нам нужно подальше уйти от этого места, а когда рассветет, мы решим, куда нам двигаться дальше.

– Две машины взлетели на воздух, потом столько гранат. Многих убитых невозможно будет узнать. Возможно, они нас и не станут…

– Не рассчитывай на хороший исход, – прервал его Антон. – Лучше считай, что за нами гонятся…

Они углубились дальше в лес, а дойдя до ручья, пошли вдоль него в северном направлении.

От мокрой земли поднимался пар. Вскоре ручей повернул на восток и потек по долине, окутанной туманом. На горизонте чернел лес.

– Какой большой лес! – воскликнул Фред, забыв об осторожности. Догнав Антона, он схватил его за плечи и потряс: – Дружище, мы зашли дальше, чем я думал. Часа через два мы будем там! Чего ты медлишь?

– Я и сам не знаю, – неуверенно произнес Фюрбрингер. – Через час рассветет и туман рассеется, тогда будет трудно спрятаться. Может, нам лучше идти и дальше по ручью?

– Кто знает, куда он нас приведет, в тумане легко самому прийти кому-нибудь в руки.

Фред ускорил шаг, но Антон задержал его словами:

– Не спеши, силы нужно правильно распределять. Мы все равно не сможем все время бежать галопом.

Фред прикинул на глазок расстояние до леса, который казался ему спасительным убежищем. Посмотрев на Антона, который запыхался от быстрой ходьбы, Фред пошел несколько медленнее.

У огромной ели, ствол которой расщепило молнией, Антон остановился и устало опустился на траву: как-никак сказывалась разница в возрасте.

– Давай минутку передохнем, – попросил он. – Всего одну минутку. – Пошарив в ранце, он достал из НЗ шоколад и печенье.

Через несколько минут они пошли дальше. Вдруг послышался шум мотора, чувствовалось, что к ним приближаются машины. Но их выручил густой туман.