Текст книги "Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)"

Автор книги: Карл Вурцбергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

23

На следующий день взвод фельдфебеля Рэке был назначен в наряд. Кольхаз и Брунер получили задание проверить полосу заграждений.

Кольхаз шел задумавшись: случай с самовольной стрельбой Зимлера не давал ему покоя.

– Ты слышишь? – вполголоса произнес Брунер, возвращая ефрейтора к действительности.

За их спиной слышалось сильное гудение.

– Вертолет! – заметил Кольхаз. – За мной!

Бегом они бросились в кусты и залегли. С той стороны границы показался вертолет. Он летел вдоль границы на малой высоте: до земли было не более пятидесяти метров. Сделав круг, вертолет улетел в глубь западногерманской территории.

– Пошли дальше! – Кольхаз встал и отряхнул обмундирование.

Когда они подошли вплотную к контрольно-следовой полосе. Брунер спросил:

– А что бы ты сделал на месте Зимлера?

Кольхаз с удивлением уставился на солдата и после затянувшегося молчания спросил:

– А почему ты задаешь мне такой вопрос?

– Только потому, что на этот счет имеется несколько различных мнений.

– И каковы же они?

– Разные. Одни говорят так, другие – иначе. Один Кениг ругается как сапожник, когда с ним об этом заговоришь…

– Он сам во всем виноват, смотреть нужно было лучше…

Оба замолчали и пошли дальше. Около пяти часов они дошли до конца своего участка и повернули на заставу.

В лесу было сумрачно и тихо. Кольхазу нравилось, что Брунер не беспокоит его разговорами и расспросами, а ему так хотелось помолчать, даже больше того, побыть одному.

Прибыв на заставу, Кольхаз доложил фельдфебелю о выполнении задания и попросил разрешения уйти из расположения части на два часа.

Рэке с любопытством посмотрел на ефрейтора, но не спросил о том, куда он хочет идти, а лишь поинтересовался, на какое число он назначил беседу в отделении.

– Я думаю, удобнее всего в понедельник, после обеда. Вы тоже будете?

– Буду… возможно, будет и обер-лейтенант Гартман.

– Вот как!.. – удивился Кольхаз.

– Не бойся. Гартман справедлив, я тоже его знаю.

– Я не боюсь. Разрешите идти?

– Пожалуйста…

Когда Кольхаз вышел из комнаты, он увидел у КПП обер-лейтенанта и хотел избежать с ним встречи, но тот окликнул его:

– Как дела, товарищ Кольхаз? Небось хочется забраться куда-нибудь в тихий уголок да написать стихотворение, а?

– Нет. Я иду в село, нужно кое-что достать.

– Достать? Так поздно? Все магазины уже закрыты. Давайте присядем на минутку вот на эту скамейку.

– Товарищ обер-лейтенант…

– Что, пить очень хочется? Ваша кружка пива от вас никуда не уйдет. Идите ко мне!

Кольхаз подошел к офицеру и присел на краешек скамейки.

– Ну, как отделение? Что говорят товарищи? Ефрейтор попытался уйти от прямого ответа:

– Разве фельдфебель Рэке не докладывал вам? За это время ничего особенного не случилось.

Гартман откинулся на спинку и спросил:

– Как вы полагаете, сколько времени вы будете командовать отделением?

– Пока не вернется лейтенант Альбрехт. Думаю, что это уже скоро. Если вы, конечно, не снимете меня раньше…

– Я думаю иначе. Полчаса назад я узнал о том, что лейтенанта направили в центральный госпиталь, после операции ему дали отпуск на лечение, короче говоря, в часть он вернется не скоро, так что настраивайтесь на то, что вам еще долго придется командовать отделением. Собственно, фельдфебель сам должен был сообщить вам об этом, но он еще не знает того, что узнал я. Теперь вы узнали это раньше его.

– Простите, пожалуйста, – пробормотал ефрейтор. – Мне от души жаль лейтенанта. А в отношении меня я даже не знаю, что и сказать…

– Вы думаете, я не замечаю, как вы изменились? – перебил его Гартман.

– Ничего я не изменился, напротив!

– Я все знаю. Вам нужно научиться владеть собой и не повторять таких случаев, как вчера с Зимлером.

– Фельдфебель уже рассказал вам об этом?

– У нас нет тайн друг от друга. С Зимлером вам следовало бы вести себя иначе.

– Но он так вызывающе держался.

– Все равно.

– Легко сказать. В такие моменты разум не сразу осеняет.

– Понятно.

Кольхаз чувствовал, как в нем растет симпатия к обер-лейтенанту.

– А что я еще должен сделать? Что вы мне посоветуете? – тихо спросил он.

– Нужно исправить то, что вы не так сделали.

– Я готов попросить у Зимлера извинения, хотя сделать это мне будет не легко.

– Вот оно что! – Гартман встал. – Вы готовы извиниться, но сделаете это не из чувства справедливости, а чуть ли не по принуждению. Кому нужно такое извинение? Собственно говоря, это же лицемерие, мой дорогой!

– Никакого лицемерия тут нет!

– Постарайтесь быть откровенным и поговорите с Кенигом. Ему этот разговор нужнее, чем Зимлеру. И ко мне заходите в любое время. Злой собаки у меня нет. Ну, а теперь идите, а то вас захватит дождь.

Попрощавшись с офицером, Кольхаз быстро зашагал в село, с опаской поглядывая на горизонт, где небо было затянуто грозовыми тучами. Дождь начался, когда Кольхаз подошел к сельскому кафе. В помещении почти никого не было. Кольхаз заказал кружку пива.

За большим круглым столом сидели пожилые мужчины, игравшие в скат, а у стойки потягивали пиво несколько парней.

Дождь за окном пошел сильнее.

Вдруг дверь отворилась, и на пороге показался Трау. Стряхнув с плаща дождевые капли, учитель поздоровался с Кольхазом.

– Ну и погодка, – сказал он, подходя к его столику. – Приветствую тебя, поэт! Что поделывал последние три недели? Подожди-ка…

Трау снял шляпу и плащ и повесил их на вешалку. Кольхаз не знал, то ли ему радоваться приходу учителя, то ли сердиться. Он подозвал хозяина и заказал еще одну кружку пива.

– От твоего фельдфебеля я узнал, что тебя назначили командиром отделения. Поздравляю. Ты делаешь успехи, только почему тебя нигде не видно?

Кольхаз еле заметно улыбнулся:

– Да так, служба…

Они выпили. Трау изучающе, поверх очков, смотрел на ефрейтора.

– И это все?.. Не темни, дружище…

– Я дал себе слово больше не говорить о случившемся, по крайней мере сегодня. Не сердитесь…

– Выходит, ты чувствуешь себя обиженным. Ну, не хочешь говорить, не надо… Скажи, у вас служит учитель по фамилии Зимлер? Мне кажется, я его сегодня видел издалека.

– А вы его знаете? – удивился Кольхаз.

– Значит, это был он! – обрадовался Трау. – Прошлое лето я был на курсах усовершенствования, где он выступал с докладом. Хороший доклад! Как-нибудь приведи его ко мне, хочется с ним поговорить.

– Ничего хорошего вы о нем не услышите! – раздраженно бросил Кольхаз. – Ничего не скажешь, хорошенькое знакомство!

– Что такое? Он что-нибудь натворил? Ты его близко знаешь?

– Близко знать – это хорошо. Он солдат моего отделения, к сожалению.

– Вон как! Выходит, нашла коса на камень. И ты им недоволен?

– Выразимся иначе: мы придерживаемся различных взглядов.

– Это нормально, – усмехнулся учитель, – это еще ничего не значит.

– Не надо об этом, – попросил Кольхаз. – Теоретических выкладок я за последние дни достаточно наслушался, а вот того, как я должен поступить, этого мне никто не сказал.

– Быть может, ты хочешь слишком многого? – Трау протер очки платком. – Порой не поможет никакой рецепт, нужен опыт… Вот когда я служил в армии…

– Вы служили в армии? – удивился Кольхаз.

– Уже год, как я демобилизовался. Думаешь, я не делал ошибок поначалу? Еще как делал!

Кольхаз глянул в окно. Дождь перестал, и небо на востоке окрасилось солнечным светом.

– У меня есть предложение: давай немного пройдемся, и ты расскажешь мне о Зимлере. Согласен?

– Согласен, а то тут еще и душно.

Расплатившись, они вышли на улицу и пошли по мощеной дороге, на которой не было грязи. Кольхаз рассказал все, что знал о Зимлере.

– Выходит, он не понравился тебе с первого взгляда? – Трау остановился. – Давай-ка поищем более или менее сухой пятачок.

Они сели под разлапистую ель, под которой земля была совершенно сухой.

– Антипатия с первого взгляда, – повторил свою мысль учитель. – Такое чувство и мне знакомо. Только его следует остерегаться, так как за ним все идет потоком. Против этого есть лишь одно средство.

– Какое?

– Критически относиться к собственным суждениям. Понятно?

Кольхаз кивнул.

– Нужно постараться понять человека, который со своей стороны должен тоже чувствовать это, ибо в противном случае можно получить противоположный результат.

– Я все уже перепробовал!

– Так уж и все? Ты с самого первого дня стал считать его эгоистом и карьеристом. Так дело не пойдет, мой дорогой. Абсолютно хороших или плохих людей на свете не бывает.

– Это я уже слышал…

– Подумай еще раз над тем, что я тебе сказал, – посоветовал ефрейтору Трау.

Кольхаз встал, одернул френч и сказал!

– Мне пора возвращаться в часть. Они простились у ворот дома Трау.

– Пишешь сейчас что-нибудь? – поинтересовался учитель, пожимая ефрейтору руку.

– Сейчас ничего не пишу: нет времени.

Трау немного задержал в своей руке руку Кольхаза и сказал:

– Время надо находить в любой обстановке.

24

После захода солнца постепенно стало темнеть. По дороге на заставу Кольхаз думал о своем разговоре с Гартманом и Трау и пришел к выводу, что оба они правы.

«Раз правы они, значит, не прав я сам», – решил он.

Увидев два движущихся огонька по дороге, Кольхаз остановился и поднял руку. Это был пограничный мотоцикл с коляской.

Кольхаз влез в коляску и, поблагодарив водителя, поудобнее уселся на сиденье. На заставу они приехали уже в темноте. Все спали. Не спал лишь один Поль: он что-то читал при свете маленькой лампочки.

Кольхаз подошел к нему, присел на край кровати и тихо прошептал:

– Я, кажется, прозрел, дружище. Теперь все пойдет как надо.

– Что, собственно, случилось? – спросил Поль.

– Как-нибудь объясню, – сказал Кольхаз, понимая, что сейчас ему вряд ли удастся рассказать о своих чувствах. – Попозже.

– Тогда ложись и спи, – посоветовал ему Поль.

– Сейчас я не смогу заснуть. Ну да ладно, до утра. – Взяв блокнот, который подарил ему Раудорн, Кольхаз вышел во двор. Ночь была свежей. Ефрейтор уселся на скамейке под столбом с фонарем и, открыв блокнот, стал что-то писать в нем. Написав несколько строчек, он остановился: мысли путались. Кольхаз встал и начал нервно ходить взад-вперед. Остановившись, он снова открыл блокнот на какой-то странице и прочел:

«Настоящее счастье отдельного человека должно сливаться со счастьем коллектива…»

Он начал торопливо писать в блокноте о том, как он понимает счастье. Слова сами ложились на бумагу. Кольхаз писал до тех пор, пока ночная прохлада не пробрала его сквозь обмундирование. Он встал и пошел к себе в комнату. Надев пижаму, он залез под одеяло и заснул сном праведника.

Утром, когда дневальный объявил подъем, никому не хотелось вставать. Кольхаз с трудом открыл глаза и, взглянув в окно, увидел, что все кругом затянуло густой пеленой тумана. Кениг, довернувшись на другой бок, жаловался на чересчур короткие ночи. И только один Зимлер бодро вскочил на ноги и начал одеваться.

Кольхаз бросил беглый взгляд на Поля, на почти одетого Зимлера и последовал его примеру.

– Одну минутку! – остановил он Зимлера, когда тот подошел к двери. – После завтрака всем собраться в комнате ровно в восемь.

Зимлер молча кивнул а Кениг испуганно воскликнул:

– В восемь уже собраться?! Тогда я должен завтракать прямо на ходу… А что, собственно, случилось?

– Одевайся поскорее, тогда и на завтрак времени хватит.

– Сначала я должен хорошенько потянуться, а то мне весь день будет как-то не по себе, – не успокаивался Кениг. Он встал и, поддав Дуке дружеского шлепка, крикнул: – Пошевеливайся, крестьянин! Бери пример с рабочего класса!

Кольхаз засмеялся.

– Смотрите, он снова смеется, а я-то уж думал, что он больше никогда и не засмеется!

– Перестань, дружище! – улыбнулся Кольхаз.

– Может, это смех висельника.

Придя в умывальник, Кольхаз специально встал к крану рядом с Зимлером, который обтирался до пояса холодной водой.

– Тебе не кажется, что мы с тобой ведем себя как дети? – спросил Кольхаз, обращаясь к Зимлеру.

– Не кажется, – Зимлер посмотрел ефрейтору прямо в глаза. – Мне не в чем упрекнуть себя!

– Нам нужно поговорить. В спокойной обстановке.

– Пожалуйста, я весь в твоем распоряжении.

«Я весь в твоем распоряжении…» – про себя повторил Кольхаз слова солдата. – Не хватает только, чтобы он прислал мне своих секундантов и предложил сразиться на дуэли на саблях или же на пистолетах».

– Так ровно в восемь в нашей комнате. – Кольхаз быстро умылся и вышел из туалетной комнаты раньше Зимлера.

Ровно в восемь Кольхаз вошел в комнату отделении. Все были в сборе: Кениг и Дуке стояли у окна, Зимлер прислонился к своему шкафчику, остальные сидели за столом.

– Садитесь, ребята. Это ненадолго. Я кое-что необдуманное совершил и обидел Ульриха, обвинив его в зазнайстве и эгоизме…

– А иначе его и характеризовать нельзя, – заметил Кениг.

Зимлер хотел было возмутиться, но Кольхаз жестом остановил его:

– Во-первых, я хотел бы, чтобы мне дали возможность сказать то, что я хочу, и, во-вторых, а это самое важное, я прошу извинения у Зимлера. Я был несправедлив к нему.

– Я не совершил никакого преступления, – буркнул недовольный Зимлер.

– Я прошу тебя простить меня.

– И ты думаешь, что этими несколькими словами можно все поправить?..

– А что он еще должен сказать? – перебил Зимлера Поль. – Не падать же ему перед тобой на колени! И не цапаться же нам попусту друг с другом, когда для этого нет никакой причины. Ты можешь предложить что-нибудь лучшее?

Зимлер хмуро молчал.

– Не разыгрывай из себя оскорбленного, – заметил Дуке, обращаясь к Зимлеру. – Перестань дуться!

Кольхаз встал и протянул Зимлеру руку:

– Давай свою руку! Ты был прав.

Зимлер неохотно пожал ефрейтору руку.

Поль догнал Кольхаза на лестнице и попросил:

– Обожди минутку! Ты здорово поступил, лучше и придумать нельзя!

* * *

Извинившись, Кольхаз сразу же почувствовал, как с плеч у него словно гора свалилась. Работалось на удивление легко. После ужина он пошел в лес. Нашел удобное местечко под елью и, усевшись на пенек, начал сочинять стихи. Писалось легко, строчка за строчкой ложились на бумагу. Так родилось новое стихотворение.

В понедельник состоялось собрание отделения, на котором обсуждался инцидент со стрельбой.

Все собрались в кабинете у обер-лейтенанта Гартмана. Кольхаз волновался, так как не знал, что и как будут говорить товарищи.

– Товарищ Кольхаз, чего вы ждете? Открывайте собрание. Здесь вы хозяин, а мы с фельдфебелем у вас всего лишь гости, – сказал Гартман, видя, что Кольхаз мнется в нерешительности.

Кольхаз встал и коротко, по-деловому дал оценку неприятному инциденту, сказав в заключение о выводах, которые он сделал для себя лично.

– Сегодня мы последний раз говорим об этом случае, и я надеюсь, что в будущем у нас ничего подобного никогда не повторится. Что вы теперь нам скажете, товарищ Кениг?

Все взгляды скрестились на долговязом Кениге, который растерянно крутил пуговицу на френче.

– А чего говорить, и так все ясно… Я все прочувствовал, так что за меня можете не беспокоиться.

– А как вы намерены служить дальше?

– «Как», «как»… Все будет в порядке…

– В каком порядке? – спросил Кольхаз. – Старом порядке, или же ты выберешь себе новый путь?

– Что значит новый путь? – раздраженно спросил Кениг. – И вообще, что вы ко мне пристали, как будто во всем виноват я!

– Ты был в тот день старшим дозора или Зимлер? На последней нашей беседе я же просил тебя еще раз обо всем подумать. Сделали вы это? – Кольхаз говорил спокойно и твердо.

– Думал, и больше, чем нужно.

– Ну и?..

– Я уже сказал, больше такого не повторится…

Дуке поднял руку, прося дать ему слова.

– Я в отделении недавно, но я заметил, что Кениг порой делает из службы шутку. Иногда он ведет себя так, будто находится не в армии, а у себя дома. Мне ясно одно, что если он и дальше так себя вести будет, то он еще не раз подведет нас.

– Ну, так как же, товарищ Кениг? – не удержался от вопроса обер-лейтенант. – Может, Дуке прав, а?

– Товарищ обер-лейтенант, не могу я красиво, как некоторые, говорить. Я все время думал, что же мне делать нужно?

– А я вам скажу что, – голос у офицера был доброжелательный. – Вы должны стать хорошим пограничником… Ведите собрание дальше, товарищ Кольхаз.

Ефрейтор кивнул и предоставил слово Зимлеру.

Зимлер все время молча слушал выступления, временами качал головой и, казалось, порывался что-то сказать, но слова не просил.

– Я готов нести любое наказание за свой проступок, а впредь буду выполнять все распоряжения, которые мне будут отдавать, точно. Можете меня наказывать за нарушение приказа.

Сказал он это просто, без обиды и безо всякой рисовки. Стало тихо. Кольхаз посмотрел на фельдфебеля, приглашая его сказать что-нибудь.

– Наказывать вас никто не будет, – коротко сказал Ульф и сел на место.

Зимлер удивленно посмотрел на фельдфебеля.

Час спустя ефрейтор Кольхаз перед строем объявил Кенигу выговор за упущение по службе. Делал он это неохотно, хотя и понимал, что этого требуют интересы дисциплины.

На следующий день взвод Рэке был поднят по тревоге. Услышав слова: «Взвод, тревога!» – Кольхаз вскочил с постели и начал быстро одеваться.

Когда в комнату вошел фельдфебель, одетый по всей форме, Кольхаз понял, что тревога учебная, а не боевая, и с облегчением вздохнул.

Одевшись, солдаты бросились разбирать оружие. Во дворе их ожидала машина. У КПП стоял обер-лейтенант Гартман с секундомером в руках.

Гартман поставил командирам отделений задачу: выдвинуться в район сосредоточения и окопаться.

Более получаса тряслись в машине по полевой дороге. Наконец остановились на лесной поляне. Фельдфебель подал команду: «Слезай! Командиры отделений, ко мне!»

Никто не знал, где они находятся. Каждый командир отделения получил от Ульфа схему маршрута движения на высоту с отметкой 402,5.

Сам обер-лейтенант изъявил желание пойти с отделением ефрейтора Кольхаза.

– Я сам должен вести отделение или могу поручить кому-нибудь другому? – спросил ефрейтор.

– На ваше усмотрение.

Кольхаз кивнул и подозвал к себе Зимлера.

– Отделение по указанному маршруту поведете вы! – приказал он солдату. – Остальные действия только по моему приказу!

Зимлер познакомился с маршрутом, выставив наблюдателя, подал сигнал начать движение.

Сначала их путь пролегал по лесной дороге, по обе стороны которой рос густой хвойный лес. Постепенно лес становился все гуще и гуще.

Вдруг Зимлер остановился: дорога делала в этом месте поворот влево, а им согласно схеме надлежало двигаться вправо.

– Выходит, мы пойдем прямо через лес, – шепнул Зимлер Кольхазу.

Кольхаз кивнул и сказал:

– Сориентируйся по солнцу и веди отделение дальше. Однако сделать это было не так просто, так как солнце то и дело скрывалось за тучами или же за кронами деревьев. С облегчением Кольхаз вздохнул только тогда, когда они вышли к небольшому озерку, которое было указано на схеме.

– Правильно ведете отделение! – похвалил офицер Зимлера. – Только ускорьте темп!

На опушку леса отделение вышло почти одновременно с другими отделениями. Фельдфебель приказал занять позицию и окопаться.

Земля оказалась твердой и каменистой.

– Засекаю время! Окопаться! – приказал Ульф, глядя на часы.

Кольхаз подбежал к отделению и каждому солдату определил место, где он должен отрыть для себя окопчик.

Увидев в руках обер-лейтенанта Гартмана лопату, Кольхаз удивился:

– Вы тоже будете копать?

Офицер громко рассмеялся:

– А почему бы и нет? Или вы думаете, что у меня под френчем кольчуга, которая защитит меня от пуль противника. Все, чего я требую от своих подчиненных, я должен уметь делать сам!

Кольхаз воткнул лопату в землю, куда она вошла не глубже чем на два-три сантиметра. Посмотрев в сторону Зимлера, ефрейтор увидел, что тот неверно держит лопату. Зато Кениг орудовал ею, как заправский землекоп, и бруствер его рос с каждой минутой.

– Возьми правильно лопату и посильнее всаживай ее в землю! – крикнул Кольхаз Зимлеру. – Иначе у тебя ничего не получится.

Солдат очень старался, но у него ничего не получалось.

Через час, когда большинство солдат уже наполовину зарылись в землю, Зимлер откопал лишь небольшую ячейку для стрельбы лежа.

Кольхаз работал вовсю, пот струился у него по лицу, руки ломило.

В этот момент обер-лейтенант Гартман подал команду:

– Газы!

Кольхаз продублировал команду и, надев противогаз, продолжал углублять свой окопчик. Рядом с ним, как паровоз, пыхтел Зимлер. Его движения становились все медленнее и медленнее. Через несколько минут он вообще прекратил работу, отложив лопату в сторону.

Кольхаз подбежал к нему и, не снимая противогаза, крикнул:

– Продолжать работу!

– Я больше не могу! – жалобно взмолился солдат. – Посмотрите на мои руки! – И он показал Кольхазу руки, на которых были набиты кровавые мозоли.

– Две минуты отдыха и продолжать оборудовать окоп! – приказал Кольхаз.

Зимлер пробормотал что-то невнятное и, схватив лопату, с ожесточением начал ковырять ею землю.

Солнце тем временем поднялось высоко над горизонтом, посылая на землю свои жаркие лучи. Солдаты истекали потом. Дышать было трудно, но они сантиметр за сантиметром вгрызались в землю.

Наконец раздалась команда:

– Отбой! Опасность химического нападения миновала! Снять противогазы!

Солдаты с удовольствием стащили с себя противогазы и обтирали потные покрасневшие лица.

Первым об окончании работы доложил Кениг, за ним закончил оборудовать свой окоп обер-лейтенант Гартман. Третьим по счету оказался Кольхаз, за ним – Дуке.

Кольхаз проверил окопчики. Лучше всех окоп получился у Кенига. Остальным солдатам для завершения работы понадобилось полчаса. Последним отложил лопату в сторону Зимлер. Вид у него был измученный.

– Вот видите, – подошел к нему обер-лейтенант, – постарались – и, как говорится, результат налицо.

– Это такой-то ценой! – Зимлер показал офицеру руки.

– Ничего не поделаешь, – улыбнулся Гартман. – Сегодня – с мозолями, завтра – без них. Бывают вещи, за которые на поле боя приходится рассчитываться не потом, а кровью… Пойдемте посмотрим, как получилось у других.

За отличное оборудование окопа Гартман вынес Кенигу благодарность, которую тот выслушал с каменным лицом. Затем обер-лейтенант объявил перерыв.

Солдаты уселась на траве и не спеша закурили. Самое трудное в сегодняшнем занятии у них было уже позади.

* * *

Постепенно лето вошло в свои права. И хотя выпадали отдельные жаркие дни, оно все же выдалось прохладным.

Забот у Кольхаза не уменьшилось и после собрания. Кениг ни с кем не разговаривал, а когда его обвинили в этом, ворчал и отмахивался. Зимлер тоже несколько дней держался в стороне и избегал разговоров с товарищами.

Кольхаз с беспокойством наблюдал за ними, но про себя решил, что будет, видимо, лучше, если все образуется само собой.

В среду, когда все, кроме Кенига, находились в комнате, Дуке, обращаясь к Зимлеру, сказал:

– Ты, Ульрих, у нас бронебойщик, а это значит, что от твоей стрельбы будет зависеть общий балл отделения. Если ты промажешь, все наши усилия пойдут насмарку.

Зимлер обвел ребят глазами и ответил:

– До сих пор я стрелял хорошо и на этот раз не подведу.

– Если нас подведет Поль со своим пулеметом, мы еще можем выправить дело, а вот стрелять по танкам никто из нас не сможет.

– Я буду очень стараться. Конечно, точной гарантии я вам дать не могу, да этого и никто не может гарантировать…

– Бояться мы не боимся, – перебил его Кольхаз. – Ты только должен не забывать, что от тебя многое зависит…

– Нам нужно еще раз устроить тренировку, – предложил Дуке. – Время течет быстро, не успеем оглянуться, как подойдет день стрельб.

Кольхаз думал, что кто-нибудь из солдат будет возражать, но этого не случилось.

– Да, Ульрих, я чуть было не забыл сказать тебе о том, что у тебя в селе живет друг, учителем работает. Он тебя знает и просил, чтобы ты к нему как-нибудь зашел.

– Кто-то знает меня здесь, в селе? Откуда? Как его зовут?

– Ты-то его не знаешь, а фамилия его Трау. Готфрид Трау. Он слушал твои лекции на курсах. Он видел тебя здесь мельком и сразу же узнал.

– Хорошо. Зайду, если ты меня к нему проводишь.

– Хорошо. Провожу.

* * *

Однажды вечером Кольхаз увидел Брунера у макета сторожевой вышки, которую он мастерил из спичек с помощью клея.

Кольхаз хотел было сказать солдату, что это пустая трата времени, но сдержался, а когда посмотрел, как ладно он орудует пинцетом и спичками, спросил:

– И давно ты этим занимаешься?

– Несколько лет назад я из спичек построил миниатюрный конный двор. Работал почти два года. Сейчас эта поделка стоит у нашего директора под стеклом.

– И все это ты делаешь просто на память? Без схемы?

Брунер отложил в сторону пинцет и подал ефрейтору чертеж, выполненный по всем правилам.

– Где ты научился так чертить? – удивленно спросил Кольхаз.

– Я нигде не учился.

– Тогда скажи, почему же ты работал конюхом, когда у тебя такие способности?

– Мне об этом и другие люди говорили, но мне не хочется иметь дело только с бумагой и тушью… Я долго не выдержу. А потом решил, что заниматься можно и тем и другим. А ты разве не так делаешь?

– Я? – удивился Кольхаз. – Не понимаю тебя,

– Ты тоже свои стихи пишешь между делом.

– А что ты собираешься делать после демобилизации?

– Это дело решенное, вернусь работать туда, где работал до армии, – твердо ответил солдат. – А ты чем будешь заниматься? Что ты делал до этого?

– Единственное, что я действительно сделал, так это сдал экзамен на аттестат зрелости.

* * *

На следующее утро взвод отправился на занятие по плаванию. Плыть нужно было в обмундировании, а это уже особое плавание.

Утро выдалось прохладным. Ветер рябил воду.

– Как ты думаешь, не показать ли нам с тобой пример? – спросил Рэке Кольхаза.

– Нужно, да?

– Не то что нужно, но хорошо бы.

Кольхаз бросился в бассейн и проплыл два раза туда и обратно. Озноб, охвативший его сначала, постепенно прошел. Вслед за командиром в воду бросились солдаты. И только Кениг в нерешительности топтался возле бассейна.

– Что стоишь?! – крикнул ему Ульф. – Любуешься водичкой?

Кениг скорчил кислую мину и так прыгнул в воду, что брызги разлетелись во все стороны.

В половине восьмого начался зачетный заплыв. В первой тройке плыли Рэке и два командира отделения, среди которых был и Кольхаз.

Первые пятьдесят метров плыть было тяжело, но терпимо. Вода налилась в карманы, рукава, штанины и мешала плыть. Кольхазу порой казалось, что он не плывет, а барахтается на одном месте. Ульф старался держаться неподалеку от Кольхаза. Второй командир отделения вырвался далеко вперед.

Проплыв сто пятьдесят метров, Кольхаз выбился из сил и, схватившись за железную штангу, остановился.

– Брось штангу! Плыви дальше! – крикнул ему Ульф.

– Я больше не могу…

– Можешь, возьми себя в руки!

Кольхаз отпустил штангу и поплыл, финиш казался ему недосягаемо далеким.

«Нет, дальше невозможно… – билась в голове Кольхаза мысль. – Еще пять – десять метров, и все…»

Последние метры он одолел с большим трудом и, ухватившись за штангу, стал судорожно ловить открытым ртом воздух.

– Ну, вот видишь! Удалось! – похвалил ефрейтора Ульф.

Кольхаз был не в состоянии ничего сказать. Он добрался до лесенки и, выбравшись из бассейна, опустился на первую попавшуюся скамейку.

Его обступили солдаты. Они спрашивали его, как он проплыл дистанцию и тому подобное, но Кольхаз лишь махнул рукой.

– Следующая тройка: товарищи Поль, Кениг и Брунер! – крикнул Ульф. – Приготовились! Марш!

Очередная тройка прыгнула в воду. Кольхаз, немного отдохнув, подошел к краю бассейна и стал наблюдать за заплывом.

Кениг плыл медленно, но уверенно. Поль и Брунер выдохлись после ста метров. Когда Кениг заканчивал дистанцию, оба они барахтались где-то посредине бассейна.

– Оказалось, легче, чем я предполагал, – заметил Кениг, вылезая из бассейна, – если хотите, я могу еще пятидесятиметровку отмахать.

– Хватит с тебя! Пусть и другие поплавают! – улыбнулся Ульф.

Дуке и Зимлер плыли с солдатом из соседнего отделения.

Кольхаз сразу заметил, что Дуке пловец плохой. После стометровки Кольхаз хотел было вытаскивать его из бассейна, но солдат замотал головой и поплыл дальше. Однако, проплыв еще несколько метров, он нахлебался воды и начал тонуть.

Рядом с ним вмиг оказался Ульф, который помог ему вылезти из воды.

– Черт возьми! Вся одежда словно свинцом налилась, – пробормотал солдат.

– Я же тебя предупреждал… – начал было Кольхаз и тут увидел, что Зимлер сошел с дистанции и ухватился за штангу.

– Рядовой Зимлер! – крикнул он. – Не сходить с дистанции.

Зимлер беспомощно оглянулся и покачал головой. Кольхаз решил помочь солдату. Он прыгнул в воду и, оказавшись рядом с Зимлером, крикнул:

– Что случилось? Почему ты не плывешь дальше?

– Я больше не могу!

– Можешь! Плыви, я буду рядом!

– Не могу…

– Сможешь. Ты неплохо плаваешь.

– Это какая-то мука!

Кольхаз засмеялся:

– Не делай из себя посмешище.

Зимлер выплюнул воду изо рта и поплыл вслед за Кольхазом, который нарочно плыл медленно.

– Ну, теперь ты доволен? – буркнул Зимлер, доплыв до конца бассейна.

– Не совсем, ты можешь проплыть еще одну пятидесятиметровку.

Зимлер ничего не сказал и поплыл в обратную сторону. Кольхаз сопровождал его до конца дистанции.

– Вон стоит фельдфебель, ты, кажется, хотел на меня жаловаться, пожалуйста.

– Что я дурак, что ли? – засмеялся Зимлер.

* * *

В течение лета с западногерманской стороны неоднократно предпринимались провокации. Несколько раз вертолеты нарушали границу, а на левом фланге в некоторых местах подорвали проволочное заграждение.

Однажды, когда взвод Рэке, только что сменившись с дежурства, вернулся на заставу, там раздался сигнал учебной тревоги.

– Нам только этого и не хватало! – воскликнул Кениг.

Спустя полчаса солдаты уже выезжали через КПП. Ехали прямо на стрельбище.

– Как ты думаешь, не подведут твои ребята в стрельбе? – спросил Рэке Кольхаза.

– Думаю, что нет, вот только устали они сильно после дежурства.

– Иди в отделение, – сказал Ульф. – Солдатам нужно знать о достигнутых успехах,

Кольхаз кивнул.

После обеда до стрельбы у солдат оказалось два часа свободного времени, и они разбрелись кто куда.

Перед самыми стрельбами погода заметно испортилась! небо затянуло тучами, вот-вот мог пойти дождь.

Первым должен был стрелять Кольхаз.

– Покажи хороший пример, – напутственно шепнул ему Рэке.

Ефрейтор залег на огневом рубеже, не спуская глаз с того места, где должны появиться мишени.

Когда показались одна за другой две фигуры, Кольхаа дал короткую очередь.

– Возьми выше и бей длинной очередью, – подсказал ефрейтору Ульф.

Следующая очередь пришлась по мишени. Кольхаз вскочил и сделал перебежку на второй огневой рубеж, В этот раз цель появилась справа на небольшой высоте. Это были две постовые мишени, которые Кольхаз поразил первой очередью.

– Хорошо! – похвалил его фельдфебель, – Быстро на следующий рубеж! Вперед!

Оставалось поразить еще одну цель, но довольно трудную.