Текст книги "Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)"

Автор книги: Карл Вурцбергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

– Слушаюсь, товарищ лейтенант!

Рассветало. Ветер гнал по небу облака, которые на востоке окрасились багрянцем от лучей восходящего солнца. Венде остановился, поджидая унтер-офицера Йонаса.

– Где-то здесь должен быть часовой. Уж не Шустер ли сейчас на посту?

– Нет, это не здесь, а немного подальше.

Не успел Венде сделать и десяти шагов, как из кустов вышел Шустер и окликнул унтер-офицера.

Йонас похвалил пограничника за удачно выбранную позицию. И тут он поймал себя на мысли, что ему хотелось обнаружить у Шустера какое-нибудь упущение, но он тут же отогнал от себя эту мысль, застыдившись перед самим собой.

– Хорошо, – сказал он, – продолжайте нести службу.

Когда рассвело, Йонас и Венде залегли напротив заграждения, за которым проходила граница. Венде закурил, пуская дым к небу.

– Скажите, Венде, что я не так делаю?

– Как это не так? Я вас не понимаю!

– Ну, не так, как следовало бы, – пояснил Йонас. – На занятиях и вообще…

– А кто говорит, что вы что-то не так делаете? Я такого не слышал.

– Кто говорит? Вы не были вчера на собрании. Например, Шустер, потом командир взвода…

Йонас чувствовал, что ему не следовало бы разговаривать об этом со своим подчиненным.

– Наше отделение на неплохом счету, все у нас идет как надо, если бы не эта злополучная история. Ну, да хватит об этом.

– А почему вы не установили сигнализацию ночью? Потом, не обязаны же вы приказывать до мелочей.

– Сигнализация была установлена правильно. Нарушитель обошел ее.

– А откуда он узнал, где именно она установлена?

– Этого я не знаю. Может, он наблюдал за нами, но сейчас об этом говорить уже поздно. Нарушитель-то прошел.

– Если бы пост сдавали по-уставному, тогда мы знали бы больше.

– Уж не думаете ли вы, что мы виноваты? Но виновный должен где-то быть. Хорошо, что я скоро демобилизуюсь. Хоть в этом мне повезло.

«Хватит распускать слюни, – решил про себя унтер-офицер. – Я ли их не воспитывал, хотел доказать, что это и есть самое лучшее отделение на всей заставе». Вслух же Йонас проговорил:

– На будущее, товарищ Венде, запомните, что пост нужно сдавать как следует. Для чего в конце концов существуют уставы и наставления? Не забывайте и о том, что мы участвуем в соревновании.

– Ясно, – пробормотал Роберт и выплюнул изо рта травинку.

– Пошли, нам пора!

На заставе их ждал лейтенант Раувальд, который передал Венде телеграфный бланк:

– Вам телеграмма, товарищ ефрейтор,

– Телеграмма? – Роберт почти вырвал ее из рук лейтенанта. Телеграмма была от жены. Он несколько раз прочитал текст. «Приезжай немедленно. С Берндом несчастье».

Роберт молча протянул телеграмму офицеру, который сказал, что он поговорит с командиром роты и похлопочет о краткосрочном отпуске.

* * *

Пассажирский поезд, как казалось Роберту, ехал слишком медленно. «Несчастье? Какое несчастье? Почему жена ничего не писала?»

Роберт смотрел в запыленное оконное стекло и вспоминал, как четыре недели назад он ехал в очередной отпуск. Сынишка буквально висел у него на шее. А Гит! Она сказала, что проводит его до вокзала уже в последний раз, так как потом будет демобилизация, после чего ему уже не нужно будет никуда уезжать, по крайней мере в ближайшее время.

Когда за окном показалась башня телевизионной антенны, он встал и, выплюнув сигарету, достал из багажной сетки чемоданчик.

Поезд уже стучал колесами на стрелках. За окном мелькали первые домики. А вот и вокзал! Роберт вышел на платформу.

Он сразу же увидел жену, которая искала глазами его вагон. Вид у нее был усталый, под глазами темные круги.

– Гит! – громко крикнул он, а глаза молча молили: «Ну скажи же наконец, что с Берндом?»

– Слава богу, что ты приехал. Он в больнице. Это была ужасная ночь.

– Пройдите, пожалуйста, дальше! Неужели вы не понимаете, что стоите на дороге и мешаете людям! – закричала на них железнодорожница.

– Пойдем! – Роберт поднял с земли чемоданчик. – По дороге все расскажешь.

Гит рассказала, что вечером она крикнула Бернду, чтобы он шел домой, но его почему-то не оказалось во дворе. Не было там и его роллера. В этом не было ничего удивительного, так как он часто заигрывался и опаздывал домой. Однако, когда его и в шесть не было, Гит забеспокоилась. Она уже хотела идти искать сына, как в комнату вбежала соседка.

– Ради бога скорее, фрау Венде! Вашего сына сбила машина!

Гит выбежала в чем была и по дороге узнала, что сына нашли на улице в бессознательном состоянии. Его сбила машина. Никто не видел, как это случилось. Какой-то мужчина внес мальчика к себе в дом и вызвал врача и полицию.

Гит поехала с сыном в больницу, а на обратном пути дала Роберту телеграмму. Позже ей сказали, что у него сотрясение мозга и ранение головы, однако не опасное для жизни. Шофер, сбивший мальчика, пока еще не найден.

– Вот я все, что мне известно, – закончила свой невеселый рассказ Гит, вытирая рукой лоб. – Ты даже представить себе не можешь, что я пережила за эту ночь, пока мне не сказали, что он будет жить.

В больницу их пустили не сразу. Пришлось долго звонить по телефону и объяснять, что и как. Наконец они получили разрешение пройти, однако к сыну их не пустили. Пришлось ограничиться разговором с врачом, который заверил их, что опасности для жизни нет, но мальчику нужен абсолютный покой в течение ближайших трех-четырех дней.

По пути из больницы Роберт односложно отвечал на вопросы жены. Лицо его становилось все жестче и жестче, его охватила ненависть к шоферу, который наехал на Бернда и, разумеется, сбежал.

«Сбежать с места происшествия, где лежит сбитый им человек, что может быть хуже и постыднее для шофера! Если бы он попался мне на глаза, я бы как следует проучил его».

– Роберт! – позвала жена, выведя его из невеселых раздумий.

– Что такое?

– Ты не ответил на мой вопрос, как долго ты здесь пробудешь.

– До утра понедельника. Остаток пути они прошли молча.

Дома, когда он ласково обнял жену, она горько заплакала.

«Пусть выплачется, говорят, это помогает. Уговаривать ее не имеет никакого смысла». Однако он сел рядом с ней на кушетку и начал утешать ее, говоря, что сынишка скоро выздоровеет, он сам демобилизуется и они никогда больше не будут расставаться. И удивительно, Гит действительно успокоилась.

– Я сейчас сварю кофе, – предложила она. – Ты ведь устал с дороги. – И она вышла в кухню.

Роберт встал с кушетки, подошел к окну. Зазвонил дверной звонок.

«Кто бы это мог быть? Из дорожной полиции? А может, посыльный из больницы? Но ведь врач сказал, что опасности за жизнь мальчика нет!» Пока Роберт размышлял, Гит уже открыла дверь.

В прихожую вошел коренастый мужчина лет сорока. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу. На лацкане пиджака партийный значок. Мужчина тискал в руках фуражку.

Это был Гейнц Круг, бывший мастер, ставший позже другом и коллегой Роберта. Последнее время он работал шофером на автобазе.

Роберт не очень дружелюбно посмотрел на друга, так как ему сейчас было не до гостей. Роберт хотел было открыть рот и поздороваться, но Круг опередил его.

– Это я, Роберт, сбил твоего парнишку, – выдавил он из себя.

Эти слова вызвали в душе Роберта целую бурю самых противоречивых чувств. Он подошел к Кругу и, взяв его за борта куртки, сказал:

– А ты забыл, учитель, как ты меня гонял за самую маленькую провинность? За одну-единственную кружку пива ты готов был содрать с меня кожу! И я во всем верил тебе. Верил потому, что ты старше меня… Да знаешь ли ты, как называется то, что ты совершил! Сбил мальчонку и постыдно бежал!

– Роберт! – боязливо выдохнула Гит.

По лицу Круга скользнула горькая улыбка.

– Постыдно бежал, говоришь! Думаешь сейчас, что я самый последний мерзавец и негодяй, да? Трус? Посмотри мне в глаза и скажи: разве я когда-нибудь обвинял человека, не убедившись сначала в его вине?

Роберт хотел было возразить Кругу, но тот движением головы остановил его, а сам продолжал:

– Ты свое сказал. Теперь дай мне сказать, хотя ты даже сесть мне не предложил.

– Пожалуйста, садитесь, господин Круг, – предложила Гит.

Подвинув к шоферу кресло, она подошла к Роберту, который стоял у окна, засунув обе руки, сжатые в кулаки, в карманы брюк.

– Возьми себя в руки, сядь и выслушай его, – ласково сказала она мужу. – Мы ведь действительно ничего не знаем о том, как это произошло!

Роберт пожал плечами и, почти упав в кресло, старался не смотреть на Круга.

Круг рассказал, что он ехал на своем грузовике и видел на повороте мальчика на роллере. Однако он не заметил, чтобы он задел мальчика, и потому поехал по своему маршруту.

Утром же, когда ему рассказали об этом случае, он сразу же вспомнил мальчика на роллере. Тогда он внимательно осмотрел свою машину и обнаружил на заднем правом крыле несколько капель крови. Он сразу же заявил об этом в дорожную полицию, которая, осмотрев машину, пришла к мнению, что мальчик, видимо, ударился о заднее колесо и отлетел в сторону. Было установлено, что шофер не мог этого видеть, и потому его не стали арестовывать. Поскольку свидетелей происшествия не было, решили дальнейшее разбирательство отложить до выздоровления мальчика.

– Вот теперь и судите, виноват я или не виноват, – закончил свой рассказ Круг.

Роберт обхватил голову руками и невидящими глазами смотрел прямо перед собой. Лицо его было бледнее обычного, но выражение прежней жестокости уже исчезло.

– Прости, – тихо проговорил он. – Я просто потерял голову… Получил такую телеграмму… приезжаю и узнаю о таком… а потом заявляешься ты.

– Я был в больнице, – заметил Круг, – но меня к нему не пустили. Хотел ему передать… – Он вытащил из кармана плитку шоколада и, повертев ее в руках, положил на стол.

Гит встала и, пробормотав что-то о кофе, вышла из комнаты.

Кофе пили молча.

– Вот так, Роберт, – Круг поднялся. – Я буду ежедневно справляться о его здоровье… – И вышел, оставив в комнате запах бензина и машинного масла.

Гит начала убирать со стола, а Роберт углубился в свои мысли.

«Почему Круг, которого никто не видел, вдруг сам пошел и заявил на себя, хотя он хорошо знал, что его ожидают большие неприятности. Мог бы смыть капли крови с крыла, и все… – Роберту стало стыдно собственных мыслей. Он отогнал их от себя. – Откуда у меня такие мысли? Уж не оттого ли, что сам я всего сутки назад совершил обман? К черту сомнения: ведь я сам шофер!»

Сжав руки в кулаки, он подошел к окну и выглянул на улицу. Солнце садилось за горизонт, и легкий ветерок шевелил гардины.

* * *

И вот Роберт снова в поезде. Прислонившись спиной к стенке вагона, он смотрел в окно и пытался считать телеграфные столбы, но все время сбивался. Мысли его то и дело перескакивали с Гит на сынишку, затем на заставу и снова на жену, и так без остановки.

Гит рано проводила его на вокзал. Прощаясь, она улыбнулась и обещала часто писать ему о здоровье сына. Роберт остался доволен расставанием и тем, что жена постаралась как-то смягчить его.

Позже он пытался все свои мысли сосредоточить на службе. Товарищи будут расспрашивать его о том, что случилось с его сыном, как он себя чувствует.

Затем мысли его перескочили на случай с нарушением границы, и он с неприязнью вспомнил о Геймане. И хотя никто не мог доказать их виновность, совесть мучила Роберта все сильнее и сильнее. Инстинктивно он начал понимать, что случай, происшедший на границе, в какой-то мере связан с тем, что случилось с его сыном.

Вынув изо рта сигарету, он закрыл глаза. Монотонный перестук колес навевал усталость и сон. И Роберт задремал.

Ему приснился сон, что он ведет большой автобус. Рядом с ним сидит Гейман и спит. Роберт пытается его разбудить, но безуспешно. Он гудит, толкает его в бок, но тот продолжает спать. Машина несется навстречу высокой серой стене. Он резко тормозит и, вздрогнув, просыпается.

– Вам нехорошо? – участливо спрашивает его соседка по купе.

– Нет, нет, ничего, – смущенно пробормотал Роберт, пытаясь привести в порядок свои мысли. Спустя несколько секунд в голове вырисовывается четкий четырехугольник:

Круг, Гейман, нарушение границы и дорожное происшествие с сыном. А еще лучше так: на месте Фрица Геймана оказывается Роберт Венде. Да, да, Роберт Венде!

«Круг не терпел ошибок. Он, когда я у него был в учениках, нес за меня полную ответственность. А вот я не такой, я не пожелал нести ответственность за своего часового, когда он заснул на посту. Так кто же, спрашивается, виноват: он или я?

Круг остался верен самому себе. А вот я смалодушничал, струсил, проще говоря, побоялся ответственности…»

Роберт встал и, бросив взгляд в окно; заметил, что он уже почти приехал. Он снял свой чемоданчик из багажной сетки и, поправив ремень, направился к выходу.

* * *

Как только Роберт вошел в комнату своего отделения, в ней воцарилась мертвая тишина.

Унтер-офицер Йонас на мгновение выпрямился, пока Роберт докладывал ему о своем прибытии, а затем по-дружески протянул ему руку.

Роберт рассказал о том, что случилось с его сыном, рассказал, ничего не умолчав, о Круге. Не скрыл он и своего спора с учителем. Рассказывая все это, он то и дело посматривал в сторону Геймана, который, однако, держался так, как-будто он давным-давно забыл о случае на посту.

Товарищи внимательно слушали Роберта и спокойно вздохнули и зашевелились только тогда, когда он сказал, что с мальчиком ничего опасного.

– Могло кончиться худшим, – заметил один из пограничников.

– А у вас что нового? – спросил Роберт и внимательно посмотрел на Шустера.

Тот молчал, покусывая уголки губ.

– У нас все в порядке, товарищ Венде, – твердо сказал Йонас. – Соревнование идет полным ходом. Выяснилось, что граница была нарушена не во время вашего дежурства. Я это и раньше знал. Но сомневающиеся были… – Унтер-офицер бросил беглый взгляд в сторону Шустера.

– А как была нарушена граница? – поинтересовался Роберт.

– Нарушителя задержали на шоссе полицейские. На допросе он показал, что перешел границу около четырех часов утра. Двое суток он скрывался в селе Нордхаузен, а когда пытался уехать в Эрфурт, был задержан… Вот и все. Все подозрения с нашего отделения сняты, и мы претенденты на одно из первых мест в соревновании. Все ясно!

– Не все ясно, – заметил как бы нехотя Шустер. – Что было с сигнализацией?

– Вот только об этом на допросе и не спросили нарушителя.

Шустер встал и попросил разрешения выйти из комнаты.

– Желаю скорого выздоровления вашему сыну, – сказал Йонас Роберту и добавил: – Приведите свои вещи в порядок, завтра мы заступаем на дежурство.

– Слушаюсь! – сказал Роберт, а сам никак не мог отделаться от мысли, что Шустер оказался прав. Правда, теперь ни к нему, ни к Фрицу никто никаких претензий не имеет. Оба признаны невиновными. Еще несколько недель, и он демобилизуется. До свидания, ребята! Будьте счастливы!

* * *

К вечеру дождь перестал и ветер принес с полей запах спелого хлеба.

Роберт Венде ловко закрепил на дереве датчик сигнализации и отошел в сторону.

– Будем надеяться, что зверь не нарушит нашей сигнализации, – сказал он Гейману, с которым он снова попал в пару. – Пошли дальше.

Гейман взял Альфу на короткий поводок, и они пошли дальше почти по самой опушке леса.

– Знаешь, Роберт, по этой тропке мы до следующей точки незамеченными не пройдем: местность слишком открытая. А не лучше ли нам пойти лесом? – предложил Гейман.

Роберт на миг задумался и, посмотрев на небо, сказал:

– Согласен. Осторожность нам не помешает.

Спустя минуту они уже шли под прикрытием леса и густых кустарников.

Вдруг Фриц дернул Роберта за рукав:

– Смотри туда! Кто-то зажигает там спички!

– Где?

Гейман рукой показал на северный склон горы Танберг.

Теперь и Роберт видел, что кто-то действительно зажигал там спички.

Пограничники залегли. Роберт приложил к глазам бинокль и увидел за кустами человеческую фигуру. Через минуту загорелась третья спичка.

– Видишь?

– Да не шуми ты так, – шепнул ему Роберт. «Не подача ли это сигналов кому-то, кто находится на нашей стороне? – подумал он. – Или, может, просто человек неудачно прикуривает сигарету?»

Роберт передал бинокль Гейману.

– Продолжать наблюдение! – приказал он. – Если сигналы повторятся, то, значит, даются они для того, кто находится в Бургхагене. Ты наблюдай, а я отойду немного назад и посмотрю.

Роберт отошел назад и остановился на месте, откуда ему как на ладони было видно все село. На фоне темного неба вырисовывалась башенка собора. Свет горел всего лишь в окнах нескольких домов. Но никаких миганий огнем Роберт не заметил.

Прошло несколько Минут. Роберт уже хотел подойти к потайному телефону и доложить о замеченном на заставу, как услышал шепот Геймана:

– Роберт! Тут кто-то есть!

Альфа ощетинилась и глухо заворчала.

– Смотри сюда, там кто-то есть!

«Значит, это все же не сигарета, а световой сигнал, – мелькнуло у Роберта. – Только подавался он не для того, кто сидит в селе, а находится совсем рядом с ним».

– Человек на горе все еще стоит? – спросил Роберт у Геймана.

– Не знаю, не видно: луна за тучу зашла.

– Возьми овчарку и пройди немного вправо по опушке. Только тихо.

Фриц что-то пробормотал и неохотно встал с земли. Раздался металлический щелчок, по звуку которого Роберт понял, что, когда Фриц лежал, ремень у него был расстегнут.

«Черт бы его побрал! Да как он может расстегивать ремень, находясь на посту!» – Роберта охватило раздражение.

– Вперед! – шепнул он Гейману, решив, что сейчас не место и не время делать ему внушение.

Держа автоматы наизготовку, они двинулись вдоль опушки, от дерева к дереву.

Альфа, натянув поводок, буквально тащила Фрица за собой.

Как только луна на минуту выплыла из-за тучи, Гейман остановился и прошептал:

– Смотри, там человек!

Метрах в ста от них от леса к контрольно-следовой полосе бежал мужчина.

Роберт бросился за ним, крикнув на ходу мужчине, чтобы он остановился, но тот от крика побежал еще быстрее.

– Пускай собаку! – приказал Венде Гейману, доставая из патронташа белую сигнальную ракету.

– Альфа, возьми его! Возьми! – крикнул Фриц, спуская овчарку с поводка.

Овчарка, делая громадные прыжки, настигла нарушителя и схватила за руку, но в тот же миг с визгом покатилась по траве. Нарушитель же бросился бежать. От заграждения его отделяло не более двадцати метров.

– Ложись! – крикнул Венде Гейману и, подняв автомат, дал из него короткую очередь.

Нарушитель остановился и поднял вверх руки. Сопротивления он не оказывал. При обыске у него были обнаружены финский нож, письмо, схема местности и маленькая коробочка с перцем.

Венде внимательно осмотрел место задержания и нашел еще портфель.

Роберт повел задержанного обратно в лес, а Фриц нес на руках жалобно повизгивавшую собаку.

Выпустив сигнальную ракету, пограничники стали дожидаться машины с заставы.

* * *

В окно Роберт видел, как Фриц ухаживал за овчаркой. Утром на заставу приезжал ветврач. Внимательно осмотрев овчарку, он сказал, что при умелом уходе она быстро выздоровеет.

Роберт вышел во двор и, подойдя к Фрицу, уселся на траву.

– Что сказал врач?

– Сказал, что через несколько дней все войдет в норму: он сыпанул ей перцу в глаза… Повезло еще Альфе, что oh не ударил ее финкой.

– Повезло, говоришь ты? – Роберт вскочил с травы. – Хотя ты, конечно, прав. Ей больше повезло, твоей заслуги в этом нет.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что если бы не Альфа, то еще вопрос, задержали бы мы нарушителя или нет. Одна минута промедления могла бы дорого нам обойтись.

– Как так?!

– А вот так! Если бы ты не расстегивал ремень, мы на минуту раньше догнали бы нарушителя.

– Это еще как сказать, – заупрямился Фриц. – Сейчас можно говорить что угодно.

– А кто тебе разрешил расстегивать ремень? – спросил Роберт таким тоном, что Фриц даже вздрогнул. – Кто, я тебя спрашиваю! Вот и вышло, что овчарка оказалась умнее тебя!..

– Ну ладно, хватит! – перебил Роберта Фриц. – Во-первых, я ремень с себя не снимал, а только ослабил его, так как он больно врезался мне в живот. А когда я встал, он сам упал на землю. А во-вторых, ты не подумал о том, что если бы мы сами догнали нарушителя, то он и нам бы с тобой засыпал глаза перцем.

– Снова теория, которую ты придумал на ходу для того, чтобы оправдать свой проступок! По-твоему выходит, что нам с тобой как раз поэтому и повезло, что ты расстегнул свой ремень.

– Думай как хочешь. А сейчас оставь меня в покое! – Фриц повернулся кругом и хотел снова отойти к овчарке, но Роберт схватил его за руку и так дернул, что тот даже испугался.

– Нет уж, выслушай меня до конца! – продолжал Роберт. – Если ты совершаешь проступок, то будь любезен держать за него ответ. Два раза я тебе спускал, но третий раз нечто подобное тебе дорого обойдется!

– Почему два раза? – Фриц вырвал руку.

– Ты, я вижу, все забыл, так я тебе, так и быть, напомню. Прошлый раз ты заснул на посту! Заснул у меня на глазах. Тогда тоже за тебя службу несла Альфа? Какой же ты пограничник! И что из тебя будет, я не знаю!

Гейман молчал, стараясь не смотреть на Роберта.

– Так ты это тогда заметил? – спросил он после долгого молчания.

Роберт промолчал.

– Хорошо еще, что та история прояснилась. Да, я действительно на минутку задремал, но это не имеет никакого отношения к нарушению границы. И вообще, почему ты меня тогда не разбудил?

«Да, почему я его не разбудил? – подумал Роберт. – И почему я тогда об этом не доложил по команде? Сон на посту – одно из серьезных нарушений устава и воинской дисциплины. Почему он спал рядом со мной, когда я был назначен старшим дозора? И почему сегодня я не заметил вовремя, что он расстегнул ремень? Почему я не доложил об этом командиру отделения?»

– Давай забудем об этом, – Фриц подошел к Роберту. – Нет никакого смысла вспоминать сейчас об этом. Случай с нарушителем границы, слава богу, выяснился. И сегодня мы задержали нарушителя, хотя у меня и был расстегнут ремень. Все это мелочи!

– Мелочи? – Роберт чувствовал, как кровь прилила к лицу. Оп хотел оборвать Фрица, но решил выслушать его до конца.

– Давай будем откровенными, – тихо сказал Гейман. – Я думал, что ты тогда вовсе и не заметил, что я уснул на посту. Заснул я совершенно случайно, да и с ремнем тоже как-то так необдуманно получилось. Такое с каждым может случиться. Но если об этом узнают во взводе, то мне несдобровать. Тебе хорошо, ты скоро домой уедешь, а мне еще служить целый год!

Оба замолчали.

«Через полгода Фрица самого будут назначать старшим дозора и ему самому придется нести ответственность за себя и за подчиненного».

– А кто это «во взводе»?

– Как кто? Лейтенант, Йонас… ребята…

– А как поживает твоя овчарка?

– Выздоровела почти. Разрешите идти?

Когда Роберт пришел в свою комнату, Шустер протянул ему два письма:

– Это тебе, оба.

Роберт схватил письма: одно было от Гит, другое – от Круга.

Он надорвал оба конверта и, немного помедлив, принялся читать письмо жены.

Известия оказались приятными: Бернд чувствовал себя хорошо. Гит разрешили навещать его. Мальчик уже смеется. Врачи обещали выписать его через недельку домой.

Роберт с облегчением вздохнул и не спеша перечитал письмо еще раз.

Он посмотрел на Шустера, но его уже не было за столом, он лежал на кровати и читал. Роберту хотелось поделиться с ним своей радостью, но он не стал мешать ему, тем более что он еще не прочел письмо от Круга.

Он прочел письмо Круга тоже два раза, а потом, обращаясь к Шустеру, сказал:

– Не хочешь меня послушать?

– Хочу, а что случилось?

– Я прочту тебе несколько строчек из письма человека, который сбил моего сынишку.

Брови у Шустера удивленно полезли вверх.

– Прочти, я слушаю…

– «…Экспертиза дала заключение о моей полной невиновности. Но это согласно параграфам, однако ведь у человека есть еще совесть. Позавчера у нас было партсобрание, на котором мне дали поручение заниматься с молодежью правилами уличного движения. Это после этого-то случая? Ты понимаешь, Роберт?..»

– Да, любопытно… – пробормотал Шустер.

– А ты знаешь, что произошло в нашей группе?

– Нет.

– Садись поближе, расскажу.

И Роберт откровенно рассказал о случае со сном на посту, о расстегнутом ремие Фрица, рассказал честно, не щадя ни себя, ни его.

– Что мне теперь делать? – спросил он Шустера. – Я больше не могу молчать. А если обо всем рассказать, то это может отразиться на соцсоревновании.

– Сейчас ты говоришь, как Йонас. Разве самое важное заключается в том, какое место мы займем? Что же ты сделаешь?

Роберт пожал плечами.

– Думаю, что ты мне все это рассказал не только для того, чтобы найти во мне сочувствующего…

– Так что же мне делать?

– Решай сам.

Однажды в начале сентября после обеда унтер-офицер Йонас ознакомил солдат отделения с результатами соревнования. Он был доволен и с воодушевлением говорил о том, что коллектив у них сплоченный и сильный, не забыта ни критика, ни самокритика.

– А сейчас, товарищи, я расскажу вам о случае, который произошел сегодня утром. Западногерманские пограничники организовали очередную провокацию на нашем участке, однако благодаря высокой бдительности, правильному поведению и мужеству товарищей Шустера и Геймана все обошлось благополучно. Шустер рассмеялся, а Йонас все говорил и говорил. «Боже мой, зачем только он произносит такие слова: «высокая бдительность, правильное поведение и мужество».

На самом деле все было иначе.

* * *

Шустер был назначен на дежурство в паре с Гейманом, Они обходили свой участок, осматривая местность в бинокль.

– Ну как, ты привык на новом месте? – поинтересовался Шустер.

– Не совсем, времени мало прошло, да кое-что я себе иначе представлял.

– Например?

В этот момент с той стороны границы раздался рев мотоцикла.

– Внимание! – бросил Шустер.

Через несколько секунд на дороге показался мотоциклист, который ехал прямо к проходу в заграждении.

– Что он хочет? – удивился Гейман.

– Подождем – увидим.

Мотоциклист подкатил к шлагбауму, который стоял на той стороне границы, и что-то прокричал.

Однако шлагбаум не поднялся, а мотоциклист все ехал и ехал, пока не натолкнулся на него. Мотоцикл опрокинулся, подмяв мотоциклиста под себя. Раздался дикий крик.

– Что нам делать? – Гейман схватил Шустера за руку.

– Продолжай наблюдение, а я доложу на заставу.

Когда Шустер вернулся в окопчик, Фриц сказал:

– Мотоциклист ранен. Что сказал дежурный?

– Спокойно и тихо, – заметил Шустер.

– Эй, камраден, у меня, кажется, переломаны ноги, я не могу подняться, помогите мне! Я хочу перейти к вам! Если меня увидят наши пограничники, я пропал…

– Ты слышал? – Гейман побледнел. – Мы должны помочь ему.

– Дай мне бинокль! И лежи тихо!

Фриц встал и направился к заграждению.

– Фриц, назад! Назад, говорю я! – приказал Шустер. Фриц неохотно вернулся на место.

– Чего мы ждем? Каждая минута дорога: ведь у него ноги переломаны…

– Ты в своем уме? Человек находится на западногерманской территории. Понятно? Между нами и ним проходит государственная граница!

– При чем тут граница, когда такая ситуация! Человек ранен! Ведь мы же люди… Если мы ему не поможем, он может остаться без ног…

– Друзья! Ну, где же вы?! Помогите! – кричал мотоциклист.

– Не делай глупостей, Фриц! Это западногерманский гражданин. Для нас с тобой граница – это закон. Если бы он перешел на нашу сторону, тогда бы мы оказали ему помощь. И он прекрасно это знает.

– Ребята! Помогите же мне! Я хочу перейти к вам! – кричал, корчась от боли, мотоциклист, приподнимаясь немного на локтях.

– Ты что, оглох?! – Гейман вскочил на ноги. – Можешь оставаться на месте, а я пойду и помогу ему!

Шустер успел схватить Геймана за ремень:

– Лечь на место! Это приказ!

Фриц неохотно повиновался, но он никак не мог понять, где же у них человечность, если они не могут помочь раненому человеку.

– Крикни ему, чтобы он полз к нам. Или этого тоже нельзя делать? – с издевкой спросил Фриц.

– Если он этого сам захочет, сам и поползет.

– Но он же не может!

– А мы не имеем права тащить его на нашу сторону. На заставу мы доложили, все. Мы пограничники, а не солдаты армии спасения. И прекратить разговоры, мы не на собрании!

– Не люди вы, что ли?! – крикнул мотоциклист.-

Я больше не могу!..

Шустер приложил бинокль к глазам и долго наблюдал за мотоциклистом, а затем перевел взгляд на опушку леса. Опустив бинокль, он повернулся к Гейману и приказал:

– Ползи к лесу и не оглядывайся! Я поползу за тобой.

– Ты что? Хочешь бросить пост?! А мотоциклист?!

– Выполняй приказ, потом все поймешь!

– Звери вы, а не люди! – заорал мотоциклист им вслед, увидев, что они поползли в глубь леса.

Шустер видел, как побледнел Фриц, как он стиснул зубы.

Когда они оказались в чаще леса, Шустер встал и с усмешкой сказал:

– Если я не ошибаюсь, ты сейчас увидишь нечто интересное, мой дорогой!

Лесом они отошли немного в сторону, а затем снова подползли к границе.

– Возьми бинокль и смотри! – шепнул Шустер Фрицу. – Смотри внимательно и не шевелись.

Фриц приложил бинокль к глазам.

Мотоциклист лежал на том же месте и крутил головой, смотря в том направлении, каким они уползли в лес.

– Что он делает? – спросил Шустер.

– Ничего особенного. Наблюдает, смотрит, ушли ли мы.

Так прошло с полчаса. А затем случилось чудо. Мотоциклист замахал кому-то рукой и что-то крикнул. И в тот же миг из-за деревьев вышли трое военных и гражданский с кинокамерой в руках. Раненый мотоциклист как ни в чем не бывало встал на ноги и, пожав плечами, пошел навстречу военным.

Только сейчас до Геймана дошел смысл происшедшего. Фриц побледнел, казалось, он потерял дар речи.

Через минуту к военным подъехал джип, и они уехали. Мотоциклист поднял свой мотоцикл, завел его и укатил тоже.

– Теперь ты понял, что бы с нами было, если бы мы поддались на эту… провокацию? – спросил Шустер.

– Да… – Гейман опустил голову. – Теперь-то я понял.

– Ну и хорошо, – Шустер похлопал Фрица по плечу. – Сейчас доложим на заставу.

Йонас немного помолчал и, вытерев потный лоб, сказал:

– Вы видите, как действовал рядовой Гейман. Он, правда, выполнил приказ старшего дозора, а его колебания – это пустяки.

– Пустяки?! А если бы Гейман сам был старшим дозора, что тогда? – не удержался Шустер. – Правда, он еще молодой солдат, но и ему за полгода службы пора было кое-чему научиться! Но он не научился.

– А в чем вы его конкретно обвиняете, товарищ штабс-ефрейтор? – спросил Шустера унтер-офицер. – Можете вы сказать?

– Я могу сказать! – поднимаясь с места, произнес Венде.

Все взоры устремились на него.

Венде долго и обстоятельно говорил о недостатках рядового Геймана, о своих собственных ошибках и об изъяне в воспитании солдат отделения вообще.

Когда Венде кончил, Йонас, красный как рак, повернулся к Гейману и спросил:

– Это все правда? Скажите, правда?

– Так точно, все правда!

– Садитесь.

Солдаты зашумели, задвигали стульями.

– Тихо, товарищи! – проговорил присутствовавший на собрании лейтенант Раувальд. До сих пор он молча сидел в сторонке и слушал.