Текст книги "Яркий свет, черные тени. Подлинная история группы АББА"

Автор книги: Карл Магнус Пальм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

Фрида и Бенни испытывали те же проблемы, усугублявшиеся еще и тем, что с ними жили их дети. «Фэны обычно проникали в дом через заднюю дверь, и не все из них были совершенно здоровы, – вспоминает Фрида много лет спустя. – Поэтому я опасалась за детей».

Довольно часто происходили странные и не очень приятные инциденты. Однажды ночью Бенни и Фриду разбудил шум, доносившийся из кухни. Оцепенев от страха, они спустились на цыпочках по лестнице и увидели на улице, у порога своего дома, каких-то людей. Оказалось, что это семейная пара из Западной Германии установила походный столик и пила кофе из чашек, позаимствованных на кухне.

Иногда возникало ощущение, будто им негде скрыться: поскольку в газетах и журналах постоянно публиковались заметки о Виггсе, фэны и просто любопытные приплывали на остров в надежде встретиться с кем-нибудь из Abba. Бремя славы еще больше осложняло и без того непростые семейные отношения Бьерна и Агнеты. Эта ситуация находила отражение в музыке группы.

В середине июля Бьерн и Бенни написали еще одну песню для нового альбома. Ее рабочее название, «Sjomansvisa» («Песня моряка»), выдавало место ее рождения – Стокгольмский архипелаг. Аранжированная и записанная в студии Marcus Music, она превратилась в балладу в стиле софт-рок. Спустя несколько месяцев Бьерн написал текст. Он уединился в комнате отдыха их с Агнетой нового дома, растянулся на полу и сочинил историю о том, как семейная пара пытается спасти свой брак. Песня получила название «One Man, One Woman».

Последние вещи труппы вроде «Eagle», возможно, и были более амбициозными в текстуальном плане по сравнению с «dum dum diddle» их более ранних работ, но все равно не выходили за пределы фантазий в духе «нью-эйдж» новомодных романов. «One Man, One Woman» стала первой песней, основывавшейся на личном жизненном опыте Бьерна. В ней он честно рассказал о своих отношениях с женой.

Если «One Man, One Woman» сравнить с «Knowing Me, Knowing You», посвященной той же теме, ее образы представляются более четкими и драматичными. Первая строка «One Man One Women» «No smiles, not a single word at the breakfast table» («Никаких улыбок, ни единого слова за завтраком») несет в себе заряд мощи, доселе невиданной в текстах Abba. Из нее сразу становится ясно, о чем пойдет речь в песне. Это не романтический порыв, когда мужчина и женщина влюбляются друг в друга, и не крик отчаяния, когда они расстаются, а борьба за сохранение семьи, когда пьянящее чувство любви вырождается в унылую рутину.

Муж уходит на работу и «хлопает дверью», оставляя жену поразмыслить о создавшейся ситуации. «Daydreams of a better life, but I have to wake up / The sound of a key in the door» («Мечты о лучшей жизни, но нужно просыпаться, / В дверном замке скрежещет ключ») – муж и жена снова встречаются вечером. Последний куплет завершается на оптимистичной ноте: «You smile and I realize that we need a shake-up / Our love is a precious thing / Worth the pain and the suffering / And it's never too late for changing» («Ты улыбаешься, и я понимаю, что мы должны взяться за руки, / Наша любовь бесценна, / С болью и страданиями. / И никогда не поздно все изменить»).

Бьерн обычно опровергал предположения по поводу того, что тексты о «семейных кризисах», написанные им в течение первой половины карьеры Abba, отражают события его личной жизни. Но, слушая «One Man, One Woman», было трудно избавиться от впечатления, что речь идет о семье Ульвеус – Фельтскуг, слишком жизненно, слишком конкретно звучали ее слова, а образы были слишком угадываемы, чтобы можно было поверить в то, что это не душевные излияния автора. Весьма знаменателен тот факт, что основной вокал этого трека записала не Агнета, а Фрида – в этом прослеживается желание подчеркнуть щекотливость данной темы.

Хотя Бьерн и раньше писал талантливые тексты, «One Man, One

Woman» -первая песня, где его слова звучат по-настоящему искренне. Он начал превращаться в мастера описания жизни такой, какова она есть, противопоставляя реалии повседневных проблем расхожему мифу о карьере рок-звезды как средстве бегства от прозябания в маленьком городке.

К середине августа были записаны треки аккомпанемента всех песен нового альбома, но еще предстояло наложить на них вокальные партии, а также нужно было заканчивать саундтрек фильма. Дополнительную проблему создавала беременность Агнеты.

Именно тогда, когда группа нуждалась в покое, Стиг Андерсон сделал неожиданное заявление прессе. По следам публикации, в которой утверждалось, будто Polar Music с ее дочерними компаниями является самым прибыльным предприятием в стране, Стиг заявил, что Abba всерьез подумывают о переезде за границу по налоговым соображениям. «Мы много говорили о налоговом гнете, – сказал он, – Такое положение вещей вынуждает нас навсегда покинуть Швецию. Мы не настолько глупы».

По его словам, в качестве стран-кандидатов рассматривались Монако, Швейцария и Лихтенштейн. «Abba могли бы использовать любую из этих в качестве базы... В разговоре принимали участие все члены группы... Если ситуация с налогами ухудшится, мы, не колеблясь, претворим наши планы в жизнь».

Разумеется, подобные планы явились новостью для членов группы, которые категорически отрицали, что они собираются покинуть Швецию. Застигнутые врасплох, они были вынуждены нарушить свое слово не давать интервью до завершения работы над альбомом, и выступить с собственным заявлением. «Мы обсуждали возможность отъезда за границу в чисто теоретическом плане, – пояснил Бьерн, – и то мимоходом». Агнета была еще более категоричной: «Если Стиг подразумевал, будто мы вчетвером намереваемся уехать из страны, то это неправда». То, что она сказала дальше, стало первым случаем, когда член Abba прямо заявил о расхождении взглядов группы со взглядами их менеджера: «Это ужасно, когда люди считают, что Стиг говорит от нашего имени, будто Abba – это он. Мы вполне способны иметь свое собственное мнение».

Стиг действительно имел привычку говорить о группе и себе «мы» при общении с журналистами – «мы» работаем над новым альбомом, «мы» собираемся в тур, «мы» не согласны с такими налогами. Это создавало впечатление о Стиге и Abba как о едином целом.

Все бы ничего, но члены группы вовсе не горели желанием поддерживать каждое сомнительное заявление Стига в его многочисленных интервью. На следующий день после «угрозы эмиграции» ему пришлось, опровергая свои собственные слова, сказать прессе, что у него и членов группы не было планов покинуть страну.

Из последующих интервью явствовало, что дела в группе обстоят далеко не лучшим образом. «Десять лет назад моя жизнь была гораздо счастливее,– откровенничал Бьерн. – Последние шесть месяцев я постоянно чем-то озабочен». Ему вторила Агнета: «Мы так много работаем в студии. Наверное, в этом причина. На нас столько всего навалилось».

Несомненно, в то время все члены группы испытывали сильное давление извне. Достаточно было ответственности перед звукозаписывающими компаниями, жаждавшими получить от них качественный «продукт», и нападок со стороны шведской прессы – Abba совершенно не нуждались в лишних проблемах.

Агнета, которой уже нужно было думать о будущем ребенке, проводила в студии по 12 часов в день. Тогда-то едва и не произошло несчастье. Она была на седьмом месяце, когда у нее чуть не случился выкидыш, и ее тут же отвезли в больницу. Для Агнеты это было дурным предзнаменованием. Ей сразу вспомнились трудности, с которыми она столкнулась, вынашивая Линду. «Я думала: может быть, мне не дано быть матерью?» – рассказывала она. К счастью, врачи спасли ребенка, но она навсегда запомнила свою вторую беременность как «тяжелую».

Естественно, это событие повлияло на текущую работу Abba. Они тогда как раз делали наложение вокальных партий. Врачи порекомендовали Агнете воздержаться от пения, поскольку оно способно спровоцировать роды. Она должна была сохранять абсолютное спокойствие и свести физическую активность к минимуму. Однако крайний срок выпуска фильма неумолимо приближался, и Агнета сочла необходимым свое присутствие в студии. Ей принесли кресло, чтобы она могла петь сидя, удобно откинувшись назад.

Когда работа над фильмом была окончена, возникли сомнения в том, что альбом можно будет выпустить к Рождеству. В сентябре было объявлено, что выход альбома откладывается до февраля 1978 года, поскольку Агнета «нуждается в отдыхе». Это дало пищу для спекуляций в прессе по поводу того, что она серьезно больна, хотя о печальном происшествии с ней никто ничего не знал.

Звонили встревоженные родственники, чтобы справиться о ее состоянии. Даже Линда была в курсе, что мама нездорова. Наконец Агнета не выдержала. «Я привыкла ко многому, но ведь должен быть какой– то предел,– заявила она. – Беременная женщина должна отдыхать. Глупо приклеивать мне ярлык «серьезно больной», если я нахожусь в добром здравии».

На группе словно лежало проклятие; не успела оправиться Агнета, как Фрида, поскользнувшись, упала с лестницы и сломала ключицу. Но этот прискорбный случай по силе воздействия не шел ни в какое сравнение с эмоциональным шоком, который ей предстояло пережить несколькими днями позже.

Глава 24

В воскресенье 28 августа 1977 года 15-летняя поклонница Abba из Западной Германии Андреа Бухингер читала последний выпуск музыкального журнала «Bravo». В нем по недавно установившейся традиции были напечатаны фртографии каждого члена группы. Но на сей раз, читая статью, посвященную Фриде, Андреа вдруг непроизвольно вздрогнула. В статье рассказывалось о происхождении Фриды и о том, что ее отцом являлся некий Альфред Хаасе, считавшийся погибшим в конце войны. Альфредом Хаасе звали дядю девочки.

Андреа показала журнал матери, и ту чрезвычайно заинтриговало созвучие имен брата ее мужа и отца Фриды. Ей было также известно, что Альфред во время войны служил в Норвегии. Слишком много для простого совпадения. Она сняла телефонную трубку и позвонила своему деверю, который жил в Карлсруэ. Но именно в тот вечер телефонный аппарат в доме Хаасе вышел из строя. Альфред узнал новость от своего 30-летнего сына Петера, жившего неподалеку от своих родителей.

В 11 часов вечера Петер пришел домой к отцу. Альфред Хаасе, которому двумя днями ранее исполнилось 58 лет, был представительным джентльменом с седыми волосами и аккуратной бородкой. Ставший незадолго до этого дедом, он работал кондитером в крупной пищевой компании. В тот вечер в своей двухкомнатной квартире в Карлсруэ он вместе с женой смотрел по телевизору спортивные соревнования. Неожиданно в комнату ворвался его сын и сказал, что ему нужно срочно поговорить с ним наедине.

Как только за ними закрылась дверь, Петер сразу перешел к делу.

«Тебе ни о чем не говорит имя Сюнни Люнгетад?» t– спросил он его. Потрясенный Альфред, неожиданно услышавший это имя спустя столько лет, долго не мог вымолвить ни слова. «Так ты знал ее или нет?» – настаивал сын. «Откуда тебе известно это имя?» – с трудом выдавил он из себя. Это и было нужно Петеру: он получил ответ на свой вопрос. Петер развернул постер Abba из последнего выпуска «Bravo», ткнул пальцев в Фриду и сказал: «Поздравляю! Это твоя дочь».

У Альфреда голова пошла крутом. Он едва знал, кто такие Abba, и поэтому с изумлением рассматривал фотографию. «Анни-Фрид была очень похожа на свою мать, – вспоминает он. – Тот же лоб, те же волосы. Петер считает, что у нее мой нос и скулы».

Бурная радость сменилась растерянностью, когда Альфред подумал о том, что теперь ему придется рассказать жене Анне о романе с Сюнни. Он решил не откладывать выполнение этой не совсем приятной миссии. Войдя в комнату и указав на фотографию Фриды, он спросил у жены: «Что ты думаешь об этой девушке?» Анна, большая почитательница Abba, ответила, что она очень красива. «Небольшой сюрприз, – объявил Альфред. – Это моя дочь». Когда страсти улеглись, Анна посмотрела на ситуацию с философской точки зрения. «Я простила Альфреду эту измену, – сказала она спустя некоторое время. – Времена тогда были противоестественные, и, соответственно, люди совершали противоестественные поступки».

Когда Альфред, собравшись с духом, позвонил в стокгольмский офис Polar Music, Фрида поначалу отказалась с ним разговаривать: она была твердо убеждена в том, что ее отца нет в живых. «Я решила, что это звонит какой-то маньяк», —вспоминает она.

В середине 50-х тетка Фриды Оливия Лунде пыталась выяснить судьбу Альфреда Хаасе. «Мы узнали, что власти Западной Германии выплачивают 30 тысяч марок иностранкам-женщинам, имеющим детей от немецких солдат, —вспоминает она. – Я решила, что Анни– Фрид заслужила эти деньги». Приехав в отпуск в Западную Германию, Оливия с мужем обратились в полицию с просьбой отыскать человека по имени Альфред Хаасе, который мог быть отцом их племянницы, и им помогли. Когда они пришли к нему, дома находился только его маленький сын. Мальчик сообщил им, что его папа работает в страховом агентстве и в данный момент находится в служебной командировке. У четы Лунде не было ни времени, ни денег, чтобы оставаться в Западной Германии до возвращения Альфреда, поэтому они не смогли подтвердить свое предположение. Однако Оливия чувствовала, что это именно тот человек, который им нужен.

Следующей зимой она приехала в Балланген, деревню своего детства, которую покинула десятью годами ранее. Там ей случилось беседовать с женщиной, которая утверждала, что корабль, эвакуировавший немецких солдат из Нарвика, был потоплен союзниками. После этого Люнгстады прекратили поиски, но, поскольку неопровержимые доказательства гибели ее отца отсутствовали, Фрида в детстве часто мечтала встретиться с ним когда-нибудь. Со временем она утратила надежду и смирилась с тем, что никогда не увидит своего отца.

Прошло больше недели, прежде чем Фрида решилась поговорить с человеком, называвшим себя Альфредом Хаасе. «Здравствуй, моя девочка, это говорит твой отец», – услышала она голос на другом конце провода. Ее все еще терзали сомнения, но ему было известно то, что он мог знать, только имея какое-либо отношение к Баллангену и ее матери.

Было еще несколько телефонных разговоров, и каждый раз Фрида получала на свои вопросы вполне правдоподобные ответы и подробные рассказы. «Окончательно меня убедило то, что и у него, и у меня имелась одна и та же его фотография в военном мундире», – вспоминает Фрида. Она пригласила Хаасе в Стокгольм.

Бенни позвонил тетке Фриды Оливии, чтобы сообщить новость. Он попросил ее приехать, поскольку только она могла определить, настоящий ли это Альфред Хаасе. За два дня до прибытия Альфреда Оливия приехала в Лидинге, чтобы они могли подготовиться к встрече. Поскольку Хаасе говорил только по-немецки, а Фрида знала этот язык очень плохо, бывший член Hootenanny Singers Ханси Шварц был приглашен в качестве переводчика.

В пятницу 9 сентября, менее чем через две недели после того, как Андреа Бухингер прочла статью в «Bravo», самолет с Альфредом Хаасе приземлился в стокгольмском аэропорту Arlanda. Фрида слишком волновалась и не смогла поехать в аэропорт, так что встречать его пришлось Бенни и Оливии. Тем временем Фрида и Ханси ждали их дома.

Дабы не привлекать внимание публики, Альфреда встречали в зале VIP. «Это было похоже на операцию ЦРУ, – вспоминает фотограф «Bravo» Буби Хайлеманн, приехавший в аэропорт в надежде сфотографировать обнимающихся отца и дочь. – Самолет приземлился, двери открылись, несколько парней подхватили Альфреда, усадили его в автомобиль, а я остался ни с чем. Его «похитили» прямо из самолета».

Альфред не знал, кто его будет встречать, но, как только увидел

Оливию, воскликнул: «О, вы – сестра Сюнни!» Он никогда прежде не встречался с Оливией, но узнал ее по фотографии, которую ему показывала Сюнни.

Когда Бенни, Оливия и Альфред подъехали к вилле в Лидинге, Фрида стояла на ступеньках, ожидая их. Альфред нервничал не меньше ее, когда направлялся к ней с букетом роз. Они молча обнялись. По их щекам текли слезы. Спустя минуту Альфред прошептал: «Mein Gott, mein Gott, ist es wirklich!» («Боже мой, это происходит наяву!»). Немного успокоившись, Фрида приветствовала отца на ломаном немецком.

Затем последовал ужин. Для Альфреда настало время рассеять последние сомнения в том, что он действительно отец Фриды, а не мошенник, охотящийся за ее миллионами. Оливия положила на стол фотографии. Альфред не колеблясь показал: «Это Сюнни, а это ее мать».

«На обратной стороне одной из фотографий Сюнни Альфред, находясь в Баллангене, что-то написал, – вспоминает Оливия. – Мы сличили почерки. Они были идентичны. Никаких сомнений в том, что перед нами сидит отец Анни-Фрид, больше не оставалось. Мы не могли сдержать слез».

Отец и дочь сравнили указательные пальцы и большие пальцы ног, которые у Фриды сгибались не так, как у остальных представителей семейства Люнгстад. Все рассмеялись, когда выяснилось, у Альфреда Хаасе пальцы имеют точно такие же особенности.

Но еще оставались кое-какие вопросы. Так, Оливия не могла поверить, что он не знал о беременности Сюнни, когда покидал Норвегию. «Фрида вела себя довольно сдержанно по отношению к отцу, – вспоминает Ханси Шварц. – Она не понимала, почему он никогда не пытался выяснить ее судьбу. Между ними существовали определенные барьеры».

Фрида и Альфред проговорили до четырех часов утра, но необходимость участия в беседе переводчика существенно затрудняла ее. Некоторые вещи, о которых ей хотелось поговорить, были явно не для посторонних ушей. Фрида пообещала отцу, что обязательно выучит немецкий.

В субботу Фрида и Бенни отвезли Альфреда в Гамла Стан, исторический центр Стокгольма, откуда они уехали годом ранее. Они гуляли, обедали в ресторане и говорили, говорили, стараясь получше узнать друг друга.

Фрида и Альфред сфотографировались, и два снимка были отосланы в газету. На одном они идут по улице, глядя друг на друга с улыбкой. Второй представляет собой портрет крупным планом в полупрофиль -серьезные, задумчивые лица. На обеих фотографиях Фрида, без следа косметики, выглядит гораздо более уязвимой и эмоционально обнаженной, чем когда бы то ни было ранее. Куда-то делись величественная осанка, подозрительный взгляд, скорлупа, защищавшая от несчастий, выпадавших на ее долю. Осталась Анни-Фрид Люнгстад, маленькая девочка, ищущая себя, пытающаяся зацепиться за корни, от которых она была оторвана в раннем детстве. Когда трехдневный визит подошел к концу, Фрида отвезла отца в аэропорт. Оба сознавали сложность и щекотливость ситуации. «Да, мы немного узнали друг друга, – вспоминает Фрида. – Однако трудно обретать отца, когда тебе 32. Если бы я была подростком или ребенком – совсем другое дело. Я не могу любить его так, как любила бы, если бы он находился рядом со мной в период моего взросления».

Они договорились развивать свои отношения постепенно, шаг за шагом, звоня друг другу и обмениваясь письмами. Альфред пригласил всех навестить его в Карлсруэ. «Мне хотелось бы познакомиться с остальными членами семьи, – сказала Фрида, – но, если по какой-то причине нам не удастся подружиться, мы не будем принуждать себя». Затем состоялось трогательное прощание в Arlanda, и Альфред улетел обратно в Западную Германию.

Когда она наблюдала за тем, как самолет постепенно исчезает в облаках, ее обуревали самые противоречивые чувства. «Было ощущение, будто вернулось прошлое и захлестнуло меня, – говорила она в интервью.– Только теперь спало напряжение – реакция наступила ночью, когда я проплакала, лежа в постели, в течение нескольких часов». Ей потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этой новой ситуации. Спустя шесть месяцев Фрида назвала встречу с отцом самым важным событием всей своей жизни. «Все же в этом есть что-то нереальное: иметь отца, который вроде бы тебе и чужой».

Она еще больше прониклась ощущением, будто живет в некой мультипликационной версии реального мира. Обычные люди разыскивают своих пропавших родственников, прибегая к услугам частных детективов или же роясь в государственных архивах. Для Фриды это было столь же поверхностным и неуместным, как яркий западногерманский музыкальный журнал, который помог ей встретиться с отцом. Эта встреча лишь усугубила и без того сложную, почти неразрешимую проблему сохранения личности, ничем не связанной с публичным имиджем поп-звезды.

Сразу после возвращения отца в Западную Германию Фрида уехала вместе с Бьерном, Бенни и основными музыкантами группы на неделю в Кунгельв, неподалеку от Гетеборга, где находилась Bohus Studio. Они могли работать в этой роскошной студии круглосуточно, поскольку их жилые помещения располагались в том же самом здании. Агнета была не расположена к путешествиям и осталась в Стокгольме.

Поскольку треки аккомпанемента для всех песен нового альбома были готовы, они поехали в Кунгельв, главным образом, для того, чтобы сделать наложения на саундтрек фильма. Основные их усилия были посвящены сложному миксу «The Name Of The Game». Возник спор, какую песню следует выпустить в качестве первого сингла альбома. До начала работы в Bohus Studio в качестве лучшего кандидата рассматривалась выдержанная в «роковом» стиле «Hole In Your Soul». В самом деле, в Австралии RCA даже присвоила ей каталожный номер. Ее сочли прекрасным выбором для австралийского рынка: присущими ей энергичностью и непосредственностью «Hole In Your Soul»очень напоминала те первые синглы, которые обеспечили Abba прорыв на международную поп-сцену.

Решение Polar Music International выпустить вместо нее более сложную и утонченную «The Name Of The Game» не вызвало у руководства RCA большого энтузиазма. После безумного успеха тура в марте позиции Abba на австралийском рынке стремительно ослабевали. Такое развитие событий не поддавалось какому-либо рациональному объяснению, поскольку роман Австралии с группой продолжался, но тревожные признаки появились на горизонте сразу после тура, когда интерес к Abba был велик как никогда. Казалось бы, с учетом того, что шесть синглов Abba подряд достигли первой позиции в австралийских чартах, успех «Knowing Me, Knowing You» был гарантирован. Вместо этого сингл провалился, поднявшись лишь до девятого места.

Отчасти это, очевидно, было связано с тем, что «Knowing Me, Knowing You» уже в течение нескольких месяцев присутствовала на рынке в составе альбома «Arrival». Правда, это не помешало синглу возглавить британские чарты на пять недель примерно в то же самое время, но Джон Спэлдинг утверждает, что австралийский рынок имеет специфические особенности: «Это откровенно альбомный рынок. Я думаю, ребята быстро сообразили, что могут иметь все хиты, приобретая альбомы».

Когда «The Name Of The Game» вышла в конце октября, ее не было ни на одном альбоме. В Великобритании сингл через три недели после выхода достиг первой позиции и занимал ее в течение четырех недель. В соответствии с логикой «The Name Of The Game» должна была моментально возглавить австралийские чарты. Вместо этого сингл три месяца медленно поднимался до шестого места. Это была явная неудача для группы, имевшей в стране столько преданных поклонников.

Существует множество гипотез относительно снижения популярности Abba в Австралии. Некоторые полагают, будто с момента прорыва в 1975 году и до марта 1977 года Abba слишком много светились на публике. Стиг Андерсон, которому была хорошо известна поговорка, широко распространенная среди воротил шоу-бизнеса: «Никогда не мешайте им хотеть большего», – всегда боялся подобного развития событий. Если группа изо дня в день мозолит глаза, рано или поздно она неизбежно надоест.

Другие утверждают, что Abba проявляли недостаточную активность в период между окончанием тура и выходом «The Name Of The Game», а кроме того, эта песня совершенно не годилась для австралийского рынка. Премьера фильма, первоначально намеченная на август, сначала была отложена на октябрь, а затем на декабрь. Некоторые обозреватели считают, что с марта по декабрь прошло слишком много времени, чтобы можно было рассчитывать на большой успех фильма.

Ощущение, что быть фэном Abba «немодно», появилось во время тура. То, что аудитория Abba имела в своей основе семейный характер, отвратило от группы многих ее восторженных поклонников, а те средства массовой информации, которые усердно помогали Abba строить свою карьеру, теперь с тем же воодушевлением развенчивали вчерашних кумиров.

Примером тому служит влиятельный ведущий шоу «Countdown» Ян (Молли) Мелдрам. Во время пика аббамании он с гордостью заявлял, что роль его шоу заключается в популяризации группы в Австралии, и даже приезжал в Швецию для съемок документального фильма об Abba в сентябре 1976 года. К моменту выхода альбома «Super Trouper» в 1980 году его энтузиазм упал ниже нуля. Во время трансляции очередного выпуска «Countdown» он продемонстрировал обложку альбома, сказал, что «вышел очередной бездарный альбом Abba», и тут же швырнул ее через плечо.

«Многие взрослые люди, работавшие в музыкальной индустрии, действительно восхищались группой, – вспоминает австралийский музыкальный критик Гленн А. Бэйкер. – Но они не решались высказывать это восхищение, потому что основную массу фэнов Abba составляли подростки. Ни один взрослый с претензиями на обладание вкусом не признался бы в любви к «детской» группе».

Песня вроде «The Name Of The Game» была заранее обречена на провал. Для подростков и взрослых, предпочитавших незамысловатые мелодии, свойственные более раннему творчеству группы, она была слишком сложна, а остальные меломаны проигнорировали эту интересную, неординарную песню только потому, что в принципе отвергали Abba.

Вышедший в Австралии в январе 1978 года новый альбом поднялся до четвертого места. После трех подряд альбомов номер один с рекордными объемами продаж это было ниже всяких ожиданий и свидетельствовало о том, что Abba утратили позиции также и на альбомном рынке. Хотя ни синглы, ни альбомы группы, пока они были вместе, больше никогда не возглавляли австралийские чарты, в Тор 10 они появлялись регулярно. Но времена, когда Abba привлекали внимание целой нации, ушли безвозвратно.

В ноябре 1977 года Abba неожиданно отказались от своего решения отложить выпуск нового альбома. Дата его выхода в Скандинавии была назначена на 12 декабря, хотя всему остальному миру пришлось ждать его появления в музыкальных магазинах до начала 1978 года.

Это стало возможным благодаря тому, что Агнета вдруг почувствовала себя способной работать в студии дольше обычного. Кроме того, они приобрели больше студийного времени, нежели собирались. Когда первоначально запланированная серия сеансов записи завершилась, Marcus Music Studios отказала группе в дальнейших услугах, хотя они рассчитывали продолжить работу именно там, и последние несколько месяцев им пришлось скитаться по разным местам, поскольку их собственная студия еще не была готова.

Решение ускорить выпуск альбома породило еще одну проблему материально-технического характера: необходимо было за короткое время найти достаточное количество заводов по изготовлению пластинок, чтобы удовлетворить спрос музыкальных магазинов. До появления Abba на шведской музыкальной сцене редко кто из исполнителей продавал больше 50 тысяч копий альбома, и это считалось из ряда вон выходящим событием. Каждый очередной альбом Abba устанавливал новый рекорд. Объем продаж предыдущего альбома «Arrival» составил беспрецедентные 740 тысяч копий. «Полное удовлетворение спроса на пластинки – было нашим девизом, – поясняет Берка Бергквист. – И мы всегда удовлетворяли этот спрос полностью».

Для производства требуемого количества копий альбома были задействованы четыре завода по производству пластинок, расположенные в зоне большого Стокгольма. Правда, спешка имела некоторые негативные последствия: большое число альбомов, отправленных в музыкальные магазины, имели на обеих своих сторонах песни первой стороны.

Альбом получил название «АВВА – The Album», соответствовавшее названию фильма – «ABBA– The Movie». Потребовалось некоторое время для того, чтобы прийти к этому прозаичному, но очень удачному решению. Сначала Abba и руководство Polar Music International подумывали о таком варианте, как «Thank You For The Music» в качестве названия и для альбома, и для фильма. Были даже планы сделать двойной альбом, добавив диск с живыми записями тура.

Несмотря на свое название, «АВВА – The Album» был в меньшей степени проникнут «альбомным» духом, нежели любой из предыдущих альбомов начиная с «Ring Ring». Создавалось впечатление, будто он состоит из отдельных фрагментов, мало чем связанных между собой. Хотя Abba всегда гордились своей разносторонностью, «Arrival», например, объединяет в единое целое, чистое, ясное звучание.

Песни с первой стороны «АВВА – The Album» отличаются крайней разнородностью: «Eagle» выдержана в стиле «ныо-эйдж», «Take A Chance On Ме»– легкий, энергичный поп-номер, в «One Man, One Woman» слышатся модуляции софт-рока, в то время как «The Name Of The Game» представляет собой евро-калифорнийский эксперимент. Эти замечательные сами по себе треки во многих отношениях звучат так, как будто их исполняют четыре разные группы. Единственное, что их связывает, – блистательные голоса Агнеты и Фриды, указывающие на очевидное, но зачастую упускающие из виду правду о музыке группы.

«Когда вы говорите о том, что включает в себя понятие «звук Abba», то непременно упоминаете мелодий, аранжировки, вклад Майкла и тому подобное, – рассуждал впоследствии Бенни. – Но замените Агнету и Фриду двумя другими девушками, и от «звука Abba» ничего не останется. Просто их голоса являются самым важным компонентом всей звуковой структуры». На «АВВА – The Album», возможно, в большей степени, чем на любом другом альбоме, именно вокал, наряду с партиями клавишных Бенни, свидетельствует о том, что все его песни принадлежат одной и той же группе.

Разнородность альбома усугубилась включением в него трех песен мини-мюзикла, завершающих вторую сторону. Создавалось впечатление, будто альбом завершается после шестой песни, а эти три номера добавлены в качестве бонус-треков. В них ощущается иная продюсерская эстетика, что, очевидно, связано со стремлением придать им звучание сценической записи.

По крайней мере однажды желание Бьерна и Бенни отшлифовать звук имело пагубное влияние на конечный результат. Живая версия «I Wonder (Departure)»была записана для второй стороны сингла «The Name Of The Game». Соло на фортепьяно, которое не исполнялось на сцене, даже не записывалось на многодорожечный магнитофон, а было наложено в стадии микширования, поскольку группа спешила выпустить сингл. По словам Майкла Третова, за всю карьеру Abba это был единственный подобный случай. Легкая шероховатость способствовала более теплому, более искреннему звучанию по сравнению со слишком совершенной студийной интерпретацией.