Текст книги "Собрание сочинений, том 22"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 53 страниц)

ВВОДНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ КО ВТОРОМУ НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЮ РАБОТЫ К. МАРКСА «НИЩЕТА ФИЛОСОФИИ»[284]284
  Выпущенное в 1892 г. второе немецкое издание работы Маркса «Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона» (см. настоящее издание, т. 4, стр. 65—185) является перепечаткой первого немецкого издания (1885) с теми исправлениями, которые Энгельс оговорил в данном вводном замечании. В издании 1892 г. были воспроизведены предисловие Энгельса к первому немецкому изданию работы (см. настоящее издание, т. 21, стр. 180–194), а также (в приложении) работа Маркса «Речь о свободе торговли» и его статья «О Прудоне» (см. настоящее издание, т. 4, стр. 404–418 и т. 16, стр. 24–31).
  Упомянутое в вводном замечании место см. в настоящем издании, т. 4, стр. 102. Незначительные неточности, вкравшиеся здесь в текст французского издания 1847 г. и повторенные в немецком издании 1885 г., были использованы австрийским буржуазным социологом и юристом А. Менгером в его книге «Право на полный трудовой доход в историческом освещении» (1886) для инсинуаций против Маркса и Энгельса. В направленной против Менгера полемической работе «Юридический социализм» разоблачены также и эти инсинуации (см. об этом настоящее издание, т. 21, стр. 513).


[Закрыть]

По поводу второго издания я должен лишь сказать, что ошибочно указанное во французском тексте имя Гопкинс (на стр. 45) заменено правильным именем: Годскин, и там же исправлен год издания книги Уильяма Томпсона на 1824[285]285
  W. Thompson. «An Inquiry into the Principles of the Distribution of Wealth Most Conducive to Human Happiness», London, 1824 (У. Томпсон. «Исследование принципов распределения богатства, наиболее способствующих человеческому счастью», Лондон, 1824).


[Закрыть]. Теперь, надеемся, библиографическая совесть господина профессора Антона Менгера будет успокоена.

Фридрих Энгельс

Лондон, 29 марта 1892 г.

Напечатано в книге: Karl Marx. «Das Elend der Philosophie». Stuttgart. 1892

Печатается по тексту книги

Перевод с немецкого

ВВЕДЕНИЕ К АНГЛИЙСКОМУ ИЗДАНИЮ «РАЗВИТИЯ СОЦИАЛИЗМА ОТ УТОПИИ К НАУКЕ»[286]286
  Данное введение было написано Энгельсом к английскому изданию его работы «Развитие социализма от утопии к науке» (см. настоящее издание, т. 19, стр. 185–230), вышедшему в Лондоне в 1892 г. в переводе Э. Эвелинга под названием «Утопический социализм и научный социализм». В приложение к этому изданию Энгельс включил также написанный им в 1882 г. очерк «Марка» (см. настоящее издание, т, 19, стр. 327–345)
  В июне 1892 г. Энгельс перевел введение на немецкий язык и в июле направил его в журнал «Neue Zeit», где оно было напечатано в №№ 1 и 2, 1892 г. под заглавием «Об историческом материализме». При публикации введения редакция журнала опустила первые семь абзацев, оговорив в подстрочном примечании, что содержание их известно в Германии и якобы не представляет интереса для немецкого читателя.
  Отдельные части введения под заглавием «Три битвы буржуазии против феодализма» и «Рабочая партия» были опубликованы на французском языке в газете «Socialiste» №№ 115, 116 и 118, 4, 11 и 25 декабря 1892 г. и №№ 119 и 120, 1 и 9 января 1893 года. Введение – без первых восьми абзацев – было опубликовано также на болгарском языке в журнале «Социалъ-демократъ» № 3, 1892 год.
  На русском языке введение было впервые опубликовано Институтом марксизма-ленинизма в 1926 г. в книге: Ф. Энгельс. «Развитие социализма от утопии к науке».


[Закрыть]

Титульный лист английского издания «Развития социализма от утопии к науке» 1892 г. с введением Ф. Энгельса

Предлагаемая брошюра была сначала частью более обширного целого. Около 1875 г. д-р Е. Дюринг, приват-доцент Берлинского университета, внезапно в довольно крикливом тоне объявил, что он уверовал в социализм, и преподнес немецкой публике не только подробно разработанную социалистическую теорию, но и законченный практический план преобразования общества. Само собой разумеется, он обрушился на своих предшественников: больше других его внимания удостоился Маркс, на которого он излил свой гнев полной чашей.

Это случилось в то время, когда только что произошло объединение двух частей социалистической партии в Германии – эйзенахцев и лассальянцев[287]287
  Об объединении эйзенахцев и лассальянцев см. примечание 132.


[Закрыть] – и партия таким образом не только чрезвычайно численно выросла, но, что еще важнее, получила также возможность направить все свои силы против общего врага. Социалистическая партия в Германии быстро становилась силой. Но для того, чтобы сделать ее силой, прежде всего необходимо было не подвергать опасности только что завоеванное единство. Между тем д-р Дюринг открыто начал создавать вокруг себя секту, ядро будущей особой партии. Поэтому мы были вынуждены принять брошенный нам вызов и вступить в бой, хотели мы того или нет.

Это, однако, было делом хотя и не слишком трудным, но явно кропотливым. Хорошо известно, что нам, немцам, свойственна страшно тяжеловесная Grundlichkeit, называйте это как угодно – основательное глубокомыслие или глубокомысленная основательность. Когда кто-нибудь из нас приступает к изложению того, что, по его мнению, является новой доктриной, он считает необходимым прежде всего разработать это в виде всеобъемлющей системы. Он должен доказать, что и главные принципы логики и основные законы мироздания искони существовали только для того, чтобы в конце концов привести именно к этой новооткрытой и завершающей всё теории. И в данном отношении д-р Дюринг был вполне скроен по этой национальной мерке. Ни много, ни мало, как полная «Система философии» – философии духа, морали, природы и истории, полная «Система политической экономии и социализма» и, наконец, «Критическая история политической экономии»[288]288
  Имеются в виду следующие книги: Е. Duhring. «Cursus der Philosophie als streng wissenschaftlicher Weltanschauung und Lebensgestaltung». Leipzig, 1875 (Е. Дюринг. «Курс философии как строго научного мировоззрения и жизнеформирования». Лейпциг, 1875). Е. Duhring. «Cursus der National– und Socialokonomie einschliesslich der Hauptpunkte der Finanzpolitik». 2. Aufl., Leipzig, 1876 (Е. Дюринг. «Курс политической и социальной экономии, включая основные вопросы финансовой политики». 2 изд., Лейпциг, 1876). Е. Duhring. «Kritische Geschichte der Nationalokonomie und der Socialismus». 2. Aufl., Berlin, 1875 (Е. Дюринг. «Критическая история политической экономии и социализма». 2 изд., Берлин, 1875).


[Закрыть] – три толстых тома в восьмую долю листа, тяжелых как по весу, так и по содержанию, три армейских корпуса аргументов, мобилизованных против предшествующих философов и экономистов вообще и Маркса в особенности, – поистине попытка совершить полный «переворот в науке», – вот с чем пришлось мне иметь дело. Я был вынужден трактовать обо всех предметах самого разного рода: от понятия времени и пространства до биметаллизма[289]289
  Биметаллизм – денежная система, при которой функции денег одновременно выполняют два валютных металла – золото и серебро.


[Закрыть]; от вечности материи и движения до преходящей природы моральных идей; от дарвиновского естественного отбора до воспитания молодежи в будущем обществе. Во всяком случае, всеобъемлющая система моего противника давала мне повод изложить в полемике с ним взгляды Маркса и мои на все эти разнообразные предметы, и притом в гораздо более связном виде, чем это приходилось делать когда-либо прежде. Это как раз и было главной причиной, вынудившей меня взяться за эту, во всех других отношениях неблагодарную, задачу.

Ответ мой сперва появился в виде серии статей в лейпцигском «Vorwarts», центральном органе Социалистической партии, а затем – в виде книги: «Herrn Eugen Duhring's Umwдlzung der Wissenschaft» («Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом»)[290]290
  Работа Энгельса «Анти-Дюринг» (ее текст см. в настоящем издании, т. 20, стр. 1—338) публиковалась в виде серии статей в газете «Vorwarts», а затем в приложении к ней в январе – мае и июле – декабре 1877 и в мае – июле 1878 года. Первое отдельное издание книги вышло в Лейпциге в 1878 году.
  «Vorwarts» («Вперед») – центральный орган Социалистической рабочей партии Германии. Газета издавалась в Лейпциге с 1 октября 1876 г. по решению Готского съезда партии 1876 г. вместо газет «Volksstaat» – органа эйзенахцев и «Neuer Sozialdemokrat» («Новый социал-демократ») – органа лассальянцев; была закрыта 27 октября 1878 г. после введения исключительного закона против социалистов.


[Закрыть], второе издание которой вышло в Цюрихе в 1886 году.

По просьбе моего друга Поля Лафарга, ныне депутата от Лилля во французской палате депутатов, из трех глав этой книги я составил брошюру, которую он перевел и издал в 1880 г. под названием «Утопический социализм и научный социализм»[291]291
  F. Engels. «Socialisme utopique et socialisme scientifique». Paris, 1880. Свою брошюру Энгельс составил из I главы «Введения» к «Анти-Дюрингу» и I и II глав третьего отдела этой работы, сделав ряд дополнительных вставок и внеся некоторые изменения. Название «Развитие социализма от утопии к науке» было дано в первом немецком издании, вышедшем в 1883 году.


[Закрыть]. Этот французский текст лег в основу польского и испанского изданий[292]292
  Е. Engels. «Socyjalizm utopijny a naukowy». Geneve, Redakcyi «Przedswitu», 1882. Об испанском издании см. примечание 211.


[Закрыть]. В 1883 г. наши немецкие друзья издали брошюру на том языке, на котором она первоначально была написана. Затем с этого немецкого текста были сделаны переводы итальянский, русский, датский, голландский и румынский[293]293
  F. Engels. «Socialism utopic si socialism stiintific». Bucuresti, 1891. Об издании работы Энгельса на немецком, итальянском, русском, датском и голландском языках см. примечания 210 и 211.


[Закрыть]. Таким образом, включая и настоящее, английское, издание, эта брошюра получила распространение на десяти языках. Полагаю, что ни одно социалистическое произведение, не исключая даже нашего «Коммунистического манифеста» 1848 г., и «Капитала» Маркса, не было столько раз переведено. В Германии брошюра выдержала четыре издания, общим тиражом около 20000 экземпляров.

Приложение, «Марка», было написано с целью распространения среди Социалистической партии Германии некоторых элементарных сведений относительно истории возникновения и развития земельной собственности в Германии. В то время это было тем более необходимо, что объединение партией городских рабочих было уже на верном пути к завершению, и перед партией встала задача заняться сельскохозяйственными рабочими и крестьянами. Это приложение было включено в данное переводное издание из тех соображений, что первобытные формы землевладения – общие у всех германских племен – и история их разложения еще менее известны в Англии, чем в Германии. Я оставил текст в его первоначальном виде, не касаясь гипотезы, недавно выдвинутой Максимом Ковалевским, согласно которой разделу пахотных и луговых земель между членами марки предшествовала общая совместная обработка их большой патриархальной семейной общиной, охватывающей несколько поколений (чему примером может служить еще существующая южнославянская задруга); впоследствии же, когда община разрослась и стала слишком громоздкой для совместного ведения хозяйства, произошел раздел земель общины[294]294
  Энгельс имеет в виду работы М. М. Ковалевского «Tableau des origines et de revolution de la famille et de la propriete». Stockholm, 1890 («Очерк происхождения и развития семьи и собственности». Стокгольм, 1890) и «Первобытное право, выпуск I, Род». М., 1886.


[Закрыть]. Ковалевский, вероятно, вполне прав, однако вопрос еще находится sub judice [в стадии обсуждения. Ред].

Употребляемые в этой работе экономические термины, поскольку они новы, совпадают с терминологией «Капитала» Маркса, как она дана в английском издании[295]295
  Об английском издании «Капитала» см. примечание 272.


[Закрыть]. Под «товарным производством» мы понимаем ту фазу экономического развития, на которой предметы производятся не только для удовлетворения потребностей производителей, но и с целью обмена, то есть производятся в качестве товаров, а не потребительных стоимостей. Эта фаза существует с тех пор, как началось производство для обмена, и вплоть до нашего времени; своего полного развития она достигает лишь при капиталистическом производстве, то есть в тех условиях, когда капиталист, собственник средств производства, нанимает за заработную плату рабочих – людей, лишенных каких бы то ни было средств производства, кроме своей собственной рабочей силы, – кладет себе в карман разницу между продажной ценой продуктов и их издержками производства. Историю промышленного производства, начиная со средних веков, мы делим на три периода: 1) ремесло, мелкие мастера-ремесленники с их немногочисленными подмастерьями и учениками, причем каждый работник производит предмет целиком; 2) мануфактура, при которой более значительное число рабочих, собранных в одном крупном предприятии, производит весь предмет на основе разделения труда, то есть каждый рабочий выполняет одну какую-нибудь частичную операцию, так что продукт оказывается готовым лишь после того, как он последовательно пройдет через руки их всех; 3) современная промышленность, при которой продукт производится машинами, приводимыми в движение какой-либо силой, а роль рабочего ограничивается наблюдениями за действиями механизмов и их регулированием [В немецком тексте, опубликованном в журнале «Die Neue Zeit», начало введения до слов «их регулированием» опущено. Ред.].

Я прекрасно понимаю, что содержание этой работы будет встречено неодобрительно значительной частью британской читающей публики. Но если бы мы, жители континента, хоть сколько-нибудь считались с предрассудками британской «респектабельности» [В немецком тексте после слова «респектабельности» добавлено: «то есть британского филистерства». Ред.], то дело обстояло бы еще хуже, чем сейчас. Эта книга написана в защиту того, что мы называем «историческим материализмом», а слово «материализм» оскорбляет слух подавляющего большинства британских читателей. «Агностицизм» – еще куда ни шло, но материализм – совершенно недопустимая вещь.

И все же первоначальной родиной всего современного материализма, начиная с XVII века, является именно Англия.

«Материализм – прирожденный сын Великобритании. Уже ее схоластик Дунс Скот спрашивал себя: не способна ли материя мыслить?

Чтобы сделать возможным такое чудо, он прибегал к всемогуществу божьему, то есть он заставлял самоё теологию проповедовать материализм. Кроме того, он был номиналистом[296]296
  Номиналисты – представители направления в средневековой философии, признававшего общие родовые понятия как имена, порождение человеческого мышления и языка, – пригодные лишь для обозначения реально существующих единичных вещей. В противоположность средневековым реалистам номиналисты отрицали существование понятий как прообразов и творческих источников вещей. Таким образом, они признавали первичность предмета и вторичность понятия. В этом смысле номинализм являлся первым выражением материализма в средние века.


[Закрыть].Номинализм был одним из главных элементов у английских материалистов и вообще является первым выражением материализма.

Настоящий родоначальник английского материализма – это Бэкон. Естествознание является в его глазах истинной наукой, а физика, опирающаяся на чувственный опыт, – важнейшей частью естествознания. Анаксагор с его гомеомериями[297]297
  Гомеомерии – согласно учению древнегреческого философа Анаксагора, мельчайшие качественно определенные материальные частицы, обладающие бесконечной делимостью. Анаксагор считал, что гомеомерии составляли первооснову всего существующего и из их сочетаний происходит все многообразие вещей.


[Закрыть] и Демокрит с его атомами часто приводятся им как авторитеты. Согласно его учению, чувства непогрешимы и составляют источник всякого знания. Наука есть опытная наука и состоит в применении рационального метода к чувственным данным. Индукция, анализ, сравнение, наблюдение, эксперимент суть главные условия рационального метода. Первым и самым важным из прирожденных свойств материи является движение, – не только как механическое и математическое движение, но еще больше как стремление, жизненный дух, напряжение, или, употребляя выражение Якоба Бёме, «мука» [ «Qual»] [ «Qual» – это философская игра слов. «Qual» буквально означает мучение, боль, которая толкает на какое-нибудь действие; в то же самое время мистик Бёме вносит в это немецкое слово и нечто от латинского слова qualitas [качество]; его «Qual» – это в противоположность боли, причиняемой извне, активное начало, возникающее из самопроизвольного развития вещи, отношения или личности, которые подвержены «Qual», и, в свою очередь, вызывающее к жизни это развитие. [В немецком тексте это примечание Энгельсом не дано. Ред.].] материи [В немецком тексте после слова «материи» воспроизводится следующая опущенная в английском издании фраза из «Святого семейства»: «Первичные формы материи суть живые, индивидуализирующие, внутренне присущие ей, создающие специфические различия, сущностные силы». Ред.].

У Бэкона, как первого своего творца, материализм таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития. Материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку. Само же учение, изложенное в форме афоризмов, еще кишит, напротив, теологическими непоследовательностями.

В своем дальнейшем развитии материализм становится односторонним. Гоббс является систематиком бэконовского материализма. Чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра [В немецком тексте далее воспроизводятся следующие опущенные в английском издании слова: «Физическое движение приносится в жертву механическому или математическому движению». Ред.]. Геометрия провозглашается главной наукой. Материализм становится враждебным человеку. Чтобы преодолеть враждебный человеку бесплотный дух в его собственной области, материализму приходится самому умертвить свою плоть и сделаться аскетом. Он выступает как рассудочное существо, но зато с беспощадной последовательностью развивает все выводы рассудка.

Если наши чувства являются источником всех наших знаний, – рассуждает Гоббс, отправляясь от Бэкона, – то идея, мысль, представление и т. д. – все это не что иное, как фантомы телесного мира, освобожденного в большей или меньшей степени от своей чувственной формы. Наука может только дать названия этим фантомам. Одно и то же название может быть применено ко многим фантомам. Могут даже существовать названия названий. Но было бы противоречием, с одной стороны, видеть в чувственном мире источник всех идей, с другой же стороны – утверждать, что слово есть нечто большее, чем только слово, что, кроме представляемых нами всегда единичных сущностей, имеются еще какие-то всеобщие сущности. Бестелесная субстанция – это такое же противоречие, как бестелесное тело. Тело, бытие, субстанция – все это одна и та же реальная идея. Нельзя отделить мышление от материи, которая мыслит. Материя является субъектом всех изменений. Слово бесконечный – бессмысленно, если оно не означает способности нашего духа без конца прибавлять к какой-нибудь данной величине. Так как только материальное воспринимаемо, познаваемо, то ничего не известно о существовании бога. Только мое собственное существование достоверно. Всякая человеческая страсть есть кончающееся или начинающееся механическое движение. Объекты стремлений – вот то, что мы называем благом. Человек подчинен тем же законам, что и природа. Могущество и свобода – тождественны.

Гоббс систематизировал Бэкона, но не дал более детального обоснования его основному принципу – происхождению знаний и идей из мира чувств. Локк обосновывает принцип Бэкона и Гоббса в своем сочинении о происхождении человеческого разума[298]298
  J. Locke. «An Essay concerning Human Understanding)) (Дж. Локк. «Опыт о человеческом разуме»). Первое издание вышло в Лондоне в 1690 году.


[Закрыть].

Как Гоббс уничтожил теистические предрассудки бэконовского материализма, так Коллинз, Додуэлл, Кауард, Гартли, Пристли и т. д. уничтожили последние теологические границы локковского сенсуализма. Деизм[299]299
  Деизм – религиозно-философское учение, признающее бога как безличную разумную первопричину мира, но отрицающее его вмешательство в жизнь природы и общества. В условиях господства феодально-церковного мировоззрения деизм нередко выступал с рационалистических позиций, критикуя средневековое теологическое мировоззрение, разоблачая паразитизм и шарлатанство духовенства.


[Закрыть] – по крайней мере для материалиста – есть не более, как удобный и легкий способ отделаться от религии» [Маркс и Энгельс. «Святое семейство», Франкфурт-на-М. 1845, стр. 201–204[300]300
  К. Маркс и Ф. Энгельс. «Святое семейство, или Критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании» (цитируемый текст см. в настоящем издании, т. 2, стр. 142–144).


[Закрыть].].

Так писал Карл Маркс о британском происхождении современного материализма. И если в настоящее время англичане не чувствуют себя особенно польщенными этим признанием заслуг их предков, то об этом можно только пожалеть. Нельзя все же отрицать, что Бэкон, Гоббс и Локк были отцами той блестящей школы французских материалистов, которые, несмотря на все победы, одержанные немцами и англичанами на суше и на море над французами, сделали XVIII век преимущественно французским веком, и это – задолго до той венчающей конец этого века французской революции, результаты которой мы как в Англии, так и в Германии все еще стремимся акклиматизировать у себя.

Этого никак нельзя отрицать. Когда образованный иностранец переезжал в середине нашего столетия на жительство в Англию, то более всего его поражали – иначе он и не мог воспринять это – религиозное ханжество и тупость английского респектабельного среднего класса. Мы были тогда все материалистами или, по меньшей мере, очень радикальными вольнодумцами, и для нас был непонятен тот факт, что почти все образованные люди в Англии верили во всевозможные невероятные чудеса и что даже геологи, подобно Бакленду и Мантеллу, извращали данные своей науки, дабы они не слишком сильно били по мифам Книги бытия. Казалось непостижимым то, что надо было идти к необразованной массе, к «неумытой толпе», как тогда выражались, – к рабочим, особенно к социалистам, последователям Оуэна, для того чтобы найти людей, осмеливавшихся в религиозных вопросах опираться на собственный разум.

Но с того времени Англия «цивилизовалась». Выставка 1851 г.[301]301
  Имеется в виду первая всемирная торгово-промышленная выставка в Лондоне, происходившая в мае – октябре 1851 года.


[Закрыть] прозвучала похоронным звоном для английской островной замкнутости. Англия постепенно интернационализировалась в пище, манерах, идеях; она достигла в этом таких успехов, что мне все больше хочется выразить пожелание, чтобы некоторые английские манеры и обычаи нашли себе на континенте такое же всеобщее применение, какое нашли в Англии некоторые обычаи континента. Несомненно одно: распространение прованского масла (до 1851 г. известного только аристократии) сопровождалось роковым распространением континентального скептицизма в религиозных вопросах; дошло до того, что агностицизм, хотя он еще и не считается «первосортной вещью», вроде английской государственной церкви, стоит все же в отношении респектабельности почти на одной ступени с сектой баптистов и во всяком случае рангом выше «Армии спасения»[302]302
  «Армия спасения» – реакционная религиозно-филантропическая организация, основанная в 1865 г. проповедником У. Бутсом в Англии и распространившая в дальнейшем свою деятельность на другие страны (название приняла в 1880 г. после реорганизации ее по военному образцу). Пользуясь значительной поддержкой буржуазии, эта организация развернула широкую религиозную пропаганду, создала целую сеть благотворительных учреждений с целью отвлечения трудящихся масс от борьбы против эксплуататоров. Отдельные проповедники ее прибегали к социальной демагогии, к показному осуждению эгоизма богачей.


[Закрыть]. И я не могу освободиться от мысли, что многим, кто всем сердцем сокрушается по поводу этого прогресса неверия и проклинает его, будет утешительно узнать, что эти «новоиспеченные идеи» не чужеземного происхождения, не носят на себе марки made in Germany [сделано в Германии. Ред.] подобно множеству других предметов повседневного обихода; что они, напротив, староанглийского происхождения и что их британские родоначальники двести лет тому назад заходили гораздо дальше, чем на это осмеливаются их нынешние потомки.

Действительно, что такое агностицизм, как не «стыдливый», употребляя выразительное ланкаширское слово [В немецком тексте слова «употребляя выразительное ланкаширское слово» опущены. Ред.], материализм? Взгляд агностика на природу насквозь материалистичен. Весь естественный мир управляется законами и абсолютно исключает всякое воздействие извне. Но, добавляет агностик, – мы не в состоянии ни доказать, ни опровергнуть существование какого-либо высшего существа вне известного нам мира. Эта оговорка могла иметь известную ценность в те времена, когда Лаплас на вопрос Наполеона, – почему в «Небесной механике»[303]303
  Речь идет о работе П. С. Лапласа «Traite de mecanique Celeste» («Трактат о небесной механике»). Первое издание этой работы вышло в Париже в пяти томах в 1799–1825 годах.


[Закрыть] этого великого астронома даже не упомянуто имя творца мира, дал гордый ответ: «Je n'avais pas besoin de cette hypothese» [ «У меня не было надобности в этой гипотезе». Ред.]. В настоящее же время наше представление о развитии вселенной совершенно не оставляет места ни для творца, ни для вседержителя. Но если захотели бы признать некое высшее существо, исключенное из всего существующего мира, то это само по себе было бы противоречием и к тому же, как мне кажется, незаслуженным оскорблением чувств религиозных людей.

Наш агностик соглашается также, что все наше знание основано на тех сообщениях, которые мы получаем через посредство наших чувств. Но, добавляет он, откуда мы знаем, что наши чувства дают нам верные изображения воспринимаемых ими вещей? И, далее, он сообщает нам, что когда он говорит о вещах или их свойствах, то он в действительности имеет в виду не самые эти вещи или их свойства, о которых он ничего достоверного знать не может, а лишь те впечатления, которые они произвели на его чувства. Слов нет, это такая точка зрения, которую трудно, по-видимому, опровергнуть одной только аргументацией. Но прежде чем люди стали аргументировать, они действовали. «In Anfang war die That» [ «В начале было дело» (Гёте. «Фауст», часть I, сцена третья («Кабинет Фауста»)). Ред.]. И человеческая деятельность разрешила это затруднение задолго до того, как человеческое мудрствование выдумало его. Проверка пуддинга состоит в том, что его съедают [В немецком тексте этот афоризм приведен на английском языке: The proof of the pudding is in the eating. Ред.]. В тот момент, когда сообразно воспринимаемым нами свойствам какой-либо вещи мы употребляем ее для себя, – мы в этот самый момент подвергаем безошибочному испытанию истинность или ложность наших чувственных восприятий. Если эти восприятия были ложны, то и наше суждение о возможности использовать данную вещь необходимо будет ложно, и всякая попытка такого использования неизбежно приведет к неудаче. Но если мы достигнем нашей цели, если мы найдем, что вещь соответствует нашему представлению о ней, что она дает тот результат, какого мы ожидали от ее употребления, – тогда мы имеем положительное доказательство, что в этих границах наши восприятия о вещи и ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью. Если же, наоборот, мы найдем, что сделали ошибку, тогда большей частью в скором времени мы умеем находить причину этой ошибки; мы находим, что восприятие, легшее в основу нашего испытания, либо само было неполно и поверхностно, либо было связано с результатами других восприятий таким образом, который не оправдывается положением дела; это мы называем ложным умозаключением [В немецком тексте слова «это мы называем ложным умозаключением» опущены. Ред.]. До тех же пор, пока мы как следует развиваем наши чувства и пользуемся ими, пока мы держим свою деятельность в границах, поставленных правильно полученными и использованными восприятиями, – до тех пор мы всегда будем находить, что успех наших действий дает доказательство соответствия наших восприятий с предметной природой воспринимаемых вещей. Нет ни единого случая, насколько нам известно до сих пор, когда бы мы вынуждены были заключить, что наши научно проверенные чувственные восприятия производят в нашем мозгу такие представления о внешнем мире, которые по своей природе отклоняются от действительности, или что между внешним миром и нашими чувственными восприятиями его существует прирожденная несогласованность.

Но тут является новокантианский агностик и говорит: возможно, что мы в состоянии правильно воспринять свойства вещи, но самой вещи мы никаким, ни чувственным, ни мыслительным процессом постичь не можем. Эта «вещь в себе» находится по ту сторону нашего познания. На это уже Гегель давно дал ответ: если вы знаете все свойства вещи, то вы знаете и самую вещь; тогда остается только голый факт, что названная вещь существует вне нас и, как только ваши чувства удостоверили и этот факт, вы постигли всю без остатка эту «вещь в себе», – знаменитую кантовскую непознаваемую «Ding an sich». В настоящее время мы можем к этому только прибавить, что во времена Канта наше знание природных вещей было еще настолько отрывочным, что за тем немногим, что мы знали о каждой из них, можно было еще допускать существование особой таинственной «вещи в себе». Но с того времени эти непостижимые вещи одна за другой, вследствие гигантского прогресса науки, уже постигнуты, проанализированы и даже более того – воспроизведены. А то, что мы сами можем сделать, мы уж, конечно, не можем назвать непознаваемым. Подобными таинственными вещами для химии первой половины нашего столетия были органические вещества; теперь нам удается синтезировать их одно за другим из их химических элементов и без помощи органических процессов. Современные химики утверждают: коль скоро химический состав какого-либо тела известен, оно может быть составлено из его элементов. Нам еще, правда, очень далеко до точного знания состава высших органических веществ – белковых тел; однако нет никакого основания считать, что мы и спустя столетия не сможем достигнуть этого знания и с его помощью добыть искусственный белок. Если мы этого достигнем, то вместе с тем мы воспроизведем органическую жизнь, ибо жизнь, от самых низших до самых высших ее форм, есть не что иное, как нормальный способ существования белковых тел.

Но наш агностик, сделав свои формальные оговорки, говорит и действует уже совсем как закоренелый материалист, каким он в сущности и является. Он, может быть, скажет: насколько нам известно, материю и движение, или, как теперь говорят, энергию, нельзя ни создать, ни уничтожить, но у нас нет никакого доказательства того, что и то и другое не было в какой-то неведомый нам момент сотворено. Но как только вы попытаетесь в каком-нибудь определенном случае использовать это признание против него – он моментально заставит вас замолчать. Если он in abstracto [в абстрактном виде. Ред.] допускает возможность спиритуализма, то in concreto [в конкретном случае, на практике. Ред.]он об этой возможности и знать не желает. Он вам скажет: насколько мы знаем и можем знать, не существует никакого творца или вседержителя вселенной; насколько нам это известно, материю и энергию также нельзя ни создать, ни уничтожить; для нас мышление – только форма энергии, функция мозга; все, что мы знаем, сводится к тому, что материальный мир управляется неизменными законами, и т. д. и т. п. Таким образом, поскольку он человек науки, поскольку он что-либо знает, постольку он материалист; но вне своей науки, в тех областях, в которых он ничего не знает, он переводит свое невежество на греческий язык, называя его агностицизмом.

Во всяком случае несомненно одно: даже если бы я был агностиком, я не мог бы изложенный в этой брошюре взгляд на историю назвать «историческим агностицизмом». Религиозные люди высмеяли бы меня, а агностики с негодованием спросили бы: не издеваюсь ли я над ними? И я надеюсь, что и британская респектабельность [В немецком тексте после слова «респектабельность» добавлено: «которая по-немецки называется филистерством». Ред.] не будет чересчур возмущена, если я применю на английском, как и на многих других языках, выражение «исторический материализм» для обозначения того взгляда на ход всемирной истории, который конечную причину и решающую движущую силу всех важных исторических событий находит в экономическом развитии общества, в изменениях способа производства и обмена, в вытекающем отсюда разделении общества на различные классы и в борьбе этих классов между собой.

Может быть, ко мне отнесутся еще более снисходительно, если я докажу, что исторический материализм может оказаться полезным даже для британской респектабельности [В немецком тексте вместо слов «британской респектабельности» напечатано: «для респектабельности британского филистера». Ред.]. Я указал на тот факт, что лет сорок или пятьдесят назад каждого образованного иностранца, поселявшегося в Англии, неприятно поражало то, что ему должно было казаться религиозным ханжеством или тупостью английского респектабельного среднего класса. Я сейчас покажу, что респектабельный английский средний класс того времени был совсем не так уж туп, как это казалось интеллигентному иностранцу. Религиозные стремления этого класса имеют свое объяснение.

Когда Европа вышла из средневековья, поднимавшийся городской средний класс [В немецком тексте, начиная с этого места и до абзаца, открывающегося словами; «Новый исходный пункт был компромиссом» (стр. 309 настоящего тома), употребляемые Энгельсом выражения «middle class», «bourgeoisie» переведены термином «бюргерство» («Burgerthum»); далее эти же выражения переводятся им термином «буржуазия» («Bourgeoisie»). Ред.] был его революционным элементом. Признанное положение, которое он завоевал себе внутри средневекового феодального строя, стало уже слишком тесным для его способностей к расширению. Развитие среднего класса, буржуазии, стало уже несовместимо с феодальной системой, поэтому феодальная система должна была пасть.

Но крупным интернациональным центром феодальной системы была римско-католическая церковь. Несмотря на все внутренние войны, она объединяла всю феодальную Западную Европу в одно большое политическое целое, которое находилось в противоречии одинаково как с схизматическим греко-православным, так и с мусульманским миром. Она окружила феодальный строй ореолом божественной благодати. Свою собственную иерархию она установила по феодальному образцу, и, наконец, она была самым крупным феодальным сеньором, потому что ей принадлежало не менее третьей части всех земельных владений в католических странах. Прежде чем начать успешную борьбу против светского феодализма в каждой стране и в отдельных его сферах, необходимо было разрушить эту его центральную священную организацию.

В то же время параллельно с ростом среднего класса происходило гигантское развитие науки. Стали вновь изучаться астрономия, механика, физика, анатомия, физиология. Буржуазии для развития ее промышленности нужна была наука, которая исследовала бы свойства физических тел и формы проявления сил природы. До того же времени наука была смиренной служанкой церкви и ей не позволено было выходить за рамки, установленные верой; по этой причине она была чем угодно, только не наукой. Теперь наука восстала против церкви; буржуазия нуждалась в науке и приняла участие в этом восстании.

Я коснулся, таким образом, лишь двух пунктов, в которых поднимающийся средний класс должен был прийти в столкновение с существующей церковью. Но этого будет достаточно, чтобы доказать, во-первых, что в борьбе против притязаний католической церкви наибольшее участие принимал именно этот класс – буржуазия; во-вторых, что всякая борьба против феодализма должна была тогда принимать религиозное облачение, направляться в первую очередь против церкви. Но если боевой клич исходил от университетов и торгово-предпринимательских элементов городов, то сильный отклик он неизбежно встречал в массах сельского населения, у крестьян, которые повсюду вели ожесточенную борьбу со своими духовными и светскими феодалами, и притом борьбу за самое существование.

Длительная [В немецком тексте вместо слова «Длительная» напечатано: «Великая». Ред.] борьба европейской буржуазии против феодализма достигала своей высшей точки в трех крупных решающих битвах.

Первой была так называемая протестантская Реформация в Германии. Ответом на призыв Лютера к борьбе против церкви явились два политических восстания: сначала – низшего дворянства под предводительством Франца фон Зиккингена (1523), а затем – Великая крестьянская война 1525 года[304]304
  Восстание немецкого дворянства в 1522–1523 гг. и Крестьянская война 1524–1525 гг. в Германии освещены Энгельсом в работе «Крестьянская война в Германии» (см. настоящее издание, т. 7, стр. 343–437).


[Закрыть]. Оба они были подавлены главным образом вследствие нерешительности наиболее заинтересованной партии, городского бюргерства, – нерешительности, на причинах которой мы здесь не можем останавливаться. С этого момента борьба выродилась в грызню между местными князьями и центральной властью [В немецком тексте вместо слов «центральной властью» напечатано; «императорской центральной властью». Ред.] и имела своим последствием то, что Германия на 200 лет была вычеркнута из списка политически активных наций Европы. Лютеранская реформация установила в ней во всяком случае новую религию – именно такую, какая и нужна была абсолютной монархии. Не успели крестьяне на северо-востоке Германии принять лютеранство, как они были из свободных людей низведены до положения крепостных.

Но там, где Лютера постигла неудача, победил Кальвин. Его догма отвечала требованиям самой смелой части тогдашней буржуазии. Его учение о предопределении было религиозным выражением того факта, что в мире торговли и конкуренции удача или банкротство зависят не от деятельности или искусства отдельных лиц, а от обстоятельств, от них не зависящих. Определяет не воля или действие какого-либо отдельного человека, а милосердие могущественных, но неведомых экономических сил. И это было особенно верно во время экономического переворота, когда все старые торговые пути и торговые центры вытеснялись новыми, когда были открыты Америка и Индия, когда даже наиболее священный экономический символ веры – стоимость золота и серебра – пошатнулся и потерпел крушение. Притом устройство церкви Кальвина было насквозь демократичным и республиканским; а где уже и царстве божие республиканизировано, могли ли там земные царства оставаться верноподданными королей, епископов и феодалов? Если лютеранство в Германии стало послушным орудием в руках князей [В немецком тексте вместо слова «князей» напечатано: «мелких немецких князей». Ред.], то кальвинизм создал республику в Голландии и деятельные республиканские партии в Англии и прежде всего в Шотландии.