Текст книги "Дневник его любовницы, или Дети лета"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Значит, это он тут с тобой тут два дня куковал?

Я поперхнулся. Женщины, как кошки, обладают тонким нюхом на некоторые вещи.

Обсуждать события прошедших дней мне совершенно не хотелось, поэтому я торопливо перевел разговор в безопасное русло.

– Как продвигается твой роман?

Сашка положила вилку и заглянула мне в глаза:

– Я смотрю, ты попал в серьезную переделку, – сказала она сочувственно.

– С чего ты взяла? – ненатурально удивился я.

– С того, что ты интересуешься моим творчеством только в исключительных случаях, – ответила Сашка.

Я тоже аккуратно пристроил вилку на тарелку, не выдержал и засмеялся:

– Слушай, ну ты и ведьма!..

– А ты не юли, – посоветовала Сашка. – Я не маленькая. Не хочешь об этом говорить, так и скажи.

– Я не хочу об этом говорить, – повторил я.

– Принято! – ответила Сашка. Доела все, что было на тарелке, и предупредила:

– Посуду мыть не буду. Не рассчитывай.

– Да я как-то и не рассчитывал, – ответил я уныло.

Собрал грязную посуду и сгрузил ее в раковину. Все же есть своя прелесть в теории Глеба об уважении к старшим!

Вечер прошел мирно. Я рассказал Сашке о странной женщине по имени Наталья Ивановна. Сашка тут же загорелась:

– А можно мне посмотреть дневник?

– После меня, – ответил я твердо.

– Но почему? – не поняла Сашка. – Там, что, фамильные секреты?

– Пока не знаю, – ответил я. – Сначала сам разберусь, потом тебе покажу. Договорились?

Сашка немного надулась и не ответила.

Я уселся за компьютер. Разбирать семейные архивы в присутствии другого человека мне не хотелось. Завтра. Все завтра.

За вечер я сделал десять страниц, что, в общем, не так плохо. Выключил машину и потянулся.

– Умаялся, – сказала Сашка с фальшивым сочувствием.

– Ага, – согласился я.

– Бедняжка.

Я засмеялся и вылез из-за стола.

– Слушай, – отбрасывая лицемерное сочувствие, спросила Сашка, – почему ты работаешь на этом техническом пенсионере? Насколько я знаю, у тебя есть вполне приличный ноутбук. Нормальная современная машина, можно с собой перевозить из Города на дачу и наоборот…

Я погладил старенький монитор.

– Ты же знаешь, я привязываюсь к старым вещам, – сказал я.

Сашка задумчиво кивнула:

– Лет через десять то же самое ты скажешь обо мне.

– Не скажу, – пообещал я.

– Значит, подумаешь.

«Через десять лет, девочка моя, ты будешь замужем за каким-нибудь небедным парнем современной конфигурации, – подумал я. – А я останусь в твоем далеком нелюбимом прошлом. Вряд ли ты напишешь роман, который мой издатель сочтет достойным внимания публики. Ты обидишься за это не на него, а на меня, и уйдешь прочь. И правильно сделаешь: что с меня взять? Так должно быть, и так будет».

– Вот сейчас ты подумал обо мне какую-то гадость, – сказала Сашка, наблюдая за моим лицом.

Я подошел к ней и поцеловал ее в лоб.

– Девочка моя! – сказал я с чувством. – Я не способен думать о тебе гадости!

– Докажи! – потребовала Сашка.

– Чем?

– Покажи мой роман издателю.

Я вздохнул. Практичная особа, ничего не попишешь.

– Ты скоро его закончишь? – спросил я.

Сашка оживилась:

– Что, неужели покажешь?

– Сначала сам прочту.

– А потом покажешь?

– Покажу, покажу, – смирился я.

Сашка в волнении хрустнула пальцами.

– Через неделю закончу, – пообещала она.

Я кивнул и отправился в сад.

Черт, ну почему я такой слабохарактерный?! Все-таки вырвала из меня нужное обещание! Ведь знаю, что ее последний роман, наверняка окажется ненамного лучше предыдущих!

Я тяжело вздохнул и покачал головой. Ничего не поделаешь. Слабый я человек. Очень слабый.

Утром после завтрака Сашка заторопилась домой.

– Постараюсь закончить роман побыстрей, – объяснила она мне.

– Давай, – согласился я вяло.

– Ты не раздумал?

– Саш, я покажу твой роман, – ответил я. – Но за результат не ручаюсь.

Таким образом, я попытался немного сбить волну эйфории, которая овладела Сашкой со вчерашнего вечера. Но видимых результатов не добился.

Сашка чмокнула меня в щеку, прыгнула в такси, которое я вызвал из Города, и машина унеслась прочь. Я едва успел расплатиться с водителем.

Я вернулся на дачу. Прошелся по дому, собрал грязные вещи и сунул их в стиральную машину. Достал из кладовки моющий пылесос и прошелся по дому с тщательной генеральной уборкой. «Нужно нанять домработницу», – подумал я, очищая ковер от песка, неизвестно как туда попавшего. Впрочем, вру. Песок притащил я сам, на подошве своих кроссовок.

В общем, полдня я потратил на то, чтобы навести в доме порядок. После этого немного покопался в саду, срезал несколько роскошных розовых бутонов и принес их в дом. Поставил цветы в красивую хрустальную вазу и водрузил ее на свой письменный стол. Воздух в комнате тут же наполнился благоуханием.

Я уселся за компьютер и, не отрываясь от него, просидел остаток дня. Тридцать не тридцать, но двадцать страниц я сделал легко, почти не напрягаясь. Отдохнувшие мозги выдавали текст играючи, пальцы бегали по клавиатуре со страшной скоростью, почти без остановок. «Всегда бы так», – подумал я, заканчивая главу.

Но всегда так не получалось. Иногда выдаются дни, которые я называю «кризисными». В эти дни я сажусь перед светящимся монитором, изредка выбиваю одним пальцем какую-нибудь букву русского алфавита, а в голове царит торичеллиева пустота. Иногда дисциплина берет вверх, мозги постепенно разгоняются, и я способен выдать страниц десять почти полноценного авторского текста. Но иногда ничего подобного не происходит, несмотря на все мои усилия. Экран остается молочно-нетронутым, я выключаю компьютер и ложусь спать с ощущением некоторого ужаса в душе. Как сказал Стивен Кинг: «Больше всего боюсь проснуться утром, и обнаружить, что я пуст. Что в голове нет ни одного сюжета». Да, пожалуй, это и моя самая большая писательская фобия. Но следующий день после творческой импотенции обычно приносит хороший урожай, и я успокаиваюсь.

Еще я терпеть не могу что-то переделывать в готовой книге или что-то дописывать в нее. Особенно, когда уже начинаю новый роман. Как-то раз мой издатель попросил меня сделать небольшую вставку в законченную книгу. Я промучился несколько дней и бросил. Ничего не получилось. Абсолютно ничего. Новый текст получался похожим на грубую заплату, сделанную неумелыми руками, и резко контрастировал с общим литературным языком. Я понял, что ничего у меня не получится, потому что в голове уже занозой сидел новый сюжет, который я начал переносить на компьютерное поле. Язык старого романа остался в прошлом. Больше меня издатель о вставках и дополнениях никогда не просил. Понял, что это невозможно.

Я добил страницу, отодвинул клавиатуру и сладко потянулся с чувством исполненного долга.

– Вот и умница, – сказал мой любимый старый «пентюх». – А ты расстраивался… Ты еще ого-го! Ты еще всем покажешь!

Я рассмеялся, придвинул к себе вазу с розами и понюхал цветы. Одуряющий запах. Минуту просидел, не отрываясь от огромных желтых бутонов, потом встрепенулся и вышел из комы. Вырубил машину, пошел на кухню и приготовил себе легкий ужин. Неторопливо поужинал, наслаждаясь одиночеством, после ужина прогулялся по даче, немного пофилософствовал, сидя с бокалом хорошего вина на любимой скамейке под яблоней. Хорошо! Что ни говори, люблю быть один!

Вернулся в дом, принял ванну и улегся спать. Заснул легко, чувство исполненного долга отключило все негативные эмоции. Снилось мне что-то необременительное, как голливудская мелодрама, но вдруг в сон ворвался звук, от которого трусливо замерло сердце.

Это было сверлящее ухо завывание милицейской сирены.

Я подскочил на постели и прислушался.

Да, все правильно. К поселку приближается несколько милицейских машин.

– Как, опять? – хотел я вскрикнуть вслух.

Но не вскрикнул. Не осталось сил.

Минуту сидел неподвижно, прислушиваясь к приближающейся сирене. Почему-то я был уверен, что направляются милицейские машины прямиком к моему дому.

Завывание сирены достигло своего пика возле моих ворот и стало потихоньку затихать в отдалении.

«Не ко мне», – подумал я. Вытер ладонью совершенно мокрое лицо и вылез из-под пледа. Все мое мирное приподнятое настроение мигом улетучилось. Я оделся, вышел из дома и на негнущихся ногах отправился к воротам.

Что еще приключилось в нашем сонном царстве? Впрочем, в последние три дня наше царство можно назвать каким угодно, только не сонным. Я открыл ворота и высунул нос на улицу. Никого. Интересно, что произошло?

Повинуясь кошачьему инстинкту любопытства, я запер ворота и отправился на разведку. Почему-то мне казалось, что прибытие патрульных машин как-то связано с недавними событиями, в которых мне пришлось принять активное участие. Наверное, поэтому мне так хотелось разузнать в подробностях, что же произошло. А что-то произошло.

Возле одного из самых больших и роскошных «новорусских» домов стояли две милицейские машины, вращая мигалками. Сирены он, слава богу, отключили, но от этого спокойней не становилось. Рядом с милицейскими машинами приткнулась машина «Скорой помощи», и я насторожился. Похоже, в этом роскошном доме кто-то сильно пострадал. Иначе что здесь делает милиция?

– Что случилось? – спросил меня благообразный пожилой мужчина, которого я часто встречаю на своих прогулках. Сосед, надо полагать.

– Понятия не имею, – ответил я и проявил запоздалую вежливость:

– Добрый вечер.

– Доброй ночи, Антон Николаевич, – поправил меня мужчина. – Ну и жизнь! Нигде покоя нет! Думал, уеду из Города, все неприятности разом кончатся. Нет, и тут достали!

Я сочувственно вздохнул. Что ж, надо полагать, что именно в этом доме находился мой недавний гость в качестве пленника. Не знаю, что предпринял Егор, оказавшись на свободе, но появления милиции я ожидал меньше всего. Вот уж не предполагал, что Егор такой законопослушный гражданин! Судя по моим ощущениям, он не из тех людей, которые обременяют родное государство своими проблемами. Выходит, ошибся. Вырвавшись на свободу, Егор первым делом бросился в милицию. «Чушь», – пренебрежительно отмела интуиция мою логическую постройку. «Мне, что, не верить собственным глазам? – огрызнулся я. – Вот – две патрульные милицейские машины!» «А «Скорая» что тут делает?» – спросила интуиция.

И я поперхнулся. Действительно, что здесь делает «Скорая»? Не поторопился ли я обвинить Егора в законопослушании?

– Не жизнь, а голливудское кино, – вступил в беседу третий подошедший мужчина. – Какие-то блокпосты на дороге, патрули на пляже, какие-то девки через забор лезут в голом виде…

Мы с первым наблюдателем одновременно обернулись к подошедшему.

– Про голых девок, пожалуйста, поподробней, – попросил я с фальшивой игривостью. Подошедший мужчина осмотрел меня строгим взором и внезапно подобрел:

– Антон Николаевич! Приветствую вас!

– И я вас, – ответил я неловко. Черт, как неудобно! Все меня знают по имени-отчеству, один я, как идиот, не знаю никого!

Подошедший мужчина уловил мое замешательство и пояснил:

– Я ваш сосед. Иван Гаврилович меня зовут. Звонил вам пару раз, приглашал на чай. Только вы отказались.

– Да-да, я помню, – ответил я торопливо. – Вы простите меня, нужно было срочно сдавать книгу, поэтому я и отказался.

– Жена моя большая ваша поклонница, – вмешался в беседу мой первый собеседник. – Я, извините, не читал. Предпочитаю Чехова.

– Я вас понимаю, – ответил я серьезно. Все эти экивоки увели нас в сторону от интересующего меня вопроса, и я вернулся к прежней теме:

– Иван Гаврилович, вы что-то говорили про голых девок…

Сосед рассмеялся и погрозил мне пальцем:

– Ишь, как вас зацепило!

Я почувствовал, что у меня краснеют уши.

– Просто интересно, – ответил я холодно. – Не каждый день у нас тут через ограду голые девки перелезают.

– Давай, Гаврилыч, не томи, – поторопил безымянный мужчина. Судя по нетерпеливому выражению его лица, вопрос его интересовал не меньше, чем меня. Но несколько с другой стороны.

– Иду я с прогулки, – начал Гаврилыч свое размеренное повествование. – Набрал травы для настоек. Я настойки сам делаю, – пояснил он мне. – Аптечной дрянью не пользуюсь. Кстати, у вас с нервами все в порядке?

– А что? – спросил я ошарашенно.

Гаврилыч приложил сложенные щепоткой пальцы к губам и слегка причмокнул.

– Настоечка у меня есть, – сказал он мечтательно. – Не настоечка, а мечта поэта. На чистом сорокаградусном… Корень валерианы, мать-и-мачеха…

– Гаврилыч! – возопил безымянный мужчина.

Сосед оборвал свои фармацевтические откровения и укоризненно покачал головой.

– Сдержанней надо быть, Вася. В нашем-то возрасте!

– Да рассказывай ты, мучитель, – прошипел впечатлительный Василий.

– У тебя тоже нервы не к черту, – поставил диагноз Гаврилыч. – Дам тебе настоечку, будешь принимать перед сном.

– Я тебя сейчас придушу, – пообещал Вася очень ясным голосом.

– Ладно, ладно, – пошел на попятный Гаврилыч. – Ишь, как тебя разобрало… В общем, так: возвращаюсь я с прогулки. Набрал травки…

Вася издал полупридушенный вздох, но перебивать не посмел.

– Набрал травки, – продолжал Гаврилыч, окидывая его мстительным взглядом, – решил ее сразу разобрать и просушить. Время, конечно, позднее, только не спалось мне отчего-то.

Я хотел спросить, почему он не выпил свою настоечку, но решил, что это уведет нас далеко от темы, и не спросил.

– Сел в саду, начал перебирать, – продолжал свой неторопливый рассказ Гаврилыч. Вращающийся синий свет милицейской мигалки изредка выхватывал из мрака то его лицо, то лицо Василия, придавая происходящему какой-то жуткий мистический оттенок.

– И тут вижу: обронил где-то по дороге пучок нужной травы. Что делать? Травка очень нужная, от ревматизма…

Вася сухо кашлянул.

– Ну да, – заторопился Гаврилыч. – Не отвлекаюсь. В общем, пошел ее искать. Я перед уходом на часы посмотрел: половина двенадцатого ночи.

– А сейчас сколько? – спросил я.

Вася взглянул на запястье.

– Половина третьего, – ответил он и поторопил:

– Ну, ну!

– Иду, смотрю под ноги, – продолжал рассказ Гаврилыч. – Еще фонарик взял, чтобы под ноги светить. Ну и пес мой следом увязался. Если бы не он, я бы и внимания не обратил… Дохожу до этого дома – я мимо него с травой проходил, – пояснил он нам. – Дохожу, значит, до этого дома. Свечу фонариком под ноги, вокруг не смотрю. И вдруг мой Абрек как гавкнет!

Гаврилыч сделал паузу. Мы затаили дыхание.

– Я испугался, – откровенно признался Гаврилыч. – Думаю, неужели волк?

– А тут бывают волки? – тоже испугался я.

– Раньше были, – ответил Гаврилыч. – Лет пятнадцать – двадцать назад. Только на людей они ни разу не нападали, бродячих собак задирали.

– Гаврилыч! – мученическим тоном напомнил Вася.

– А, ну да… Так вот, я сначала немного испугался. Потом сообразил, что на волка мой Абрек сразу бы кинулся. У меня кавказская овчарка, – пояснил он мне. – Собака здоровая, сильная, на волков генетически натасканная. Чабанский пес, одним словом…

Я кивнул, не отрывая заинтересованного взгляда от лица собеседника.

– А тут он даже не залаял, а так только, рыкнул… Нет, думаю, значит, не волк.

Гаврилыч умолк и посмотрел в сторону «новорусского» дома. И тут же мы с Васей, словно намагниченные, посмотрели туда же. Но ничего нового не увидели. Перед домом по-прежнему стояли две милицейские машины с беззвучно вращающимися мигалками и белый «рафик» и красным крестом, нарисованный на боку. Движения не было.

– Так вот, – продолжал Гаврилыч, и мы одновременно повернули головы к нему. – Посветил я фонариком вокруг и вдруг вижу: с того торца…

Он кивнул головой на боковую сторону высокого забора.

– …с того торца кто-то веревку перекинул.

– Ага! – пробормотал я против воли.

– Да, – подтвердил Гаврилыч. – Веревку. Сначала я подумал, что это грабители. Отступил в кусты, чтоб им на глаза не попасться, кликнул Абрека. Взял его за ошейник, притаился.

Гаврилыч вытер двумя пальцами уголки губ.

– Сижу, не дышу. Смотрю: на заборе человек появился. И не просто человек, а женщина.

Вася затаил дыхание.

– У вас отличное зрение, – сказал я, прикинув расстояние от кустов до забора.

– Да нет, – отмахнулся рассказчик, – зрение неважное. У нее волосы были длинные, до пояса. Поэтому и признал, что женщина.

– Красивая? – жадно спросил Вася, изнемогший от ожидания.

– Красивая, – подтвердил Гаврилыч неторопливо. – Только это я потом увидел, когда она близко подошла.

Вася закатил глаза и тихо застонал. Я с удивлением посмотрел на мужика. Надо же, какой впечатлительный! Что ж он, никогда голых женщин не видел?

– В общем, спустилась она по веревке вниз, – продолжал Гаврилыч, – и сюда побежала. В кусты, значит.

– Прямиком к тебе, – игриво намекнул Вася. – Ты, надеюсь, не сплоховал?

Я снова посмотрел на него, но уже с некоторой брезгливостью. Чехова он читает, как же! Да он дальше «Плейбоя» в своем интеллектуальном развитии никогда не продвинется!

– А я не ущербный, чтоб на женщин из-за кустов бросаться, – ответил Гаврилыч с неожиданным спокойным достоинством. – Предпочитаю женщине сначала понравиться, а потом ее в постель приглашать.

Я посмотрел на мужчину с уважением. Молодец, ничего не скажешь!

Вася смутился.

– Я пошутил, – объяснил он.

– Я так и понял, – ответил рассказчик. – Так вот, подбегает она прямиком ко мне. Я удивился, думаю: неужели она нас с Абреком заметила? Включил фонарик, она вздрогнула и остановилась. А Абрек снова гавкнул, негромко так, дружески. И даже хвостом завилял, кобель несчастный.

Гаврилыч усмехнулся и покачал головой.

– Она остановилась, заслонила глаза от света. Потом руку опустила и посмотрела на меня.

Гаврилыч сделал паузу.

– Красивая, до жути, – признал он смущенно. – Волосы длинные, рыжие, до пояса, глаза зеленые, как у ведьмы. Я даже остолбенел от удивления.

– И голая, – подсказал Вася.

– И голая, – согласился Гаврилыч. – Только я это не сразу заметил.

– Почему? – удивился Вася.

– Говорю же, красивая, – ответил Гаврилыч. – От лица взгляда не оторвать. Постояла она так секунду, потом усмехнулась и палец к губам приложила…

Гаврилыч повторил жест женщины.

– Постояла немного, развернулась и пошла через кусты к пляжу. Тут я заметил, что она…

Гаврилыч кашлянул.

– Ну, без одежды, – пояснил он смущенно.

Вася снова закатил глаза.

– А по дороге она Абрека по голове потрепала. Небрежно так, мимоходом…

И Гаврилыч посмотрел на нас, выразительно расширив глаза.

– Представляете? Взяла и потрепала чужого пса!

– Ну, и что в этом такого? – не понял я.

– Абрек мой не любит, когда его чужие руки трогают, – пояснил Гаврилыч. – Даже укусить нахала может.

– Укусил? – спросил я.

– То-то и оно, что нет. Даже хвостом завилял, кобелина немытый!

Я тихо рассмеялся.

– Вот вы смеетесь, – укорил меня рассказчик, – а я думаю, что с этой девицей что-то нечисто. Ведьма, самая натуральная. Не могут чужие до Абрека безнаказанно дотрагиваться!

– Да нет, – возразил я неохотно. – Она не ведьма. Просто у женщин есть какое-то особое свойство общаться с животными. Истории известны случаи, когда женщин не трогали даже опасные хищники.

– Да? – поразился Василий.

– Да, – подтвердил я. – Женщины ближе к природе, чем мужчины. Так что, никакая она не ведьма, да и Абрек ваш самый нормальный пес. Если бы женщина попыталась на вас напасть, он бы сам на нее бросился. Но она ничего такого делать не собиралась, и пес это почувствовал. Отсюда и его лояльность.

– Даже заскулил, мерзавец, – недовольно пожаловался Гаврилыч. – Когда она отошла на приличное расстояние.

– А куда она потом пошла? – спросил я жадно.

– Говорю же, в сторону пляжа. Там темно, ничего не разглядишь…

– Понятно, – сказал я и задумался.

Что ж, если сопоставить два и два, получится, что Егор со своими проблемами решил разобраться без помощи нашего государства. Что-то мне подсказывает, что хозяин «новорусского» теремочка пребывает сейчас в ожидании своего последнего суда. И безо всякой надежды на адвокатов.

Словно подтверждая мои мысли, ворота широко распахнулись. Мимо нас проплыла каталка с каким-то длинным свертком, наглухо застегнутым «молнией». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: повезли покойника. Мы проводили каталку зачарованным взглядом.

– Ничего себе, – выдохнул Василий.

А я подумал, что не хотел бы повстречаться с этой рыжеволосой красоткой ни в каком виде: ни в голом, ни в одетом.

По-моему, эти встречи плохо сказываются на мужском здоровье.

– Ты должен все рассказать милиции, – сказал Гаврилычу законопослушный Василий.

– Спросят – расскажу, – спокойно ответил тот. – А сам не пойду.

– Почему?

– Мне этот тип не правился, – сказал Гаврилыч, кивнув на каталку, которую запихивали в «Скорую». – Он меня два раза грязью обрызгал, когда мимо проезжал. И на морде его раскормленной было написано, что все мы для него грязь под колесами. Так что, мне его не жалко.

Гаврилыч подумал и застенчиво добавил:

– А девица мне понравилась. Красивая такая… Жалко будет, если поймают.

«Не поймают, – подумал я. – Если эта девица как-то связана с той историей, о которой я думаю, то ее никогда, и никто не поймает». И еще я подумал, что у наших граждан своеобразное представление о справедливости и гражданском долге.

Мы разошлись по домам примерно минут через десять. Покойника увезли, ничего нового и интересного происходящее не обещало.

– Да, вот это жизнь, – сказал впечатлительный Вася, от которого я не смог избавиться по дороге домой. – Прямо как в романе.

Я промолчал.

– Почитать хочется что-то подобное, – не отставал Вася. – Антон Николаевич! Посоветуйте, что мне почитать?

– Почитайте рассказы Бунина, – ответил я, не успев подумать.

– Интересные?

Я вспомнил эротическую направленность некоторых из них и ответил:

– Вам понравится. Вы же любитель классики.

– Ну, да, – согласился Виталий, но без всякого энтузиазма.

Я вошел в свой двор, пресек попытки Василия напроситься в гости и запер ворота. Пошел не в спальню, а на кухню. Включил электрочайник, уселся за стол и растер виски.

Да, Егор времени даром не теряет. Конечно, не гарантия, что смерть хозяина теремочка как-то связана с моим недавним гостем, но отчего-то я уверен, что это так. И еще я уверен, что блокпост на дороге прекратил свое существование.

Я вспомнил желторотого Виталика, которому вчера подписал книжку, и поежился. Жалко парня. Не успел он заматереть, как твердолобый Сеня. Еще мог бы нормальным человеком стать.

Чайник отключился. Я встал и бросил в чашку пакетик заварки. Залил его кипятком и вернулся на место.

Спать не хотелось. Поэтому я допил чай, пошел в кабинет и включил компьютер. Вообще-то, ночью мне работается плохо, я типичный «жаворонок». Но сегодня что-то сместилось в моем мироощущении, и часа полтора я увлеченно стучал по клавиатуре. Написал еще десяток страниц, вырубил машину. Откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Ночная темнота разбавилась небольшой порцией света и стала не такой непроглядной. Я взглянул на часы. Половина шестого.

Я потянулся, вылез из-за стола и отправился в спальню. Поработал я славно, сегодняшний день можно посвятить изучению дневника прадеда. Мысль не вдохновила, и я зябко передернул плечами. «В конце концов, это твой предок, – укорил меня внутренний голос. – Мог бы проявить к нему больше интереса».

Я не встал вступать в полемику. Добрался до спальни, быстро разделся, улегся в кровать. Накрылся пледом и мгновенно провалился в сон.

Безо всякой «настоечки».

Проснулся я довольно поздно: в одиннадцать.

Немного повалялся в постели, но быстро соскучился по нормальной трудовой жизни. Поднялся, залез под душ, привел себя в порядок и оделся.

Насвистывая под нос что-то попсовое, спустился на кухню. Долил воду в чайник, включил подогрев. Открыл дверцу холодильника и внимательно оглядел его содержимое. Так, рыба мне уже надоела. Ограничусь стандартным набором холостяка: бутербродами с ветчиной и сыром.

Я нарезал ветчину сочными аппетитными ломтями, добавил на тарелку несколько кусочков мягкой ломающейся брынзы. Вымыл пару огурцов с помидорами, порезал хлеб. Уселся за стол и окинул яства удовлетворенным взглядом. Хорошо!

Но не успел я насладиться предвкушением спокойного завтрака, как в ворота кто-то требовательно постучал. Я вернул на тарелку ломтик ветчины и замер. Может, померещилось? Глюки на почве вчерашних происшествий? Или это милиция начала свой обязательный обход?

Тут в ворота постучали еще раз. Постучали властно, по-хозяйски.

– Черт бы вас всех побрал, – сказал я вслух. Чайник отключился, но времени на чаепитие у меня не осталось. Я вылез из-за стола и направился к воротам. Перед тем как открыть, посмотрел в глазок. Так я и думал.

Я повернул ключ в замке и приоткрыл створку.

– Здрасти, – сказал неприветливый человек в милицейской форме.

– Добрый день, – ответил я настороженно. – Чему обязан?

Из-за плеча милиционера высунулась усатая физиономия нашего участкового.

– Здрасти, Антон Николаевич!

– Здравствуйте, – ответил я чуть приветливей. Но ворота все равно не распахнул. Откровенничать с представителями закона я не собираюсь. Еще не выжил из ума.

– Можно войти? – спросил незнакомый милиционер.

– Я работаю, – ответил я сухо. – Если хотите о чем-то меня спросить – спрашивайте здесь.

Милиционер недовольно поджал губы и оглянулся на участкового.

– Антон Николаевич – известный писатель, – поторопился тот с объяснениями.

– Вот именно, – подтвердил я. – И мне нужно срочно сдавать книгу. Прошу вас, не задерживайте меня. Времени в обрез.

Незнакомый милиционер посмотрел на меня с некоторым интересом.

– Писатель? А как ваша фамилия?

– Петербургский, – ответил я нетерпеливо. – Прошу вас, спрашивайте, что хотели.

Милиционер снял фуражку и вытер потную лысину. Ему было жарко стоять на солнцепеке, но я не сжалился, и в дом не пригласил.

– Вы знакомы с Константином Горелым? – спросил он.

– Горелым? – удивился я. – Это что, кличка?

– Это фамилия, – ответил участковый. – Сосед ваш через улицу.

– Нет, – ответил я. – Я ближайших соседей не знаю, не то, что через улицу. А что с ним?

– Вы вчера ночью не выходили из дома? – продолжал незнакомый милиционер, не отвечая на мой вопрос.

– Выходил, – ответил я.

– Во сколько? – оживился представитель закона.

– Кажется, в половине третьего. Услышал звук милицейской сирены, вышел посмотреть, что происходит.

– А-а-а, – протянул уныло собеседник. – А раньше не выходили?

– Нет, – ответил я твердо. – Я приехал на дачу позавчера, примерно в восемь вечера и никуда из дома не отлучался. Работал.

– Понятно, – пробормотал милиционер. Вздохнул, еще раз промокнул платком лысину под фуражкой и отошел от моих ворот.

«Даже не попрощался», – подумал я неприязненно. И вполголоса спросил у участкового:

– Что случилось, Николай Сергеевич?

– Соседа вашего убили, – шепотом поделился со мной участковый, не спуская глаз с приезжего начальства. Незнакомый милиционер неторопливо вышагивал к соседней калитке и на нас пока внимания не обращал.

– Да что вы?! Разборки, конкуренты?

– А бог его знает, – ответил участковый. – Наверное, не без конкурентов. Только отравила его какая-то девка.

– Девка?

– Ну, да! Снял он вчера вечером проститутку в ресторане, привез на дачу. Она ему что-то в водку сыпанула и испарилась. Представляете, голая через забор перелезла!

– Ничего себе! – поддержал я собеседника.

– Да! Не баба, а Терминатор, прости господи… Чует мое сердце, никакая она не проститутка…

Тут незнакомый милиционер обернулся и недовольно качнул головой. Николай Сергеевич тут же умолк, отодвинулся от меня и торопливой рысью побежал к начальству.

Я закрыл ворота и задумчиво почесал нос. Да. Не зря мне показалось, что к Егору эта ночная история имеет самое прямое отношение. Девица даже уходила через пляж. Интересно как? На лодке? Вряд ли, второй раз такой трюк не повторяют. Значит, придумали что-то новенькое. Интересно что?

Я вернулся на кухню, снова включил чайник и сделал себе несколько аппетитных бутербродов.

Но такой уж сегодня был несчастливый день. Боги судили мне остаться без завтрака, и не успел я поднести ко рту хлеб с толстым ломтем ветчины, намазанной горчицей, как в ворота постучали снова.

– Твою мать! – выругался я вслух и отложил бутерброд.

Выскочил из-за стола, побежал через сад. Кто бы это ни был, он сильно пожалеет, что постучал в мою дверь!

Не заглядывая в глазок, я быстро отпер замок, распахнул ворота, выскочил наружу, и уже раскрыл было рот…

– Привет, – сказал Егор.

– Привет, – ответил я.

Ноги мои слегка подкосились, и я прислонился спиной к раскаленной створке. Вот и свиделись.

На этот раз Егор прибыл не один. За его спиной стояли два типа в одинаковых темных брюках и светлых рубашках. На носу у них были непроницаемо-черные очки, и от этого типы казались похожими на бесстрастных роботообразных героев «Матрицы». А на дороге стоял тяжелый черный «Мерседес» с тонированными стеклами. «Наверное, бронированный», – машинально подумал я.

Егор на таком тяжеловесном фоне выглядел несерьезно, как одуванчик, несмотря на свой баскетбольный рост. Сегодня он был одет в легкие хлопчатобумажные брюки и такую же легкую светлую рубашку, не стеснявшую движений. Плечо аккуратно забинтовано, левая рука лежит на удобной перевязи.

– Тут у нас милицейский обход, – сказал я довольно глупо.

– Да что ты? – искренне удивился Егор. – Какие-то проблемы?

Я опомнился и оторвался от горячих ворот. Открыл их пошире и пригласил:

– Заходите.

Егор обернулся, махнул рукой шоферу, которого я не видел. Машина плавно тронулась с места, вползла во двор и деликатно приткнулась у самого края асфальтового пятачка. Следом вошли мы.

– Здесь останьтесь, – велел Егор, и персонажи «Матрицы» послушно остановились.

– А мы в дом, – сказал Егор. И с улыбкой спросил:

– Пустишь?

Я засмеялся. Интересно, есть на свете человек, способный не пустить Егора туда, куда ему хочется войти?

Мы вошли в дом, и я сразу же повел гостя на кухню.

– Ты завтракаешь? – спросил Егор.

– Пытаюсь, – ответил я.

Егор бесшумно рассмеялся и уселся на диванчик напротив меня.

– Не отвлекайся, ешь, – сказал он. – Я ненадолго. Хотел проведать.

– Тебе налить? – спросил я, указывая на чайник.

– Нет, чай не хочу. Есть холодная вода?

– Есть, – ответил я и развернулся к холодильнику.

– Сиди, сиди, – успокоил меня Егор и встал с дивана. – Сам справлюсь. Ничего, если я немного похозяйничаю?

– Будь как дома, – ответил я и набросился на бутерброды.

Минут пять на кухне царила тишина. Я торопливо поглощал ветчину и брынзу, Егор маленькими глотками пил минералку без газа. Теперь он уселся не на диван, а на подоконник, согнул в колене длинную сильную ногу. Прислонился к оконному проему, поглядывал насмешливыми черными глазами то во двор, на телохранителей, то на меня. Пират. Настоящий пират.

– Может, вынести им воды? – спросил я, имея в виду персонажей «Матрицы».

– Нет.