Текст книги "Дневник его любовницы, или Дети лета"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Она, – сказал незнакомец совершенно спокойно. – Подними спицу немного вверх и начинай выковыривать пулю. Только осторожно! Прощупай верхнюю границу, чтобы сильно не расковырять…

«Это мне снится, – продолжал я заклинание. – Это не может быть правдой. Это слишком страшно, чтобы быть правдой. Сейчас я проснусь, и все закончится».

Я медленно опустил кисть правой руки. При этом конец спицы, находившийся в ране, приподнялся вверх. Я начал осторожно прощупывать края пули.

– Ты прямо врачом родился, – похвалил меня незнакомец. – Вообще никакой боли.

Но я видел, что из нижней губы, которую он прикусил, просочилась капелька крови.

Спица нашла верхнюю точку пули. Я осторожно продвинул острый конец поглубже, чтобы захватить край свинцового кусочка.

– А крючком твоя жена не вяжет? – спросил незнакомец.

Я медленно покачал головой, стараясь не упустить достигнутый результат.

– Жаль, – сказал раненый философски. – Крючком было бы легче.

– Будь другом, заткнись, – попросил я сквозь зубы.

Мои нервы, натянутые, как струна, готовы были лопнуть в любой момент. Мне хотелось одновременно хохотать и плакать. Я понимал, что это истерика, и стискивал зубы, изо всех сил подавляя отвратительные рефлексы.

«Позже, – уговаривал я себя. – Немного позже. Досмотрю этот сон, упаду на пол и начну биться в судорогах. Через пять минут. Раньше нельзя».

Спица зацепила пулю, и я подтолкнул ее к себе. Это просто косточка в вишне. Нужно вытащить ее наружу, и все будет хорошо.

Кусочек свинца поддался, переместился на несколько миллиметров ближе к пулевому отверстию. Я снова просунул спицу чуть глубже, за верхний край пули. Нужно захватить ее плотнее.

Незнакомец скрипнул зубами.

Я понимал, что расковыриваю рану, но по-другому у меня не получалось. В нашем полевом госпитале ощущалась острая нехватка медицинского оборудования. Ольга, к сожалению, не умеет вязать крючком. А зря. Действовать крючком было бы гораздо удобней, как справедливо заметил мой первый и, надеюсь, последний пациент.

Через десять минут все было кончено. А может, не через десять минут. Может, через час. Во всяком случае, когда окровавленный огрызок железа с тихим стуком упал из раны на пол, я машинально посмотрел на часы. Они сообщали, что с начала операции прошло десять минут. Но я им не поверил. Промокнул края раны ватным тампоном, смоченным виски. Выронил окровавленную спицу, схватил бутылку «Голден Лейбл» и сделал жадный глоток прямо из горла. Едкая жидкость обожгла пищевод. Я закашлялся, шмякнул бутылку на пол, вытер губы и хрипло сказал:

– Операция окончена.

Незнакомец не ответил. Я наклонился к нему, увидел белое лицо с прокушенной нижней губой и закрытыми глазами. Незнакомец пребывал в глубоком обмороке.

– Наконец-то, – проворчал я мрачно. – Давно пора…

Еще немного – и я бы поверил в существование сверхчеловека.

Я сидел на полу.

В одной руке я держал бутылку виски, а во второй стерильную неиспользованную спицу. Интересно, зачем я ее взял? Не помню. Состояние мое было таким блаженным, что я немного встревожился за целостность своего рассудка: не слишком ли ему сегодня досталось?

– Не боись, прорвемся, – сказал рассудок, уже изрядно раскисший от алкогольных паров.

– Уверен? – уточнил я.

– На все сто! – бойко заверил рассудок.

Я поставил бутылку на пол, вернул ненужную спицу на разложенный стерильный бинт. Сгорбился и посидел в такой позе еще минуту.

Господи, как же хорошо ни о чем не думать!

«А если он умрет от заражения крови?» – испуганно шепнул нехороший внутренний голос. Провокатор, так сказать.

– Я сделал все, что мог, – ответил я вслух очень твердо.

И внутренний голос не нашел, что мне возразить. Значит, и правда сделал.

Я посмотрел на незнакомца. Тот по-прежнему пребывал в нездешних широтах, но я за него не беспокоился. Судя по всему, душа у него не просто приколочена, а приварена к телу с помощью последних космических технологий. И выколотить ее оттуда вряд ли кому-то удастся.

Даже хорошо, что он в обмороке. Боль его терзает нешуточная, так что, лучше о ней на время забыть.

– Нужно перевязать рану, – сказал я себе вслух.

Виски сделало свое предательское дело: сознание стало утрачивать прежнюю ясность. Поэтому задания приходилось формулировать вслух. Для лучшего восприятия.

Я достал из аптечки все необходимое для перевязки, разложил поверх развернутого стерильного бинта. Сморщился, припоминая армейские уроки оказания первой помощи раненому.

Тампон. Сначала нужно наложить тампон.

Я взял несколько ватных шариков, перемотал их стерильным бинтом. Получился самопальный, но вполне удобоваримый тампон. Еще раз протер рану незнакомца ваткой, смоченной в виски, прижал тампон к пулевому отверстию.

Честно говоря, особой необходимости в этом уже не было: всю кровь, которую незнакомец мог потерять, он уже потерял. Но, как было сказано, я должен был сделать все, что мог. Поэтому повязку я складывал очень тщательно. Так тщательно, словно сдавал экзамен. И скажу, не хвастая: такая отличная перевязка мне в армии никогда не удавалась.

Закончив, я посмотрел в лицо непрошеному гостю еще раз. Незнакомец по-прежнему был без сознания.

– Рад за тебя, – сказал я.

Поднялся на ноги, прошелся по подвалу, отобрал все необходимое для того, чтобы устроить раненого поудобней. Перетащить его в дом мне сейчас не удастся. Значит, придется оставить гостя на месте. Ничего страшного! В подвале имеется все необходимое!

Я подтащил поближе к незнакомцу старый, но все еще приличный матрас. Нашел совершенно новую подушку, которую когда-то купила Ольга. Подушка была набита не то синтепоном, не то какой-то другой дрянью… Неважно. Спать на ней я не мог и сослал подушку в подвал. А теперь она очень даже пригодилась.

Я еще раз похвалил себя за мудрую привычку никогда ничего не выбрасывать. Соорудил незнакомцу роскошное ложе, правда, без постельного белья. Как я уже говорил, я ни на минуту не забывал, что за домом могут следить. Как? Понятия не имею! Но если Сеня со своими коллегами увидит, что я тащу из дома в подвал комплект чистого постельного белья, то они смогут сделать однозначный вывод без всяких подсказок со стороны: в подвале кто-то есть. Вполне вероятно, что они захотят проверить, кто именно тут поселился. Так что незнакомцу пока придется обойтись без благ цивилизации. Впрочем, думается мне, что обойтись без благ цивилизации он сможет, не особо напрягаясь.

Я еще раз взбил подушку, которая не гнулась и не деформировалась под ударами, повернулся к раненому и посмотрел на него.

Жесткое лицо. Я бы даже сказал, некрасивое лицо. Но что-то мне подсказывает, что дамам оно нравится до печеночных колик. От незнакомца исходят уверенные волны настоящей, неподдельной мужественности. Редкие волны в наше голубовато-розовое время. Нос раненого был перебит, видимо, еще в детстве. Но в этой горбоносости тоже есть определенный шарм. Если одеть незнакомца в кружевную рубашку с широкими рукавами, подпоясать атласным шарфом, обуть в ботфорты, нацепить на голову разноцветный платок, а в ухо продеть круглую тяжелую серьгу, то он будет смотреться неотразимей любого победителя конкурса красоты среди мужчин. Пират. Самый настоящий пират. Вкрадчивый, жесткий, удачливый, терпеливый к боли, презирающий сантименты… А еще мне почему-то кажется, что он отличный и умелый любовник.

«Что ж, повезет какой-то даме, – подумал я философски. – Или уже повезло… Неважно».

Я просунул руки под колени незнакомца и постарался осторожно обхватить его спину. Приподнял тело с пола, и чуть не свалился вместе со своей ношей. Тяжеленький, однако! С трудом удержался на ногах, по возможности аккуратно опустил незнакомца на матрац.

Тот не отреагировал на перемещение. Брови страдальчески сведены, между ними пролегла глубокая хмурая морщина, белая нижняя губа прикушена острыми хищными зубами.

– Прости, – сказал я. – Все, что могу…

Незнакомец не пошевелился. Что ж, возможно, так оно и нужно. В конце концов, человек потерял столько крови, перенес такую боль, что имеет право немного поваляться без памяти!

Я вышел из подвала и запер за собой дверь. Окинул пытливым взглядом свой обширный дачный участок.

Пусто.

Над ухом по-прежнему надрывались два радиоприемника. Я поморщился, пошел к старой яблоне и выключил магнитолу, стоявшую на скамейке. Стало немного тише, но окончательного душевного комфорта я достиг тогда, когда заткнул рот второму приемнику, работавшему в доме.

Пришла тишина, а вместе с ней на душу снизошло вдохновение.

Я достал мобильник и набрал номер своего старого приятеля.

С Глебом мы когда-то жили в одной квартире и учились в одном классе. Дружим еще с детских лет, хотя после школы наши пути-дороги разошлись. Я уехал в Питер, Глеб поступил в медучилище. Закончил его с красным дипломом, но в мединститут отчего-то не пошел. А вместо этого поступил на филологический факультет городского университета.

Сейчас он преподает в университете романскую литературу, и является моим самым строгим и самым справедливым критиком. Видимся мы нечасто, но Глебу я доверяю целиком и полностью. Пожалуй, он единственный человек, которого я могу назвать своим другом.

Глеб ответил мне не сразу.

– Привет, старик! Извини, никак не мог телефон найти.

– Здорово, – ответил я с облегчением. Глеб страшный неряха, его мобильник вечно заблокирован из-за того, что он забыл оплатить дополнительное время.

– Ты где? – спросил Глеб.

– На даче. А ты?

– А я в Городе.

– На природу не хочешь выехать? – спросил я.

– Старик!

Голос Глеба стал огорченным.

– С восторгом! Но у меня сессия…

Я тихо ругнулся в сторону. Совсем забыл, что июнь в университете горячая пора.

– Когда у тебя ближайший экзамен? – спросил я.

Глеб что-то мысленно прикинул.

– Через два дня.

– Можешь приехать ко мне? – спросил я.

– Когда? – не понял Глеб. – После экзамена?

– Нет. Прямо сейчас.

Несколько секунд он обдумывал приглашение. Очевидно, люди, общающиеся много лет, обладают способностью улавливать флюиды собеседника в телефонной трубке, потому что Глеб спросил:

– Это срочно, да?

– Да, – ответил я твердо.

– Ага, – пробормотал мой приятель.

Подумал еще одну минуту и оповестил:

– Приеду через час. Раньше не получится. Продержишься?

– Постараюсь, – ответил я, чувствуя, как с плеч обрушилась каменная глыба. – Глеб!

– Ау! – откликнулся приятель.

– Есть просьба.

– Валяй.

Я взялся рукой за лоб. Главное, ничего не упустить.

– Ты помнишь что-нибудь из своего медицинского прошлого? – спросил я негромко.

Глеб насторожился.

– Ну?..

– Не нукай, а слушай внимательно! Рану перевязать сможешь?

– Какую? – спросил Глеб очень деловито.

– Огнестрельную…

Он судорожно выдохнул воздух:

– Тошка, ты в порядке?

– Я – да, – ответил я, сделав акцент на местоимении.

– Ага! – сообразил Глеб.

– Сможешь или нет?

– Рана сквозная?

– Нет. Но пулю я уже сам вынул, – поторопился уточнить я.

Глеб снова судорожно вздохнул.

– Ты вынул пу…

Он невольно закашлялся.

– Вынул, – подтвердил я нетерпеливо. – Я боюсь другого. Понимаешь, человек потерял много крови. И еще боюсь заражения. Ты можешь что-то сделать в амбулаторных условиях?

– Я посмотрю.

– Отлично.

Я с облегчением перевел дух.

– И еще.

– Да?

Я почесал кончик носа.

– Глеб, мне нужно, чтобы ты привез с собой пару человек.

– Что?..

– Нет-нет, – успокоил я приятеля. – Никакой круговой обороны нам занимать не придется! Просто будет лучше, если в доме будет много народу. Гарантия спокойствия.

Глеб молчал. Я понимал, какие чувства обуревают приятеля, поэтому поторопился добавить:

– Ничего опасного! Гости отдохнут, шашлыки пожарят, пива напьются…

– В общем, пикник на обочине, – подвел итог Глеб.

– Что-то вроде того, – согласился я.

Глеб помолчал.

– Пару человек я найду, – сказал я неохотно. – Не гарантирую, что они тебе приглянутся.

– Вези кого угодно! – ответил я.

– Ладно.

– Да, еще…

Глеб застонал.

– Ничего сложного! – заторопился я с объяснениями. – Нужно по дороге заехать в магазин и купить продукты для гостей. У меня на всех не хватит.

– Ладно.

– Не забудь пиво!

– Ладно.

– Ящик, не меньше!

– Понял! – рявкнул Глеб и разъединился.

– Вот и славненько, – договорил я, обращаясь в пространство. Сложил аппарат и сунул его в карман джинсов. На душе стало значительно легче.

Через час ко мне приедет подмога. Всего через час. Как это говорилось в популярной красноармейской сказке: «Нам бы день простоять, да ночь продержаться…» А от меня такого подвига не требуется. Нужно продержаться час, не больше. Через час раненого осмотрит врач, пускай не с высшим образованием, но все же профессионал, в отличие от меня. А еще по дачному участку будут шляться двое мужчин, пьющих пиво и жрущих шашлыки. Это хорошо. Это именно то, что нужно. «Антураж» называется.

Сеня с бойцами на дачу не сунутся, если увидят, что у меня здесь филиал вавилонского столпотворения. Значит, пару дней я могу выиграть.

А что потом?

Вопрос поставил в тупик, но я сердито потряс головой и отогнал ненужные мысли. Разобраться бы с ближайшими проблемами, а дальше видно будет.

Я послонялся по участку, ни на мгновение не забывая, что за мной могут наблюдать. Пару раз зашел в дом, посмеялся из окон разным хохотом, имитируя присутствие нескольких человек. Никогда не подозревал у себя таких способностей к перевоплощению. Попробовал включить компьютер и поработать, но, как вы сами понимаете, поработать не удалось.

«Прощения просим», – язвительно сказал мой несчастный мозг, измученный событиями последнего часа. И отключился. Я вырубил машину и снова немного побродил по участку. Несколько раз подходил к воротам, заглядывал в глазок, проверял обстановку.

Чисто, как говорят разведчики.

Пару раз заходил в подвал, чтобы посмотреть, как себя чувствует раненый. Раненый пребывал в обмороке и о своем состоянии сообщить ничего не мог.

Час разлился, как расплавленная резина, как сибирская река, не имеющая берегов в половодье. Но всему на свете приходит конец, и, когда снаружи раздался короткий требовательный автомобильный сигнал, я чуть не скончался от счастья. Бросился к воротам, дрожащими руками отпер замок, выдернул его из ушек засова, распахнул чугунную створку.

Напротив меня стояла подержанная «ауди» Глеба.

– Прошу, – сказал я радостно и посторонился.

Свою собственную «ниву» я отогнал в сторону гораздо раньше, когда искал, чем себя занять.

Глеб въехал во двор, припарковал машину рядом с моим мустангом. Вышел из салона, хлопнул дверцей и хмуро спросил:

– Ты в порядке?

– В полном! – заверил я. – А ты?

– Я тоже.

– Гостей привез?

– Привез двух двоечников, – ответил Глеб. – Сказал, что глаз с них не спущу до экзамена. Будут здесь готовиться. Под моим присмотром.

– Ты гений! – признал я с чувством и оглянулся назад. В машине чинно сидели двое молодых людей студенческой наружности.

– Блеск! – повторил я.

Глеб досадливо отмахнулся.

– Ты мне вот что скажи, – потребовал он. – Опасно им тут находиться или нет? Одно дело мы с тобой, другое дело сопляки двадцатилетние. Я их на совести иметь не желаю…

– Все нормально, – оборвал я приятеля. – Неужели я сам не понимаю?..

Глеб посверлил меня испытующим взором. Я выдержал его взгляд и приятель смягчился:

– Ладно.

Повернулся к машине, громко позвал:

– Салаги! Выгружайтесь!

Из салона робко вылезли двое юношей.

– Сюда идите, – продолжал командовать Глеб. – Знакомься, Антон, это мои хроники. В смысле, хронические двоечники.

– Очень приятно, – сказал я вежливо.

– Нам тоже, – рискнул раскрыть рот один из прибывших.

– Цыц! – рявкнул Глеб. – Молчать, когда старшие разговаривают! Я вас сюда привез для того, чтобы вы занимались, а не рассуждали о жизни! Понятно?!

– Понятно, – хором ответили несчастные.

– Выгружайте продукты, – продолжал командовать Глеб. – Антон, покажи им, где холодильник.

– Ребята, вы голодные? – спросил я испуганным полушепотом. Честно говоря, никогда не видел, как Глеб общается со своими студентами, и ощутил некоторую дрожь в коленях.

– Голодные, – шепотом признал один юноша.

– О чем шепчемся? – спросил Глеб подозрительно.

– Все в порядке, – ответил я и позвал:

– Ребята, за мной.

Через полчаса гости освоились в доме окончательно. Я показал им, где находится холодильник, кастрюли-сковородки и столовые приборы.

– У нас самообслуживание, – сказал я бодро. – Сами-то себя прокормите? Готовить умеете?

– Прокормим! – хором заверили меня хроники. – В общаге и не тому научишься!

Затем я показал гостям комнату, в которой им предстояло ночевать. Выдал чистое постельное белье, объяснил, как обращаться с душевой кабиной.

Провел по дому, показал библиотеку.

– Книги можно брать любые, – сказал я. – Но обращаться с ними прошу аккуратно. Чтобы никаких жирных пятен или чего-то подобного…

– Поняли! – деловито ответил один хроник. Второй только хлопал глазами, с тихой завистью озирая мой фамильный особняк.

– Компьютер прошу не трогать, – сказал я строго.

– Поняли, – снова сказал первый хроник. А второй пришел в себя и завистливо протянул:

– Лю-ю-укс!..

– В общем, делайте, что хотите, только нам не мешайте, – подвел я черту и рванул к Глебу. Тот стоял возле машины и курил.

– Ты чего такой дерганый? – спросил я.

Он помахал ладонью перед носом, разгоняя дым.

– Ты знаешь, что все машины, идущие из поселка, обыскивают? – спросил Глеб в свою очередь.

– Та-ак, – протянул я и присел на горячий капот «Ауди». – Откуда знаешь?

Глеб пожал плечами:

– Видел. Сюда пускают беспрепятственно, а отсюда…

Он не договорил и снова пожал плечами.

– А кто обыскивает? – спросил я. – Милиция?

Глеб покачал головой.

– Какие-то парни криминального вида.

– Понятно, – резюмировал я уныло.

Вот и накрылась моя мечта отправить незнакомца в город вместе с Глебом и его хрониками!

– Что тут произошло? – тихо спросил Глеб, не спускавший с меня глаз.

– Сам не знаю, – ответил я так же тихо.

– Но ты вляпался?..

– Похоже, да.

– Рассказывай, – велел Глеб.

Я осмотрелся. Хроники, по всей видимости, колдовали на кухне, потому что из окон в нашу сторону потянуло неотразимым запахом картошки-фри. Отлично. Не будут путаться под ногами.

– Пошли, – сказал я коротко. – Лучше один раз увидеть…

Оторвался от машины и двинулся к подвалу. Глеб на мгновение замешкался. Я увидел, как он открыл заднюю дверцу и достал из салона чемоданчик, похожий на тот, в котором обычно лежат всякие столярные инструменты.

– Молодец, что не забыл, – сказал я искренне.

Глеб в очередной раз пожал плечами, не дав себе труда ответить на такую глупость. Я отпер дверь подвала, вошел в прохладный сумрак. За моим плечом сопел Глеб. Я прикрыл дверь подвала, на всякий случай повернул ключ в замке и пошарил выключатель. Вспыхнули яркие верхние лампы, осветили матрац с лежавшим на нем человеком. Я повернулся к Глебу, молча указал рукой на незнакомца.

– Что это? – спросил приятель без малейшего удивления.

Не знаю, какой реакции я ждал, но уж точно, не такого пофигизма. Поэтому я даже немного разозлился.

– Новогодняя елка! – ответил я с напором.

– Не кипятись, – призвал Глеб хладнокровно. – Я вижу, что раненый.

– Слава богу!

– Я не так спросил. Я хотел сказать, кто это?

Я вздохнул и снова посмотрел на незнакомца. Тот оставался в глубоком обмороке.

– Понятия не имею, – ответил я честно. И попросил:

– Осмотри его!

Глеб без дальнейших расспросов отодвинул меня в сторону. Сбежал по ступенькам, подошел к импровизированной постели, опустился на колени и раскрыл чемодан. Покопался внутри, достал упаковку одноразовых стерильных перчаток. Прежде, чем надеть их, тщательно протер руки какими-то дезинфицирующими салфетками.

– Класс! – сказал я восхищенно.

Глеб начал разматывать бинт на плече незнакомца.

– Сам перевязывал? – спросил он, оборачиваясь.

– Сам.

– Молодец, – скупо похвалил приятель.

Размотал бинты, осторожно оторвал самодельный тампон и склонился над раной.

Я в волнении зашагал по подвалу взад-вперед. Только бы не заражение, только бы не заражение!..

Глеб быстро сориентировался в ситуации. Достал из чемоданчика пару пластмассовых ампул, прочитал названия. Посмотрел на незнакомца, пробормотал что-то себе под нос и отправил одну ампулу назад. Разорвал бумажную упаковку одноразового шприца, воткнул его в оставшуюся ампулу, быстро вытянул ее содержимое. Наклонился над незнакомцем.

Я отвернулся. С детства ненавижу уколы. Вообще боюсь колющих и режущих предметов. Когда-то я уронил большие ножницы, они упали острием вниз и пригвоздили к полу мою стопу. До сих пор помню, как я стоял, глядя на покачивающиеся кольца, торчащие из моей ноги. Боли не было. Ничего не было. Был только один шок. Отец выдернул ножницы, и я свалился без сознания. Вот с тех пор я и не могу видеть ни ножниц, ни шприцев, ни ножей с острым концом. Кажется, это называется фобией.

Глеб бросил в чемоданчик шприц с остатками лекарства, содрал с рук перчатки.

– Все, – сказал он, поднимаясь с колен. – Больше ничем не могу помочь.

– Как он? – спросил я с тревогой.

Глеб оглянулся через плечо.

– Потерял много крови.

– Это я и без тебя знаю. Заражения нет?

– Понятия не имею, – ответил Глеб хладнокровно.

Я оторопел.

– Как это?..

– А так это! Как проверить? Здесь тебе не институт Склифосовского! Температура у парня повешенная, но это, скорее всего, следствие ранения. Кстати, вы что, виски пили?

Глеб указал на бутылку «Голден Лейбла», забытую мной на полу.

– Пили, – признался я стыдливо. И тут же пошел в наступление:

– А ты как думал? Безо всякого обезболивающего у человека из плеча пулю выковырять!.. Легко?

– Ты молодец, – сказал Глеб спокойно, и я моментально остыл. – Мало кто может справиться с такой задачей. Тем более вот так, без подготовки, в полевых условиях…

Он еще раз оглянулся на раненого.

– В любом случае, я тебе так скажу, – продолжал приятель. – Даже если есть заражение, то сделать уже ничего нельзя.

Он посверлил меня взглядом и веско добавил:

– Поздно. Так что, молись. Это все, что тебе остается.

– А укол? – залепетал я.

Глеб досадливо отмахнулся.

– Антон, о чем ты говоришь?! Он ранен часа три назад, не меньше! Скорее всего, даже больше! Потерял много крови, пулю выковыривали спицей…

Приятель поддел носком ботинка окровавленную металлическую иглу, валявшуюся под ногами.

– Пил виски, уж не знаю в каком количестве…

– Три стопки, – подсказал я машинально.

Глеб закатил глаза.

– Офигеть можно! Да он от одной загнуться мог!

– Но не загнулся же, – возразил я.

– Вот именно!

Глеб поднял вверх указательный палец и повторил:

– Вот именно! Если не загнулся раньше, будем надеяться, что не загнется и сейчас.

– А укол? – повторил я. – Ты ведь сделал ему укол?..

Глеб махнул ладонью.

– Фигня, – сказал он. – Слабенькое снотворное. Антисептик колоть поздно. Его в первые сорок минут вводят. Есть у меня сильное обезболивающее, но не знаю, можно ли… Вдруг у парня аллергия на препарат. Так бывает.

Он еще раз оглянулся на раненого.

Тот пребывал в прежнем положении, но мне показалось, что судорожно сведенные брови немного разошлись, а морщины на лбу разгладились.

– В общем, будем придерживаться главного медицинского принципа: не навреди, – подвел итог Глеб.

– Будем, – согласился я покорно. А что нам еще оставалось?

– Не дрейфь! – подбодрил меня приятель. – Отчего-то мне кажется, что твой… гость чрезвычайно настырно цепляется за эту несовершенную жизнь.

– Отчего-то мне тоже так кажется, – согласился я.

Глеб усмехнулся.

– Знаешь, во время практики я почти безошибочно мог определить, кто из пациентов загнется, а кто выживет. Причем, загибались иногда люди, которые были больны не так тяжело, как те, кто выживал. Все дело в характере.

Он помолчал и добавил:

– А характера твоему… гостю явно не занимать.

Повернулся к незнакомцу, несколько минут, не отрываясь, смотрел на него.

– Где-то я его видел, – сказал Глеб задумчиво.

– Ага. На стенде «Их разыскивает милиция», – мрачно предположил я.

– Нет, – отказался Глеб. – Я такие глупости не читаю. Чего зря время терять? Я видел его лицо в прессе, но не помню где…

Он сморщился от напряжения, потом выдохнул воздух и покачал головой.

– Нет. Не помню.

Посмотрел на меня и спросил:

– Что ты с ним делать собираешься?

Я только вздохнул.

– В город его сейчас не вывезешь, – продолжал рассуждать Глеб. – Машины проверяют явно не просто так.

– Что посоветуешь? – спросил я мрачно.

Глеб пожал плечами.

– Дождемся, пока он в себя не придет.

– Думаешь, от этого что-то изменится?

– Будем надеяться, – ответил Глеб философски.

Мы вышли из подвала. Сели на скамейку под яблоней, закурили. Вообще-то я не курю, но сейчас был настолько издерган, что нуждался в этом символическом снятии стресса.

– Рассказывай, – потребовал Глеб, когда мы выкурили по одной сигаре.

И я рассказал.

Глеб слушал меня внимательно, не перебивая. А когда я закончил, тихонько протянул:

– Да-а-а…

– Вляпался, – перевел я.

Глеб сочувственно кивнул:

– Я понимаю.

– С гостями ты хорошо придумал, – одобрил Глеб. – Они сюда точно не сунутся, если будут уверены, что хозяин не один. Шум им сейчас совершенно ни к чему.

– Ну, хорошо, – сказал я. – На два дня безопасность обеспечена. А что потом?

Глеб задумчиво выпятил нижнюю губу.

– Одному тебе здесь оставаться нельзя, – сказал он после минутного размышления.

– Нежелательно, – согласился я. – Видел бы ты, как этот Сеня смотрел на дом! Просто рыскал рентгеновским взглядом!

Глеб тихо засмеялся. Я обиделся.

– Смейся, смейся… Тебе легко смеяться…

– Тошка, ты же знаешь, я тебя не брошу, – сказал Глеб рассудительно. – Так что можешь расслабиться. Уедем вместе или не уедем вообще.

Я поперхнулся.

– А экзамены?

– Заболею, – ответил Глеб спокойно, и даже зевнул. – С больничными проблем нет.

Я неуверенно фыркнул.

– Меня не это волнует, – продолжал приятель. – Ты мне вот что скажи: милицию вызывать будем?

Я подумал и отрицательно потряс головой:

– Не будем.

– Так я и думал, – пробормотал Глеб вполголоса. Посмотрел на меня и спросил:

– А если твой… гость из тех?.. Ну, из тех, кто сейчас машины обыскивает?

Я пожал плечами.

– Вполне возможно. Но он ранен. Понимаешь?

Глеб, не отвечая, смотрел мне в глаза.

– Я не могу отдать его сейчас, – сделал я новую неуклюжую попытку все объяснить. – Не могу отдать раненого. Пускай поправится, а потом…

Я махнул рукой.

– А потом делает, что угодно. Пускай хоть перестреляют друг друга.

Глеб молчал.

– Ответь! – попросил я.

Приятель вздохнул и сказал:

– Я тебя понимаю.

– Правда? – обрадовался я.

– Правда, правда… И потом, совсем ни к чему тебе вмешиваться в бандитские разборки. Незачем этим тупорылым знать, что ты у себя прячешь их клиента.

Я согласно кивнул.

– Я тоже так думаю.

– Вот и славно, трам-пам-пам, – подвел итог Глеб.

Встал со скамейки, потянулся и сказал:

– Дождемся, пока он очнется. Может, и придумывать ничего не придется. Сам все придумает.

– Думаешь? – спросил я безнадежно.

– А то! В конце концов, речь идет о его жизни! – веско напомнил приятель.

Я покивал.

– Ладно, все. Слушай, жрать хочу до безумия, – перевел стрелки Глеб. – Пошли к двоечникам. Они наверняка что-то приготовили.

– Что ж, изо рта, что ли, у них вырывать? – возразил я совестливо.

– Зачем изо рта? – удивился Глеб. – Они себе еще приготовят!

Лукаво посмотрел на меня и добавил:

– Потом. После нас.

Я фыркнул.

– Ну, ты и сволочь.

– Я не сволочь, – назидательно сказал приятель. – Я воспитываю молодых в духе почтения к старшим. Понял?

– Понял.

– Жрать идем?

Я вздохнул. Надеюсь, хроники уже успели немного подкрепиться.

– Идем, идем, – поторопил Глеб. – Я же вижу, что у тебя глаза голодные. Прямо как в песне: хочешь, но молчишь. Поднимайся…

Он за руку выдернул меня со скамейки, и мы зашагали к дому.

Остаток вечера напоминал затишье перед бурей.

Глеб разыскал в моей библиотеке какой-то средневековый роман и уселся с ним на террасе. Время от времени он откладывал роман и уходил в подвал. Возвращаясь назад, открывал дверь моего кабинета и молча качал головой. Это означало, что незнакомец по-прежнему пребывает в обмороке.

Хроники тусовались где-то на даче. Не знаю только, занимались они подготовкой к экзамену или чем-то более полезным. Как только в поле зрения возникал их свирепый куратор, хроники немедленно растворялись в воздухе. Меня это их качество устраивало на все сто. Очень не хотелось, чтобы студенты сунули свой любопытный нос в подвал и увидели то, что им видеть совсем не полагается.

Итак, время после «операции» незнакомец провел в состоянии полного анабиоза.

Ночью я почти не спал. В голову лезли мысли, которые я старался гнать. Но они возвращались снова и снова, и я, наконец, задал себе вопрос, которого боялся:

– Что делать, если он умрет?

О незнакомце мне абсолютно ничего не известно. Я не знаю даже его имени. Кому сообщать о его смерти? Каким образом? Вызвать милицию на дачу? И как мне объяснить наличие трупа с огнестрельным ранением в собственном подвале? А если незнакомец умрет от той кошмарной операции по извлечению пули, которую я проделал? Господи, меня посадят! Посадят, это совершенно точно. Не ясно только одно: на какой срок.

Я вздыхал, ворочался в кровати, вставал, выходил во двор, бродил по даче. Но в подвал не вошел ни разу. Трусил.

Под утро, когда меня, наконец, сморил неприятный рваный сон, я вдруг ощутил сильный толчок в бок.

– А! – сказал я, подскакивая на кровати.

– Вставай, говорю, – прошипел Глеб.

Приятель стоял над моей кроватью. Он был полностью одет, и я понял, что этой ночью бессонница истерзала не только меня.

Я проглотил комок в горле и спросил:

– Он… у-умер?

– Он пришел в себя, – ответил Глеб.

Меня подхватила неведомая сила и потащила вниз, на лестницу, из дома, в подвал…

Я распахнул дверь и ворвался в нее, как полоумный.

Незнакомец повернул голову на шум. Он был бледен, но глаза его сверкали из полутьмы так же насмешливо, как и раньше.

От облегчения у меня подкосились ноги, и я бухнулся на пол рядом с матрацем.

– Привет, – сказал я ломающимся голосом.

– Привет.

– С возвращением!

Он посмотрел на меня и усмехнулся:

– Боялся, что хоронить придется, – угадал незнакомец причину моего душевного подъема.

Я поник головой.

– Конечно, боялся! – сказал Глеб, возникая в дверях со своим докторским чемоданчиком. – А вы как думали? Нажрались виски, и давай спицей пули выковыривать! Парацельсы, блин!

Незнакомец обнажил ровные хищные зубы в беззвучном смехе.

Глеб присел на корточки возле него и спросил:

– Звать-то вас как?

– Егором зовите, – ответил незнакомец. Впрочем, теперь уже бывший незнакомец.

– Очень хорошо. Теперь второй вопрос. Как чувствуете себя, Егор?

Мой незваный гость возвел глаза к потолку и облизал губы.

– Хорошо себя чувствую, – ответил он наконец. – Только пить хочется.

– Чуть позже, ладно? – сказал Глеб. – Я вас для начала осмотрю. Антон, а ты пока принеси минералку. Только без газа. Есть без газа?