Текст книги "Дневник его любовницы, или Дети лета"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Вздохнул и начал перечислять скучным голосом:

– Снотворное, успокоительное, транквилизаторы, барбитураты…

– Ничего не принимаю! – перебил я его с раздражением. – Не пью я никаких лекарств!

Врач широко зевнул, прикрыв ладонь рот.

– Голова болит? – спросил он.

– Болит, – признался я.

– Резь в глазах?..

– Да.

– Отсутствие аппетита, интенсивное потоотделение, слабая лихорадка, частичная потеря координации, – продолжал перечислять врач тем же монотонным голосом.

– Да, – подтвердил я упавшим голосом.

– Ясно, – подытожил врач.

Еще раз вздохнул и поднялся с кресла.

– Нужно везти его в больницу, – сказал он Егору. – Придется заниматься всерьез.

– Нет! – закричал я и заметался в постели. – Нет!

– В чем дело? – удивился врач.

Я резко сел на кровати и уставился на Егора. Врач испуганно шарахнулся от меня в сторону.

– Егор, ты же обещал! – напомнил я прерывающимся голосом. Меня била крупная лихорадочная дрожь.

– Антон! – начал Егор, но я, не слушая его, замолотил кулаками по кровати и закричал:

– Не хочу в психушку! Не поеду! Ни за что!

– А при чем тут психушка? – удивился врач, опасливо выглядывая из-за плеча Егора.

Я моментально заткнулся.

– А… куда вы меня собираетесь везти? – спросил я недоверчиво.

– В наркологический диспансер! – ответил врач, высоко поднимая брови, словно говорил о само-собой разумеющийся вещи. – Ломка у вас, уважаемый! Обыкновенная наркотическая ломка!

– Что?..

Я так растерялся, что не мог ничего сказать. Только сидел и смотрел то на врача, то на Егора.

Егор в отличие от меня удивленным не выглядел. Он вообще не обращал никакого внимания на происходящее. Стоял, мрачно нахмурившись, и о чем-то напряженно раздумывал. Врач вышел из-за его спины, сделал робкий шажок в сторону моей кровати и тихо спросил:

– Так что вы принимаете? Все равно ведь узнаю…

– Клянусь вам, – начал я так убедительно, как только мог, но меня перебил Егор:

– Я подозреваю, что наркотики ему давали незаметно.

Врач резко повернулся к Егору.

– Вот как! – протянул он задумчиво. Взглянул на меня еще раз, погладил длинными худыми пальцами свой подбородок.

– Это какая-то ошибка, – сказал я неуверенно. – Я живу один…

– Это серьезно? – спросил Егор у врача, не обратив внимания на мои слова.

Врач пожал плечами.

– Трудно сказать. Давали, скорее всего, какой-то галлюциноген. Какой – анализы покажут, на глаз не скажу. Зависимость не сильная, видимо, давали небольшие дозы. Зато налицо побочный эффект: сильное истощение. Галлюциногены вызывают отвращение к еде. Больных, которым приписывают такие средства, обычно кормят внутривенно… К тому же галлюциногены часто провоцируют обезвоживание. А вообще…

Врач еще раз посмотрел на меня и бодро добавил:

– Жить будет. И не таких вытаскивали.

Я снова упал на подушку.

Врач еще о чем-то вполголоса говорил с Егором, а я лежал неподвижно, смотрел в потолок, и думал только об одном: о своей наркотической ломке.

Это невозможно. Этого просто не может быть.

Бред какой-то…

●●●

Бред, не бред, но в больнице я пролежал три недели. Через три недели я взбунтовался и потребовал выписки.

Выписывать меня не хотели, пришлось нажать на Егора, который навещал меня почти ежедневно.

Егор сходил к врачу, провел разъяснительную работу и вернулся в палату с моими вещами.

Я уже говорил, что Егор умеет быть очень убедительным.

– Одевайся, – сказал он и кинул на постель спортивный костюм. – Ты свободен.

– Слава богу! – сказал я кисло.

Вылез из кровати, взял спортивные штаны и неуклюже запрыгал на одной ноге, втискиваясь в них.

– Ты сильно поправился, – констатировал Егор.

Я почувствовал злость. А то я и сам этого не знаю!

– У меня нарушение обмена веществ, – хмуро объяснил я. – Из-за наркотика.

– И что с этим делать?

Я влез в штаны и с трудом натянул на себя майку, которая стала мне тесной.

– Лекарства принимать.

– А без лекарств никак нельзя? – не отставал Егор.

Я с раздражением посмотрел на него. Я вообще стал очень легко раздражаться. Буквально с пол-оборота.

– Я теперь без лекарств и дня не протяну, – сказал я.

– Ну, это мы еще посмотрим, – пообещал Егор.

Я посмотрел на него. Лицо приятеля было непроницаемым.

Мы вышли из больницы, получив от моего лечащего врача толстую пачку рецептов.

– Это все твое? – спросил Егор.

– Мое, – угрюмо подтвердил я.

– Круто, – пробормотал Егор.

Я снова обиделся.

– А как ты хотел? – спросил я с напором. – Сердечная мышца ни к черту! Врач так поражался тому, что она не отказала, что мне хотелось перед ним извиниться! По всем медицинским законам я должен был сдохнуть через десять дней после приема препарата! Не ел же ничего!

– Не заводись, – сказал Егор ровным голосом.

Я споткнулся на полуслове.

– Извини, – сказал я через минуту. – Нервы тоже ни к черту. Врач меня предупредил, что будет тяжело адаптироваться…

Я замолчал, глядя в окно машины.

Мы ехали по трассе, ведущей к дачному поселку. Слева от меня простиралась ровная голубая полоса, и ее вид радовал мою душу.

Море.

– Я этим летом на море ни разу не был, – сказал я, не отрывая взгляда от синей ленты с белыми барашками, бегущими по ней.

– Лето еще не кончилось, – напомнил Егор.

Мы снова замолчали.

– На дачу едем? – осмелился спросить я, наконец.

– На дачу, – подтвердил Егор. – Ты же хочешь узнать, что с тобой произошло?

– Нет, – ответил я очень быстро и поежился. – Я ничего не хочу знать. Ничего!

Егор повернул голову и внимательно посмотрел на меня.

– Брось, – сказал он. – Нужно смотреть жизни в лицо. Даже если оно уродливое.

Я почувствовал, как сердце быстро заколотилось в груди. Достал из внутреннего кармана упаковку таблеток, выдавил одну и бросил ее под язык. Закрыл глаза, откинулся на спинку сиденья.

Егор проводил таблетку неодобрительным взглядом, но промолчал.

Я не хотел ничего знать, потому что догадывался. И догадка выглядела довольно страшненько. Я бы предпочел оставить все, как есть.

А впрочем…

Наверное, Егор прав. Невозможно прожить всю жизнь с нарывом в сердце. Когда-то он должен созреть и лопнуть.

Мы подъехали к моим воротам. Шофер надавил на клаксон, машина деликатно и коротко рявкнула.

Через минуту ворота широко распахнулись.

– Ты меня извини, – сказал Егор. – Мне пришлось у тебя немного похозяйничать.

Я промолчал.

Машина вползла во двор и остановилась. Шофер выскочил наружу, распахнул перед нами дверь.

Мы с Егором выбрались из салона.

Я окинул взглядом пышно цветущий сад. Но его вид больше не радовал мою душу. С этим домом для меня теперь навсегда будут связаны грустные и неприятные воспоминания.

– Куда? – спросил я Егора, словно я был гостем, а он хозяином.

– В кабинет, – ответил мой приятель.

И мы двинулись в дом.

В кабинете нас ждал молодой человек такой субтильной комплекции, что я поначалу даже принял его за мальчишку. Но когда подошел ближе, то увидел, что на щуплом костлявом теле сидит широколобая голова умного взрослого человека. Мне даже показалось, что голова развита диспропорционально хилому невзрачному туловищу. Почему-то вспомнился рисунок в журнале, изображающего человека будущего: уродливый рахитичный головастик с короткими ногами и вытянутым назад черепом. Под таким черепом может поместиться мозг, способный дать фору любому компьютеру.

По-моему, просто кошмарное зрелище.

– Здравствуйте, – сказал молодой человек. Я молча протянул ему руку, он подошел ближе, с готовностью подал мне свою. Я увидел умные, спокойные глаза хорошо образованного человека и перестал замечать рахитичное костлявое тело.

Все же удивительно, до чего обаятельны бываю умные люди. Если у уродливого головастика из будущего будут такие глаза, то я готов примириться со всем остальным.

– Вадим, – представился молодой человек.

– Это мой лучший программист, – отрекомендовал Егор молодого человека. Тот не стал смущаться и кокетливо отмахиваться от рекомендации, как от незаслуженного комплимента. Сразу взял быка за рога и заявил:

– Ну, у вас тут и оборудование! Дэвид Копперфильд на частном сеансе!

– То есть? – не понял я и оглянулся на Егора.

Егор промолчал.

– Идите сюда, – позвал молодой человек, отходя к большим напольным часам.

Я двинулся следом.

Вадим открыл дверцу, показал мне небольшое металлическое устройство, вмонтированное в деревянную перекладину.

– Видите?

Я присел на корточки, коснулся серебристой холодной поверхности.

Поднял голову и просил:

– Что это?

– Это видеопроектор, – ответил Вадим. – Дорогой, между прочим.

– Фильмы, что ли, показывает? – не понял я.

Вадим засмеялся.

– Да нет, не фильмы, – ответил он. – Такую вещь обычно фокусники используют. Или в кино для спецэффектов.

Вадим достал маленький портативный пульт, похожий на телевизионный и коротко сказал:

– Голограмма…

Он нажал кнопку и пригласил:

– Оглянитесь…

Я медленно повернулся.

Сандра стояла на своем обычном месте, справа от двери. Солнечные лучи проходили сквозь ее размытую фигуру, делали ее плоской, неправдоподобной, нарисованной. Ночью она выглядела гораздо эффектней. Но все равно я почувствовал, как по коже побежали ледяные мурашки.

Сандра стояла вполоборота к нам и смотрела на мой рабочий стол.

– Почему она смотрит в другую сторону? – спросил я.

– Потому, что такая настройка, – ответил Вадим. – Люди, которые устанавливали проектор, исходили из того, что зритель будет находиться за столом, в кресле. Один объемный видеопроектор способен дать только статичное изображение.

– Я видел ее не только у двери, – сказал я.

– А где еще?

Я повернулся лицом к камину.

– Здесь, – сказал я, указывая рукой на кресло, стоявшее возле него. – Она сидела в кресле.

– Сидела! – уточнил Вадим. – Не шла.

– Сидела, – подтвердил я.

Вадим пожал плечами.

– Значит, проектор переместили. Сначала он стоял в часах, потом его переставили…

Он оглядел комнату.

– Не знаю… За батарею, например… Но двигаться голограмма может только при пересечении двух проектных лучей. А у вас тут один аппарат.

– Но она двигалась! – воскликнул я. – Она ходила! Я сам это видел!

– В спальне? – спросил Вадим.

Я споткнулся на полуслове и посмотрел на него. Вадим улыбался проницательной улыбкой.

– В спальне, – подтвердил я. – А вы откуда знаете?

Вадим нажал на кнопку и призрак исчез.

– Я уже сказал, чтобы голограмма двигалась, нужен не один проектор, а минимум два, – объяснил он. – В спальне у вас их два. Еще два спрятаны на деревьях в саду. Я думаю, вы видели ее где-то возле скамейки.

– Да, – подтвердил я. – Там.

– Пять сверхмощных проекторов, – это круто, – уважительно признал Вадим. – А еще тут имеется неплохой звуковой динамик, но это так, ерунда… В вашем доме можно открывать магический салон.

Минуту мы молчали.

– Я помню ощущение холода, – сказал я, нарушая молчание. – Или мне это мерещилось?

– Ничего вам не мерещилось, – ответил Вадим. Достал из кармана еще один пульт и объяснил:

– Кондиционеры. Маленькие, компактные, очень мощные. Выдают температуру до минус пяти, плюс навороты, типа порывов ветра, сквозняка, и тому подобное. Кондишенов в доме два. В спальне и здесь. Еще один зарыт в саду под скамейкой. Все было устроено таким образом, чтобы видеть голограмму вы могли только в трех местах: в кабинете, в спальне и в саду. В других местах она не появлялась?

– Не появлялась, – подтвердил я тупо.

– Вообще-то эффектно придумано, – похвалил Вадим одобрительным отстраненным тоном профессионала. – Появляется привидение, причем, изображение объемное, убедительное… Приносит с собой потусторонний холодный воздух и говорит таким же потусторонним шелестящим голосом…

Он уселся в мое рабочее кресло, разложил пульты на столе, по очереди поколдовал над каждым из них.

В комнате стало холодно. Взметнулась и затрепетала, как стяг, занавеска у окна, до этого пребывавшая в ленивой неподвижности, с треском захлопнулась дверь кабинета.

Я оглянулся.

Сандра стояла там же, где всегда: справа от входа. Она смотрела не на меня, а на Вадима, сидевшего за столом. Над нашими головами поплыл тихий змеиный шепот:

– Иди ко мне…

– Эффектно! – повторил Вадим восхищенным тоном.

Тут в комнате раздался непонятный хруст, и все посмотрели на меня. Я очнулся и понял, что хрустят костяшки моих пальцев, стиснутых так, что руки стали белыми.

Вадим смутился, быстро схватился за пульт.

Сандра исчезла, холод развеялся, занавеска лениво опустилась вниз и застыла.

– Эффектно, – подтвердил я деревянным голосом.

Повернулся и на негнущихся ногах покинул дом.

Прошелся по саду, дошел до моей любимой яблони и уселся на скамейку. Внутри меня царила пустота.

Егор выскочил из дома следом за мной, тревожно огляделся. Заметил меня и тут же принял небрежный вид. Сунул руки в карманы, не спеша, направился ко мне, словно прогуливался.

Подошел, прислонился плечом к дереву и стал смотреть на меня своими пиратскими черными глазами. Выражение его лица было непроницаемым.

– Откуда все это? – спросил я, имея в виду технику.

– «Иллюзион», – ответил Егор, правильно истолковав мой вопрос. – Знаешь, что это такое?

Я порылся в памяти.

– По-моему, раньше так назывались многие кинотеатры.

– Это не кинотеатр, – поправил Егор. – Это название фирмы, созданной для развлечения богатых.

– Как это? – не понял я.

– Элементарно! – ответил Егор, пожимая плечами.

Он оторвался от дерева, подошел ко мне и сел рядом.

– Богатенькие тоже люди, им хочется не только плакать, но и немного поразвлечься. Например, одеться бомжом и отправиться собирать милостыню. У них даже конкурс такой есть, кто больше соберет. И призовая сумма в несколько десятков тысяч долларов… Понимаешь?

– Понимаю, – ответил я. – А техника зачем?

– Для розыгрышей, – ответил Егор. – Разыгрывают богатенькие друг друга. Любят они это дело. А фирма придумывает разные сценарии и предоставляет технику. Напрокат, разумеется…

– Ты считаешь, что этот сценарий придумала фирма? – спросил я.

Егор бросил на меня короткий сочувственный взгляд.

– Нет, – ответил он. – Конечно, нет. Это придумал человек, который хорошо знал историю твоей семьи. А так же твои страхи, фобии и некоторые особенности твоей психики.

Я кивнул.

– Воображение…

– Да, – подтвердил Егор. – Оно у тебя развито до болезненности. Другой человек не стал бы так обостренно реагировать на это спектакль. А ты повел себя так, как они рассчитывали.

Я мысленно отметил слово «они».

– А наркотик мне зачем давали? – спросил я. – Чтобы усилить впечатление?

– И для этого тоже, – согласился Егор. – Но главным образом для того… как бы выразиться помягче… В общем, если принимать этот препарат дней десять и при этом ничего не есть, то нагрузка на сердечную мышцу становится…

Он остановился, подбирая слова.

– Несовместимой с жизнью, – договорил я и усмехнулся. – Мне врач это говорил. Очень удивлялся, как это я не подох. Говорил, что мне нужно поставить памятник своей сердечной мышце.

Я низко опустил голову. У меня вдруг зачесались глаза.

– А пистолет зачем? – спросил я, незаметно вытирая щеку.

– Видишь ли, – ответил Егор, деликатно не замечая моих постыдных слез, – ты оказался чересчур живуч…

Я снова усмехнулся.

– Дождаться не могли, – сказал я горько.

– Не только, – ответил Егор. – Прокат этой техники стоит кучу денег. Две недели обошлись в пятнадцать тысяч долларов.

Я присвистнул.

– Да, – подтвердил Егор. – У них не хватало средств на дальнейшее представление. Отсюда и спешка. Кстати, откуда взялись эти пятнадцать тысяч, ты не знаешь?

– Знаю, – ответил я спокойно. – Я сам их дал. Ольга…

Тут я споткнулся, потому что называть убийц своими именами оказалось очень трудно.

– Ольга… попросила денег на новую машину. Пятнадцать тысяч.

Я помолчал и просто добавил:

– Я дал…

– Щедрый муж, – насмешливо похвалил меня Егор.

– Ты не понимаешь, – сказал я болезненным голосом. – Я не имел права ей отказать…

– Ну да! Чувство вины за свои походы налево, и тому подобное… Правда?

– Правда, – ответил я и повесил голову.

Несколько минут мы молчали.

– Откуда они взяли такие сильнодействующие лекарства? – спросил я, не поднимая головы. – Насколько я понимаю, они не выдаются даже по рецепту? По-моему, их распространяют в психиатрические больницы?

– Да, – подтвердил Егор. – А разве ты не знал, что до встречи с тобой твоя любовница работала медсестрой в психоневрологическом диспансере?

– Нет, – ответил я со стыдом. Я никогда не интересовался подробностями Сашкиной жизни. Когда мы познакомились, она работала продавщицей в аптечном киоске.

– Ну, ты знаешь хотя бы, что она фармаколог?

– Знаю.

– И на том спасибо, – сказал Егор. На этот раз в его голосе не было насмешки. Была только жалость.

– Она все время была со мной в доме? – спросил я. – Сашка?..

– Да, – подтвердил Егор. – Она знала, что в гостевую комнату ты почти никогда не заходишь. Дом большой, вы свободно могли находиться там вдвоем и ни разу не пересечься… А потом, когда она стала давать тебе наркотик…

– С соком? – перебил я.

– С соком, – подтвердил Егор. – Так вот, когда она начала давать тебе наркотик, все стало еще проще. Ты почти все время находился в трансе, происходящее не воспринимал. Сначала она подменила фотографию твоего мнимого прадеда и его мнимой любовницы на другой снимок. Там был сфотографирован только мужчина. С этого все и началось. Твое воображение заиграло и дорисовало все, что нужно: женщина каким-то мистическим образом покинула фото и отправилась разгуливать по дому. Ну, и понеслось… После того как я тебе позвонил, Сашка вошла в кабинет, забрала дневник и пистолет, а ты ее даже не заметил.

Я вспомнил смутное ощущение постороннего присутствия и тут же торопливо отогнал это воспоминание. Оно было слишком неприятным.

– А скелет? – спросил я. – Он не мог мне примерещиться!

– Он тебе не примерещился, – успокоил меня Егор. – Скелет искусственный, такие используют для занятий со студентами… Вот парик был настоящий. Роскошная коса, кстати говоря… Уж и не знаю, где они такую купили.

– А ход в подвале? – спросил я. – Неужели они его сами вырыли?

Егор усмехнулся.

– Ну, не настолько они у тебя и трудолюбивые. Потайная комната была вырыта давно. Не знаю, при жизни твоего прадеда или тогда, когда дом перешел в собственность государства… В общем, давно. Кто-то из твоих дам просто обнаружил крышку люка. Вот они и использовали наследие предков на все сто процентов.

– Понятно, – сказал я угрюмо. Подумал еще немного и спросил:

– А фотографии были настоящие?

– Фотографии были сделаны недавно, – ответил Егор. – Их искусственно состарили, так же, как и дневник. Дневник, разумеется, был фальшивым. Кстати, ты когда-нибудь видел настоящую фотографию своего прадеда?

– Нет, – ответил я. – У меня в библиотеке есть пара его книг, но фотографии автора там нет. Моего прадеда я в лицо не знаю. Знаю только, что он сошел с ума и застрелился.

– Ты в этом уверен? – спросил Егор.

Я удивился.

– В том, что он застрелился?

– Нет, в том, что он сошел с ума. Может, ему просто не повезло с женой и любовницей?

Я молча кивнул. Вполне возможно. Моя судьба вообще как-то удивительно пересекается с судьбой прадеда. Просто позор, что я так мало о нем знаю.

– Зачем она все забрала? – спросил я. – Дневник, фотографии, пистолет… Улики уничтожала?

Егор почесал в затылке. Ответил медленно, тщательно подбирая слова:

– Просто человеку с… обычным воображением, не отравленному наркотиками, все эти вещи показались бы…

Егор остановился, поискал слово.

– Смешными? – подсказал я, криво усмехаясь.

– Неубедительными, – смягчил Егор. – И подозрительными, конечно… Саша услышала наш разговор, поэтому поторопилась все унести. До моего прихода.

– А как она открыла дверь? Я же помню, что запер кабинет! Связка была у меня в кармане!

– У кого были вторые ключи от дачи? – напомнил Егор.

Я снова кивнул. Ну, да. Вторые ключи от всех дачных замков были у моей жены. Как и полагается во всех приличных семьях.

– Кстати, Глеб рвался тебя навестить, но я попросил его немного подождать, – продолжал Егор. – Не знаю, захочешь ли ты сейчас с кем-то общаться…

– Путевку на Красное море организовали тоже они? – спросил я.

– Они, – подтвердил Егор. – Глеб был единственным человеком, к которому ты мог обратиться в трудную минуту. Они хотели тебя полностью изолировать.

– Они не знали, что есть еще ты.

Егор скупо улыбнулся.

– Да уж, – подтвердил он. – Не думали, не гадали… Я получился незапланированным препятствием.

Я поставил локти на колени и подпер щеки обеими руками.

– Даже не знаю, как бы со мной было, если бы ты побежал тогда в другую сторону, – сказал я тихо.

– Но я побежал туда, куда надо, – мягко ответил Егор.

– Думаешь, это случайность? – спросил я.

Егор с легкой улыбкой посмотрел на меня.

– По-моему, ты начинаешь верить в бога, – сказал он.

– Не знаю, – ответил я. – Правда, не знаю.

Мы снова замолчали.

– Сюда несколько раз приходил местный священник, – проинформировал Егор после небольшой паузы. – Отец Михаил, кажется… Ты его знаешь?

– Видел один раз, – ответил я равнодушно. – Что ему было нужно?

– Он за тебя беспокоился, – ответил Егор. – Говорил, что ты очень плохо выглядел, он боялся, как бы чего не случилось. Говорил, что как-то приходил, стучал в ворота, но ему никто не открыл.

– Я не дополз, – объяснил я. – Свалился без сознания.

– Он на этом не успокоился. Узнал твой домашний телефон, дозвонился твоей жене. Она сказала, что все в порядке…

Егор споткнулся и замолчал. Молчал и я, потому что сказать больше было нечего.

Впрочем, был один вопрос, который меня волновал. Волновал гораздо больше, чем все остальное. Может быть, это было единственное, что еще могло меня волновать.

– Зачем они это сделали? – спросил я очень тихо.

Егор долго молчал. Потом закинул ногу на ногу, обхватил ладонями колено и неохотно сказал:

– Бог их знает… Наверное, имели к тебе претензии морального порядка… Или материального. А может, и те, и другие вместе взятые.

Он пожал плечами и резюмировал:

– Дети лета! Я же тебе говорил: у водных знаком со Львами полная несовместимость!

Я встал со скамейки и пошел к машине.

– Ты куда? – окликнул меня Егор.

– Куда угодно, – ответил я, не оборачиваясь. – Оставаться здесь я не могу.

Я перебрался в гостиницу.

День мой проходил размеренно: от одного приема лекарств до другого.

Спал я исключительно со снотворным, перед любым приемом пищи забрасывал в рот горсть таблеток, а в промежутках поедал оставшиеся препараты.

Работать я перестал давно, и даже не потрудился перетащить с дачи в гостиничный номер свой верный «Пентюх».

Чего зря таскать?

Мозг одеревенел, покрылся густой пыльной плесенью и перестал требовать подпитки. Я больше не покупал книг и давно перестал интересоваться тем, что происходит вокруг меня.

Я даже на улицу выходил редко, как пугливый домашний кот.

После двадцати пройденных шагов у меня обычно начиналась одышка, сердце выбивало дикие неровные ритмы, и я тут же начинал озираться в поисках ближайшей лавочки.

Сидеть на лавочке было скучно, потому что общаться с самим собой, как раньше, я не мог, а знакомиться с новыми людьми для меня было еще мучительней прежнего.

Я медленно, но неуклонно деградировал.

Впрочем, догадался я об этом только тогда, когда меня неожиданно навестил мой издатель.

Я забыл о нем так же прочно, как обо всей моей прошлой жизни. Все осталось за далеким нереальным горизонтом: ежедневная работа, приличные гонорары, литературные премии, благодарные поклонники и насупленные критики…

Когда кто-то постучал в мою дверь, я решил, что пришла горничная с ежедневной уборкой.

Открыл дверь и застыл, увидев вместо нее человека, с которым был когда-то связан приятельскими и деловыми отношениями.

Человек смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и в его зрачках отражался обрюзгший неопрятный мужчина, одетый в неотглаженные джинсы и помятую майку.

– Антон? – неуверенно сказала Марк. Я стыдливо поежился и отступил назад, приглашая гостя войти.

Общались мы недолго, примерно полчаса. В присутствии другого человека я чувствовал себя так дискомфортно, что воздух моего номера сгустился от напряжения.

Я признался, что не могу дописать роман, и выразил готовность выплатить неустойку. Издатель торопливо замахал руками.

– Что ты, что ты! Конечно, я все понимаю! Тебе надо отдохнуть!

– Марк, я выпал из обоймы, – сказал я с кривой усмешкой. – Вряд ли у меня выйдет еще хоть одна книга.

– Не говори так, – возразил издатель, но как-то не очень уверенно. – Отдохнешь, поправишься…

Он поперхнулся, смущенно оглядев мое расплывшееся тело.

– Ничего, не комплексуй, – спокойно сказал я. – Я все правильно понял.

Мы немного помолчали. Меня не покидало ощущение, что главное все еще не сказано.

– Говори, – сказал я, не выдержав молчания. – Я же вижу, ты что-то хочешь сказать…

Издатель немного помялся.

– Антош, – сказал он, наконец. – Ты человек разумный, здравомыслящий…

Тут он снова поперхнулся. Я беззвучно хмыкнул.

– В общем…

Марк набрал в грудь побольше воздуха и выпалил единым духом:

– Ты не обидишься, если я издам роман твоей бывшей… протеже?

Я удивился так, что даже икнул.

– Сашкин роман? – переспросил я.

Марк молча кивнул, не спуская с меня глаз.

– Ты же говорил, что книга очень слабая!

– Помню, помню, – перебил меня издатель сокрушенным тоном. – Но ты понимаешь, та история…

Он нерешительно посмотрел на меня.

– Говори, не стесняйся, – поощрил я. – Ты имеешь в виду мое несостоявшееся самоубийство?

– Слава богу, что несостоявшееся, – с облегчением подхватил издатель. – В общем, та история наделала такого шума! У нее сейчас такой пиар!

– Что-о-о? – протянул я, поднимаясь с кровати. – Какой пиар?

– А ты не знаешь? – удивился Марк. Он тоже встал с кресла, словно опасался, что я на него наброшусь. – Во всех газетах первые полосы! Даже в «Комсомолке» было интервью с этой… с Сашей, – поправился он. – На целый разворот!

– Ты с ума сошел! – проговорил я слабым голосом. – Какой разворот?..

– Так ведь суд скоро! – удивился Марк.

Я взялся за голову.

– Над кем?!

Издатель несколько минут смотрел на меня, широко раскрыв глаза. Потом сел назад в кресло и призвал:

– Сядь. Поговорим спокойно.

Я уселся на кровать. Меня снова начинало лихорадить. Я открыл ящик тумбочки, достал стопку лекарственных упаковок и зашелестел ими. Выдавил несколько таблеток и бросил в рот. Марк следил за мной, не отрываясь.

– Вот, значит, как дела обстоят, – пробормотал он себе под нос.

– Да, – ответил я с усмешкой. – Я больше не призовая лошадь. Так что ты говорил про суд?

– Саша неделю назад пошла в милицию и написала признание, – растолковал мне Марк.

Я схватился за голову и закричал:

– Зачем?! Вот дура!

– Ничего не дура, – осадил меня Марк строгим тоном. – Очень даже разумный ход. Она вообще девочка не глупая.

Я шумно выдохнул воздух, сморщился и помассировал ноющий висок.

– А Ольга? – спросил я.

– Какая Ольга? – удивился Марк. – Разве была еще какая-то Ольга?

Я промолчал.

Ясно. Сашка все взяла на себя. Зачем она это сделала? Из благородства? Чушь!

– Она все правильно рассчитала, – продолжал издатель. – Интерес к ней сейчас огромный, у девочки есть мозги, есть симпатичная фотогеничная мордочка, язык хорошо подвешен… Романчик у нее, конечно, слабый, но…

Он помедлил.

– Можно хорошо заработать, – договорил он почти виноватым тоном.

Я удивился. Чтобы Марк говорил виноватым тоном тогда, когда можно хорошо заработать!..

Нет, он определенно очень хорошо ко мне относился.

– Понимаешь, никто ведь не умер, – продолжал издатель свою сбивчивую речь. – Конечно, если бы с тобой что-то случилось… Да я бы никогда!.. Но ведь все живы-здоровы…

Он посмотрел на меня и снова поперхнулся. Я выдавил еще одну таблетку и бросил ее на язык.

Я не давил на жалость. Просто обычной дозы успокоительного мне уже давно не хватало.

– Марк, я не в претензии, – сказала я спокойно. – Я тебе больше скажу: я очень рад, что ее роман наконец издадут. Так что, вперед. Никаких обид.

– Правда? – обрадовался издатель, ставая с кресла.

– Конечно, – подтвердил я.

– Я могу тебе чем-то помочь? – продолжал спрашивать Марк, мелкими шажками продвигаясь к выходу. – Деньги, доктора, дефицитные лекарства?..

– Все есть, – ответил я. – Спасибо.

Он затормозил перед дверью.

– Я пошел? – сказал Марк с вопросительной интонацией.

– Иди, – согласился я.

– Созвонимся?

– Конечно.

Он открыл дверь, снова остановился и озабоченно сказал:

– Если роман допишешь…

Тут же спохватился и поправился:

– То есть, когда роман допишешь…

Марк откашлялся.

– Сбрось его на мой сайт, – договорил он смущенно.

– Обязательно, – ответил я с улыбкой. Я видел, что он больше в меня не верит, но хочет, чтобы мы расстались без взаимных обид. В конце концов, нас связывали долгие годы успешного сотрудничества.

Марк кивнул, подумал, хотел что-то сказать, но не стал этого делать. Вышел из номера и тихо притворил за собой дверь.

Я собрался и отправился в тюрьму. К Сашке.

Получить свидание мне удалось с большим трудом. Следователь жаждал моих показаний, я их давать категорически отказывался. Я вообще не желал принимать участие, в каком бы то ни было суде над женщинами, которые считались моими близкими.

Пускай даже формально.

– Ты с ума сошла?! – спросил я Сашку, едва увидев ее. – Какого черта ты все это устроила?!

Она победно сияла. Она вообще выглядела прекрасно.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась она. – Мое заключение или твое приключение?

Я прикусил губу.

Она называет это приключением! Что ж, не стоит обижаться. Как выразился мой бывший издатель, «никто ведь не умер».

– И то, и другое, – ответил я очень тихо.

Сашка осмотрела меня с головы до ног.

– Ты плохо выглядишь, – заметила она сочувственно.

– Вашими молитвами! – не удержался я.

Она засмеялась.

– Сознайся, толково придумано.

– Очень, – согласился я против воли. – Кто писал дневник? Нежели ты?

Она немедленно перестала смеяться и сердито нахмурилась.

– Конечно, тебе трудно в это поверить, – начала она язвительно. – Как это я могла написать хотя бы пару строчек, достойных твоего внимания?

Она оборвала себя на полуслове и торжественно посмотрела на меня.

– А вот написала! – сказала она с напором. И спросила радостно, как школьница:

– Ну, скажи честно, разве ты не поверил?

– Поверил, – ответил я без колебаний. – Молодец, пятерка тебе за сочинение. С дневником ты отлично справилась.

Сашка фыркнула.

– Ты знаешь, что твой издатель собирается заключить со мной контракт? – спросила она.

– Знаю, – ответил я. – Марк приходил ко мне.

– Надеюсь, ты не собираешься вставлять мне палки в колеса? – начала Сашка угрожающе.

– Не собираюсь, – перебил я ее. – Я очень рад за тебя, Сашка. Правда, рад.

Я снова посмотрел на нее. Она выглядела не просто хорошо. Она выглядела, как человек, наконец-то вырвавшийся на свободу.

На свободу в тюрьму.

– Я постараюсь сделать так, чтобы ты получила условный срок, – сказал я, понизив голос.