Текст книги "Дневник его любовницы, или Дети лета"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Я забил номер в память мобильника и позвонил Сашке.

– Сколько страниц сделал вчера? – спросила она требовательно.

Я скис.

– Пять.

– Пять? – вознегодовала Сашка. – С ума сошел?

– Саш, я наверстаю.

– Чем ты там занимаешься?!

– Саш, я сегодня же наверстаю.

– Тебе в начале июля роман сдавать!

– Саш, я нагоню.

– Я сейчас приеду, проверю, чем ты занимаешься…

– Нет! – закричал я испуганно. – Только не сегодня!

Минуту Сашка удивленно молчала. А потом недоверчиво спросила:

– У тебя там баба, что ли?

Я начал смеяться. Смеялся так долго, что Сашка обиделась и отключилась. Интересно, женщины способны думать о чем-то другом? Я сложил аппарат и протянул его Егору.

– Все в порядке? – спросил он вежливо.

– В порядке, – ответил я.

В моем обычном порядке. Если существующее положение дел вообще можно назвать этим словом. Проще говоря: «На западном фронте без перемен».

Егор забрал телефон и проинформировал меня:

– Я успел довольно много наговорить.

Я махнул рукой.

– Пустяки! Не обременяйся!

Егор кивнул и вышел из кухни. Мы с Глебом остались вдвоем. Несколько минут мы сидели молча. Я допивал кофе, Глеб курил сигарету за сигаретой. Наконец я не выдержал и взвился:

– Слушай, имей совесть! Долго ты будешь меня отравлять!

– Какая разница? – ответил Глеб философски.

Ответ меня озадачил.

– То есть?

– Какая тебе разница, от чего умирать, – перевел Глеб. – У тебя есть потрясающая возможность скончаться гораздо быстрей, чем это происходит от сигаретного дыма.

Я поперхнулся остатками кофе. Вытер рот и попросил:

– Не напоминай…

– Хочешь – не хочешь, придется об этом подумать, – ответил Глеб. – Хотя бы в целях самосохранения.

Я сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Что ты предлагаешь?

Глеб разогнал дым ладонью.

– Пока не знаю.

– Вот и молчи, раз не знаешь.

Он усмехнулся. Допил кофе, загасил окурок и спросил:

– Как у тебя дела на личном фронте?

Я поразился. Глеб, конечно, иногда бравирует своей бесцеремонностью, но эта его бравада носит внешний характер. Приятель хорошо воспитан. Задавать такие вопросы совершенно не в его духе.

– Все нормально, – ответил я обтекаемо. – А почему ты спрашиваешь?

Глеб пожал плечами.

– Понятия не имею. Беспокоюсь за тебя, вот и все…

– Спасибо, – ответил я сухо. – Не беспокойся.

– Как скажешь.

Над столом повисла мучительная пауза. Впервые в жизни я чувствовал себя неловко в присутствии друга детства. Интересно, с чего он начал задавать мне подобные вопросы?

Вошел Егор, и я облегченно перевел дыхание. Кажется, Глеб тоже. Егор сел на свое прежнее место и обвел нас с Глебом пристальным взглядом. И под этим неторопливым взглядом мы с приятелем мгновенно подтянулись, как солдаты на парадном плацу.

– Значит, так, – сказал Егор размеренно. – Через час сюда привезут одежду.

– Какую? – спросил я испуганно.

– Нужную, – ответил Егор веско. Вытянул из-за стола правую ногу и пригласил:

– Посмотри сам. Можно в таком виде показаться противнику?

Брючина заканчивалась чуть ниже икры. Да, не думал, что все так плохо. Оказывается, Егор выше меня почти на десять сантиметров.

– Можно закатать, – сказал я неуверенно.

– Нет, – отказался гость. – Никакой липы. И потом, нужно чем-то прикрыть плечо. Сам понимаешь, светиться с повязкой мне не выгодно.

– Невыгодно, – согласился я.

– Вот я и велел ребятами достать два одинаковых жилета. Один для меня, другой для двойника.

– Ты прав, – сказал Глеб, вклиниваясь в беседу. – Мы не имеем права на небрежность. Уж слишком шаткие у нас позиции.

– Ты даже не представляешь себе, насколько они шаткие, – спокойно подтвердил Егор. – Мне не хочется вас пугать, ребята, но положение кислое. Один заклятый друг костьми готов лечь, лишь бы не выпустить меня отсюда.

– Откуда ему знать, что ты еще здесь? – спросил Глеб.

– На сто процентов он, разумеется, этого не знает, – согласился Егор. – Но допускает такую возможность. И пока он не прочешет всю округу, в том числе и дома в поселке, он не успокоится. Я его знаю, он настырный.

Он посмотрел на меня с сочувствием и договорил:

– А твой дом обыщут в первую очередь.

– Понимаю, – ответил я, стараясь казаться спокойным.

– Присутствие посторонних людей их сдержит, но ненадолго, – продолжал Егор. – И потом, не могут же у тебя вечно быть гости! Согласись, затянувшееся пребывание гостей тоже выглядит подозрительно. Так что, рано или поздно, ребятам придется отбыть. Лучше рано, чем поздно.

– Это точно, – подтвердил Глеб. – Я за пацанов отвечаю.

– А мне в таком случае нужно отбыть еще раньше, – договорил Егор.

Мы с Глебом переглянулись и вздохнули. Егор еще раз прощупал нас черными прищуренными глазами.

– Давайте, мужики, еще не поздно, – подбодрил он нас. – Я не хочу вас вмешивать. Правда, не хочу. Можете оставаться в стороне, я не обижусь.

Искушение было велико, но я наступил ему на горло. Если я брошу Егора и предоставлю ему выпутываться одному, то потом не смогу без стыда смотреть в зеркало. Это вопрос самоуважения, а не глупого принципа. Поэтому, несмотря на то, что мне было очень неуютно и очень страшно, я собрал в кулак все свое мужество и твердо сказал:

– Даже и не думай. Только вместе, и никак иначе.

– Согласен, – быстро поддержал Глеб.

Егор откинулся на спинку дивана. Его глаза немного потеплели.

– Ну что ж, – сказал он негромко. – Вместе, так вместе.

Подумал, почесал нос и попросил:

– Ребят, я посплю немного, ладно?

– Иди в мою спальню, – сказал я поспешно.

Гостевую спальню занимал Глеб, вторую комнату, предназначенную для гостей, я отвел хроникам. Олина комната служила в доме местом заповедным. Жена улавливала посторонние запахи лучше любой служебной собаки. Мне не хотелось, чтобы Олин нос сунулся в это дело.

– Спасибо, – ответил Егор. – Я вполглаза, не раздеваясь.

– Можешь и не вполглаза, начал Глеб, но Егор его перебил:

– Не получится.

Он посмотрел на часы, вмонтированные в висячий шкафчик, и напомнил:

– Через час привезут одежду. Через полтора придет лодка.

Мы с Глебом одновременно уставились на часы. Сейчас половина третьего. Значит, лодка придет в четыре.

– Так рано? – ахнул я. – Ты с ума сошел! Нужно было дождаться темноты!

– Рыбаки приходят днем или вечером?

– Днем, но…

– Никаких «но»! – повысил голос Егор. – Все должно быть так, как обычно! В темноте все будет выглядеть гораздо подозрительней. Они и разбираться не станут, положат всех прямо на берегу… А днем есть шанс…

Он не договорил, сочувственно оглядел наши вытянувшиеся физиономии и легко вздохнул:

– Да уж… Свалился я на ваши головы.

Рассмеялся своим бесшумным зловещим смехом и утешил:

– Ничего. Зато, если все обойдется, будет что вспомнить.

– Это точно, – только и смог проговорить побледневший Глеб.

А я ничего не мог сказать. Только подумал: «Черт, я даже завещания не составил! Хотя Ольга и так все получит. А с Сашкой что будет?»

Думать об этом было так неприятно, что я потряс головой и отогнал дурные мысли.

Егор встал из-за стола, вышел из кухни и скрылся в глубине дома. Мы с Глебом молча слушали, как скрипят старые деревянные ступени под его огромным хорошо накачанным телом. Наконец, скрип затих. Открылась и тут же захлопнулась дверь моей спальни наверху. Настала тишина.

– Железный парень, – сказал Глеб. Он был очень бледен и непрерывно курил одну сигарету за другой. Я подумал, что нужно призвать его к порядку, но неожиданно для себя потянулся к пачке и взял сигарету.

– Железный, – ответил я и тоже закурил.

– Представляешь, спать пошел, – позавидовал Глеб. – И, я уверен, он заснет!

– Не сомневаюсь, – откликнулся я.

Глеб поставил на стол локоть и задумчиво подпер щеку кулаком.

– Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим, – пропел он на известный мотив. Затушил окурок и сказал:

– Знаешь, что? Пойду-ка я поваляюсь. Заснуть у меня вряд ли получится, я не такой несгораемый шкаф, как наш общий друг, но все же…

Он немного помедлил и признался:

– Колени дрожат.

– Не у тебя одного, – ответил я со вздохом.

– Ну, и ты полежи!

– Мне нужно со стола убрать.

Глеб досадливо махнул рукой.

– Оставь, ради бога! Смерть дышит в затылок, а он посуду мыть собирается! Хроники помоют! Должны же они хоть как-то оправдывать свое существование!

– Тоже верно, – согласился я охотно. – Я бы полежал. Только моя спальня занята.

– Можешь занять половину моей кровати, – предложил Глеб великодушно. – Она широкая.

– Нет, – отказался я. – Два взрослых мужика в одной кровати… Это, знаешь ли, как-то не эстетично. Подышу-ка я лучше воздухом. Напоследок.

– Как хочешь.

Глеб вылез из-за стола и удалился следом за Егором. А я бросил разгромленный стол с горой грязной посуды и вышел в сад.

Дошел до скамейки под яблоней, присел и откинулся на деревянную спинку. В голове крутилось четверостишие, сочиненное Маяковским на борту парохода, плывшего в Америку:

– Я родился, рос, кормили соскою.

Вот и вырос, стал староват.

Так и жизнь прошла,

Как прошли Азорские острова…

Вот именно. Незаметно как-то прошла. Как острова, быстро проплывшие по левому борту. И что хорошего я успел сделать за свои сорок пять лет? Деревьев не сажал, сына не вырастил, даже дом не построил, а только отремонтировал тот, что достался мне от прадеда. Слабак!

Я закрыл глаза, чтобы не смотреть на веселое цветущее великолепие вокруг. Подумать только! Меня еще не было на свете, а эти деревья жили и плодоносили! Меня уже не будет, а они…

Тут чья-то рука тронула мое плечо, и я подскочил на скамейке. Быстро обернулся и увидел хроников с обожженными солнцем носами.

– Господи, – сказал я невольно. – Напугали-то как!

– Извините, – сказал один из хроников, кидая вокруг тревожные взгляды. – Мы не хотели.

– Просто проголодались, – жалобно договорил второй хроник.

– Черт! – всполошился я. Хорош хозяин, забыл про гостей! – Ребята, простите! Идите на кухню, в холодильнике всего полно.

Хроники замялись на месте.

– Он спит, – сказал я, безошибочно угадав причину их нерешительности.

Хроники просветлели и растворились в воздухе прежде, чем я успел извиниться за то, что в кухне не убрано.

Ну, и ладно! Как заметил Глеб, должны же они как-то оправдывать свое существование!

Час, который я провел на скамейке под яблоней, промчался незаметно. Впрочем, ничего удивительного. Одно дело – час для нормального человека, сидящего на работе и с тоской поглядывающего на часы. Совсем другое дело – час для человека, ожидающего расстрела. За этот час теория относительности Эйнштейна раскрылась передо мной во всей своей философской, если не математической, глубине.

Тут в ворота постучали, и я снова невольно вздрогнул. Поднялся со скамейки и направился на стук. Очевидно, прибыла форма.

Я приоткрыл створку и увидел на пыльной проезжей части конопатого мальчишку лет десяти. Мальчишка придерживал небольшой двухколесный велосипед, к багажнику которого был приторочен объемный сверток.

– Вы кто? – спросил мальчишка подозрительно.

Хотя времени было в обрез, я все же не удержался от нравоучения:

– Здороваться нужно!

– Здрасти, – сказала мальчишка небрежно. И повторил:

– Вы кто?

Я хотел объяснить, что обычно младшие представляются старшим, а не наоборот. Но вздохнул и неожиданно ответил:

– Антон.

– Николаевич? – уточнил мальчик.

– Николаевич.

Мальчишка опустил велосипед на землю и принялся отвязывать сверток от багажника. Отвязал и протянул его мне.

– Вот. Просили передать.

Я принял сверток и взвесил на руке. Тяжелый.

– Спасибо.

Машинально похлопал себя свободной рукой по карманам в поисках мелочи. Но карманы были пусты.

– Извини, – сказал я. – Кошелек дома. Подождешь?

– Заплачено уже, – ответил мальчишка очень по-взрослому. Поднял велосипед из придорожной пыли, закинул ногу за раму и оттолкнулся от земли. Велосипед совершил плавный вольт и выехал на асфальт.

Я проводил взглядом малолетнего посланца, закрыл ворота и отправился в дом. Вошел в прихожую и, не разуваясь, отправился наверх. Поднялся по лестнице, остановился перед дверью своей спальни и прислушался. Тишина. Я осторожно стукнул в дверь и немного подождал. Мне никто не ответил. Тогда я приоткрыл створку и сунул в комнату голову. Егор спал, подложив здоровую руку под щеку. Его лицо было строгим и сосредоточенным; похоже, даже во сне он что-то обдумывал, чтобы не терять зря времени. Железный малый.

– Егор, – позвал я негромко.

Дыхание спящего остановилось. Егор открыл глаза, до того трезвые и осмысленные, что я поразился:

– Ты что, не спал?

– Спал, – ответил гость. – И прекрасно спал. У тебя удобная кровать.

Он рывком поднял себя с постели и невольно скривился от боли.

– Тебе нельзя делать резких движений! – предупредил я запоздало.

– Забыл, – ответил Егор с досадой и придержал правой рукой левое плечо. Немного посидел в такой позе, баюкая боль, затем выпрямился и коротко спросил:

– Пора?

– Пора, – ответил я и протянул ему сверток.

– Ага! – обрадовался Егор. – Спецодежда! Разверни, пожалуйста, мне не справиться одной рукой.

Я спохватился и быстро развернул сверток. В нем оказалась потертая фуфайка, пахнувшая отнюдь не розами, грязные засаленные брюки, кое-где распоровшиеся по швам, и плотный жилет. Жилет был тоже не новый, сшитый из бурой парусины.

– Отлично, – сказал Егор с удовлетворением. – То, что нужно. Если плечо начнет кровиться, то пятно не заметят.

– Да уж, – ответил я с невольной брезгливостью. – Чего-чего, а пятен тут хватает.

– Поможешь мне? – спросил Егор.

– Конечно.

Он быстро расстегнул джинсы и одной рукой стащил их с себя. Я придерживал его за пояс, помогая удерживать равновесие. Рассматривать раздетого гостя было неловко, но я все же отметил великолепный набор мышц, расчертивших тело с точностью анатомического атласа. «А трусы все же надел!» – съехидничало подсознание. Странно. Мне почему-то казалось, что Егор не воспользуется чужим бельем. Даже если оно совершенно новое. Воспользовался.

– Майку придется распороть, – сказал Егор виновато. – Прости. Сплошные убытки от меня.

Я махнул рукой. Достал ножницы и аккуратно разрезал плечевой шов с левой стороны. Вдвоем нам удалось содрать с Егора майку примерно так же, как змея сдирает с себя старую мертвую кожу.

– Надел-то ты ее как? – поразился я.

– Не знаю, – ответил Егор. – С утра вроде не очень больно было. А сейчас…

Он потер плечо и не договорил. Я вывернул фуфайку налицо и рассмотрел ее. Ну и грязь!

– Грязная, – повторил я вслух брезгливо.

– Это хорошо, – ответил Егор. – Она и должна быть грязной. Только рукав опять придется распороть. Я не смогу поднять руку.

Я, не говоря ни слова, проехался ножницами по всему шву, идущему от плеча до запястья. С огромным трудом натянул фуфайку на Егора и отступил на шаг, довольный собой. Странно, но в этом ужасающем прикиде гость смотрелся на редкость органично. «Ему бы еще косынку на голову и серьгу в ухо», – шепнул внутренний голос. Писательский, так сказать. Да. Некрасив, но чертовски хорош. И так бывает.

– Брюки я сам надену, а ты пока иголку с ниткой принеси, – велел Егор.

– Ах, да! – спохватился я.

Сбегал в Олину комнату и принес оттуда всю ее рабочую корзинку. Нашел среди многочисленных тряпочек, мотков шерсти, пуговиц и прочей дребедени набор иголок. Оторвал от катушки длинную белую нитку и продел ее в ушко.

– Стой смирно, – велел я Егору. Тот послушно замер на месте.

– Я не специалист! – предупредил я.

– Главное, чтобы держалось крепко, – ответил Егор. – Если шов разойдется на глазах у изумленной публики, нам будет кисло. Ты постарайся.

И я постарался. Не удовлетворившись одним грубо наложенным швом, я достал из корзины катушку с самой прочной нитью и проделал всю процедуру еще раз. На всякий случай.

– Вот так, – сказал я, подергав шов. – Теперь надежно.

– Хорошо, – ответил Егор нетерпеливо. – Буди Глеба, я хочу, чтобы мы сверили план действий.

В этот момент он оборвал себя и приложил палец к губам. Тоненький мальчишеский голос выкликал, приближаясь:

– Рыба! Свежая рыба!

– Пора, – сказал Егор и посмотрел на меня.

Открылась дверь спальни, на пороге возник бледный и серьезный Глеб.

– Слышите? – спросил он.

– Слышим, – ответил я.

Егор повернулся к нам и велел:

– Сядем на дорожку.

Я приспел на край кровати, рядом плюхнулся Глеб. Егор сел напротив нас, в единственное кресло, стоявшее возле окна.

– Значит, так, – привычно принялся он руководить. – Едем в машине Антона.

Глеб вяло возразил:

– Лучше в моей! Сам же говорил…

– Нет, – перебил Егор. – Лучше в «ниве». У Антона в подвале остались куски половой обивки.

– Остались, – подтвердил я.

Пол моей старенькой машинки был покрыт ковролином. Может это признак старости, но я ужасно теплолюбив и не люблю резину под ногами.

– Вот этими остатками ты меня и прикроешь, – спокойно сказал Егор. – Я лягу между передними и задними креслами, сверху постелешь ковролин. Постараюсь не шевелиться, чтобы он не сбился. Если наши друзья не станут особо приглядываться, возможно, все обойдется. На пляже они, кажется, машины не обыскивают.

– На пляже не видел, – подтвердил Глеб. – Только на трассе.

– Вот и хорошо. Значит, Антон прикроет меня ковролином. Заднюю дверь приоткроешь только тогда, когда к машине подойдет рыбак моего роста.

– А когда он подойдет? – спросил я. Меня начало заметно потряхивать от страха, перемешанного с возбуждением.

– Он сам выберет нужный момент, – ответил Егор. – Положи на заднее сиденье пару пакетов, достань их, когда подойдет рыбак. Ну, а дальше по обстановке. Да, еще! Подними дверцу багажника сразу, как только приедешь на пляж. Лучше не дожидаться, пока наши друзья решат тебя проинспектировать. Открой так, чтобы содержимое было на виду.

– Понял, – ответил я.

– Если что-то пойдет не так…

Егор обвел нас холодным взглядом и жестко велел:

– Ложитесь! За колеса, куда угодно! Я вам помочь уже не смогу. Ясно?

– У меня есть охотничье ружье, – сказал я деловито. – Прихватим?

Егор обнажил белоснежные зубы в бесшумном смехе. Пират. И смех у него пиратский.

– Твое ружье там не понадобится, – ответил он, отсмеявшись. – Своего оружия полно будет. Так что, главное – не делать глупостей.

Он еще раз обвел взглядом наши бледные физиономии. Укоризненно наклонил голову к плечу и велел:

– Кураж, ребята! Выше нос! Проскочим!

Егор встал с кресла и деловито подвел итог:

– После того, как я залезу в лодку, сразу уходите…

Он остановился, дотронулся до раненого плеча и чуть заметно сморщился. Я понял, о чем он думает.

– Может, примешь какое-нибудь обезболивающее? – спросил я с сочувствием. С такой раной только по лодкам лазить.

– Можно сделать укол, – оживился Глеб. – Вообще руку перестанешь чувствовать!

– Нет, – отказался Егор сурово. – Я должен действовать двумя руками одинаково. Никаких уколов.

Глеб подумал и кивнул.

– Антон, пошли вниз, – сказал Егор и вышел из комнаты.

– Я его прикрою ковролином, а ты нейтрализуй хроников, – велел я. – Пусть сидят на даче и не высовывают нос. Скажи им.

– Ага, – ответил Глеб и моментально испарился.

Я вздохнул и оглядел комнату так, словно видел ее в последний раз. Впрочем, возможно, так оно и было.

Егор ждал меня в подвале.

– Подкати машину поближе к дверям, – велел он. – Нечего светиться посреди двора.

Я безропотно направился к своей «ниве», по дороге отметив краем глаза, что Глеб что-то усиленно внушает хроникам, загоравшим возле гаража. Хроники тоскливо внимали куратору, вид у них был кислый. «Мне бы ваши заботы», – подумал я невольно. Сел в машину, подогнал ее к открытой двери подвала. Егор юркнул в заднюю дверь с неожиданной ловкостью для такого огромного тела. Аккуратно опустился на пол лицом вниз, поджал длинные ноги.

– Помещаюсь? – глухо донеслось до меня.

– Помещаешься, – ответил я. – Похож на мусульманина во время молитвы. Ты устройся поудобней, тебе шевелиться нельзя.

– Мне удобно, – ответил он полуприглушенным голосом. – Неси ковролин.

Я сбегал в гараж, принес к машине ящик с остатками ковровых полос. Положил на спинку скрючившегося Егора шерстяную дорожку. Прищурился, отступил назад и критически осмотрел эскиз. А что… Ничего! Пол и оставшиеся куски ткани, разложенные поверх человеческого тела, сливались в единый серый цвет. Стекло в машине пыльное, немытое, если не приглядываться, то можно подумать, что на полу только серая обивка, и ничего больше. Я закрыл Егора вторым куском обивки и отступил назад.

– Отлично! – сказал я вслух. – Тебя вообще не видно!

– Закрепи, – глухо донеслось из глубины салона.

Я быстро огляделся. Интересно, чем можно скрепить две полосы ковролина? Мне на глаза попалась коробка канцелярских кнопок.

– Могу уколоть, – предупредил я. Егор не ответил.

Я заколол место стыка кнопками, стараясь сделать так, чтобы полоски не разошлись, но при этом не помешали Егору выбраться, когда настанет время.

– Удобно? – спросил я, закончив работу.

– Угу, – ответил Егор задушенным голосом.

– Выезжаем! – предупредил я. – Если что не так, говори сразу! Потом уже поздно будет!

– Поехали, – прогудел Егор из-под прикрытия.

Я захлопнул заднюю дверь, сел за руль и поехал к воротам. Притормозил перед ними, вышел из машины и громко позвал:

– Глеб!

– Уже тут, – ответил приятель, возникая с другой стороны.

Глеб мельком заглянул в окно задней дверцы, покачал головой и восхищенно заметил:

– Ну, вы даете!

– Что? – встревожился я. – Плохо?

– Отлично! – ответил Глеб с энтузиазмом. – Если не приглядываться – просто блеск! Я начинаю верить в успех нашего безнадежного предприятия!

– Садись в машину, – велел я. – Только не назад, а вперед.

– Может, я и тупой, но не до такой же степени! – укорил Глеб и плюхнулся на сиденье рядом с водителем.

Я пошел к воротам и открыл их. Вернулся к машине и громко велел:

– Хроники! Ворота за нами заприте!

Уселся в машину, закрыл дверцу и тихо сказал:

– С богом, орлы.

– Егор, ты живой? – позвал прагматичный Глеб.

И откуда-то из недр машины раздраженно донеслось:

– Да поезжайте вы, мать вашу!

– Живой, блин! – радостно констатировал Глеб. – Прямо как Ленин! Живее всех живых! Чего и нам желаю.

Я суеверно сплюнул в окошко.

Мы ехали к пляжу и молчали. Не знаю, о чем думал Глеб, а у меня в голове гулял ветер. Мыслей не было, чувств тоже, и весь я был как тушканчик, замороженный в жидком азоте. Если замороженные тушканчики умеют водить машину.

Дорога скоро кончилась, я сбросил газ и выполз на песок. Доехал почти до самой водной кромки и остановил.

– Приехали, – проинформировал я вполголоса.

– Что видишь? – глухо спросил голос сзади.

Я огляделся. Прямо передо мной у берега стояла небольшая двухвесельная лодка. Двое рыбаков, старый и молодой, деловито доставали улов из запутанных сетей. На берегу уже собралось человек пять. Две тетеньки, повязанные платочками, походили на кухарок из домов новых русских. Один мужичок интеллигентного вида и двое юношей студенческого возраста были, скорее всего, дачниками.

– Свеженькая! – убеждал пожилой рыбак привередливую тетку в платке. – Час назад в море плавала!

– Да? А запах откуда? – спрашивала тетка подозрительно.

– Запах от Юрки, – охотно объяснял пожилой мужик в фуфайке, кивая на напарника. – Мы с ним вчера немного перебрали, а он зубы не почистил…

Тетка поджала губы и неодобрительно оглядела высоченного Юрку, выпрыгнувшего из лодки.

– Вешай, – велела она коротко. – Две рыбины, больше не надо.

Юрка повернулся к нам спиной и Глеб тихо сказал:

– Молодцы! Похож!

Темный затылок двойника походил на затылок Егора, как две капли воды. По-моему, у них даже стрижка была одинаковой.

– Что видите? – спросил Егор уже нетерпеливо.

– Прости, засмотрелись, – спохватился я. – Двойник – просто твое отражение. Сзади, конечно.

– Сюда идет? – спросил Егор.

– Нет, пока горизонт осматривает.

На Юрке был точно такой же парусиновый жилет, который мы нацепили на Егора, чтобы прикрыть плечо с повязкой. Да и остальная одежда соответствовала в точности: такая же грязная и засаленная.

Юрик бросил на нашу машину беглый короткий взгляд и тут же отвернулся. Приложил ладонь ко лбу, озабоченно позвал напарника:

– Степаныч! Похоже, штормить будет!

Я глянул на горизонт и пожал плечами. Ничего похожего на штормовое облако там не было. Глеб толкнул меня в бок и прошипел:

– Выходи из машины!

– Зачем? – не понял я.

– Дурак! Влево глянь!

Я повернул голову. Слева, прямо с асфальтовой дороги, на песок выезжал огромный тяжелый джип. Машина осторожно развернулась и двинулась в нашу сторону со скоростью, примерно, тридцать километров в час. В этой неторопливости было что-то невыносимо наглое. «Не уйдете!» – читалось в китовой ухмылке железной челюсти.

– Егор, не шевелись, – сказал я, не отрывая глаз от приближающейся машины. – Едет патруль.

– Угу, – ответил он.

Я вышел из машины и хлопнул дверцей. Подошел к багажнику, распахнул его настежь и принялся копаться внутри. Глеб покинул салон и пошел к рыбакам. Заглянул внутрь лодки, о чем-то поспорил с пожилым Степанычем. Тот тряс перед носом приятеля дохлой рыбиной и что-то горячо доказывал. Юрик неторопливо приблизился ко мне, громко окликнул по дороге:

– Рыбы свежей не желаете?

– Желаю, – ответил я. Отошел от багажника, оставив его открытым, краем глаза покосился в сторону. И чуть не упал от ужаса.

Джип стоял прямо передо мной, как мертвая панночка перед Хомой Брутом. Одна дверца неторопливо распахнулась, на песок выпрыгнул плотный жилистый мужичок с автоматом наперевес. «И не прячется! – подумал я потрясенно. – И милиции не боится!» Впрочем, милиции в наше время бояться только добропорядочные граждане. Муниципальные стражи порядка обладают поразительным профессиональным нюхом, и там, где пахнет жареным, их днем с огнем не сыскать.

Мужичок с автоматом неторопливо направился к нам. В машине его дожидались еще двое: водитель и напарник. У напарника автомат лежал на коленях.

– Кто такие? – брезгливо спросил патрульный, мельком взглянув на номер моей машины. Тут же его лицо дрогнуло и окаменело. Мужичок внутренне подобрался, бросил на меня короткий внимательный взгляд исподлобья. У меня возникло ощущение, что по лицу с размаху проехался плотный лист наждачной бумаги. Чувствуется, что Сеня поработал основательно. Я у местной братвы главный подозреваемый.

– Это вы мне? – спросил я вежливо.

– И тебе, и ему, – ответил незнакомец с автоматом, кивая на Юрку.

Я пожал плечами и полез за пазуху. Надеюсь, что мои руки не будут трястись. Достал паспорт, протянул его незнакомцу. Глупых вопросов, вроде «а по какому праву», задавать не стал. По праву человека с автоматом. Этим все сказано. Автоматчик принял мой паспорт, и я механически отметил, что руки не дрожат. Внутри все онемело до такой степени, что я стал воспринимать происходящее со стороны. Знаете, иногда в самолете закладывает уши, и звуки доносятся сквозь неприятную ватную заглушку. Примерно то же самое сейчас произошло со мной. Мои чувства и ощущения атрофировались, покрытые плотным слоем ваты, и весь я превратился в игрушечного снеговика под искусственной елочкой. Автоматчик развернул документ, но задерживаться на нем не стал. Его взгляд постоянно буравил то дверцу моего автомобиля, то высоченную фигуру Юрика.

– Держи, – сказал он и протянул мой паспорт назад. – В машине что?

– Ничего, – ответил я коротко. – Можете посмотреть.

Он оторвался от теплого песка и неторопливо пошел к «ниве». Я старательно смотрел в сторону. Юрка нагнулся и принялся закатывать штанину на левой ноге. Я заметил, что Степаныч в лодке напрягся, и что-то вполголоса сказал Глебу. Приятель не оглянулся, но отодвинулся в сторону. «Сейчас начнут стрелять, – подумал я равнодушно. – Надо упасть».

Но падать мне не пришлось. Автоматчик заглянул в салон через пыльное стекло, обошел машину и поворошил багажник. Минуту постоял в раздумье. Я посчитал до десяти, чувствуя, что седею на глазах. Автоматчик вздохнул, повернулся и зашагал к нам.

Я перевел дыхание, Юрка разогнулся.

– Теперь ты, – сказал автоматчик Юрке. – Кто такой?

– Из артели мы, – хмуро ответил Юрка.

– Из какой артели?

– Рыболовной.

– Документы покажи.

Юрик повернулся к лодке.

– Степаныч! – закричал он. – Документ просят!

– Бегу! – ответил пожилой рыбак в драной фуфайке. – Лечу, как молния!

Он спрыгнул на берег и торопливо потрусил к нам.

– Долго ждать-то? – сердито крикнула вслед тетка в платочке.

– Одну минутку, родная! – ответил Степаныч бодро. – Минутку, не больше!

Он подскочил к нам, сунул автоматчику какие-то бумажки и зачастил:

– Командир, я знаю, что нельзя здесь продавать… Да ведь излишек остался, не в воду же его бросать! А рыбка свежая, вкусная, может, сами возьмете?

Автоматчик, не отвечая, раскрыл какое-то удостоверение. Брезгливо вытряхнул на песок две сторублевые бумажки, заложенные в него, и углубился в чтение. Степаныч проворно подобрал деньги и подмигнул мне. Я не ответил.

– Так, – сказал автоматчик, изучив документ. – Давайте, забирайте свою рыбу, и чтоб я вас тут больше не видел. Поняли?

– Ну, вот! – расстроился Степаныч. – Что ж теперь, добру пропадать? Хоть даром забери!

– Вали отсюда, – повторил автоматчик угрожающе.

– Понял, – ответил Степаныч, разом теряя плаксивые интонации. Развернулся к лодке и завопил:

– Православные! Даром отдаю! Налетай, кому сколько нужно!

– Принести вам рыбки? – сунулся ко мне Юрка.

Я достал из кармана пятьсот рублей, протянул их рыбаку так, чтобы это увидел автоматчик и попросил:

– Побольше! Сколько унесешь!

– Бегу, – ответил понятливый Юрка.

Я вернулся к машине, достал из багажника клеенку и встряхнул ее. Автоматчик повернулся ко мне спиной и зашагал обратно к джипу. Сел в него, захлопнул дверь. Но машина и не подумала тронуться с места. Сидят, наблюдают. Я открыл заднюю дверцу, влез на сиденье одним коленом, делая вид, что достаю газеты, сложенные у заднего стекла.

– Машина напротив нас, – сказал я, почти не шевеля губами. – Там, где твоя голова. Будешь выходить – не поворачивайся туда лицом. По-моему, один из них тебя знает. Он Юрку очень внимательно разглядывал.

– Угу, – тихонько донеслось до меня снизу.

Я прихватил газеты и принялся разворачивать их, укладывая друг на друга. Когда стопка оказалась достаточно плотной, подоспел Юрка с полной сетью.

– Куда? – спросил он громко.

– На клеенку, – ответил я так же громко.

– А газеты зачем?

– Газеты в багажник постелю, – объяснил я. – Чтоб не потекло.

– А-а-а, – сообразил Юрка. – Правильно!

Он присел на корточки и оказался скрытым моей «Нивой» от глаз автоматчиков.

– Егор, – сказал он тихо.

– Слышу, – ответил мой опасный гость.

– Я влезу на сиденье и скажу тебе «пошел». Им ноги видны из-под машины, нужно все сделать аккуратно. Понял?

– Угу, – ответил Егор.

– Лицом не поворачивайся. Они там, где сейчас твоя голова.

– Знаю.

Юрка вытряс сеть над раскрытой клеенкой, связал ее в узел и понес к багажнику. Я с газетами потрусил следом. Автоматчики наблюдали за нами, не выходя из машины.