Текст книги "Дневник его любовницы, или Дети лета"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Ну и свинья же ты! – сказал я самому себе.

Но сил на уборку уже не осталось.

Я вернулся к дивану, стараясь не наступать на засохшие липкие пятна. Упал на спину и попытался отдышаться. Все же интересно, кто ко мне приходил днем? А может быть, это мне померещилось? Вполне возможно. Я теперь не знаю, где кончаются мои изобретательные галлюцинации. Сердце, бешено колотившееся в грудной клетке, немного успокоилось.

Я поднял с пола дневник и продолжил чтение.

01.07.05.

«Ура! Она приехала!

Наконец-то закончилось это невыносимое ожидание! Но все по порядку.

Утром я, по обыкновению, отправился к особняку Загурского. Однако вместо обычно запертых ворот увидел распахнутые настежь двери. Перед домом сновало множество людей, выгружавших вещи из двух дорожных колясок. Я подошел к одному из них, вышедшему со двора, и спросил:

– Скажи, любезный, приехал хозяин?

– Приехал, – подтвердил человек.

– Один, или с гостями?

– С гостями.

– А гостей много?

Он посмотрел на меня удивленным взглядом. Но я достал из кармана серебряный рубль и покрутил у него перед носом.

– Не много, – ответил человек, не отрывая зачарованного взгляда от монеты. – Пожилая дама с дочерью.

Сердце мое забилось очень быстро.

– Елагина? – уточнил я.

Человек почесал затылок.

– Это нам не известно, – ответил он с сожалением. – Наше дело маленькое: вещи в дом доставить.

– А гости? Дому уже? – настаивал я.

– Дома, – подтвердил человек. – Отдыхают с дороги.

Я бросил ему рубль, он поймал монету на лету. Я повернулся и пошел прочь.

Она приехала!

Через несколько минут мое восторженное состояние сменилось унынием.

Приехать-то она приехала, только где я смогу ее увидеть?

Вход на дачу к Загурскому мне заказан: хозяин не приглашал меня бывать у него. Явиться незваным гостем к человеку, с которым виделся всего несколько раз в жизни… нет, это невозможно.

Что же мне делать? Слоняться возле дома Загурского?

Я досадливо качнул головой и отмел это предложение.

Остается только одно: гулять по набережной в ожидании того дня, когда наши пути пересекутся».

06.07.05.

«Вот они и пересеклись.

Сегодня наконец увидел Сандру, гуляющую с матерью по набережной. Загурского поблизости не было, и я рискнул подойти поздороваться. При виде меня лицо генеральши дрогнуло.

– Вы? – спросила она растерянно. Тут же спохватилась и вежливо добавила:

– Какими судьбами, Николай Антонович?

– У меня здесь дача, – ответил я со скрытым вызовом. Пускай попробуют доказать, что я приехал сюда не для отдыха. А с какими-то другими намерениями.

– Дача? – переспросила генеральша.

Я взглянул на Сандру. Она закрывалась зонтиком от жарких солнечных лучей, выражение ее лица было совершенно непроницаемым.

– Здравствуйте, Александра Викторовна, – сказал я.

Она молча присела в неглубоком реверансе. Анна Ильинична тем временем оправилась от неприятной неожиданности и смогла продолжить разговор.

– А где же Елизавета Дмитриевна? – спросила она. – Надеюсь, вы не оставили ее в Петербурге?

– Она приехала вместе со мной, – ответил я, не отрывая взгляда от Сандры. – Но вынуждена была вернуться назад.

– Вот как? Отчего же?

Голос Елагиной становился все холодней и отчужденней.

– Ей не понравился здешний климат, – солгал я.

– Жаль, – сказала Анна Ильинична уже откровенно суровым тоном.

Я промолчал. Сандра не смотрела мне в лицо. Она следила взглядом за проезжающими экипажами.

– И вы отпустили вашу жену одну?

Я, наконец, взглянул Анне Ильиничне прямо в лицо. Зрелище было не из приятных. Давно я не встречал человека, который бы так явно показывал свое неудовольствие при виде меня.

– Я предполагал уехать с ней, но Лиза отказалась, – солгал я снова. – На даче мне работается особенно хорошо, и Лиза настояла, чтобы я остался.

– Вот как? – язвительно заметила генеральша. Я понял, что моя ложь не обманула ее. – Что ж, желаю вам всего хорошего.

Она взяла Сандру под руку и величаво двинулась прочь.

Я проводил их тоскливым взглядом. Меня не пригласили бывать в доме. Ничего удивительного: я давно попал в разряд нежелательных персон. Значит, я смогу видеть Сандру только мельком, на улице или у общих знакомых.

Впрочем, общих знакомых у нас пока нет. Елагина почти никому не представлена в Петербурге.

Что же мне делать?

Я вернулся домой в самом отвратительном расположении духа. Главным образом потому, что Сандра не удостоила меня взглядом.

– Я ей не нужен, – сказал я вслух. – Зачем я ей?

Уселся за стол, подвинул к себе лист бумаги. В последний раз я пытался что-то написать месяц назад. Но у меня ничего не вышло.

Не вышло и сейчас.

Я отбросил лист, оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях. Сидел я так довольно долго. В комнату уже пришли светлые летние сумерки, когда в дверь постучали.

– Да, – сказал я, отнимая руки от лица.

Голос моей кухарки из-за двери ответил:

– Барин, вам записка.

Я встал из-за стола и пошел к двери, ускоряя шаг. Записка? Неужели от нее?

Я открыл дверь и столкнулся взглядом с кухаркой, опрятной пожилой женщиной. Она была единственной оставшейся в доме прислугой.

– От кого? – спросил я, принимая запечатанный конверт без адреса.

– Не знаю, – ответила кухарка.

– А кто принес?

– Мальчишка какой-то.

– Что ж ты его не расспросила? – спросил я с досадой. – Может, записка не ко мне?

Кухарка развела руками.

– Не успела! Суну мне конверт, сказал для «барина», да и был таков!

– Хорошо, ступай, – сказал я и закрыл дверь.

Вернулся за стол и покрутил конверт в руках. Наконец решился и вскрыл его.

Записка была действительно адресована мне. И написала ее не Сандра, а ее маменька.

Записка была сухой и короткой. Вот она:

«Николай Антонович! Прошу Вас быть завтра в пятом часу на набережной. Мне нужно в сами поговорить. Анна Ильинична».

Я медленно сложил записку и сунул ее обратно в конверт.

Знаю я, о чем будет этот разговор. Может, не пойти?

Хотя почему я должен уклоняться от разговора? Разве я сделал что-то дурное, приехав на собственную дачу? Разве кто-то может решить за меня, когда я должен бывать в собственном доме?

Совесть, однако, не удовлетворилась пустыми отговорками и забросала меня упреками».

07.07.05.

«Весь день был отравлен ожиданием неприятного разговора. Однако я не поддался трусливому искушению избегнуть его. Оделся тщательней, чем обычно, и отправился на набережную к указанному генеральшей часу.

Прошелся взад-вперед по каменному парапету, но не увидел ни самой генеральши, ни ее дочери.

Минут через десять ко мне подошла модистка из модного магазина, расположенного неподалеку. Стрельнула по сторонам озорными молодыми глазами и шепотом доложила, что «меня ожидают».

– Где? – спросил я.

– Идите за мной, – важно ответила дама. Развернулась и двинулась по направлению к магазину.

Я послушно пошел следом.

В магазине меня провели в заднюю комнату, где, очевидно, обитала хозяйка. На столе были разложены заполненные счета, на полу возле окна громоздились шляпные картонки.

Генеральша сидела на единственном стуле, стоявшем у стола. Я поклонился ей, она рассеянно кивнула в ответ.

– Садитесь, – пригласила Анна Ильинична, указав подбородком на кушетку у противоположной стены.

Я сел, не говоря ни слова.

Генеральша заметно волновалась. Ее лицо было покрыто неровными красными пятнами, в руках она нервно теребила носовой платок.

– Я хотела бы, чтобы этот разговор остался между нами, – начала она наконец. – Поэтому и говорю с вами в такой… странной обстановке.

Я по-прежнему молчал. Отчего-то мне было приятно видеть ее волнение.

– Николай Антонович!

Я слегка приподнял бровь и с готовностью наклонился вперед.

– Я прошу вас о большом одолжении.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить вам удовольствие, – ответил я вежливо.

– В таком случае, прошу вас, уезжайте отсюда.

Я еще выше поднял брови, демонстрируя фальшивое изумление.

– Но почему?..

– Думаю, вы это понимаете не хуже меня, – твердо ответила генеральша. Она хотела добавить что-то еще, но удержала себя. Сжала губы, помолчала несколько минут. Через некоторое время хмурые складки возле ее губ разгладились, лицо стало не таким суровым.

– Я… не осуждаю вас, – сказала она почти мягко. – Сандра – красивая девушка. Многие мужчины способны потерять голову из-за такой красоты. Я только прошу вас…

Она судорожно перевела дыхание и договорила:

– …не компрометировать ее.

Я молчал. Генеральша пытливо посмотрела мне в лицо и добавила почти умоляюще:

– Она ведь замуж выходит!

Отмалчиваться дальше не получилось. Я разомкнул губы, откашлялся и спросил:

– Но каким образом мое присутствие может скомпрометировать Александру Викторовну?

– Вы и сами все прекрасно понимаете, – ответила генеральша. Она начала сердиться.

– Я обещаю не бывать у вас, – сказал я твердо.

– А что же вы будете делать? – спросила генеральша. Пятна на ее лице проявились с новой силой. – Поджидать нас на набережной? Простаивать перед закрытыми воротами дома? Вся прислуга только об этом и говорит! Неужели вы не понимаете, что своим поведением наносите вред репутации моей дочери?

Я молчал. Замолчала и генеральша.

– Николай Антонович! – окликнула она меня через минуту.

Я поднял на нее взгляд.

– Умоляю вас! – сказала генеральша. – Уезжайте отсюда! Вы не должны… не имеете права разрушать чужие жизни! Вспомните, у вас есть жена и сын!

Я молчал. Я знал, что не смогу никуда уехать, и просто откладывал неприятный момент этого признания.

– Почему вы мне не отвечаете?

Я тяжело вздохнул.

– Я желаю Александре Викторовне всяческого счастья, – сказал я наконец. Генеральша просветлела. – Но уехать не могу.

– Что?..

На мгновение мне стало жаль Елагину, таким растерянным и беспомощным был ее голос.

– Обещаю вам, что не стану стоять перед вашими воротами и караулить Александру Викторовну на набережной, – продолжал я торопливо. – Но я хочу хотя бы изредка видеть ее. Что в этом преступного?

Генеральша молчала.

– Неужели это может ей повредить? – спросил я с отчаянием.

Елагина тяжело поднялась со стула.

– Прощайте, – сказал она холодно. – Я надеялась, что вы порядочный человек. Жаль, что ошиблась.

Она прошла через комнату и открыла дверь, ведущую в общий зал. Вышла и прикрыла за собой дверь.

А я остался сидеть на месте. Совесть грызла мою душу, и как ни пытался я оправдать себя, ничего не получалось.

В комнату заглянула молоденькая модистка, которая привела меня сюда:

– Николай Антонович!

Я повернул голову.

– Вы кого-то ждете? – спросила она лукаво.

Я понял намек и поднялся с кушетки.

– Уже ухожу.

Модистка оглянулась через плечо, вошла в комнату и притворила за собой дверь. Достала из кармана рабочего передника записку, сложенную треугольником, и молча помахала ею в воздухе.

Кровь бросилась мне в лицо. Я бросился к ней, но модистка ловко спрятала записку назад и сделала многозначительный знак бровями.

Чувства мои обострились до того, что я стал понимать все без слов. Торопливо достал бумажник, открыл его и выгреб все содержимое. Рука моя так дрожала, что удержать деньги я не смог. Несколько купюр с тихим шелестом разлетелись по комнате.

– Ну?! – сказал я.

Модистка сунула мне записку, опустилась на колени и принялась собирать упавшие банкноты. Я схватил записку и торопливо выскочил из магазина.

Пробежал по набережной метров двадцать, словно за мной гнались преследователи. Встречные прохожие с удивлением смотрели на прилично одетого господина, несущегося мимо них.

Я добежал до пустой скамейки, стоявшей в укромном углу приморского парка, упал на нее. Приложил руку к груди, где лежала записка.

Записка жгла меня огнем. Незачем было спрашивать, от кого она.

Я огляделся вокруг. Никого.

Я достал записку, развернул ее и прочитал:

«Жди. Приду».

Я перевернул страницу.

Странно, но следующая запись выглядела так, словно ее начало было оборвано. Я осмотрел открытую страницу повнимательней.

Так и есть.

Несколько листов было вырвано, в развороте тетради торчали короткие клочки бумаги.

Я поднес дневник к самым глазам и присмотрелся к обрывкам.

Судя по всему, вырвано не меньше двух страниц. Интересно, что за информацию уничтожил мой прадед?

Впрочем, нетрудно догадаться. Он вырвал листы, на которых была записана старая, как мир, история грехопадения Адама и Евы.

Прадед не хотел, чтобы эти интимные подробности прочли чужие глаза.

Джентльмен, ничего не скажешь.

Я разгладил смятую страницу и продолжил чтение.

«…не могу ее понять. Иногда она говорит такие вещи, что мне становится не по себе. Ну, например.

Я спросил ее, почему не приехала Любочка Менделеева с отцом.

– Любочка наказана, – насмешливо ответила Сандра, причесываясь перед большим зеркальным трюмо в спальне.

– Наказана? – удивился я. – За что?

– За недостойное желание стать актрисой.

Я откинулся на подушку.

– Любочка хочет стать актрисой? – переспросил я.

– Какая разница, кем она хочет стать? – ответила Сандра. – Разве желание женщины что-то значит в этой жизни? Женщины должны подчиняться правилам, которые устанавливают для них мужчины.

Я не ответил. По-моему, такая точка зрения называется феминистской.

– А чего хочешь от жизни ты? – спросил я.

– Свободы! – ответила Сандра, не задумываясь. Она засмеялась и сказала:

– Знаешь, это, конечно, ужасно, но я мечтаю о том, чтобы у меня умер какой-нибудь богатый родственник и оставил мне кучу денег.

– У тебя есть богатый родственник? – спросил я.

– В том-то и беда, что нет, – ответила Сандра, продолжая смеяться.

– А если бы у тебя было много денег, ты бы согласилась выйти за Загурского? – спросил я с болезненным любопытством.

– Не говори глупостей, – отрезала Сандра. – Я бы вообще не пошла замуж.

Я поднялся с кровати, подошел к ней и опустился перед Сандрой на колени.

– Ни за кого? – спросил я тихо, беря ее за руку.

Она минуту смотрела мне в глаза, потом ответила очень твердо:

– Ни за кого.

И высвободила руку.

Иногда меня пугает ее независимость.

Впрочем, в наших отношениях это уже ничего не меняет. Я заболел Сандрой, и эта болезнь незаметно перешла в хроническую стадию.

Весь день я думал только об одном: придет она сегодняшней ночью или нет?

Сандра никогда ничего не обещает. Она держит меня целиком в зависимости от своего настроения.

Иногда я вижу ее в городе с матерью и женихом. Загурский выглядит счастливым, генеральша подавленной. Сандра сохраняет обычное непроницаемое выражение лица.

Я все больше пугаюсь мысли о том, что будет завтра.

Свадьба назначена на конец октября. На даче Елагины пробудут до середины августа. Потом вернутся в Петербург, чтобы начать приготовления к свадьбе.

– Как мы будет видеться в Петербурге? – спросил я ее с тоской.

Сандра посмотрела на меня с удивлением:

– Кто тебе сказал, что мы будем видеться и дальше? – спросила она в свою очередь.

Я оторопел:

– Ты хочешь сказать, что наши отношения закончатся с твоим отъездом?

Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза, как на умалишенного.

– Разумеется! Как же иначе?

Я не смог ничего ответить. Только смотрел на нее и молчал.

– Не смотри на меня так, – быстро сказал Сандра и отвернулась.

– Как?

– Как жертвенная овца, – ответила она холодно. – Ты получил то, что хотел.

Я расхохотался. Да, уж… Получил то, что хотел, иначе не скажешь!

Она меня не любит. Я стараюсь привыкнуть к этой мысли, но это трудно.

Иногда я думаю: из-за чего молодая красивая девушка пошла на сближение с женатым мужчиной? Чувства тут не при чем. Тогда что же? Желание поиграть с огнем? Пожалуй, это так.

Мне горько признаться себе в этом, но я стараюсь смотреть правде в глаза.

Сегодня днем снова видел их в городе. Генеральша сделала вид, что меня не заметила, Сандра скользнула мимо равнодушным взглядом, Загурский вежливо дотронулся до шляпы, но глаза его были холодными.

Он первым выскочил из коляски, в которой они приехали, и протянул руку, помогая дамам сойти. Когда Сандра дотронулась до его руки, я отчетливо понял: этому браку не бывать.

Я сделаю все, чтобы он не состоялся.

Я не отдам ее никому.

Я так и сказал ей этой ночью:

– Уедем вместе.

– Что? – рассеянно спросила Сандра. Она перебирала на туалетном столике украшения, забытые Лизой в спешке отъезда.

– Уедем вместе, – повторил я.

Сандра приложила к шее старинный медальон на серебряной цепочке.

– Куда? – спросила она.

– Куда ты захочешь, – ответил я, задыхаясь. Она говорила таким равнодушным тоном, что мне хотелось умереть от отчаяния.

Она обернулась и посмотрела на меня. Покачала перед лицом медальоном и спросила:

– А как же твоя жена?

– Я обеспечу ее и ребенка, – ответил я твердо. Все это я уже обдумал раньше.

Сандра опустила руку и еще минуту задумчиво разглядывала мое лицо.

– У тебя много денег? – спросила она вдруг.

– Много, – ответил я. – Я выполню все твои желания.

– Больше, чем у Владимира Михалыча? – продолжала она, не слушая.

Я молчал.

– Так больше или нет?

– Загурский очень богатый человек, – ответил я через силу.

– Значит, он богаче тебя?

– Да, – признал я тихо.

Сандра пожала плечами.

– Вот видишь! – сказала она и отвернулась.

– Ты не любишь его! – почти закричал я.

Она посмотрела на мое отражение в зеркале.

– И тебя тоже не люблю, – напомнила она.

Я обхватил руками голову и принялся раскачиваться на кровати.

– Перестань, – велела Сандра. – Ты становишься скучен.

Я поймал себя на странном желании. Мне хотелось схватить ее за горло и стиснуть пальцы. Душить ее до тех пор, пока не увижу в глазах страха.

Я схожу с ума!»

17.07.05.

«Идея увезти ее из России становится навязчивой. Однако говорить на эту тему Сандра отказывается. Она не хочет слушать никаких уговоров.

– Что ты можешь мне предложить? – спросила она как-то раз. – Судьбу Анны Карениной? Благодарю, у меня другие желания. Если ты действительно меня любишь, постарайся их исполнить.

– Я сделаю все, как ты хочешь! – пообещал я.

Она подошла ко мне и положила руки на мои плечи.

– Тогда оставь эти разговоры, – сказал она вкрадчиво. – Разве тебе плохо со мной?

– Плохо, – ответил я, не успев подумать.

Брови Сандры взметнулись вверх.

– Мне плохо потому, что я могу видеть тебя лишь тайком, – поправился я. – И еще потому, что наши отношения закончатся через месяц навсегда.

– Так что же из этого? – ответила Сандра, пожимая плечами. – Все проходит, и это пройдет! Вспомни кольцо царя Давида!

Я снял ее руки со своих плеч. Она рассмеялась, быстро собралась и ушла.

Однако я не оставил попыток ее переубедить. И в своем отчаянии опустился даже до угроз.

– Я не дам тебе выйти за Загурского, – сказал я угрюмо, наблюдая за тем, как она одевается, собираясь уходить.

Сандра остановилась и подняла голову. В полутьме ее сверкающие светлые глаза выглядели зловеще.

– И что ты сделаешь? – поинтересовалась она. – Напишешь ему анонимное письмо с рассказом о наших встречах? Очень глупо с твоей стороны! Не знаю, раздумает ли он на мне жениться, но тебя он убьет, это совершенно точно!

– Я не боюсь смерти, – ответил я.

Сандра пренебрежительно повела плечом.

– Красивые слова! – бросила она. – Единственное, на что способны влюбленные мужчины.

– Не обобщай, – сказал я. Меня начинала душить тихая ярость.

Она только рассмеялась.

Я с ужасом ловлю себя на мысли, что моя любовь к Сандре все прочней переплетается с ненавистью к ней же. Иногда я мечтаю о том, чтобы увидеть ее униженной, растоптанной, потерявшей все, что она имеет сейчас: богатого жениха, незапятнанную репутацию, блестящие виды на будущее… Я мечтаю лишить ее неуязвимости, мечтаю о ее позоре так сладострастно, что сам пугаюсь этого.

А она словно чувствует это.

Она подзадоривает меня, играет с моей ненавистью, как кошка с мышкой. Ей точно нравится ходить по краю пропасти.

Недавно Сандра сделала мне подарок.

Она принесла с собой длинный футляр, отделанный тисненой кожей, и положила его на кровать.

– Что это? – спросил я.

– Это подарок, – ответила Сандра с невинным выражением лица.

Не знаю почему, но меня это известие не обрадовало. Едва дотронувшись до футляра, я уже хорошо знал, что там внутри.

– Ну, что же ты, – поторопила Сандра. – Открой!

Я поднял крышку. На зеленом бархате лежал старинный пистолет с длинным дулом.

Он был удивительно красив. Внутри отполированной деревянной рукояти мерцало глубокое темное пламя, завораживая и притягивая взгляд.

Я провел пальцем по ровной гладкой поверхности. Почему-то мне казалось, что дерево будет теплым.

Но оно оказалось холодным, словно не живым.

– Зачем мне пистолет? – спросил я Сандру.

Она наблюдала за мной с легкой усмешкой.

– Я считаю, что каждый мужчина должен иметь оружие, – ответила она.

Я пожал плечами.

– Не вижу в этом необходимости.

– А как же иначе разбираться со своими врагами?

Я тихо засмеялся.

– Милая, ты опоздала родиться, – сказал я снисходительно. – В наше время принято разбираться с врагами по-другому. Слава богу, мы не дикари.

– Ну, да, – сказала Сандра, глядя в сторону. – Гораздо проще украсть чужую невесту, чем завоевать ее в честной борьбе с другим мужчиной. Правда?

Кровь бросилась мне в лицо.

– Ты хочешь стравить нас с Загурским? – спросил я, пристально глядя на нее. – Тебе хочется, чтобы один из нас убил другого ради тебя? Тебе будет лестно прослыть роковой женщиной? А может, ты хочешь остаться богатой вдовой? Так?

Она отвела глаза и отвернулась, ничего не ответив. Я понял, что не ошибся.

– Сандра! – позвал я.

Она глянула на меня через плечо.

– Ты играешь в опасные игры, – предупредил я.

– Пусть, – ответила она, не раздумывая.

С той ночи пистолет стал ее любимой игрушкой. Иногда мне кажется, что она приходит ко мне только затем, чтобы достать из футляра тяжелое красивое оружие, любовно погладить его рукоятку, что-то прошептать над длинным черным дулом, словно оно живое и может ее слышать.

– Забери его, – сказал я однажды, не выдержав ритуала, ставшего привычным.

Сандра задумчиво погладила рукоять.

– Нет, – ответила она. – Пусть он будет у тебя.

Не знаю, что произошло в этот миг, но я вдруг ясно понял, что если она не унесет из моего дома оружие, случится что-то непоправимое. Я только не знал, произойдет это со мной или с ней. Возможно, беда случится с нами обоими.

– Унеси его отсюда, – снова попросил я.

Сандра подняла на меня насмешливый взгляд.

– Чего ты боишься? – спросила она.

– Не знаю, – ответил я. – Но я чувствую, что, если ты оставишь пистолет, случится беда.

Она рассмеялась.

– Ты же говорил, что не боишься смерти! – напомнила Сандра. На мгновение задумалась и продолжала с серьезным выражением лица.

– Знаешь, мне кажется, я смогла бы тебя полюбить, если б ты доказал мне это.

Я подошел к ней, взял руками за плечи и попытался заглянуть ей в глаза.

Напрасно. Она упорно смотрела в пол.

– Ты хочешь, чтобы я застрелился? – спросил я тихо.

Она раздраженно сбросила мои руки со своих плеч и сказала:

– Оставь меня!

Повернулась ко мне спиной и выбежала из комнаты. Я услышал, как отворилась входная дверь, подошел к окну.

Сандра торопливым шагом шла к воротам, уходила от меня. Навсегда?

– Боже милостивый, – сказал я вслух. – Прошу тебя, сделай так, чтобы она больше не вернулась!

Я просил об этом господа, потому что у меня не хватало сил отказаться от нее самому».

Я остановился и перевернул несколько страниц.

Осталась только одна запись. На этом дневник прадеда обрывался.

Я повернул голову и посмотрел в окно.

Небо над поселком осветили робкие рассветные лучи. Запели проснувшиеся птицы, оранжевый свет торшера терял свое обаяние, становился не таким уютным, каким был ночью

«Читать или не читать?» – подумал я.

– Лучше не надо, – предупредило благоразумие. – Ты ведь и сам уже понял, чем может закончиться история любви, похожей на ненависть. Или история ненависти, похожей на любовь. Отложи дневник.

Но любопытство оказалось сильней благоразумия. Я вернулся к тому месту, на котором остановился, и продолжил чтение.

27.07.05.

«Я решил играть по правилам, установленным Сандрой. Она не приходила уже несколько ночей, но я не ищу ее в городе и не пытаюсь увидеть хотя бы издали.

Она слишком привыкла к моей слабости. Пора показать ей мою силу.

Я заставляю себя оставаться в доме и выхожу только на короткую прогулку до пляжа и обратно.

Это трудно, это почти невыносимо: не видеть ее.

Сандра стала моим наркотиком. И я, как всякий человек, пристрастившийся к зелью, ненавижу свою отраву и одновременно жажду ее до полного физического изнеможения.

Особенно тяжело мне пережить ночь. Я знаю, что она, скорее всего, не придет, но все равно жду ее каждую минуту. Засыпаю только на рассвете, сплю не более двух часов. Боюсь заглядывать в зеркало, потому что вижу там незнакомого человека с неприятным осунувшимся лицом и мрачными глазами.

Моя кухарка говорит, что меня сглазили.

Сегодня четвертый день без нее. Может быть, выехать в город?

Нет, я не должен поддаваться искушению. Я должен держаться стойко. Тогда она придет. Хотя бы из любопытства.

Она пришла.

Я уже почти перестал ее ждать и стал понемногу свыкаться с мыслью о том, что больше мы не увидимся. Мне даже показалось, что я стал выздоравливать. Я уже не сижу ночи напролет у окна, карауля каждый шорох на улице. Я стал засыпать не под утро, как обычно, а намного раньше.

Может, это хорошо, что я решил проявить твердость и излечиться от своей болезни?

Да, это было бы хорошо. Но Сандра почувствовала, что теряет свою власть надо мной. Вот она и пришла сегодня ночью, чтобы окончательно забрать мою душу.

Я уже собирался лечь спать, когда услышал, как едва слышно заскрипела входная дверь дома. Я насторожился.

Неужели показалось?

«Господи, сделай так, чтобы это была не она!» – попросил я господа, но сегодня господь был занят и не услышал мои просьбы.

Бесшумно отворилась дверь спальни, и на пороге показалась она.

Минуту мы стояли молча и смотрели друг на друга.

Я испытывал странные чувства. Меня раздирали пополам отчаяние и радость. Я не хотел, чтобы Сандра приходила, и одновременно с этим был безумно счастлив оттого, что она пришла.

Наверное, я схожу с ума.

– Не ждал? – спросила она, наконец, нарушая тишину.

– Нет, – ответил я хрипло.

Она сделала шаг вперед, вышла из-за бархатной портьеры, скрывавшей лицо. Я жадно разглядывал ее.

Она стала еще красивей, чем раньше.

– Ты меня больше не любишь? – спросила Сандра после небольшого раздумья.

Я молча покачал головой. Произнести вслух «не люблю» мой язык отказывался.

Она подошла очень близко, положила руки мне на плечи. Я почувствовал слабый запах ее духов. Голова закружилась, и я, не думая больше ни о чем, обхватил ее двумя руками, прижал к себе так крепко, что она задохнулась.

Через час я больше не помышлял о свободе. Она добилась своего. Я снова стал ее комнатной собачкой, послушно сидящей у ног.

– Значит, ты хотел меня бросить? – спросила Сандра.

Я повернул голову и посмотрел на нее. Ее голова лежала рядом на подушке, глаза смотрели в темный потолок.

– Хотел, – ответил я. – Но у меня не получилось.

– Если бы я не пришла, получилось бы, – возразила Сандра.

– Может быть, – ответил я равнодушно.

Какая разница, что могло бы быть? Получилось все именно так, как получилось!

Минуту мы лежали молча. На душе у меня было одновременно горько и радостно. Я состоял из противоречивых чувств, которые не могут мирно ужиться в одном человеке.

– Давай проверим, – предложила Сандра.

Я снова повернул голову и посмотрел на ее красивый профиль.

– Что ты имеешь в виду?

– Продолжим опыт, – ответила она, не поворачиваясь ко мне. – Посмотрим, удастся ли тебе обойтись без меня.

Я тихо засмеялся. Повторить все эти мучения еще раз? Проще умереть!

Я так ей и сказал:

– Проще умереть.

– Что ж, умри, – согласилась она легко.

Я попытался ее обнять, но Сандра вырвалась из моих рук и вскочила с постели.

– Больше ты меня не увидишь, – сказала она спокойно.

Я приподнялся на локте и посмотрел на нее.

Враг. Она – мой злейший враг. До того, как я встретил эту женщину, моя жизнь была спокойной и счастливой. После встречи с ней я превратился в самого издерганного и несчастного человека на свете.

А ей это нравится. Ей нравится меня мучить. Так она чувствует свою власть надо мной.

Лживая жестокая гадина…

– Что? – переспросила Сандра, и я понял, что произнес последнее предложение вслух.

– Ты – лживая и жестокая гадина, – медленно повторил я, не отрывая взгляда от ее лица. Я ждал, что она в негодовании подхватит свои вещи и убежит, но Сандра вдруг усмехнулась.

Присела на край постели, положила руку на мою голову и поворошила волосы.

– Ну и что? – сказала она. – Ты меня такую любишь…

Она стиснула пальцы и сильно дернула меня за волосы. Я невольно вскрикнул. Она засмеялась и разжала пальцы.

Именно в этот момент я понял, что убью ее.

Наверное, она это тоже поняла.

Во всяком случае, повторить попытку причинить мне боль она не посмела. Оделась и ушла, не попрощавшись.

Я не стал ее удерживать.

Но с утра мои мучения начались снова.

Промучившись несколько пустых дней и ночей, я не выдержал и позорно капитулировал. Приехал в город, уселся за столиком летнего кафе на набережной. С этого места я отлично видел всех гуляющих и все проезжающие экипажи.

Ждать пришлось долго, почти до темноты.

Они появились вечером, когда на набережной загорелись первые фонари. Генеральша, как обычно, была погружена в свои мысли и не смотрела по сторонам. Загурский меня не заметил. Сандра, разумеется, увидела меня сразу, но не подала виду. Она слушала, что говорит ей жених, и изредка улыбалась.

Я смотрел на нее и не понимал, чего во мне больше: любви или ненависти. Два этих чувства так перемешались в моей душе, что стали неразделимы.

Сандра чуть наклонила голову к лицу Загурского, словно не расслышала его слов. Я вспомнил запах ее волос, и у меня сразу потемнело в глазах.

Загурский повторил сказанную фразу. Его губы почти касались ее щеки.

Мои руки невольно сжались в кулаки.

Я понимал, что Сандра делает это нарочно, что она сознательно мучает меня, но не мог ничего с собой поделать. Я ревновал ее. Да смерти ревновал.

…Эта пытка повторяется уже неделю.

Каждый день я даю себе слово не ездить в город, но не могу удержаться. Потребность причинять себе боль становится для меня привычной.

Сегодня спросил у кухарки, подавшей мне обед:

– Какое нынче число?

Она посмотрела на меня удивленным и жалостливым взглядом. Я уже говорил, что она считает меня жертвой дурного глаза.

– Десятое августа, – ответила она.

Я без стука положил ложку на скатерть.

Десятое августа!

Еще несколько дней, и я больше никогда не смогу ее увидеть!

Я написал записку, в которой просил Сандру прийти проститься со мной. Запечатал ее в конверт и отправил в город.

Зашел в модный магазин, отозвал в сторону молоденькую модистку, которая передала мне первую записку Сандры.

– Послушай, голубушка, – сказал я. – Помнишь ли ты барышню, которая передавала для меня письмо?