Текст книги "Дневник его любовницы, или Дети лета"

Автор книги: Карина Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Только попробуй!!

Сашка в ярости шарахнула кулаком по столу. Конвойный двинулся к нам, но я остановил его жестом.

– Только попробуй! – повторила она, но уже шепотом. Ее глаза угрожающе сощурились. – Антон, не смей портить мне обедню! Ты что, не понимаешь, какой пиар будет у книжки, написанной в тюрьме?! Да у меня все дни расписаны за месяц вперед! Сплошные просьбы об интервью!

– Понял, понял, – сказал я торопливо. Оглядел неуютную комнату, вздохнул и нерешительно спросил:

– Саш, а ты подумала о том, в каких условиях тебе придется существовать? Ты же этого не выдержишь!

– Выдержу, – ответила она легко. – Если я выдержала два года возле тебя, то выдержу, что угодно.

Я почувствовал себя уязвленным.

– Неужели я создал тебе такую невыносимую жизнь? – спросил я.

– Да нет, – ответила Сашка рассеянно. Она смотрела куда-то сквозь меня. – Не то что бы невыносимую. Ты меня просто не замечал. Не считал за одушевленный предмет…

Я порылся в памяти, но ничего подобного вспомнить не смог.

– И в чем это выражалось? – спросил я.

– Во всем, – легко ответила Сашка. – Хотя бы в том, как ты разговаривал с женой в моем присутствии.

Она приложила ладонь к уху, имитируя разговор по мобильнику, и заговорила слащавым тоном:

– Да, детка… Да, малыш… Я тоже соскучился… нет, сегодня не приезду, нужно дописать главу…

Она опустила руку, взглянула на меня и усмехнулась.

– Я так разговаривал с Ольгой? – поразился я. Мне всегда казалось, что я разговариваю с женой непозволительно сухо.

– Именно так, – подтвердила Сашка миролюбиво. – Только не думай, что я тебя ревновала. Просто противно было ощущать себя неодушевленным предметом.

– Это была твоя идея, да? – спросил я.

Сашка пожала плечами.

– Общая, – ответила она. – Что-то Лялька придумала, что-то я…

– Лялька?!

Она засмеялась.

– Ну, да, – созналась Сашка все с тем же поразительным дружелюбием, – я Ольгу так называю… Ей, между прочим, нравится!

Я молча потер висок. В последнее время голова болела все сильней и чаще.

– Твои резоны я понял, – сказал я. – А какие резоны были у Ольги?

– А вот это ты спроси у нее, – ответила Сашка. Посмотрела на меня и насмешливо добавила:

– Ты не бойся, я ее не подставлю.

– Ты настоящий друг, – сказал я.

Вошел конвойный и объявил:

– Свидание окончено.

– Что тебе передать? – заторопился я, вставая. – Продукты, теплые вещи, сигареты?

– Всего полно, – так же торопливо ответила Сашка, которую уже выводили из комнаты свиданий. И крикнула из коридора:

– Побольше писчей бумаг!

– Хорошо! – ответила я так же громко.

Я вышел из тюрьмы, сопровождаемый любопытными взглядами всего персонала… или как они там называются.

Прошел двадцать шагов, ощутил привычное учащенное сердцебиение и задохнулся от привычной одышки.

Поискал взглядом скамейку, но вокруг тюрьмы сидячие места не были предусмотрены.

Я присел на бордюр тротуара и сидел там очень долго. До тех пор, пока ко мне не подошел какой-то человек в форме. Он тронул меня за плечо и сказал извиняющимся голосом:

– Здесь запрещено.

Я задрал голову и посмотрел на него.

– Что запрещено? – спросил я, глядя снизу вверх на моего собеседника.

– Все запрещено, – ответил он рассудительно и добавил:

– Идите сидеть в другое место.

Я тихо рассмеялся. Интересно, что еще можно делать в тюрьме, как не сидеть?

Но вступать в пререкания не стал. Тяжело поднялся и побрел восвояси.

Дошел до дороги, вытянул руку и поймал такси. Уселся в салон на заднее сиденье, продолжая вспоминать свидание с Сашкой.

– Куда? – спросил водитель, оборачиваясь.

Я вышел из ступора, назвал адрес и снова ушел в свои невеселые мысли. Через десять минут машина остановилась.

– Приехали, – сказал водитель, глядя на меня в зеркальце заднего вида. Его глаза были подозрительными.

Я выглянул в окно и увидел дом, в котором находилась моя городская квартира.

– Куда вы меня привезли? – спросил я.

– Куда сказали, туда и привез, – неприязненно ответил водитель. И добавил уже совсем грубо:

– Платить будем, или как?

«Привычка – великая вещь», – думал я, расплачиваясь с шофером. Я собирался произнести название гостиницы, а вместо этого назвал свой бывший городской адрес.

Привычка!

Я вышел из машины и немного постоял перед домом, задрав голову. Интересно, Ольга на работе или дома? Балкон открыт – значит, дома. Почему? Сегодня рабочий день! Может, заболела?..

А может, с ней случилось что-то похуже?

Я испугался этой мысли и двинулся к подъезду.

– Здрасти, Антон Николаевич, – испуганно шепнула консьержка. Ее глаза рассматривали меня с жадным любопытством, на столе лежала развернутая газета, которую она торопливо прикрыла локтями при моем появлении.

– Добрый день, – ответил я сухо.

Консьержка не обиделась на мой тон и сделала попытку завязать беседу:

– Давно вас не было видно…

Я промолчал. Подошел к лифту, нажал кнопку вызова.

– А Ольга Ивановна дома! – крикнула вслед консьержка, но я снова ничего ей не ответил.

Поднялся на седьмой этаж, вышел из кабины и подошел к двери своей квартиры.

Несколько минут постоял перед ней. Достал из кармана ключи, поколебался и сунул их обратно. Поднял руку и нажал на кнопку звонка. Почему-то мне казалось, что открывать эту дверь своими ключами я больше не имею права.

Дверь распахнулась. На пороге стояла Оля.

Минуту она смотрела не меня, сохраняя невозмутимое выражение лица. Потом отступила назад и коротко бросила:

– Входи…

Я ступил в коридор, который пахнул знакомым мне запахом апельсинов и хороших духов. Осмотрелся кругом.

Все как прежде. За исключением хозяев.

Я пошел следом за Ольгой. Она сидела за кухонным столом и обедала.

– Присоединяйся, – пригласила Ольга, указывая на стул.

– Спасибо, – ответил я и сел. – Воздержусь.

– Почему? – удивилась жена. – У тебя всегда был прекрасный аппетит!

Она внимательно осмотрела меня взглядом заботливой жены после долгой разлуки.

– Ты сильно растолстел.

Я промолчал. Я не мог есть потому, что без горсти таблеток желудок отказывался переваривать пищу. А получил я этот подарок исключительно благодаря Ольге и Сашке.

Но упрекать жену не стал.

– Зачем пришел? – спросила Ольга, бесшумно поглощая суп.

Я пожал плечами:

– Сам не знаю.

Она аккуратно положила ложку на стол и посмотрела на меня.

Поразительно, но Ольга выглядела так же блистательно, как и Сашка. Они обе были удивительно… не знаю, как сказать…

Они вдруг стали удивительно свободными.

– И я не знаю, что тебе сказать, – произнесла Ольга.

– А зачем ты все это затеяла, тоже не знаешь?

Она улыбнулась. Я содрогнулся, столько откровенной ненависти было в этой улыбке.

– Отчего же? Прекрасно знаю. Ты перечеркнул всю мою жизнь.

Я был готов к такому объяснению, поэтому сильно не удивился.

– Я устала от бесконечного одиночества, – продолжала Ольга. – Это был какой-то замкнутый круг без начала и без конца… Ты постоянно шлялся по каким-то бабам, они звонили сюда днем и ночью, а тебя не смущало даже мое присутствие!

– Я никогда не позволял себе личных разговоров при тебе! – перебил я жену. – Я говорил только о деле!

– Да ты мог говорить о чем угодно, хоть о квантовой механике, – ответила Ольга. – Я-то все равно знала, что ты разговариваешь с любовницей!

Мне стало стыдно.

– Прости меня, – сказал я почти смиренно. – Не знаю, поверишь ли ты, но любовные интрижки для меня почти ничего не значили. Это все моя слабохарактерность…

– А для тебя все вокруг ничего не значило! – перебила Ольга. Она встала со стула и подошла к окну. Остановилась спиной ко мне, скрестила руки на груди, пристально глядя в пустой двор.

– У тебя же только один девиз в жизни: «Что б было удобно».

Она повернулась и насмешливо спросила:

– Так?

Я молчал.

– Ты даже отсутствию детей был рад, – продолжала Ольга безжалостно. Я съежился. – Рад, рад, не отрицай! А почему ты никогда не хотел знать, кто из нас бесплоден?

Я молчал.

– Бесплодным из нас двоих был ты!

Я не выдержал и спросил:

– Если ты меня так ненавидела, почему просто не разошлась со мной? Ушла бы, и дело с концом!

– А почему я должна отсюда уходить? – удивилась Ольга. – Это мой дом! Мой!

Она обвела рукой огромную кухню.

– Я здесь каждый сантиметр вылизала! Почему я должна отсюда уйти?!

– Ну, ушел бы я…

– Да, конечно, – насмешливо согласилась Ольга. Она вернулась за стол и принялась с аппетитом доедать суп. – И что бы я делала с этими хоромами? Всей моей зарплаты еле хватит на оплату коммунальных услуг!

Я сделал досадливый жест:

– Господи! Разве я оставил бы тебя без гроша? Я бы…

– Ты бы платил мне алименты, которые не обязан платить, потому что у нас нет детей, – договорила Ольга. – Детей нет по твоей вине, но кто об этом знает, кроме меня? Ты был бы благородным джентльменом в глазах всех общих знакомых, а я продолжала бы зависеть от тебя, от твоего настроения, от твоих денег, как зависела всю свою жизнь!

Она неожиданно схватила тарелку и грохнула ее об пол. Осколки разлетелись в разные стороны.

Я сидел и молча смотрел на нее.

Как же страшно узнать, что на самом деле думает о тебе женщина! И особенно страшно потому, что она имеет право так о тебе думать!

– Сделаем по-другому, – сказал я через минуту.

Ольга подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза ярко сверкали, и вся она была такая живая, настоящая, неподдельная… Я бы сказал, неотразимая.

– Сделаем по-другому, – повторил я. – Я разделю все свои деньги между тобой, мной и Сашкой. Эта квартира останется тебе, дача…

Я споткнулся. После того, что со мной произошло, я не смогу жить в том доме. Впрочем, это не Ольгина проблема.

– Дача останется мне. Не возражаешь?

Она язвительно усмехнулась.

– Я должна тебя поблагодарить? – осведомилась Ольга.

– Нет, – ответил я. – Конечно, нет. Я очень виноват перед вами обеими. Если сможешь меня простить, буду рад.

– Тогда верни мне мою жизнь, – сказала Ольга. Ее глаза снова сверкнули яростным блеском. – Верни мне все, что я потеряла: надежду на счастье, привлекательность, возможность родить ребенка… Верни, я все прощу.

– Ты же знаешь, что это невозможно, – сказал я устало. – Что прошло, то прошло.

– Тогда и ты не проси о невозможном, – отрезала она.

Я вздохнул и встал со стула.

– Сашка в тюрьме, – сказал я. – Знаешь?

– Знаю, – отрывисто ответила Ольга. – Она приходила посоветоваться перед тем, как явиться с повинной… Насколько я понимаю, ей был нужен хороший пиар.

– Она его получила, – сказал я. – Издатель заключил с ней договор.

Ольгино лицо смягчилось.

– Да ты что!

– Да! – подтвердил я почти радостно. – Он согласен издать ее роман! Говорит, на этом можно прилично заработать.

Ольга немного подумала и сказала:

– Что ж, выходит, каждый получил то, что хотел.

– Нет, – возразил я. – Каждый получил то, что заслужил.

Я пошел к двери. Остановился, оглянулся назад и спросил:

– Ты меня никогда не любила?

– Любила, – ответила Ольга, не опуская глаз и не раздумывая. – Я тебя очень любила. В самом начале. Только скрывала это.

– Почему? – изумился я.

Ольга закатила глаза.

– Потому, что сильные чувства всегда тебя обременяли, – ответила она язвительно.

Я молча покачал головой. Интересно, я действительно такая скотина, какой себя ощущаю? Или это гипертрофированное чувство вины? Не знаю…

Я поднял руку, сделал жене прощальный жест и вышел из кухни.

Постоял в коридоре, подумал, не стоит ли мне собрать свои вещи. Но воздух квартиры был насквозь пропитан запахом, который раньше казался мне ароматом апельсинов и духов. А на самом деле, оказывается, это был запах давних невысказанных упреков и обид.

Я не стал укладывать чемодан и ушел так же, как пришел.

Налегке.

Прошло три дня.

Егор явился ко мне поздно вечером, когда я уже собирался ложиться спать. Он вошел в мой небольшой одноместный номер и сразу заполнил его своим подтянутым безукоризненным телом, запахом хорошего вина, бешеной энергетикой, бьющим через край жизнелюбием…

В общем, всем тем, что стало мне теперь недоступно.

– Как ты? – спросил он, усаживаясь в кресло.

Кресло жалобно скрипнуло.

– Нормально, – ответил я вяло. Я уже принял снотворное, и оно начинало действовать.

– Лекарства глотаешь? – продолжал допрашивать Егор.

– Глотаю, – ответил я.

– Дозу увеличиваешь?

– Да нет, – солгал я. – Держусь в прежних рамках.

Егор выдернул себя из кресла. Сделал шаг к тумбочке, выдвинул ящик, забитый лекарственными упаковками, посмотрел в него и снова закрыл.

Без слов.

Вернулся в кресло, уселся и закинул ногу на ногу.

– А как твои дела? – спросил я из вежливости. По большому счету, меня все перестало интересовать.

– Прекрасно! – ответил Егор, не раздумывая.

Он откинул голову на спинку кресла, закрыл глаза и мечтательно повторил полушепотом:

– Прекрасно…

На его губах заиграла легкая улыбка.

– Ты что, влюбился? – спросил я недоверчиво.

Глаза Егора распахнулись. Минуту он смотрел в потолок, потом оторвался от изголовья и взглянул на меня с удивлением:

– С чего ты взял?

– Лицо какое-то…

Я хотел сказать «глуповатое», но потом решил смягчить выражение.

– …романтическое…

– Какой ты проницательный, – снова удивился Егор. – Я только что был на романтическом ужине. С хорошим вином. Кстати…

Он быстро вернулся в прихожую и принес в комнату целлофановый пакет.

– Вот! – сказал Егор, вынимая из пакета винную бутылку без этикетки. – Попробуй…

Он огляделся, нашел взглядом два стакана, стоявших на подносе рядом со стеклянным графином.

– М-да, – сказал Егор. – Сервировка не впечатляет… Ну, ничего, в этом деле главное не форма, а содержание.

Он выдернул пробку и разлил вино в стаканы.

– Попробуй, – повторил он, подавая мне стакан.

Я поднес стакан к настенному бра и щелкнул выключателем.

Яркий электрический свет высветил черно-бордовую глубину, но так и не смог достать до ее дна.

– Неплохо, – заметил я.

Егор отсалютовал мне стаканом и сделал маленький эстетский глоток.

Я поднес вино к губам, подумал, что не стоит смешивать снотворное со спиртным, и тут же вылил в рот почти половину стакана. И сразу ошеломленно захлопал глазами.

Вино наполнило рот холодным воздухом несуществующей страны. В этой полярной стране холод был насыщен цветением роз, сладостью медовых сот, бархатным вкусом густых нежных сливок… В общем, всем тем, что не может существовать в полярных странах по определению.

Это был особый холод живой черно-бардовой крови, пахнувшей виноградной мякотью.

Я проглотил вино и тут же часто задышал открытым ртом, словно обжегся.

– Осторожней! – сказал Егор, весело наблюдавший за мной. – Такое вино залпом не пьют.

Я в последний раз выдохнул воздух, еще раз поднял стакан к свету и спросил:

– Что это?

– Это «Мажестик», – ответил Егор. – Знаменитое вино из крымских подвалов. Настоящее вино.

Я поставил стакан на тумбочку и уставился на приятеля.

– Купил марку? – спросил я тихо.

Егор сделал утвердительный жест. Его глаза сияли.

– Поздравляю, – сказал я.

Посмотрел на недопитый стакан и задумчиво спросил:

– Интересно, сколько же оно может стоить?

– Дорого, – ответил Егор и сделал еще один маленький глоток. – Очень дорого. Такое вино пока по карману только богатым людям.

Я кивнул. Естественно. Все лучшее в этой жизни принадлежит богатым.

– Антон, я хочу пригласить тебя в путешествие, – небрежно сказал Егор. Он поворачивал стакан, наблюдая, как густые бордовые блики возникают из непроглядной винной черноты.

– В путешествие? – переспросил я. – Куда?

– На винную ярмарку, в Малагу, – ответил Егор. Поставил стакан на столик и посмотрел на меня.

– Будет интересно, – пообещал он. – Я первый раз везу это вино на мировой смотр.

Я почесал в затылке, невольно повторив любимый жест приятеля.

Путешествие?

В глубине души слабо шевельнулось чувство, похожее на интерес.

– А на чем мы поедем? – спросил я.

– Мы поплывем, – поправил меня Егор. – Если ты не возражаешь.

– Не возражаю, – ответил я, невольно увлекаясь идеей. – Никогда не плавал на корабле. Это большое судно?

– Большое, – подтвердил Егор. – Грузовое судно, называется «Маршал Жуков»… Я его недавно купил.

– И много у тебя кораблей? – спросил я.

– Два, – ответил Егор.

– И как называется второй?

– Пока никак. Он еще не достроен. Так что? – спросил Егор, поднимаясь с кресла. – Принимаешь приглашение?

Я вздохнул. А что, собственно, меня здесь держит?

– Принимаю, – ответил я.

– Прекрасно!

И Егор, не прощаясь, пошел к двери.

– Подожди, – позвал я. Приятель остановился.

– Слушай, ну нельзя же так, – сказал я растерянно. – Ты хоть объясни, на сколько мы едем, в какие порты зайдем… Потом, какие документы нужно оформить…

– С документами я сам разберусь, – ответил Егор. – Загранпаспорт у тебя есть?

– Есть.

– Ну, и все. А в какие порты зайдем…

Егор сунул руки в карманы черных вечерних брюк.

– Знаешь, я и сам пока не знаю, – сказал он беспечно. – Думаю, что кроме Малаги, обязательно зайдем в Марсель… В общем, зайдем туда, куда маршалу Жукову не дали войти политики шестьдесят лет назад.

Он посмотрел на меня и беззвучно сверкнул белыми зубами:

– Восстановим историческую справедливость. Ты не против?

– Да нет, – ответил я, ошеломленный новостями. – Не против.

Егор сделал крутой поворот и, не вынимая рук из карманов, снова пошел к двери.

– А что с собой брать? – спросил я вслед.

– Да что хочешь, – ответил Егор, оборачиваясь на ходу. – А хочешь, ничего не бери. Все необходимое получишь на судне.

Он открыл дверь и крикнул из тесной прихожей:

– Пока!

Я вскочил с кровати и бросился за ним.

– Егор, стой! Когда отплываем?

– Послезавтра, – ответил Егор одним словом и захлопнул дверь прямо перед мои носом.

Весь следующий день я посвятил сборам.

Хлопоты были ужасно приятными, потому что вытрясли меня из обычной душевной спячки и заставили почувствовать интерес к жизни.

Слабенький, робкий интерес, но все же – интерес!

Я составил десяток списков необходимых вещей и все забраковал. Хотя «Маршал Жуков» – грузовое судно, сомневаюсь, что оно способно вместить весь запланированный мной багаж.

Я перебрал свой скудный гардероб и пришел в ужас от его скудности.

Я буквально пробежал по магазинам, скупая цветастые майки, шорты-бермуды, фуражки, черные очки, плавки, солнцезащитные средства, средства от насекомых и комаров, в общем, все, что ассоциировалось у меня с летними путешествиями.

На всякий случай я купил и бережно уложил в чемодан вечерний костюм моего нового пятьдесят четвертого размера. Неужели когда-то я носил пятидесятый?

Я погрустил, но совсем недолго.

Хлопоты съели мой день так незаметно, что я даже позабыл принять необходимое количество таблеток.

Поздно вечером чемодан был собран и упакован.

Я сидел на кровати и мучительно соображал, что я забыл взять.

В дверь коротко стукнули, и не успел я крикнуть «Войдите», как в номер вошел Егор.

– Готов? – спросил он, не здороваясь.

Я поднялся с кровати и показал на чемодан.

– Вроде бы да.

Егор бросил загадочный взгляд сначала на меня, потом на мой багаж.

– Что, что? – заволновался я. – Много вещей, да?

– Нет, что ты, – вежливо ответил мой приятель. – Бери все, что считаешь нужным.

Мне показалось, что он что-то недоговаривает. Но тут меня отвлекла другая мысль, и я поспешил ею поделиться.

– Слушай, меня мучает одна вещь.

Егор поднял брови, приглашая меня высказаться.

– Я не знаю, – начал я сбивчиво, – могу ли я сейчас уезжать… Все-таки, неизвестно, сколько ей дадут… Вдруг много? А я уехал…

– Стоп, стоп! – призвал Егор, поднимая ладонь. – Ты про кого? Про Сашку, что ли?

Я кивнул.

– Не знаю, что ты там обо мне думаешь, – сказал я тихо. – Можешь думать, что я идиот, но я за нее действительно беспокоюсь.

– Антон, она провоцировала тебя на самоубийство! – напомнил Егор. – Да что там!.. Она убивала тебя своими руками! Забыл?

– Она имела на это право, – твердо ответил я.

Егор пожал плечами.

– Знаешь, для обыкновенного грешника у тебя чересчур чувствительная совесть, – сказал он добродушно. – И как это уживается в нашей интеллигенции: способность на гадость и гипертрофированное чувство вины? А впрочем, не важно… Ты хочешь, чтобы она получила условный срок!

– Нет-нет, – ответил я живо. – Сашка хочет сесть!

Егор изумился.

– Даже так? Странные вкусы бывают у дам! Сколько она хочет сидеть? Год, два, три?

– Пока не напишет книжку, – ответил я.

Егор отреагировал на это известие с пониманием. Что-то обдумал, засмеялся и спросил:

– Года ей хватит?

– Можно полгода, – сказал я смущенно. – А полгода в наших судах дают?

– Сколько клиенту надо, столько и дают, – успокоил меня Егор. – Не переживай. Получит полгода с учетом месяца, отбытого в тюрьме. Годится?

– Годится, – ответил я с благодарностью. – Егор, ты, правда, можешь это утроить?

– Могу, – ответил приятель. Наклонился ко мне и добавил:

– Не выдавай меня, ладно? Я всем говорю, что это исключительно заслуга моего адвоката…

Следующим утром я проснулся очень рано. Вернее, меня разбудила телефонным звонком дама-администратор, которую я вечером попросил об этом. Корабль уходил рано, в половине шестого. Егор обещал приехать за мной в пять.

Я поднялся, умылся, оделся, быстро выпил чашку крепкого кофе, который заварил накануне в термосе. Меня не оставлял радостный подъем чувств, который я испытывал в далеком детстве перед поездкой в пионерский лагерь.

Это было ощущение предстоящей новизны. Ощущение жизни, начинающейся с чистого листа. Ощущение дороги. В общем, хорошее ощущение.

Егор явился точно вовремя.

– Готов? – спросил он, входя в номер.

– Как пионер, – ответил я радостно.

Егор снова окинул меня загадочным взглядом и спросил:

– Лекарства не забыл?

Я насупился.

– Не мог промолчать, да? – спросил я неприязненно. – Обязательно нужно было травить мне утро…

Егор не ответил. Только молча усмехнулся.

Лекарства я, разумеется, взял. И взял, поверьте, с хорошим запасом. Меня давно стал сопровождать постоянный страх человека, живущего на таблетках.

Страх оказаться посреди пустыни без заветной аптечки.

В порт мы приехали в начале шестого. Я подпрыгивал на сиденье, крутился, как мальчишка, и выворачивал шею.

– Где наш корабль? – спрашивал я у Егора через каждые три минуты. И он отвечал мне со снисходительной отеческой интонацией:

– Не торопись, увидишь…

«Маршал Жуков» оказался вовсе не белоснежным океанским лайнером. Корабль выглядел довольно угрюмым и потрепанным жизнью.

– Не расстраивайся, – сказал Егор, наблюдавший за моим вытянувшимся лицом. – Ремонт я сделать пока не успел, но судно хорошее, надежное. Просто прежний владелец был свинья свиньей, вот и плевал на то, как корабль выглядит. Деньги экономил.

– Мы точно не утонем? – спросил я, с тоской озирая снизу вверх обшарпанный грязный борт. Возле судна пахло морской солью и плесенью.

Егор не ответил и легко побежал по трапу вверх. Я последовал за ним, тяжело дыша и отдуваясь.

Палуба выглядела очень чистой. Это меня немного успокоило. Не переношу антисанитарных условий.

– Где моя каюта? – спросил я.

– Позже, позже, – ответил Егор нетерпеливо. – Ты когда-нибудь видел, как судно отходит?

– Нет, – ответил я.

– Посмотри, это интересно, – пригласил Егор и незаметно исчез.

Я немного понаблюдал за тем, как убирают трап, и поднимают якорь. Вспомнил про чемодан, оставленный в багажнике машины, испуганно заозирался кругом.

Хотел спросить у матросов, где моя каюта, но все были заняты делом, все были сосредоточены на своих проблемах, и я не решился раскрыть рот.

Прошелся вдоль поручней, осмотрел все, что находилось на виду.

Корабль был большой и неуклюжий. Ровная гладкая палуба вступала странное противоречие с низко посаженными бортами, словно решила придавить судно, подмять его под себя.

– Глупая, – сказал я вслух, – тебе же хуже будет!

– Антон Николаевич Петербургский? – спросил голос над ухом.

Я живо обернулся. Передо мной стоял капитан, как нетрудно было догадаться по форменной фуражке, плотно надвинутой на лоб. В руках у него был какой-то список, и моя фамилия там тоже значилась. Позади стоял Егор и улыбался подлой улыбкой.

Меня снова кольнуло какое-то неприятное предчувствие.

– Это я, – ответил я осторожно.

– Рабочее место видели? – спросил капитан.

Я слегка обалдел.

– Еще не успели, – ответил за меня Егор. И подмигнул.

– Покажите все, что нужно, – распорядился капитан. С сомнением оглядел меня, поправил фуражку и сказал:

– Надеюсь, вы справитесь. Завтрак должен быть готов ровно в девять.

Я ничего не ответил, потому что ничего не понял. Капитан развернулся и пошел по палубе, неторопливо оглядывая работающих матросов.

Я повернулся к Егору. Если бы можно было испепелить человека взглядом, от Егора осталась бы кучка пепла.

– Забыл тебе сказать, – сказал Егор как ни в чем ни бывало. – Пассажиры на судне не предусмотрены, только, экипаж. Пришлось похлопотать, чтобы место кока осталось за тобой.

– Что?! – вскрикнул я.

– А что? – продолжал этот негодяй, нимало не смущаясь. – Ты прекрасно готовишь! Ту яичницу, которую ты пожарил, я до сих пор забыть не могу! И сосиски варишь виртуозно.

Я не мог ничего сказать. Стоял, смотрел на него и хлопал ресницами.

– Экипаж небольшой, четырнадцать человек, – продолжал Егор.

Ноги мои подкосились, и я молча шлепнулся на какие-то канаты.

– Да ты не трусь! – подбодрил меня негодяй. – У тебя есть помощница. Буфетчица, милая женщина, зовут Анна Никитична. Я просил ее взять над тобой шефство, она согласилась.

Егор бросил взгляд на часы и посоветовал:

– Ты все же поторопись. Три часа до завтрака.

Я пришел в себя, вскочил с места и быстро бросился к краю борта. Схватился за поручень, перегнулся через него. Увидел далеко внизу тяжелую мутно-зеленую глубину и отшатнулся назад.

– Не советую, – сказал Егор с некоторым сочувствием. – Не доплывешь.

Я сорвал с головы кепку с широким козырьком и швырнул ее в Егора.

– Скотина! – сказал я с яростью.

Уселся на пол и закрыл лицо руками. Меня начало одолевать сильное сердцебиение.

– Где мой чемодан? – спросил я, отнимая руки лица и с ненавистью глядя на Егора

– Ой!

Приятель испуганно приложил ладонь к губам. Его черные пиратские глаза откровенно насмехались надо мной.

– Забыл из машины вытащить! – признался он смиренно.

Волосы зашевелились на моей голове.

– Ты… ты что? – залепетал я, превращаясь в испуганного инвалида. – Ты с ума сошел? Я же без лекарств дня не протяну! У меня уже сердце болит!..

– Ай-ай-ай, – запричитал Егор. – Как же это я прокололся… А впрочем, знаешь, может, это и к лучшему. Говорят, морской воздух творит чудеса.

Я схватился за сердце и простонал:

– Идиот! Какой воздух?! У меня сердечный приступ!

– Ничего, – ответил Егор все так же беззаботно. – В корабельной аптечке должен быть валидол. Ну, пошли. Покажу тебе твое рабочее место.

Я закрыл лицо ладонями и тихо заплакал. На меня с удивлением пялились пробегающие мимо матросы, но я не обращал на них никакого внимания.

Мне по-настоящему хотелось умереть.

ЭПИЛОГ

Плавание продлилось почти два месяца.

Правда, в море мы болтались не больше половины этого срока, еще месяц ушел на пребывание в Марселе, Малаге и нескольких других портовых городах.

Первые дни путешествия остались в моей памяти как непрерывный кошмар. Несмотря на помощь милой женщины – буфетчицы Анны Никитичны, я весь состоял из ожогов и порезов. Освоить профессию корабельного кока оказалось значительно трудней, чем писать романы. Во всяком случае, для меня.

Не обрадовали меня и бытовые условия.

Моя койка была такой жесткой, что утром тело болело и ныло. Я чувствовал себя основательно избитым, тело превратилось в один сплошной ноющий синяк. Я непрерывно причитал вслух и жалел себя так, как может жалеть только прирожденный эгоист с большим жизненным стажем. Впрочем, скоро я понял, что жаловаться бесполезно. Беспощадный образ Волка Ларсена из любимой книги моего детства преследовал меня по пятам. Но в конце путешествия я, положа руку на сердце, мог сказать словами Хэмфри Ван-Вайдена: «Я в больших дозах принимал лекарство под названием Волк Ларсен, и оно пошло мне на пользу». ⁽²⁾

Да. Это лекарство пошло мне на пользу. Лекарство, состоящее из тяжелой непрерывной работы, огромной физической нагрузки, которую обеспечивают море, и отсутствие человека, которому можно поплакаться.

Помню точно, сколько ночей я не спал вначале. Ровно пять. Это были кошмарные ночи, наполненные ожиданием близкой смерти. Я не мог заснуть без снотворного, ворочался на узкой жесткой койке и тихо плакал от жалости к себе. После третьей бессонной ночи я с трудом поднялся, чувствуя себя совершенно больным, и побрел к капитану. Капитан с удивлением выслушал мои бессвязные жалобы, немного подумал и наложил на меня дополнительные штрафные работы.

Егор в происходящее не вмешивался. К тому же, я был так зол на него, что предпочитал лучше сдохнуть, чем обратиться за помощью. Мне пришлось собраться с силами и выполнить двойную нагрузку вместо обычной. Как говорилось в одной старой рекламе: «При всем богатстве выбора другой альтернативы нет».

Урок пошел мне на пользу. Жалоб от меня капитан больше не слышал.

Зато шестую ночь, проведенную на судне, я не помню вообще. Потому что провалился в глубокий сон, похожий на транс, едва успев коснуться головой того, что называлось здесь подушкой. И встал утром с ощущением робкой надежды на то, что мне удастся выжить.

И пошло-поехало…

Сначала мне каким-то волшебным образом удалось восстановить нормальный сон. Затем организм, словно в благодарность за это, принялся стряхивать с себя лишние килограммы, да так резко, что я не успевал ушивать штаны.

Я таскал с места на место огромные кастрюли с супом, весившие не меньше тридцати килограмм, и посмеивался, вспоминая запреты моего врача:

– Никаких тяжестей! Три килограмма – это ваш предел!

Смешно. Все положенные мне пределы остались в прошлом. Вместе с моими болезнями.

Было еще кое-что, радовавшее меня не меньше, чем вернувшееся здоровье. Я обрел нечто большее, чем физическое благополучие. Я обрел стойкое душевное равновесие.

Мое болезненное воображение словно покрылось твердой мозольной коркой, приобрело защиту от мелких внешних раздражителей и перестало беспрестанно колотить мою душу. Я не утратил своего удивительного дара, но мне удалось взять его под контроль.

Честное слово, это было лучшее, что мне удалось добиться в жизни. Самая трудная победа – это победа над самим собой.

Как-то вечером я вышел на палубу и глубоко вдохнул свежий морской воздух. Корабль возвращался домой, на душе было легко и радостно. Я подошел к поручням, облокотился на них локтями и стал смотреть на воду.

– Отдыхаешь? – спросил Егор, бесшумно возникая за моим плечом.

– Отдыхаю, – ответил я.

Это был наш первый разговор с того дня, как я стал коком на «Маршале Жукове». Злость на Егора прошла давным-давно, но я не хотел подходить к нему первым.

Приятель облокотился на поручень рядом со мной. Мы стояли рядом, смотрели на воду и думали каждый о своем.