Текст книги "Долг (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Я не многое могу сделать. Но я долго принимаю ванну, радуясь тому факту, что мне не надо надевать мешок для мусора на ногу. Затем использую скраб для тела, чтобы убрать всю отмершую кожу, плюс бритье. Я заканчиваю кучей увлажняющего крема и небольшим количеством масла с витамином Е в тщетной попытке остановить рубцевание.

Я много думаю о том, что сказал Кейр. Правда в том, что я не хочу быть девицей в беде. И я думала, что хорошо справляюсь с этим, но до сих пор это было только поверхностно. По большей части я делала это для своей сестры, чтобы она не беспокоилась обо мне, ее защитнице, единственной семье, которая у нее осталась. В ее присутствии я должна быть сильной.

Но в глубине души, это все заставляет меня нервничать. Может быть, это даже не из-за моей ноги. Может быть, моя нога – всего лишь козел отпущения, то, на чем можно сосредоточиться вместо Льюиса Смита.

Льюис Смит. Даже мысль о его имени заставляет мою кровь заледенеть. Кажется, очень глупо сосредоточиться на том, как выглядит моя нога, когда реальный ущерб не на поверхности, он скрыт внутри меня. Существует рубцовая ткань кожи, но как насчет рубцовой ткани души? Когда я действительно позволяю себе думать об этом, я едва вижу поверхность.

Но Кейр наоборот. По крайней мере, он этого хочет. Ему не наплевать на мою ногу, он хочет узнать, как справляюсь настоящая я. Он хочет видеть, как от всего этого моя сила возрастает.

Не хочу разочаровать его.

Укладываю волосы в небрежные волны, накладываю на глаза легкий макияж и использую красную помаду, потому что той ночью он не переставал смотреть на мои губы. Спасибо, жидкая губная помада Stila. Яркая и стойко выдерживающая поцелуи.

Моя шина черная и совершенно немодная, но я все равно подбираю к ней черное платье до колен, с тонкими лямками, демонстрирующими грудь и плечи. Затем хватаю кожаную куртку, чтобы сделать образ немного более жестким, и свожу на нет все усилия, надевая сандали «Биркеншток». Эй, никто не сказал мне, что моя нога распухнет, пока будет находиться в гипсе, и подходящая обувь – это находка. Когда я вышла из больницы, я едва могла влезть в свою обувь.

– Отлично выглядишь, – говорит Кристина, сидя у телевизора, когда я спускаюсь вниз по лестнице.

Даже Ли смотрит на меня и замечает:

– Хорошая работа.

– Спасибо, – отвечаю я с глупой улыбкой, когда иду вниз, словно немного дефилируя. – Я подобрала платье к шине. Намного легче, чем подбирать платье к гипсу. Белый совершенно не мой цвет.

– И ещё раз, кто этот парень? – спрашивает Ли. Не то чтобы ему действительно интересно, он уже снова смотрит футбольный матч.

– Кейр, – напоминает ему Кристина. – И он хороший парень. Старше. Но я одобряю.

– Ему тридцать восемь, – возражаю я.

Она пожимает плечами и садится на диван рядом с Ли с миской попкорна и пивом.

– У него седые волосы.

– Седые, – говорю я в его защиту. – Как и у многих, как у Джорджа Клуни в «Скорой помощи». И вообще, у Ли они бы тоже были, если бы он не красил волосы. Не надо смотреть с таким удивлением, я видела коробку «Только для мужчин» в ванной.

Прежде чем они успевают отреагировать, раздается звонок в дверь. Спасённая звонком, к слову о другом шоу девяностых.

– Это он, – говорю я, пробираясь по коридору. – Не ждите меня.

– Не буду, – кричит Ли.

– Я буду, – кричит громче Кристина. И я верю им обоим.

Я открываю дверь и вижу Кейра, стоящего на ступеньках. На нем черный блейзер, белая рубашка, расстегнутая на ключице, и темные джинсы. Одет не нарядно, но чертовски сексуально.

– Привет, – говорю ему, понимая, что это мое стандартное приветствие. В сочетании с дурацкой усмешкой, которую я не могу контролировать в его присутствии. Знаю, что должна быть более обеспокоена, ведь раньше мы кричали друг на друга. Но, видя его, я ощущаю лишь как мое тело наполняется теплом.

– Привет, – здоровается он в ответ. Его глаза взмывают вверх-вниз по моему телу. – Великолепно выглядишь.

– Спасибо, – отвечаю ему, закрывая за собой дверь и надеясь, что Ли и Кристина это услышали.

– Хочу заметить, – продолжает он, – если бы я умел рисовать, то написал бы тебя за секунду.

– Шина и все?

– Шина и все, – подтверждает он. И указывает на такси, стоящее на улице. – Я на такси. Пытаюсь получить машину и должен был решить этот вопрос несколько недель назад, но я слишком придирчив.

– Дай угадаю, – говорю я, направляясь к нему. Без веса гипса использовать костыли стало намного проще, – ты ищешь ту, что нуждается в серьезном ремонте.

– Угадала, – произносит он, открытая для меня дверь.

Такси везет нас из города, направляясь на восток к воде.

– Куда мы едем? – спрашиваю я его, вытягивая шею, чтобы посмотреть, как центр города исчезает в заднем окне.

– Я знаю отличное место, – туманно говорит он.

– Я неподобающе одета? Слишком нарядно? – спрашиваю я, не зная, правильно ли думаю о нашем свидании или нет.

– Ты имеешь в виду меня или ресторан? – спрашивает он, поворачиваясь лицом ко мне. Его рука опирается на середину сиденья в нескольких дюймах от моей, и острый, свежий запах его туалетной воды наполняет мой нос, принося странное чувство покоя.

– Ресторан, – нерешительно отвечаю я.

– Ты идеальна.

– Тогда ты.

Его губы дергаются, и взгляд снова опускается на мое тело, проходясь по рукам, ключице, вверх к шее и губам.

– Ты не голая. Даже не в моей футболке с Guns N 'Roses. Значит, ты одета неподобающе, Рыжик.

Я краснею и отвожу взгляд, чувствуя себя неловко, как проклятый подросток, когда он говорит нечто подобное. Честно говоря, я никогда не бывала в обществе мужчин, которые в такой манере сообщают о том, что у них на уме. Я думала, что они нахальные и любят льстить, или и то, и другое. Но Кейр – ни то, ни другое. Просто он не боится рассказать мне о том, что думает или чего хочет.

Я должна следовать его примеру.

Вскоре такси паркуется у набережной прямо на пристани Лейт, и Кейр ведет меня по дороге, направляясь к разным кафе, вода омывает высокую стену сбоку от нас, танкеры стоят на расстоянии. Мы останавливаемся у «Хонгс Фиш энд Чипс».

– Вот оно, – говорит он с гордостью.

– Что? – Я смотрю на белую надпись с красными буквами, на выглядящий потрепанным прилавок, где азиатская женщина что-то жарит на плите. – Это оно?

– Ты не сноб, Джессика. Не притворяйся одной из них. Они великолепно готовят рыбу, обжаренную в безглютеновых панировочных сухарях. У владельца целиакия и он увидел спрос на такую еду.

В ту минуту, когда я это слышу, мне стыдно даже думать, что такое место не подходящее для меня. На самом деле, хорошая рыба и чипсы – это то, чего я не видела в течение многих лет.

Кейр подходит к окну и заказывает треску для нас обоих, а затем присоединяется ко мне, вручая мне бумажную чашку.

– Это что? – спрашиваю его.

Он улыбается и вытаскивает фляжку из кармана пиджака.

– Виски. Без него нельзя есть рыбу и чипсы.

Мы берем еду, женщина за прилавком невероятно милая и добавляет дополнительные кусочки для меня, когда замечает, насколько я тощая. Кейр ведет меня вдоль дороги в соседний парк, расположенный между домами и водой. Нам удается найти горстку травы, прежде чем она опускается к берегу пляжа, сталкиваясь с восточным волноломом и заканчиваясь там.

– Ты уверена, что все в порядке? – спрашивает Кейр в миллионный раз. – Там есть столы и стулья, если так проще.

– Все в порядке, – говорю я ему, беря свою завернутую в газету еду из его рук, горячая подлива уже обжигает пальцы. – Я уже сажусь. Кроме того, я ведь не девица в беде.

Он становится тихим, единственный шум исходит от пакетика заправки для салата, из которого он выжимает соус тартар.

– Просто за это. То, что было раньше.

– Тебе не за что извиняться.

Он вздыхает, поднимая колени и ставя на них локти.

– Я не должен был сходить с ума. Ты этого не заслужила. Я в курсе, это непросто для тебя, и я не должен обесценивать происходящее для тебя или делать вид, что понимаю, что ты переживаешь. Ведь я не знаю. Все, что ты чувствуешь, совершенно обосновано.

«А мои чувства к тебе? – думаю я. – Они обоснованы? Я вообще знаю, что они из себя представляют»?

Несколько минут мы сидим молча, наблюдая за чайками, кружащими над головами, вдыхая ветер, дующий с берега, сильный и бодрящий. Он заставляет мои волосы разметаться по лицу, и Кейр тянется ко мне, осторожно убирая их за уши. Я закрываю глаза от его прикосновений, ощущения его грубых пальцев на моих скулах.

Поцелуй меня.

Мысль ужасная, но это правда. Я хочу, чтобы его рука скользнула ниже, подняла мой подбородок, удерживая на месте, а затем хочу, чтобы он прижался губами к моим губам. Я хочу узнать, каково это, целовать его, оживит ли он меня.

Но он медленно убирает руку и снова окунает свои чипсы в соус тартар, его глаза блуждали по морю, лодки плывут туда и обратно.

Я делаю то же самое, задаваясь вопросом, каково было бы просто подняться на борт одного из этих кораблей и посмотреть, куда он меня увезет. Идея уйти, убежать, с каждым днем становится все более соблазнительной.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Кейр меня, голос тихий, словно он боится вторгаться в мои мысли.

Киваю на лодки.

– Каково это было бы, уехать.

– Куда бы ты отправилась?

Я пожимаю плечами, улыбаясь возможности.

– Не знаю. Куда угодно. Это не имеет значения. – Тогда реальность обрушивается на меня, нависая надо мной, как темное облако. – Я хочу начать заново, понимаешь? Я и раньше много раз пыталась сделать то же самое, и такое чувство, что никогда не делала правильно. Когда я оставила родителей и сестру, я пыталась сделать то же самое. Сбежать. Держаться на расстоянии от дома, в котором выросла, от человека, которым стала. Но жизнь, которую я создала для себя, не похожа на жизнь. Я ходила в школу, работала официанткой, у меня были друзья, но они исчезли. Ничего из этого не было... настоящим. Реальным.

Я делаю глубокий вдох и смотрю на Кейра. Он пристально наблюдает за мной.

– Знаю, что ты имеешь в виду, – говорит он. – Так как ты оказалась здесь?

– Мама умерла, и я не могла оставить сестру одну, – рассказываю ему. – В смысле, у нее был Ли, но они еще не были женаты. Они были вместе с девятнадцати лет. Она влюбилась в практически первого шотландца, которого увидела, но я не встречалась с ним. Я не доверяла ей без мамы рядом. Переехала ради моральной поддержки, но осталась, потому что чувствовала себя обязанной ей.

– Почему?

Справедливый вопрос.

– Не очень хочу говорить об этом. Давай просто скажем, я старшая сестра и это моя работа.

Он медленно кивает.

– Как умерла твоя мать? – тихо спрашивает он.

Еще один глубокий вдох.

– Суицид.

Его лицо медленно мрачнеет.

– Мне очень жаль.

Снова смотрю на море.

– Да. – Сжимаю губы вместе, пытаясь говорить дальше. – Если честно, я не удивилась. Думаю, именно это и причиняет боль. Зная, что была такая возможность. Тем временем я осталась в Канаде, пытаясь дистанцироваться от всего этого, и не была рядом с ней, когда она умерла. Кристине пришлось нести это бремя.

Слезы начинают колоть уголки моих глаз, в горле появляется ком. Не плакать, не плакать, не плакать.

– Господи, – говорит он, наклоняясь ко мне и беря за руку, пока пристально смотрит на меня. – Джессика, ты знаешь, что это не твоя вина. Ничего из этого. Ни твоя мать, ни твоя нога... ни то, что случилось с твоей сестрой.

Резко смотрю на него.

– Кто сказал, что что-то случилось с моей сестрой?

Он хмурит брови.

– Ты не обязана ничего говориться мне, чтобы я понял, есть причина, по которой ты так сильно защищаешь ее. – Он продолжает удерживать мой взгляд, и я не могу смотреть никуда, кроме как на него. – Можешь со временем рассказать мне или нет, это не имеет значения. Мне не нужно знать. Но мне нужно, чтобы ты знала, вина, которую ты несешь, в конце концов, утопит тебя.

Тяжело сглатываю.

– И что ты знаешь о вине?

На минуту он выглядит измученным, и я знаю, что задела его за живое. То, что я видела в ту ночь, его кошмар, то, как он бегал по комнате, словно был пойманным в ловушку животным, это всего лишь верхушка айсберга.

– Я знаю больше, чем большинство людей, – говорит он. – Это то, что я ношу с собой каждую минуту каждого дня.

– Значит, ты можешь давать советы, но сам не пользуешься ими. – Отрываю взгляд от его глаз, путешествуя вниз по его носу, к губам, где и задерживаюсь.

– Я прилагаю усилия, – осторожно говорит Кейр, голос тихий. – Я пытаюсь. Тебе тоже нужно попробовать.

Он наклоняется на дюйм, теперь его взгляд сосредоточен на моих губах. У меня перехватывает дыхание.

– Ты заслуживаешь счастья, Рыжик, – бормочет он, его глаза ненадолго смотрят на мое ухо, когда он тянется и убирает еще одну прядь. – Ты заслуживаешь чувствовать себя красивой. – Его пальцы остаются на моем подбородке, удерживая меня. – Я хочу заставить тебя почувствовать себя красивой. Ты позволишь мне?

И у меня есть выбор.

Прежде чем мне удается промямлить какие-то слова согласия, он сокращает пространство между нами, немного улыбаясь, прежде чем прижимается губами к моим губам. Поцелуй как мягкий, так и жесткий, слой осторожности намекает на похоть, прячущуюся под ним. Его рот теплый, и я могу попробовать виски, сладкий ожог, когда его язык нежно касается моего.

Боже правый.

Я не думаю, что меня когда-то так целовали. Эта нежность, близость, которая ощущается более личной, чем секс. Я таю рядом с ним, когда его рука двигается к моей шее, ладонь теплая, когда он обхватывает ее.

– Работает? – шепчет он, упираясь лбом в мой лоб.

– Что? – говорю я, запыхавшись, губы гудят в том месте, где он поцеловал меня. Мое тело одновременно и свободно и напряжено, желает большего, гораздо больше.

– Теперь ты чувствуешь, насколько прекрасна? – Он снова наклоняется, на этот раз поцелуй жестче, более голодный. Я открываю рот, чтобы впустить его, и стон, который он издает, освобождает что-то внутри меня.

Я не чувствую себя красивой, я чувствую голод. То, как он целует меня, зажигает мое тело, опаляет солнцем душу. Я не помню последний раз, когда чувствовала себя вот так, и в эти пьяные моменты, только его рот, его вкус, руки на моем подбородке, в моих волосах, я совсем другая.

Я хотела убежать. Вот мой побег.

Кейр может заставить меня начать заново.

Глава 9
Кейр

Не думаю, что когда-то хотел поцеловать кого-то так же сильно, как желал поцеловать Джессику. Не только ради своих собственных сокровенных желаний, чтобы найти какое-то облегчение в этой постоянной тоске, но и для того, чтобы отключить ее мозг и поставить на передний план ее сердце.

Так я и сделал. Потому что не мог ждать больше ни секунды.

Она сладкая на вкус, как виски и сахар, а губы и язык на моих ощущаются словно шёлк.

Горячий поток страсти струится сквозь меня по всему телу, член в джинсах напрягается. Внезапная потребность пожирать, попробовать каждую ее часть и изучить все секреты ее тела поднимается, как огненная буря, и на мгновение я забываю, что мы сидим в общественном месте, солнце садится за нашими спинами и зажигает море оттенками лаванды и золота.

Я знаю, что мне нужно снова проявить сдержанность, быть джентльменом, отступить и позволить ей дышать. Но моя рука скользит по ее платью и сжимает грудь. Джессика стонет мне в рот, лишь еще больше распаляя меня.

Я так давно не был с женщиной. Было несколько между кампаниями, но я едва помню их имена, не говоря уже о внешности. С Джессикой я чувствую, что никогда не забуду ее, она пробралась мне под кожу.

Тяжело дыша, она отстраняется, руками упираясь мне в грудь, словно удерживая от того, чтобы снова поцеловать ее.

Я сразу ощущаю робость, словно слишком сильно надавил на неё, и тут уже убираю руку, давая ей пространство.

– Прости, – бормочу я, собираясь встать, но она обнимает меня за шею и притягивает к себе.

– Не извиняйся, – говорит она с улыбкой, ее помада смазана, губы выглядят покрасневшими и припухшими, что сразу заставляет меня думать о том, как краснеют другие части ее тела.

Я невероятно возбуждён.

Несколько раз прочищаю горло.

– Я увлёкся.

– Тогда мне нравится, когда ты увлекаешься, – тихо говорит она, глядя на меня. Она выглядит скорее виноватой, чем испуганной. – Я давно ждала, когда же ты меня поцелуешь.

Практически закатываю глаза.

– Это ты сейчас так говоришь.

Ее хватка на моей шее усиливается.

– Просто хочу, чтобы все происходило медленно. И сегодня вечером...

Я не планировал сегодня вечером спать с ней или делать хоть какие-то попытки. Сейчас, после всего, что произошло сегодня, она находится в уязвимом положении, и я слишком беспокоюсь о ней, чтобы быть тем парнем, который этим воспользуется.

– Не надо объяснять, – быстро вставляю я. – Мы можем продвигаться медленно или вообще остановиться.

– Нет, – говорит она, – нет, я хочу тебя, правда.

– Тогда мне лучше отвезти тебя домой.

Она закрывает глаза и кивает.

– Хорошо.

Я встаю, а затем хватаю ее за руки, поднимая на ноги, прежде чем наклониться и поднять ее костыли. Пока делаю это, смотрю на ее ногу в шине. Ногти на ее ногах не накрашенные. Они заслуживают цвета, чего-то яркого и сексуального, такого же, как она.

Я вызываю нам такси, и мы ждем на скамейке в парке: сидим бок о бок и допиваем последний виски. У меня возникает соблазн обнять ее, но не уверен, уместно это или нет. Несмотря на то, что мне приходится сражаться с искушением, ради нас обоих я должен действовать осторожно. Я наблюдаю за тем, как двигается ее горло, когда она глотает виски, в сумерках ее кожа светится. Каждая примитивная часть меня хочет взять ее на руки, перебросить через плечо и унести в какое-то темное скрытое место, где я смогу пожирать ее снова и снова.

Но тут появляется такси.

Мы забираемся на заднее сиденье, наши руки едва соприкасаются, пока водитель везёт нас сквозь темноту. Никто не говорит ни слова, но, полагаю, нашего дыхания достаточно.

Сегодня вечером машин мало, пока мы не доезжаем до Ферри-роуд, а затем останавливаемся.

– Впереди авария, – сообщает водитель. – Дорога займёт немного больше времени, простите.

Я говорю ему не беспокоиться и откидываюсь на сиденье, пожимая плечами и обращаясь к Джессике:

– Полагаю, это означает, что у нас больше времени вдвоём.

Ее лицо частично скрыто в тени и такое совершенное, словно изображено на картине, когда она смотрит на меня. Идеальные скулы, ямочка на подбородке освещены медленно проезжающими огнями, купающими ее в желтом золоте.

– Что? – спрашивает она, и я понимаю, что пялюсь.

Но не прекращаю.

– Просто ты такая красивая, – выпаливаю я. – Иногда я задаюсь вопросом, реальна ли ты. – Облизываю губы, неожиданно в горле становится сухо. – Ты настоящая?

Она открывает рот, чтобы ответить. Затем закрывает его. Слегка качает головой, прядь огненных волос падает на бледную кожу.

– Иногда я сама не уверена.

Ничего не могу с собой поделать и наклоняюсь ближе.

Я снова поцелую тебя и не смогу остановиться.

Затем громкие, резкие сирены начинают звучать вокруг нас, заставляя мое сердце ускориться. Я сижу на своем месте, дезориентированный, когда позади нашей машины выезжают машины скорой и полиции, их огни мигают красным.

– Ого, – говорит Джессика, вытягивая шею, чтобы посмотреть, – выглядит довольно плохо.

Мы застряли на красном свете, машины скорой помощи едут, хотя по-прежнему находятся позади нас. Вокруг меня просто чернота и свет. Такое чувство, словно я в могиле. Сирены становятся все громче и громче, проникая в мои уши, мою душу.

И тут неожиданно я больше не в такси, я в вертолёте.

Слышу, как жужжат турбины, ощущаю запах топлива. Сейчас ночь, и мы спускаемся вниз, сирены звучат на заднем плане. Загорается красный сигнал тревоги.

«Это не по-настоящему, – говорю себе, зажмуриваясь и ладонями закрывая уши. – Все это не реально».

А что очень даже реально – Джессика. Но я не слышу ее. Не вижу. Даже не чувствую ее аромат. Лишь моторное масло и резкий запах крови, горящие обломки и плоть.

Вертолет идет вниз. Он взорвется при ударе. Меня разорвет в клочья, все вокруг погибнет, так же как было с Роджером и Анселем, и я ничего не могу с этим поделать.

«Ты заслуживаешь это, – говорю себе. – Из-за тебя они потерпели неудачу».

Это твоя вина.

– Кейр!

Руки держат меня за запястья, пытаясь оттащить их от ушей, но я не могу убрать руки. Я потерян в этом хаосе.

– Пожалуйста, пожалуйста, – шепчет Джессика, целуя мои костяшки, – прошу, все хорошо.

Ее руки двигаются к моей спине, медленно кругами потирая ее.

– Кейр, – шепчет она, ее голос выделяется среди сирен, которые теперь исчезают на заднем плане. – Кейр, я здесь. – Она целует мои руки, пока у меня не появляются силы оторвать их от собственных ушей.

Она держит их в своих, губами прикасаясь к моему уху.

– Я здесь. Все в порядке. Ты в безопасности. С тобой все нормально. Знаю, тебе трудно, но просто дыши. Один глубокий вдох. Хорошо? Дыши со мной.

Она делает глубокий вдох, прижимая руки к моей груди и немного надавливая.

Я делаю вдох. Такое чувство, словно борюсь за каждый дюйм собственных легких.

Джессика выдыхает долго и мягко.

– Теперь выпусти это. Все это.

Дыхание застревает у меня в груди, и на мгновение я близок к тому, чтобы впасть в панику. Я думаю о смерти, о своих людях, я думаю обо всей смерти, которую видел, и сколько раз дышал всем этим, сколько раз говорил себе, что привыкну.

И я привык.

Я едва заметил, как все стало очень плохо.

– Выдыхай, – говорит она, легонько похлопывая меня по спине. – Сейчас.

Я выдыхаю с громким свистом, открывая глаза, чтобы увидеть, где я. Заднее сиденье такси, которое медленно движется по дороге, мимо аварии на обочине, на которую я не могу смотреть.

– Снова вдох, – говорит Джессика, и, хотя я слишком стыжусь смотреть на нее, делаю так, как она говорит. Делаю глубокий вдох и на этот раз выпускаю воздух через нос. Мой сердечный ритм начинает нормализоваться, пространство в легких увеличивается.

– Вот и все, – произносит Джессика, шмыгая носом.

Осмеливаюсь взглянуть на неё, ее глаза светятся от влаги.

О, черт возьми. Я только что перенесся в прошлое, находясь прямо здесь рядом с ней.

В последнее время я так хорошо справлялся с этим, так хорошо контролировал свой разум, не давая ему обмануть тело, что было подумал, что все это реально. Потому что все это начинается очень быстро и легко. Крайне легко. Галлюцинации становятся вашей реальностью. Когда они впервые начались, я не знал, что, черт возьми, происходит. Я слышал об этом от других людей, но это не та вещь, о которой принято говорить.

Когда я покинул место дислокации, мне пришлось заполнить опросник, в котором спрашивали, не страдаю ли я от каких-либо галлюцинаций, проблем со сном, тревоги, панических атак, есть ли у меня проблемы с гневом, употреблением алкоголя или наркотиков. Я отметил галочкой почти все, но меня никогда не отправляли к специалисту, никогда не говорили обратиться за помощью.

Поэтому я справлялся с этим так, как мог. И все стало лучше. По крайней мере, так было.

И ведь именно сегодня я думал, что нахожусь в чертовом вертолете и вот-вот умру, а Джессика была вынуждена наблюдать все это. Как будто моего ночного ужаса было недостаточно.

– Прости, – хриплю я, слова едва различимы. – Иногда я... лажаю.

– Лажаешь? – На ее лице появляется кривая улыбка. – Добро пожаловать в клуб. Я – президент.

Смеюсь от ее слов.

– Я так не думаю, Рыжик.

Она смотрит на меня, и я знаю, у неё на языке вертится вопрос: Что, блин, с тобой случилось?

Но я не могу рассказать ей. Я даже не хочу признаваться, что был в армии. Не желаю даже отдаленно ассоциироваться с Льюисом Смитом. Я не хочу, чтобы его имя привело к этому. Просто хочу, чтобы она знала меня как Кейра МакГрегора, и все.

Кейра МакГрегора, одного налажавшего ублюдка.

*** 

Свет светит мне в лицо, и я словно плыву на облаке.

Медленно открываю глаза и вижу, что я в собственной кровати. Сейчас утро.

Осторожно двигаю пальцами рук и ног, инстинктивно проверяя ущерб, прежде чем сесть. Голова немного кружится, но в остальном все нормально.

Я не могу ничего вспомнить. В такси с Джессикой я перенесся в прошлое... и потом все. Моя память обрывается прямо там, после лишь пустота.

Звук доносится с кухни.

Даже не успев подумать, я спрыгиваю с кровати, готовый схватить нож из ящика в прикроватной тумбочке.

И тут в дверном проеме появляется Джессика, на ней снова моя футболка Guns N’ Roses.

– Я сделала завтрак, – широко улыбаясь, сообщает она. – Он немного остыл, но я не хотела тебя будить.

Я закрываю глаза, потирая ладонью переносицу.

– Прости. Что, э-э-э... кажется, я не помню большую часть прошлого вечера.

– Нет? – спрашивает она. – Казалось, ты все понимал. Просто... отстранился. Закрылся в собственной голове. Кажется, не очень веселое место.

Качаю головой, не в силах поверить, что отключился на часть вечера.

– Господи. Мне очень жаль.

– Ты продолжал твердить это всю ночь, – говорит она. – А потом пил много виски. Я не собиралась тебя останавливать. Тебе необходимо было сделать то, что тебе было нужно. Но мне все же удалось уложить тебя в постель, пока ты не отключился.

Смотрю вниз на свои боксеры и поднимаю бровь.

– Ты раздела меня.

– Было забавно, – сообщает она. И кивает в сторону кухни. – Теперь поторапливайся, пора есть.

– Сейчас буду, – рассеянно говорю ей, направляясь в ванную. Я едва могу смотреть на себя в зеркало. Мне слишком стыдно, я слишком смущен. Часть меня даже не хочет идти туда и смотреть Джессике в глаза.

Но другая часть думает иначе. Часть, которая хочет смотреть ей в лицо, слушать ее голос, быть в свете, которым она освещает мой путь.

Я сажусь за стол, и Рыжик наливает мне чашку кофе. Помимо омлета, который она сделала, остальное – копия нашего первого завтрака.

– Я сделал что-то... неуместное прошлой ночью? – спрашиваю я, рука немного трясётся, когда тянусь за кружкой.

– К сожалению, нет. – Ее глаза блестят. На мгновение я задаюсь вопросом, насколько то, что я вижу, настоящее. Вымученная попытка быть веселой и делать вид, что все в порядке? Но затем понимаю, что в Джессике нет ничего не настоящего. Несмотря на то, что я облажался, она действительно счастлива быть здесь.

Я рад этому.

– Не было необходимости оставаться, – говорю ей.

Она тянется к омлету и водит им по тарелке.

– Я не собиралась оставлять тебя.

– Я в порядке.

Она передает мне тарелку и пристально смотрит.

– Наверное, так и есть. Был когда-то. Но если мы собираемся быть друзьями – друзьями, которые иногда целуются – такие друзья не встают и не уходят друг от друга, когда ситуация становится трудной. Или если у одного из них кризис. Так оно и было, верно? Это что-то типа кризиса? Как твой кошмар?

Мне трудно проглотить кофе. Я киваю.

– Да. Что-то типа такого.

– И ты все ещё не хочешь говорить об этом.

Умоляюще смотрю на неё.

– Ладно, – говорит она, занимаясь яйцами. – Просто чтоб ты не забыл, ты обещал однажды рассказать мне.

Я хмыкаю в знак согласия и на секунду теряюсь в мыслях, наслаждаясь тем, что мы ведём себя как пара.

– Кстати, – произносит она между укусами, – твои татуировки... что они означают? Вот эта на латинском?

Я беспокойно кашляю, делая глоток кофе.

– Nec Aspera Terrent. Это означает много вещей... трудности будут прокляты, трудности не сдерживают нас, сильные не падают, нет страха на земле.

Я не добавляю, что это очень популярный девиз военных во всем мире и, конечно же, в нашем полку.

– А корабль. И вороны?

– Мне нравятся обе эти вещи, – говорю ей. Разумеется, в них больше смысла, но, вероятно, не такого глубокого, как она ожидает.

– Понимаю.

После этого мы едим, и я размышляю над тем, что произошло прошлой ночью, и как мне удалось удержать разум под контролем.

Когда я вернулся домой между кампаниями, у меня было расписание, которого я придерживался, что мало-мальски позволяло мне оставаться в здравом уме. Я ходил в местный бассейн и каждое утро плавал кругами по два часа. И столько же бегал по вечерам. Только тогда я мог спать всю ночь, только тогда мог превратить свою внутреннюю пытку во внешнюю. Передача силы и боли.

Я перестал это делать с тех пор, как переехал в Эдинбург. Собственно, с тех пор, как впервые узнал о Джессике. Она стала моим способом переноса боли, вины и всего остального.

– Какие планы на сегодня? – неожиданно спрашиваю я.

– Завтра у меня будет физиотерапия, – говорит она, выдавливая кетчуп на тарелку. – Так что, по большей части, никаких.

– Если я возьму тебя кое-куда... если смогу организовать кое-что для нас, пойдёшь со мной?

Она кладёт вилку вниз и смотрит на меня.

– О чем именно речь?

Откидываюсь на спинку стула.

– Я когда-то был заядлым пловцом. Плавал каждое утро. И тут подумал о твоей ноге, как трудно тебе двигаться... возможно, это хороший способ почувствовать себя свободной.

– Не могу, – возражает она так, словно съела что-то горькое.

– Почему нет?

– Потому...

– Это поможет твоей ноге. Мышцы получат тренировку без боли, и у тебя не будет веса или давления. На самом деле, не удивлюсь, если твой физиотерапевт тоже предложит тебе водную терапию. Уверен, она так и сделает. А это будет частное занятие. Со мной.

– Я не в подходящей форме для купальника, – тихо говорит она, глядя вниз на свои руки. – Мне придётся снять шину. Мои шрамы...

– У меня тоже шрамы. Пусть они смотрят на нас обоих. Кому, черт возьми, какое дело?

Она вздыхает, сдувая прядь волос с лица.

– Ненавижу то, насколько ты убедителен.

Я улыбаюсь ей, чувствуя, что выиграл очень незначительную битву, но, тем не менее, выиграл.

– Это часть моего обаяния. У меня, знаешь ли, его целая куча.

Джессика смеётся.

– Ты опять за своё.

Я сижу сложа руки, и, хотя множество эмоций и страхов борются за место в моем мозгу, стараюсь сосредоточиться только на одном.

Джессика у меня на кухне: ест, смеётся, солнце светит у неё за спиной.

Я знаю, что сделаю все угодно, чтобы так и оставалось впредь.

*** 

Позже в тот же день я вызываю такси, чтобы отвезти нас сначала в аптеку, где я кое-что покупаю, а затем к Джессике, чтобы она могла захватить купальник. Пока жду, быстро гуглю лучшие бассейны в городе, а затем начинаю смотреть машины, которые нуждаюсь в небольшой починке. У меня есть еще один сюрприз для Рыжика, и мне нужна машина, которая не заглохнет, проехав первые пару метров.

Когда Джессика возвращается, она нервничает, неся в руках сумку с белыми ручками. Я держу руку на ее колене, в то время как водитель везет нас в «Королевский бассейн Содружества», в тени горы Артур – скалистой, зеленой вершины, возвышающейся над Эдинбургом.

Комплекс самый большой в этом районе и залит естественным светом. Сейчас середина дня посреди рабочей недели, поэтому народу почти нет. На дорожках есть пару человек, но в бассейне пусто. Идеально.