Текст книги "Долг (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7
Кейр

Я сижу в грязной комнате с картами на стенах и одним столом посередине. На нем стоит радио. И микрофон с песком по краям, покрывшийся коркой.

Я никогда раньше не был в этой комнате. Она зарезервирована не для меня. А для тех, кто держится позади и получает входящие звонки, информацию о рейдах, бомбах, жертвах. Они диктуют, а другие сражаются

Но теперь я здесь и я один.

Звонят разведывательные группы.

Им нужна поддержка. Они нуждаются в подстраховке.

В рации раздается стрельба.

А я ничего не могу сделать.

Массовый хаос. Массовая смерть вокруг меня. На расстоянии я слышу их крики, их просьбы:

– Помоги, Кейр, помоги нам.

Моих друзей, моих людей убивают, и я ничего не могу сделать

Затем комната погружается во тьму. Солнце чернеет.

Волоски на затылке встают дыбом, когда температура падает, как всегда бывает ночью. Почти мороз.

Затем крики прекращаются.

Лишь тишина.

Но никакого облегчения.

Потому что я знаю, люди мертвы.

И в комнате со мной есть кто-то ещё.

Я не вижу его, но слышу. Его рваное дыхание.

Льюис.

– Не могу больше терпеть это, – шепчет он, и его голос звучит словно радио, то обрывается, то слышится снова. – Почему люди не понимают, что они наделали? Эта война была оплачена за счет их налогов, они заплатили за эту смерть. Они виноваты в этом так же, как и мы.

Я пытаюсь сказать Льюису, что это часть работы, часть игры, что так всегда было, мы знали, на что подписались, каждый из нас.

Но эти слова для него словно пустой звук, как и раньше.

– Здесь нет плохих парней, – продолжает он. – Нет хороших. Просто куча бедолаг, пытающихся остаться в живых, убивая друг друга. Лучшее, на что можно надеяться, что выживешь и увидишь другой день. Но какой это будет день? В чем смысл всего этого страдания? – длинная пауза. – Теперь они здесь.

Несмотря на то, что уже и так темно, тени появляются в углах комнаты.

– Они забрали мужчин, которых ты должен был защитить, теперь они идут за тобой.

Тени приближаются. Я знаю, что должен делать. Меня отлично обучили.

Мое тело готово бежать.

– Ты никого не можешь защитить, – шепчет Льюис мне на ухо. – Не себя, ни ее. Ни от меня. Ущерб уже нанесен. Ты потерял ее еще до того, как даже начал бороться.

Бомба взрывается передо мной, белый горячий ужас.

Я сажусь и хватаю ртом воздух, словно тону, а затем спрыгиваю с кровати, бегая по комнате, пытаясь найти винтовку, оружие, чтобы сражаться.

Мне необходимо жить.

– Кейр, – сквозь затуманенное сознание пробивается тихий, испуганный голос.

Оружия нет, но вокруг меня солдаты, я вижу их тени.

Я бросаюсь к одному, собираюсь разорвать его на части, когда мои руки ударяют комод.

– Кейр, пожалуйста, что такое? Что случилось?

Наполненный паникой голос Джессики прорывается сквозь мои мысли.

Джессика.

Я замираю, глядя на открытый ящик, пальцы сжимаются вокруг ручки. Я моргаю, привыкая к темноте, в комнате виден лишь слабый свет от луны.

Джессика сидит на моей кровати, опираясь на руки, в глазах отражается страх.

– Я в порядке, – хриплю я. – Все нормально. Кошмар. Просто чертов ночной кошмар.

– Ты уверен? Я подумала... – она замолкает, и я слышу страх в ее голосе. Чтоб меня. Я, наверное, до чертиков напугал ее.

– Прости, – говорю я, все еще пытаясь отдышаться. Последнее, чего я хочу, чтоб она стала свидетелем моих ночных кошмаров. В тот момент, когда она согласилась остаться, мне даже не пришло в голову подумать об этом. Я принял решение забыть о прошлом.

Но у прошлого есть свои способы, как прокрасться, пока ты спишь, погружая тебя во мрак.

– Правда, я в порядке, – говорю ей. – Сейчас, принесу немного воды. – Я выхожу из спальни на кухню, где зелено-голубые часы на микроволновке говорят мне, что сейчас четыре утра. По крайней мере, нет необходимости спать всю ночь, потому что нет ни единого шанса, что мне удастся уснуть после такого.

Залпом выпиваю стакан воды и наполняю один для неё, затем несу его в спальню.

Она все ещё сидит и смотрит на меня в темноте.

– Вот, – говорю я, ставя стакан рядом с ней. – Выпей немного воды и ложись спать, – словно это она проснулась, бегая по комнате в поисках оружия.

– Хочешь поговорить об этом? – мягко спрашивает она, когда я забираюсь обратно в кровать.

– Это был всего лишь сон, – заверяю ее. – Не надо было пить столько чая перед сном, – добавляю я, пытаясь казаться убедительным. – Из-за него мне снятся кошмары.

– А, – говорит она.

– Сможешь снова заснуть? – спрашиваю ее, почти надеясь, что она скажет «нет», что она останется со мной, и мне не придется мучаться в темноте в одиночку.

Но она говорит:

– Ага. Кровать очень удобная.

Улыбаюсь ей в темноте.

– Тогда еще раз спокойной ночи.

*** 

– Не возражаешь, если я приму душ?

Я поворачиваю голову и вижу Джессику, стоящую в дверях спальни на костылях, она зевает и чешет голову. С утренним светом, льющим через окна, ее волосы похожи на один огненный венец.

– Конечно, нет, – отвечаю я. – Хорошо спала? – надеюсь, она не станет упоминать, или вообще не вспомнит, что случилось прошлой ночью. Я не мог спать после своего маленького инцидента. Так что взял книгу, пошел в гостиную и с тех пор почти не двигался.

– Вообще-то, да, – говорит она, немного улыбаясь. Ее глаза яркие и прекрасные без макияжа. – Не хотела спать так долго, но это просто... наверное, лучший сон, который у меня был в течение длительного времени.

От этого признания у меня теплеет на душе, а сердце словно увеличивается в размерах. Моя кровать дала мне так мало комфорта, ей же удалось получить гораздо больше.

– Хорошо, – говорю ей. – Под раковиной есть дополнительные полотенца. Я начну готовить завтрак, – встаю со стула и вытягиваю руки над головой. – Какие-то пожелания?

Когда я поднял руки, моя футболка задралась на несколько дюймов, и Джессика пристально смотрит на мой живот. С этого ракурса я знаю, она видит мой пресс, а не кучу шрамов на боку.

Затем она отводит глаза, и немного краснеет.

– Все что угодно. Я не привереда. Яйца вполне сгодятся.

– Хлеб?

– Он без глютена?

Опускаю руки и ухмыляюсь.

– Ты на безглютеновой диете?

Она пожимает плечами.

– Больше похоже на палеолитическую<sup>[8]8
  современная палеолитическая диета состоит из еды, доступной в наши дни и включает в себя: рыбу, мясо и птицу предпочтительно травяного откорма, овощи, фрукты, корневища и орехи. При этом она исключает зёрна, молочные продукты, бобовые, сахар и обработанные масла


[Закрыть]</sup>. Натуральные и органические продукты. Что-то в этом роле.

– Но ты пьёшь пиво, это как-то не вяжется с диетой.

Она пару секунд жуёт губу, а потом дерзко смотрит на меня.

– Это моя слабость.

– Ты не очень-то умеешь контролировать ее. Есть другие пороки, о которых мне необходимо знать?

Моему эго хотелось бы верить, что в ее глазах отражается нечто горячее и беспокойное, словно она размышляет о том, что я мог бы оказаться ее пороком. Я, конечно, не против.

– Только пиво, – говорит она. – И мужчины, похожие на Джеральда Батлера.

Затем она уходит в ванную, бросая на меня застенчивый взгляд через плечо, прежде чем закрыть за собой дверь.

Что ж, черт побери. Полагаю, я мог бы стать ее слабостью. Я давно не слышал этого сравнения, но согласен на него.

Я направляюсь на кухню и начинаю готовить завтрак, неспособный удержаться и не улыбаться, как дурак. Ночные ужасы ушли, она понятия не имеет, как тяжело было спать рядом с ней всю ночь и не прикасаться. Но гипс, приносящий чувство уязвимости, напомнил мне, что мяч был на ее половине поля. Наверное, я мог повести себя более нахально, но сперва я планирую быть джентльменом, а позже, если потребуется, животным.

И я чертовски надеюсь, что потребуется.

К тому времени, как она выходит из душа – на голове полотенце, лицо раскраснелось – завтрак уже готов. Она надевает зеленое платье, в котором была вчера, но без кардигана, демонстрирующее ее подтянутые руки. Мне хочется соединить языком веснушки на ее ключице и более бледные точки на плечах, они одинаково соблазнительны.

– Выглядит потрясающе. Тебе не стоило так стараться, – говорит она, беря кофейник и наполняя чашку. На столе картофельные оладьи из сладкого картофеля, бекон, колбаса, жареные грибы и помидоры, а также жареные яйца – типичный шотландский завтрак.

– Определенно стоило, – отвечаю я, садясь напротив за крошечный дубовый стол, переполненный пищей. – Если бы тебя здесь не было, я бы, как обычно, просто стоял над раковиной и пил йогурт прямо из бутылки. Кстати, он тебе нужен?

Она качает головой.

– Я не ем молочные продукты.

– Молочка – нет, пиво – да...

– Я противоречивая женщина, – просто говорит она, отпивая кофе. Закрывает глаза от удовольствия, делая глубокий вдох через нос. – Божественный вкус.

«Бьюсь об заклад, ты на вкус такая же», – думаю я, а стояк, которого я старался не допустить с тех пор, как она вышла из ванной, теперь распирает брюки.

Я делаю глубокий вдох и вместо этого решаю сосредоточиться на еде. То, как она ест, гипнотизирует. Этот широкий, пышный рот и удовольствие, с которым она смакует еду. Знаю, я мог бы заставить ее чувствовать себя так же хорошо, если не намного лучше, лишь с помощью рук.

Она накалывает на вилку кусочек картофеля и окунает его в желток, жест выходит практически чувственным.

Ёрзаю на стуле, прочищая горло.

– Так когда тебе снимут гипс?

Она перестает жевать, ее глаза расширяются, как будто все это становится для нее шоком. Ей удается проглотить и сказать:

– О, вообще-то завтра.

– Волнуешься?

Она рассеянно начинает гонять картошку по тарелке.

– Может быть? Не знаю. Я так привыкла к гипсу...

– Это, должно быть, облегчение, – предполагаю я.

Она кивает.

– Да. Но и неизвестность. Знаешь, это последняя часть. Все. После этого больше никаких мечтаний.

С любопытством смотрю на неё.

– Что ты имеешь в виду?

– В смысле, сейчас у меня есть гипс, и я могу представлять, каково это, жить без него. Могу притворяться, что моя нога выглядит так же, как и всегда, что я смогу ходить и бегать точно так же, как и раньше. Я имею право притворяться, что у меня есть ложная надежда, что все снова станет нормальным, – она делает паузу и хмурится. – Завтра наступит реальность. Завтра, когда гипс исчезнет, моя нога останется искалеченной, а ходить будет еще сложнее, чем без гипса... это меня пугает. Потому что все. После этого больше нет надежды.

Мне больно слышать, что она говорит так негативно, хотя я чувствую, что я единственный человек, с которым она позволяет себе быть такой пессимисткой.

– Но ты же знаешь, физическая терапия требует времени, сначала ты не сможешь ходить как раньше, но, в конце концов, станешь как новенькая. И ты всегда можешь сделать пластическую операцию на ноге, убрать шрамы, если от этого почувствуешь себя лучше.

– Могу, да, – осторожно говорит она, ее глаза встречаются с моими. – Я видела твои шрамы на боку. Почему ты их не исправил?

Я на мгновение замираю. Потом вспоминаю, что надо дышать.

– Потому что они недостаточно беспокоят меня, – признаюсь я. – Они напоминают мне, кто я, хочу я этого или нет. Кажется неправильным скрывать их. Словно это слишком легко.

– Вот и я чувствую то же самое, – отвечает она. Делает глубокий вдох, и я знаю, сейчас задаст вопрос. – Что произошло?

Резко качаю головой и занимаюсь куском бекона.

– Длинная история.

Ее ясные глаза долго-долго оценивают меня.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне?

Дерьмо. Не могу лгать.

– Расскажу, – говорю ей.

– Обещаешь? – подняв бровь, спрашивает она, уже не веря мне.

– Обещаю, – заверяю ее и быстро меняю тему. – Итак, как насчёт компании завтра?

– Когда пойду снимать гипс?

– Ага.

– Там будет моя сестра, – говорит она. Я собираюсь сказать ей, чтобы она забыла об этом, когда она быстро добавляет: – Все хорошо. Чем больше, тем лучше. Я имею в виду, ты уверен, что хочешь?

– А почему нет?

Она пожимает плечами и смотрит на свою тарелку.

– Не знаю. Не очень интересное мероприятие.

– Я собираюсь туда не потому, что там будет интересно. А потому, что хочу быть там ради тебя.

Она резко смотрит на меня, пока мои слова доходят до нее. Наконец, улыбается. Сначала неуверенно, а затем большой, широкой улыбкой. Она такая чертовски красивая, что я мог бы перелезть через стол и поцеловать ее прямо сейчас.

Но продолжаю везти себя сдержанно.

– Ладно, – говорит она.

Ладно.

Глава 8
Джессика

Чем ближе вторник и встреча в церкви, тем больше я нервничаю, что меня будут сторониться из-за того, что я не пришла на прошлой неделе. С тех пор я разговаривала с Анной, дала понять, что кое-что произошло, и хотя никогда не упоминала, что «кое-что» было временем, проведенным в баре с Кейром, думаю, она и так все поняла.

Но пропускать встречи – нормально, пока вы все же возвращаетесь. Конечно, есть какое-то покаяние, которое нужно заплатить, и Пэм удостоверится, что большую часть вечера буду говорить я.

Я рассказываю им о том, что завтра мне снимут гипс, о тех же страхах, которые озвучила Кейру. Все надежды исчезнут.

Затем Анна прямо задаёт мне вопрос перед всеми присутствующими о том, боюсь ли я, что мои физические возможности повредят меня в эмоциональном плане?

У меня нет ответа на это, хотя, полагаю, если я попытаюсь разобраться во всем, то узнаю жалкую правду: из-за того, как я хожу и как выгляжу, я могу не только стать непривлекательной для противоположного пола, но и лишиться любви.

К счастью, мне не приходиться ни в чем признаваться. Анна встает со своего места и говорит всем, что психологические шрамы от пожара, оставшиеся у нее, а так же чувство вины и потеря сына, мешали ей по-настоящему сойтись с кем-то. Конечно же, сейчас она пытается, но страх, что она никогда не будет достойна любви, всегда есть, затаился в тени и готов саботировать любую хорошую вещь, которая встречается у нее на пути.

Я не хочу потерять то, что у меня есть с Кейром, если у меня вообще есть что-нибудь. Но я знаю, я ничем не отличаюсь от Анны, находясь в одном шаге от того, чтобы начать игнорировать нас из чувства страха.

Именно поэтому, когда он спросил, может ли он пойти со мной, когда мне будут снимать гипс, я сказала «да». Ну, это не единственная причина. Я желаю, чтобы он был там, хочу его поддержки, и я мечтаю, чтобы Кристина познакомилась с ним. Я хочу ее одобрения, чтобы она увидела, что он хороший человек. Человек с демонами – свидетелем чего я стала ночью – но все-таки хороший человек.

И вот теперь Кристина за рулем, мы едем по мощеной Серкус-лэйн, собираясь забрать его.

Сказать, что я нервничаю, значит, ничего не сказать. Из-за него, из-за доктора, да тому куча причин. Я сижу на переднем сиденье, барабаня пальцами по коленям, в то время как Кристина выходит из машины и идет к двери, так как мне это сделать слишком неудобно.

На мгновение я думаю, может быть, мисс Шипли подойдет к двери и пригласит ее на чай (мой бог, эта женщина такая болтушка), но затем появляется Кейр, возвышаясь над Кристиной.

Судя по всему, сестра тоже нервничает, выдавая ему быструю улыбку в ответ на его очаровательную. А затем быстро разворачивается, направляясь к месту водителя.

Она забирается в машину до того, как это удаётся ему, и у меня есть достаточно времени, чтобы шикнуть ей:

– Будь милой.

Она притворяется, что не слышит меня.

Затем Кейр садится на заднее сиденье, и я поворачиваюсь, чтобы улыбнуться ему.

– Привет, – радостно здороваюсь я.

– Увидев меня сегодня утром, ты не демонстрировала подобный энтузиазм, – бормочет сестра себе под нос.

Я игнорирую ее, когда Кейр здоровается. Кроме того, у меня появляется шанс по-настоящему рассмотреть его. Черт меня дери, если он когда-нибудь был сексуальнее, чем сейчас в кожаной куртке. Сегодня у него мрачный наряд: серые джинсы, черная рубашка, черная кожаная куртка, черные ботинки. Я точно могу представить его в роли механика, как он вытирает большие грязные руки о тряпку, споря с каким-то парнем, а затем лишь в одной майке, которая показывает все эти загорелые мышцы, скользит под капот старинного автомобиля.

Кристина прочищает горло, слишком быстро вырывая меня от моей маленькой фантазии. Я отворачиваюсь, хотя знаю, что Кейр не возражал против того, как долго я смотрела на него.

Он делает попытку завести разговор с Кристиной, расспросить ее о Ли, о ее работе (она менеджер по маркетингу), начиная с вопроса, почему она переехала в Шотландию.

Она замолкает, осторожно глядя на меня. Нам не нравится говорить на эту тем, и я знаю, теперь Кейр это понимает.

Я говорю за нее, предупреждая Кейра взглядом, больше не расспрашивать об этом.

– Наша мать оставила отца сразу, как Кристина окончила среднюю школу. Я уже училась в колледже. Мама выросла в Эдинбурге, поэтому решила вернуться и забрать с собой Кристину.

Минуту он смотрит на меня, пытаясь прочитать по глазам, затем кивает.

– Понимаю. Эдинбург – довольно гостеприимный город. Никогда не думал, что, будучи мальчиком из Глазго, захочу жить здесь сам, но красивые улицы светят ярче, чем захудалые. Хотя, я все еще скучаю по музыкальной сцене. Вы когда-нибудь бывали на каких-нибудь шоу в Глазго?

Когда темой разговора становится музыка, я вижу, что Кристина заметно расслабляется, и вскоре разговаривает с Кейром так, словно они старые друзья.

Вскоре мы оказываемся в больнице. И мне сразу же хочется сказаться больной.

– Кейр отведёт тебя внутрь, – говорит Кристина, когда я выхожу перед главным входом. – Я встречу тебя там.

Она уезжает, и взгляд Кейра следует за автомобилем, когда он исчезает в гараже.

– Она очень похожа на тебя, – комментирует он, щурясь от солнца, решившего прервать это дождливое утро. В воздухе пахнет росой.

– Как так? – спрашиваю я.

Мы начинаем идти, и я поражена осознанием того, что на обратном пути у меня не будет гипса. Костыли, я уверена, будут, пока я не научусь снова ходить или, по крайней мере, не научусь использовать трость, но гипс исчезнет. Глупый повод для сентиментальности.

– Скажем так: она вылитая ты, – комментирует он. – Какая у вас разница?

– Пять лет.

– Значит, она ты, но на пять лет моложе. И ниже. И у неё не такие красивые волосы.

– О, пожалуйста, – говорю я, пытаясь подыграть ему. – В лучшем случае она – рыжеватая блондинка, а это значит, что ей досталась лучшая карта. Ей не пришлось жить с тем, что ее звали Тряпичная Энни, Маленькая сирота Энни или Ариэль, Русалочка, когда она росла.

– Ты думаешь, что прозвище «Русалочка» – оскорбление? – недоверчиво спрашивает он. – Я знаю, что она лишь мультяшный герой, но она чертовски горяча. Не знаю ни одного мальчишку, который бы не мечтал встретить ее, когда вырастет.

– Даже несмотря на то, что она не могла заниматься сексом, пока у неё не появились чёртовы ноги?

Он ухмыляется мне.

– К тому времени, как они понимают это, они уже переключаются на Джессику Рэббит<sup>[9]9
  мультипликационный персонаж детективных нуар-романов о кролике Роджере, созданных писателем Гэри Вульфом, а также последующих комиксов, киноадаптации и мультсериалов


[Закрыть]</sup>). Кстати, еще одну горячую рыжулю.

– И снова из мультика.

– Ага. Спорим, ты сейчас думаешь, что у меня какой-то странный фетиш по поводу мультяшные героев?

Моя улыбка застенчивая.

– Если ты считаешь, что я так же сексуальна, как они, приму это за комплимент. Кроме того, сравнение с Ариэль я считаю лестным, – замолкаю, потому что в горле пересохло. – Вот почему я сделала татуировку с ее изображение на ноге.

Кейр серьезно кивает, когда мы приближаемся к входным дверям.

– Тогда хорошо, что мы говорим о ней. Маленькой русалке Рыжика. Ты снова увидишь ее.

– Она уже не будет такой сексуальной, гарантирую, – предупреждаю его.

Я сказала ему правду. Надо мной смеялись, пока я росла, как и над каждым рыжим ребенком. Мои волосы всегда были более темно-рыжими, не оранжевыми, как у большинства детей, и, вероятно, поэтому мне было немного легче. У меня были веснушки, но они были не везде и не были заметными. Но прозвище «Ручалочка» прилипло, потому что, хотя дети и пытались обидеть меня, я всегда хотел быть ею. Она была моей любимицей, потому что мечтала о лучшей, другой жизни. Когда мне исполнилось восемнадцать, я ушла из дома и сделала татуировку, как символ того, кем была на самом деле, и кем стала.

Мы направляемся в больницу, и в нос ударяет запах йода, пластика и чего-то кислого, явно присущего человеку.

Боже, ненавижу его.

Вскоре к нам присоединяется Кристина, а затем доктор Синклер, который на этот раз, похоже, не ведет себя как самый заботливый «дедушка». Он не в восторге от Кейра, хотя тот едва ли произнес пару слов, и дважды спрашивает, не лучше бы ему подождать где-то в другом месте. Но Кейр решителен и остается на месте.

Но когда дело доходит до цели моего прихода, ни Кейра, ни Кристины нет в комнате, пока доктор Синклер снимает гипс. Лишь я на операционном столе, неприветливый, резкий свет сверху ослепляет меня, пока доктор работает с тупым лезвием.

Мне не больно, но я ощущаю дискомфорт, и из-за вибрации лезвия кажется, что мой мозг находится в блендере. Звук также невероятно громкий, и я постоянно зажмуриваюсь, молясь, чтобы все закончилось.

Наконец, я ощущаю ногой холодный воздух и слышу звук того, как гипс откладывают в сторону. Затхлый запах заполняет мои ноздри, и я поворачиваю голову. Я еще не хочу смотреть.

– Все сделано, – говорит доктор Синклер. – Хочешь сохранить гипс? Многие люди цепляются за них, словно за сувениры, я не сужу их.

– Нет, – кротко говорю я.

– Хорошо, – говорит он, и я слышу, как он откладывает гипс в сторону. – Ну, все кончено. Твоя нога свободна. Я просто быстро осмотрю ее, чтобы проверить твою подвижность и уровень боли. Если будет больно, ты должна сказать мне, поняла?

У меня перехватывает дыхание, и я резко открываю глаза, когда его холодные руки накрывают мою ногу.

– Так больно?

– Нет, – отвечаю я. – У вас руки холодные.

– Прости, – говорит он. – Обычно женщины не жалуются, ха-ха.

Ха-ха, иди на хрен, идиот.

Его руки скользят к моей ноге, слегка сгибая ее. Все нормально, пока я не ощущаю другое.

– Ой, больно, – практически вою я. Вся нога ощущается холодной, повидавшей многое и чувствительной, и теперь боль двигается вверх по задней части ноги.

– Твое ахиллово сухожилие, – объясняет он. – Какое-то время ты не сможешь носить высокие каблуки, но мы будем работать над этим. Как насчет этого?

Он хватает мою лодыжку и крутит туда-сюда, но, к счастью, боль уменьшается.

Пока его руки не двигаются дальше по моей ноге, к икре, и я почти схожу с ума. Боль настолько реальна, настолько интенсивна, не похожа ни на какую другую, которую я когда-либо испытывала.

– Пожалуйста, нет, нет, нет. Стоп!

– Рубцы причиняют боль, – говорит он. – Они ещё свежи. Все нервы обнажены и могут защемляться во время формирования ткани.

Я едва могу дышать. Его руки остаются на моей ноге.

– Я думала, если что и почувствую, так это онемение.

– Не всегда, – говорит он и впервые звучит серьезно. – Просто, я должен проверить подвижность твоей икры. Я постараюсь как можно быстрее.

Стискиваю зубы, когда он сжимает мою икру. Может быть, он делает это нежно, но ощущается как... я даже не могу описать. Боль настолько яркая и новая, в отличие от всего, что я испытывала раньше. Он словно прикасается ко мне сквозь туман, и область, покрытая рубцами, даже не принадлежит моему телу. Тем не менее, все это причиняет боль, словно молот бьет по самому чувствительному синяку в мире.

Я скулю, пытаясь вспомнить, чему меня учила Кэт, как дышать сквозь боль, но, кажется, она все не утихает. Наконец, доктор убирает от меня руки, и боль сразу исчезает.

Я выдыхаю, испытывая облегчение.

– Как ты уже поняла, – говорит он, – боль не останется навечно. Ты ощущаешь боль в костях, все еще приспосабливаясь, но рубцы будут болеть лишь при касании. Можешь посмотреть. Когда-нибудь тебе придется привыкнуть. Ты можешь быть приятно удивлена.

Не уверена, как мне удаётся справляться с нервами, но я держу себя за локти и смотрю вниз на свою ногу.

Маленькая.

Это моя первая мысль. Моя нога выглядит такой маленькой. Не говоря уже о том, что она бледная и волосатая. Она словно принадлежит кому-то другому, какому-то худому волосатому мальчику, что имеет смысл, поскольку ткань рубцов, кажется, принадлежит кому-то другому.

Должна сказать, он прав. Все выглядит не так плохо, как я думала. И моя маленькая Ариэль, сидящая на скале прямо над моей лодыжкой, тоже выглядит неповрежденной, в значительной степени такая же, когда я видела ее в последний раз, хотя и покрытая волосами и обрамленная небольшими рубцами над ней, которые почти похожи на облака в виде сахарной ваты.

Но потом я двигаю ногу влево, совсем немного, на самом деле просто проверяя, могу ли я это сделать или нет. И хотя я могу, да, все ещё вижу ужасное зрелище.

Я даже не осознаю этого. Секунду назад она была такой знакомой, а теперь как чужая. В то время как рубцы в виде сахарной ваты располагаются на боку моей икры, они собираются вместе сзади, как нечто нечеловеческое, гнездо гадюк и насекомых. Моя икроножная мышца исчезла, а на ее месте – путаница из порезанной ткани и рубцов, накладывающихся друг на друга. Подобному ущербу, я знаю, не поможет ни мазь, не говоря уже о пластической хирургии. Это свидетельство того, что моя нога должна была исчезнуть, но по какой-то причине была спасена.

Доктор молчит, внимательно наблюдая за мной. Наконец он говорит мягким голосом:

– Это небольшая цена за то, чтобы сохранить ногу. Со временем ты будешь чувствовать себя, как новенькая. Возможно, ты будешь хромать, вероятно, твои кости могут болеть, когда становится холодно, но ты будешь жить вполне нормальной жизнью. Сейчас тебе кажется, что это слишком, но тебе повезло, Джессика. Подобный вид ущерба ... Я поражен, что врачи в Лондоне вообще смогли сохранить тебе ногу. И они это сделали. Это исцеление, и оно работает. Тебе придется жить с этими шрамами, возможно, придется немного пожертвовать мобильностью, но, в конце концов, это твоя нога. Как я уже сказал, это небольшая цена за все, что могло случиться.

Все, что, бл*дь, могло случиться. В это время я могла быть где-то еще. Проклятье. Я могла быть с Полой, Шоном и Джо, пить пиво. Могла бы сказать «да» и пойти с ними, но вместо этого я получила эту ногу и потеряла так много.

Доктор делает шаг ко мне, кладет руку на мою.

– Джессика. Ты – счастливчик. Знаю, ты не хочешь в это верить, но так и есть. Со временем ты поймешь это. Пройдет время, ты оглянешься назад в этот момент и подумаешь, а почему все это так беспокоило тебя. В конце концов, это всего лишь кожа. Просто кожа.

Это не просто кожа. Но он не имеет гребаного понятия.

Доктор быстро хлопает меня по плечу и поворачивается ко мне спиной, выпаливая список указаний о том, как ухаживать за ногой. Я должна вымыть ее антибактериальным мылом, использовать лосьон без ароматизаторов, увеличить количество сеансов физиотерапии, использовать шину, начать ходить с тростью вместо костылей. Он продолжает и продолжает, пока не осознает, что я не слушаю.

Затем уныло вздыхает и идёт к двери, зовя мою сестру. Кейр следует за ней.

Они стоят поблизости от меня, пока доктор повторяет указания уже для них. Кристина выглядит так, словно она вне себя от радости, как будто боялась, что у меня вообще нет ноги, а Кейр смотрит лишь на меня. Даже когда врач указывает на повреждение в задней части икры, область, которая напоминает сырую говядину и розовые полоски, Кейр не сводит с меня глаз, словно хочет, чтобы я сосредоточила все внимание лишь на нем. Рада ему угодить.

Позже, когда мою ногу зафиксировали повязкой и шиной, и я все еще на костылях, мы направляемся к дороге, пока Кристина подгоняет машину. Мне пришлось притворяться, что все в порядке, улыбаться, кивать и пытаться, чтоб мои слова звучали так же оптимистично, как и ее. Это изнурительно. Все, чего я хочу, это лечь и плакать.

Кейр берет меня за руку, его хватка твёрдая и горячая на моем бицепсе. Он наклоняется ко мне.

– Ужин. Сегодня вечером. Со мной.

– Я не могу сегодня вечером ужинать с тобой, – ошеломлённо отвечаю я.

– Почему нет?

– Не видел, что только что случилось?

– Видел. И что с того?

Усмехаюсь, пытаясь найти слова.

– Я только что сняла гипс.

– Ещё одна причина отпраздновать.

– Что тут праздновать? Ты видел, на что похожа моя нога?

– Я видел твою татуировку Русалочки. На твоей ноге она выглядит так же сексуально, как и на экране.

Хмурюсь, не понимая этого.

– Да что с тобой такое? Тебе нравится преследовать беспомощных, искалеченных девушек? Это твоя фишка?

Он тут же убирает руку, и через несколько секунд я сожалею обо всем, что сказала. Его лицо становится твердым, как камень – мрачная, неприступная стена.

– Моя фишка? – медленно повторяет он, подчеркивая каждое слово.

Я с трудом сглатываю, сердце дергается в груди. Дерьмо. Я его разозлила. И у него есть на это все основания. На самом деле, даже я не считаю себя беспомощной. По крайней мере, не хочу.

– Прости, – извиняюсь я. – Мне, правда, жаль. Плохой выбор слов, я...

– Ты думаешь, что я рядом и ты нравишься мне, потому что мне жаль тебя? Или, что еще хуже, у меня есть какой-то больной фетиш про девиц в беде? Ну так вот, экстренное сообщение, Русалочка. В тот момент, когда я увидел тебя, я не только понял, что ты одна из самых сильных людей, которых я знаю, но и что твоя сила заставила бы мою покраснеть от стыда. Девица в беде? Возможно, это то, чего ты боишься, но говорю тебе, ты не такая. Меня не привлекают слабые девушки с равнодушными сердцами и скрытыми мыслями. Я хочу, чтобы женщина удивляла меня, ошеломляла, заставляла меня кончать снова и снова лишь спустя секунду после нее. – Он отходит от меня, обида и отвращение искажают его лицо. – Думаю, ты спутала меня с кем-то другим. Полагаю, ты и себя спутала с кем-то другим.

Он быстро начинает уходить, направляясь к стоянке такси. Все внутри меня падает. Если бы не костыли, я бы тоже упала.

Как по команде, начинается дождь.

– Подожди, – слабо произношу я, и когда он не останавливается, я говорю громче: – Подожди! Кейр, пожалуйста!

Он останавливается. Но не поворачивается.

– Прости! – кричу ему вслед. – Я совсем не то имела в виду. Просто я... я не знала, что ты видишь во мне.

За секунды, которые пролетают между нами, дождь усиливается. Звук падающих на тротуар капель наполняет воздух.

Кейр немного оборачивается.

– Я вижу женщину, которую не видишь ты.

Бл*дь. Черт возьми, черт, черт. У моего сердца, словно тоже есть рубцы, слишком чувствительные и болезненные. Я хочу немедленно исправить это, больше всего на свете.

– Тогда помогите мне тоже увидеть ее, – говорю ему, как раз тогда, когда Кристина подъезжает ко мне. Жестом указываю на него. – Пожалуйста.

Он качает головой. Такое чувство, что часть меня умирает.

– Я поеду домой на такси, – говорит он. – Так проще. Но вечером заберу тебя в шесть.

Я почти смеюсь.

– Что?

– На ужин, – грубо говорит он. Затем поворачивается и снова начинает шагать.

*** 

Когда время приближается к шести, я все еще немного не в себе. Я пропустила ужин с Кристиной и Ли и потратила время на то, чтобы сделать все возможное, чтобы заставить чувствовать себя красивой.