Текст книги "Долг (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Она красивая, – говорит он. – Я постоянно наблюдаю за тобой. За счастьем, которое ты изображаешь. – Тянется рукой, чтобы коснуться ее повреждённой ноги, которая торчит из одеяла.

– Не трогай ее, – предупреждаю я. Мой голос громкий и грубый в комнате.

И тут я понимаю, насколько я, бл*дь, сошёл с ума.

Джессика рядом шевелится, но не просыпается.

Я смотрю на Льюиса, желая, чтобы он ушел. Его мертвые глаза ничего не выражают.

– Сегодня она сбросила на нас бомбу, – говорит Льюис. – Помнишь, как мы все время делали такие каламбуры. Забавно, как это было. Как будто это были добрые старые времена. По-моему, в какой-то степени так и было. Пока ты не испоганил все. Превратил в кровавое месиво свое подразделение. Свою жизнь. Ее жизнь.

Ты мертв. Ты это я. Мое подсознание.

– Конечно, – говорит Льюис, медленно приближаясь к кровати, продолжая смотреть на спящую Джессику. – Ты продолжаешь говорить это, и я буду продолжать возвращаться. Если только тебе есть что сказать себе? Нет? Конечно, нет.

Уходи.

Мой пульс учащается, легкие начинают сжиматься. Комната кажется холодной, и страх повисает над ней, словно облака.

Я сошёл с ума. Просто спятил.

– Ты сумасшедший, – говорит Льюис. – Он встречается со мной взглядом. – Я тоже. Это не наши недостатки. По крайней мере, это не моя вина. Ты же знаешь, Кейр, это должно было когда-нибудь закончиться. Ты и она. Ты и твоя жизнь Ты знал, что все так будет. Долг должен быть оплачем твоей кровью и только твоей.

Статистика о количестве ветеранов, которые убивают себя, ошеломляет. Я понимаю, почему. Никакой помощи со стороны военных, мы храним все внутри, как нас учили, словно чертовы машины. Они тренируют нас, как вести себя в неожиданных ситуациях. Но не обучают, как бороться с последствиями.

Это было моим последствием. Я жил ложью и теперь меня преследовали те, кому я позволил умереть.

Но я не позволю этому забрать меня. Не сейчас, ни когда она рядом.

– Ты знаешь, что здесь нет счастливого конца, – говорит Льюис. – Ты в курсе, что между вами тикают часы. В один прекрасный день тебе придется сказать ей правду, что ты не тот человек, за которого она тебя принимает. Неужели ты думаешь, что после этого она останется с тобой? Ты мог бы сказать ей правду с самого начала. Рассказать, откуда узнал о ней, что пришел сказать, что тебе очень жаль. Разве не таким был твой первоначальный план? Так и есть. Ты ведь знаешь, его. Наблюдать за ней по телевизору, думать, что она сексуальна и жалеть ее, а затем выследить и попросить прощения. А затем ты обманул ее и все испортил, – он замолкает, проводя рукой по краю кровати, в нескольких дюймах от нее. – Ты мог бы рассказать ей даже в следующий раз, или после этого. Но ты этого не сделал. Потому что верил в эту новую жизнь, которую создал для себя. Жизнь, в которой ты можешь начать все заново и убежать от своих обязанностей. Жизнь, в которой ты заслуживаешь любовь такой женщины.

Он касается руки Джессики. Я задерживаю дыхание, ожидая, что она проснется.

Но она не просыпается.

Потому что он не реален, она не может почувствовать его, его здесь нет.

Но на что я тогда смотрю?

– Убери руку и уходи, – говорю ему. – Иди.

Теперь Джессика переворачивается, и Льюис смотрит на ее обнаженную грудь, когда она поворачивается.

– Иди! – кричу я.

Джессика стонет, начиная просыпаться.

– Ты любишь ее, – говорит Льюис. – И я думаю, что она любит тебя. Но однажды правда выйдет наружу, и она будет ненавидеть тебя и все, что ты из себя представляешь. Настоящего Кейра МакГрегора.

– Убирайся отсюда! – злюсь я, вскакивая с постели, обнаженный и готовый задушить его.

– Не стоило тебе влюбляться, – говорит он с улыбкой, прежде чем я хватаю его за горло и толкаю обратно в стену.

Только там нет Льюиса.

Его здесь никогда и не было.

Все это происходило в моей голове.

Я падаю в угол, ударяясь головой о край двери шкафа.

– Кейр! – кричит Джессика. – Что происходит?

Кто-то в номере с той стороны стены стучит в нее, говоря нам заткнуться.

Я встаю, держась за голову, пытаясь отдышаться, хотя, кажется, что у меня нет легких. Я – лишь биение сердца в голове, громкое и быстрое, как стрельба, как бомбы, как ракеты, грохочущие в моем черепе. Внутри меня война, и враг побеждает.

– Кейр, – снова тихо говорит Джессика, в голосе слышна паника. Ее голос дрожит так сильно, что она едва может произнести слова. – Пожалуйста, сядь, пожалуйста. Все нормально. Все в порядке, мы в порядке.

Мы не в порядке.

Я не в порядке.

Я не знаю, куда идти, что делать. Я хочу вылететь за дверь и бежать, может быть, в гавань, пока вода не шокирует меня. Может быть, у Джессики была правильная идея.

– Пожалуйста, – снова говорит она, и я наконец смотрю на нее и вижу, как она тянется ко мне, протягивая руки, такая беспомощная, что мое сердце начинает ныть, и я снова в бешенстве.

Посмотрите, что я делаю с женщиной, которую люблю.

Я медленно возвращаюсь к кровати, словно во сне. Кровь, несущаяся по венам, настолько горячая, что меня бросает в пот. Я злюсь, просто в ярости, вот-вот взорвусь и мне некуда идти.

Затем понимание озаряет меня. Моя любовь к ней, моя потребность в ней, ярость, мое отчаяние.

Буря чувств охватывает меня.

Хватаю уголок ее одеяла и откидываю его, затем дергаю ее к краю кровати, ее грудь подпрыгивает, когда я притягиваю ее ближе.

– Кейр! – тихо вскрикивает она. – Что ты делаешь?

Я кладу руку ей на затылок, сжимая его, прежде чем поцеловать ее, мой рот и язык настойчивы.

Она отвечает мне, задыхаясь, когда наши губы двигаются вместе. В этом поцелуе нет ничего приятного и чувственного. Он злой, грязный, дикий. Наши зубы ударяются, рты мокрые, отчаянные. Мы словно боремся друг с другом.

Моя рука скользит к ее груди, я грубо сжимаю ее. Она тихо вскрикивает, когда я наклоняюсь, беря ее сосок в рот и сжимая зубами.

Я в огне. А ее стоны лишь подливают масла в огонь.

Оставляю быстрые небольшие укусы на ее груди, двигаясь вверх к ключице, где оставляю метки и на ней, прежде чем перейти к шее.

Она снова ахает от боли, пока я посасываю ее шею и кусаю, прокладывая дорожку к ее уху, клеймя ее кожу, но вскоре ее стоны наполняются теплом и желанием.

Толкаю ее обратно на кровать, упираясь коленом между ее ног. Она кричит, потому что я задел поврежденную ногу. Знаю, я слишком груб, но я зашел слишком далеко, чтоб переживать об этом. Потребность, пылающая нужда обжигает меня, угрожая сжечь нас обоих.

Я хочу наблюдать за тем, как мы сгорим вместе.

Я взбираюсь на нее, прижимая ее руки, мой твердый член пульсирует. Я толкаюсь в нее – горячую, открытую – одним выпадом. Ее имя срывается с моих губ, когда я дрожу от толчка, теряясь в ощущениях, а затем хватаю ее за бедра, пальцами сжимая их так сильно, что оставляю синяки, и начинаю насаживать ее на себя, одновременно дико толкаясь.

Я никогда не чувствовал ее так, как сейчас, такую реальную, узкую и влажную, ощущение почти заставляет меня слететь с катушек. Из-за него я хочу большего, больше этих ощущений, которые пульсируют через мой член, к моим шарам и позвоночнику. Я голоден, и каждый толчок затягивает меня все глубже и глубже, пока у меня не остается сил на то, чтобы остановиться.

Черт.

Бл*дь.

Охренеть.

Я ускоряюсь, подпитываемый похотью, желание такое дикое, что я даже не контролирую ситуацию. Это инстинкт, и он несется по моим венам как горячий, жидкий восторг.

Я трахаю ее так грубо, что пот льется с моего лба и стекает на нее, заставляя ее грудь блестеть. Кровать двигается в таком же устойчивом, безумном темпе, пока картины на стене не падают, едва не задевая нас, когда отскакивают на пол и разбиваются.

Теперь это словно долбанная война, та, которую я могу выиграть. Она пытается поднять бедра, придвинуться ко мне, но я беспощаден, пока продолжаю грубо врываться в нее. Я трахаю ее со всей силой и силой всех моих демонов.

Простыни скользят с кровати, а я сжимаю рукой ее запястья и держу их над ее головой, прижимая ее к кровати, чтобы мы не упали, продолжаясь толкаться в нее, хрипло бормоча что-то на ухо. Мои руки дрожат, шея напряжена, но напряжение внутри меня не ослабевает.

Джессика выпускает стон, который подстёгивает меня, и я чувствую, что мои шары напрягаются. Я скоро кончу.

Задыхаясь, я продолжаю вколачиваться в нее, отклоняясь назад, чтобы посмотреть, как подпрыгивает ее грудь, ее глаза закрываются, влажный, красный рот открывается, когда она кричит, сильно кончая. Я трахаю ее, пока у меня не остается сил.

Моя кожа натянута и горит, напряжение скручивается по моему позвоночнику. Мне хватает здравого смысла и силы воли, чтобы схватить член и в последнюю минуту вытащить его. Рукой провожу по нему вверх-вниз, мой ствол горячий и скользкий от влаги внутри нее. Хлюпающий звук, появляющийся от моих движений, откровенный, почти пошлый.

Я кончаю, открывая рот и не произнося ни звука, мышцы ног дрожат, пока я быстро изливаюсь. Сперма попадает на ее живот, грудь, шею. Я пытаюсь насладиться видом того, как она вся мокрая от меня, но едва ли могу дышать, едва могу двигаться и почти не могу думать.

Я без сил.

Пересыщен.

Чертовски выдохся.

И на этот раз, ощущаю покой.

Она стонет, ее голос ленивый после оргазма. Я быстро встаю с кровати, осторожно обходя разбитое стекло на полу от упавших картин, и беру полотенце из ванной.

Аккуратно вытираю сперму с ее груди, мое дыхание медленно успокаивается, пот на теле охлаждается. Комната пахнет сексом, и я делаю глубокий вдох.

– Ты в порядке? – шепчу ей.

Она смотрит на меня с нежностью, удовлетворением и беспокойством в глазах.

– А ты в порядке?

Кажется, грубый трах не может стереть то, что она наблюдала раньше.

Киваю.

– Угу, – хрипло отвечаю я. Прочищаю горло. – Я в порядке.

Я люблю тебя. Лишь при этой мысли мое сердце ощущается невесомым.

Я люблю тебя, и это не нормально.

– Хорошо, – говорит она и оглядывается. – Дерьмо. Похоже, мы разгромили номер.

– Мы заплатим за это, – говорю я, целуя ее в лоб, пробуя ее сладкий пот. – Все будет хорошо.

Но когда я забираюсь в кровать, оборачивая руку вокруг неё, мои демоны все еще со мной.

Это сработает?

Теперь мне вообще трудно понять, как из этого может что-то получиться.

Глава 15
Джессика

Кейр скрывает от меня что-то важное.

Я знала это с самого начала. И решила, что могу жить в неведении, что он может и дальше хранить свои секреты. Кто я такая, чтобы утверждать обратное? Я так долго хранила в секрете правду о своем ребенке, что это был практически секрет для самой меня.

Но после вчерашней ночи... я больше не хочу жить в темноте. Дело не в ночных кошмарах, которые преследуют его, или что он кричит на кого-то воображаемого и бьет стены. Я не боюсь за себя, потому что, если его злость влечет за собой горячий, животный секс, я не собираюсь жаловаться.

Я боюсь, что он не доверяет мне достаточно, чтобы впустить в свою душу. Что, если я не смогу войти, не смогу стать частью его сердца.

Мне нужно его сердце. Его прекрасное, гигантское сердце. Я хочу его для себя, желаю удержать его, поклоняться ему и любить его со всей имеющейся у меня силой. Кейр – большая загадка, такой сложный человек, и я уважаю это и все, что он пережил. Но он должен позволить мне быть частью этой боли. У меня есть собственная боль, которую я должна нести, и было бы неплохо отдать часть своей ноши и взять на себя часть чужой. Что угодно, чтобы освободить ту боль, которую он держит глубоко внутри.

Мы снова устали, но, по крайней мере, разговариваем. И находимся не там, где были вчера. Каким бы ни был тот грубый и спонтанный секс, случившийся после ночного кошмара, он сблизил нас. Однажды Кейр упомянул, что внутри каждого человека идет война. Кейр трахает меня, не для того, чтобы избежать войны в собственном сердце. Он приносит войну мне, так что мы можем сражаться вместе. Губы, язык, руки, зубы – вчера ночью мы боролись за свободу с каждым толчком, каждым поцелуем, каждым стоном. Это битва без проигрыша и бесконечных побед.

Вчера вечером я призналась ему кое в чем важном, но он все еще не доверился мне. Может быть потому, что я все еще сама утаиваю кое-что. Возможно, мне самой нужно наконец открыться до конца.

Сегодня мы направляемся на остров Скай, но Кейр решил отправиться туда еще более живописным маршрутом, как будто это возможно. Если честно, мне все равно. Я сделала достаточно фотографий из этой поездки, пока мы едем по северному побережью, меня одолевают различные чувства, но мой взгляд притягивают не виды за пределами автомобиля, а человек внутри него.

Он такой красивый. Я внимательно изучаю его: бледные шрамы на скулах, глубокие царапины на костяшках, более глубокий шрам на мощном предплечье, когда он ведет машину с закатанными рукавами. Чем дольше смотрю на него, тем замечаю в нем больше нового. Может, я делаю это, потому что пытаюсь обнаружить, что скрыто внутри, как будто ищу какие-то подсказки. Шрам на его ребрах определенно один, но он был там с самого начала.

Я также задаюсь вопросом, не запоминаю ли я каждую мельчайшую подробность о нем из-за страха, что в какой-то момент мы расстанемся, и мои воспоминания будут всем, что у меня останется?

У меня внутри все холодеет от этой мысли, я словно падаю в холодную пропасть. Какой бы захватывающей и освежающей – и да, на поворотах страшной – не была эта поездка, я игнорировала маленький голос внутри, который говорит мне, что что-то не так. Он не замолкает, наполняя меня сомнениями и основанием для страха. Я не очень боюсь, но все же, страх есть.

И я игнорирую его, потому что не хочу смотреть в лицо какой-то суровой правде. Хочу верить, что со временем Кейр станет моим, больше, чем просто телом, еще и сердцем и душой. Что он доверит мне всю свою темноту. Я очень хочу осветить ее и все равно любить его.

Любить.

Вот в чем сложность. Настоящая проблема. Настоящая причина, по которой я игнорировала свою интуицию

Я влюблена в него. На сто процентов.

Я не могу сказать, произошло ли это прошлой ночью. Может быть, у руин. Может быть, после того, как он рискнул жизнью, прыгнув в море и спася меня.

Возможно, это случилось в первую минуту, когда мы встретились, когда он посмотрел на меня и ему понравилось то, что он увидел. Он видел всю меня и игнорировал то, кем я не являлась.

Неважно, когда, но это произошло. Это чувство запутанное, безумное и мучительно радостное. Оно такое новое для меня, что затмевает все остальное. Я люблю его так, как никогда никого не позволяла себе любить.

И с этой мыслью приходит ужас. Потому что мое сердце бьется ради него, и если что-то случится... Я не уверена, что у меня вообще останется сердце.

«Вот почему тебе не стоит спрашивать о правде, – напоминаю я себе. – Будь, что будет. Правда может испортить все, что у тебя есть».

Это правда. Но я не уверена, как долго мы можем продолжать жить вот так, пока я не знаю всей правды. И не имеет значения, что Кейр делал в прошлом, это его прошлое, его точка отсчета. Оно не связано со мной и не может повлиять на нас.

– Ты пропускаешь пейзаж, – замечает Кейр, полуулыбка изгибает его красивые губы. Трудно вспомнить, насколько груб он был ночью, что эти мягкие, полные губы могут оставлять так много укусов и синяков по всему телу. Теперь, в сочетании с синяками от падения с лестницы замка, и я выгляжу так, будто меня несколько раз избили.

– Я лучше посмотрю на тебя, – говорю ему. – Я заставляю тебя чувствовать себя неудобно?

Он усмехается.

– До тех пор, пока ты разглядываешь меня и думаешь, насколько я чертовски сексуален, у меня нет проблем с этим.

Тем не менее я снова смотрю на дорогу. Полуостров, на который мы отправились, отличается от всего, что я видела в этой поездке. Мы начали с проселочной дороги, ведущей на запад, которая привела нас к горе Квинаг – громадине с крутыми, скалистыми боками, ее вершина всегда скрыта под облаками. Из-за этого гора вызывает какое-то первобытное чувство, словно она осталась нетронута со времен зарождения нашей планеты. Под ней текут бурные реки, сливаясь с широкими ручьями, покрытые вереском болота и торф простираются на мили вокруг. Как и все остальное путешествие по Норт-Кост 500, дорога однополосная, хотя мимо нас и не проехал ни один автомобиль.

Место, правда, не похоже на те, что я видела до этого, хоть пейзаж и меняется каждую минуту. С одной стороны, я полагаю, мы на болотах, настолько мрачных, что они напоминают арктическую тундру, настолько высоких, что облака практически целуют дорогу. Затем мы направляемся по извилистой дороге к морю, где стоят маленькие каменные дома, а вода настолько прозрачная и бирюзовая, что похожа на воду в тропиках.

Мне не стыдно признаться, что я миллион раз заставляю Кейра остановиться, и каждый раз он терпеливо соглашается. Я знаю, что он хочет, чтобы мы добрались до Скай до наступления темноты, чтобы посмотреть там некоторые достопримечательности, но не говорит ни слова. Я фотографирую все, от овец, чешущих бока об автобусную остановку, до пляжа с белым песком в Клэшнесси, до красивого маленького ярко-голубого кафе, которое когда-либо было здесь (буквально размером со шкаф и единственное место на много миль вокруг, где можно перекусить) в оживленном кемпинге в Клэтхолл-Бич.

Во всяком случае, он смотрит на меня с гордостью, радуюсь моему веселью и осмеливаюсь сказать, что это может быть что-то еще. Что-то, за что я готова умереть.

После того, как мы покупаем несколько свежих пирогов в городе Лочайнвер, мы наконец-то делаем перерыв. Мы останавливаемся у руин замка Адврек, в другом месте, от которого захватывает дух. Здесь узкая часть озера Лох-Ассинт бежит рядом с дорогой, серые облака отражаются в воде, а несколько одиноких сосен стоят на крошечных островах, единственные деревья на километры.

В конце озера находится замок, или что осталось от него. Согласно моему приложению Lonely Planet, это была внушительная структура, хотя теперь все, что осталось – часть защищающей стены и одна из башен. Сам замок находится на полуострове – узкая часть песчаного пляжа с лентой травы посередине.

Пока мы пересекаем полуостров, я решаю сделать что-то дерзкое. Хоть Кейр и жонглирует нашими коробками навынос, я передаю ему свою трость.

– Что ты делаешь? – спрашивает он.

– Хочу посмотреть, могу ли я ходить без нее, – говорю ему, делая осторожный шаг. В последнее время я немного подталкивала себя, например, ходила по комнате без трости, ходила без нее в ванную и тому подобное. Шина уже неплохо стабилизирует мою ногу, но я хочу продвинуться еще дальше. Я хочу быть в состоянии ходить без нее.

– Разве мы не должны делать это на плоской поверхности? – спрашивает он, указывая на комочки травы передо мной.

Храбро улыбаюсь ему.

– Если я научусь делать это здесь, то плоская земля – проще простого. Кроме того, если я упаду, будет не так больно.

Он хмурится. Я могу сказать, что он не согласен с этим, но это не имеет значения. Я сделаю это.

И я действительно сделаю.

Я принимаю тот факт, что могу упасть, могу смутить себя перед группой туристов, фотографирующих руины замка, могу навредить себе.

Но это не имеет значения. Я поднимусь.

Я спотыкаюсь на полпути, моя нога попадает на мягкий участок земли, и я лечу вперед, на этот раз сумев повернуться на другую сторону, чтобы не добавить синяков туда, где они уже есть.

Травя мягкая и прохладная, я приземляюсь с «уф».

Кейр подходит ко мне.

– Ты в порядке?

Смотрю на него и улыбаюсь.

– Да.

Он протягивает руку, но я качаю головой.

– Я должна сделать это сама.

Встаю на здоровую ногу и напрягаю пресс, чтобы удержать равновесие. Я ставлю больную ногу на землю, смело опираясь на нее. Больно, но терпимо. Я не хочу проверять ее дальше и вредить, но это хороший знак. Со временем не будет никакой боли.

Облегчение накатывает на меня. Я поворачиваюсь и хватаю свою трость одной рукой и держусь за руку Кейра другой.

– Нет проблем.

Он смеётся.

– Рад слышать. Хочешь вернуться?

– И пропустить этот замок? Сомневаюсь, что здесь есть какие-то лестницы, на которых я могу упасть, а даже если бы и были, мне все равно. Пусть все видят. Я поднимусь.

– Вот это моя девочка – говорит он, притягивая меня и целуя, нежно прижимаясь губами к моим. Так просто, но в этом поцелуе я чувствую гордость. – В конце концов, Ариэль получила ноги.

– Она сделала это. – Я сжимаю его руку, и мы продолжаем идти через полуостров к замку.

Я не могу подняться на развалины и посмотреть сквозь окна – тропинка вымощена булыжниками – но Кейр может, и я делаю несколько фотографий его, когда его силуэт проходит через остатки сооружения. С зелеными холмами позади и разрушающейся башней он выглядит так, словно мог бы быть персонажем «Игры престолов», готовый сражаться, готовый трахаться.

И он мой.

Мой.

Я улыбаюсь прохладному, свежему ветру и чувствую облегчение, зная, что он никуда не денется.

Но потом правда ударяет меня, словно холодный кулак.

Он все ещё не мой.

Не с его прошлым между нами.

Я жду, пока он не отступит назад, и мы находим мягкую насыпь, где садимся и начинаем есть наши пироги. Озеро плещется о берег лишь в нескольких шагах.

– Хочу кое-что спросить, – говорю я, откладывая половину пирога в жирной коробке, сохраняя ее на потом. – И я хочу, чтобы ты, несмотря ни на что, был на сто процентов честен со мной. Даже если это причинит боль.

Он перестаёт жевать. Проглатывает пирог.

– Ладно.

Я не видела, чтоб Кейр боялся чего-то, но, думаю, вижу это сейчас. Вена пульсирует на его шее, морщины формируются в уголках его глаз.

– Что с тобой произошло? – прямо спрашиваю я.

Вопрос обрушивается на нас, как холодный, сильный дождь.

Он смотрит на меня, и я вижу борьбу внутри него. Я не хочу принуждать его, не хочу быть назойливой, но...

– Я знаю, ты сказал, что расскажешь мне в свое время, – говорю быстро. – И я это понимаю. Просто хочу знать, потому что желаю, чтобы ты чувствовал, что можешь мне доверять. Я хочу быть тем, кто знает все о тебе, даже постыдные или пугающие вещи.

Он нервно сглатывает, переводя взгляд на озеро. В нем нет тепла, лишь холод.

– Ты служил в армии?

Озадаченно смотрит на меня.

– Что?

Я беспомощно пожимаю плечами, явно хватаясь за соломинку.

– Я не знаю. Твоё состояние похоже на ПТСР, например, ты страдаешь от воспоминаний или чего-то еще. Так оно и есть? Это флэшбэки из прошлого?

Он смотрит на меня напряженные минуты. Я не могу ничего прочитать по его глазам.

– Нет, – наконец говорит он.

– Тогда что это? Ты... ты причинил кому-то вред?

У него перехватываете дыхание. И у меня такое чувство, словно я получила его. Кусочек пазла, но только кусочек.

Только теперь мне интересно, какого черта он сделал. Это была самооборона? Это был его отец? Все произошло, когда он был ребенком?

– Ты можешь рассказать мне. – Я продолжаю внимательно наблюдать за ним, словно я – детектор человеческой лжи. – Я не буду судить. Просто хочу знать, откуда ты пришёл. Я хочу помочь тебе, как ты помог мне.

– Как я помог тебе? – хрипло спрашивает он.

Я вздрагиваю

– В самом деле? Ты не знаешь? Кейр... без тебя... я была бы лишь тенью. Ты заставляешь меня чувствовать себя цельной. Ты давишь на меня и обижаешь меня, ты заставляешь меня подняться, и все это делает меня сильнее. Ты делаешь меня сильнее, чем я думаю. Ты веришь в меня тогда, когда я сама не верю в себя, и это значит все.

Я громко выдыхаю, чувствую себя плохо из-за того, что подняла эту тему. Следовало просто оставить все как есть, доверять его срокам. Это его прошлое, его травма, он знает, что лучше.

Но все же давлю на него.

– Что бы ты не сделал, ты должен простить себя. Должен позволить прошлому уйти. Если ты этого не сделаешь, эти ужасы, эти эпизоды, они будут держать тебя в темноте. Они заставят тебя утонуть. Поверь мне, я знаю.

– Как насчет тебя? – спрашивает он. – Почему ты что-то скрываешь от меня?

Мне бы надо разозлиться, что он ушёл от ответа, вот так сменив тему. Но он прав.

– Ты хочешь правду? – спрашиваю я, повернувшись лицом к нему. – Хорошо. Я не говорила тебе об этом раньше, потому что это не моя правда. Это касается Кристины. – Делаю глубокий вдох, пытаясь оставаться спокойной, но мои руки начинают дрожать. Я убираю их, сжимая под ногами. – Мой отец подвергал ее сексуальному насилию. С тех пор, как она была маленькой, и до тех пор, пока не исчез. Он делал это с ней почти каждую неделю, если не каждую ночь, – я замолкаю. – Он не трогал меня. Он даже не обнимал меня. Не знаю почему. Он даже не смотрел в мою сторону, только угрожал, если я расскажу кому-то. Тогда... в то время, я не знала...

Я затихаю. Мои воспоминания настолько постыдны. Позор, который окутывает вас, как черный плащ, который вы должны носить до конца своей жизни.

Кейр внимательно наблюдает за мной. Я продолжаю, делая глубокий вдох.

– Когда я была ребенком, я ревновала. Я действительно завидовала, что он делал это с ней. Насколько я, должно быть, была больна? Насколько охрененно испорчена?

– Нет, – говорит Кейр, прочищая горло, – нет, ты не была больна. Ты была молода. В молодости мы думаем и делаем то, что никогда не сделали бы сейчас.

– Мне было двенадцать, – возражаю я. – Я была достаточно взрослой, чтобы понять, что происходит. И я все спрашивала себя, почему она? Почему он обратил внимание на неё и игнорирует меня? – Я не могу думать из-за уродства. Не могу стряхнуть его.

– Эй, – нежно говорит Кейр, беря меня за руку. – Не иди по это дорожке. Той, что внутри. – Он наклоняется и касается моей груди в той области, где расположено сердце. – Я вижу это, прямо сейчас. Не ненавидь себя. Не вини себя.

– Как я могу не делать этого? – вскрикиваю я, и слеза стекает по моей щеке. – Когда я наконец поняла, насколько безумной и испорченной была, я все равно ничего не сделала. Я хотела ей помочь. Хотела спасти ее от этого больного ублюдка, урода, с которым нам пришлось жить, но не смогла. Я этого не сделала. Он сказал мне, что, если я донесу на него, он убьет меня. Он сказал то же самое маме. Мы вдвоем жили в страхе и ничего не делали. НИЧЕГО!

Рыдание вырывается у меня из груди.

– Ты не можешь винить себя, – шепчет он, но его голос слабый.

– Нет? Почему нет? Я могла бы пойти в службу опеки, в полицию. Они могли бы защитить всех нас, арестовать его. Но я была слишком напугана. Была трусихой. Я была ее старшей сестрой, на которую она равнялась. Она все время рассказывала мне, как она любит меня и восхищается мной. Я должна была защитить ее, но я облажалась.

– Твоя мать обязана была защитить ее, – указывает он.

– Ну, она тоже облажалась. Она сделала единственную хорошую вещь, когда отец наконец ушел. Мы не знаем, куда он пошел. Мы все еще не в курсе, но это не имело значения. У нее было достаточно сил и вины, чтобы увезти Кристину далеко, где он не мог бы их достать. Они приехали сюда. К тому времени я уже пошла своим путем. Я ушла... Да, я могла бы остаться в городе, могла бы наблюдать за ней издалека. Но я, черт возьми, ушла, сбежала.

– В мире полно страшных людей, которые делают ужасные вещи, – говорит Кейр. – Всегда хуже, если это происходит с твоим родственником. Но ты не можешь винить себя за то, что не в силах контролировать, и не можешь винить себя за свои поступки в детстве. Ты была зла, смущена, парализована страхом, и у тебя были основания для этого.

– Не важно, в конце концов, я получила то, что заслужила.

Он непонимающе смотрит на меня.

– Подожди, ты имеешь в виду свою ногу? Ты думаешь, что заслужила этот выстрел? – Я ничего не говорю. Он качает головой, глядя в сторону. – Херня какая-то, Джессика. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить такое. Ты меня слышишь? Ни одной гребаной вещи. Это не твоя карма. Просто неудачное время. Жизнь – дерьмо. Но ты не сделала ничего, что бы привело к этому. Понимаешь?

Я киваю, хотя его слова и не доходят до меня. Я слышала речи о вине. Когда дело доходит до этого, не значит, что мир наказывает меня. Я считаю, что заслуживаю наказания.

Я знаю, что больше не хочу об этом говорить. Не хочу давить на него, заставлять рассказать мне его правду. Мне и так уже тяжело и я просто заставляю его чувствовать себя так же дерьмово, как я чувствую себя сейчас.

– Нам надо идти, – говорю ему. – Если мы все еще хотим добраться до Скай до темноты.

Он тут же нахмуривается, затем кивает.

Мы возвращаемся к машине. И все это время я использую свою трость.