Текст книги "Долг (ЛП)"
Автор книги: Карина Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 12
Кейр
Сейчас утро, впереди нас ждет долгий путь, но, несмотря на то, что я завожу будильник на семь утра, мы еще несколько часов лежим в постели. Не помогает и то, что, когда я лежу в постели с Джессикой, мне совершенно не хочется торопиться. Мы два раза долго и неспешно занимаемся сексом, прежде чем наконец спускаемся вниз, чтобы позавтракать в крошечном пабе отеля.
Пока я все еще жую бекон, Джессика извиняется, говоря, что хочет быстро принять душ, прежде чем мы уедем.
После того, как до отвала наедаюсь – секс, кажется, пробудил во мне аппетит, и я знаю, что мне придется снова начать бегать, чтобы не набрать вес – направляюсь наверх, чтобы проверить Джессику и отнести наши сумки в машину.
К моему удивлению, Рыжик, скрючившись, лежит на полу в середине комнаты и плачет.
– Что случилось? – Я сразу же переворачиваю ее на бок. На ней лишь трусики и майка, волосы мокрые после душа. Пытаюсь прикоснуться к ней, но она отталкивает меня, поворачивая голову в сторону.
– Я в порядке, все нормально, – быстро говорит она, шмыгая носом.
– Что случилось? – спрашиваю снова. – Ты ударилась?
Она закрывает глаза, словно ей больно, морщась, когда кивает.
– Да. Нет. Я не знаю. Это глупо. – Вытирает нос и печально смотрит на меня. Глаза красные. – Так глупо.
Нежно смотрю на неё, убеждаю ее открыться мне.
Она вздыхает и смотрит на ногу. На ней нет шины и нога бледная в утреннем свете, проникающем через окна.
– Я пыталась заняться йогой.
– Уже? – спрашиваю я, хотя это объясняет, почему она лежит на полу.
Она кивает.
– Знаю. Это глупо. Я начала с позы «собака мордой вверх», а потом приняла позу «саранчи». Думала, смогу сделать позу война. Ну, знаешь, когда удерживаешь равновесие на одной ноге. Я попробовала ее, но надо было взять трость. А я не взяла. Другая нога начала дрожать, я потеряла равновесие и упала.
Я глажу ее по волосам.
– Где болит?
– Нигде, – тяжело вздыхая, говорит она. Слышу грусть в ее голосе. – Только моя гордость. Упражнения такие чертовски простые, а я не могу продержаться дольше, чем десять секунд.
– Тебя ранили, Джессика. Я знаю, что йога была твоей карьерой, если не жизнью, но восстановление займет время. Я бы очень хотел, чтоб было по-другому. Хотел бы забрать у тебя эту боль, но не могу.
– Просто я раздражена, – сердито проводит рукой по лицу.
– Я знаю. – Поднимаюсь и держу ее рядом. – Пойдём. Давай сделаем вид, что ничего такого не случилось. Утром у тебя было два оргазма, и, можно сказать, что день начался отлично. Давай так же думать и дальше.
– Три оргазма, – говорит она с небольшой улыбкой. – Я поиграла с собой в душе, думая о твоем члене. – Она прикасается ладонью к моему члену и сжимает его, хитро глядя на меня.
Черт, я нашёл вулкан.
К счастью, Джессика, похоже, отвлекается от своих мыслей. После того, как она собирается, мы берем сумки и направляемся к машине, готовые к следующему этапу поездки.
Похоже, сегодня погода не собирается идти нам на встречу, но хоть «Ягуар» тихо мурлычет. Дождь начинает бить в окна в тот момент, когда дорога начинает петлять, устремляясь к побережью. Тем не менее, вид все еще великолепный – пологие зеленые холмы слева, острые известняковые скалы, доходящие до моря, справа от нас – и я понимаю, что мне повезло, что у меня есть возможность изучить ту часть собственной страны, которую я никогда прежде не видел.
И повезло вдвойне, что рядом со мной эта женщина.
Сегодня вечером мы направляемся в рыбацкий городок Вик, но по пути делаем несколько примечательных остановок. Первая – замок Данробин, словно вырванный из долины средневековой Франции. К сожалению, когда мы добираемся до него, начинается ливень, и, хотя мы укрываемся в стенах замка, женщина говорит нам, что нельзя использовать фотоаппарат, чтобы фотографировать картины в зале наверху (даже без вспышки, вот черт). Мы проводим остальное время снаружи под дождем, прячась под гигантским дубом, пока смотрим ежедневное шоу соколиной охоты.
С Джессикой, уютно устроившейся у меня под рукой, мы частично укрылись от ливня под высоким навесом, листья уже стали оранжевыми и красными, и мне нравится находиться здесь.
Я внимательно слежу за ней, когда шоу продолжается, она с детским удивлением смотрит на обученных охотничьих птиц. В какой-то момент старая сова по имени Бонзо проносится рядом с ней, и Джессика издает хихикающий визг, прежде чем зарыться лицом мне в грудь.
Я чертовски безнадёжен. Эта женщина такая разносторонняя, нежная и любящая, дерзкая и смелая, застенчивая и сладкая, дикая и сексуальная... Я едва могу соображать.
Но у меня нет другого выхода.
На нашей следующей остановке нет даже никаких вывесок. Если бы Джессика не посмотрела Lonely Planet в своем мобильном телефоне, мы бы проехали мимо.
Там говорится, что камни Акаванич были здесь с Бронзового века. Я никогда не был любителем истории и мои знания об истории Шотландии ограничены войнами между кланами. Тем не менее, камни более чем интересны. Все, что было создано человеком и существует так долго, вызывает пугающее чувство благоговения.
Мы паркуемся и выходим. Нет никаких надписей, которые бы говорили, что мы на месте, но это и так понятно. Камни стоят буквально на обочине дороги. Достаточно просто посмотреть сквозь высокий чертополох, и вы увидите их.
Мы находимся посреди болот. Дождь прекращается ровно настолько, чтобы позволить лучам света пробиться сквозь облака, окутавшие вершины холма, освещая синие воды Лох-Стэмстера. Низкие холмы болота представляют собой смесь мха зеленого, фиолетового и коричневого цветов, а посредине – полукруг из повидавших многое камней.
– Вау, – говорит Джессика, приближаясь к ним, словно в трансе.
Вблизи камни покрыты желтым и белым лишайником, свидетельством того, как долго они стоят здесь. Некоторые из них доходят до колена, другие практически с меня ростом. По бокам круга трава золотистая, а внутри зеленая, словно каждый месяц кто-то приходит сюда и косит ее. Хотя я знаю, что это не так.
Пока мы здесь, никто из нас ничего особо не говорит. Это тот тип места, которое требует уважения и молчания. Тяжелое, почти сверхъестественное чувство висит в воздухе, словно можно приблизиться и заглянуть в прошлое. Никто не знает, почему камни были расположены в таком порядке, как и в Стоунхендже, это по-прежнему остается загадкой. Может быть, это инопланетяне, возможно, Пикты, создали календарь, может кто-то, создавший раннюю версию садовых гномов. Кто знает.
Джессика останавливается у камня высотой до талии, предпочитая опереться на него вместо трости, когда смотрит на темно-синие воды озера по соседству. Она выглядит задумчивой, волосы танцуют вокруг ее лица, пока ветерок, наполненный смесью травы, грязи и охлажденный горными ручейками, дует на нас. Мы оба одновременно делаем глубокий вдох. Этот воздух, возможно, самый чистый, которым я дышал.
Позволяю ей несколько минут побыть в трансе, разобраться в том, в чем ей нужно разобраться и, надеясь, что большие открытые пространства очищают ее душу.
Затем спрашиваю:
– Если бы ты жила в те временна, когда здесь появились камни, каким человеком была бы?
Она поворачивает голову ко мне и хмурится.
– Что?
– Представь, что ты живёшь в бронзовом веке, тысячи лет назад... кем бы ты была? Все ещё самой собой?
Она слабо улыбается.
– Не слишком ли мы погружаемся в нашу поездку? Я не знаю. – Она пожимает плечами, оглядываясь на горизонт, и делает глубокий вдох. – Легче представить, что они здесь, чем мы там. Разве тогда не кажется, что мы окружены призраками?
Так и есть.
Она пробегает пальцами по верхней части камня, лаская его, словно любовника.
– Не уверена, кем была бы. Мы – продукт генетики, или следствие того, сколько времени провели в этом мире? Влияет ли то, как мы были воспитаны? Природа против воспитания. Может быть, я была бы ведьмой, может быть, убежала бы из семьи посреди ночи на спине темной лошади. Кто знает, в какую беду я бы попала.
– Если попала в беду однажды, будешь попадать в неё всегда? – спрашиваю я.
– Полагаю, так.
– А я бы там был?
Она тихо отвечает, словно звук ее голоса может помешать мертвым.
– Могу лишь надеяться. – Смотрит вниз и жует губу. – Насколько глупо это не звучало бы... думаю, ты бы был там. Кажется, я знаю тебя всю жизнь.
Господи. Что эта женщина творит со мной?
Я едва могу дышать, ее признание заставляет мое сердце ускоренно биться. В третий раз за сегодня, я понимаю, что влюбляюсь в нее сильнее и сильнее.
– Я чувствую то же самое, – удаётся сказать мне. Твою мать. Говорю как подросток.
Оставляю эти мысли и подхожу к ней, протягивая руку.
– Пойдём, мы ведь не хотим пропустить ужин в отеле.
Она берет мою руку, и мы идём по траве к машине, камни стоят по обе стороны от нас.
– А куда мы направляемся? – спрашивает она.
Я не сказал ей. Хотел, чтобы это был сюрприз.
Сам город Вик не очень интересен. В нем есть определенное очарование старого города и привлекательная набережная, но это – тень того, каким он был раньше, во времена расцвета добычи сельди. Шоссе ведет нас через город, но наш пункт назначения немного за городом.
Проезжая несколько миль, я сворачиваю направо к замку Акергилл, направляясь вниз по узкой полосе грязной дороги, окруженной золотыми и краснолистными деревьями.
– Ещё один замок? – спрашивает она, выглядывая из окна.
Я лишь улыбаюсь.
Дорога доходит до гигантского круга – поле с пятнистыми овечками посередине. Во главе круга, на берегу Северного моря, находится замок Акергилл. Он не такой впечатляющий, во всяком случае, на первый взгляд, как замок Данробин. Сравнительно небольшой, с красивой высокой центральной башней с зубчатыми стенами. Но разница в том, что в этом замке можно остановиться на ночь.
– Это наш отель на ночь, – говорю я, паркуя машину рядом с «Ленд Роверами» с логотипом замка на них.
– Ты шутишь, – отвечает она, широко открытыми глазами глядя на замок. – Люди могут останавливаться здесь?
– Мы можем, Рыжик. Пойдём, заселимся.
Мы оставляем сумки в машине и заходим в массивные укрепленные двери замка. Внутри лишь средневековый декор, и на самом деле, замок похож на шотландский домик в более масштабном размере. Тартанские ковры, темные деревянные перила, картины оленей, рябчиков и гербы. В каждой секции есть что-то интересное, будь то чучела диких птиц в полете (или олень с клыками за стеклом), хайландский рогатый скот или декоративные модели кораблей. Когда наконец-то находим стойку регистрации, петляя по комнатам на первом этаже, мы направляемся в наш номер.
В этом отеле нет лифтов (в конце концов, его построили в пятнадцатом веке), поэтому нам требуется некоторое время, чтобы наконец добраться до нашей комнаты, пройдя по нескольким грандиозным лестницам. Это того стоит.
– Это синяя комната, – говорит молодая блондинка администратор, вставляю сувальдный ключ в дверь и открывая ее. – Раньше здесь была детская.
Комната просторная и внутри много синего. Синие обои, небесно-голубые и цвета слоновой кости кресла и синее с белым покрывало с синим балдахином над ним. Мебель цвета темного дерева. Есть зона с одним стулом, окруженным тремя длинными окнами с обеих сторон, выходящими прямо на море и руины еще одного замка вдалеке.
Ванная более или менее простая. Размера квартиры, которая была у меня, когда мне было лет двадцать. С ванной и душем, и одним из тех унитазов, где сливной бочок расположен высоко на стене. Чтобы смыть за собой, надо потянуть за шнур.
Море везде вокруг нас, ветер проникаем сквозь оконные трещины, борется с тонкими белыми занавесками. Воздух наполнен солью и солнечным светом.
– Все хорошо? – спрашивает администратор, и, когда Джессика отвечает ей «да», девушка предлагает нам чувствовать себя как дома. Мы можем отдохнуть в любой из главных комнат внизу, и нам подадут алкоголь, когда захотим. Ужин будет через несколько часов в главной столовой.
В ту минуту, когда девушка уходит, Джессика быстро подходит ко мне. Она побежала бы, если бы могла. Она хватает мое лицо, крепко целуя меня.
– Спасибо, – нежно говорит она у моих губ. – Спасибо. Спасибо.
У меня внутри что-то сжимается. Эмоции переполняют меня.
– Пожалуйста, – шепчу я.
Она отстраняется, пробегаясь руками по моей груди, прижимая пальцы, словно проверяя, насколько я силен.
– Откуда ты знаешь, что я фантазировала о том, чтобы побыть принцессой?
– Полагаю, это удача
Честно говоря, пока мы исследуем комнату: старые книги, сложенные над камином, собственность Синклеров, которые захватили замок, старинные зеркала и большой шкаф, я думаю о том, что в другой жизни Джессика была бы принцессой. Не потому, что она ведет себя, как принцесса, а из-за ее внешности и манер – они абсолютно аристократичны.
– Как насчет того, чтобы подняться на самую вершину башни с зубчатыми стенами? Девушка рассказала, как это сделать. Там мы можем предаться твоим мечтам о том, чтобы стать принцессой. Бьюсь об заклад, оттуда открывается потрясающий вид на море.
Джессика с энтузиазмом соглашается, и мы выходим из комнаты в поисках приключений.
Но нас ожидает проблема.
Чтобы добраться наверх, нужно пройти по коридору и подняться по другой лестнице. Затем на том же этаже пройти через другую дверь и добраться до крошечной винтовой лестницы, сделанной из камня. Я едва ли могу подняться по ней, мои плечи прижаты к каменным стенам, и ступеньки слишком узкие, как для Джессики, так и для ее трости. Проход настолько узкий, что я даже не могу посадить ее себе на спину. Мы просто не поместимся.
Я оборачиваюсь и посылаю ей полный сожаления взгляд.
Она храбро улыбается.
– Все нормально. Не уверена, что хочу упасть и разбиться. И не знаю, может ли кто-то кроме ребенка подняться туда.
Она все понимает, но я чувствую себя ужасно уже из-за того, что предложил такое. Я должен был знать, замок не приспособлен для людей в ее состоянии. Она так хорошо скрывает свою травму, что иногда я забываю, что с ней что-то не так.
Иногда я забываю о многих вещах.
– Как насчет того, чтобы напиться, – говорю я, хлопая в ладоши. Звук поднимается по лестнице, отдаваясь эхом. Если наверху спит спящая красавица, сейчас она точно проснулась.
– Вот теперь ты дело говоришь, – отвечает Джессика.
Мы медленно продвигаемся вниз. Лестницы в замке открытые и широкие, но больше, чем несколько раз, ее трость застревает в шерстяной клетчатой дорожке, лежащей на них. Однако мы не торопимся.
На втором этаже находится столовая и зал. Мы останавливаемся около старого латунного телескопа, установленного в нише, и по очереди смотрим в него. Слева от замка широкая полоска белого песка, прямо напротив – скалистый берег, покрытый слоями темных отложений, напоминающих мне обугленные челюсти.
Вода поразительно чистая, пятна бирюзы постепенно расплываются, и вода становится практически лазурного цвета. От чего возникают мысли о том, что мы где-то в Средиземном море, но вода на ощупь ледяная, и нет ничего, кроме буровых вышек и рыболовных судов, пока не попадешь на побережье Норвегии.
Мы садимся в одном из залов, радуясь тому, что он пуст.
Потолки, должно быть, высотой футов двадцать, на стенах узорчатые обои и бра. На самом деле, здесь действительно чувствуешь себя как дома – со всеми буфетами, мягкими диванами, каминами, украшенными фотографиями замка, и мерцающими свечами в каждом окне, действительно создается впечатление, что мы находимся в доме какого-то богатого лорда. У одного из больших окон даже стоит пианино, и я быстро направляюсь к нему.
– Ты играешь? – спрашивает Джессика, садясь в конце скамьи.
– Не совсем, – говорю ей и осторожно прикасаюсь к клавишам. Я знаю лишь несколько песен, и большинство из них не известны. В юности, в Глазго, я иногда играл на синтезаторе за небольшие дополнительные деньги, обычно для шоу друга. У них ничего не вышло, так что это не имеет значения.
– А ты?– спрашиваю я.
– Нет. Но я бы хотела. Всегда думала, что в моем доме будет пианино. Даже если бы я никогда не научилась играть, просто чтобы мог играть кто-нибудь из гостей. Музыка успокаивает душу.
Слова вертятся у меня на языке, но я не смею произнести их.
Переезжай ко мне, и я куплю тебе пианино. Я куплю тебе что угодно, для тебя и твоей души.
Не уверен, видит ли она это в моем взгляде или нет, а если и видит, то для нее, вероятно, это слишком. Она внезапно извиняется, говоря, что хочешь взять телефон и отправить сообщение Кристине. Связь не ловит здесь и рядом, а Wi-Fi есть лишь в номерах. Хорошо. В любом случае, персонал принесет нам напитки.
Только они все не приходят. Я встаю, собираюсь отправиться на поиски одного из них, может быть, найти немного виски для нас двоих, когда слышу крик, а затем неуклюжий, наполненный болью звук кого-то падающего.
Твою мать.
Практически перепрыгиваю через кушетку, пытаясь выбежать из комнаты в главный зал, и вижу Джессику, лежащую у лестницы, ее трость валяется на пару ступенек выше.
Второй раз за сегодня я опускаюсь на колени и притягиваю ее к себе.
– Джессика, – кричу я.
Но, в отличие от падения, которое было раньше, сейчас все серьёзно. Из ее носа идет кровь, она в шоке потирает свои ноги, не в силах открыть глаза.
– Лежи спокойно и не двигайся, – приказываю ей. – Тебе нужно оставаться неподвижной. У тебя могут быть травмы, о которых ты не знаешь.
Два сотрудника отеля в панике присоединяются к нам, спрашивая, вызвать ли скорую.
Джессика качает головой.
– Моя трость, – бормочет она. Открывает глаза, смотрит на меня, снова и снова моргая. – Она зацепилась за покрытие на лестнице, и я упала.
Мое сердце замирает, но я отмахиваюсь от этих эмоций.
– Позволь мне посмотреть, – прошу я, снова вытягивая голову, чтобы лучше видеть. Джессика лежит, ее здоровая нога находится под больной. Шина вот-вот спадет, но пока держится. – Где болит? Вот, откинь голову назад. – Я вытаскиваю из кармана салфетку, которую взял с обеда, и наклоняю ее голову назад, чтобы остановить кровь.
– Везде, – говорит она. – Плечи... ой, бедра. Я знаю, что делать. У меня уже было такое. Нога немного болит, но не думаю, что слишком повредила ее.
– Вызвать врача? – спрашивает блондинка с ресепшн. Она кажется испуганной, может быть, больше из-за возможного судебного процесса, чем взволнованная благополучием одного из ее гостей, но, конечно же, во мне говорит циник. Здесь, в отдаленном районе Севера, шотландцы более чем искренние.
– Нет, – говорю им, продолжая смотреть на Джессику, убеждаясь, что она держит салфетку у носа. – У нее будет синяк, но думаю, это все.
Джессика кивает, смотрит на них и улыбается улыбкой, достойной Оскара.
– Со мной все будет хорошо, – говорит она. – Мне жаль. Я не привыкла к этой трости, и слишком поторопилась.
Смотрю на них.
– Я отведу ее в номер. Но если вы хотите принести нам бутылку виски в качестве компенсации, мы будем признательны.
Девушки кивают, радуясь, что все проблемы будут улажены лишь бутылкой «Макаллана», и спешат в кладовку.
Я поднимаю Джессику на руки и поднимаюсь по лестнице, наклоняясь, чтобы по дороге захватить ее трость. Мы добираемся до комнаты, и я осторожно кладу ее на кровать. Несколько мгновений спустя одна из девушек появляется с бутылкой виски пятнадцатилетней выдержки, которую я с удовольствием принимаю.
– Сейчас, – говорю Джессике, снимая стакан с полки над камином. На улице темнеет, небо затянуто облаками. Я быстро наливаю нам два стакана, затем подхожу к кровати и вручаю один ей.
– Спасибо, – шепчет она, прежде чем откидывается назад и проливает виски на покрывало.
Не говоря ни слова, вручаю ей свой полный стакан, а затем приступаю к осмотру ее тела. На ней леггинсы до колен и длинный шерстяной свитер, так что трудно осмотреть тело полностью. Я заставляю ее снять свитер и вижу проявляющийся на плече синяк. Спускаю ее лосины и вижу фиолетовые пятна, проявляющиеся на бедрах, а затем и на колене. К счастью, пострадала лишь здоровая нога.
– Что ж, при падении пострадала эта сторона, – говорю ей, опуская ее свитер, пока она допивает виски из моего стакана. – Уверен, у тебя несколько дней будут синяки, но ты ничего не сломала, кровотечение из носа остановилось, и, думаю, твоя нога будет такой же, как и прежде.
– Имеешь в виду больной и бесполезной? – спрашивает она, ее голос монотонный.
– Эй, – говорю ей, беря ее за подбородок и поворачивая лицом к себе. – Перестань так говорить. Я серьезно. Ты не хочешь, чтоб люди жалели тебя, но тогда и сама должна перестать вести себя так, как человек, которого хочется пожалеть.
Слова просто выскальзывают. Я не хотел говорить так резко, хотя это полная правда. Ей это не нравится. Она замирает, рот раскрывается.
– Не думаешь, что мне будет больно, когда я просто упаду с долбаной лестницы? – вскрикивает она, глаза полны злости. – Считаешь, я должна просто не обращать на это внимания?
– Да, – говорю ей, зная, что уже разозлил ее. – Ты должна встать и справиться с этим.
Она шокирована моими словами.
– Я встала. И справляюсь с этим.
Я смотрю на нее.
– А если бы я не пришел, долго бы ты сидела там, на полу. Я про оба раза.
Она прищуривается.
– Не думаю, что мне нравится эта твоя сторона засранца.
– Это не моя сторона.
– Весело играть в адвоката дьявола, когда сидишь в баре, а не когда приходиться иметь дело с чертовой трагедией. Считаешь, что подобное дерьмо может произойти с кем-то и этот кто-то не должен чувствовать? Что-то случилось с тобой, что-то заставило тебя упасть на колени. – Внутри меня все цепенеет. – Лишь потому, что ты так чертовски хорошо скрываешь это, держа в себе, не значит, что я могу вести себя так же. Ладно, может быть, я в последнее время немного зла и раздражена, ну и что, подай на меня в суд. Справляюсь с этим как могу.
Делаю глубокий вдох через нос. Она права. Я знаю, как похоронить боль глубоко в себе, а она этому еще не научилась, не так, как я. И это, наверное, хорошо.
– Прости, – говорю ей, забирая с кровати пустые стаканы и ставя их на тумбочку. – Я лишь хочу, чтоб ты сохранила оптимизм. Ненавижу видеть тебя такой.
– Знаешь что, Кейр? Я тоже ненавижу видеть себя такой. Думаешь, мне нравится каждый раз превращаться в ноющую стерву, когда ситуация становится тяжелой? А вот и нет. Терпеть не могу быть такой. Из-за чего я начинаю ненавидеть себя, и затем порочный круг продолжается.
Скрещиваю руки на груди, желая иметь возможность сделать что-то.
«Ты виноват в этом, – думаю я. – Если бы ты стал таким мужчиной, которым твой отец хотел, чтоб ты был, ты бы мог поговорить, исправить все. И тогда бы Льюис никогда не отправился туда со своим ружьем».
Игнорирую эти мысли. Я не могу пойти по той же дороге, по которой идет она.
– Прости, – говорю я снова, но она отворачивается от меня, тем самым говоря мне, чтоб я отвалил. Если бы я знал Джессику чуточку лучше, я бы понял, это знак мне отступить или наоборот продолжать. Но я не знаю. Несмотря на все то, что я чувствую к ней, она все еще загадка для меня.
Решаю действовать осторожно, хотя у меня такое чувство, что невозможно не рисковать и действовать осторожно, когда дело касается отношений.
– Пойду, приму душ, – сообщаю ей и иду в ванную, закрывая за собой дверь, но на всякий случай не запирая ее на замок, вдруг она поменяет мнение и решит присоединиться ко мне. Хотя первое, что я сделал бы, заставил ее принять ванну. Если бы только в этом отеле была английская соль.
Намыливаю волосы, когда, вроде как, слышу, как хлопает дверь в комнату. Полагаю, это другая дверь в коридоре. В замке ведь не очень хорошо со звукоизоляцией.
Но когда заканчиваю, оборачиваю полотенце вокруг талии и открываю дверь в спальню, она пуста. Джессика ушла. И полупустая бутылка виски лежит на кровати.
Господи, она выпила слишком много. Поднимаю бутылку, ставлю ее на каминную полку и тут слышу звук. Подхожу к нише и открываю одно из окон, выходящих на море.
Джессика находится на пляже внизу, гладкий каменистый отрезок у воды.
– Эй! – зову ее. – Какого черта ты творишь?
Но ветер приглушает мой голос. Джессика не оборачивается. Вместо этого она шагает вдоль скал, пока не оказывается у края воды, несколько раз ее трость практически соскальзывает.
Господи. Сейчас случится катастрофа.
– Не иди дальше! – на всякий случай кричу я, вдруг она услышит меня. – Вернись, ты навредишь себе.
Последнее, что ей нужно, упасть там. Скалы острые и неровные, а она и так уже с трудом сохраняет равновесие.
Возвращаюсь в комнату, собираясь закрыть окно, когда происходит немыслимое.
Джессика бросает трость на землю.
Девушка, полностью одетая, прыгает с края скал в воду и с плеском исчезает.
– Джессика! – кричу я и на долю секунды замираю, боясь, что она может не всплыть. Это та доля секунды, которая легко могла бы поставить на мне крест, та же, которая предопределила будущее моих людей. Я долго ждал, боясь высказаться. Здесь же, я слишком долго ждал и смотрел.
Она не всплывает, вода слишком холодная.
Ну, давай, всплывай, давай же.
Но тут ее голова показывается из воды, и она начинает плыть.
Прочь от берега.
Еще хуже.
Я даже не тружусь надеть брюки. Выбегаю в полотенце, вниз по главной лестнице замка и на улицу, к берегу. Все это время я не вижу ее и боюсь, что происходит сейчас, когда я не могу наблюдать за ней. У меня перед глазами стоит ее тело, лежащее на воде, бледное и безжизненное, волосы кружатся вокруг нее, как красные водоросли.
Бегу за угол замка и наконец вижу воду. Автоматически осматриваю береговую линию и, когда не вижу Джессику, на меня накатывает тошнота. Меня научили не паниковать, но никогда не готовили к кому-то вроде Джессики.
Затем я вижу крошечную голову на расстоянии, по крайней мере, в сотне футов от меня. Должно быть, она плыла очень быстро.
– Джессика! – кричу я, размахивая руками, пока бегу к береговой линии, скалы жалят мои босые ноги.
Она не отвечает. Она настолько далеко, что я не знаю, вижу ли ее лицо или затылок. Но понимаю, что ее голова начинает уходить под воду. Какой бы адреналин не был у нее в начале, она начинает слабеть.
Выбора нет. Я даже не думаю. Просто срываю полотенце и направляюсь в воду.
Вскрикиваю, потрясенный, когда мои ноги оказываются в воде, и не из-за острых краев, а от сильного холода. Ощущения такие, словно я хожу по кубикам льда. Но это не имеет значения. Нет времени даже чувствовать. Я вхожу по бедра, пока камни не сменяются мягким песком, а затем оказываюсь полностью в воде.
Вода – это нож. Один большой холодный нож, прорезающий свой путь сквозь меня. Мои легкие горят, сердце практически замирает, мысли замерзают. На одну ужасную секунду холод овладевает мной, и я сделаю все, что он мне скажет.
Затем я прихожу в себя.
Трудности не страшат.
Пришло время доказать это.
Я начинаю плыть, ворча сквозь ошеломляющую боль. Руки и ноги работают в ускоренном темпе, пока я плыву за Джессикой. Я делаю все легко, не прилагая особых усилий, хотя знаю, это потому, что больше не чувствую ног. Что многое облегчает.
Я приближаюсь, пытаясь следить за ней, пока усиленно гребу, чтобы убедиться, что она не тонет. Я не знаю, что бы я сделал, если бы она оказалась под водой. Погрузился бы под воду, чтобы найти ее, даже если мне придется делать это вечность.
Но она все еще там, и когда я наконец оказываюсь рядом, она начинает медленно уходить под воду.
– Джессика, – задыхаюсь я, легким не хватает воздуха. Я хватаю ее и тяну к себе. – Джессика.
Она едва ли понимает меня и ничего не говорит. Глаза остекленевшие, не сфокусированы, кожа бледнее, чем обычно.
Я быстро оглядываюсь в сторону берега. Замок кажется невероятно далеким. Понятия не имею, как я справлюсь. Но я должен.
Затаскиваю ее себе на спину, оборачивая ее руки вокруг своей шеи.
– Пожалуйста, держись, – говорю ей, пытаясь плыть.
Она делает то, что я прошу, она ослабла.
– Я пыталась увидеть, – бормочет она, ее голова лежит на моей спине. – Пыталась узнать, может там есть что-то лучшее.
Из-за безнадежности в ее голосе я едва ли предаю значения ее словам. Но все же они жалят меня, попадая в больное место.
Какое-то время я не уверен, что способен на это. Я сильный. Мне приходилось проходить безумные тесты на выносливость, и даже, если мое тело уже не та машина, каким оно было в армии, я знаю, что способен на большее, чем среднестатический качок в спортзале.
Но сейчас все по-другому. Сейчас мое тело работает на износ, задействуя каждую частичку. Это сложная задача, которую, кажется, невозможно преодолеть, тем более, что замок, кажется, не приближается, как быстро бы я не плыл со своим драгоценным грузом.
Затем, наконец, я вижу его.
Каменные стены маячат передо мной, ноги касаются берега, хотя я ничего не чувствую. Я почти падаю, камни впиваются в руки и колени, но мне удается вытащить Джессику.
Оказавшись на траве, я тут же укутываю ее в полотенце и продолжаю нести внутрь, держа ее на руках. Я голый, почти синий, но это не имеет значения.
Каким-то образом нам удается подняться по лестнице незамеченными. Или, может быть, они видят нас, но слишком боятся привлекать внимание, рискуя сделать что-то не так. Я знаю, первое, что мы сделаем утром, уберемся, нахрен, отсюда.
Но когда я осторожно опускаю Джессику на кровать, меня поражает ужасная мысль, что я был в нескольких секундах от того, чтобы больше не было никакого другого утра для нас. Еще бы одна лишняя минута в душе, еще одна секунда раздумий, бежать ли за ней, и она бы утонула.
Я быстро укутываю ее в одеяла, моя подготовка пригодилась. Хотя в Афганистане я не имел дело с переохлаждением, риск все еще был, учитывая, насколько холодно там, в горах.
Хотя сейчас все не так уж экстремально, поэтому, после того, как она укрыта так, что не может двигаться, я ставлю чайник и делаю ей чай. Как только она начинает немного согреваться, я меняю одеяла на ее одежду, которую повесил на батарею, чтобы нагреть, и сухие простыни из шкафа.
А затем, конечно же, занимаюсь собой. Легко игнорировать симптомы и просто сосредоточиться на ней, но без меня рядом, она бы не справилась. Я быстро переодеваюсь в сухую, чистую одежду, натягивая столько, сколько могу, и устраиваюсь в постели рядом с ней с горячим чаем для нее. Как бы соблазнительна не была мысль о горячем душе, я знаю, что, если приму его, организм будет слишком шокирован. Все необходимо делать медленно и постепенно.
– Кейр, – шепчет Джессика рядом со мной. Я смотрю на нее, ее лицо едва выглядывает из-под простыней.
– Да, Рыжик?
– Что находится на дне моря?
Задавая такой вопрос, она говорит, словно маленькая девочка.
– Смерть, – отвечаю ей. – И тебя там нет.
Воздух между нами, кажется, сгущается, пауза или, может быть, просто вечное молчание. Если у нее и есть что сказать на это, она не отвечает.
