Текст книги "Мертвая (СИ)"

Автор книги: Карина Демина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Глава 37

….домой нам разрешили вернуться ближе к полуночи. И подозреваю, герр Γерман с превеликим удовольствием оставил бы нас в уютной камере на ночь, а то и на две и вовсе переправил бы в теплые объятья тюремного надзирателя, но…Показания слуг.И клятва, принесенная Диттером на Писании. Да и кому с инквизицией связываться охота.

– Знаешь, – я с удовольствием вдохнула теплый воздух и потерла грудь. Сердце вяло трепыхалось, разгоняя по телу темную кровь, неудобств по этому поводу я не ощущала и вообще, кажется, смирилась с нынешним своим состоянием. Стоило признать, что в нем есть некоторые плюсы. – А… давай прогуляемся.

Диттер возражать не стал.Благо, к этому времени дождь окончился. На мостовой блестели лужи, и луна любовалась в каждой полным своим отражением. Она походила на головку отменного мьезельского сыра, к такому хорош терпкий сладкий портвейн…и мысли ни о чем.Кто думает о важном с портвейном в руках.

Помнится, когда-то мы убегали от компании… втроем… я, Патрик и Адлар. Пробирались на набережную, было у нас там местечко на старом мосту. Патрик забирался на перила, хвастаясь ловкостью своей, Адлар качал головой – он по натуре своей был слишком осторожен. Я… просто наслаждалась свободой.

Странно думать, что они умерли.И я умерла.Я вернулась, но сути-то вопроса это не меняет…

– Ты зануда, – Патрик танцует на узеньких каменных перилах,и мелкая крошка летит в темноту. Где-то внизу всхлипывает вода. А я… я хохочу.

– Я просто проявляю оправданное благоразумие, – Адлар пьет портвейн из горлышка. Я держу вторую бутылку. Мы все слегка пьяны, но не настолько, чтобы потерять память.

Или присоединиться к вечеринке, постепенно перерастающей в нечто совсем уж непотребное.

– Жизнь слишком коротка, чтобы быть благоразумным…

…я знала, куда наведаюсь ночью.И видит Кхари, если женщина виновна,то…я что-нибудь придумаю.Безнаказанной она не останется.

Вильгельм встречал нас, скрестив руки на груди. Весь вид его выражал немой укор, который, впрочем, оставил меня равнодушным.

– Между прочим, – сказал он, посторонившись, пропуская меня и Диттера, который был слишком задумчив, чтобы обращать внимание на мелочи, вроде чужого плохого настроения. – Меня здесь не кормили!

– Совсем?

– Почти, – Вильгельм шмыгнул носом, который вытер об атласный рукав халата. – А еще заставляли пить какую-то гадость…

– Заставили? – поинтересовалась я исключительно из вежливости.

Он вздохнул.Ага, значит, без мейстера не обошлось, а тому, что ведьма, что инквизитор… всех вылечит.

– И ещё в этом доме проводились темные ритуалы…

Я фыркнула: нашел, чем удивить. Этот дом, между прочим, некромантом выстроен и после выдержал не одно поколение темных… я бы удивилась, если бы здесь не провели ни одного ритуала.

– Нет, – Вильгельм мотнул головой и вновь нос вытер. – Недавно проводились…

– Я воскресла.

Это, в конце концов, тоже силы потянуло изрядно, причем отнюдь не светлой, а потому остаточные эманации были бы весьма и весьма характерного спектра.

– И это тоже, – отмахнулся инквизитор, пританцовывая. – Я о тех, которым пару десятков лет… и сугубо теоретически… исключительно теоретически… применительно ко временному разрезу…

Пару десятков лет?Я бросила перчатки на поднос. Сняла шляпку. Коснулась волос, на которых, казалось, еще ощущались остатки лака…пара десятков лет – это много…След простейшего проклятия исчезает через сутки-двое, эманации от заклинаний второго-третьего уровня держатся до месяца. Первого – до года, а если использовано жертвоприношение… но даже смерть животного развеивается спустя лет пять-семь… иногда – десять…а человеческая жертва – дело иное.

– И срок давности, как понимаешь, по этим делам отсутствует, – протянул Вильгельм, пристроившись за мной следом. В полосатом халате, несколько большом для тощей его фигуры, в домашних тапочках и с носом покрасневшим, с глазами слезящимися, он зря пытался выглядеть грозным.

Да и…

– Мне обвинение предъявлять собираешься?

– А родовое право?

– Это исключающий случай, если память не подводит… тем более, что одних эманаций для обвинения недостаточно…

Аарон Маркович от этого обвинения и камня на камне не оставит, заодно, глядишь, и встречный иск подаст, компенсацию требуя за моральные страдания и попранное доброе имя.

– Она злая, – пожаловался Вильгельм кому-то. – И не буду я эту гадость есть!

– Овсянка полезна для вашего здоровья, – голос Гюнтера звучал ровно, а тон был настолько благожелателен, что даже я поверила бы, будто руководствуется он исключительно заботой о здоровье бедного дознавателя.

…но все-таки, все-таки…Темный ритуал с человеческой жертвой? Пару десятков лет тому… к сожалению, даже их силы не хватит, чтобы установить более-менее точную дату. Спустя первую дюжину лет фон становится размытым и стабильным на все последующие годы… нет, неприятно, однако, думать, что в моем доме кого-то в жертву приносили.

– Я не люблю овсянку! И кисели тоже!

– Мейстер велел…

Я не стала слушать дальше.

Поднявшись к себе, я приняла ванну и переоделась, пусть к позднему – на часах близилась полночь, но все-таки ужину. Место… место надо поискать… в лабораториях? Или… поинтересоваться у Гюнтера? Не вариант. Он, конечно, знает много, а уж верность его роду и вовсе глубоко запредельна, однако меня он полагает слишком юной, да ко всему женщиной, а их надлежит беречь.Заботится.И не вмешивать в темные дела дней иных.

…выбор я остановила на ярко-красном платье прямого кроя. Простое на первый взгляд, сшито оно было из переливчатой тафты и украшено стеклярусом, да и вовсе имелось в нем свое очарование.Капелька помады на губах.Цвет лица… по–своему хорош.Брови подвести.Глаза оттенить.Перчатки.Крохотная вуалетка в волосы. Я послала воздушный поцелуй зеркалу: кто на свете всех милее…

…чем хороша глубокая ночь? Нормальные люди спят, а ненормальные слишком заняты собой и собственными делами, чтобы обращать внимание на кого бы то ни было.

Инквизиторы, отужинав, – Вильгельм кривился и отказывался есть овсянку, норовя стянуть из тарелки Диттера утиную ножку, которую тот уступать не желал, – отправились в библиотеку… видите ли, им всенепременно надобно пролистать те самые запрещенные книги, которые я, не без их помощи, вынесла из храма. Пролистать.Переписать.И вообще с головой,так сказать, погрузиться в хитросплетения темного разума и иже с ними… пускай, до книг я в свое время доберусь, а на сегодня было у меня ещё одно дельце.Я позволила проводить себя сперва до спальни, после и в лабораторию. И вот сомнение читалось-таки в глазах Диттера…

– Ты же не наделаешь глупостей? – тихо спросил он, наклонившись к самому уху.

– Конечно нет, дорогой… – я коснулась пальцем сухих его губ.

Просто…Захотелось подразнить.Такой серьезный.Хмурый.И растрепанный. И бессонница ему к лицу, как и близость смерти… жаль будет отпускать: подобные мужчины встречаются не так уж часто.

– Дорогой? – приподнятая бровь и смешок.

– Почему бы и нет?

– Не знаю, – ему идет улыбка, когда вот так, легкая и искренняя, мальчишеская какая-то, хотя сам он далеко не мальчишка. Морщинки в уголках глаз. И на лбу тоже появились. Он часто хмурится и ещё совсем отвык улыбаться. Вот и теперь будто вспомнил, где находится и по какому поводу.

Отстранился.Сделал шаг назад.Вздохнул. И добавил:

– Пожалуйста, будь осторожна.

– Буду.

В конце концов, себя я люблю и вредить не стану. Просто… оказывается, смерть изрядно способствует взрослению.Я закрыла дверь.Два замка.Завеса.И подозреваю, что светлого они не удержат, вздумай ему проверить мое присутствие, но, как говорил Аарон Маркович, что не запрещено, то разрешено.

…я открыла дверь шкафа и подвинула висевшую в нем форму. Поддавшись наитию, принюхалась, присмотрелась… ничего, обычный травяной след. Да и бабушка, участвуй она в запретном ритуале, не оставила бы подобной улики. Я надавила на завиток и потянула дверь. И еще потянула… механизм за прошедшие годы поизносился,и не смазывали его давненько, да и сделан он был скорее из соображений безопасности, нежели из действительной необходимости.

В коридоре воздух отличался особой затхлостью.Вязкое тяжелое марево.Узкий проход, затянутый паутиной… пауки, выросшие до немалых размеров. Что-то шмыгнуло под ногами и благоразумно убралось. Как ни странно, видела я, несмотря на отсутствие света, неплохо. И камни, и следы на них… пауков.Мох.Белый лоскут одежды, приклеившийся к стене… поневоле навевает мысли о прекрасной девственнице, которую вели сим путем, дабы использовать в запретном ритуале.Путь свернул.Никогда не могла понять, чем руководствовался человек, его строивший. Повороты были небольшими, будто коридор натыкался на препятствие, обойти которое не был способен,и сворачивал, чтобы потом восстановиться в прежнем своем течении.

Запахло водой.Сеном.Металлом.

Вот и конюшни, ныне переделанные под автомобильный ангар. Машины трогать я не стала – надо будет послать кого-нибудь, пусть отгонят авто от дома старой ведьмы, а то ведь знаю я нашу жандармерию. Объявят уликой, после переведут по отчетности в невостребованную собственность, и потом несколько лет в судах будешь доказывать свое право забрать несчастную машину.

Я толкнула дверь и прислушалась.Тихо.И спокойно. Дождик опять зарядил, как бы намекая, что прогулки столь поздние не всегда способствуют здоровью. Впрочем, мне о здоровье думать поздно, а ночь… хорошая ночь.Беззвездная.Небо тучами затянуло. Фонари едва-едва темноту разгоняют… самое оно на ведьм охотится. Или ведьмам.

– Знаете, мне всегда казалось, что тьма другая, – от стены ангара отлипла тень, которая взяла и превратилась в Монка.

– Какая?

Вот же… и шею ему не свернешь.…а в подвалах наших не один труп скрыть можно. Что и говорить, предок мой понимающим человеком был, с немалым запасом строил. И подозреваю, судя по тем самым отчетам древним, не все запасы мне ведомы.

– Агрессивная. Стирающая разум…

– То же могу сказать про свет.

– Все не так, как кажется, верно? – Монк выглядел много старше своих лет,и клянусь, слабый сосуд его тела светился,и что самое отвратительное, это не гляделось неестественным. – Я не собираюсь вас останавливать. Или выдавать. Или… как-то иначе влиять на происходящее.

Его лицо исказила немалая мука.Благословение?

Ага, что-то подсказывает, сам Монк многое бы отдал, чтобы избавиться от этого благословения.

– Я… лишь хочу предупредить: будьте осторожны… на всякую тьму отыщется большая…

– А на свет?

– Без исключений, – он поклонился и отошел. А я…

– Скажите, – я не рискнула прикасаться к этому человеку. – А вы можете почувствовать, где проводился ритуал… ваша ищейка утверждает, что в доме принесли человеческую жертву…

– И не одну.

– Так вы можете…

– Могу.

– И не только сами почувствовать, но и показать, – я не понимаю, какую странную игру он ведет, но участвует в ней Монк не по собственной воле. А у силы, его ведущей, собственный взгляд на наше нынешнее бытие… и все же стоит спросить разрешения.

Монк молчал.Долго так молчал. Стоял, закрыв глаза, опершись рукой на капот старенькой машины,и свет, в нем заключенный пульсировал, ворочался, грозя разломить слабый сосуд человеческого тела.

– Я… да… это я могу сделать, – тихо произнес он. – Спасибо.

– За что?

– Сложней всего просто смотреть… и… позвольте… – он коснулся моей руки прежде, чем я успела отпрянуть. Искра света впилась в кожу, обожгла и растворилась. – Мне сказали, так надо… это малое воздействие… разрешено… как и что оно вам даст… не повредит, клянусь.

Ясно.Я поскребла запястье, которое зудело, как после ожога кладбищенской крапивой. Что ж, будем считать, что меня благословили на совершение подвига. Монк вышел следом за мной и остановился. Он задрал голову, подставляя лицо дождю, раскинул руки. Он стоял, чуть покачиваясь,тяжело дыша, а ещё я почуяла пряный резкий запах крови.Божественное внимание не так просто вынести.…и надеюсь, он не простынет. Двое сопливых на один дом – это несколько чересчур.

Забор я перемахнула легко, задержавшись наверху ненадолго: уж больно вид был хорош. Я видела дома, подернутые пеленой дождя. Дорогу. Далекие огоньки фонарей. И было в этой картине нечто глубоко родное и умиротворяющие.

Спрыгнув в лужу – холода я не почувствовала, но под ногами чавкнуло весьма и весьма характерно – я быстрым шагом направилась к центру. Там сверну на Заплечную улочку, а оттуда уже и до центра рукой подать.

Глава 38

Этот особняк горел огнями.Из раскрытых окон доносилась музыка, звучали голоса. Кто-то смеялся, кто-то говорил, как мне казалось,излишне громко… сновали люди, мало меня интересовавшие. Но все же… к счастью, у самого дома рос вполне солидных размеров дуб. Уж не знаю, когда и кем он был посажен, но для моих целей годился.Я взлетела на толстую ветку и подобралась к дому.

Ага…Вот и гостиная. Мужчины… женщины… весьма сомнительного пошиба женщины. Чересчур ярко накрашены, а наряды того дешевого толка, который лишь притворяется роскошью. Атлас, парча… толстые золотые цепочки на шеях. Блеск фальшивых камней.

В остальном все обычно.Кто-то пьет.Кто-то курит.Кто-то уснул прямо на ковре… и где здесь искать хозяйку дома? А вот и соседнее окно… парочка, устроившаяся на столе. Фи, какая пошлость, с учетом того, что стол обеденный… но девица чересчур вульгарна и… мне жаль это место.

Дом казался оскорбленным.И я чувствовала его недовольство. Да, ему случалось видать всякое, и порой происходившее явно выходило и за рамки морали,и за рамки законности, но… все это было сдержанней.Достоинство.И разумность.А это…

Я вскарабкалась повыше, туда, где корявая кривая ветвь доходила до самой крыши. Нет, у нынешнего моего положения, определенно, имеются некоторые преимущества. Прежде я по деревьям лазила куда хуже.Вообще не лазила.А тут… какой простор для наблюдения.И действия.На крышу я перемахнула с легкостью, поразившей меня саму. Когти впились в старую черепицу,и дом вздохнул. Вниз полетела мелкая крошка и куски мха. А я спустилась по водосточной трубе на третий этаж. Здесь пахло травами и пылью. Коридор зарос изрядно.

Тишина.Мышиное гнездо в дальнем темном углу.И ни следа прислуги… ага, нет, все-таки кто-то был. В самой крайней комнатушке на табурете дремал старик. Весьма почтенного возраста и того благочинного обличья, которое так ценится во дворецких.Старика я не стала беспокоить, выскользнув на лестницу.Принюхалась.Опиум.Виски.Дешевые духи, почти заглушающие и тот, и другой ароматы. Девица, перекинувшись через перила, смачно блевала в лестничный пролет. Она была вусмерть пьяна, и одета лишь в шелковую комбинацию и черные чулки. Дырка на голени дополняла образ.

Я взяла девицу за шею и легонько встряхнула.

– Т-ты… ч-чего, – икнула она, вытирая слюну ладонью.

Зрачки расширены. Сердце скачет, что заяц на собачьих бегах… этак она скоренько себя в могилу сведет. Зато на шее три золотые цепочки…

– Ничего, – я похлопала новую знакомую по плечам, прикидывая, способно будет это существо потом вспомнить о нашей встрече. – Хозяйка где?

– К-какая?

– Дома.

– А… она… – девица икнула и зажала рот рукой. – В-ф-блетеке…

– В библиотеке? – на всякий случай уточнила я, а то мало ли.

– Ага… – и девица согнулась в новом приступе рвоты. К счастью, вывернуло ее не на меня. Я развернула ее и оставила.

Надеюсь, с лестницы не сверзится.А нет…Судьба такая.

Библиотека традиционно располагалась на первом этаже. Я без особых проблем спустилась, лишь единожды переждав в тени увядающей пальмы парочку, которой вздумалось устроиться прямо в коридоре. Девица повизгивала, а ее партнер, в котором я без особого удивления узнала кузена, был молчалив. Вот где, стало быть, Юстасик время проводит…Музыка звучала.Кто-то матерился.

А вот дверь в библиотеку была заперта. Впрочем, кого способна остановить подобная мелочь? Пара шпилек и две минуты времени,и вот уже дверь из старого дуба беззвучно отворяется.В первое мгновение библиотека кажется пустой.Но нет…Я чую тепло человеческого тела.И запах крови.И боль.Отчаяние.И… я вижу ее,ту женщину, которая решила, будто ей Адлар мешает. Она довольно молода и, кажется, когда-то ее можно было назвать красивой. Круглое личико с детскими чертами. Вздернутый носик. Губки-сердечко…

Синяк все портит.Сложно по достоинству оценить внешность, когда лицо украшает синяк… и не один. Вот тот, на скуле, старый, он уже стал бледно-зеленым, а вот губа разбита недавно, распухла, выпустила капельку крови.И левый глаз заплыл.

– Кто вы? – просипела женщина, пытаясь прикрыться.

Она была голой.Совершенно голой… и некрасивой. Чуть обвисший живот. Слегка располневшие бедра. Грудь поплыла, а на спине виднелась надпись алой помадой.Потаскуха.Надо же… до чего у людей семейная жизнь бурная.

– Чего вам надо?

Руки ее украшали синяки весьма характерной формы… ее били ремнем… вон и пряжка отпечаталась, форменная, с орлом…А на бедрах видна россыпь ожогов.

– Пообщаться, – я уселась в кресло и, сняв со столика бокал с недопитым виски, понюхала.

Интересно, что стояла эта красавица на крохотной круглой табуреточке. У меня в детстве тоже такая имелась. Удобной была, да… для ребенка.А у этой ноги едва-едва вмещаются.И стоять ей тяжело.Но спуститься не смеет… и кажется, мстить мне нужды нет. Все-таки есть в мире справедливость.

– Ты… тебя он прислал? Посмотреть?

– И часто он присылает кого-нибудь посмотреть?

По тому, как исказилось ее лицо, я поняла: часто. И посмотреть, и, подозреваю, потрогать… что ж, дверь я прикрыла. А то появятся смотрящие, беседе помешают.

– Чего вы хотите? – она следила за мной каким-то обреченным взглядом.

– Я же сказала, пообщаться… пошепчемся о своем, о женском…

А волосы собраны в высокую прическу, украшенную полудюжиной алмазных заколок. Я подошла и вытащила одну.

– И оно того стоило?

Камушек поблескивал.

– Я… я не понимаю…

– Состояние… Адлар умер. Ты получила право распоряжаться наследством. И что, стала счастливей?

Всхлип.

– Вы… меня убьете? – и произнесено это было с немалой надеждой.

– Не дождешься, – не хватало мне еще чужим ожиданиям соответствовать. – Так скажи, чья это была идея,избавиться от Адлара?

– Я… я…

А глазки-то бегают…

– Ты ведь не станешь врать мне, – я заглянула в глаза. – И тогда… быть может… мы с тобой подумаем, что для тебя можно сделать…

– Что?

– Не знаю, – я облизалась. – Но… если нет, я просто уйду. А завтра приду снова… и снова… и буду приходить, смотреть, что он с тобой делает… и пожалуй, даже получать от этого удовольствие.

– Ты чудовище!

Ага, а она, значит, овечка белая беззащитная…

– Не преувеличивай, – я потрепала новую хозяйку старого дома по щеке. Здоровой. – Это не я нашла способ воздействовать на старика… без зелий ведь не обошлось?

По глазам вижу, было дело.

– Он, несмотря на всю любовь, не развелся бы с женой… а вот хорошее зелье… воздействие на разум… где взяла?

– Γанс принес.

– Кто такой Ганс?

По тому, как она затряслась, я поняла – тот, кто поставил эту красавицу на табуретку. Что ж… Ганс так Ганс, мне безразлично, кому шею свернуть.

– Он все придумал? – женщина молчала, и я решила немного помочь. – Зелье нашел… кандидатуру подходящую. Все знали, что старик испытывал некоторую слабость к молоденьким девочкам… как он тебя нашел?

– Ганс… устроил… горничной.

Горничной? Какая невыразимая пошлость. Хуже, наверное, только с конюхом романы крутить. Впрочем, конюхов – ужасная примета времени, – почти и не осталось.

– Умничка… видишь, у нас все получается… значит, горничной… а зелье когда подлила? Сразу?

Она мотнула головой.

– Сперва хватило молодости?

Кивок.До чего же сложно разговаривать с людьми.

– Я… я сперва не соглашалась… это его… его…

– Раззадорило?

Мужчины, даже вполне благоразумные, каковым мне представлялся старик Биртхольдер, весьма предсказуемы. Сделай вид, что убегаешь, и моментально бросятся вдогонку. Как собаки за почтальоном, право слово…

– Он… он снял квартиру… сказал, что подарит, если я… если проявлю благоразумие… и… не получалось забеременеть. Ганс принес зелье… и получилось.

– От кого?

– От… господина Биртхольдера. Ганс меня… мы вместе не… он сказал, что могут проверить, чей ребенок и тогда… тогда…

Ее голос звучал все тише и тише,и мне пришлось ущипнуть эту красавицу, добавляя бодрости. А то этак я до утра ничего не узнаю. Хотя… если план был с самого начала разработан, то выяснять особо нечего. Разве что узнать, кто продал Γансу такие замечательные зелья.

– Я забеременела… и он сказал, что женится… развод… потом… потом мы жили… Ганс сказал, что я должна… что старик… он нам мешает. Я любила Ганса!

– Любила?

– Я… я люблю, – это было сказано неуверенно, с разумной опаской.

– Любишь, любишь, – успокоила я ее, потрепав по щечке. – Да слезь ты с этой табуретки…

– Нельзя. Он… узнает.

Да? Интересно, как? Сигналок я не ощутила, хотя… я присмотрелась именно к табуретке. Надо же, какое интересное плетение… этот Ганс маг? Или просто по случаю пришлось? Ах ты… пока красавица стоит, плетение дремлет, но стоит ей соступить, как оно очнется.

– Тогда стой, – разрешила я. – Ганс решил, что старик зажился на свете?

– Я… это не я! Я тогда… он заботился обо мне… и мальчика любил… и нам было хорошо…

Охотно верю, но кому-то это хорошо пришлось не по нраву.

– Γанс… это Ганс… он служил при доме… велел его устроить… я… не знала, что он… он дал господину Биртхольдеру, и тому стало плохо… сердце…

Ага, герою-любовнику надоела служба и захотелось из шофера стать хозяином. Желание вполне понятное, как по мне, но вот методы, которые он выбрал, в душе моей не находят отклика.

– И потом завещание… Γанс так разозлился. Сказал, что я виновата… плохо работала…

…дверь открылась.И на пороге появился человек, который, надо полагать,и являлся вышеупомянутым Гансом. Был он высок. Строен.Красив той разбойничьей опасной красотой, которая хороша лишь в девичьих романах. Острые черты лица были несколько дисгармоничны. Мешки под глазами. Желтоватый оттенок кожи, залысины… нынешний образ жизни явно не прибавлял Гансу здоровья.

– Что здесь происходит?

Какой невероятно банальный вопрос.

– Беседа, – сказала я, широко улыбнувшись.

И дверь заперла.Заклятьем.Дом отозвался на него с охотой: старый, он обладал собственным чувством справедливости.

– Кто ты… такая? – Ганс прищурился.

А он ещё и подслеповат, но очки не носит, надо полагать, исключительно, чтобы из образа не выпадать. Челку отбросил картинным жестом.Губы скривил.

– Знакомая Адлара…

Ага… не маг, но вот амулетов на нем целая связка. И защита от проклятий вполне приличного. И атакующий контур. И щит от ментального воздействия… целительский. Укрепляющий… на одной магии долго не протянешь, ко всему, подозреваю, Ганс не имел понятия, что светлые амулеты с темными не слишком-то уживаются.Некоторые почти разрядились.

– Это частный дом.

– Так я с частным визитом, – я позволила ему схватить меня и даже руку заломить. Ойкнула, поинтересовалась кокетливо, – Что вы делаете?

– Что ты этой сучке сказала?

Женщина на табурете мелко затряслась.

– Правду, – ответила я, – и ничего кроме правды.

И руку вывернула.Свою.А затем и его. Перехватила за шею. Нажала слегка, позволяя почувствовать собственную силу.

– А теперь, раз уж и ты здесь, мы и с тобой беседу продолжим… ты ведь знаешь больше, чем она, верно? Кто она? Просто инструмент, от которого ты пока избавиться не можешь… не можешь ведь? Правильно,третья смерть в одной семье слишком подозрительна…

Он дергался.Ерзал.Пыхтел.И матерился. Жизненно так. С фантазией. А главное,искренне… люблю искренность.

Я слегка подтолкнула Ганса к книжному шкафу и ткнула лбом о полку.

– Не молчи… времени у меня не так много…

– Ты не понимаешь, сучка, во что лезешь…

Не понимаю, но очень и очень хочу, наконец, разобраться. А потому выпускаю когти… какая малость, а хватило, чтобы Ганс завизжал и забился в руках моих, что рыба на берегу.Я позволила ему вдохнуть.И снова сдавила шею.

– Ты… – просипел он, – сдохнешь… в мучениях.

Я дернула его, заставив подняться и отпустила, сказала:

– Не хочу тебя расстраивать, но… я, как бы это правильно сказать, уже… слегка…

Тычок под ребра и эта туша сгибается. Еще один,и я имею весьма сомнительное удовольствие любоваться содержимым его желудка. Ел он много.Пил еще больше.Но почему-то возмутился, когда я макнула его в лужу лицом.

– Кто подсказал тебе план?

– Ты…

– Нет, ты не понял, – я подумала и сломала ему мизинец, правда, сперва зажала рот рукой. – Ты мне сейчас расскажешь все-все… про план свой безумный… как тебе вообще в голову пришло…

Он все-таки завопил, но дом – говорю же, со старыми домами связываться себе дороже, – не позволил крику выйти дальше библиотеки. А что, стены здесь толстые, да и звукоизолирующие плетения свой век не отжили.Я отошла.И подошла.И сломала еще палец… и еще один… задумалась. Как-то вот пальцев оказалось недостаточно. Может, стоило обзавестись каким-никаким инструментом? А то ведь, стыдно сказать, хоть ты его зубами грызи, правды добиваясь… мысль эту я, правда, отбросила.Негигиенично.И не страшно.Зато, хорошенько покопавшись в столе, обнаружила вполне приличного вида нож для бумаг.

– Тебе ухо отрезать, – я щелкнула когтем по лезвию. – Или глаз выковырять? Или…

Взгляд мой опустился чуть ниже,туда, куда женщинам воспитанным смотреть не стоит. Моя неудачная жертва тихонечко взвизгнула и прикрыло место искалеченными руками.

– Да… в этом есть смысл, – сказала я самой себе.

И сделала шаг.Он попытался уползти.Он елозил ногами по ковру, всхлипывал и рыдал, но при этом из приоткрытого рта доносилось невнятное мычание.

– Клятву, что ли, взяли? – запоздало догадалась я.

Ганс торопливо закивал.

– На крови?

Он закивал куда усердней. Ага, вот, можно сказать,и общий язык почти нашли.

– Тогда, – я мысленно прикинула. Все-таки не хватало мне опыта в допросах. Диттер бы точно знал, что спрашивать, а я вот маюсь тут. – Тогда давай так, я буду говорить, а ты кивать… и постарайся кивать мне правду и только правду.

В живых я его все равно не оставлю.Во-первых, не заслужил.Во-вторых, к чему мне свидетели? Он же, чуть оттаяв, понесется в жандармерию. А там поди, докажи, что этот ублюдок получил по заслугам…

– Ты сам придумал план?

Он замотал головой.

– Нет, погоди, – я ковырнула ножом под ногтем. – Хочешь сказать, что ты просто тихо трудился, а кто-то пришел и предложил тебе стать богатым человеком.

О, как кивает старательно. Еще немного и голова просто-напросто оторвется.

– Ясно… выдать ее за старика тоже не твоя идея?

Пауза на долю мгновенья. Искушение свалить все на неизвестного злодея велика, но…

– Я… – он вовремя понял, что нож, появившийся у глазницы, это не просто так, а с намеком. – Я думал стрясти с него денег… я служил тут… при доме… старая госпожа всегда злилась, что муженек ни одной юбки пропустить не способен… что тратится на своих девиц… я помогал ему улаживать кое-какие дела… он им платил… хорошо платил.

Его страх был кисло-сладкий, как известный соус, который наша кухарка подавала к утке.

– И я подумал, что… почему бы и нет? С нее не убудет… а получить пару сотен марок в приданое… если понравится… я знал, что надо, чтобы ему понравиться…

Он не сводил взгляда с ножа, который гулял от глаза к глазу, точно я решить не могла, какой именно стоит выковырять.

– Уговаривать ее не пришлось… потаскуха… все бабы…

Он икнул, вспомнив, что я тоже не отношусь к мужскому роду.

– А потом… потом ко мне пришли… с… п-предложением, – он запнулся и уставился на меня с ужасом. И отнюдь не я была тому причиной.

Сглотнул.И… его вывернуло кровью, красной, с темными сгустками проклятья, которое стремительно разрасталось в хилом этом тельце.Выходит, я все-таки задела активирующую струну.

– Кто?

Он,идиот этакий, лишь хрипел.Я перехватила темные нити, ослабив их. Спасти не спасу, но время ему дам.

– Ты все равно сдохнешь, – я отвесила ему пощечину, подумав, что, должно быть, это крайне неприятно вот так взять и превратиться из хозяина жизни в кучку дерьма. – Но можешь сделать это в интересной компании… поверь, я очень хочу добраться до тех, кто убил Адлара…

…и не только его, но это убогому знать не стоит.

– Я… я… не хочу умирать.

– Никто не хочет.

Тьма была уже здесь, она терпеливо ждала, признавая за мной право на несколько мгновений жизни.

– Имя, – напомнила я. – Клятвы перед смертью теряют силу,так что…

– Я… – он вцепился в мои руки. – Спаси… умоляю… я все отдам… я…

– Имя.

И Ганс решился.Вытер губы – сломанные пальцы смотрелись не слишком красиво, но, кажется, эта боль отступила. Бывает.

– Это… старуха… его жена… она принесла зелье… – он замолчал, пытаясь справиться с новым порывом рвоты.

– Мать Адлара?

– Она… ему… не мать…

…вот и все,тело осело, дернулось и застыло.

– Что смотришь, – сказала я женщине, которая по-прежнему притворялась статуей. – Слезай уже… издох твой любовник.

– Я…

– Ты постараешься придумать правдоподобную версию… почечная колика там… отравление опиумом. И вообще, вали все на него, – по-хорошему стоило и этой красавице шею свернуть, но… что мне тогда с Адларовым братцем делать? Нет уж, сама родила, сама пусть и нянчится. – Мол, вы поссорились… он тебя избил, запер в спальне, а когда ты решилась выйти… найди его под утро. Понятно?

Она нерешительно кивнула, обходя тело стороной.

– А про меня забудь. Объяснять, почему, надо?

Она мотнула головой.

– Стой, – неожиданная мысль заставила задержаться. – Сколько ты проработала в доме, прежде чем старик тебе юбку задрал?

А краснеет, что девственница, на оргию попавшая.

– Полгода, – ответила шепотом.

И глазки в пол.Прямо-таки жертва обыкновенная,типичная… надеюсь, в голове ее отложилось, что завтра говорить. Пусть перед герром Германом дальше жертву изображает.

– И как отношения с женой?

– Они… не слишком ладили… госпожа была сложным человеком… требовательным… она… говорила, что господин Биртхольдер мало времени уделяет делам… что он тратит много времени…

– Адлар? – что-то вот не понравилось мне услышанное.

Я не слишком знаю, какие отношения у него были с матушкой, но…

– Она… со всеми была одинаково строгой.

Понятно.То есть снова ничего не понятно. Если подумать… какая ей выгода?Развод?Разводы не то, чтобы редки в Империи, скорее уж получить его достаточно сложно, если развода желает супруга, а муж категорически против. Добавим имущественные права… отношения отношениями, но сдается, за свободу ей пришлось бы немало заплатить.А вот если развода хочет муж…здесь есть неплохой шанс поторговаться.Я вернула нож для бумаг в стол, предварительно вытерев – не хватало, чтобы остаточная аура осталась на металле.

…да и затуманенный любовным зельем разум куда как менее критичен. И подозреваю, осталась девице далеко не половина супружеского состояния. Что-то, готовясь к разводу, можно переоформить на себя… доверенный человек, и вот уже поместьице числится подаренным на девичью фамилию, а значит, не подлежащим разделу.Завод уходит по дарственной…мало ли, что и когда муж дарил некогда любимой жене.А уж с деньгами и того проще. Направить финансовые потоки в новое русло не так уж сложно.