Текст книги "Высокое напряжение (ЛП)"
Автор книги: Карен Мари Монинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
– Я не сказала ей об их исчезновении по той же причине, по которой мы договорились не говорить ей, что мы посылаем шпионов. Если бы она знала, она настояла бы на том, чтобы их сопровождать. Если бы она знала, что они пропали, она ворвалась бы в Элириум, требуя ответы на кончике меча. Мы все знаем, к какому исходу это привело бы.
Энио сказала:
– Наша клятва королеве Фейри была бы нарушена. Этот меч – часть души Дэни. Она не может не убивать Фейри. Единственная причина, по которой она продержалась так долго и сдержала данное Мак слово – потому что она не позволяла себе приближаться к ним.
– Вот именно. Поэтому мы не можем ничего ей сказать. Продолжайте свои поиски. Продолжайте молчать.
Кивнув, Шедон поднялся и стал готовиться к возвращению в город, чтобы найти своих пропавших сестёр.
***
– Мамочка, почему Фейри плохие? – сказала Рэй позднее, когда Кэт стянула её туфли и начала набирать ванну.
– Не все они плохие, – отрешённо ответила она, обдумывая в голове события дня.
Она осознала, чем занимается, и заставила себя на время отложить дела аббатства. Её дочь заслуживала полного внимания – чего она сама никогда не получала от своей матери. В глазах её обоих родителей она выглядела бесполезным инструментом; стеснённая такой сильной эмпатией, в детстве она казалась сломленной, даже безумной.
Рэй была её миром. Неожиданным даром. Сокровищем, которое она вечно будет лелеять, защищать и любить, и делать все в своих силах, чтобы хорошо её воспитать. Любовь ребёнка, её собственной плоти, была чистейшей из всего, что может познать эмпат.
Её дочь не торопилась начинать говорить, но учитывая собственное детство, Кэт не беспокоилась из-за этого. Затем внезапно, месяц назад, Рэй начала выпаливать слова – Кэт и понятия не имела, что её дочь их понимала – связывая их во впечатляющие предложения.
– Я нравлюсь Спар-ши, – счастливо объявила Рэй. – Они говорят, что я для них хорошо пахну.
Кэт застыла, стиснув рукой край антикварной эмалированной ванны с ножками-лапами в их покоях.
– Они сказали, как именно ты пахнешь?
Рэй покачала головой, черные кудряшки запрыгали, глаза весело плясали.
– Просто что я вкусненькая. Они для меня тоже вкусно пахнут.
– Как что? – спросила Кэт.
Рэй пожевала нижнюю губу и подумала. Затем почесала носик и рассмеялась.
– От этого в носу щекотно. Просто хорошо пахнут.
Пыльца, подумала Кэт. Многие крошечные Фейри, изгнанные из собственного двора, жили внутри человеческих цветов, создавали дома в благоухающих, пропахших травами зарослях и гнездились в сосновых пролесках. В последнее время некоторые ши-видящие строили им небольшие деревянные домики, раскрашенные в яркие цвета. Она отчасти ожидала, что Спирсидхи воспротивятся человеческим постройкам, но вчера наблюдала за парой – они образовывали пару на всю жизнь – сражавшейся с удивлённым враждебным воробьём у двери, защищая свою новую обитель.
– Идём, любовь моя, твоя ванна готова.
– Пузырьки?
– Не сегодня. Только теми вечерами, когда мы моем голову, – волосы Рэй были такими густыми и кудрявыми, что мыть их было наказанием. Они делали это только каждую третью ночь, и пена для ванн служила вознаграждением за время, которое ей приходилось сидеть смирно, пока Кэт распутывала её волосы.
– Мамочка, – сказала Рэй, – моя спинка чешется. Не могу дотянуться.
Улыбнувшись, Кэт протянула руки, и когда Рэй вошла в её объятия, прижавшись к её груди, она стянула кофту дочери через голову.
– Сильно чешется.
– Повернись и дай мне посмотреть, тыковка, – сказала Кэт.
– Я не тыковка. Сегодня я стрекоза.
– Ну, что ж, маленькая мисс стрекоза, повер…
Но Рэй уже повернулась и нагнулась.
– Мамочка, – пропыхтела она, – чешется!
– Ты сегодня лежала на чем-нибудь?
– Я всегда на чем-нибудь лежу.
– Например? Камни? Что-то острое?
– Просто всякое. Трава и все такое.
– Но в траве могли быть камни.
– Не помню такого. Чешется.
Кэт подняла руку, которая лишь слегка дрожала, и почесала прекрасную гладкую кожу своей дочери, которая так походила на кожу Шона – светлая, и все же от малейшего солнца она делалась золотистой.
Там были два округлых розовых пятнышка одинакового размера.
По одному на каждом плече.
Глава 13
Устрой немножко ада, устрой немножко ада, устрой немножко ада[27]
Большую часть времени я просыпаюсь ворчливая и выбитая из колеи, если только я не подвергаюсь нападению. Тогда я просыпаюсь гладкой, холодной и смертоносной. Нехватка давления превращает меня в скоростной мячик для пинг-понга, который отскакивает от всего, с чем встречается. Невзгоды формируют мою лучшую форму.
Сегодняшний день был тревожной аномалией. Я проснулась, чувствуя себя бодрой, сосредоточенной, в боевой готовности. Отдохнувшей лучше, чем я когда-либо помнила за несколько лет.
Что-то определённо было не так.
Я схватила меч, выпрыгнула из кровати и описала узкий круг, ища непрошеных гостей. Никого не было. Я была одна в своей спальне, а зверь ушёл.
Я потратила долю секунды ориентации в пространстве, чтобы подымиться от злости по этому поводу, затем вернулась к анализу своего необъяснимо хорошего настроения. Не существовало другого объяснения; где-то в моей квартире должна быть угроза.
Я принялась прочёсывать каждую комнату, шкаф и укромное местечко.
Ничего.
Я вернулась обратно в свою комнату, чтобы обыскать её во второй раз, и почувствовала это, когда перешагнула через порог. Я бы заметила это и в первый раз, но боевая готовность сосредотачивает меня как лазер на потенциальных незваных гостях, а не на безобидных дверных проёмах.
Я посмотрела вниз, прищурилась, покосилась по сторонам в манере на-самом-деле-я-вовсе-не-смотрю. Заклинания иногда сложно увидеть. Особенно хорошие, а это было исключительным: грифельно-серое, настолько тёмное, что почти неотличимое от чёрного мраморного порога, в который оно было врезано, заклинание имело семь различимых слоёв узора, методично наложенных друг на друга, плюс мягко мерцающий намёк на ещё два слоя, которых я различить не могла. Чем пристальнее я их изучала, тем более ускользающими они становились, превращаясь в неразличимые узоры.
О, да, чертовски хорошие заклинания. Защищённые чарами темноты, чтобы не допустить снятия копии; метка истинного мастера. Чтобы поместить такие чары в холодный мрамор, требовалась кровь, пот и время, плюс навыки, которыми я не обладала.
Я подошла к окнам. Обнаружила те же заклинания на каждом подоконнике.
Зверь перед уходом окутал меня своей версией потрёпанного лоскутного одеяла.
Я узнала замысловатые символы и руны. Они выгравированы на порогах «Книг и сувениров Бэрронса», и на всем белом свете не существует Фейри, способного их пересечь. Возможно, даже Мак на это неспособна, если только он не вплёл туда исключение для неё, что также потребовало бы её крови.
Значило ли это, что мой жестоко изморённый голодом посетитель был Иерихоном Бэрронсом? И если так, куда он ушёл и почему? Он что, думал, что моя квартира – это удобный перевалочный пункт, куда он мог заявиться без предупреждения, покормиться, затем удрать без единого слова, решив успокоить меня подарочком из нескольких заклинаний?
Не поймите неправильно, я была благодарна за них. Я не способна сама сотворить столь внушительную магию. Их присутствие делало Святилище бесконечно более ценным для меня. Теперь у меня есть квартира, безопасная от просеивающихся Фейри, которые могли просто появиться посреди любой из моих квартир, если им так вздумается.
Но я не хотела заклинаний. Я прекрасно выживала без них два года. Я хотела ответа.
Я хотела, чтобы мой зверь вернулся.
Я больше не хотела быть единственным суперкаром, чей мотор ревёт в Дублине. Я хотела, чтобы весь первобытный автопарк рычащих первоклассных Ламборгини и Феррари и больших, черных, крутых военных Humvee устроил бурю на улицах моего города.
Кроме того, я сама была почти убеждена, что зверь был Риоданом. Не по богатым эмпирическим данным, а из-за непоколебимого инстинктивного чувства. Я думала, что он останется. Я проснулась бы и нашла бы его здесь. Мы обменялись бы новостями. Позлились бы друг на друга. Все было бы как в старые добрые времена.
Нет.
Моё бодрое, боевое, истинное-смотрящее-на-север настроение стремительно упало в сторону юга. Бурля от возмущения, я пошла в ванную, бормоча себе под нос. Я два долгих года прожила без единого появления Девятки, и когда наконец один из них вернулся, он удрал, пока я спала. После всего, что я для него сделала.
Я редко хожу в гости – ладно, никогда не хожу – но если бы ходила, я бы и здоровалась, и прощалась. Особенно если бы хозяин дома спас мою жизнь.
Девятка просто сводила меня с ума.
И все же зверь мог носиться где-то по Дублину.
Почистив зубы и стянув спутанные волосы в неряшливый хвост – не собираясь их расчёсывать, время крайне важно – я натянула черные армейские штаны и набила многочисленные кармашки на молнии оружием, затем засунула за пояс глок. На талии я застегнула ремень, который стал тремя видами оружия, и надела на шею чокер, который стал четвертым видом. На руку скользнул браслет, скрывавший лезвия.
Я натянула кофту с длинными рукавами и ботинки, перчатки, заклеила клейкой лентой шею, повесила меч за спину и направилась на кухню, чтобы заглотить протеины и жиры, просматривая свои сообщения.
Спеша к двери, я позвала Шазама, говоря ему догнать меня как можно быстрее, что я любила его и скучала по нему и безгранично оценила бы его экстраординарно точное обоняние, которое настолько превосходило моё, и не мог бы он, пожалуйста, присоединиться ко мне в приключении? Его недавние продолжительные отсутствия меня действительно беспокоили.
Затем, с топотом шагов, содержавшим воинственность, которую я не потрудилась скрывать, я вырвалась в поцелованное туманом дублинское утро, как женщина на миссии.
Охотящаяся на зверя.
Я кралась по улицам, сканировала своё окружение вверх, вниз и в стороны, принюхивалась к воздуху, напряжённо прислушивалась, пока подсчитывала свои приоритеты на день.
Пока я спала, мне написала Рейни, сообщая, что она нашла дом не только для Сары Брэди, её брата и сестёр, но и для двух других осиротевших семей. Ни один ребёнок не размещался, пока я лично не проверяла их новые дома. Я не стану спасать невинных только для того, чтобы потерять их в другом пороке.
В подростковом возрасте я также готовила Дэни Дэйли о недавних событиях, но в Дублине вновь печаталась газета, и в эти дни я лишь набрасывала заметки, щелкала фотки и оставляла информацию снаружи их офиса возле здания главного почтамта. Они доказали свою надёжность, печатая вещи, которые я считала важными, так что я придерживалась милосердного отказа от конкуренции. Мою подпись не указывали, но хотя бы новости выходили.
Ещё в моем списке значился книжный шопинг. Поскольку мой книжный магазин с его крутым девизом «Вы хотите этого, у нас это есть, а если нет, мы это найдём» пропал без вести, мне придётся воспользоваться услугами «Библиотеки и бубликов Бейна»[28] (серьёзно, ничего не напоминает? Придумайте своё оригинальное название) с бетонными полами, строгим флуоресцентным освещением, потрёпанными, вонючими, побывавшими в использовании, чрезмерно дорогими книгами и ещё более чрезмерно дорогим кафе.
Евро все ещё правило, уступая лишь брутальной силе и вымогательстве чёрного рынка. Дублин быстро вернулся к тщательно продуманному заговору притворства, будто бессмысленные клочки бумаги чего-то стоили, и меня это устраивало. Я стащила кучу денег, найденную на складе в глубине Честера. На одном из десяти складов, забитых валютой бесчисленного количества стран, многие из которых были интригующе древними.
Хоть вышки сотовой связи в основном надёжно функционировали, интернет находился в печальной форме, обширные районы были вне зоны охвата. Так много представителей человеческой расы умерло, что огромным зонам планеты недоставало электричества и человеческих ресурсов, чтобы поддерживать работу. В сочетании с тем, что магия делала все непредсказуемым, книги вновь продавались по цене выше номинала.
Мне нужна была информация об ирландских богах и богинях. Я никогда не удостаивала их хоть одной мыслью. Я предпочитала супергероев и куда больше времени проводила, поглощая комиксы и графические романы. Кто такой АОЗ и каков его мотив ловить людей на собственных желаниях?
Знакомясь с их легендами, я, вероятно, наткнусь на историю бога, который издавна склонен похищать взрослых, оставляя детей позади. Раскрою причину, узнаю имя. Способ его победить. Само собой, современная книга не предоставит и близко столь же детальной информации, как частные библиотеки аббатства, но это такой же неплохой способ начать.
Сначала зверь.
Хоть КиСБ и пропал, я все равно решила направиться прямиком туда. Он не только находился ближе, но и заклинания были определённо Бэрронсовскими. Вероятно, и владелец, и заведение чудесным образом вновь появились; всегда можно надеяться. Кроме того, когда я в тот день обнаружила его пропажу, я не обыскала парковки со своим привычным вниманием к деталям, разозлившись на его исчезновение и преследуя добычу. Если КиСБ ничего не даст, я направлюсь прямиком к Честеру.
Оживлённо пронёсшись по мосту Полпенни и очутившись в южной стороне Дублина, я столкнулась со второй аномалией за день.
Сегодня была суббота, но этим утром в семь-тридцать улицы кишели людьми в костюмах и платьях, которые выглядели подозрительно похоже на то, как если бы они направлялись на работу. Когда пешеход устремился по тротуару в мою сторону – женщина лет тридцати с небольшим, напряжённо уставившаяся в телефон – я вежливо сказала:
– Прошу прощения, какой сегодня день?
Она подняла голову, усвоила мой вид, заметив рукоятку меча, торчавшую над моим плечом, многочисленные выпуклости моих карманов, вероятно, ей просто не понравилось моё лицо. Её глаза прищурились, она крепче стиснула сумочку и метнулась вокруг меня, убегая на высоких шпильках.
Я бросила сердитый взгляд на её удаляющуюся спину.
– Ну конечно, потому что монстров не существует, и миру не нужны люди вроде меня, – пробормотала я, доставая телефон. Когда я ранее читала смс-ки, я не уделила внимания дате. Для этого не было повода. Я сплю максимум несколько часов и могу днями обходиться без сна. Но вчерашний день был более насыщен событиями, и я проспала примерно четыре часа.
Я изумлённо уставилась на экран.
Вторник.
Я потрясла телефон. Сильно. Он все ещё показывал вторник.
Это невозможно. Я прищурила глаза, когда обрывки вчерашнего – или, точнее, несколько-дневной давности – сна всплыли в моем сознании. Риодан. Рисующий на мне символы. Бормочущий.
Вот придурок. Я проснулась, чувствуя себя настолько нетипично хорошо, потому что он чарами заставил меня проспать с вечера пятницы до утра вторника!
Ощетинившись, я резко развернулась и рванула в противоположном направлении, вычёркивая Бэрронса из списка подозреваемых. Риодан в прошлом использовал на мне свои способности к «расслаблению». Это был коварный ход – устранить меня из игры, чтобы он мог покинуть Дублин по своему расписанию.
Если Риодана не окажется в Честере, я разнесу это место. Превращу в груду обломков. Может, подожгу. Нет, я не закончила его обыскивать. Но определённо разнесу.
Никто не вырубает меня на несколько дней. Особенно после двухлетнего отсутствия. Особенно после того, как я спасла его задницу.
Пока я подкрадывалась к 939 Ревемаль Стрит, мой мозг обдумывал третью аномалию: излишнее количество «синих воротничков», судя по виду, разнорабочих, маршировавших в том же направлении, покачивая тяжёлыми от инструментов ремнями. У них были горящие глаза, румяные щеки, они громко и с восторгом разговаривали.
Я догнала быстро движущуюся толпу сзади, чтобы подслушать.
– Я слышал, там работы на год, а может и больше, – воскликнул один из мужчин.
– Я слышал, на два. Иисусе, вот это нечто.
– Клянусь яйцами, как же хорошо снова работать! Строительный бизнес был мертвее грёбаного дверного гвоздя. Слишком много зданий, недостаточно людей, чтобы заполнить и десятую часть.
– Здорово видеть, что кто-то желает вложить деньги в новую постройку.
– Это точно. Когда народ беспокоится, что может принести завтрашний день.
Части меня нравился такой поворот событий. Кто-то строил. Создавал работу для тех, у кого её не было. Электрики, сантехники, узкие специалисты были все ещё в ходу. Но строители, мужчины, которые пилили брусья и обшивали стены гипсокартоном, работники по металлу, мужчины, которые клали плитку и возводили каркасы – они просто больше не требовались. Никто не строил ничего нового и не собирался строить, вероятно, ещё долгое время.
Эти мужчины не могли получить дополнительное образование, чтобы приобрести более полезные навыки. Мы вернулись к низкому уровню образования или полному его отсутствию, до повторного оснащения университетов кадрами было ещё далеко. Оставалось слишком много беспокойства, глубинной неуверенности в будущем. Мы представляли собой общество, расколовшееся бесчисленными путями. Те, что выгодно устроились на работу, занимали жизненно необходимые позиции: производство еды, критически важные технологии, силовые структуры, новости. Работу сложно найти, отсюда и высокий уровень преступности в нашем городе. И чем дальше, тем становилось только хуже.
– Кто финансирует проект? – спросил новенький, подключившийся к разговору.
– Как-там-его-зовут… Блин, ну на языке же вертится. Странное имя. Риордан? Тот же парень, который изменил ситуацию несколько лет назад, когда повсюду были те черные дыры, а у нас заканчивалась еда. Выпустил газеты. Вернул город в нормальную колею. Он какое-то время отсутствовал. Рад слышать, что он вернулся. Такие мужчины, как он, в этом городе не помешают.
Я нахмурилась. Большая часть меня была определённо не в восторге.
Я была здесь, каждый день прошедших двух лет упорно тянула лямку, без устали работала, чтобы спасти город. И что я получаю? Хмурый взгляд и бегство из-за одного вежливо заданного вопроса. Мои руки сжались в кулаки, лицо омрачилось ещё сильнее.
Я готова была поспорить на половину украденных у Риодана денег, что эти полные энтузиазма, только что устроившиеся на работу мужчины направлялись в Честер.
И если мои подозрения верны, то человека, который этим утром находился на вершине моего чёрного списка, эту занозу в заднице, которая за последние два года ни черта не сделала для Дублина, мой город опять вот-вот возведёт в ранг святого.
Глава 14
Тараканы скользили по усыпанным каменной крошкой расщелинам, под камнями и поверх них, вновь собираясь позади неровной груды камней, глубоко в тени, образуя приземистое желеобразное тело с двумя ногами, шестью руками и маленькой головой с клювообразным ртом.
Его хрупкая, ненадёжная форма вызывала у тараканьего бога отвращение. Он жаждал прочного существования среди людей, или хотя бы возвращения к возвышенному положению, которое он некогда занимал.
Когда воевали Титаны, выжили не гиганты. Выжили те, кто сделали себя маленькими и не вызывающими подозрения и не привлекли внимания своих врагов.
В этом тот, кого смертные прозвали «Папа Таракан», преуспел. Он был насекомыми под человеческими ногами, его поносили и оскорбляли за заимствование небольших порций еды дольше, чем он себя помнил. Современные люди считали его отвратительным и едкими губительными химикатами вытравляли его из своего яркого мира во тьму подвалов, стен, пещер и канализации. Превратили его в существо тайных уловок и жалкой показухи – он чесал спину об их зубные щётки, пока они спали, плевал в их стаканы, размазывал небольшие крошки фекалий по краешкам, и ещё больше бросал в их ящики со столовыми приборами. Его нищенские развлечения: они делили свой мир с ним, хотели они того или нет, знали они об этом или нет. Тьма принадлежала ему; его деяния начинались тогда, когда их деяния заканчивались во сне.
В его почтенном расцвете его бесчисленные тела, их завидная выносливость, подвижность и способность проникать в самые секретные места, широко ценились и были востребованы. Его уважали и боялись, им восхищались, его совет считался бесценным. Женщины выставляли для него еду при каждом приёме пищи, моля об его присутствии под их столом, готовя аппетитные блюда, чтобы подманить его поближе и суметь выпросить его помощи. Было время, когда он помогал им с добрыми намерениями. Наслаждался ими. Заботился.
Больше нет.
Во имя крови сидхов, а чего они ожидали? Когда ты с кем-то обращаешься плохо, он начинает вести себя плохо. Кто склонен использовать моменты преследования, чтобы продемонстрировать лучшие свои качества? Идиоты. Дураки. Он был здесь с самого начала, задолго до Фейри, смотрел, как люди впервые соскальзывающей походкой ступают на твёрдую почву. Аплодировал им, когда они эволюционировали, становились чем-то большим.
Теперь они превратились в нечто намного меньшее.
Блестящие жвала скрипнули друг о друга, когда он потёр блестящим черным панцирем о панцирь, чтобы издать шипение:
– Моё имя – Гастейн.
Прошли тысячи лет с тех пор, как он произносил эти слова. С тех пор как он называл себя как-то иначе, кроме как «тараканом».
Титаны пали, большинство навеки убиты, редкие немногие, которых невозможно убить, возможно, около сотни, заточены в земле. Горстка богов, которые и пережили катастрофические войны, и избежали заточения, как и он, нашли способ скрываться.
Гастейн наслаждался тесным знакомством с планетой, которую знали немногие боги. Он, тот, который некогда пировал лучшим, что мог предложить мир, теперь кормился его отбросами, глубоко зарывался в гнилостные отходы, стал находить удовольствие в различных вкусах дерьма – все ради знания, которое ему предоставлялось. Он мог чувствовать вкус тошноты в человечьих потрохах; знал, какая болезнь их убивала. В былые дни он мог бы достать им нужную траву, корень или масло, чтобы скорректировать дисбаланс. «Чтоб вы сгнили побыстрее, – проклинал он их теперь. – Взорвите себя, убейте собственную расу и убирайтесь с моей дороги».
В последнее время он даже зарывался под человеческую кожу, питаясь тучным жиром их тел, устраивался внутри них, вплотную знакомясь со многими из их мыслей и чувств. Он прокрадывался везде и всюду, знал все их секреты, и все же ему недоставало силы, чтобы хоть что-нибудь, черт подери, с этим сделать. Даже приведение себя в форму, способную к коммуникации, истощало. Его руки и ноги при перенапряжении склонны были разваливаться на индивидуальные сегменты.
И все же… безвременная мелодия была пропета, и она изменила мир, пробудив одни вещи, убивая другие, но что самое поразительное – создавая возможность нового порядка, способного восстановить положение, которым он некогда наслаждался. Поднять его из сточных канав, канализации и бесконечных атак, представлявших собой его существование. Земля ощущалась для него точно такой же, как некогда, более миллиона лет назад.
Однако древняя Песнь никоим образом не изменила и не улучшила его. Непроницаемость таракана уходила корнями вглубь его насекомной сущности. Практически неразрушимый, он один не подвергся изменениям неумолимого марша времени, магии, что нарастала, стихала и снова нарастала. Он, насколько ему известно, был единственным исключением: непреклонный Гастейн.
В свои темнейшие времена он клялся в верности нескольким: полубезумной ведьме с Каспийских гор; мертвецу, который восстал, чтобы преследовать ночь; древнему, первобытному зверю, который не был ни богом, ни Фейри, но обладал Ланндабх, ненавистным черным кинжалом, способным его уничтожить; и наконец, недавно заключил союз с принцем той самой расы, которая разрушила и уничтожила его собственную. Его братья и сестры умерли, и ему было уже все равно, кто удерживает власть, пока он получал свою долю.
Но теперь вернулся один из своих, и он был достаточно силен, чтобы заслуживать внимания. Достаточно могущественен, чтобы вернуть Ланндабх и освободить его. И судя по тому, что он до сих пор видел, вполне возможно, что он способен стать достаточно смертоносным, чтобы стереть Фейри из их мира.
Гастейн разогнал свои множественные тела, вновь призывая их и образуя бесформенную голову на одном из множества трупов, усеивавших душную пещеру с её светящимися камнями и кострами, и смотрел, как великий бог командует своим легионом почитателей.
Вернулся великий Крадущий души, Балор.
Боги оказались одурачены их врагами, Фейри; их обманули, ими манипулировали, и они пали. Но им не хватало преимуществ, которыми они теперь располагали, активов, которые Балор уже начал использовать, судя по недавнему приобретению: дюжина женщин, многие из которых сильно избиты, была прикована к колонне возле его алтаря.
Даже теперь узкий тёмный проем колыхался рябью возле возвышавшегося тёмного бога, которого некогда почитали с большей преданностью и большим страхом, чем остальных; он отделял человеческие души от тел, набирая силу с каждой приобретённой душой.
Некогда боги заботились о людях. Эта привязанность давным-давно разрушена. В этот раз все будет иначе.
В этот раз боги одержат победу.
В отличие от Гастейна Балор изменился, как и его метод использования – он сухо усмехнулся над каламбуром – дарованного Богом дара. А почему нет? С такой колоссальной силой чудо, что он вообще когда-то был добр.
Он наблюдал достаточно долго. Это хозяин, которому он станет служить. Грандиозное, безжалостное божество, которое имело свои обиды, цели и желания. Которое уже начало собирать вокруг себя других могущественных богов, и теперь даже дьявольский, кровожадный, исполняющий желания АОЗ прислуживал коварным лакеем. У Балора был план, отличный план. Гастейн был более чем готов увидеть, как человеческая раса будет стёрта с лица земли. А когда это случится, Балор будет достаточно могущественен, чтобы убить даже Фейри.
Гастейн рассыпался морем насекомых, шмыгнув по выемкам и расселинам, пересекая огромную пещеру темной поблёскивавшей волной. Он приблизился к богу, где тот стоял возле чёрного зеркала и горы тел. Многие из них были покалечены, но не до непригодности к ремонту или продолжительному использованию.
Он уважительно ждал, пока Балор закончит снимать парализующее заклинание с беспорядочно сваленных тел перед тем, как принять хлипкую форму и проскрежетать формальное обращение:
– Я в твоём распоряжении, великий и могущественный Балор.
Грандиозный бог резко повернулся от тел с шорохом длинных темных одеяний, его хромота едва была замета. Ах, да, он сильнее, чем прежде!
Половина его великолепного лица изогнулась в ослепительно прекрасной улыбке, другая половина совершенно скрывалась за искусно украшенной глянцевой маской ворона.
Взглянув вниз на приземистую форму тараканьего бога, он рассмеялся.
– Ах, Гастейн, мой дорогой старый друг, я надеялся, что ты выжил и найдёшь меня здесь. Твои навыки всегда были бесценны.
– Приятно видеть тебя, – сказал Гастейн. – Как я могу служить? – однажды он больше никогда не произнесёт этих слов.
– АОЗ только что известил меня о человечке, которая владеет тем, что должно принадлежать мне. Прочеши Дублин и найди её.
– Я сочту за честь служить твоим целям. Кого мне искать?
– АОЗ даст тебе описание. Когда обнаружишь её, возвращайся ко мне с её местоположением. Не предпринимай действий. Это тело я заберу сам.
– У тебя есть имя? – Гастейн подслушивал всюду, всех и каждого, оставаясь невидимым у их ног, в трещинах и отбросах. Имя поможет.
– Она называет себя Дэни О'Мэлли.
Глава 15
Меня ужасно недооценивают, но я пришла сюда исправить это[29]
Само собой, ублюдок отстраивал Честер.
Я стояла на тротуаре, стиснув руки в кулаки, на челюсти играл желвак, и меня так оскорбляла эта двойственность, что я заблокировала свои конечности, чтобы не дать им разорвать меня на части, поскольку они пытались подчиняться прямо противоположным желаниям.
Противоречивость – не моё естественное состояние.
Я стрела, летящая в цель, сосредоточенная, недрогнувшая. Я выбираю сторону и придерживаюсь её в каждой ячейке своей жизни.
За исключением одного.
Этого. Мужчины.
Часть меня хотела вскинуть кулак в воздух и крикнуть: «Грёбаный ад, мой партнёр вернулся, и похоже, в этот раз он планирует остаться надолго!», и все это на бегу, пока я мчалась бы вниз, чтобы собственными глазами убедиться в этом оптимистичном событии.
Другая часть меня хотела вмазать Риодану кулаком по лицу и сломать кости.
Нет, я переоценила процентные соотношения, половина – это неверно. 38 % меня склонялись к идиотски счастливой улыбке, тогда как 62 % меня были возмущены, разъярены, взбешены, и густые клубы пара угрожали повалить из моих ушей.
У меня нечасто болит голова, но сейчас она вот-вот готова была заболеть. В моем теле возникло слишком много давления, и некуда его выпустить.
За то время, на которое он вывел меня из строя без моего согласия, он добился уму непостижимого прогресса. На прежде пустой парковке над подземным ночным клубом Честер теперь стояло каркасное сооружение. Несколько сотен работников сновали в разные стороны, готовясь к следующей фазе проекта.
Фундамент уже залили, он застывал, там лежали стальные балки и брусья, готовые для возведения. Урчали погрузчики, и здесь был даже небольшой подъёмный кран, перетаскивавший материалы. На поддонах лежали горы брёвен, высились стопки огромных блоков дымчато-серого камня.
Должно быть, он наладил работу по три смены в день, работая и по ночам. Такой уж Риодан. Как только он чего-то хотел, он хотел, чтобы это было ещё вчера. Он ждал, если приходилось, с истинным терпением бессмертного, но если можно было избежать ожидания, он его избегал.
Почему теперь? Его чёртов клуб был разгромлен годы назад, и он ни разу не предпринимал попыток отстроить фасад наверху! Какой посыл я должна была уловить из этого – ты могла два долгих одиноких года выбиваться из сил, помогая Дублину, но я завоевал их верность за считанные дни?
Не то чтобы я думала, будто он делает это, чтобы позлить меня – а учитывая, как он злил меня, это было бы справедливым предположением – но я больше не думаю, что все его действия связаны со мной.
И все же мои супер-уши улавливали слишком много комплиментов в его адрес.
– Эй, мисс? Мисс? – сказал мужчина позади меня.
Я его проигнорировала. Несомненно, я стояла у него на дороге, и он хотел, чтобы я подвинулась и ни на единую секунду не задерживала запланированное Риоданом великое воссоздание мира, которое вскоре будет увековечено в переписанной для этого библии Дублина.
– Мисс, это вы? Я так и думал! – мужчина обогнул меня по кругу, остановившись передо мной. Стянув кепку с головы, он встал, стискивая её в руках, и его румяное лицо сморщилось в улыбке. – Нет больше никого с этим мечом. Добрейшего вам утра, моя дорогая! Жена продолжает спрашивать, не видел ли я вас. Она хотела бы, чтобы вы присоединились к нам за ужином.
