Текст книги "Высокое напряжение (ЛП)"

Автор книги: Карен Мари Монинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Затем он повернулся и посмотрел на меня, с проблеском эмоции в глазах, и я резко вдохнула. Глубоко внутри я ощутила слабое, робкое шевеление надежды. Два долгих года никто к нему не приходил. Вероятно, он думал, что я знаю, где он, что делает, и сама решила не приходить.

– Я понятия не имела, где ты или что с тобой случилось, – сказала я, раздувая это пламя надежды. – Я думала, тебе уже все равно. Я думала, ты ушёл, потому что презирал меня. Я скучала по тебе, Шон. Боже, я скучала по тебе сильнее, чем могут выразить слова, – я прикрыла глаза, когда их закололо от свежего прилива слез. Сколько же раз я представляла, как мы с Рэй гуляем по землям вокруг аббатства с Шоном? Будучи семьёй, и неважно, чей она ребёнок. Готовим ужин из свежепойманной рыбы, наблюдаем, как появляются звезды, подтыкаем ей одеяло, занимаемся любовью до рассвета.

– Дай нам ещё один шанс, Шон, – взмолилась я. – Пожалуйста, скажи, что ты попытаешься.

Глава 29

Там есть замок на облаке^[53]

В некоторые дни Дублин так прекрасен, что это сражает меня наповал, и это утро было одним из тех дней – мы с Риоданом спешили по мощёным улицам в сторону «Книг и сувениров Бэрронса».

За ночь проливной дождь оставил лужи, неподвижные и сияющие как зеркала на тротуаре, отражавшие здания и магазины и небо. Все было блестяще-влажным, отскоблено-чистым, золочёным лучами солнца, прорезавшими облака. Это утро было одним из тех поразительно свежих, выполненных в живых серых и черных и серебристых тонах, сбрызнутых красочными цветами, распускавшимися на клумбах, и деревьями, то тут, то там стоявшими вдоль обочин.

Риодан попросил меня сузить временной период исчезновения магазина, но я не сумела дать ему результат лучше двухнедельного промежутка. Столько времени прошло с моего последнего визита перед тем, как я обнаружила его отсутствие, а это означало, что он мог исчезнуть двумя неделями ранее, а мог и в тот же день, перед тем, как Риодан вышиб мою дверь.

Мы неоднократно пересекали парковки, отыскивая улики. Всматриваясь вниз, поднимая взгляд вверх, поддевая немногочисленные куски мусора, катавшиеся по бетону как перекати-поле.

За исключением впечатления неестественного искажения, не было ни единого информативного кусочка улик. Загадка «Книг и сувениров Бэрронса» натянула на себя эквивалент боевого платья «той женщины».

– Я ничего не нашла, – сказала я Риодану несколько минут спустя, когда мы встретились на месте, где когда-то находился величественный веерообразный вход.

– Это не имеет смысла, – пробормотал он, когда его телефон издал звук входящего сообщения. Он достал его из кармана, прочёл сообщение и нахмурился. Прозвучало ещё одно уведомление, и он схватил мою тщательно укутанную в рукав и перчатку руку, читая сообщение и таща меня через парковку в сторону аллеи.

– Что? Куда мы идём? – потребовала я.

– Просто идём.

– Тебе необязательно меня тащить, – прорычала я.

– Я в этом не уверен, – он волок меня так быстро, что у меня едва оставалось время осознать, куда мы направляемся, но я осознала и тут же упёрлась пятками. – О нет, черта с два! Я не стану опять терять время, – мой город нуждался во мне сейчас, не месяцы или годы спустя. Шазам нуждался во мне.

Он резко дёрнул, и я полетела вперёд, врезавшись в стену за «Книгами и сувенирами Бэрронса», в тот самый портал, в который я вошла так давно, а затем провела бесконечные годы в Зеркалах, пытаясь вернуться домой.

Я хлопнулась о стену. Затем я была стеной. Затем я протиснулась на другую сторону, в печально известную Белую Комнату, которой все ещё не хватало усталых скворцов, где я стояла, свирепо хмурясь на десять огромных зеркал, одно из которых целую жизнь назад так подло забросило меня в древний, враждебный Зал Всех Дорог.

Я моргнула. Белая Комната изменилась. Она больше не являлась абсолютно пустой, лишённой особенностей комнатой. Кто-то заново отделал её, или, как и все остальное в мире, она получила магическое обновление.

Украшенная орнаментом белая лепнина венчала стены, сливаясь с роскошным потолком, с которого свешивалась дюжина люстр, мерцавших как лёд в лучах солнца. Стены с пола до потолка обшиты узорчатыми панелями. Пол из белого глянцевого мрамора. Однако зеркала были в точности такими же, висели безо всякой видимой опоры, некоторые лениво кружились в искусных рамах, другие оставались неподвижными в тонких, сваренных из звеньев цепи рамках. Некоторые из стёкол были черными как ночь, другие – молочными, третьи кружились нервирующими тенями.

Они опять перетасовались.

Я действительно ненавидела эту комнату.

Когда Риодан появился рядом со мной, я сердито сказала:

– Я не вернусь в Белый Особняк. Или в зал. Плевать я хотела на то, какие у тебя доводы.

– Бэрронс написал смс. Он хотел, чтобы мы быстро убрались с места и перестали привлекать к нему внимание.

– Бэрронс! – воскликнула я. – Где он?

– Сейчас мы направляемся к нему.

Я глубоко вдохнула, беря себя в руки. Я целиком и полностью за, где бы он ни находился, но у меня были неприятные воспоминания об этом месте. Я прошла через зеркала и потерялась на годы. Вышла преследуемой Кровавой Ведьмой, затем убийство Риодана и Бэрронса. Позднее заходила, чтобы спасти Мак, вернулась в совершенной иной Дублин к злому до глубины души Танцору. Я потеряла недели, которые мне не удалось провести с ним, и грёбаный ад, если бы я знала, что наше время вместе будет таким коротким – ну, по правде говоря, я все равно пошла бы, потому что так было необходимо, и это моя работа. И все же, я в своей жизни потеряла так много времени.

– Сейчас мы не будем терять время, – сказал Риодан. – Мы воспользуемся другим набором Зеркал, которые совершенно минуют Белый Особняк.

Когда он протолкнулся в третье Зеркало слева, в которое я никогда не входила, я закатила глаза, покачала головой и кинулась за ним.

После долгого, извилистого, неприятного протягивания себя через то, из чего сделаны Зеркала, я вывалилась – клянусь, Зеркала делают это нарочно, чтобы лишить тебя равновесия – в сердце «Книг и сувениров Бэрронса».

На мгновение я просто встала там, тихо сияя, как Гарри Поттер, воссоединившийся с Хогвартсом. Я вновь была в своём магическом месте, где однажды, давным-давно – впервые за все время – я почувствовала, что у меня может быть дом. Это место обладает для меня священной, мистической атмосферой. Я люблю КиСБ. Люблю, люблю, люблю. Магазин пахнет превосходными приключениями, застрявшими в кожаной обивке, втиснутыми на книжные полки и ждущими, когда их освободят, сливочно-персиковыми свечами Мак, первоклассной меблировкой и шерстяными коврами Бэрронса и пряностью моего типа опасности. Звуки этого магазина – музыка для моей души: позвякивание колокольчика, который я сотрясала всякий раз, когда являлась сюда; тихое шипение газового пламени в эмалированном очаге, приглушенное гудение холодильника за прилавком Мак.

Мак. Мне не терпелось поговорить с ней. Мне столько всего нужно было ей сказать, столько спросить.

Я медленно повернулась, впитывая это все – элегантную мебель, то, как солнце под углом проникало через освинцованные стекла окон, мою излюбленную дверь с колокольчиком, полоски разноцветного света, струящиеся по книжным шкафам, висевшие на каминной полке чулки, высокую украшенную рождественскую ёлку в углу… Погодите-ка, что? Мы все-таки потеряли время? Сейчас не декабрь!

– Почему, черт подери, у тебя стоит рождественская ёлка, Бэрронс? – прорычал Риодан сзади меня.

Я резко развернулась и задержала дыхание, улыбаясь. Иерихон Бэрронс – одна из немногих констант в моем мире. Другие вещи могут меняться, но Бэрронс – никогда. Он – непробиваемый, незыблемый, непреклонный камень мужчины, который даже вода неспособна сточить. Как и Риодан.

Его ноздри раздулись, на подбородке задёргался крошечный мускул.

– Не у меня. Это была идея Мак. В этот раз она хотя бы не розовая.

Проблеск движения на высоком книжном шкафу позади него привлёк мой взгляд.

– Э, Бэрронс, почему в твоём магазине лемур?

Его лицо не могло сделаться ещё мрачнее.

– Тоже идея Мак.

– Чем ты его кормишь? – Он вообще его кормил? Малыш показался мне ужасно тощим.

– Если бы я сумел поймать пушистого мудака, я бы выкинул его в грёбаное окно. Он всюду срёт. На твоём лице чёрное пламя, Дэни. Что Риодан делал с тобой? У него хватает ума не татуировать лицо, когда ещё осталось тело.

Затем он бросил на Риодана вопросительный взгляд, и между ними пронеслось что-то, чего я не понимала. Риодан один раз дёрнул головой, Бэрронс кивнул. Они вели совершенно приватный разговор.

Годы назад я бы проигнорировала их. В этот раз нет. Я задалась вопросом, сумею ли я проникнуть, как сделала это в Элириуме. Я уставилась в глаза Риодана, позволяя своему взгляду расфокусироваться, и подумала о татуировке, которую он набил у основания моего позвоночника. О том, что его кровь и моя смешались, и об опасной силе таких заклинаний, о непреднамеренных связях, которые они образовывали. Я опустошила свой мозг от мыслей, простёрла свои чувства и – хрясь!

«…ни одной чёртовой идеи. Думаю, она превращается в Охотника».

Шок и глубинный прилив печали. «Христос, из всего, что ты предполагал, это никогда не было одним из вариантов. Что ты делаешь здесь? Она не звонила ЯВСД, иначе я бы знал. Ты не должен быть здесь».

«Я знаю».

«Как ты вернулся?»

«Я же тебе сказал, ни единой грёбаной идеи. В один момент я был там, в следующий…»

– Прекрати! – они оба разом зарычали на меня.

Я пошатнулась от силы, с которой они выбросили меня из своих мыслей.

«Ты была лишь в его голове, не в моей, – Бэрронс бросил на меня тёмный взгляд. – Я почувствовал тебя в его голове, и ты слышала меня там, так что не задирай нос».

Я выгнула бровь, все равно чувствуя себя довольно обнаглевшей. Я пробилась в непроницаемую голову Риодана. Черт подери.

Вслух я сказала:

– Где мы и откуда ты знал, что мы были на парковке?

– Я выглянул в окно.

Озадаченная, я направилась к двери, чтобы достичь двух целей: звякнуть тем колокольчиком и увидеть, где мы находимся, когда Бэрронс прогрохотал:

– Не открывай её!

Я бросила на него ошеломлённый взгляд и вместо этого пошла к окну. Я посмотрела, моргнула, посмотрела снова. КиСБ покоился посреди пушистых белых облаков с узким видом через них на пустые парковки внизу. Здесь, вверху, было солнечно, внизу – мрачно. Я прижалась щекой к окну и подумала: «Святой Ромуланский генератор белого шума, магазин был невидим снаружи!»

– Божечки, мы в фильме «Вверх». Что ты сделал? Как ты поднял КиСБ в воздух? – если бы я вышла из двери, я бы грохнулась. – И не смей выбрасывать того бедного маленького лемурчика, – обеспокоенно добавила я.

– Я не поднимал его в воздух. Это сделала Мак.

Я осмотрелась по сторонам, умирая от желания увидеть её. Сегодня будет просто праздник. Риодан, Бэрронс и Мак; мои львы, тигры и медведи вернулись.

– Где она? – нетерпеливо спросила я.

– Это нам и нужно обсудить, – мрачно сказал Бэрронс.

***

Фейри никогда и не собирались принимать Мак в качестве их новой королевы, сказал нам Бэрронс, когда мы собрались в задней части книжного магазина на любимом диване-честерфильде Мак.

Разъярённые открытием, что их прошлая королева, которая давным-давно силой убрала их из мира людей, начала своё существование в качестве человека, вдобавок узнав, что их доверенный принц Видимых, В'Лэйн, на самом деле был принцем Невидимых, Двор Светлых стал строго придерживаться чистоты. Лишь Видимым разрешалось править в будущем, лишь Видимые могли стать следующей королевской знатью. Решив так, они выставили крупную награду за голову Джейна, решив убить его, чтобы следующий принц родился из числа их самих.

– Сейчас существуют два принца Светлого Двора, которые являются полнокровными Фейри, – сказал нам Бэрронс. – Они скрывают своё присутствие от вас.

– Один, – поправила я. – Я убила одного прошлой ночью.

Бэрронс выгнул бровь.

– Ты проигнорировала указ Мак.

– У нас не было выбора. Вы ушли и не прислали ни слова. Мы понятия не имели, живы ли вы вообще, – бесстрастно сказала я.

– Не заслугами Фейри. Они потребовали, чтобы она пришла ко двору, раскатали чёртову красную дорожку. Несколько дней они прикидывались хорошенькими, симулируя готовность принять её. Благодарность за то, что она восстановила мир и разрушила Невидимых. Но их древние силы оживились Песнью. После четыре дней в Фейри, встреч с каждой кастой, не дав Мак времени попытаться научиться овладеть силой, которую ей передала королева, начались нападения. Сорок два покушения на её жизнь за двенадцать часов, – прорычал он, его тёмные глаза полыхали.

– Они пришли за ней, хоть у неё есть копье и ты рядом? – изумлённо переспросила я. – Они рехнулись?

– Атаки исподтишка в огромных количествах, попытки нас разлучить. Они готовы были умереть, чтобы увидеть, как один из них займёт её место. Нам нужно было время. Королева, которая не может использовать свою силу – не королева вовсе. Мы вернулись в Дублин, я расставил Зеркала и отвёл её в знакомую мне комнату в Белом Особняке; первую комнату, которую Король Невидимых построил для своей возлюбленной, задолго до того, как появился Белый Особняк. Комната, где время движется так медленно, что оно даже не ползёт. День в нашем мире – десятилетия там. По лучшим предположениям, она просидела в этой комнате почти столетие.

– А ты? Как долго ты сидишь здесь? – потребовал Риодан.

– Не имеет значения.

– Почему ты здесь, если она в Белом Особняке? – спросила я. Бэрронс никогда не оставил бы Мак одну, без защиты.

– Она не там. Она сместила положение вещей. Я был в Белом Особняке, снаружи комнаты, охранял. Внезапно я очутился в книжном магазине, а её комната присоединилась к нему дверью, которой раньше не существовало, – он показал через плечо на дверь справа от эмалированного камина за зоной отдыха. – Возможно, она почувствовала приближающуюся угрозу и переместила нас. Затем вещи начали появляться, меняться. Радуйтесь, что вы не пришли в день, когда она сделала все розовым. Если вы никогда видели чёртов розовый честерфильд, считайте себя счастливыми. Она тестирует свои силы. Смотрит, на что она способна. Лемур должен скоро исчезнуть. Большинство исчезает.

– Она ест, пьёт? Делает что-нибудь? – спросила я. Я просто хотела её увидеть. Так много раз за прошедшие несколько лет я жаждала поговорить с ней. Теперь особенно, когда Риодан вернулся. Мы с Мак очень похожи, и в то же время мы не могли бы быть более разными. Она бывает эмоциональной, но не всегда бывает логичной. Мы Инь и Ян и в этом плане хороши друг для друга.

– Нет. Там не только время течёт иначе, я сомневаюсь, что она в чем-то все ещё нуждается. Она превращается в Фейри. Я открывал дверь. Один раз. Временной разрыв едва не убил меня.

– Когда ты в последний раз ел? – потребовал Риодан.

– Слишком давно.

– Иди. Я останусь.

Бэрронс отрицательно рубанул головой.

– Ты выглядишь нехорошо.

– Мы все принимаем свои решения, не так ли? Мы не слушаем советов других. Как это у тебя получилось?

– Мать твою, забудь уже об этом. Мы спорили об этом тогда. В то время это казалось самым мудрым вариантом, и ты это знаешь, – холодно сказал Риодан.

– Время. В этом всегда проблема, не так ли?

Я опять не знала, о чем они говорили, но безмолвно согласилась. Недостаточно времени с Танцором. Теперь недостаточно времени с Риоданом до того, как моё тело стало смертоносным для прикосновений.

Риодан взглянул на меня. Мне даже не нужно было, чтобы он открывал рот, я знала, что он собирался сказать.

– Просто иди, – раздражённо сказала я. – Навёрстывайте время в своём альфа-стиле Девятки. Мне все равно нужно заняться кое-каким исследованием, – Бэрронсу я сказала: – Книги о старых богах Земли, направь меня к ним.

Он показал мне, и когда они пошли в кабинет Бэрронса, я размашистым шагом направилась в сторону лемура, только что перемахнувшего через балюстраду, чтобы познакомить себя с нашими новыми древними врагами.

***

Говорят, те, кто забывает своё прошлое, обречены на его повторение. На что тогда обречены те, кто стирает собственное прошлое?

Быть поглощёнными им?

Разрушить всю надежду на будущее?

Потому что практически это и произошло с нашим прошлым – гигантский ластик позаботился о нём.

Кельты славились тем, что не записывали вещи, наши древние традиции были устными.

Затем пришли римляне и прилепили имена своих богов поверх наших, и если это недостаточно запутало наши корни, то потом ворвалось христианство и вставило ещё больше имён, образов и легенд поверх наших богов, пока нам осталось совсем немного, вроде лепреконов, крошечных озорных феечек и троллей.

Мы, ирландцы, упрямые люди. Мы так просто не сдаёмся. Единственный способ, которым христианство сумело так окончательно стереть нашу историю – это возведение церквей на наших святых местах, затмевая их происхождение и предназначение, и переименовывая наши языческие праздники, превращая их в христианские празднования, за которыми не осталось ни одной нашей традиции.

Наши боги представляли собой жалкую, однобокую, переписанную свалку.

Я читала часами и вместо обнаружения ответов нашла ещё больше вопросов. Фоморы смешивались с Фейри, сливались с божествами со всей Западной Европы и многие по неофициальной информации были повержены или превращены в различных святых. Святому Патрику приписали не только управление всеми змеями Ирландии, тогда как научное исследование окончательно подтвердило, что в Ирландии изначально не водилось никаких змей, но и встречи с богами из нашего прошлого и после долгой беседы обращение даже их в христианство.

Иными словами, наша история пребывала в дерьме.

Имена богов и имени Туата де Данаан сделались практически взаимозаменяемыми.

О да, сотрите монумент тому ужасному, что мы сделали в прошлом, чтобы это смогло укусить нас за задницу в будущем. Все возвращается на круги своя, если ты достаточно глуп, чтобы это допустить. Вот почему я помню все, что сделала, смотрю на себя в зеркало и встречаюсь с глазами, которые облажались, полностью осознают свои провалы; потому что день, когда я позволю себе забыть их – это день, когда я начну повторять их с начала.

Никогда. Этому. Не. Бывать.

Я обчистила книжный магазин Бэрронса, собирая тома для дальнейшего чтения, кратко записывая в заметки на телефоне имена от Авертаха до Балора, от Морриган до Луга, Дагды и Аанъи, Медб и Дайре, набрасывая скудные наброски о каждом.

Я нигде не нашла ни единого упоминания АОЗа или похищающего людей бога.

Пока я хмуро смотрела на свой телефон, он внезапно сделался розовым, взорвался сияющими сердечками по всему экрану, стирая мои заметки и заменяя их надписью с цветочками:

«Я добиваюсь успеха, Дэни. Скоро вернусь. Скучаю по тебе. Так сильно тебя люблю!!! Мак».

Я улыбнулась от уха до уха, а затем расхохоталась. Розовый и сердечки. Мак все равно оставалась Мак, вопреки превращению в Фейри. Мак всегда будет Мак. Она через столько всего прошла, пережила одержимость величайшим злом, какое только знали люди и Фейри, победила колоссальное психопатичное сознание, которое её поглотило. Знания Фейри и власть никогда не сотрут Радужную Девочку Бэрронса.

Никак невозможно было написать ей в ответ, и надпись исчезла, но я оказалась достаточно быстрой, чтобы сделать скриншот сообщения прежде, чем оно исчезло. Мгновение.

Обещание. Прямо-таки с клятвой на мизинчике.

Я выглянула в окно на темнеющее небо, собрала книги, которые уносила с собой, и спустилась вниз, чтобы найти сумки, в которые их можно засунуть. Я шарилась за прилавком с кассовым аппаратом, когда вошли Бэрронс и Риодан.

Бэрронс бросил один взгляд на мои книги и прорычал:

– Эти были в запертом шкафу.

Ну да.

– Это я их достала.

Темные глаза сверлили меня.

– Ты никак не могла вскрыть тот замок.

– И не говори! – сердито ответила я. Я превосходно вскрываю замки. Это одна из моих специальностей, а эта проклятая штука меня победила. – Я разбила стекло рукояткой меча.

– Ты. Разбила. Стекло.

Божечки, Мак же говорила, что Бэрронс бесится, когда трогаешь его вещи.

– Ты можешь так же знать, что я взяла твой байк и Лэнд Ровер, пока гараж не исчез, – проинформировала я его, просто чтобы расставить все между нами на свои места.

Он уставился на меня так, будто я была образцом на стёклышке микроскопа.

– Мак написала, – сказала я, чтобы отвлечь его. – С ней все хорошо.

Он неестественно застыл, сделавшись настолько неподвижным, что он исчез из моего зрения на мгновение, растворившись в обоях за ним. Затем он вернулся, тихо произнося:

– Она написала. Тебе. Дай мне посмотреть.

Оу, видимо, она не потрудилась написать ему. Просто посылала ему рождественские ёлки и лемуров. Я протянула ему свой телефон со скриншотом.

Он долго смотрел на него, в его темных глазах кружили тени, и я увидела в них проблеск такого чистого, нескрываемого голода, что это меня ошеломило. У них было единство, симбиоз, партнёрство, о котором я мечтала – волки, которые выбрали сбиться в стаю и охотиться вместе, солдаты, которые всегда прикроют спину друг другу, несмотря ни на что, ни один грех, ни один проступок не был слишком велик.

Он провёл большим пальцем по экрану, как будто мог через него каким-то образом коснуться Мак. И я подумала «Святой ад, Иерихон Бэрронс имел… не уязвимость, но да, это. Слабость, нужду». Мак. Я видела это и в ней тоже. Это и беспокоило меня в любви. Хотеть кого-то так сильно, что кажется, будто ты не можешь дышать, когда они уходят; так интенсивно, что твой мир теряет половину своих красок, и ты находишься в странно подвешенном состоянии, пока они не вернутся. Как мои последние два года. Уязвимость, как ни посмотри. Я нервно взглянула на Риодана и быстро отвернулась. Потеря Шазама едва не разрушила меня. Потеря Танцора вновь меня сокрушила.

Затем лицо Бэрронса стало отстранённым, холодным и непроницаемым. Он резко развернулся, подошёл к заднему камину, пошарил на каминной полке, затем вернулся и протянул мне телефон обратно вместе с конвертом.

– Мак просила передать это тебе, когда я в следующий раз тебя увижу.

Я взяла это – запечатанный белый конверт безо всякой подписи.

– Что это?

– Я понятия не имею. Она лишь попросила удостовериться, что ты его получишь.

Я хотела тут же разорвать его. Я не сделала этого. Я загляну в него позже, в одиночестве.

– Ты не собираешься его открывать? – потребовал он.

– Если это как-то связано с Мак, я напишу тебе.

Он склонил голову.

– И в тот же момент, когда она выйдет, я дам тебе знать. До тех пор оставь книжный магазин в покое. Не привлекай к нам внимание. Фейри её ещё не нашли, и я хочу, чтобы так и оставалось.

Я кивнула.

– Покорми лемура. Уверена, у тебя здесь где-то есть еда. Хотя бы выставь миску воды, – бедный малыш сидел на книжном шкафу над моей головой все то время, что я читала. Ему было одиноко. И он был голоден.

Я засунула конверт в карман, упаковала книги в пакеты КиСБ, и мы с Риоданом ушли, протолкнувшись в зеркало и вернувшись в окутанный сумерками Дублин внизу.

***

Позднее я села за то, что осталось от моего обеденного стола, которому не хватало нескольких досок, разложив свои книги и держа в руке конверт от Мак.

Шазама нигде не было видно, но прошлой ночью он пообещал появляться почаще. Я рассчитывала на это. Он был единственным живым созданием, которое я могла обнять.

Риодан непреклонно противился тому, чтобы я возвращалась в свою квартиру, но я настояла, напомнив ему о превосходной охранной работе, которую он проделал в моей спальне, обеспечивая мне место, безопасное от Фейри. Если бы он настоял на своём, я бы жила в Честере. Ничего нового. Он пытался добиться этой перемены места жительства с тех пор, как я была ребёнком.

Я уже не ребёнок, я женщина, которая привыкла к своему пространству и времени. Я согласилась встретиться с ним в Честере после того, как исследую содержимое конверта от Мак и проведу ещё несколько часов с древними томами Бэрронса.

Я перевернула конверт, сняла перчатку и открыла его, достав два листа бумаги и развернув их.

Моё сердце подскочило к горлу, и все, о чем я могла думать – это «Какого ж черта… как Мак умудрилась получить письмо от Танцора?»

Я закрыла глаза, выровняла дыхание, приготовила себя к горю и начала читать.

Привет, Мега.

– Привет, Танцор, – прошептала я.

Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю.

Я подумал, что скажу это в первую очередь, чтобы не начинать со зловещего клише типа «Если ты читаешь это, я мёртв». Но если ты читаешь это, так и есть. Не беспокойся обо мне, со мной все в порядке, и мы ещё увидимся.

Я хотел оставить тебе письмо, но не мог придумать место, где бы его оставить, чтобы А) ты не нашла его до моей смерти и Б) ты определённо нашла его после, и честно говоря, я не хотел, чтобы оно сразу же попало к тебе, так что попросил Мак передать его, когда момент покажется подходящим. Я знаю, что моя смерть тяжело по тебе ударит, и я так чертовски сожалею об этом.

Я какое-то время подозревал, что космические часы для меня сходят на нет. Я знаю признаки. Ты тоже их знаешь, и я люблю тебя до края земли и обратно за то, что игнорировала их вместе со мной. Для этого требовалось больше, чем храбрость, Мега. Для этого требовалось сердце из золота и хребет из стали.

Я раньше беспокоился, что никогда не сумею обнять тебя и заняться с тобой любовью в этой жизни. Что наша красная нить будет платонической, потому что ты была так молода, когда мы встретились, а у меня было слабое сердце, и это сводило меня с ума, потому что я знал, что мы любили друг друга прежде. Я знал это в тот момент, когда увидел тебя, плюющуюся словом «черт» со скоростью миллион миль в минуту, так интенсивно чувствующую все в своей жизни.

Погугли японский миф о красной нити. Если интернет не работает, посмотри в моем фотоальбоме, коричневом, со всеми теми селфи, которые мы делали, когда безумно и глупо веселились. Вместе с теми другими селфи, когда мы делали сумасшедшие, сексуальные вещи. Я люблю тебя за них. Лучшее. Порно. В истории.

Так вот, я распечатал для тебя миф на тот случай, если мир останется оффлайн, но если кратко, то японцы верят, что наши отношения предрешены богами, которые связали мизинчики тех, кто должен найти друг друга в следующей жизни. Люди, связанные красными нитями, будут оказывать существенное влияние друг на друга – изменяющее жизнь, формирующее душу влияние. Вместе они будут творить историю. И хоть эти нити могут запутаться, завязаться узелками и перехлестнуться, они неразрушимы. (Между прочим, я думаю, лучше всего не принимать «неразрушимость» как данное. Выбор первостепенен. Красные нити священны. Будь с ними осторожна) (Ещё одно отступление, эти красные нити выходят из наших мизинчиков, потому что локтевая артерия идёт от сердца к этому маленькому пальчику, а эти нити связывают наши сердца через время и пространство).

Спасибо, что была моей красной нитью. Я знаю, как мне охрененно повезло, что мне досталась ты.

Я знаю тебя, дикарка. Намного лучше, чем ты думаешь. Ты думала, я полюбил тебя, потому что видел только твои хорошие стороны. Ты думала, я видел тебя через фильтр. Это не так.

Я знаю про клетку (я ненавижу её за это сильнее, чем ты можешь себе представить), убийства, к которым тебя принудили обманом (Ровену я тоже ненавижу), ужасные несправедливости, которые ты вытерпела.

И все же ты вышла из всего этого с таким чистым сердцем, что у меня перехватывает дыхание. Если бы я мог, я бы спас тебя тысячу раз. Я был бы твоим рыцарем в сияющей броне. Я бы убивал драконов, спасал тебя, сражался бы за тебя в войнах.

Но никто тебя не спас. Так что ты спасаешь мир.

И теперь я мёртв, и я оставил тебя одну, и я это ненавижу.

Ты помнишь, когда я спросил тебя о Риодане? Ты разозлилась на меня, когда я сказал, что я не такой супер, как он. Ты сказала, что я такой же супер, просто в другом отношении. Спасибо тебе, что сказала это.

Я вижу тебя так же, как ты видишь Риодана. Я поклоняюсь тебе. Я благоговею перед тобой. Я считаю тебя самой изумительной из всех, кого я когда-либо знал.

Я завидовал Риодану. Его сильному сердцу, его бессмертному телу. Я так сильно завидовал его долгой жизни, что я почти его ненавидел.

Затем однажды он пришёл ко мне после того, как ты сказала ему, что я умираю. Он рассказал мне о тебе. Вещи, которые ты никогда не позволила бы мне знать. Он не рассказал мне всего, так что не злись на него. Я знаю, потому что я задавал вопросы, на которые он не ответил. Он хотел, чтобы я знал, какое ты чудо. Он также оценивал меня, пытаясь решить, достоин ли я тебя. Моё уважение и почёт к тебе в тот день стали ещё огромнее, а я не думал, что такое возможно. Ты та женщина, которая встречается один раз в гуголплекс ^[54] , Мега.

Перед уходом он предложил достать для меня Эликсир Жизни.

Когда я ответил отказом, он предложил сделать меня таким, как он.

Я уронила письмо и сидела, уставившись перед собой. Он сделал что? Я просила его сделать то же самое. Он сказал «нет, это не сработает, это может его убить». Затем он пошёл к Танцору и все равно предложил это сделать. Ради меня. Я провела несколько долгих секунд, пытаясь это осмыслить, затем продолжила читать.

Он сказал, что успех не гарантирован, моё сердце могло все равно отказать. Я мог не пережить трансформацию. Но потому что ты любила меня, он готов был попытаться. Он сказал, что и эликсир, и превращение в такого как он имеет свою цену, и обоим вариантам сопутствуют значительные проблемы. Он сказал, что расскажет об этих проблемах, если я выберу один из вариантов.

Я никогда в жизни не испытывал такого искушения.

Но во всем есть схема и замысел. Я вижу это в великой истине математики, я слышу это в совершенстве величайших музыкальных композиций. Эта поразительная вселенная знает, что она делает.

Он также рассказал мне об определении любви, которое ты дала ему, когда тебе было четырнадцать – великолепное, между прочим! – но сказал, что ты кое-что упустила.

Он сказал, что любовь – это готовность ставить счастье и развитие любимого человека превыше своего собственного. Даже если это означает отказаться от них.

Время для жестокой правды: я всегда знал, что ты хотела нас обоих. Прекрати париться из-за этого, дикарка. Я лишь один из множества изгибов и поворотов твоей эволюции.

Сейчас я уже устаю. Осталось недолго. Я хочу отдохнуть, чтобы сегодня вечером я смог опять заняться с тобой любовью, когда ты вернёшься домой. То, как ты смотришь на меня в постели, со всеми этими яростными эмоциями, полыхающими в твоих глазах, то, как ты меня касаешься – ты не щедра на слова, но я чувствую это в твоих руках – и из-за тебя мне удалось побыть мужчиной, которым я всегда хотел быть в этой жизни.